С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 13 страница

 

65

 

в мятеже с возбуждением нижних чинов»; как «преступник IV разряда» приговорён Верховным уголовным судом к «ссылке в каторжную работу на пятнадцать лет и по­том на поселение». В 1840 г. переведён ря­довым на Кавказ и, дослужившись до чина подпоручика, в 1846 г. ушёл в отставку.

SypHauieecj юрис На. ель, ц0эт Кемье мате! го универ. 1этической I «Пепел», I профессо- 1рис Бугаев в вместе с р раз посе- гой не при- гскую поэ- I в журнале I декадент- гихами Бе­гал видеть 1г6 они хо- кий номер 1о бред су- ия не имею росить, что I нелестной |у пародий, вицкий за- Сухотин. - Н. “Кривое lie пародии горых Л.Н. и, - напри- го, псевдо- и смеялся, ■слух». Бе- нескольких уже после уА. Хомяков рич (1803— * экипажа, ря фрегата авалишина, составляли [га». Беляев стского об- сивцев при­ростов. По и, «знал об действовал

Беляев как один из немногих читателей своего поколения смог оценить своеобра­зие психологизма Толстого и отмечал «глу­бокие анализы человеческого сердца, кото­рые поразительно встречаются» в «Войне и мире» (Цявловский М.А. Письма дека­бристов П.Н. Свистунова и А.П. Беляева к Л.Н. Толстому // Тайные общества в России в начале XIX столетия. М., 1925. С. 206). Личное его знакомство с Толстым произошло в феврале 1878 г., когда писа­тель работал над романом «Декабристы». В записных книжках и в письме к С.А. Толстой 5 марта 1878 г. Толстой упо­минал о своих встречах с ним, во время которых декабрист делился с писателем воспоминаниями. Беляев писал Толстому: «Очень желал бы я и был бы счастлив, если б мои правдивые сказания, хотя и не красно изложенные, хотя бы частицу вложили в тот склад, который вы, конеч­но, уже собрали об этом времени. Вся читающая, чувствующая и мыслящая Россия с нетерпением ждёт вашего вол­шебного рассказа» (там же. С. 205). Под влиянием этого общения Беляев создал воспоминания, отметив, что побуждением к работе над ними он «обязан Толстому». Толстой читал воспоминания в рукопи­си и делал замечания автору, о чём тот упоминал: «...согласно с указаниями гр. Л.Н. Толстого я сделал необходимые при­бавления того, что мною было упущено. Он же и поощрил меня к изданию этих воспоминаний» (Русская старина. 1880. № 9. С. 2-3). Толстой перечитывал отдель­ное издание «Воспоминаний декабриста о пережитом и перечувствованном» (1882), когда вернулся к декабристской теме в 1900-е гг.

В.А. Жаров, М.В. Строганов

 

БЕЛЯЕВ Юрий Дмитриевич (1876—1917) – драматург, театральный критик, журналист, беллетрист. С начала 1890-х гг. в журналах «Живописное обозрение», «Север» стали выходить его рассказы, историко-театральные эссе. На рубеже 1890 - 1900-х гг. – сотрудник журнала «Театр и искусство», один из ведущих критиков газеты «Петербургский дневник театра­ла». С начала 1900-х гг. — сотрудник газеты «Новое время», «ученик» А.С. Суворина, один из «самых ярких» рецензентов.

С Толстым познакомился, приехав в Ясную Поляну в апреле 1903 г.: они об­суждали пьесу М. Горького «На дне», тему «босячества». В «Новом времени» (№ 9746 от 24 апреля 1903 г.) был опубликован фе­льетон Беляева «В Ясной Поляне».

Второй раз Беляев побывал у Толстого 6 июня 1906 г.: говорили о земельном во­просе, о Гос. думе, к которой писатель от­носился отрицательно. И на этот раз по возвращении от Толстого Беляев написал фельетон о своём пребывании в Ясной Поляне (Беляев Ю.Д. У гр. Л.Н. Толстого // Новое время. 1906, 16 июня).

В обоих случаях журналист, прежде чем печатать, посылал в Ясную Поляну гранки своих статей, чтобы Толстой мог внести все необходимые поправки и уточнения. 12 июня 1906 г. Толстой пи­сал Беляеву: «Возвращаю вам, любезный Юрий Дмитриевич, корректуры вашего очень хорошо составленного фельетона. Извините, что я позволил себе некоторые изменения и исключения...» (76: 160). На следующий день Беляеву было отправлено ещё одно письмо, где Толстой просил «вы­кинуть» некоторые имена, «а ещё в конце после слова ’’отвратительно” сказать так: отвратительно по грубости, неправдивости выставляемых мотивов, ужасающей самоу­веренности, а главное, озлобленности» (76: 161). Правку Толстого Беляев внёс в свой фельетон.

 

С.В. Чаругина

БЕРАНЖЕ Пьер Жан (1780-1857) – французский поэт XIX в. С его сочинения­ми Толстой был хорошо знаком, читал их на языке оригинала. В дневниковой записи 24 июня 1854 г. он упоминал Беранже: «После обеда у генерала читал Беранже».

В черновиках «Детства» Толстой ци­тировал песни Беранже. В Главе 20. «Сбираются гости» есть строки: «Когда проходила мимо нас Валахина с дочерью и спросила, где бабушка, поправляя рукой бу­клю волос, которая не хотела держаться на настоящем месте, а падала на лоб Сонечке, я не мог, несмотря на то, что был занят одной мыслью – видеть поскорей Петру­шу, — не полюбоваться этой девочкой. Она, по моим догадкам, должна была быть со мною одних лет и одного роста; но —

 

Bon Dieu, combien elle est jolie,

Et moi je suis, je suis si laid.

<Боже мой, как она красива,

а я, я так дурён. - фр.>.

 

Я привожу эти два стиха из песни Беранже, потому что, при первом взгляде

 

66

 

на неё, мне пришло в голову именно это грустное сравнение» [1 (19): 91]. Эту ци­тату из стихотворения «Que elle est jolie» («Как она красива») Толстой хотел сделать во второй редакции эпиграфом к одной из глав. Работая над окончательной редакци­ей текста, писатель использовал в качестве эпиграфа строки Беранже из стихотворения «Блуждающие огни»:

 

Oh, vendez moi mon ignorance!

Follets, dansez, dansez, dansez.

<0, верните мне моё неведение!

Блуждающие огни, танцуйте, танцуйте, танцуйте> [1 (19): 233].

 

В письме к Н.А. Некрасову 25 ноября 1857 г. Толстой замечал: «Посылаю ещё вам стихотворение Беранже, посмертное, переведённое Фетом. И перевод хорош, а само стихотворение по мне прелестно. Оно пропущено в французских журналах, <может> быть, пройдёт и по-русски». Речь идёт о стихотворении Беранже «О Франция! мой час настал, я умираю...» («Последняя песня»), которое любил Толстой. Стихо­творение было напечатано в № 1 «Со­временника» за 1858 г. Толстой вниматель­но прочёл его и в письме Некрасову 21 января 1858 г. сделал ряд замечаний: «В сти­хотворенье Фета две ужасные опечатки: “О защитите”, вместо “защити же”, и “с улыбкой”, вместо “с усильем”».

   Через несколько лет в письме А.А. Фету 28-29 апреля 1876 г. Толстой цитировал строчки Беранже: «Вы больны и думаете о смерти, а я здоров и не перестаю думать о том же и готовиться к ней. Посмотрим, кто прежде. Но мне вдруг из разных неза­метных данных ясна стала ваша глубоко родственная мне натура-душа (особенно по отношению к смерти), что я вдруг оценил наши отношения и стал гораздо больше, чем прежде, дорожить ими. А впрочем –

 

Mourir vient de soi-mêmе.

N’en ayons point souci.

Bien vivre est le ргоblèmе

Qu’il faut résoudre ici».

 

Эти стихи Беранже Толстой занёс в за­писную книжку ещё 21 октября 1858 г., и там же неизвестной рукой был вписан пе­ревод:

 

Смерть придёт сама.

Это не наша забота.

Хорошо прожить – вот задача,

Которую надо здесь решить.

 

Ю.Ю. Поринец

 

БЕРГ Николай Васильевич (1823-1884) – писатель, поэт, журналист, историк, переводчик, художник. В молодости был близок к редакции журнала «Москвитянин». Некоторое время преподавал в московском Училище живописи и ваяния. Участник Крымской кампании 1853-1856 гг. (пере­водчик при штабе главнокомандующего); 4 августа 1855 г. участвовал в сражении на речке Чёрной. Письма Берга из Кишинёва и Севастополя к историку М.П. Погодину печатались в «Москвитянине» (1855 г.); в дальнейшем были изданы в перерабо­танном виде в книге «Записки об осаде Севастополя» (т. 1—2. М., 1858) с прило­жением «Севастопольского альбома», со­ставленного из рисунков автора. После войны написал ещё несколько сочинений о Севастопольской обороне, ездил в Италию и сочувственно писал о гарибальдийском движении. В 1863 г. корреспондентом от га­зеты «СПб. ведомости» был в восставшей Польше, в российской печати публиковал статьи о Польском восстании. В Польше женился и поселился в Варшаве. В 1864—1869 гг. исследовал и написал историю восстания; его большой труд «Записки о поль­ских заговорах и восстаниях» в России на­печатан в 1870-е гг. с цензурными изъятия­ми (полностью были изданы за границей в середине 1880-х гг. и запрещены к ввозу в Россию). В 1874—1879 гг. Берг был редак­тором официальной правительственной газеты «Варшавский дневник». Широкую литературную известность получили его переводы: Берг переводил с нескольких языков и ещё в 1840-е гг. увлёкся перево­дами из славянской поэзии, впервые позна­комив с ней русских читателей. Как писал С.А. Венгеров, в 1880-е гг. Берг был авто­ром не менее трёх четвертей всех перево­дов из славянской поэзии на русский язык. Особенно его интересовали народные пес­ни: в 1854 г. в Москве он издал сборник «Песни разных народов».

Толстой был знаком с некоторыми про­изведениями Берга: в дневнике 29 августа 1856 г. отмечено, что «читал Берга» -- имелась в виду статья «Из крымских заметок. Поездки в Симферополь, Карасубазар, Феодосию и потом в Байдары, Балаклаву, Севастополь и Камыш. Черты из жизни на­ших бывших неприятелей в их лагерях и городах на русской земле». Познакомился Толстой с Бергом и лично: трудно сказать, было ли это ещё старое севастопольское знакомство или более поздняя встреча, но в 1876 г. Берг из Варшавы прислал Толстому несколько номеров газеты «Варшавский дневник» с переведёнными и впервые опу­бликованными на польском языке его сочи –

 

67

 

нениями. В ответном письме Толстой пи­сал: «Выбор, сделанный Вами для перевода на польский язык моих писаний, мне очень лестен, и я очень благодарен Вам за любез­ную присылку мне номеров “Варшавского дневника”. Всё надеюсь когда-нибудь опять столкнуться с Вами у нашей общей приятельницы Перфильевой и так же, как и тот раз, приятно побеседовать» (62: 270-271).

 

Н.И Бурнашёва

 

БЕРДЯЕВ Николай Александрович (1874-1948) – религиозный философ, пу­блицист, общественный деятель. В 1922 г. в числе других учёных был выслан из России.

Первое знакомство Толстого с твор­чеством Бердяева пришлось на 1905 г. Внимание его привлекла статья Бердяева «К. Леонтьев — философ реакционной ро­мантики», опубликованная в 1905 г. в № 7 ежемесячного литературно-общественного журнала «Вопросы жизни», издававше­гося в С.-Петербурге (журнал сохранил­ся в яснополянской библиотеке). В этой статье Бердяев, называя Леонтьева «од­ним из самых блестящих и своеобразных умов в русской литературе», «странным, одиноким писателем, полным противоре­чий и пугающих крайностей», доказывал, что тот был выразителем «реакционерства», мыслителем, «во многом предвос­хитившим Ницше». Критически относясь к воззрениям отечественного философа, Бердяев писал: «Для Леонтьева христиан­ство не есть религия любви и радостной вести, а мрачная религия страха и насилия. Больше всего он дорожил в христианстве пессимистическими предсказаниями о будущем земли, о невозможности на ней Царства Божьего. Как это ни странно, но христианина Леонтьева притягивало более всего к себе учение о зле, о безбожном и антихристианском начале, заключённое в религии Христа. И Леонтьева я решаюсь назвать сатанистом, надевшим на себя хри­стианское обличие». Острополемическая статья Бердяева 22 июля была прочита­на вслух Ф.А. Страховым, гостившим в Ясной Поляне. В ходе последовавшего за­тем обсуждения выяснилось, что Толстой и Бердяев существенно расходятся в сво­их оценках идейного наследия Леонтьева. «Леонтьев стоял головой выше всех рус­ских философов», -- записал Д.П. Маковицкий слова Толстого (ЯПЗ. 1. С. 352).

В конце марта 1909 г. на книжных прилавках появился «Сборник статей о русской интеллигенции» под названием «Вехи», в который входила и статья Бер­дяева «Философская истина и интелли­гентская правда». Толстой из газеты узнал о готовящемся выпуске сборника, в кото­ром видные отечественные мыслители и писатели изложили своё понимание того, как должна вести себя интеллигенция, все­рьёз заинтересованная «улучшением жиз­ни людей» (38: 285). В газетной заметке сообщалось, что в статьях сборника рас­крывается новое видение задач, стоящих перед интеллигенцией, проводится мысль о необходимости отказа интеллигенции от действий, направленных «на изменение внешних форм жизни», обосновывается положение о единственном разумном для интеллигенции способе участия в совер­шенствовании социального бытия — «вну­тренней нравственной работе людей над самими собой» (38:286). Именно это газет­ное сообщение вызвало интерес Толстого к сборнику «Вехи».

«Вехи» он прочитал внимательно, о чём говорят многочисленные пометы в тексте сборника, сохранившегося в яснополян­ской библиотеке. Но чтение это только «раздосадовало» Толстого: он не нашёл того, что «искал и ожидал найти», -- ответа на вопрос: какой должна быть внутренняя работа, способная улучшить жизнь людей. Толстой не нашёл в сборнике «указаний людей, называющих себя интеллигенцией и в руках которых находятся судьбы России, на то, в чём должна состоять та внутренняя работа, которая должна заменить те внеш­ние формы, которые, судя по предисловию, как будто бы отрицались составителями сборника» (38: 287).

В статье Бердяева Толстой увидел лишь «подобие ответов, <...> выраженных тем же запутанным и неясным жаргоном, кото­рым написаны все статьи» сборника. В под­тверждение того, что статья Бердяева — это видимость ответов, изложенных непонят­ным для многих читателей языком, Толстой в работе «О “Вехах” (1909) приводил цита­ту из последнего абзаца статьи Бердяева: «...сейчас мы духовно нуждаемся в при­знании самоценности истины, в смирении перед истиной и готовности на отречение во имя её. Это внесло бы освежающую струю в наше культурное творчество. Ведь философия есть орган самосознания чело­веческого духа и орган не индивидуальный, а сверхиндивидуапьный и соборный. Но эта сверхиндивидуальность и соборность философского сознания осуществляется лишь на почве традиции универсальной и национальной. Укрепление такой традиции должно способствовать культурному воз­рождению России» (там же).

Резкость суждений о статье Бердяева связана не только с тем, что Толстого не удовлетворил её язык, о котором он гово-

 

 

68

 

рил: «Читал “Вехи”. Удивительный язык. Надо самому бояться этого. Нерусские, вы­думанные слова, означающие подразумеваемые новые оттенки мысли, неясные, ис­кусственные, условные и ненужные. Могут быть нужны эти слова только, когда речь идёт о ненужном» (57: 52). Толстой был не согласен в главном. По мысли Бердяева русскую интеллигенцию постигло «несча­стье: любовь к уравнительной справедли­вости, к общему добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине». Потому, считал Бердяев, интеллигенция «корыстно относилась к самой истине, требовала от истины, чтобы она стала орудием обще­ственного переворота, народного благо­получия, людского счастья». Толстому же, верившему, что истина («правда» по его терминологии) «сама по себе не есть до­бродетель», а только «необходимое усло­вие всего доброго» (42: 343), сама попытка отыскания истины социального устройства в отрыве от устремлённости к другому че­ловеку, от реального делания добра, пред­ставлялась ложной.

Толстой полагал, что истина гармонич­ного общественного бытия открывается только тем, кто находится в единстве друг с другом. В противном случае познать мож­но только разъединение. А так как объеди­няет людей Добро, то постижение истины бесконфликтной совместной жизни с не­обходимостью подчинено ему. Понимание красоты человеческих отношений Толстой также ставил в зависимость от Добра. Бердяев не разделял такую точку зрения. В статье «Ветхий и Новый Завет в религиоз­ном сознании Л. Толстого» (1912) он писал: «Л. Толстой – гонитель красоты во имя до­бра. Он утверждает исключительное пре­обладание добра не только над красотой, но и над истиной. Во имя исключительного добра он отрицает не только эстетику, но и метафизику и мистику как пути познания истины... Никогда ещё морализм не был доведён до таких крайних пределов, как у Толстого» (Бердяев Н.А. Философия твор­чества, культуры и искусства: В 2 т. - М., 1994. Т. 2. С. 481). В творчестве Толстого Бердяев помимо морализма находил избы­точный рационализм, превращающий его воззрения в «религию в пределах разума», «отвергающую всякую мистику, всякое та­инство, всякое чудо как противное разуму, как безумие» (там же. С. 479).

Бердяев был хорошо знаком с лите­ратурными и религиозно-философскими произведениями Толстого, о чём говорят многочисленные ссылки в его трудах на взгляды Толстого. Идейные расхождения с Толстым по ряду кардинальных мировоз­зренческих позиций не повлияли на вы­сокую оценку Бердяевым вклада Толстого в мировую культуру. Говоря о значимо­сти наследия Толстого для отечественной культуры, Бердяев констатировал, что «без Л. Толстого Россия немыслима. <...> Мы любим Льва Толстого, как родину. Наши деды, наша земля в “Войне и мире”. Он – наше богатство, наша роскошь, он, не любивший богатства и роскоши. Жизнь Л. Толстого – гениальный факт в жизни России. А всё гениальное - провиденци­ально» (там же. С. 483).

 

М. А. Лукацкий

 

БЕРКЕНГЕЙМ Григорий Моисеевич (1872-1919) – московский врач-терапевт, в 1903-1904 гг. живший несколько меся­цев в Ясной Поляне в качестве домашнего врача; корреспондент и адресат Толстого.

Родился в зажиточной купеческой се­мье; окончил медицинский факультет Мос­ковского университета. С 1897 г. работал врачом на фабрике, потом в детской боль­нице Святой Ольги в Москве. В 1901 г. его пригласили в качестве домашнего врача в имение Сухотиных Кочеты, в се­мью дочери Толстого, Татьяны Львовны. Здесь Беркенгейм пробыл недолго, так как Сухотины уехали к тяжело больному Толстому в Крым. Через год он как врач сопровождал семью Сухотиных в их поезд­ке за границу, где мужу Татьяны Львовны предстояла тяжёлая операция.

Беркенгейм познакомился с Толстым в ноябре 1902 г., когда впервые приехал в Ясную Поляну, чтобы рассказать о здоро­вье Сухотиных, которые ещё оставались за границей. «...Приласкайте его, -- писала из Рима Татьяна Львовна родителям, -- он очень милый человек и нам выказал так много сердечного участия, что мы его ни­когда не забудем» (цит. по: Неман. 1987. № 8. С. 150). Через год Беркенгейм сно­ва приехал в Ясную Поляну, теперь уже в качестве домашнего врача Толстых. Он сменил доктора Д.В. Никитина, своего товарища по Московскому университету, который, уезжая на несколько месяцев за границу для усовершенствования, рекомен­довал его Толстым. «Григория Моисеевича gagne à ètre connu» <чем больше узнаёшь, тем больше ценишь. – фр.> (90: 329), -- пи­сал Толстой младшей дочери Александре Львовне. Поселившись в Ясной Поляне, Беркенгейм следил за здоровьем Толстого и членов его семьи, принимал больных крестьян в яснополянской амбулатории, а также помогал как секретарь. Он разбирал почту, приходившую на имя писателя, по

 

 

69

 

его просьбе отвечал на некоторые письма и телеграммы, вечером, когда собиралась вся семья, читал вслух.

---

Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!