В высшей степени захватывающая экскурсия по историческим 4 страница
«Ничего общего. У нее никогда не было со мной ничего общего».
Девушка потерла виски и посмотрела на Чудовище.
Ей полагалось бояться, ведь рядом с ней огромный яростный зверь, способный убить ее десятью разными способами. Но он спас ее от волков, а значит, не хотел причинить ей вред. К тому же он разговаривает как самый обычный человек, которого можно урезонить.
Белль подумала о Гастоне – он ведь тоже здоровенный, звероподобный и умеет говорить.
Соображал Гастон куда медленнее Чудовища. Если бы здесь находился сейчас он, их с Белль разговор тянулся бы намного дольше, прошел бы куда менее гладко, и вдобавок этот великий охотник все равно попытался бы на ней жениться. Хоть он и человек, а общаться и договариваться с ним гораздо труднее.
Белль вздохнула и начала развязывать веревки.
Чудовище замерло, кажется, даже дыхание затаило, наблюдая за ее действиями широко открытыми глазами. На его морде явно читалось подозрение.
– Что… Почему ты это делаешь?
Девушка пожала плечами:
– Как ты и сказал, теперь уже все равно. Мы застряли здесь… на какое‑то время, так почему бы не доверять друг другу?
Она развязала последний узел, и Чудовище, стряхнув веревки, пошевелило на пробу когтями.
Потом поднялось из кресла, поморщившись и стиснув зубы от боли.
– Если бы мы сумели найти мою мать, – задумчиво проговорила Белль, – если она до сих пор жива, конечно. Возможно, она могла бы снять с тебя проклятие.
|
|
|
– И как же мы ее найдем? – проворчало Чудовище, массируя затекшие лапы.
– У тебя осталось зеркало, которое она тебе дала? – Белль спрашивала, уже зная ответ: она вспомнила, что на столике помимо розы под колпаком находился еще один предмет. Там лежало красивое зеркало с серебряной ручкой. – Оно показывает тебе все, что угодно?
– Волшебное зеркало, – воскликнуло Чудовище, вскидывая брови. – Да! Мы можем спросить у него!
– Отлично, пойдем, спросим волшебное зеркало, – повторила девушка, не в силах поверить, что сказала такое вслух. – Почему бы и нет. А потом, быть может, сходим в лес, навестим ведьму и отломим кусочек от ее пряничного домика.
Чудовище поглядело на нее озадаченно, его брови поднялись еще выше, как темные тучи над синими глазами.
– Не важно, – вздохнула Белль. – Это просто шутка.
И вот Белль снова поднималась по лестнице, направляясь в запретное крыло, только теперь ее любопытство и страх исчезли, сменившись усталостью. Перешептывание теней и поскрипывание живых доспехов уже не наводили на нее ужас, теперь в ее голове вновь и вновь всплывал один и тот же образ: обрамленное белокурыми кудрями лицо, зеленые глаза, горящие недобрым торжеством. И картинка эта девушку совершенно не радовала.
|
|
|
Перед двойными дверями с ручками в виде демонических голов Чудовище на миг помедлило. Это напомнило Белль сцену из какой‑то книги, в которой смущенный мальчик показывал девочке дом своей семьи или свою личную комнату, боясь, что гостья заметит какой‑то беспорядок вроде выглядывающих из‑под кровати носков.
«Как будто есть что‑то хуже импровизированных «гнезд», устроенных из раскуроченной мебели, и разбросанных повсюду костей», – саркастически подумала Белль.
Чудовище пропустило ее вперед – неожиданный жест вежливости. Внутри было холодно, занавеси с хлопаньем колыхались на ветру.
Не очень гостеприимный вид.
– Что это за картина? – спросила Белль, указывая на разодранный портрет молодого человека с синими глазами.
Чудовище протяжно вздохнуло, его широченные плечи нависли над головой.
– Это я.
Оно осторожно подцепило когтем свисающие куски холста и приложило их к картине, так чтобы можно было рассмотреть изображенного на картине человека. Принц был высок, красив и глядел на зрителей презрительно, пожалуй, даже с вызовом.
– Волшебница зачаровала портрет, чтобы он взрослел вместе со мной и показывал, как я мог бы выглядеть, если бы остался человеком. Если бы прошел ее проверку. Это… постоянное напоминание о том, каким я мог бы быть.
|
|
|
Белль склонила голову набок и внимательнее пригляделась к портрету.
Картину, очевидно, писал очень талантливый художник: бархатный камзол принца выглядел как настоящий, хотелось протянуть руку и коснуться мягкой ткани. Но вот глаза…
– Не думаю, что тебе стоит из‑за этого переживать, – сказала она наконец. – На этой картине изображен высокомерный человек с огромным самомнением.
Чудовище вытаращило глаза от изумления.
– Ну, вообще‑то так и есть, – сказала Белль, взмахом руки указывая на лицо принца. – Портрет должен показывать, как ты выглядел бы внешне, но отражает ли он твою нынешнюю внутреннюю суть?
Чудовище с отвращением выронило полосы холста и стремительно отвернулось, бормоча что‑то про «бессмысленную болтовню». Несмотря на обстоятельства, Белль едва не улыбнулась.
Порой ей почти нравилось разговаривать с Чудовищем… и хотелось мягко над ним подтрунивать.
Девушка прошла вслед за ним к столику. Ветер стих, и теперь все было на удивление тихо, в воздухе ни дуновения, способного оборвать цветочные лепестки. При виде пустого стеклянного колпака Чудовище резко вдохнуло, потом с видимым усилием отвернулось.
|
|
|
У Белль упало сердце. Во всем случившемся виновата только она. Пусть Чудовищу оставалось всего несколько недель до двадцатиоднолетия, но оно могло бы прожить это время с надеждой. И потом, кто знает? Вдруг магия послала бы сюда какую‑то милую крестьянскую девушку, которая сумела бы снять проклятие? Возможно, ее мать заранее все продумала и не собиралась оставлять беднягу навечно в таком состоянии.
С неожиданной для такого огромного существа осторожностью Чудовище бережно подцепило зеркало огромными лапами. На первый взгляд оно казалось простой безделушкой, взятой с туалетного столика какой‑нибудь принцессы: серебряная ручка, витиеватые завитушки, переплетенные с мордами чудовищ.
– И что оно может? – вежливо спросила Белль.
– О, оно может показать мне все, что угодно, – с готовностью ответило Чудовище. – Все, что существует в этом мире. Я видел покрытые снегом горы на Дальнем Востоке, искрящийся огнями Париж на Рождество – фестивали, праздничные базары…
Белль заправила за ухо непослушную прядь волос.
– Ты можешь увидеть в зеркале весь мир?
– Да. Смотри! – Чудовище поднесло зеркало поближе, чтобы девушке было удобнее наблюдать.
Сначала в зеркальной поверхности отражалось только недоверчиво хмурящееся лицо Белль. Девушка против воли заправила за ухо очередную непослушную прядку. Ей редко доводилось смотреться в такое высококачественное зеркало, и теперь она с огорчением обратила внимание на несколько крошечных прыщиков на лице. А это что за шрамик рядом с глазом? Никогда прежде его не замечала…
– Зеркало, покажи мне Париж, – приказало Чудовище.
Отражение Белль подернулось туманом, как будто на зеркало подышали. Когда дымка рассеялась, Белль порадовалась, что не она держит зеркало – от удивления она вполне могла бы его выронить.
Она словно смотрела в маленькое окошко, за которым все происходит на самом деле: блестящие экипажи, вымощенные булыжником улицы, модно одетые дамы и джентльмены – она о таких нарядах только в книжках читала! – дома, магазины, фонтаны… А сколько же там людей! Причем самых разных: тут были и величественные аристократки, которых сопровождали одетые в форменные платья горничные, и торговцы в щеголеватых, но залатанных шляпах… а также бродяги, нищие, истощенного вида дети с глазами затравленных зверьков… Они сновали в толпе в надежде заработать пару пенни… или украсть.
Белль потеряла дар речи. Имей она такое зеркало, не тратила бы время на чтение. Можно было бы увидеть весь мир, полный увлекательных историй, не выходя из дома.
Потом она поймала себя на мысли, что непроизвольно наклоняется поближе в тщетной попытке услышать разговоры, ощутить запахи, вдохнуть городской воздух.
И ничего.
Несмотря на красоту открывшейся ей картинки, та оказалась довольно бездушной.
– Это моя любимая вещь, – грустно призналось Чудовище. – Моя единственная вещь. Я могу видеть мир, в который никогда не попаду… в который я мог бы отправиться, будучи человеком.
Белль нахмурилась, глядя, как красивая картинка в зеркале сменяется ее собственным отражением.
– Но… почему же ты не воспользовался этим зеркалом, чтобы разрушить заклятие? – спросила она. – С его помощью ты мог бы найти какую‑то девушку… или…
Чудовище коротко рыкнуло и резко поднесло зеркало к лицу Белль.
– Зеркало, покажи мне рыжего мальчика!
Картинка изменилась. В зеркальной поверхности появился ребенок с причудливо деформированными кистями рук: каждая его ладонь заканчивалась всего двумя длинными толстыми пальцами, а искривленные большие пальцы довершали сходство с клешнями омара. Ребенок находился за решеткой и сжимал прутья уродливыми «клешнями», при этом он стоял в бочке с водой. Перед клеткой собралась толпа, народ смеялся и глумился, а один господин даже тыкал в несчастного тростью.
Больше всего Белль ужаснула не беснующаяся толпа, а покорный вид мальчика: он смотрел на людей пустыми глазами, принимая все происходящее с ним как должное.
– Если они обошлись так с ребенком, как думаешь, что они сделают с чудовищем?
Белль прикусила губу. Она не знала, что ответить. Она никогда не сталкивалась с настоящей жестокостью, если не считать глупости и ограниченности жителей ее родного городка. Раньше ей лишь доводилось читать о подобном в книгах.
Белль казалось, что ее сейчас вырвет. Ей хотелось погладить мальчика по щеке. Хотелось…
Чудовище отодвинуло от нее зеркало.
– Тот глупый охотник из деревеньки за рекой тоже наверняка хочет положить мою шкуру на пол у себя дома вместо коврика.
– Гастон? – потрясенно спросила Белль. – Ты говоришь о Гастоне?
– Я не знаю, кого и как зовут, через зеркало ничего не слышно, – сказало Чудовище, встряхивая зеркало. – Он вечно приходит в лес и стреляет во все крупное, красивое и необычное. И вообще во все, что движется. Другие охотники придут, настреляют птиц или завалят оленя… ради пропитания и уходят. Их я могу понять. А этот человек… просто хочет убивать всех подряд и делать чучела. Мясо ему не нужно.
Белль решила не думать сейчас о том, каким тоном Чудовище произнесло слово «мясо». В конце концов, в нем несколько сотен фунтов живого веса, навряд ли оно питается тостами.
– Попытайся я покинуть замок, и со мной поступили бы точно так же. Посадили бы на цепь и показывали в цирке… Это если бы мне повезло, – продолжало Чудовище. – Поэтому я наблюдал за происходящим в мире отсюда. Так безопаснее.
– Безопаснее, но, сидя в замке и глядя в зеркало, проклятие не разрушить, – заметила Белль.
Чудовище нетерпеливо пожало плечами.
– Ты хочешь найти свою мать?
– Да, да, – закивала Белль. – Давай посмотрим.
– Зеркало, покажи мне волшебницу, проклявшую меня!
Зеркальная гладь затуманилась, помутнела, перестав отражать.
– Раньше оно так не делало, – озадаченно проговорило Чудовище и потрясло зеркало, как будто от сотрясения оно перестало бы «барахлить».
– Можно, я попробую? Зеркало, покажи мне моего отца, – приказала Белль, не дожидаясь ответа Чудовища.
В зеркале появился Морис, сидевший в бесколесном экипаже, выглядел он жалко, его сильно качало, и все же он пытался выглянуть в окно и посмотреть на оставшийся позади замок.
У Белль сердце сжалось от горя.
– Папа!
– А он знает, где сейчас твоя мать? – с надеждой в голосе спросило Чудовище.
– Что? Нет. – Девушка рассеянно покачала головой. – Он… никогда о ней не говорил. Я думала, это из‑за того, что он сильно по ней тоскует… А теперь мне кажется, возможно, он просто… не помнит маму, как не помнила я.
– Хм‑м‑м… Покажи мне волшебницу, – велело Чудовище, поднося зеркало поближе к морде.
Однако изображение вновь померкло, снова сменившись странной серой дымкой.
– Но мой отец… – начала было Белль.
– А что с ним не так?
– Я ему нужна…
– Он же вырастил тебя в одиночку, верно? Похоже, он отлично справился. Ничего с ним не сделается, поживет несколько дней один, – заметило Чудовище.
Белль гневно на него посмотрела.
Ее отец не может… Он не… Но ведь он как‑то готовил еду, ухаживал за садом, зарабатывал деньги на припасы, которые они не могли вырастить в саду, целыми днями что‑то изобретал – и всем этим он занимался до того, как Белль подросла и начала ему помогать.
У нее задрожали губы. Ну конечно, он справится…
«Погодите минутку…»
– Думаешь, он отлично справился? – не выдержав, спросила она.
Чудовище пожало плечами и вдруг страшно смутилось.
Белль обнаружила, что улыбается.
Показалось ей или Чудовище действительно улыбнулось в ответ? По крайней мере, в его глазах ей померещился проблеск улыбки.
Однако в следующий миг они оба вспомнили, что все плохо, и снова помрачнели.
– И что теперь? – поинтересовалось Чудовище, указывая на зеркало.
Но Белль так устала, что ей ничего не приходило в голову.
– Не знаю. День выдался непростой. Я так устала…
На этот раз Чудовище определенно улыбнулось в ответ, хотя и едва заметно.
– Я тоже. Думаю, с тем же успехом мы можем и… спать лечь, – проговорило оно, пожимая плечами.
– Полагаю, у нас есть целая вечность, чтобы что‑то придумать, – мягко сказала Белль.
Они повернулись, вышли из комнаты и пошли рядом, бок о бок, не говоря ни слова. Обоим было грустно, и это сближало.
Весь путь до двери в спальню Белль они проделали в молчании.
Девушка уже взялась было за дверную ручку, но потом остановилась. Прежде она всегда знала, что сказать в любой ситуации: она привыкла общаться с жителями деревни и легко находила бойкий ответ, мягкий упрек или веселую подковырку. Теперь же она обнаружила, что очень просто черпать из памяти слова, подходящие к тем или иным обстоятельствам, а вот говорить от сердца – все равно что тянуть тяжелое ведро из глубокого колодца.
– Мне… очень жаль, – тихо проговорила она. – Я очень сожалею. Не следовало мне трогать твою розу.
Она заставила себя посмотреть в глаза хозяина замка – у животных таких глаз не бывает.
Чудовище грустно улыбнулось.
– Ты была моей пленницей. С чего бы ты стала меня слушать. И… Все равно это не имело бы значения… Словом… ты права. Сам я не смог бы разрушить проклятье.
Чудовище посмотрело на свои огромные задние лапы. Тишина повисла в коридоре, точно мягкий снежный покров.
– Спокойной ночи, – сказала в конце концов Белль, открывая дверь и заходя в комнату.
Но Чудовище уже безмолвно ушло, слившись с темнотой.
Замок с привидениями
Стоило Белль закрыть за собой дверь, как в комнате сгустилась тяжелая, почти осязаемая тишина. Девушка прислонилась к твердой деревянной створке и закрыла глаза. Наверное, следовало бы подпереть дверь стулом, но Белль почему‑то казалось, что Чудовище сегодня ночью уже не вернется. В таком случае какой смысл баррикадироваться?
Она потерла лицо ладонями, чувствуя себя опустошенной, выжатой как лимон. Потом Белль вспомнила о красивых тазе и кувшине, стоявших на комоде, налила немного воды в подставленную ладонь и протерла лицо.
– Здесь есть полотенце, если желаете, – подала голос тетушка‑гардероб у нее за спиной.
Каким‑то чудом Белль не подпрыгнула от испуга, а только вздрогнула.
А еще почувствовала себя глупо: рядом с комодом висела симпатичная мягкая мочалка.
– Спасибо.
– Если нужна горячая вода, мы можем немедленно ее принести, – с надеждой добавила тетушка‑гардероб.
– Нет, право, не нужно, благодарю вас.
Хотя возможность обтереться горячим полотенцем и впрямь казалась весьма заманчивой.
Дома ей приходилось совмещать кипячение воды с приготовлением завтрака или ужина: у них было всего два горшка, и в одном готовилась еда. Устроенная отцом автоматическая система доставки воды обеспечивала их чистой, свежей, холодной водой в любое время дня и ночи, но, чтобы нагреть ее, приходилось затратить немало сил. Иногда Белль ставила горшок на отцовскую печь, если в ней горел огонь.
Вот только прямо сейчас ей совершенно не хотелось общаться с маленькими одушевленными «неживыми» предметами. Присутствия… гардероба ей хватало за глаза.
Однако не успела она додумать эту мысль, как в дверь постучали. Белль машинально проговорила: «Войдите!» – и лишь потом пожалела об этом.
– Простите, что беспокою, мисс. – В комнату вперевалочку вошел какой‑то предмет, сделанный из кожи и металла – Белль даже не успела задуматься, каково его изначальное предназначение. На своей… спине предмет осторожно нес несколько толстых поленьев. Следом за ним скакал Люмьер.
– Я подумал, нам стоит… обеспечить вас всем необходимым, чтобы не тревожить ночью, – сказал маленький канделябр. Его спутник аккуратно сгрузил поленья в очаг, потом повозился с веточками и положил в камин растопку. Люмьер грациозно наклонился и легким движением ладони‑свечи поджег ее. Во мгновение ока в камине весело заплясал яркий огонь.
– Спасибо, Люмьер, – тепло поблагодарила его Белль. Разумеется, она и сама могла бы растопить камин и даже почистить, в отличие от принцесс‑белоручек, которые, вероятно, жили когда‑то в этой комнате. Но она тихо порадовалась, что вещи решили «не тревожить ее ночью».
К счастью, канделябр воздержался от своей обычной болтливости: он отвесил еще один поклон и поскакал к двери. Другой предмет – возможно, это был лакей – последовал за ним.
Огонь весело потрескивал, скорее подчеркивая тишину, нежели нарушая. Белль потянулась, зевнула и принялась расшнуровывать корсаж.
– У меня есть несколько очаровательных ночных рубашек, если желаете, – с готовностью предложила тетушка‑гардероб.
– Ах… нет… не сегодня, благодарю, – отказалась Белль. – Не обижайтесь.
– Ну какие могут быть обиды, – откликнулась тетушка‑гардероб излишне поспешно.
– День выдался странный… и очень длинный, – сказала Белль так терпеливо, как только смогла. – Я просто хочу… поспать в своей собственной одежде.
Госпожа‑гардероб сделала какое‑то движение, которое Белль не могла описать: стала словно бы мягче, ее углы округлились, точно резиновые.
– Я понимаю, милая, – сказала она, на сей раз с гораздо большим сочувствием. – Поспите. День и впрямь выдался долгий, даже для нас.
– Спасибо, – вздохнула Белль. Она сняла фартук и верхнее платье, потом рубашку, аккуратно сложила одежду и положила на стул. Если госпожа‑гардероб и полагала, что лучше убрать все это в ее ящики, то благоразумно ничего не сказала.
Оставшись в одной сорочке и нижнем белье, Белль приподняла на удивление мягкое и теплое пуховое одеяло и скользнула в кровать.
Она поджала колени к груди, потому что шелковые простыни неприятно холодили кожу, и стала ждать, пока тепло ее тела согреет белье и можно будет вытянуться во весь рост.
Белль думала о матери.
Пыталась выбросить из головы те образы, которые увидела, коснувшись розы, но всплывающие в памяти картины не желали исчезать.
Девушка попыталась сосредоточиться на том, что помнила до сих пор. На обрывках воспоминаний. Ей казалось, что она помнит широкую нежную улыбку, а вовсе не злобный оскал, как у той женщины из видения. Она помнила запах роз и тепло солнечных лучей, ласкающих ее щеки. Розы, солнечный свет и ее мать сливались воедино, как будто составляли одно существо и одно не могло существовать без другого.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 113; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!