С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 12 страница



 Н.И. Бурнашёва

 

 

БАШИЛОВ Михаил Сергеевич (1821 - 1870) – художник-рисовальщик, известен как иллюстратор литературных произведений А.С. Грибоедова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Т.Г. Шевченко. Первый иллюстратор книги Толстого «Война и мир».

В 1843-1844 гг. Башилов – студент юридического факультета Харьковского университета. В 1850-е гг. был вольнослушателем в московском Училище живописи, ваяния и зодчества. В 1854 г. удостоен серебряной медали «по живописи домашних сцен» за картину «Получение письма от сына», но звания художника так и не получил. С 1860 г. и до конца своей жизни он занимал пост инспектора Училища живописи, ваяния и зодчества.

Башилова нельзя назвать профессиональным художником в полном смысле слова. Он был одним из тех широко образованных людей XIX в., для которых, казалось, не было ни одного недоступного направления деятельности в области искусства. 

 

 

61

 

Художник Л.М. Жемчужников писал о нём в своих воспоминаниях: «Он был талант­лив ко всему и образован прекрасно; имел много научных

М. С. Башилов
Автопортрет, нач. 1860-х гг.

 

сведений; знал несколько языков, живопись, скульптуру, архитектуру, резьбу на дереве, играл на рояле что угод­но, читал ноты, как книгу, прекрасно пел; и ко всему этому был деликатный, добрый и честный человек» (Жемчужников Л.M. Мои воспоминания из прошлого. Л., 1971. С. 177). К нему, дальнему родственнику С.А. Толстой, и обратился Толстой, желая видеть своё новое сочинение иллюстриро­ванным. Башилов взялся за дело, когда кни­га ещё не была закончена: потому для него специально переписывали новые главы по мере их создания. Толстой пристально следил за работой художника, своими заме­чаниями и советами помогая, корректируя и направляя весь процесс рождения иллю­страций. Свои соображения он высказывал в письмах к Башилову. Так, 4 апреля 1866 г., посмотрев очередные рисунки, он писал художнику: «Анна Михайловна, просящая за сына князя Василья, — превосходно – она – он — прелестны. Hélène – нельзя ли сделать погрудастее (пластичная красота форм – её характернейшая черта). Вообще желаю только, чтобы этот рисунок был так же хорош на дереве, как он есть теперь. <...> Пьер. – Лицо его хорошо (только бы во лбу ему придать побольше склонности к философствованию — морщинку или шиш­ки над бровями), но тело его мелко – по­шире и потучнее и покрупнее его бы надо <...> Портрет Пьера, я думаю, не сделать ли ле­жащим на диване и читающим кни­гу или рассеянно­задумчиво глядя­щим вперёд через очки, оторвавшись от книги — облоко­тившись на одну руку, а другую за­сунув между ног. Даже, наверно, это будет лучше, чем стоя­чим, впрочем, вы лучше знаете». Князь Андрей показался Толстому «велик ро­стом и недостаточно презрительно-ленив и грациозно-развалившийся». Понравились писателю портреты Лизы Болконской и князя Василия, а вот о портрете Ипполита Курагина Толстой просил: «нельзя ли, под­няв его верхнюю губу и больше задрав его ногу, сделать его более идиотом и карика­турнее?»

«Вообще я не нарадуюсь нашему предприятию. Ради Бога, не откладывайте своего намерения выставить ваши рисунки. <...> Ежели бы мечтания мои сбылись, то я просил бы вас сделать ещё 30 рисунков. И я бы издал огромный роман в 30 печ. листов с 30 рисунками к Новому году. Одного только боюсь и трепе­щу, чтобы какое-нибудь обстоятельство не помешало вам докончить это дело».

 

Башилов М.С.

Танец «Данила Купор». 1867
«Война и мир» Л.Н.Толстого.

 

Башилов работал медленно. Толстой продолжал ему «сообщать свои мысли»: «Графа Ростова и Марью Дмитриевну в Даниле Купоре нельзя ли смягчить, убавив карикатурности и подбавив нежности и до­броты.

В поцелуе – нельзя ли Наташе придать тип Танечки Берс? Её есть 13-летний пор­трет. <...> Пожалуйста, присылайте мне свои рисунки в самом чёрном виде, я чув­ствую, что могу быть полезен вам своими замечаниями. Я всё-таки всех их знаю ближе вас, и иногда пустое замечание наведёт вас на мысль» (61: 152-153).

Работа была далеко не завершена, когда в типографии, где должны были печататься иллюстрации, вспыхнул пожар; многие ри­сунки и уже выгравированные доски сгоре­ли. Начинать всё заново не было смысла – так серия иллюстраций Башилова никогда не была закончена и напечатана при жизни Толстого. Да и сам Толстой, видимо, со вре­менем разочаровался в художнике. Поздней осенью 1866 г. посетив художественную выставку, где была представлена и картина Башилова, он писал жене: «Есть картина Башилова. Чего-то недостаёт Башилову как в жизни, так и в искусстве, -- какого-то жиз­ненного нерва. – То, да не то» (83: 122).

 

Н.В. Зайцева, Н.И. Бурнашёва

 

БЕКЕТОВ Андрей Николаевич (1825-1902) – ботаник-морфолог, педагог, популяризатор науки, общественный деятель, основоположник географии расти­тельности, ректор С.-Петербургского уни­верситета (1876-1883), инициатор откры­тия и руководитель Бестужевских высших женских курсов, президент Петербургского общества естествоиспытателей, один из организаторов издания русского научного

 

 

62

 

ботанического журнала «Ботанические за­писки», автор первого отечественного систематического «Учебника ботаники», почётный член Петербургской Академии наук. Сторонник дарвиновской теории про­исхождения видов, редактор перевода на русский язык дневника Ч. Дарвина «Пу­тешествие вокруг света на корабле Бигль». Дед поэта А.А. Блока.

В 1891 г. Толстой прочитал две статьи Бекетова: «Нравственность и естествозна­ние» (Вопросы философии и психологии. 1891. Кн. 5) и «Питание человека в его насто­ящем и будущем» (Вестник Европы. 1878. № 8). Статьи произвели на Толстого диаме­трально противоположное впечатление. С основной мыслью статьи «Нравственность и естествознание» о том, что нравствен­ность и борьба за выживание совместимы, он был категорически не согласен. О сво­ём неприятии позиции Бекетова Толстой вполне определённо высказался в письме к Н.Н. Страхову 6 февраля 1891 г. и в ста­тье «Религия и нравственность»; о том же и ряд его дневниковых записей 1891—1894 гг. (52: 6, 14, 120). В статье Толстому «не понравилось» желание Бекетова «обосновать нравственность на эволюции» (65: 244).

По мысли Бекетова, нравственность проистекает из законов природы, которые лежат и в основании эволюции всего живо­го. И нравственность, и эволюционные из­менения базируются на единых законах и потому не могут противоречить друг другу. Толстой же был убеждён в том, что законы нравственности и законы борьбы за суще­ствование не могут не вступать в противо­речие. Нравственность, считал он, идёт в разрез с требованиями противостояния, она сводит на нет борьбу живых существ. В этом смысле можно даже говорить, что нравственность «вредна» эволюционному развитию. Она «всегда вредна, и для ин­дивида, и для рода, для всего матерьяльного, точно так же как огонь всегда вреден для сала свечи» (65: 244). Нравственность и борьба существ не могут совпадать, утверждал Толстой, и в доказательство правильности этого положения приводил в дневнике рассуждение: «Если выгодно муравью, чтобы жить в государстве мура­вьином, подчиняться и смиряться – быть нравственным, то по отношению к друго­му муравьиному государству это невыгод­но, и ему надо быть безнравственным. Но если бы даже все муравьи сошлись в один муравейник, им для выгоды своей надо бы было быть безнравственными по отноше­нию других животных. Но мало того: если бы даже считать небезнравственной борь­бу с другими существами, никогда нель­зя сказать, где конец муравьям и начало других существ. То же и с человеком: где кончается человек и начинаемся живот­ное <...>. И в самом деле, зулу и Балу два разные существа. Идиоты, дети, старики, выжившие из ума, люди ли? Границы нет. И я очень благодарен за то дарвинизму. Нравственным нельзя быть относительно одного человека, нравственным необходи­мо быть относительно всех – нравственным быть – значит иметь любовь. Более любви, шире любовь, правильнее распределение предметов любви – более нравственно, и наоборот. Стало быть, – заключал Тол­стой, – нравственность нельзя вывести из борьбы» (52: 14).

Если статья «Нравственность и есте­ствознание» вызвала несогласие Толстого, то идеи статьи «Питание человека в его настоящем и будущем» он счёл справедли­выми и важными для людей, старающихся жить в согласии с голосом совести. В апреле 1891 г. Толстой задумал написать пре­дисловие к «прекрасной, нужной» книге X. Уильямса «Этика пищи» (87: 84). Он знакомился с литературой о вегетариан­стве, в т.ч. и со статьёй Бекетова, с одо­брением встречал многие доводы статьи о пользе растительного питания и полностью поддерживал инициативу В.Г. Черткова о переиздании статьи в «Посреднике» (на­печатана в 1893 г. в серии изданий «По­средника» для интеллигентных читателей).

В этой статье Бекетов ставил вопрос: какая пища в большей мере способствует правильной жизни и развитию человека? В поисках ответа он обращался к физиоло­гии, к опыту питания, накопленному людь­ми. Приводя множество физиологических данных и фактов из повседневного бытия людей, Бекетов делал вывод о неминуемо­сти перехода человечества к питанию растительными продуктами. В исторической перспективе, утверждал Бекетов, на смену нынешним «мясоедным дикарям» придут «земледельческие хлебоядные народы». Ценность статьи Толстой видел в том, что в ней с научных позиций обосновывалось положение о неразрывной связи совершенствования рода людского с его раститель­ным питанием. Вывод, к которому пришёл Бекетов, был созвучен мыслям Толстого о нравственной необходимости «воздержа­ния от животной пищи», отказа от «мясоедспия», замены его безубойным питанием, о чём Толстой писал в статье «Первая сту­пень» (29: 85).

Толстой не только вёл с Бекетовым идейную полемику, он взаимодействовал с ним и в деле оказания помощи голодающим крестьянам. Об активном участии Бекетова

 

63

 

в помощи голодающим, организованной Толстым, красноречиво говорят скупые слова «Отчёта об употреблении пожертвованных денег с января 1893 г.». В отчёте, составленном совместно П.И. Бирюковым и Толстым, значится «проф. А.Н. Бекетов», пожертвовавший 50 р. (29: 202).

М.А. Лукацкий

 

БЕКЕТОВ Владимир Николаевич (1809-1883) – цензор журнала «Совре­менник» с 1 августа 1853 г.; статский совет­ник, родственник председателя Петербург­ского цензурного комитета М.Н. Мусина-Пушкина. И.И. Панаев писал И.С. Тур­геневу 22 сентября 1853 г.: «Присылай, если что-нибудь есть, в “Современник”, — теперь, скажу по секрету, — у меня цензор отличный, умный и благородный. Это мо­жет оживить журнал». Некрасов же уве­рял Толстого, слегка сетуя на цензурные вымарки в рассказе «Записки маркёра»: «Надо ещё заметить, что наш цензор — са­мый лучший». Через Бекетова прошли в «Современник» несколько произведений молодого Толстого: повесть «Отрочество», рассказы «Записки маркёра», «Рубка леса», «Метель», все три севастопольские рас­сказа, в т.ч. и «Севастополь в мае», цен­зурная судьба которого, уже независимо от Бекетова, стала такой печальной (см. статью «Мусин-Пушкин»). Цензуровал Бекетов и две первые книги Толстого: «Военные рас­сказы» и «Детство и отрочество».

 

Н.И. Бурнашёва

 

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорь­евич (1811-1848) — критик. Мнение о Белинском Толстой выразил в письме Н.А. Некрасову 2 июля 1856 г.: «Он, что говорил, то говорил во всеуслышание, и говорил возмущённым тоном, потому что бывал возмущён <...>. Я убеждён, хладнокровно рассуждая, что он был, как человек, прелестный и, как писатель, за­мечательно полезный; но именно оттого, что он выступал из ряду обыкновенных людей, он породил подражателей, которые отвратительны. У нас не только в крити­ке, но в литературе, даже просто в обще­стве, утвердилось мнение, что быть возму­щённым, жёлчным, злым очень мило. А я нахожу, что очень скверно. Гоголя любят больше Пушкина. Критика Белинского верх совершенства, ваши стихи любимы из всех теперешних поэтов. А я нахожу, что скверно, потому что человек жёлч­ный, злой, не в нормальном положении. Человек любящий — напротив, и только в нормальном положении можно сделать добро и ясно видеть вещи».

В январе 1857 г. Толстой читал статьи Белинского о Пушкине и отметил в днев­нике 2 января: «Утром читал Белинского, и он начинает мне нравиться», и 4 января: «Статья о Пушкине — чудо. Я только те­перь понял Пушкина». В 1898 г. по просьбе В.Е. Якушкина Толстой дал в книгу «Памяти В.Г. Белинского. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов» (1899) своё окончание леген­ды Костомарова, напечатанное под загла­вием «Окончание малороссийской легенды “Сорок лет”, изданной Костомаровым в 1881 г.».

Говоря о задачах современной литера­турной критики, Толстой не раз обращался к эпохе Белинского, к его имени, в чём-то даже совпадало их видение этих задач. Но в критике той поры писатель не обна­руживал мысли «настоящей» — «всё само­обман». «Все эти Грановские, Белинские, Чернышевские, Добролюбовы, произведён­ные в великие люди, должны благодарить правительство и цензуру, без которых они бы были самыми незаметными фельето­нистами. Может быть, в них, в Белинском, Грановском и было что-нибудь настоя­щее, но они всё в себе задушили тем, что воображали, что им надо служить обще­ству в формах общественной жизни, а не служить Богу исповеданием истины и проповеданием её без всякой заботы об фор­мах общественной жизни» (53: 90-91).

С этих позиций Толстой противопос­тавлял Белинского и Гоголя. В дневнике 8 марта 1902 г. он писал: «Белинский без религии – из нижнего этажа. Гоголь рели­гиозный — из верхнего». 7 марта 1909 г., перечитав письмо Белинского к Гоголю, Толстой записал в дневнике: «Много думал о Гоголе и Белинском. Очень интересное сопоставление. Как Гоголь прав в своём безобразии, и как Белинский кругом не­прав в своём блеске, с своим презритель­ным упоминанием о каком-то Боге. Го­голь ищет Бога в церковной вере, там, где он извращён, но ищет всё-таки Бога, Белинский же, благодаря вере в науку, столь же, если не более нелепую, чем церковная вера (стоит вспомнить Гегеля с его “alles, was ist, ist vemünftlich“), и несомненно ещё более вредную, не нуждается ни в ка­ком Боге. Какая тема для нужной статьи!» (57: 36-37). Статья не была написана.

И. А. Трифаженкова

 

БЕЛИНЬКИЙ Самуил Моисеевич (1877-1966) – переписчик на ремингтоне рукописей и писем Толстого. Происходил из бедной провинциальной еврейской се­мьи, нелёгкой ценой далось среднее обра –

 

64

 

зование; в 1904 г. солдатом чуть не погиб в Русско-японской войне. Друг В.А. Молочникова. В 1909 – 1910 гг. жил у Чертковых в Телятинках. Через В.Г. Черткова познакомился с Толстым; разделял его религиозные взгляды. «“Белинький, который чёрненький”, как называл его внук Толстого, 7-летний Илюшок…» (Булгаков В.Ф. Лев Толстой, его друзья и близкие. Тула, 1970. С. 269). Перед Толстым Белинький преклонялся Писатель был доволен его работой, благодарил Чсрткона «особенно за Булгакова и Белинького. Оба работают, и так хорошо. Мне кажется, да я и вполне уверен, писал он Черткову, что мне ничего не нужно, а кончается тем, что два таких работника не переставая рабо­тают и всё не успевают. А всё оттого, что приписывают мне не свойственное мне значение...» (89: 174). Толстой иногда испытывал чувство неловкости за то, что затрудняет Белинького многократной пере­пиской своих сочинений, на что тот очень непосредственно отвечал: «Хоть до самой смерти можете писать, Лев Николаевич, и исправлять, — я всё буду переписывать» (Булгаков. С. 201). Однажды, сетуя па своё нетерпение в ожидании почты, Толстой за­метил, что «над этим нужно работать». В ответ В.Ф. Булгаков рассказал, как себя вос­питывает Белинький: «А Белинький, Лев Николаевич, чтобы отучить себя от такого нетерпения, делает гак: получивши письмо, оставляет его лежать нераспечатанным до следующею дня и только на следующий день распечатывает». Толстой воскликнул: «Пpекpacнo, прекрасно поступает! Как в нём идёт духовная работа!.. Удивительный народ эти евреи!» (там же. С. 331). В доме Толстых к Белинькому относились «тепло и радуш­но»; В.Ф. Булгаков приписывал это не толь­ко «благородству жены и детей Толстого, но прежде всего благородству, непритязатель­ности и уму самого Самуила Моисеевича <...>. Белинький был по складу своего ума мудрецом, философом. Спокойный, уравно­вешенный, глубокий, видимо, совершенно не обращавший внимания на впечатление, которое он производит на других, он замет­но выделялся среди молодых людей, нахо­дившихся вблизи Толстого. Казалось, они ещё не нашли своё место в жизни, а он уже нашёл. <...> Лев Николаевич тоже, как и все, считал Белинького умным, своеобраз­ным, правдивым человеком и не без инте­реса наблюдал за ним. <...>

У Чертковых Белинький держался кор­ректно, их слабости понимал, но терпел и не осуждал. С утра до вечера он добросовестно, до одурения, всё писал на машин­ке. Жаль было его ума, пропадавшего на такой незавидной работе, — жаль другим но, казалось, только не ему самому. У него была какая-то иная, собственная мера ве­щей» (Булгаков В.Ф. Лев Толстой, его дру­зья и близкие. С. 270-271). Воспоминания Белинького «О Льве Николаевиче (штрихи)», за подписью Б., напечатал журнал «Вегетарианское обозрение» (1910, № 6 - 8 и 9 - 10).

П. И. Буриашёва

 

БЕЛЫЙ Андрей (Бугаев Борис Ни­колаевич; 1880 - 1934) – писатель, пол, философ. Родился в Москве, в семье мате­матика, профессора Московского универ­ситета П.В. Бугаева. Автор поэтической трилогии «Золото в лазури», «Пепел», «Урна», романа «Петербург».

Толстой был знаком с семьёй профессо­ра Бугаева, бывал в его доме. Борис Бугаев учился в гимназии Поливанова вместе с сыном Толстого Михаилом и не раз посе­щал дом в Хамовниках.

Однако поэзию Белого Толстой не при­нимал, как и всякую декадентскую поэ­зию. Познакомившись в 1909 г. в журнале «Русская мысль» с некоторыми декадент­скими сочинениями, в т.ч. и стихами Бе­лого, он говорил: «Я бы желал видеть такого человека и спросить, что они хо­тят сказать. Я прочёл январский номер <1909 г.> “Русской мысли”. Это бред су­масшедших. Я никакого общения не имею с этими людьми. Я хотел бы спросить, что они хотят сделать». Столь же нелестной была реакция Толстого на книгу пародий.

5 февраля 1910 г. Д.П. Маковицкий за­писал: «Михаил Сергеевич <Сухотин. - С.Х.> посмотрел и показал Л.Н. “Кривое зеркало”. Л.Н. прочёл некоторые пародии на современных писателей (которых Л.Н. не признаёт за серьёзных людей, -- напри­мер, Бальмонта, Андрея Белого, псевдо-Сологуба Фёдора и прочих) и смеялся. Некоторые пародии прочёл вслух». Бе­лый – автор воспоминаний и нескольких статей о Толстом, написанных уже после смерти писателя.

 

С.А. Хомяков

БЕЛЯЕВ Александр Петрович (1803-1887) – мичман Гвардейского экипажа, участник зарубежного плавания фрегата «Проворный». По словам Д.И. Завалишина, братья Беляевы и подобные им составляли «лучшую надежду русского флота». Беляев не был членом тайного декабристского об­щества, но под влиянием сослуживцев при­нял участие в восстании декабристов. По мнению Следственной комиссии, «знал об умысле на цареубийство и лично действовал


Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 294; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!