Западническая интерпретация истории и политико-правовой культуры России

Чаадаев полагает, что Россия не принадлежит «ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку» (с. 323), хотя по своему географическому положению Россия, «рас­кинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом», должна была бы заключать в себе «два великих начала духовной природы — воображение и разум, и объединить историю всего земного шара» (с. 329).

Мыслитель иронично относится к славянофильским представ­лениям о том, что Россия есть «особый мир», не принадлежащий ни к Европе, ни к Азии. По его мнению, еще нужно доказать, что «чело­вечество, помимо двух сторон, определяемых словами — Запад и Восток, имеет еще и третью сторону» (с. 469). Чаадаев же полагает, что «мир искони делился на две части — Восток и Запад. Это не только географическое деление, но также и порядок вещей, обуслов­ленный природой разумного существа: это — два принципа, соот­ветствующие двум динамическим силам природы, две идеи, объем­лющие все устройство человеческого рода. Сосредоточиваясь, Углубляясь, замыкаясь в самом себе, созидался человеческий ум на Востоке; распространяясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь go всеми препятствиями, развивается он на Западе. Соответственно

621

Раздел VIII ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XtX в

этим первоначальным данным естественно сложилось общество. На Востоке мысль, углубившись в самое себя, уйдя в тишину, скрыв­шись в пустыне, предоставила общественной власти распоряжаться всеми благами земли; на Западе идея, повсюду распространяясь вступаясь за все нужды человека, алкая счастья во всех его видах основала власть на принципе права (выделено мною. — Е. Т. тем не менее, и в той, и в другой сфере жизнь была сильна и плодо­творна» (с. 529).

Именно в философии истории Чаадаева следует искать ключ к пониманию им российской культуры и ее взаимоотношений с за­падной цивилизацией. Как отмечает в связи с этим историк русской мысли Г. Флоровский, различие между Россией и Западом «от нача­ла было опознано как различие в религиозной судьбе (выделено мною. — Е. Г)».³⁸

Чаадаев не смог вместить Россию в свою историческую схему. По его мнению, она находится «вне... всеобщего движения, в котором социальная идея христианства развилась и получила определенное выражение» (с. 334). Россия, «выделенная по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества» (с. 325), не является, в пред­ставлении мыслителя, субъектом истории, поскольку она не участ­вует наряду с европейскими народами в созидании под руководством католической Церкви Царства Божьего на земле. «Мы стоим как бы вне времени, — пишет Чаадаев, — всемирное воспитание человече­ского рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, привед­шие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия» (с. 323). Превосходство Европы над Россией объясняется Чаадаевым отнюдь не совершенством ее политических институтов. «Подлинное превосходство» Европе сооб­щают «мощные традиции, обширный опыт, глубокое осознание минув­ших времен, прочные умственные навыки — все эти последствия огромного напряжения всех человеческих способностей», состав­ляющие «нравственную природу народов Европы» (с. 339).

Мыслитель «признает какой-то странный ущерб в самой идее провиденциализма».³⁹ Провидение, пишет он, «как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем благодетельном

³⁸ Флоровский Г. Пути русского богословия. С. 247.

³⁹ Зеньковский В. В. История русской философии. С. 179.

622

ЗАПАДНИЧЕСТВО: П. Я. ЧААДАЕВ

Глава 5

воздействии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе, не пожелало... вмешиваться в наши дела, не пожелало ничему нас научить. Опыт времен для нас не существует. Века и поко­ления протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Оди­нокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что до­сталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых пер­вых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды...» (с. 330). Чаадаев даже предлагает «основать премию за то, чтобы найти идею, родившуюся в России» (с. 468). «Словом, — делает вывод мыслитель, — новые судьбы человеческого рода не для нас совершались. Хотя мы и хри­стиане, не для нас созревали плоды христианства» (с. 332).

Чаадаев подчеркивает определяющее влияние географического фактора на особенности русской культуры, считая его главной при­чиной «нашего умственного бессилия» (с. 538). «...Вся наша исто­рия, — пишет он, — продукт природы того необъятного края, кото­рый достался нам в удел. Это она рассеяла нас во всех направлениях и разбросала в пространстве с первых же дней нашего существования;

она внушила нам слепую покорность силе вещей, всякой власти, провозглашавшей себя нашей повелительницей. В такой среде нет места для правильного повседневного общения умов (выделено мною. —Е. Т.); в этой полной обособленности отдельных сознаний нет места для их логического развития, для непосредственного по­рыва души к возможному улучшению, нет места для сочувствия людей друг другу, связывающего их в тесно сплоченные союзы... словом, мы лишь географический продукт обширных пространств... лишь любопытная страница физической географии земли. Вот почему, насколько велико в мире наше материальное значение, настолько ничтожно все наше значение силы нравственной. Мы важнейший фактор в политике и последний из факторов жизни духовной» (с. 480).

Вину за внеисторичность России Чаадаев возлагает в том числе и на православие. «По воле роковой судьбы мы обратились за нрав­ственным учением... к растленной Византии, к предмету глубокого "Резрения этих (западноевропейских.—Е. Т.) народов» (с. 331).

623

Раздел VIII ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX »

Каков же чаадаевский «рецепт» включения России в мировую историю? Мыслитель полагает, что, «если мы хотим подобно другим цивилизованным народам иметь свое лицо, необходимо как-то вновь повторить у себя все воспитание человеческого рода» (с. 325), пример которого для Чаадаева являет христианская история европейской культуры. Мыслитель полагает, что «если... ничто вообще из нашего прошлого не объединяет нас ни с одним народом на земле, если мы... не принадлежим ни к какой нравственной системе вселенной, своими социальными мерками мы все же связаны с западным миром. Эта связь, надо признаться, очень слабая, не соединяющая нас с Евро­пой так крепко, как это воображают, и не заставляющая нас ощу­щать всей своей сущностью то движение, которое там совершается все же ставит нашу будущую судьбу в зависимость от судьбы евро­пейского общества. Поэтому, чем более мы будем стараться с нею отождествиться, тем лучше нам будет» (с. 433).

При этом Чаадаев отнюдь не связывает желательную для него европеизацию России с необходимостью заимствования политических институтов Западной Европы. По его мнению, «каково бы ни было действительное достоинство различных законодательств Европы, раз все социальные формы являются там необходимыми следствиями из великого множества предшествовавших фактов, оставшихся нам чуждыми, они никоим образом не могут быть для нас пригодными» (с. 517). Мысль Чаадаева глубже. Он пишет: «Не с Европой полити­ческой, а с Европой мыслящей хотел я поставить нас в более тесную связь» (с. 519). По его глубокому убеждению, «в особенности мы должны приложить наши старания к тому, чтобы создать себе общест­венную нравственность (выделено мною. — Е. Т.), которой у нас еще не имеется». «Если нам удастся утвердить ее на религиозном базисе, как это первоначально было сделано во всех странах христи­анского мира, и перестроить всю нашу цивилизацию на этих новых основах, мы в таком случае окажемся на истинных путях, по коим человечество шествует к выполнению своих судеб». Таков истин­ный замысел Чаадаева — замысел христианизации русской куль­туры спустя девять веков после крещения Руси (с. 520).

Все это определило и положительную оценку Чаадаевым петровских реформ, отношение к которым было своего рода инди­катором принадлежности к западничеству или славянофильству. «Высокий интеллект этого необыкновенного человека безошибоч­но угадал, — пишет Чаадаев, — какова должна быть наша исходная

624

ЗАПАДНИЧЕСТВО: П. Я. ЧААДАЕВ

Глава 5

точка на пути цивилизации и всемирного умственного движения. Он видел, что за полным почти отсутствием у нас исторических данных мы не можем утвердить наше будущее на этой бессильной основе;

он хорошо понял, что, стоя лицом к лицу с европейской цивилиза­цией, которая является последним выражением всех прежних цивили­заций, нам незачем задыхаться в нашей истории и незачем тащиться... чрез хаос национальных предрассудков, по узким тропинкам местных идей... И вот он освободил нас от всех этих пережитков прошло­го...» (с. 526).

Чаадаев задается вопросом, почему России оказалось возмож­ным «навязать прошлое Европы». По мнению мыслителя, то, что сделал Петр, «было возможным лишь среди нации, чье прошлое не указывало ей властно того пути, по которому она должна была идти, чьи традиции были бессильны создать ей будущее, чьи воспомина­ния смелый законодатель мог стереть безнаказанно». Чаадаев дела­ет категоричный вывод: «Если мы оказались так послушны голосу государя, звавшего нас к новой жизни, то это, очевидно, потому, что в нашем прошлом не было ничего, что могло бы оправдать сопро­тивление» (с. 527).

Однако Чаадаев в целом скептически оценивает успехи нача­того Петром процесса европеизации России. Одним из препятствий на этом пути является, в представлении Чаадаева, славянофильство, называемое им «ретроспективной утопией» (с. 532), «блаженным патриотизмом лени» (с. 533). С возникновением славянофильства, полагает Чаадаев, «у нас совершается настоящий переворот в на­циональной мысли (выделено мною. — Е. Т.), страстная реакция против просвещения, против идей Запада, — против того просвещения и тех идей, которые сделали нас тем, что мы есть, и плодом которых является эта самая реакция, толкающая нас против них» (с. 530-531). «Панславизм и Россия» составляют, по его мнению, «вульгарный символ веры» славянофильства (с. 592).

Итак, в «Философических письмах» Чаадаев делает вывод о том, что «мы составляем... исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род чело­веческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий Урок миру» (с. 326). И далее: «В крови у нас есть нечто, отвергаю­щее всякий настоящий прогресс. Одним словом, мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отда­ленным потомкам, которые поймут его; пока, что бы там ни говорили,

625

Раздел VIII ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХК в

мы составляем пробел в интеллектуальном порядке. Я не перестаю удивляться этой пустоте, этой удивительной оторванности нашего социального бытия» (с. 330-331).

В «Апологии сумасшедшего» позиция Чаадаева смягчается. «...Мы призваны, пишет он, —решить большую часть проблем соци­ального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают чело­вечество. ...Мы... самой природой вещей предназначены быть на­стоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся пе­ред великим трибуналом человеческого духа и человеческого общества» (с. 534). В письмах к А. И. Тургеневу эти мысли Чаадаева приобретают большую определенность. В частности, он пишет: «Рос­сия, если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы... Россия слишком могущественна, чтобы проводить национальную политику... ее дело в мире есть политика рода человеческого».⁴⁰

Чаадаевым впервые была предпринята попытка обобщить основ­ные особенности русской политико-правовой культуры, ставшие предметом последующего полемического обсуждения славянофилов и западников.

Одной из таких особенностей является, в представлении Чаадаева, патерналистский характер политической культуры. «...В русском народе, — пишет мыслитель, — есть что-то неотвратимо неподвижное, безнадежно нерушимое, а именно, его полное равнодушие к природе той власти, которая им управляет. Ни один народ мира не понял лучше нас знаменитый текст писания: "нет власти не от Бога". Установлен­ная власть всегда для нас священна. Как известно, основой нашего социального строя служит семья, поэтому русский народ ничего другого никогда и не способен усматривать во власти, кроме роди­тельского авторитета, применяемого с большей или меньшей суро­востью, — и только. Всякий государь, каков бы он ни был, для него — батюшка. Мы не говорим, например: я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим; это разрешено, а это не разрешено. В нашем пред­ставлении не закон карает провинившегося гражданина, а отец на­казывает непослушного ребенка... Идея законности, идея права для русского народа— бессмыслица...». Русский человек, считает Чаадаев,

⁴⁰ Чаадаев П. Я. Поли. собр. соч. и избр. письма. Т. 2. М., 1991. С. 96.

626

ЗАПАДНИЧЕСТВО: П. Я. ЧААДАЕВ

Глава 5

«признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном... скрестив руки на груди — любимая поза чистокровно­го русского человека, — он будет наблюдать происходящее и по при­вычке встретит именем батюшки своих новых владык, ибо, — к чему тут обманывать себя самих, — ему снова понадобятся владыки, всякий другой порядок он с презрением или с гневом отвергнет» (с. 494-495).

Чаадаев полагает, что «мысли о долге, справедливости, праве, порядке» составляют «физиологию европейского человека», в то время как нам эти идеи приходится «вбивать в свои головы ударами молота»(с. 326,327).

Еще одной существенной чертой русской политико-правовой культуры является, по мнению Чаадаева, отсутствие правовой сво­боды. Мыслитель полагает, что даже «самые элементарные понятия справедливости, права, какой-либо законности» не могли сформи­роваться «под управлением власти, которая не сегодня — завтра могла превратить в рабов все население свободных людей». «Было бы притом заблуждением думать, — пишет Чаадаев, — будто влияние рабства распространяется лишь на ту несчастную, обездоленную часть населения, которая несет его тяжелый гнет; совсем напротив, изучать надо влияние его на те классы, которые извлекают из него выгоду... Благодаря своим верованиям, в высшей степени аскетическим, благодаря темпераменту расы, мало пекущейся о лучшем будущем, ничем не обеспеченном, наконец, благодаря тем расстояниям, которые часто отделяют его от его господина, русский крепостной... достоин сожаления не в той степени, как это можно было бы думать... По­смотрите на свободного человека в России! Между ним и крепост­ным нет никакой видимой разницы. ...В покорном виде последнего есть что-то более достойное, более покойное, чем в смутном и оза­боченном взгляде первого... ...Хотя русский крепостной — раб в пол­ном смысле слова, он, однако, с внешней стороны не несет на себе отпечатка рабства. Ни по правам своим, ни в общественном мне­нии... он не выделяется из других классов общества... В России все носит печать рабства — нравы, стремления, образование и даже вплоть до самой свободы, если только последняя может существо­вать в этой среде (выделено мною. —Е. Т.)» (с. 492^93). В отличие от России «...в Европе все преисполнено духом свободы: государи, правительства и народы». «Как же после этого ожидать, — недоумевает Чаадаев, —чтобы эта Европа прониклась искренним сочувствием ^к России? Ведь здесь естественная борьба света с тьмой» (с. 569).

627

Раздел VIII ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX а

По мнению Чаадаева, в России единственным цивилизующим фактором является государственная власть, что составляет еще одну особенность русской политико-правовой культуры. «Наше мо­гущество, — пишет Чаадаев, — держит в трепете весь мир, наша держава занимает пятую часть земного шара, но всем этим... мы обя­заны только энергичной воле наших государей, которой содейство­вали физические условия страны. ...Только в силу покорности стали мы великим народом. Просмотрите от начала до конца наши летописи —• вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти... и почти никогда не встретите проявлений общественной воли» (с. 537).

Вместе с тем власть в России, по мнению Чаадаева, никогда не была подчинена праву, в чем мыслитель усматривает еще одну характерную черту русской политико-правовой культуры. «Россия, — пишет он, — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, — именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это — олицетворение произвола (выделено мною. —Е. Т.)» (с. 569). Во многом это объяс­няется тем, что «национальная власть» унаследовала дух «инозем­ного (монголо-татарского. —Е. Т.) владычества, жестокого и унизи­тельного» (с. 324).

Западнический взгляд на историю России еще более укрепля­ется у Чаадаева в конце его жизни. Итогом его размышлений стано­вится представление о том, что Россия есть «...не что иное, как факт, один голый факт, стремящийся развернуться на карте земного шара в размерах, с каждым днем все более исполинских». Чаадаев считает необходимым «ограничить этот чрезмерный рост и пресечь натиск на старый цивилизованный мир, который есть наследник, блюститель и хранитель всех предшествующих цивилизаций, в том числе и той (Византии. — Е. Т.), в которой Россия некогда почерпнула... свой пышный и бесплодный обряд, в котором она продолжает замыкаться». Россия — «лишь страничка географии», —таков вывод Чаадаева (с. 565).

В последующем своем развитии западничество соединяется с либерализмом в трудах Константина Дмитриевича Кавелина (1818-1885) и Тимофея Николаевича Грановского (1813-1855). Предложенная Чаадаевым западническая интерпретация истории России впоследствии приобретет преимущественно светский, нере­лигиозный, прогрессистский характер. Концепция христианского провиденциализма в ее западническом варианте получит новую ин­терпретацию в теократической утопии В. С. Соловьева.

628

1

ГЛАВА 6. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО:

---

Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 351; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!