Как жить рядом с наркоманом ? 9 страница
Анашу я стал употреблять регулярно, выпивал уже в ресторанах в веселых компаниях. Изредка, когда не было анаши, принимал этаминал. Я стал своим в этом кафе, имел разные делишки с наркоманами. Этаминал у них был не в почете. Они предложили мне попробовать таблетки от кашля с кодеином, таблетки с опиумом и ноксирон. Я считал, что никогда не буду колоться, а таблетки — это ерунда. Что я думал тогда по поводу моей жизни? Да просто не понимал, куда влез.
Постепенно, к 10-му классу, хулиганский двор ушел, стали превалировать другие интересы — фарцовка, рестораны, девочки. Кстати, в общении с женщинами я был довольно стеснительным, и без анаши я вообще не мог к ним подойти. Наркотики раскрепощали, позволяли стать другим. Я жил, если так можно выразиться, несколькими жизнями: учился в школе и там был не из последних, тусовался во дворе, фарцевал, общался с наркоманами, иногда проводил время с профессорскими сынками, которые тоже были не прочь покурить и расслабиться. Прикинут был всегда хорошо — импортные шмотки и прочее. Это сейчас такого добра навалом на каждому углу, а в то время их имели лишь единицы. Жил на всем готовом, да еще были деньги от фарцовки. Моя философия в то время заключалась во фразе: "Нам без кайфа нету лайфа". Пионерия, комсомолия, карьера меня не прельщали. Я считал нормальных людей придурками, которые не знают, что такое кайф.
Догадывалась ли мама о моей жизни? Я думаю, просто не хотела знать. Ей говорили, что я постоянно тусуюсь на Невском, но она не вникала, некогда было. Жизнь свою я тщательно скрывал, научился виртуозно лгать. Я боялся, что мать может узнать о моей "тайной" жизни, хотя все равно чувствовал, что она всегда поддержит. А потом, ее просто целыми днями не было дома.
|
|
Я закончил школу и решил поступить в Ленинградское арктическое училище. Мама всегда хотела, чтобы у детей было образование; в училище у нее были связи. Предполагалось, что после его окончания я буду плавать за границу. Но я не прошел по конкурсу. Я обзвонил все училища, выяснил, где был недобор и где обязательно есть военная кафедра, и с документами из ЛАО поступил в Судостроительный техникум. Внешние приличия были соблюдены.
Учиться было легко, но эта сторона жизни меня не особенно заботила. Другая жизнь интересовала больше. Наркотики я стал употреблять все чаще и чаще, потом делал это прямо на занятиях, чего раньше себе не позволял. Правда, я еще и тогда наивно полагал, что колоться никогда не буду. В основном ходил по ресторанам, курил анашу; то, что ел таблетки, старался не афишировать. Там же, в техникуме, познакомился с парнем, которого приобщил к наркотикам, потом уже развлекались вместе. Жизнь была сплошным кайфом, а учеба — постольку-поскольку. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда "шустрежка" отнимала очень много времени — доставание рецептов, хождение по аптекам и пр.
|
|
На втором курсе техникума я впервые укололся. Дело было так: у меня были классные заграничные ботиночки, и меня все время просили их продать или обменять. И вот пришел я по этому поводу к своим знакомым наркоманам, а они мне предложили уколоться морфином. Было у меня подобие борьбы мотивов: с точки зрения одной моей жизни, студента техникума, это было плохо, с точки зрения наркотской тусовки — авторитетно. Я опять выбрал неправильную жизнь и перешагнул еще одну черту.
Стали возникать уже и некоторые проблемы. Меня, видно, уже тогда подламывало, но я этого не понимал. Однажды в таком состоянии я взял справку о болезни, не ходил на занятия. Рано утром поехал за кайфом. Меня задержали; правда, наркотики я купить не успел. Я часто слышал от своих приятелей-наркоманов, о милиции, о том, что места торговли "пасут", и о том как надо вести себя, если попался. Так что я был "подкованным" гражданином. Человек в штатском предложил мне пройти в отделение по борьбе с наркотиками, именуемое в нашей среде "десяткой". Там сказали, что меня часто видят среди наркоманов, называли знакомые фамилии. Но я прикинулся придурком, от всего отказывался, тем более что доказательств у них не было. С меня взяли расписку, что обязуюсь не хранить и не торговать, и поставили на учет. Сначала, когда меня только привели, я испугался, но вышел оттуда очень довольный собой и гордый тем, как ловко выкрутился. После отделения я сразу же поехал в другое место и взял кайф. Но тучи сгущались. Ту самую мороженицу уже тоже "пасли", и я понял, что могу влипнуть. Друзья-наркоманы говорили, что уж если менты "сели на хвост", то это надолго. Они же и надоумили пойти в армию. Опыт у них в этом отношении был богатый, тем более что они меня заверили, что в армии с наркотиками все очень просто, а менты там не достанут. А я к тому же понимал, что вся эта учеба в техникуме и дальнейшая работа не для меня, так что крепло решение пойти послужить. Нашел повод, как уйти из техникума. Были у меня тогда джинсы, в которых не допускали до занятий на военной кафедре. Ну, я плюнул и вообще перестал ходить в училище. В конце концов получил справку, что закончил два курса.
|
|
Стал ждать призыва. Хотел до этого устроиться снабженцем, но не получилось; пошел работать грузчиком в объединение по ремонту электробытовых приборов, поближе к дому. По-прежнему кайфовал, ждал, когда заберут в армию.
|
|
Мать радовалась, хотела, чтобы меня забрали, тем более что она узнала о моем наркотическом пристрастии. У меня был двоюродный брат, наркоман; как раз в то время он служил в армии, и вот поехали мы с матерью его навестить. Он мне дал ноксиро-на, я его объелся. На обратном пути в автобусе меня растащило (имеется в виду действие наркотика) так, что по приезде в город мать не могла меня разбудить. С грехом пополам она меня выволокла из автобуса и привела домой, где я тут же рухнул спать. А она нашла у меня в пиджаке ампулы с омнопоном, шприцы, иглы. С ней случалась истерика, она кричала, что не хочет жить, пыталась вешаться в ванной. Потом я это как-то замял, шел в отказ, говорил, что все это не мое. Ей, по-видимому, не хотелось верить в то, что я наркоман, и она поверила в сказку. И так всю жизнь: она — в подозрении, я — в отказе.
Умные люди из моего наркотского окружения, которые уже отслужили, напутствовали: "Что ни спросят, говори, что все умеешь делать, даже если не умеешь". Так я и сделал. Когда нас привезли в учебку, недалеко от Ленинграда, первым в автобус зашел прапорщик-музыкант и спросил, кто умеет играть на музыкальных инструментах. Половина тут же подняли руки они играли на гитаре. Но и мой "тоненький прутик" был замечен, я сказал, что умею играть на трубе. Он записал мою фамилию. А меня тем временем направили служить в роту командиров танков. И началось — подъемы, отбои, зарядки.
Я получил двустороннее воспаление легких и попал в медсанчасть. Вылечился там, а потом остался ее ремонтировать. В медсанчасть приходил дирижер и записал меня в оркестр, сообщив, что скоро они летят на Кубу. Куба мне была не нужна, поэтому я сделал себе татуировку. Зря старался, потому что меня и не взяли бы, так как я состоял на учете.
И остался я служить в соседнем полку, в основном оркестре. Там я развернул бурную деятельность. Из увольнения я привозил анашу, делился ею с сержантами — "входил в доверие". Со временем познакомившись поближе с ребятами из оркестра, которые были призваны из разных концов СССР, я попросил их написать письма родственникам и знакомым с просьбой прислать таблетки от кашля и снотворные с подробным описанием, какие именно. Взамен я их одел в фирменные шмотки. И стали мне приходить таблеточки "на блюдечке с голубой каемочкой". Потом вообще открылась классная "дыра".
У меня там был друг — барабанщик, большой знаток рок-н-ролла, с которым мы вместе курили анашу; у его лучшего друга жена работала зав. аптекой в одном из городов Сибири. И потекли ко мне реки кодеина с ноксироном.
Всю службу в армии я занимался доставанием чего-то начальству, за это я получал увольнительные, ездил в город, чтобы купить анаши, продать излишки кодеина, увязать со шмотками. Вот так и прошла служба в армии. Естественно, не афишировал, что употребляю таблетки. Наверное, окружающие это замечали, но я им был удобен тем, что могу что-то достать. Они смотрели на это сквозь пальцы, хотя иногда меня так "рубило" (специфическое действие наркотика, чаще при передозировке, когда клонит в сон — Е. И.), что и в строй-то встать не мог. Но я считал, что никто ничего не знает. Был, правда, один случай, который показался мне странным. Зашел я как-то в штаб и встретил там нашего особиста, и тот меня начал спрашивать, что я тут делаю, как моя фамилия, где я служу. Я "выпал на измену" (впасть в беспокойство, часто с мыслями о преследовании — Е. И.) и подумал, что, наверное, уже кто-то шлепнул (в данном случае — донес — Е. И.) и надо быть поосторожнее. Как потом выяснилось, обо мне все было прекрасно известно.
Вернувшись из армии, я продолжал тусоваться среди наркоманов. Еще полгода пользовался старой дырой, ездил к другу-барабанщику в часть за кодеином. Но он сам подсел на эту канитель и перестал мне давать наркотики. Через некоторое время мою мать со старшим братом вызвали в КГБ и сказали примерно следующее: "Ваш сын — парень неплохой, но нам известно, что он связан с наркотиками, и для него это может плохо кончиться. Мы хорошо относимся к вашей семье, так что передайте ему, что если он не прекратит, у него будут большие неприятности".
Мой брат всегда был отличником, ленинским стипендиатом, он должен был ездить в загранкомандировки, но из-за меня его карьера накрылась. Естественно, отношения были не из лучших. Мать после посещения КГБ опять устроила истерику. Для нее это было трагедией, для меня — так, очередной скандальчик. Испытывал ли я угрызения совести или еще что-то? Нет, в то время единственным неудобством в жизни был страх, но у меня даже мысли не было завязывать с наркотиками.
После армии я начал встречаться со своей будущей женой, с которой мы были знакомы еще со школьных лет. У меня возникла мысль поступить в Торговый институт. А моя будущая жена вселила уверенность, что это получится. Почему именно в Торговый? Это было престижным, мать работала в торговле, и к тому же я всегда стремился к материальному благополучию. Я поступил на нулевой факультет (который в то время назывался рабфаком) как отслуживший в армии. Выпускные экзамены на рабфаке засчитывались как вступительные. Так я стал студентом. Надо сказать, что в то время Торговый институт занимал первое место не только по чемпионам мира в спорте, но и по количеству наркоманов. В основном курили анашу; тех, кто употреблял сильные наркотики, было меньше. Я с ними плотно сошелся еще на рабфаке. Это была одна часть моей жизни. С другой стороны, там училось много богатых людей, а я занимался фарцовкой, так что "коммерция" шла хорошо. Все деньги уходили на наркотики. Уже после армии доза у меня сильно выросла. Когда то, что привез из армии, кончилось, впервые ощутимо почувствовал ломку. Началось с того, что не мог заснуть, ворочался с боку на бок, стало трудно дышать, пошли перебои в сердце. До меня дошло, что
у меня ломка. Было две мысли: "Надо же, уже ломает..." и "Надо скорее достать кайф".
Когда я учился в институте, речь уже шла не о кайфовой жизни, а о том, чтобы сняться с ломок. Был у меня приятель-наркоман, который был плотно завязан на криминал — торговлю наркотиками; кроме этого, он занимался тем, что "ломал хаты" (грабил квартиры - жарг.).
И почти все мои знакомые были примерно такими же. Ломало уже каждый день, приходилось уходить с занятий, денег от фарцовки не хватало. Наркоманы говорили: "Денег нет, есть только доза". Стал ездить на Невский, и там уже "кидал" приезжих, то есть, выражаясь человеческим языком, мошенничал. Переступил еще одну черту. Были и другие источники денег. Студенты Торгового института подрабатывали тем, что торговали овощами, арбузами. Я тоже этим занялся, но, в отличие от других, обвешивал, обсчитывал, продавал левый товар. В день я тратил на наркотики 300-400 рублей — тогда столько профессора за месяц получали. К тому времени я знал все слои криминального мира — карманников, домушников, торговцев краденым; вокруг меня остались только наркоманы и преступники. Все старые друзья, которые не употребляли, отошли в сторону. Я всегда находил причину, чтобы с ними не общаться,— обиды и пр. Жил в страхе, что выгонят из института; когда ехал на Невский кидать, боялся, что посадят. Мной уже активно интересовались соответствующие органы.
Я учился на последних курсах, был женат, у меня родился сын. Примерно в это время произошел случай, после которого моя жизнь очень быстро пошла под откос. Мы поехали на Невский кидать, делали это втроем. Мне выпало в этот день идти первому. И мне попалась беременная женщина, которая хотела купить партию джинсов на тысячу рублей. Мы ее кинули на эту тысячу, но главным исполнителем был я. У меня был мощный страх, что Бог покарает, что кидать беременных — это уж совсем беспредел. Мы проторчали эту тысячу, а страхи оправдались. Со всех сторон начались неудачи. Перестало фортить с деньгами, их просто не стало отец заболел раком, с матерью конфликты все учащались. А тут еще за мной пришли домой в 5 утра, посадили в машину и повезли "куда следует". По дороге мне сказали: "Все, дорогой, ты приехал на конечную станцию; в институте отучился". 12 часов меня допрашивали, в основном по поводу моих приятелей. Но я твердил, что я сам по себе и дел их я не знаю. Я действительно не шел на более серьезный криминал — грабежи, кражи, потому что боялся. Суда так никакого и не было, потому что люди эти были в бегах и их не нашли. И тут мне впервые пришла в голову мысль, что с кайфом пора завязывать. Я полагал, что смогу это сделать. Надеялся, что закончу институт, начнется другая жизнь. Но я и диплом-то еле написал. Мне даже письменные уведомления из института приходили, некогда было — то ломает, то деньги нужны.
После института меня распределили бухгалтером на предприятие. Но там был маленький оклад; к тому же мне даром было не надо сидеть среди дамочек в бухгалтерии на рабочей сетке и слушать про их бабские дела. Я себе говорил, что мне нужна более обеспеченная жизнь, потому что у меня семья, но на самом деле деньги нужны были на наркотики. Дома я вообще бывал редко. Мою семью обеспечивала мать, я денег домой практически не приносил, а если изредка приносил, то благополучно их потом забирал.
Я приложил массу усилий и пошел все-таки работать в универсам, сначала завотделом. Но быстро "дорос" до директора. Наркотики, естественно, употреблял ежедневно. Была иллюзия, что расту профессионально. Но это быстро кончилось, через два года я опять работал завотделом. Я уже путал свой карман с государственным, брал деньги где только мог, но их все равно не хватало. На хвост сел ОБХСС. У меня созрело решение уйти с этой работы; уже было невмоготу вести двойную жизнь: я был наркоманом, а мне приходилось еще что-то корчить из себя на работе. Для начала лег в дурдом, чтобы от меня все отстали, в том числе и родственники. Никто об этом в магазине не знал, я просто пропал. В больнице мне не поставили диагноз наркомания, поставили другой; врача отблагодарили. Однако моей жене врач, который меня принимал в приемном покое, сказал, что это неизлечимо: "Вы не думайте» что наркоманы быстро умирают, некоторые живут долго, так что лучше быстрее разойдитесь". В больнице впервые я осознал, что стал наркоманом.
После лечения хотел устроиться простым работягой, и наш "семейный совет" это одобрил, однако, несмотря ни на какие связи, с высшим образованием рабочим не брали. Жена от меня все-таки ушла, забрав сына. Пытался ее остановить, как я теперь понимаю, в основном из-за своих амбиций. Естественно, я продолжал употреблять наркотики.
Несколько месяцев маялся, не мог найти работу. И вот иду как-то по Невскому и читаю объявление: "Требуется завскладом". И стал я заведовать метелками — склад был по инвентарю для дворников. В смысле денег это оказался просто Клондайк. Никто обо мне ничего там не знал. Доза у меня была приличная, тогда уже все время была мысль, что нужно переламываться и завязывать. Употребление наркотиков стало несовместимым ни с чем. Однако долго шило в мешке не утаишь. Как-то я поехал на дачу, у меня были там посажены маки, и привез их целую сумку. На работе поставил ее на окно. Случайно, а может быть, и не случайно, она упала, и все маки рассыпались по полу. Так все узнали на работе о моей другой жизни, узнали, но промолчали. Мой внешний вид уже не оставлял сомнений в том, что человек я нездоровый — я сильно похудел, стали выпадать зубы. Два грузчика на складе уже давно меня раскусили, предлагали сняться с ломок эфедро-ном. Некоторое время я шел в отказ: "Ребята, да вы чего, какие ломки?! Вы чего-то напутали". Потом, чувствую, не переломать мне, сошелся с этими ребятками и плотно уселся на эфедрон. Была у меня подруга, наверно, одна из немногих женщин, которые что-то для меня значили в этой жизни; ее тоже приобщил к этому делу, начали мы с ней употреблять марцефаль (эфедрон — жарг.) вместе. Опять открылась классная дырка, эфедрина было — завались. Мы сначала хотели излишки продать, но марцефаль — такая канитель, которой всегда мало. Короче, все проторчали. Начиналось с эфедроном все красиво — музыка, пластинки, а кончилось все как всегда: грязь, раскиданные шприцы, голые стены.
Мне довольно долго удавалось совмещать несколько жизней, теперь осталась только одна — наркотская называется: шел, шел — и дошел. На работу ходить перестал, купил, правда, больничный лист, который мне помог отмазаться от ОБХСС, но с работы все-таки уволили за прогулы. Нигде не работал, изредка делал ленивые попытки, но не брали даже грузчиком. Был я страшно худой, зубы все выпали. "Капиталы", которые сколотил за время работы, все спустил, уже стал активно протарчивать мамины вещи. Я всегда был любителем хорошо одеться, а тут мама дала мне пальто за три рубля — тело прикрыть.
Что такое жизнь марцефальщика? С утра уколешься, позанимаешься сексом, через 2-3 часа — опять инъекция и опять секс, и так сутками — не ел, не спал, ни за хлебом, ни за булкой. Однажды я не спал 11 суток. Иногда начнешь летом колоться, через какое-то
время выглянешь в окно — Господи, уже осень! Вот такая жизнь. Потом еще хуже стало — постоянные "измены", что милиция преследует, что-то видится, что-то слышится. Так продолжалось лет 5-6. Я уже конкретно понимал, что мне не бросить, и это повергало в ужас. Каждый день я себе говорил: "Надо завязывать", но чувствовал, что не могу, становилось страшно, и себя успокаивал: "Я буду что-то решать, но не сегодня". Это "не сегодня" длилось годами.
Уже в то время на улице я встретил своего приятеля, с которым в свое время лечились вместе в дурдоме. Он сказал мне, что ничего не употребляет, рассказал, что ходит на собрания Анонимных Алкоголиков, долго говорил на эту тему. Я это хорошо запомнил.
А жизнь тем временем становилась все хуже и хуже — со всех сторон обложила милиция, участковый наведывался ежедневно. В то время еще сажали за тунеядство (ст. 209), и участковый взял на себя обязательство нас посадить. Моя подруга в конце концов и села по этой статье, да еще с применением статьи 62, то есть принудительного лечения. Через год она освободилась и присоединилась опять ко мне. Меня же постоянно вызывали к следователю, забирали на экспертизу. Предупредили, что если в моче трижды обнаружат эфедрон, посадят за употребление наркотиков по ст. 224, часть 3. С 209-й статьей я разобрался — удалось устроиться грузчиком в столовую. Но 62-я все еще висела. Решил ее снять официально. Пошел по кооперативам, но там сказали, что их заключения юридической силы не имеют. В одном из кооперативов врач мне предложил таблетки, сказав, что если их принимать, то эффекта от наркотика не будет. Я их взял, но ни одной не съел. Это к вопросу о честности и желании бросить. И тут вспомнил про АА. И вместе с другом, который об этом рассказал, и со своей напарницей пошли мы на собрание. На собрании были американцы. Они были такие веселые, все время шутили. С трудом верилось, что они когда-то по-черному пили и употребляли наркотики. Первое, о чем я там спросил: "А справки вы здесь даете?" Мне, естественно, сказали, что нет. Несмотря на то что первоначально мой интерес к АА был чисто меркантильным, там понравилось сразу. Еще пару раз туда сходили и... забыли. Опять закрутила наркотская жизнь.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!