Основные тенденции, факторы и противоречия экономического роста стран Востока (вторая половина XX в.).

В этот период большинство стран Востока по-прежнему испытывало на себе давление иностранного капитала с сохранением многих особенностей синтеза современных тенденций с традиционной многоукладностью. С момента достижения независимости развитие капитализма ускорилось. Но это развитие не имело и не имеет своих аналогов в истории. Ярко проявился ряд осо­бенностей и противоречий эволюции восточного капитализма. Например, выяснилось, что, чем позже данная страна становится на путь развития капита­лизма, тем сильнее влияет мировая капиталистическая система на ее национальные капиталистически развивающиеся структуры. Однако чем более опаздывала страна в развитии собственного капитализма, тем большее значение приобретали национальные особенности, традиции, региональные влияния на формы, специфику, темпы развития капитализма.

Социально-экономическая структура развивающихся стран характеризуется не только пестротой укладов, но и сравнительно быстрым изменением соотношения и взаимодействия этих укладов, которые также претерпевают изменения под давлением развивающейся экономической и социальной инфраструктуры.

Сохранение различных укладов в странах Востока является резуль­татом специфики зарождения и развития капитализма в бывших колониях и полуколониях. После завоевания независимости в развивающихся странах отчетливо обнаружились, как и в послереволюционной России, пять типов общественно-политических укладов: 1) докапиталистический (патриархальное, натуральное, полу­феодальное и феодальное хозяйства); 2) мелкотоварное и мелкокапита­листическое производство, основанное преимущественно на ручном труде; 3) частнохозяйственный капитал (мастерские, фабрики и т.п.); 4) государственный капитализм; 5) иностранный капитал.

Исторически капитализм на Востоке прошел отличный от западного путь развития. До господства фабрично-заводского производства в метрополиях (XIX в.) колонизаторы в основном не могли серьезно влиять на соци­ально-экономические условия подвластных стран. Они лишь приспо­сабливали их для извлечения колониальной добычи. Родоплеменные, рабовладельческие и феодальные отношения сохранялись на Востоке до XIX в. Промышленная революция привела не только к изменению форм эксплуатации колоний, но и к возрастающему воздействию коло­низаторов на их экономику. Обмен товарами между метрополиями и колониями способствовал ускоренному развитию товарно-денежных отношений в колониях, на базе которых начали возникать первые рост­ки капиталистического предпринимательства. Однако зародившийся восточный капитализм сразу встретился с двумя препятствиями — феодализмом и иностранным капиталом, стремившимся подчинить начавшиеся процессы своим интересам. Перед лицом столь сильных врагов национальный капитализм как бы раскололся на два сравни­тельно самостоятельных потока, один из которых представляла мелкая и мельчайшая буржуазия (чаще всего предбуржуазия) спонтанного происхождения, а другой — привилегированная, тесно связанная с иностранным капиталом верхушечная буржуазия.

Общая отсталость стран Востока, их зависимость от колонизаторов, сохранение феодаль­ных пережитков и многие другие условия предопределили стремление национальной буржуазии приспосабливаться к трудным условиям путем заимствования как остаточных полуфеодальных форм эксплуа­тации трудящихся, так и новейших методов организации производства |и наживы, предлагаемых колонизаторами.

В эпоху империализма капитализм стал усиленно пересаживаться в колонии, где ускорилось развитие и национального капитализма. Переплетаясь и частично сливаясь, привнесенный и местный капитализм образовывали своеобразный капитализм синтезированного вида при сохранении специфических черт местного предпринимательства. Все это нарушало прохождение странами Востока классических этапов эволюции. Новые и все более передовые формы капитализма навязывались колониям и полуколониям, в которых естественный процесс национального поэтапного прохождения капиталистического развития грубо нарушался и постоянно как бы «сверху» придавливался более передовыми и организованными видами навязываемого капитализма. В результате к моменту освобождения в странах Востока возникла многослойная структура экономики и общества, в котором «старые» отношения сохранялись и продолжали существовать в виде определен­ных «типов» укладов.

Основные условия развития восточного капитализма, очевидно, были следующие: 1. Отсутствие свободы конкуренции. 2. Постоянный колониальный грабеж, препятствовавший закономерным процессам ка­питалистической эволюции, в том числе первоначальному накоплению капитала. 3. Постоянное воздействие колонизаторов, сначала влияв­ших на социально-экономическую обстановку колоний в нужном им на­правлении, а затем навязывавших «передовые» формы капитализма в условиях сохранения «старых» хозяйственных отношений. 4. «Перепрыгивание» закономерных этапов капитализма до полного созревания предпосылок появления новых видов предпринимательства. 5. Срав­нительно краткосрочный период капиталистической эволюции.

После завоевания политической независимости капиталистическое развитие стран Востока неизмеримо ускорилось. Но это развитие шло не путем вызревания передовых форм предпринимательства внутри развивающихся государств, а преимущественно путем заимствования «новых» видов капитализма на Западе и укрепления «верхушечного» капитала с помощью государства. Одновременно ускорилась эволюция низших форм капитала.

В результате своеобразного развития капитализма, а также воздей­ствия империалистических государств в странах Востока образовалось три основных вида капитализма.

Во-первых, капитализм, растущий «снизу», из недр мелкотоварного производства. Это наиболее массовый, в известном смысле «демократи­ческий» капитализм, составляющий материальную основу существо­вания многочисленных слоев, прослоек, групп и подгрупп мелкой буржуазии и мелкобуржуазных кругов. При анализе мелкокапитали­стического производства перед исследователем часто возникают боль­шие трудности. Дело в том, что это предпринимательство не только весьма подвижно, но и очень плохо учитывается буржуазной статисти­кой. Причем критерии определения «мелкого производства» весьма разнообразны. В Индии, например, к мелкой промышленности отно­сятся предприятия с числом занятых от 50 до 100 человек. В Индоне­зии и Турции в эту же категорию включаются предприятия, где занято менее 10 рабочих и отсутствует механический двигатель (131, с.212).

Если привести все эти критерии к одному среднему, то мелкая промышленность должна состоять из предприятий, на каждом из которых занято не более 50 человек, капитал не превышает 10 тыс. долл. и господствует ручной труд. В развивающихся странах мелкая про­мышленность абсолютно преобладает в общей численности предприя­тий. Она насчитывает не менее 3/4 всех промышленных объектов в той или иной восточной стране, но их продукция составляет, как правило, не более 30%продукции всей промышленности (131, с.210).

Предприятия низших форм капитализма (ремесленно-мануфактурные) крайне неустойчивы, нередко они находятся на грани разорения из-за конкуренции фабричного производства, отсутствия поддержки со стороны государства, нехватки средств, сырья; погибнув в одном месте, они появляются в другом и т.д. Такая подвижность обусловлена как незавершенностью процесса первоначального накопления капита­ла, так и незаконченностью процесса вызревания современных форм капитализма, сохранением полунатурального, мелкотоварного укла­дов. Это свидетельствует о том, что развитие капитализма «сверху» все время продолжается, охватывая значительные слои населения, многие отрасли промышленности и сельскохозяйственное производство.

Следует отметить, что в последние годы все отчетливее обнаружива­ется процесс зарождения мелкой буржуазии в связи с развитием круп­ного предпринимательства в странах Востока. Появление крупных предприятий, как правило, сопровождается не только разорением «са­мостоятельного» производства, но и появлением определенных про­слоек мелкой буржуазии, непосредственно связанной с крупным капиталом и как бы продолжающей «на дому» производственные процессы заводского характера.

Характерная черта мелкого капитализма состоит в том, что он за крайне редким исключением, не перерастает в более развитые формы, а его представители довольствуются мизерной частью доходов, посту­пающих буржуазии. Доходы буржуазии ряда стран Востока распре­деляются следующим образом: на крупную и крупнейшую буржуазию, составляющую около 1 % численности всех капиталистов, падает 60 — 70% всех прибылей, на среднюю — около 20%, а на мелкую, состав­ляющую почти 90% численности всей буржуазии, — только 10—15%. Часто этот доход намного меньше заработной платы квалифицирован­ного рабочего. Как условия развития мелкого предпринимательства, так и его положение в системе производства способствуют росту в его среде недовольства и антагонизма в отношении крупной буржуазии (64, Т.3, с.124).

Во-вторых, капитализм, развивающийся преимущественно «свер­ху»,— крупный и монополистический капитал стран Востока. Этот ка­питал играет решающую роль в экономике развивающихся стран, несмотря на то, что мелкое предпринимательство численно растет бы­стрее.

Вместе с тем такой капитализм в развивающихся странах имеет ряд особенностей. Главная состоит в том, что он является следствием заимствования местными предпринимателями форм организации биз­неса и эксплуатации рабочего класса в развитых капиталистических странах. Этот капитализм составляет «надстройку» над слаборазвитой экономикой, не прошедшей еще всех этапов эволюции от менее разви­тых форм предпринимательства к более развитым.

Крупный и монополистический капитал во многих сравнительно развитых государствах Африки (Нигерия, Берег Слоновой Кости, Сенегал и др.) уже достаточно проявил себя. Наиболее широко монопо­листический капитал действует в Индии, Пакистане, Турции, на Фи­липпинах, в Таиланде, Малайзии и некоторых других странах. Тен­денция же к образованию крупного и монополистического капитала существует практически во всех капиталистически развивающих стра­нах Азии и Африки. Бюрократическая буржуазия, экономическое гос­подство которой в значительной мере базируется на политической власти узкого круга частных предпринимателей или их ставленников, также является лишь разновидностью восточного монополистического капитала (Индонезия, Тайвань, Южная Корея и т.д.), формирующе­гося под руководством и контролем коррумпированного бюрократи­ческого государства (95, с.141).

В Индии в середине 1970-х годов действовало около 75 монополисти­ческих групп, 20 крупнейших из которых возглавлялись корпорация­ми Бирла, Тата, Мафатлал, Сингхания, Скиндия, Тхапар и др. Каждая группировка объединяла десятки компаний, действовавших практи­чески в подавляющем числе отраслей промышленности, сельского хозяйства, финансов, торговли. Объем производства предприятий, принадлежавших индийским монополиям, исчислялся в 1975/76 г. миллиардами рупий (Бирла — 15,2 млрд., Тата — 12,1 млрд. и т.д.), прибыль (после вычетов налогов) достигала сотен миллионов рупий. С 1972 по 1982 г. активы 20 крупнейших монополий страны и подчи­ненных им корпораций увеличились с 28,8 млрд. до 89,9 млрд. рупий (33, с.214).

По сведениям индийских источников, на долю монополий приходится около 100% производства алюминия, автомобилей, оборудования для цементной промышленности, шарикоподшипников и синтетического каучука, более 90% оборудования для производства хлопчатобумажной продукции, холодильников, искусственного волокна и автопокрышек, свыше 60% ферромарганца и стальных труб, 70% оборудования для производства сахара, электромоторов и цемента, более 60% тракторов, трансформаторов, радиоприемников, швейных машин и бумаги, 50% оборудования для бумажной промышленности, производства каусти­ческой соды, велосипедов и т.д. Индийские монополии контролируют многие частные банки страны, они не только установили монополию на экспорт многих товаров в зарубежные страны, но и успешно вклады­вают капиталы в соседних государствах (33, с.217).

В Пакистане местный монополистический капитал возглавляют 6 групп: Хабибы, объединяющие 45 компаний (сумма активов — около 7 млрд. рупий), Сайголы — 28 компаний (6 млрд.), Адамджы — 21 компания (3 млрд.), Дауды — 21 компания (1,5 млрд.), Шейх М. М. Исмаила — 35 компаний (1 млрд.), Фанси — 46 компаний (около 1 млрд. рупий). По утверждению пакистанских ученых, экономиче­ская власть в стране концентрируется в руках 20 семейств, которые контролируют 70% цензовой промышленности, 99% всех страховых фондов и 80% общей суммы банковских операций (33, с.218).

В Турции сравнительно небольшая группа частных компаний, составляющая около 3% всего числа акционерных обществ страны, контролирует 80—85% всего акционерного капитала и присваивает ежегодно минимум 80% доходов всех компаний. Верхушку этой груп­пы составляют 25—30 обществ (из 6 тыс., имеющихся в стране), среди которых наиболее, крупные «Коч холдинг», «Сабанджы холдинг», «Чукурова холдинг», Деловой банк и др. Каждая из ведущих компаний контролирует десятки акционерных обществ, большинство из которых монополизировали производство и сбыт определенных видов товаров, их реализацию, кредитные и страховые операции и т.д. В 1960—1970-е годы в Турции окончательно сформировался национальный государст­венно-монополистический капитализм, который имеет, разумеется, многие специфические черты (19, с.24).

О мощи ведущих турецких монополистических групп можно полу­чить представление из сообщения газеты «Тюркие постасы», которая писала, что сумма запродаж 500 крупнейших турецких фирм определялась в 1981 г. 2,6 трлн. лир, а доходные статьи государ­ственного бюджета в том же году составляли 1,5 трлн. лир. Сумма за­продаж фирмы В. Коча исчислялась 2533 млн. долл. По оценкам аме­риканской прессы, ведущие турецкие монополии («Коч холдинг» и «Сабанджи Холдинг») занимают ныне 186-е и 189-е места среди 500 круп­нейших корпораций мира (19, с.32).

Монополистический капитал успешно действовал в дореволюционном (1979 г.) Иране, где 45 семейств контролировали 85% компаний. Ведущими группами монополистического капитала были концерн «Шахрияр», вла­дельцем которого был Али Резаи, общества «Мелли», «Парс», «Хавар», «Сепента» и т.д. Иранские монополии контролировали производство и сбыт металлов, проката, бытовых приборов, обуви, автомашин, хлопчатобумажных тканей, искусственного волокна, предметов быто­вой химии и т.д. Ежегодные прибыли крупнейших промышленно-финансовых объединений Ирана, по официальным сведениям, превышали 30% на капитал (89, с.198).

Аналогичные тенденции наблюдались и в других перечисленных выше странах. В наиболее экономически развитых из них можно от­четливо наблюдать слияние не только промышленных и банковых компаний и образование финансового капитала, но и переплетение последнего с государственными корпорациями и образование государ­ственно-монополистического капитализма (ГМК). Такой капитализм (разумеется, имеющий многие национальные особенности) возник в результате взаимодействия крупного частного капитала стран Востока, государственного капитализма и в ряде случаев — иностранного ка­питала, как правило, в форме транснациональных корпораций. В ходе образования ГМК произошло слияние национальных монополий с госу­дарством, что дает ряд преимуществ и выгод национальным корпора­циям, вступающим в противоречия с транснациональными монополия­ми и банками, а также с капитализмом, растущим «снизу».

Образование ГМК в странах Востока имеет свои особенности. Он возникает в срав­нительно экономически отсталых странах, в условиях незавершенно­сти всех закономерных процессов капиталистической эволюции, пре­обладания низших форм капитализма, особенно в сельском хозяйстве. В большинстве случаев государство выступает организатором монополизации народного хозяйства, оказывает всестороннюю помощь и поддержку национальным монополиям, является ускорителем моно­полизации капитала раньше, чем материального производства.

Во мно­гих случаях образование ГМК стимулирует военно-бюрократическая государственная элита, заинтересованная в увеличе­нии прибылей путем внедрения новейших форм организации бизнеса и совершеннейших форм эксплуатации трудящихся. Так, в Иране национальный ГМК возник в результате деятельности проамерикан­ского шахского режима, и, естественно, он оказался «надстройкой» над слаборазвитой экономикой страны. В Саудовской Аравии решаю­щую роль в создании ГМК сыграл феодально-абсолютистский режим, получающий огромные доходы от продажи нефти. Аналогичное поло­жение имеет место в Кувейте, Омане, Бахрейне, Объединенных Араб­ских Эмиратах. Естественно, что возникновение ГМК в ряде стран Вос­тока изменяет в них социально-экономическую обстановку, их классо­вую структуру и социальное развитие.

Сравнительный анализ статистических источников стран, в кото­рых возникли национальные монополии и ГМК, свидетельствует о том, что степень концентрации производства и капитала, прежде всего банкового, а также мощь крупнейших монополий в них достигли приблизительно одинакового уровня. В Индии, Пакистане, Турции и Таиланде основная часть национального банкового капитала контро­лируется практически двумя — пятью банками. Национальные монопо­лии в этих странах почти одинаковы по своей мощи. Они достигли такого уровня развития, когда в состоянии оказывать давление на эко­номику не только своей, но и некоторых сопредельных стран.

Например, в 1973 г. индийские монополии действовали в 27 госу­дарствах и вели совместные операции с монополиями Англии, Канады, США, Ирландии, Ирана, Сингапура, Таиланда, ФРГ, Шри Ланки и т.д. В каждом из этих государств действовали смешанные общества. Монополистический капитал афро-азиатских стран неизменно стремит­ся к сотрудничеству с империалистическими монополиями, к получе­нию от них помощи, кредитов, лицензий и т.д. Так, около 20 монопо­листических групп Индии в 1970-х годах находились под контролем ино­странного капитала. Монополистический капитал Турции и Пакистана находится в тесном союзе с империалистическими монополиями, кото­рые помогали ему наладить производство автомашин, тракторов, химических товаров, радиоэлектроники, вооружения и т.д. В союзе с местным монополистическим капиталом транснациональные корпора­ции проникли в химическую, металлургическую, машиностроитель­ную, автомобильную, самолето- и вертолетосборочную, атомную, уранодобывающую и другие отрасли промышленности многих стран Востока. Таким образом, монополистический капитал стран Азии и Африки стал главным союзником империализма и проводником его политики в своих государствах (12, с. 142).

Вместе с этим следует отметить, что монополистический капитал стран Востока генетически был (и частично остается) больше связан не со сферой производства, а со сферой обращения — с кредитом и торгов­лей. Если в странах Европы образование финансового капитала происходило в ходе роста концентрации промышленного и банкового капи­талов, их постепенного переплетения, то на Востоке банковый капитал играл ведущую роль. И в настоящее время крупнейшие банки являются подлинными «верховными правителями» не только в торгово-финансовой области, но и в промышленности, на которую эти учреждения, как правило, «сверху» распространяют свое влияние и контроль. По масштабу и характеру кредитных операций, принадлежности уставного капитала банков, взаимодействию с государством можно определить как уровень развития местного предпринимательства, так и степень самостоятельности национального капитала.

Банковый капитал не только наиболее удобная и прибыльная сфера деятельности для национального капитала, ной самая концентриро­ванная, что ставит этот капитал в особо привилегированное положение. Именно поэтому правящие круги многих молодых стран, как правило, наиболее тесно связаны с банковым капиталом и контролируемыми им торгово-финансовыми предприятиями (торговыми и посредническими компаниями, страховыми и кредитными обществами и т.п.). Государ­ственно-капиталистические мероприятия национальные правитель­ства чаще всего осуществляют в тесном взаимодействии с частным бан­ковым капиталом.

Банковый капитал имеет потенциально большие возможности всту­пать в деловые отношения с империалистическими монополиями, стано­виться посредником между ними и национальными предприятиями, пре­вращаться в «партнера» международных монополий. Вследствие этого в некоторых развивающихся странах именно банки и крупные торго­вые фирмы чаще всего воспринимают империалистические методы орга­низации деятельности. Эти обстоятельства учитываются международ­ными монополиями, которые охотнее всего вступают в соглашение имен­но с банками стран Азии и Африки.

Итак, для современного крупного и монополистического капитала стран Востока характерны следующие основные черты: концентрация и централизация прежде и скорее всего не в производительных отрас­лях, а в области банкового дела и торговли; стремление к связям с иностранными монополиями путем привлечения финансовой и технической помощи из-за границы; стремление использовать помощь и поддержку национального государства и государственных организаций в своих интересах для установления и укрепления монопольного положения в любой сфере деятельности; применение как самых от­сталых, так и новейших методов организации производства.

В условиях недостаточной зрелости товарно-денежных отношений, сохранения значительных пластов малопроизводительных укладов монополия в кредитно-финансовой и торговой сферах, а затем и в промышленном производстве может быть установлена и при сравни­тельно незначительном (по абсолютным размерам) денежном капитале, если этот капитал концентрируется в руках одного человека или семьи, пользуется поддержкой государства или иностранного капитала. Это обусловливает часто особенно ожесточенную борьбу между различными группировками буржуазии за влияние на государственный аппарат.

Распространяя свое влияние, крупный капитал и монополии иг­рают огромную роль в формировании структуры национального ка­питализма стран Востока. Монополистическая надстройка, с одной стороны, представляет собой как бы «самостоятельный» вид эволюции национального капитала, а с другой — подавляет капитализм, разви­вающийся «снизу», на базе мелкотоварного производства. Таким образом создается тугой узел сложнейших и острейших противоречий между отдельными потоками капиталистической эволюции. Противоречия усиливаются по мере распространения капиталистических отношений на все новые и новые районы и сферы деятельности.

В условиях растущего гнета и притеснения крупного капитала на путь борьбы за «свои» права становится мелкая буржуазия (одним из ярких примеров является иранская революция 1979/80-х гг.). В ней происходит раскол на группы и группировки, одни из которых примы­кают к революционной борьбе, а другие встают на путь экстремизма. Часто государственные перевороты, происходящие в странах Азии и Африки, объясняются именно обострением противоречий между представителями различных слоев местной буржуазии. При этом в на­электризованной обстановке стран Азии и Африки, вызванной их капи­талистическим развитием в условиях отсталости, политическая дик­татура нередко необходима как крупной буржуазии (для подавления недоволь­ства мелкой буржуазии и рабочего класса вместе с крестьянством), так и мелкой (для защиты своих позиций от крупной буржуазии и рабочего класса вместе с крестьянством). Не удивительно, что обе группировки, хотя и руководствуются разными интересами, нуждаются в «сильной власти», которую чаще всего в этих странах формирует офицер­ство.

В-третьих, государственный капитализм, наиболее прочной ма­териальной основой деятельности которого является государственный сектор экономики. Значение и роль его в развивающихся странах сложны и многообразны, они непосредственно зависят от характера государственной власти, размаха и направленности общественной и классовой борьбы в каждой конкретной стране. В некоторых странах государственный капитализм служит опорой формирующегося бюро­кратического и монополистического капитала, в других с его помощью национальные правительства пытаются ограничить хищнические устре­мления крупной буржуазии, защитить национальную экономику от па­губного влияния иностранных монополий, решить проблемы экономи­ческой отсталости.

Государственный капитализм в странах Азии и Африки — ныне повсеместное явление. Появившись вследствие объективной необходимости преодолеть экономическую отсталость, зависимость от империализма ликвидировать массовую нищету населения, государственный капитализм превратился в фактор социально-экономического развития молодых государств.

Доля государственных инвестиций в развивающихся странах, составлявшая в 1950-х годах примерно 25—35% общей суммы капиталовложений в экономику, в конце 1960-х годов выросла до 45—55%. При довольно значительных по странам колебаниях удельного веса государственного сектора в народном хозяйстве в общем в нем занято 10—25% самодеятельного населения и вырабатывается 5—30% валового национального продукта. В Индии, например, удельный вес государственного сектора в основном капитале в 1956-1961 гг. составлял 15%, в 1960-1961 гг. – 25,6%, в 1975-1976 гг. – около 52,1%. В начале 1970-х гг. оплаченный капитал государственных обществ в совокупности достигал 45% капитала всех компаний Индии. На долю государства приходилось 62% выпуска чугуна, 45% проката, 68% производства цинка, 77% удобрений, 48% выпуска станков, 52% добычи нефти и т.д. После национализации (по закону от 19 июля 1969 г.) банков с депозитами свыше 500 млн. рупий доля государственного сектора в организованной кредитной системе страны возросла и достигла почти 84% по активам и депозитам. Эти показатели намного выше соответствующих данных по такой стране, как Турция, где в это же время активы государственных банков составляли примерно 65% всех банковских страны (101, с. 273).

Рост государственно-капиталистического сектора и активность государства экономике наблюдаются практически во всех странах Востока. Это стало типичным для них явлением.

Практически государственный капитализм встречается на Востоке везде, где есть капитализм (или его зачатки) и где государство так или иначе сотрудничает с этим капитализмом, выступает стимулятором или регулятором его зарождения и развития.

Государственный капитализм в развивающихся странах существен­но отличается от других видов государственного капитализма, изве­стных экономической истории: государственного капитализма периода свободной конкуренции в странах Европы и Северной Америки, госу­дарственно-монополистического капитализма империалистической ста­дии развития и государственного капитализма в условиях диктатуры, пролетариата.

Государственный капитализм в странах Востока отличается от государственного капитализма периода свободной конкуренции в евро­пейских государствах тем, что эта форма капитализма не направлена целиком и полностью на поддержку развивающегося частного предпри­нимательства. Внутриэкономическая ситуация в молодых государствах, где сохраняются и тесно взаимодействуют различные общественно-экономические уклады, классы, социальные слои и прослойки, а также их положение в мировом хозяйстве в условиях противоборства двух систем ставят государственный капитализм перед необходимостью решать ряд глобальных задач, в том числе общенациональных.

Главное отличие государственного капитализма стран Востока от государственно-монополистического капитализма состоит в том, что первый в значительной мере выполняет важнейшую функцию по за­щите национальной экономики от проникновения империалистиче­ских монополий и созданию максимально благоприятных условия для развития местного предпринимательства, в то время как второй есть результат «перезрелости» капитализма империалистических стран и целиком поставлен на службу монополиям. Тем не менее, в некоторых капиталистически развивающихся странах Востока, как уже говори­лось, государственный капитализм вступает в тесное взаимодействие с местным монополистическим капиталом и начинает приобретать признаки государственно-монополистического капитализма.

Наконец, отличие государственного капитализма стран Востока от госкапитализма в условиях диктатуры пролетариата (Советской власти) состоит в качественно другой политической основе его зарожде­ния и развития. Некоторые формы и функции такого госкапитализма, несомненно, существуют ныне и в странах Азии и Африки. Многие буржуазные общественные деятели и ученые не скрывают, что истори­ческий опыт и теоретические разработки советских ученых сыграли важнейшую роль в целенаправленной политике молодых государств в области экономики, особенно в планировании экономического раз­вития.

Таким образом, государственный капитализм в странах Востока определяется своеобразным сочетанием существующей там экономи­ческой ситуации и политических условий. Государство в странах с от­сталой экономикой в век научно-технической революции и ускоренного развития производительных сил во всем мире не может не вторгаться в сферу экономики, не выступать инициатором, организатором, стимулятором развития национальной промышленности, модернизации сельского хозяйства. Вопрос же о том, какие классы или коалиции каких классовых прослоек используют государственный капитализм для отстаивания экономической самостоятельности и укрепления своих позиций, зависит от общей социально-политической обстановки в каждой конкретной стране расстановки классовых сил и характера государственной власти.

Государственный и частный капитализм в странах Азии и Африки капиталистической ориентации развивается в тесном взаимодействии, а общая социально-экономическая обстановка в каждой данной стране и политика буржуазного правительства определяют метод, масштабы и цели государственно-капиталистических мероприятий. Вообще госу­дарственный капитализм никогда не «препятствовал» развитию част­ного предпринимательства и не «сдерживал» его, хотя и способствовал изменению темпов, форм и методов воздействия государства на такое развитие и не исключал подрыва позиций и даже ликвидации отдель­ных представителей или групп буржуазии.

В целом государство и правящие круги с помощью госкапитализма могут содействовать скорейшему устранению докапи­талистических пережитков в экономике, развитию национального предпринимательства, укреплению экономической самостоятельности и политической независимости. Государственный капитализм позволя­ет в известной мере решать сложную проблему накоплений, увеличи­вать емкость внутреннего рынка, более эффективно использовать резервы для развития современных отраслей промышленности, внед­рять новейшие методы организации производства, ускорять подготовку квалифицированных кадров и даже поднимать уровень жизни населе­ния и т.д.

Практически во всех странах Востока в результате национа­лизации иностранной собственности и строительства новых государст­венных предприятий происходят изменения в структуре экономики. Поэтому развитие подконтрольного государству капитализма в этих странах не только необходимо, но в известном смысле прогрессивно. Освободившиеся государства не могут не учитывать своеобразие двой­ного развития капитализма («снизу» и «сверху») и объективно вынуж­дены не только «регулировать» их взаимодействие, но и «смягчать» порою острые противоречия. Единственным в таких условиях средст­вом трансформирования и форсирования экономического роста может быть вмешательство государства, установление режима подконтроль­ного (государственного) капитализма и направление его на выполнение главной цели нации — ликвидацию экономической отсталости.

Государственный капитализм на разных этапах развития стран Востока играет различную роль. Непосредственно после освобождения там установилось своеобразное единство всех слоев буржуазии, опи­рающейся на государственный капитализм для защиты общенацио­нальных интересов от империализма. Постепенно, однако, рядом и с помощью государственного капитализма вырастает крупный капитал, появляются местные монополии.

Крупный капитал и монополии по мере своего усиления выражают все большее стремление установить контроль над государством, го­сударственным капитализмом и низшими укладами с целью за макси­мально короткий срок не только догнать развитые капиталистические страны, но и создать материально-производственную основу своего дальнейшего развития.

Экономическое развитие стран Азии и Африки во второй половине XX в. проис­ходило противоречиво и неоднозначно. Зна­чительно изменился сам облик Востока за последние десятилетия. Конечно, и раньше восточный мир не был единым и однообраз­ным. Он всегда разделялся по уровню разви­тия, культуре, религиям и многому другому. Но при этом всегда было нечто общее, что отличало Восток от Запада. Это общее — господство командно-административной си­стемы в экономике, приниженная роль не­свободной частной собственности, зависи­мый и слаборазвитый рынок, бесправное положение подданных.

«Японская модель» развития.

К группе стран, объединяемых в рамках данной модели относятся Япония, Южная Корея, Сингапур, Тайвань и Гонконг (присоединенный в 1997 г. к Китаю, но сохранивший свои экономические стандарты согласно знаменитому лозунгу Дэн Сяопина: «Одна страна, две экономики»), а также с некоторыми оговорками ряд стран Юго-Восточной Азии, прежде всего Индонезия и Таиланд.

Эти страны зримо сближаются с еврокапиталистическим стандартом по многим основным параметрам: для них характерно полное, практически абсолютное господство свободного рынка с конкуренцией выходящих на него частных собственников. Здесь важно оговориться, что речь идет отнюдь не о примитивной базарной конкуренции мелких частников, отбивающих друг у друга покупателей или заказчиков. Такого рода ситуация была нормой капиталистического рынка на более ранних этапах его формирования. Для развитого современного мира рынок являет собой нечто гораздо более сложное. Велика здесь и патронирующая роль государства, и контролирующая роль системы налогов, пошлин, банковских процентов и учетных ставок, и т.д. Как известно, огромную роль на современном рынке играет искусство маркетинга. Не менее известна та роль, которую играют на нем мощные капиталистические объединения, включая Транснациональные корпорации (ТНК). Словом, современный рынок — очень сложное и весьма развитое финансово-экономическое хозяйство, к регулированию которого во всех странах, включая самые развитые капиталистические, так или иначе причастно государство (впрочем, речь не идет о госкапитализме как секторе хозяйства — только о патронирующе-контролирующей функции власти, способствующей созданию наиболее благоприятного режима для своих при приемлемости его и для всех других).

Для нормального функционирования рынка такого типа нужно его полное господство в рамках той или иной страны, которая к такому рынку причастна. Или, точнее сказать, чем полнее господство рынка, экономически эффективнее его воздействие на экономику страны. Рынок, соответствующий данной модели, не терпит посторонних иноструктурных вкраплений. Чем больше в той или иной стране развит государственный (госкапиталистический) сектор со всеми присущими ему элементами неэффективного хозяйствования, тем меньше влияние рынка и меньший эффект дают рыночные связи, тем с большими затруднениями связана экономика страны.

Оптимальным примером решения этих сложных проблем является Япония. Государство здесь напоминает чуткий барометр, моментально реагирующий на экономические затруднения и принима­ющий почти автоматически меры, необходимые для регулирования рынка. Не будучи само втянуто в экономику через какие-либо госкапиталистические предприятия, оно, тем не менее, все время держит свою весомую руку на руле хозяйственного регулирования, экономической политики. И за этот счет японская экономика обретает дополнительные очки в конкуренции с другими.

Государство в Японии давно, по меньшей мере с послевоенного времени, стало инструментом обеспечения эффективного функционирования хозяйства страны, сохранив при этом за собой все остальные функции, необходимые для нормального развития общест­ва. Главное, что важно отметить, оно перестало быть государством традиционно-восточным и стало едва ли не более государством еврокапиталистического типа, чем государства в странах Западной Европы или США. И это касается не только государства, но и многих остальных элементов еврокапиталистической структуры, включая институты демократии, правовые, да и многие другие стандарты. Но что характерно, при всем том Япония не перестала быть Японией. Мало того, оставив по многим показателям позади себя передовые государства Европы, Япония не потеряла своего лица, она осталась страной Востока, причем в этом ее сила и даже ее преимуществоперед Европой. Достаточно напомнить о дисциплине труда и отсутствии забастовок при достаточно гармоничном сотрудничестве труда и капитала (корни такого сотрудничества социопсихологически и институционально восходят к нормам конфуцианства). В общем, Япония — убедительный пример гармоничного и во многих отношениях весьма удачного, едва ли не оптимального синтеза.

По пути Японии ныне идут сегодня и другие страны. Для всех них — это и есть критерий отнесения их к «японской» модели — свойственно господство рыночных связей и вовлечение подавляющего большинства населения в сферу такого рода связей. Характерно и приведение системы государственного воздействия к японскому стандарту или в состояние, близкое к нему. Наиболее заметен такого рода процесс на примере Южной Кореи, где в последние годы определилась ведущая роль демократических институтов. Государство восточ­но-автократического типа здесь, как и на Тайване, немало сделало в качестве силового административного института, целенаправленно способствовавшего трансформации традиционной структуры и переориентации населения к существованию в условиях рыночной экономики. Коль скоро успехи на этом пути были достигнуты (а в плане жизненного стандарта это выразилось в виде многократного улучшения уровня жизни), автократическое государство стало отходить на задний план, уступая место более подходящим для эффективного функционирования рыночной экономики демок­ратическим институтам. Разумеется, при этом Корея осталась Кореей, так же как и населенные китайцами автономно существующие территории (Тайвань, Гонконг) не утеряли своего «китайского» лица. И тем более сохранили свою самостоятельность Таиланд и Индонезия, что отражается в сохранении многих традиций, норм и принципов жизни.

Важнейшим обстоятельством является то, что те традиции данных обществ, которые могли помешать модернизации их структур, оказались ослаблены или видоизменены. Те же, что не мешали ей, сохранились, пусть подчас тоже в несколько измененной форме. Но все же именно влияние традиции позволяет этим странам самобытность, при всем том, что это уже иная традиция: не та, что задавала тон веками, а та, что гармонично слилась с наиболее важными элементами западнокапиталистической структуры. Именно это и привело к синтезу, т. е. к созданию качественно нового стандарта. Именно феномен современного синтеза (в отличие от навязанного ранее колониального) и является определяющей характеристикой стран «японской» модели (120, с.24-37).

«Индийская» модель развития.

Вторая, «индийская» модель значительно отличается от первой, «японской» внутренней неоднородностью и большими отличиями включенных в нее стран. В рамках этого типа можно рассматривать большую группу стран Азии и Северной Африки: Индию, Пакистан, Бангладеш, Иран, большинство арабских стран и ряд других государств. Их объединяет то, что они достаточно успешно развиваются по западнокапиталистическому пути развития. Но при этом от стран «японской» модели их качественно отличает то, что они далеко еще не перестроили свою традиционную внутреннюю структуру.

Практически это значит, что заметная часть страны и ее населения (речь преимущественно о городах, хотя и не только о них) уже существует в рамках новой, трансформированной по капиталистическому образцу экономики, что в масштабах государства в целом активно функционируют важные элементы еврокапиталистической структуры — многопартийная систе­ма, демократические процедуры, европейского типа судопроизводство и т.п. В то же время большая часть населения, подчас подавляющее его большинство, по-прежнему остается в плену привычного для их предков образа жизни, лишь едва затронутого нововведениями и переменами. И хотя обе части активно контактируют друг с другом, они в то же время остаются обособленными и живут каждая по своим законам, составляя в то же время единый организм.

Это упоминавшийся уже применительно к колониальным структу­рам недавнего прошлого феномен симбиоза или колониального синтеза (см. § 2,3). Суть феномена в том, что сохраняется какая-то грань, незримо, но жестко отделяющая одних, преодолевших барьер традиции, от других, которым пока что не удается это сделать. Такая грань была везде, в том числе и в странах первой модели. Но там ее удалось сравнительно быстро преодолеть, и после этого она исчезла. Здесь грань ощутимее, потолок ее выше, преодолеть ее сложнее, причем причины этого уходят в глубь самой традиции, ее религиозно-цивилизационного фундамента. Для того чтобы грань была ликвидирована, нужны время и бла­гоприятные обстоятельства.

В любой из стран данной модели активно идет процесс экономического роста, укрепляются многие элементы структуры европейского типа, но в то же время существует определенный барьер, опирающийся как на экономическую отсталость сельского населения, так и на социопсихологические стереотипы массового сознания и связанные с ними жесткие формы социального бытия. Это особенно заметно в Индии с ее системой общин и каст, продолжающей держать в плену значительную часть населения, и в странах ислама.

Какова динамика развития стран этой группы? Для всех них характерно заметное поступательное движение в сторону постепенногосближения с еврокапиталистическим стандартом. В частности, это хорошо прослеживается на примере постепенного изменения роли государства, что особенно заметно там, где государство традиционно наиболее сильно, прежде всего, в странах ислама. Дело в том, что усиление роли и влияния еврокапиталистического сектора экономики и упрочение позиций европейского типа политической, правовой и иной культуры ведут к уменьшению важности командно-административных и бюрократических методов управления. Элементы европейской структуры постепенно превращаются в ведущую идейно-институциональную основу успешного развития. В результате в стране не возникает новая ситуация, ослабляющая потенции старой структуры и силу ее возможного сопротивления, включая взрывы национализма и тем более экстремизма в форме, прежде всего, фундаментализма.

Вариантом второй модели следует считать примыкающую к странам этой группы, но по ряду важных параметров отличную от нее, группу арабских нефтедобывающих монархий (Саудовская Аравия, Кувейт, Бахрейн, Катар, Оман, ОАЭ). Здесь тоже симбиоз, тоже резкое, даже бросающееся в глаза сосуществование двух секто­ров хозяйства, двух частей населения в пределах каждого из госу­дарств. Но, в отличие от стран первой группы той же модели, здесь мало институциональных элементов европейской структуры, как нет и заметных признаков движения в сторону еврокапиталистического стандарта со стороны основной части местного населения и привычно стоящего во главе его аппарата власти. Симбиоз здесь построен не просто на контрасте, но и как бы на сепарации, сознательном отделении коренного населения (или, по меньшей мере, его большинства) от современного сектора хозяйства и соответствующей ему инфраструктуры (то и другое функционирует в основном благо­даря усилиям мигрантов, тогда как местное население выступает преимущественно в качестве получателей ренты).

Как следует расценивать положение стран этой модели в целом? Общее для всех них в том, что они в принципе находятся в состоянии определенного равновесия, устойчивой стабильности. Экономика их если и не процветает, то, во всяком случае, вполне может обеспечить существование страны и народа. В регулярной помощи страны, развивающиеся по этой модели, не нуждаются, и даже есть опреде­ленные перспективы экономического роста. От стран первой, «японской» модели страны второй, «индийской» модели отделяет определенная дистанция, несмотря на то, что по доходу на душу населения некоторые нефте­добывающие страны (это относится не только к арабским монархиям и Ливии, но и, например, к Брунею) могут соперничать с той же Японией. Дело ведь не только и не столько в доходе, сколько во внутренней структуре, в динамичности самой модели. Существенна политическая стабильность большинства стран второй модели. Неко­торое беспокойство может вызывать демографическая проблема, осо­бенно ощутимая в Индии, крупнейшей из всех стран этой группы. Пока что успехи «зеленой революции» в Пенджабе и некоторых других районах, развивающихся по еврокапиталистическому образцу, позволяют компенсировать резкий рост населения, хотя миллионы все еще находятся в этой стране буквально на грани голода. Естественно, что при любом неблагоприятном повороте событий положение может резко ухудшиться.

И все-таки, при всех оговорках, положение стран, объединенных в рамках «индийской» модели и функционирующих в условиях симбиоза, достаточно устойчиво. В ряде стран этой модели, как говорилось, намечается тенденция к преодолению ситуации симбиоза, к перера­станию симбиоза, синтеза колониального в синтез современный (120, с.51-57).

«Африканская» модель развития.

Для стран, объединенных в рамках этой модели — а они численно преобладают, да и по количеству населения, особенно с учетом темпов прироста, весомы,— типичны не столько развитие и тем более стабильность, сколько отставание и кризис. Именно здесь накал драматизма наиболее заметен и ситуация наименее перспективна, К странам этой модели относится подавляющее большинство африканских стран, некоторые страны исламского мира, в частности Иордания, Йемен, Афганистан и Бангладеш, а также другие бедные страны Азии, как Лаос, Камбоджа, Бирма и т.п.

Хотя в подавляющем большинстве этих стран еврокапиталистическая структура имеет весомые позиции в экономике, отсталая, а то и полупервобытная периферия здесь много более значима и практически задает тон. В строгом смысле слова применительно к странам этой модели тоже можно говорить о симбиозе, ибо сосущест­вование современного и традиционного секторов очевидно. Но если в странах «индийской» модели симбиоз как феномен сопровождается внутрен­ней устойчивостью и явной позитивной динамикой в сторону укреп­ления экономической базы и даже развития по направлению к будущему современному синтезу, то в странах «африканской» модели положение иное. Лишь немногие из них со временем и при благоприятном стечении обстоятельств имеют шансы передвинуться в ряды стран «индийской» модели, т. е. добиться некоей внутренней устойчивости и самообеспе­чения. Для большинства же видится удел незавидный, во всяком случае, в обозримой перспективе. Страны «африканской» модели в большинстве своем обречены на отставание, причем разрыв между ними и развитыми странами долго еще, видимо, будет только возра­стать.

Причины этого очевидны: здесь и низкий исходный уровень развития, отсутствие либо слабость имеющегося религиозно-цивилизационного фундамента, и скудость природных ресурсов, во всяком случае таких, которые, как нефть, могли бы легко приносить доход. Видимо, следует принять во внимание и некоторые другие факторы, сыгравшие свою негативную роль. Но сказанного вполне достаточно, чтобы уяснить ситуацию: перед нами феномен неком­пенсируемого существования, неспособности к самообеспечению или, в ряде случаев, феномен полупервобытного комплекса, способного гарантировать существование на полупервобытном уровне. Речь, разу­меется, не столько об уровне цивилизованности (в ряде стран, будь то Бангладеш или Бирма, этот уровень достаточно высок), сколько об уровне существования, уровне потребления.

Важно учесть и еще одно обстоятельство. Там, где такой уровень привычен и где феномен потребительства не слишком известен, как в Афганистане, экономические проблемы не очень остры — несмотря даже на внутренние междоусобицы. Хуже обстоит дело там, где демонстрационный эффект, т. е. связанное с законами капиталистиче­ского рынка энергичное стимулирование потребления, достиг внушительных размеров при невозможности обеспечить население теми товарами, которые в обилии на рынке и которые оно желало бы иметь. Драматический разрыв между желаемым и возможным рожда­ет эффект иждивенчества, естественное стремление потреблять, не производя эквивалента. Частично такой разрыв покрывается за счет кредитов, но задолженность при этом растет угрожающими темпами, что рано или поздно приводит к прекращению кредитов и к еще более драматическому несоответствию между предложением свободного рынка и возможностями населения.

Если принять во внимание, что именно в наиболее отсталых странах едва ли не наивысший темп прироста населения, то ситуация предстанет еще более напряженной и еще менее обнадеживающей. Отсталость и нищета угрожающими темпами не только воспроизводятся, но и увеличиваются абсолютно; то и другое здесь явно уходит из-под контроля и выходит за все разумно приемлемые пределы. И хотя природные катаклизмы (засухи и сопутствующий им массовый голод) нередко уносят миллионы жизней, абсолютный рост бедности и нищеты, особенно в Африке, продолжается. И это проблема проблем, причем не только для Африки, но и для всего мира.

Единственный выход — массированная целенаправленная политика, преследующая своей целью искусственное форсирование развития с прицелом на постепенное втягивание в экономику рыноч­ного сектора все большего количества пока еще мало пригодного для этого местного населения. Нужно создавать рабочие места, вести работу по социопсихологической перестройке массового сознания. Тому и другому способствуют большие города, число и размеры которых, в частности в Африке, быстро увеличиваются. И это несколько обнадеживает. Но не слишком: нужны долгие десятилетия целенаправленных и дорогостоящих усилий для достижения хоть сколько-нибудь заметных позитивных результатов. Очевидно, рано или поздно необходимость таких усилий для всеобщего блага будет осознана в мире. Нельзя сказать, что сейчас на это мало обращают внимания. Существует немало исследований, авторы которых предла­гают свои рекомендации. Создано множество фондов и программ под эгидой ООН, ее специализированных учреждений или других организаций, ставящих своей целью содействовать развитию отсталых стран, прежде всего африканских. Ставится вопрос о финансировании такого рода программ за счет предполагаемого сокращения расходов на военные цели с направлением части их в фонд помощи отсталым странам.

Видимо, кое-что для собственного спасения могут сделать и сами отсталые страны, особенно богатые природными ресурсами. Региональные проекты, любые формы межнациональной и межгосу­дарственной интеграции могут принести определенную пользу, кон­центрируя усилия на наиболее выгодных и результативных направлениях развития. Но, даже учитывая такого рода возможности, следует сознавать, что проблема кризиса развития и даже просто выживания населения большинства стран африканской модели оста­ется пока еще очень острой (63, с.85-91).

«Марксистская» модель развития.

Вплоть до недавнего времени к этой модели развития принадлежало больше восточных стран, чем сейчас. С 1975 г. по 1989 г. одной из самых одиозных стран «марксистской модели» являлась Камбоджа, называвшаяся в те годы Кампучией. После начала «обвала» ком­мунистической идеологии в Восточной Европе в стране полностью вернулись как монархическая форма правления, так и старое название государства. Еще дольше, с 1921 по 1992 г., в социалистический лагерь стран марксистс­кой идеологии входила Монголия, накрепко привязанная к СССР. После распада Советского Союза Монголия объявила себя парламентской много­партийной республикой (1992 г.).

В число стран с марксистско-социалистическими режимами включали также Анголу и Эфиопию. С некоторыми оговорками эти страны по-преж­нему относят к «марксистской модели». Однако главными и подлинными представителями этой группы стран всегда были Китай, Северная Корея и Вьетнам.

Развитие названных выше стран имело ярко выраженные особенности. Для того чтобы их обобщить, рассмотрим сначала Китай и Северную Корею.

В настоящее время руководство КНР (да и Вьетнама) все время подчеркивает, что ориентируется на строительство социализма. Правда на данном этапе речь идет преимущественно о существенной роли социальных гарантий и об ограниченности функций рынка и частной собственности. Китай и Вьетнам, сохраняют полный контроль государства над процессами экономики и практически всех типов инфраструктуры. Главный вопрос заключается в будущей динамике развития: будет ли сохраняться строгий принцип централизованного контроля над рынком и частной собственностью. С одной стороны, не исключена модель развития, при которой предприятия коллективной собственности вполне гармонично могут стать чем-то вроде обычных фирм с юридическим лицом и правом независимого от контроля поведения на свободном рынке. В таком случае Китай и Вьетнам очень скоро могут стать в ряд и даже возглавить страны «индийской» модели, быть еще одним вариантом развития в рамках этой модели.

С другой стороны, оставаясь странами социалистическими, не «сдав» ничего из прежних идеалов Китай и Вьетнам уже накопили огромный экономический потенциал и являются (особенно Китай) объектами крупных западных инвестиций. Возможно, именно этим странам без разрушительной капиталистической трансформации удается найти стабильный путь быстроразвивающегося и рентабельного социализма (63, с.164-166).

 

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 755; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!