Как жить рядом с наркоманом ? 2 страница

Раньше я думала, что когда мой ребенок бросит употреблять наркотики, моя жизнь станет счастливой. Сын стал трезвым, но жизнь от этого легче не стала. Иногда мне казалось, что рань­ше было проще. Он стал раздражительным, грубым, ему невоз­можно было угодить; иногда казалось, что он меня ненавидит. Но, поплакав от обиды, успокоилась — я молила Бога, чтобы мой сын бросил употреблять наркотики; и даже если он будет ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, я буду благодарна... Такая жизнь длилась долго — неделями, как чужие люди, не раз­говаривали, но у меня хватало разума смириться, набраться тер­пения. И в этом очень помогали собрания Ал-Анон. Я еще боль­ше укрепилась во мнении, что жизнь сына — это только его жизнь, и никто не вправе в нее вмешиваться. Наверное, ему было бы в тысячу раз тяжелее бросить наркотики, если бы я са­ма не изменилась.

Сейчас наши отношения значительно улучшились. Я не пре­тендую на его заботу обо мне, но когда он это делает, чувствую себя счастливой. Я радуюсь его успехам и переживаю, если у не­го неприятности. Но если он не просит меня о помощи, я не вме­шиваюсь, я просто молюсь за него.

Для меня самое главное было понять, что я не могу изменить своего сына, как бы я этого ни хотела. Для матери очень трудно отделить себя от своего ребенка и понять, что он вправе распоря­жаться своей судьбой как хочет. Не упрекать детей тем, что мы их растили, надеялись; это были только наши надежды, и они нам ничего не должны, пока сами этого не захотят. Главное -смириться, иметь великое терпение. Я думаю, это и есть любовь. В заключение приведу вам программу на один день, которой пользуются члены Сообществ Анонимных Алкоголиков, Ано­нимных Наркоманов и Ал-Анон.

СЕГОДНЯ Я постараюсь жить заботами о сегодняшнем дне, не пытаясь избавиться от всех моих проблем сразу.

СЕГОДНЯ Я буду счастлив(а). Верно то, что сказал Линкольн: "Большинство людей счастливо настолько, насколько сами себе позволяют".

СЕГОДНЯ Я примирюсь с моим настоящим положением, не ста­раясь переделать все по-своему и принимая в этом мире то, что пошлет мне судьба.

СЕГОДНЯ Я постараюсь укрепить мой ум. Я буду учиться. Я на­учусь чему-нибудь полезному. Я не буду лениться. Я прочту что-нибудь, что требует усилия, мысли и сосредоточения.

СЕГОДНЯ Я сделаю три духовных упражнения. Сделаю кому-нибудь добро и постараюсь, чтобы об этом никто не узнал, а если кто-нибудь узнает, то это не будет считаться. Сделаю хотя бы две вещи, которые мне не хочется делать, но сделаю их для упражне­ния силы воли. Если меня кто-нибудь обидит и мне будет обид­но, я не подам вида.

СЕГОДНЯ Я буду привлекательнее, постараюсь выглядеть как можно лучше, красиво оденусь, при разговоре не буду повышать голос, буду вежливым(ой), не буду никого и ничего судить. По­стараюсь ни в чем не видеть недостатки и не буду никого исправ­лять или переделывать, кроме себя.

Только на сегодня у меня составлена программа. Я, может быть, не выполню все, но я буду стараться и буду бороться с двумя вра­гами: спешкой и нерешительностью.

СЕГОДНЯ Я удалюсь от всего на полчаса, чтобы побыть с собой наедине и отдохнуть. В это время я буду стараться лучше понять свою жизнь и что нужно сделать для ее улучшения.

СЕГОДНЯ Я ничего не буду бояться. И буду наслаждаться тем, что прекрасно. И буду верить, что даваемое мною миру вернется ко мне.

Глава 5

Дорога , ведущая к свету

 

Как я уже отмечала, в Санкт-Петербурге движение Анонимных Алкоголиков существует около десяти лет, и оно накопило соб­ственный опыт работы с наркозависимыми.

Среди членов Анонимных Наркоманов и Алкоголиков есть наркоманы, которые не употребляют наркотики более четырех лет. Некоторые из них согласились поделиться опытом своего выздоровления и рассказать истории, которые будут приведены ниже.

Болезнь подчас толкает наркомана на ужасные поступки, о них трудно говорить. Я думаю, в жизни каждого человека есть события, о которых не хочется не только рассказывать, а даже вспоминать. Нужно обладать большим мужеством, чтобы честно рассказать о своей жизни, тем более широкому кругу людей.

Мне хочется еще раз выразить глубокую признательность всем, чьи истории опубликованы в этой книге.

Истории, предлагаемые вам,— это доказательство того, что, как бы глубоко человек ни погрузился во тьму, у него всегда есть шанс вернуться на дорогу, ведущую к свету.

История первая

 

Сегодня... мне не верится, что я мог жить другой жизнью,

жизнью наркомана

С Иваном, одним из моих пациентов, я познакомилась в 1992 году, в то время ему не было еще 18-ти лет. Процесс его выздоровле­ния проходил на моих глазах. Я помню то время, когда он пре­кратил срываться и стал трезвым. Мужество и терпение, прояв­ленные им в тот период, до сих пор вызывают у меня уважение.

 

 

Надо сказать, что с пациентами такого возраста работать труднее всего. Как правило, у них нет сильной мотивации отка­заться от наркотиков, тем более что родители зачастую пол­ностью их опекают, и за плечами еще нет тюрем и других много­численных "прелестей", сопровождающих жизнь наркомана.

А самое главное, что они выпадают из жизни совсем еще детьми, поэтому не успевают приобрести то, что называется зре­лостью, которая необходима для формирования установки на трезвость.

Тем не менее среди членов обществ Анонимных Алкоголиков и Наркоманов есть совсем молодые люди, уже долго не употреб­ляющие наркотики после лечения. Я думаю, что история, приве­денная ниже, может обнадежить тех, кому нет еще двадцати, и их близких.

"Родился я в Ленинградской области. Помнить начал себя рано, с детского садика. В целом детство вспоминаю с удоволь­ствием. Лето проводил у бабушки с дедушкой в Карелии, там было весело, была своя компания — вместе ходили на рыбалку, играли, купались. Единственное, что омрачало мое детство, это пьянство отца. Когда он был трезвым, все было хорошо, я по­мню; он меня любил, проводил со мной много времени, вместе ходили на рыбалку, гуляли. Но когда отец напивался, то начи­нал орать, командовать, всегда включал магнитофон на полную громкость с песнями Высоцкого (кстати, я из-за этого до недав­него времени слышать их не мог). В таком состоянии я его боял­ся. Когда отец приходил пьяный, мать обычно меня забирала и мы уходили ночевать к ее подругам. Со временем он стал вы­пивать уже практически каждый день — однажды мы с мамой целых полгода жили у ее подруги.

Когда мне было 10 лет, родители развелись. Самого развода я не помню, меня на это время отправили в пионерский лагерь, оттуда привезли в город уже на новую квартиру. Отец один-два раза в год нас навещал. Я не помню, что при этом чувствовал, но точно знаю: мне не хотелось, чтобы он оставался у нас, я быст­ро привык жить без него.

В школе до 5-го класса я учился хорошо, занимался спортом. Лет в 7 я, посмотрев фильм про десантников, тоже хотел стать сильным и ловким. Когда мне было 10 лет, в школе открылась секция по дзюдо и я стал ее посещать. Мне очень нравился тре­нер, и до сих пор я считаю, что он был настоящим мужчиной: знал свое дело, не орал, говорил доходчиво, любил свою семью. Я его очень уважал. С маминой стороны был жесткий контроль, мне и в голову тогда не приходило, что можно прогуливать уроки или не слушаться ее.

В 5-м классе учиться стало уже сложнее, к тому же я понял, что мама не такая уж и "страшная", можно и прогулять, все равно она ничего не сделает. К 7-му классу я уже вел себя как хотел. Жили мы бедно, я не мог себе позволить купить джинсы, крос­совки, у меня не было магнитофона. Я сильно из-за этого комп­лексовал, напрягал маму, спрашивал: "Почему у других все это есть, а у нас нету?" Она пыталась что-то предпринимать, но по­мимо того, что все эти шмотки стоили денег, в то время это был еще и дефицит, так что у нее плохо получалось.

Я с детских лет был "борцом за справедливость". Еще в 1-м классе жаловался маме на плохих учителей, топал ногами, устра­ивал истерики. Помню, в 5-м классе у нас была классная руково­дительница, которая могла схватить за руку, потрясти. А я был человек грамотный, знал, что детей бить нельзя. Стал всем ка­пать на мозги — учителям, ученикам, родителям. В общем, класс­ную выперли из школы. Я был любитель поспорить с учителями, у меня было "обостренное чувство справедливости". Уже точно не помню, были ли несправедливости, но чувство было. На уро­ках физкультуры я стоял вторым от конца, был маленьким, но был в классе лидером. Когда приходил новичок, ему говори­ли: "Иван у нас самый сильный". Хотя, в основном, это были понты. Я любил кого-нибудь поколотить, был агрессивным, меня бо­ялись. Я чувствовал себя от этого лучше. Я изо всех сил старался выделиться — то красился в огненно-рыжий цвет, то делал себе безумные стрижки. В 7-м классе проколол себе ухо и вставил серьгу, но через неделю вынул, потому что все остальные тоже вставили,— никого не удивишь.

Как я уже говорил, примерно с 5-го класса я начал прогуливать уроки, болтался с друзьями, играл в футбол, хоккей. В 6-м клас­се я стал ходить в кинотеатр по соседству, где собирались моло­дежные тусовки, "грел уши" (слушать разговоры — жарг.), начал курить. С 7-го класса стал выпивать. К выпивке я всегда отно­сился отрицательно — в детстве насмотрелся. Сначала думал, что никогда не буду пить; когда начал выпивать, решил, что ал­коголиком уж точно не буду. Помню, как мы после 7-го класса поехали в ЛТО (лагерь труда и отдыха), пили там водку. Однажды даже не ночевали дома. Нас отпустили в город, но домой мы не поехали, благо родители думали, что мы в лагере. Поехали в Петродворец, бегали ночью по фонтанам, там нас и задержала милиция.

В милиции мне было интересно, мы очень нагло себя вели, чувствовали себя героями. Маме, естественно, что-то наврал.

В Карелию ездить мне стало неинтересно.

Я тогда общался с гопниками — портвейн, драки, ватники. Любимым занятием было гонять "чурок" из ПТУ по соседству. Под этим имелась даже "идеологическая подоплека": у моего приятеля брата пырнули ножом люди из этого ПТУ, а мы — "подрастающее поколение" — как бы мстили. Мне в основном нравился ажиотаж вокруг этого, в самих драках я участвовал редко.

В 7-м же классе со мной произошел случай, который сильно поднял мой авторитет. Я жил в своем доме уже несколько лет, но никого из ребят не знал. Так получилось, что я стал неволь­ным свидетелем убийства — к моему соседу-культуристу приста­ли пьяные, была драка, приехала милиция. Одного из пьяных, за­пихивая в милицейскую машину, уронили, и он, ударившись головой об асфальт, умер. Я все это видел и дал показания в суде. Культуриста отпустили.

Жизнь в семье меня тогда вообще не интересовала. Мама пы­талась как-то устроить свою жизнь. Появился отчим. Я относил­ся к нему с опаской. Мужик он был крутой, у него был свой шо­фер, который заезжал за ним утром на "вольво". Продукты отчим покупал в валютниках, был круто прикинут. Сначала он пытался мне всячески угодить; когда я стал совсем выходить из-под контро­ля — учил меня жизни, пытался контролировать, из-за этого у нас часто возникали конфликты. Потом он спился, но я это уже плохо помню, потому что "торчал" (употреблял наркотики — жарг.).

Мать еще предпринимала попытки что-то изменить. Мне не хотелось менять свою жизнь. И вообще, я не хотел принимать в этом никакого участия.

К концу 8-го класса все стало уже серьезнее, я "бросил пить". Понял, что ничего существеннее пива я потреблять не могу, по­тому что если я пил, то всегда напивался, цель у меня была такая. Мне не очень нравилось конечное состояние — я вырубался, бле­вал. К 8-му классу я перестал общаться с гопниками. Во-первых, потому, что стала распадаться компания, потом появились новые знакомые. Я узнал, что можно зарабатывать деньги самому, за­нимаясь спекуляцией. В голове засела идея наживы денег. Стал спекулировать шмотками, входить в полукриминальный мир. Для спекуляции у меня была своя идеологическая платформа: "жить на одну зарплату — в падлу". Я считал, что кругом одни придурки и лохи. Деньги мне нужны были, чтобы хорошо одеть­ся, купить магнитофон. Мы с приятелями много говорили о за­границе, эти разговоры западали в голову. Я решил твердо, что нужно уезжать в свободную Европу, а еще лучше в Америку; при коммунистах ничего хорошего не будет. В 8-м классе я практи­чески не учился, выезжал на старых знаниях, тем более что учи­теля ко мне хорошо относились.

Недалеко от моего дома было заведение, которое днем работа­ло как закусочная, а вечером как кабак. Там собирались бандиты. Субботу, воскресенье я всегда там бывал. Это был просто бес­платный американский боевик; туда приходили ребята-боксеры, у которых меньше первого взрослого разряда не было, обязатель­но кому-нибудь били морду.

После 8-го класса я поехал на юг, там впервые попробовал анашу, да еще и с собой привез. О наркоманах к тому времени я не только слышал, но и был с ними знаком,— они жили и в моем доме, и везде вокруг.

После юга я решил поступать в мореходное училище. У меня один из родственников плавал, у него весь дом был забит импорт­ной техникой — аудио, видео и т. д. Мне тоже всего этого хоте­лось, и к тому же загранпоездки — это еще и шанс осуществить давнишнюю мечту: там остаться. Поступил я в училище без на­прягов. 1-го сентября взял с собой анаши и пошел учиться, а там — казарма. Система была такая: два месяца постоянно живешь в казарме, потом в течение года отпускают домой на субботу, воскресенье, а потом вообще живешь дома. Мне нужно было "от­мучиться" только два месяца. Но это было не для меня. В казарме моих земляков не было, все были иногородние. У людей были "быковские" понятия, мне не нравились их шуточки. Хотя по за­машкам я сам был таким. Отучился я 6 дней — мое обостренное "чувство справедливости" больше не позволило мне выполнять приказы и распорядок дня. А тут еще и анаша кончилась. Я про­сто ушел оттуда прямо в форме. Помню, как ехал я в ней через весь город и жутко стеснялся. Приехал домой, мать в отъезде. Переоделся и загудел на две недели.

Мой закадычный друг поступил в художественно-реставра­ционный лицей, мамина подруга помогла мне тоже туда пристро­иться. Я с детства неплохо рисовал, но было уже не до того. Я быс­тро вник в суть "обучения" - учиться не надо, надо курить анашу. Прогуливал, через год из училища выперли. Время я проводил все в том же кабаке, иногда выпивал, постоянно курил анашу, спеку­лировал. Постепенно там образовалась молодежная банда: отни­мали у людей деньги, существующие и несуществующие долги. Это были уже уголовные дела, хотя всерьез как-то я это не вос­принимал. Летом с приятелем опять поехали на юг, там познако­мились с очень богатыми людьми, развлекались за их счет. Они пообещали пристроить на хорошую работу, дали свой телефон. Но когда вернулся с юга, так им и не позвонил. Пока отдыхал, быв­шие однокурсники ездили в стройотряд в Астрахань и привезли оттуда много анаши на продажу. Я их всех "кинул", анашу забрал, благо в училище уже не учился и найти меня было трудно. Анаши было море, мы с приятелем целыми днями сидели и курили.

Планов на жизнь никаких не было. Я пристроился в "Катькин садик" (сквер на площади Островского, где установлен памят­ник Екатерине II) продавать майки, матрешки; ездил на вечерин­ки, дискотеки. У одного приятеля была пустая двухкомнатная квартира, где постоянно собирались сумасшедшие компании; приходили в нее без хозяина, он даже права голоса не имел. Я тоже туда ходил, там вник, что такое опиум. Среди знакомых было несколько наркоманов, они совсем мне не казались страш­ными... Однажды с одним из них мы шли на дискотеку, он был вроде бы в завязке. По дороге встретили еще одного знакомого, который попросил моего приятеля помочь взять опиаты. Денег ни у кого, кроме меня, не было. Тогда я попросил взять кайф и на меня. Они меня спросили: "Зачем тебе это надо?". А я у них: "А вам зачем?" На это им ответить было нечего, они взяли раствор и на меня. Я сначала очень боялся, что больно будет, но приятели говорили, что не будет. Обманули, было больно, но последующие ощущения стерли эту боль. До дискотеки не добрались — передозировались. Никакого чувства вины у ме­ня не было, наоборот, я был доволен, что в этой компании ничем не хуже других. На следующий день взял еще дозу. Потом неде­лю был перерыв, и я понял, что опиаты — это то, что нужно.

Перестал курить анашу, стал постепенно забрасывать дела, все чаще и чаще употреблял опиаты. На самом деле дискотеки я не любил, ходил туда только потому, что все ходили. А после инъекции было не в облом просто так посидеть. Не надо никуда ехать, никаких проблем. Несколько раз я передозировался, меня тошнило, но это было не так противно, как при алкогольном опья­нении. Стал отлынивать от работы в "Катькином саду", лень стало туда ходить, решил, что это слишком сложный путь зарабатывать деньги. У моего тогдашнего окружения был девиз: "Нажил — спу­стил, нажил — спустил". Проработал я там до Нового года.

Тот Новый год был уже очень показательным относительно степени моей зависимости от наркотиков. Со своими друзьями мы решили отметить праздник в упомянутой квартире. Намеча­лась компания — двое парней, моя бывшая однокурсница из учи­лища и мы с приятелем. Я купил в "Метрополе" (ресторан в Санкт-Петербурге) за бешеные деньги бутылку шампанского (в то время это был дефицит); это была единственная бутылка на всю компанию. Мой приятель, тот самый, с которым мы езди­ли на юг, сильнодействующих наркотиков не употреблял, иногда покуривал анашу. Я стал его уговаривать попробовать, что такое опиум. Он с трудом согласился. Накануне Нового года мы по­шли искать кайф, но за деньги уже купить было нельзя. Мне предложили поменять раствор (наркотик) на бутылку шампанс­кого. Я долго не колебался, пришел в эту квартиру; там уже со­бралась вся компания. Я сказал, что шампанское мое, и унес его. Все страшно обиделись. Мы с приятелем обменяли шампанское на кайф. Непосредственно Новый год я встретил с мамой, потом с этим приятелем мы поехали к знакомому наркоману, посколь­ку еще не умели колоть себя сами. Он нам сделал, моему приятелю жутко понравилось. Потом мы поехали к нему домой. И там нас "тряхнуло" — температура под 40, озноб (видимо, раствор был грязный). Так весь Новый год и провалялись. Утром я ему объяснил, что это случайность, надо пробовать дальше.

После Нового года работу я забросил, наркотики употреблял очень часто, при любой возможности, а возможности активно ис­кал уже сам. Примерно через месяц попал в милицию. Случи­лось так, что я попросил своего знакомого купить на меня кайфа за его счет, а сам пошел домой за деньгами. Взял деньги, иду весь в предвкушении. Захожу в парадную, спускаются два каких-то незнакомых мужика, хватают, заламывают мне руки и ведут в машину. Как потом выяснилось, взяли торговца и вылавлива­ли всех, кто к нему приходил. Я сначала пытался что-то объяснить, говорил, что шел к приятелю, но мне не поверили и запих­нули в машину. По дороге я "сел на измену" (стал подозритель­ным — жарг.), зачем-то начал выдирать листы из записной книж­ки, запихивать их под сиденье. У меня не было с собой шприцев, но руки были все исколоты. Правда, пытался что-то врать насчет курса глюкозы. В отделении, по незнанию, начал качать права, но мне быстро дали в лоб, и я понял, что этого делать не надо. Я был самый молодой, мне ничего не сделали. Вызвали маму, показали ей мои руки и отпустили. По дороге домой мама плака­ла, что-то говорила, просила ей обещать, что я больше так не буду. Но я обещать ничего не стал. Дома отчим пытался учить меня жизни, типа: "До чего ты мать довел!" Но я ему сказал, что никого не просил никуда ходить и чтобы меня оставили в покое. Вече­ром пошел в эту квартиру, где мы собирались, весь кипел от воз­мущения, чувствовал себя борцом за справедливость. Мы вооб­ще были любители основательно поговорить о том, что в развитых странах чуть ли не на улице продают метадон, а у нас дурацкие законы, и все в таком духе.

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!