С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 8 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 120Следующая ⇒

Сделанный на основе наблюдений и набросков, первый скульптурный эскиз понравился Толстому. В какой-то степени он был неожиданным, писатель сразу почувствовал в нём проявление нового подхода к передаче движения в скульптуре, движения мысли, а это наиболее трудная задача для скульптора. «Да, хорошо, — сказал Л.Н. скульптору, когда увидел его работу. – Меня ещё так никто не делал. Вы действительно дали мне движение. Шопенгауэр говорит: “Когда человек мыслит, тогда у него бывает такое движение”» (Интервью. С. 160). Толстой согласился немного попозировать Аронсону. За три коротких, по 15-20 минут, сеанса бюст был сильно изменён. Позднее в разговоре с корреспондентом «Одесского листка» Аронсон рассказал, что хотел передать в скульптурном портрете Толстого, каковы были его главные задачи: «Мне не хотелось делать бюст Л.Н. по обыкновенным его портретам, как мы его привыкли видеть, например, в образе крестьянина. Я хотел представить его, как он мыслит, Толстого - автора ’’Воскресения”, а не автора романа ’’Анна Каренина”, хотя это произведение является также шедевром. В этом произведении Толстой представляется мне более светским художником-психологом; в “Воскресении” же – проповедником. Выразить его мыслящим – и было моей главной задачей. По бюсту его лицо представляется уже необыкновенным. Во время моей работы я искал его лоб, глаза и рот. Я старался изобразить голову в состоянии умственной работы, а выражение глаз имеющим непосредственную связь с умом. <...> Мне приходилось думать нал каждой мелочью. Я искал колорита в нём» (там же. С. 161). Особенно сильное, запоминающееся впечатление на Аронсона при первой встрече с Толстым произвёл взгляд Толстого: «Живой взгляд Толстого был устремлён на меня, он влёк меня к себе» (Толстой и художники. С. 299). Позднее в одном из интервью он скажет: «Когда я впервые приблизился к Толстому, меня поразили прежде всего его глаза. Проникавший в душу и сердце его взгляд точно звал вас к исповеди. В нём была глубина, в которую обыкновенный смертный страшился заглянуть» (там же. С. 355-356). Скульптор не только почувствовал, но и передал эту удивительную глубину взгляда Толстого.

Аронсон ограничился изображением только головы Толстого в лёгком наклоне и повороте вправо. Портрет производит впечатление незавершённости при общей цельности и гармонии образа – воплощение мотива движения, внутреннего движения. Образ Толстого полон внутреннего напряжения, напряжения мысли, которое так стремился передать скульптор. Взгляд его опущенных глаз углублён в себя. Светотеневой моделировкой Аронсон добивается концентрации напряжения во взгляде Толстого, его глаза — центр, кульминация внутреннего движения, они всё вбирают в себя. Бюст оставляет впечатление созданного на едином дыхании.

Все работы Аронсона, посвящённые Толстому, в пластике и в графике, исполнены в едином ключе, объединены одной нотой.

После смерти Толстого скульптор написал «Воспоминания о Льве Толстом» (Вопросы литературы. 1965. № 5).

H.B. Зайцева

АРСЕНЬЕВА Валерия Владимировна (1836-1909) – знакомая Толстого, его корреспондент и адресат. В 1856 г. Толстой имел намерение жениться на ней.

Арсеньева принадлежала к старинному дворянскому роду и жила в родовом имении Судаково, что в восьми километрах от Ясной Поляны. Семейство Арсеньевых поддерживало добрые отношения с Н.И. Толстым, Т.А. Ёргольской ещё до рождения Толстого. Со смертью в 1853 г. отца, В.М. Арсеньева, а в 1856 г. его жены Толстой стал опекуном четверых детей Арсеньевых.

Первая запись в дневнике Толстого о его лучших чувствах к Валерии появилась 13 июня 1856 г.; подобных записей было

немало. 8 ноября он писал Валерии: «Вы говорите и думаете, что я холодно равнодушен; да не дай Бог вам столько и так тяжело перечувствовать, сколько я перечувствовал за эти пять месяцев...» Восторженные оценки Валерии на страницах дневника Толстого перемежались с противоположными. Уже через два дня после первой записи он отметил, что московская тётка Арсеньевых, по линии матери, Щербачёва, у которой племянницы часто живали в гостях, — «дрянь», а Валерия следовала правилам эмансипированной тётушки. В дневнике Толстого есть и такие строки о Валерии: «Фривольность есть у неё, кажется, непреходящая страсть». Она «опять в гадком франтовском капоте». «Она была для меня в какой-то ужасной причёске и порфире». В письме к Валерии 8 ноября 1856 г. Толстой возмущался, имея в виду тётушку и её окружение: «Непостижимо, как вы могли без отвращения жить с этими людьми». Тогда же в неотправленном письме к Валерии упоминал своего троюродного брата Волконского, который слышал разговор двух знакомых дам такого содержания: «какая гадкая женщина Щербачёва – она выписала свою племянницу, хорошенькую, молоденькую девушку, и решительно губит её, сводит и влюбляет в какого-то музыканта, от которого эта барышня уже без ума и даже в переписке с ним». Толстого оскорбило то, что Валерия, как вскоре оказалось, действительно влюблена в музыканта француза Мортье. Толстого бесило, что оба чувства – к нему и к Мортье – были равны, «как и те, которые были прежде, и третье, и тридцать третье, которое будет после». Он был обеспокоен угрозой «ужасающей для всякой нравственной девушки будущности».

13 июля 1856 г. писатель отметил в дневнике факт приезда из Москвы в Судаково сестры Валерии Ольги «в московском щербачёвском духе и одеянии». Накануне из письма Ольги стало известно, что она в 18 лет, раньше старшей сестры, выходит замуж. Свадьба требовала денег, Ольга решила ехать «просить денег у Киреевского», «дядюшки», как его звали в Судакове. Волновавшие Толстого мысли искали выхода в художественной форме. В октябре, приехав из Судакова, Толстой записал в дневнике, что «много думал о комедии из Оленькиной жизни». В дневнике 5 ноября (Москва) отмечено, что «видел Щербачёву со свитой». В течение десяти следующих дней Толстой написал два явления комедии «Свободная любовь», где есть и ситуация с одолжением денег на свадьбу. В набросках варианта комедии («Дядюшкино благословение») видны некоторые сходные черты: провинциальная девушка в окружении, похожем на щербачёвское, ситуация с предстоящей свадьбой и намерение ехать к богатому дядюшке «за благословением» -- это позволяет сопоставлять толстовский замысел (сочинение не завершено) с реальными моментами жизни «судаковских барышень», как называл Толстой Валерию и Ольгу Арсеньевых.

В.В. Арсеньева

Биограф Толстого Н.Н. Гусев писал о причине столь резкого восприятия Толстым модного тогда увлечения Валерии московскими «веяниями»: «Толстой смотрел на брак, как на святыню, как на вечный, нерушимый союз, как на полное и всестороннее единение чувств и мыслей, как на единственную основу нормальной семейной жизни. При таком взгляде свободная любовь в духе Жорж Санд, как понимал её Толстой, представлялась ему крайним извращением понятия о нормальных отношениях между мужчиной и женщиной и полным осквернением брака» (Гусев. Материалы. 2. С. 23).

3 февраля 1856 г. Толстой писал тётушке Юшковой, что с некоторого времени серьёзно думает о женитьбе и на каждую барышню, которую встречает, смотрит с точки зрения возможного брака». 6 февраля у Толстого произошло принципиальное столкновение с писателями- сотрудниками «Современника». Об этом споре на обеде у Некрасова рассказывал в своих «Литературных воспоминаниях» Д.В. Григорович: «Обед прошёл благополучно. Толстой был довольно молчалив, но к концу он не выдержал. Услышав похвалу новому роману Жорж Занд, он резко объявил себя её ненавистником, прибавив, что героинь её романов, если бы они существовали в действительности, следовало бы ради назидания привязывать к позорной колеснице и возить по петербургским улицам» (Григорович Д.В. Литературные воспоминания. Л., 1928. С. 250).

В августе 1856 г. было видно, отмечал Гусев, «что вихрь московских развлечений совершенно захватил барышню: каждый день визиты, обеды, спектакли, музыкальные утра и танцевальные вечера. Она была на параде войск в обществе пяти дам и двух кавалеров флигель-адъютантов. На параде была большая давка, и её нарядный туалет сильно пострадал». Об этом она сообщала в

письме Толстому. По поводу её платья с украшением в виде смородины Толстой в ответ написал 23 августа 1856 г.: «Неужели какая-то смородина, высший свет и флигель-адъютанты останутся для вас вечно верхом всякого благополучия?» В письмах к Валерии конца 1856 г. он подводил итог их отношений, определяя их возможное продолжение: «Без уважения выше всего к добру нельзя прожить хорошо на свете. <...> Нам надо помириться вот с чем: мне – с тем, что большая часть моих умственных, главных в моей жизни, интересов останутся чужды для вас, несмотря на всю вашу любовь, вам - надо помириться с мыслью, что той полноты чувства, которое вы будете давать мне, вы никогда не найдете во мне. <...> Одно, что может прочно соединить нас, это истинная любовь к добру, до которой я дошёл умом, а вы дойдёте сердцем» (19 ноября).

Любовь он представлял себе «в том, чтобы друг другу открывать душу, поверять свои мысли по мыслям другого, вместе думать, вместе чувствовать» (7 декабря). Доверяя Валерии «самые дорогие» чувства, он должен был признать: «а для вас это нотации и скука» (12 декабря). Их отношения прервались с отъездом Толстого за границу в начале 1857 г. В последнем его письме к Арсеньевой 20 февраля / 4 марта говорилось: «Что мне отвечать на вопрос, который вы мне делаете: почему? <...> Я всегда повторял вам, что не знаю, какого рода чувство я имел к вам и что мне всегда казалось, что что-то не то. Одно время, перед отъездом моим из деревни, одиночество, частые свидания с вами, а главное, ваша милая наружность и особенно характер сделали то, что я почти готов был верить, что влюблён в вас, но всё что-то говорило мне, что не то, что я и не скрывал от вас. <...> Что делать, запутались, но постараемся остаться друзьями. Я с своей стороны сильно желаю этого, и всё, что касается вас, всегда будет сильно интересовать меня». Считается, что в повести Толстого «Семейное счастие» отчасти отразился этот роман.

Мужем Арсеньевой спустя год стал А.А. Талызин, член Орловского губернского по крестьянским делам присутствия, с 1880 г. – орловский мировой судья. Позднее, оставив мужа с четырьмя детьми, Валерия соединила свою жизнь с петербургским чиновником Н.Н. Волковым. Жила во Франции и Швейцарии. Умерла в 1909 г. в Базеле, где и похоронена.

Лит.: Жданов В.А. Любовь в жизни Льва Толстого. – М., 1993; Журов П.А. Л.Н. Толстой и В.В. Арсеньева // ЯП. сб. 1976. – Тула, 1976.

Т.Н. Архангельская

АРЦИМОВИЧ Михаил Викторович (1859-1933) – тульский губернатор (1905-1907), с 1911 г. – витебский губернатор, впоследствии сенатор.

Вступив в должность губернатора в 1906 г., по традиции Арцимович нанёс визит Толстому, который как-то сказал о нём: «Посмотришь на лицо этого человека, видишь, что это самый добрый человек. Он всю жизнь вёл себя так, чтобы стать губернатором» (ЯПЗ. 2. С. 187). О визите Арцимовича с женой в Ясную Поляну под вечер 20 февраля 1907 г. Толстой записал в дневнике: «Был Арцимович, тяжёл». Весной 1907 г. сын Толстого, А.Л. Толстой, чиновник особых поручений при губернаторе, подал в отставку после предложения Арцимовича перевестись на ту же должность в Орёл. Поводом послужили отношения А.Л. Толстого с женой губернатора, Е.В. Арцимович. 2 июня 1907 г. Толстой «получил тяжёлое, трогательное письмо» от убитого горем Арцимовича, «которое его очень поразило, лица на нём не было» (ЯПЗ. С. 444). Арцимович подробно писал о своём несчастье, выражал неуверенность в прочности чувств А.Л. Толстого и просил подействовать на него и на Екатерину Васильевну. В тот же день Толстой отвечал Арцимовичу, что «страдает» «от отвратительного поступка» сына, что высказал Андрею свой взгляд на случившееся и на «предстоящие бедственные последствия»: без матери оставались 6 маленьких детей Е.В. Арцимович, без отца – двое маленьких детей А.Л. Толстого. Он написал также его жене, но не получил ответа: А.Л. Толстой не велел отвечать. Е.В. Арцимович «обиделась». 10 июня 1907 г. Арцимович сообщил Толстому, что его жена уехала с А.Л. Толстым в Москву, и спрашивал, не знает ли он их адреса, чтобы послать ей паспорт и деньги. «Известие о продолжении безумия этих двух несчастных людей» очень огорчило Толстого. Арцимовичу давать развод он не советовал, а к сыну испытывал «чувства жалости и любви» (77: 142, 159). Арцимович подал в отставку с поста тульского губернатора по болезни.

Лит.: Толстая Е.В. Записки (1876-1919) // Л.Н. Толстой и его близкие. - М., 1986.

А.Н. Полосина

АУЭРБАХ Бертольд (Auerbach; 1812—1882) – немецкий писатель. Родился в семье мелкого еврейского торговца, занимавшегося также земледелием. Изучал теологию, право и философию. Сторонник либерального образа мыслей. Литературная слава началась с рассказов нового литературного жанра, отражавшего жизнь крестьянства.

В «Шварцвальдских деревенских рассказах» («Schwarzwälder Dorfgeschichten», 1843-1854; русский перевод: «Повести и деревенские рассказы», 1871) Ауэрбах создал картины народного быта, полные юмора и психологической наблюдательности. Автор романов «Спиноза», «Поэт и купец», «Новая жизнь», «Дача на Рейне» и др. В числе его почитателей были И.С. Тургенев, M.Л. Михайлов, Л.Н. Толстой.

О первом знакомстве с сочинениями Ауэрбаха говорят дневниковые записи Толстого, сделанные в Петербурге в конце 1856 г. 8-10 декабря он читал «Шварцвальдские деревенские рассказы», два из которых («Tolpatsch» и «Schlossbauer Befehle») нашёл «чудесными». Толстой полюбил Ауэрбаха за его умение показывать лучшие черты народа, одинаковые у всех наций.

Перед второй заграничной поездкой Толстой читал роман Ауэрбаха «Новая жизнь», который произвёл на него сильное впечатление. Роман вышел в свет в 1852 г. Молодой граф Фалькенберг, приговорённый к смерти за участие в революции 1848 г., спасается бегством. В своих скитаниях по Германии он встречается с народным учителем Евгением Бауманом, который стремится уехать в Америку. Граф даёт ему средства для поездки; они обмениваются паспортами, и Фалькенберг под именем Евгения Баумана поселяется в глухой деревушке и становится учителем, чтобы с помощью образования добиться того, чего не удалось сделать с оружием в руках на баррикадах. Он находит своё счастье, врастая в народную жизнь «корнями своего бытия».

В романе «Новая жизнь» Толстого привлекала не только биографическая параллель – граф в качестве деревенского учителя – но и ряд педагогических приёмов и методов обучения, применяемых Бауманом-Фалькенбергом. В школе у него «веял свежий живительный дух» (Ауэрбах Б. Новая жизнь. СПб., 1876. С. 185). Новый учитель «овладел сердцами детей» (с. 142), его преподавание «вместо того, чтобы навязывать детскому уму недоступные ему истины, ведёт к тому, чтобы дети сами постоянно искали истину и открывали её» (с. 319). Эти мысли в романе поразительно схожи со взглядами Толстого в его педагогических статьях 1861-1862 гг.

Американский писатель Е. Скайлер, побывавший в Ясной Поляне в 1868 г., отмечал, что собрание сочинений Ауэрбаха занимало в библиотеке писателя «первое место на первой полке». Толстой порекомендовал ему прочитать «Новую жизнь» и добавил: «Этому писателю я был обязан, что открыл школу для моих крестьян и заинтересовался народным образованием» (ТВС. 1. С. 203, 204). В словах Толстого нельзя не видеть некоторого преувеличения. Как известно, школа в Ясной Поляне была открыта в 1849 г., когда роман ещё це появлялся в печати. Вероятно, его высказывание следует понимать в том смысле, что он интересовался не столько содержанием и идеями романа, сколько педагогической деятельностью главного героя. В некотором смысле он даже отождествлял себя с ним, о чём говорит сцена, разыгранная Толстым во время его знакомства с Ауэрбахом 9/21 апреля 1861 г. Он представился ему Евгением Бауманом, чем напугал немецкого писателя. Тот боялся, как бы вымышленный литературный герой, объявившийся в реальной жизни, не обвинил его в пасквиле или клевете. Успокоился автор «Новой жизни», когда незнакомец уточнил, что он Евгений Бауман не по имени, а по характеру. Своё восхищение Ауэрбахом Толстой выразил пятнадцатью восклицательными знаками. «Ауэрбах!!!!!!!!!!!!! – так и записал он в дневнике. — Прелестнейший человек! Em Licht ist mir aufgegangen <Луч света мне блеснул. — нем.> <...> Ему 49 лет, он прям, молод, верущ. Не поэт отрицания» (48: 35). Все необыкновенно дорогие для Толстого черты.

В первый день встречи писатели беседовали о «Шварцвальдских рассказах». Здесь, очевидно, у них возникли точки соприкосновения. Это касается не только тематики и проблем художественного изображения крестьянства, но и пантеистической тенденции, довольно заметной в рассказах Ауэрбаха и вызывавшей у Толстого на рубеже 1850-1860 гг. особую симпатию. В разговоре речь шла также о творческой истории, о прототипах рассказов, ставились и нравственные вопросы. Мысли Ауэрбаха о братской любви людей и взаимном прощении были близки Толстому, как и процитированное Ауэрбахом в разговоре изречение Канта о музыке: «pflichtloser Genuss» <безобязательное наслаждение. – нем.>. Немецкий писатель художественно интерпретировал эту мысль в рассказе «Рудольф и Элизабет». У Толстого позднее подобная мысль появится в черновиках послесловия к «Крейцеровой сонате». На второй день, 10/22 апреля, писатели встретились снова. Не имея никаких других источников дохода кроме литературного груда, Ауэрбах был заинтересован в печатании своих произведений и просил Толстого помочь опубликовать в журнале «Современник» некоторые из его рассказов. Впечатления от деловой части беседы несколько поубавили

восхищение Толстого: «Ауэрбах, его жена. Холодней с ним, но он всё прелестен. Ach, Liebster, glauben sie mir, es ist nur eine Tugend auf der Welt - die Ehrlichkeit <Ax, милый мой, поверьте мне, на свете есть только одна добродетель – честность. — нем.>. Хочется ему денег» (48: 36). Ауэрбах писал о визите Толстого (В. Вольфзону 25 апреля 1861 г.): «Два дня провал здесь граф Лев Толстой. Я был душевно рад познакомиться с идейно возвышенной натурой этого человека. Мы также говорили и по поводу русских журналов. И он обещал мне сам и совместно с Вами упорядочить это дело» (Nord und Sild. 1887. Bd. 42. S. 431). По возвращении в Россию Толстой, а позже Михайлов, сотрудник редакции «Современника», хлопотали, но безуспешно, перед Некрасовым о публикации в журнале рассказов Ауэрбаха и о возможности его постоянного участия в журнале.

Более чем через двадцать лет после встречи с Ауэрбахом Толстой вспомнил о нём в речи перед деятелями народного просвещения в феврале 1884 г. Касаясь необходимости создания народной литературы, он отмечал: «Ауэрбах, помню, сказал очень хорошо: для народа – самое лучшее, что только есть...» (25: 525).

В отношении художественного метода различие между писателями проявлялось в том, что Ауэрбах своей сентиментальностью затушёвывал социальное проявление характеров героев и их поступков, тогда как Толстой как раз в начале 60-х гг. в повести «Поликушка» вскрыл конфликт между богатством и бедностью и показал социальную подоплёку поведения своих героев. Ауэрбах назвал «Поликушку» «совершенно великолепной, но, к сожалению, сокрушительной повестью, а искусство этого делать не должно» (письмо Вольфзону 16 ноября 1863 г. – Nord und Siid. 1887. Bd. 42. S. 436).

Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!