Возникновение производственной деятельности. Стадо поздних предлюдей

Возникновение и первоначальный характер производственной деятельности. Как уже говорилось, предлюди наряду с деревянными и костяными орудиями использовали камни. Они, вероятно, бросали камни, защищаясь от врагов. Вполне возможно, что они применяли их и на охоте. И почти несомненно, что они использовали их для сдирания шкур, разрезания мяса, раздробления костей. Вполне понятно, что для обработки туши могли быть использованы не любые камни, а только обладающие определенной формой. Содрать шкуру, разрезать мясо можно было только камнем, имеющим острые режущие края. Такие камни было нелегко найти.

В процессе систематического оперирования каменными орудиями предлюди с неизбежностью должны были сталкиваться с случаями, когда одни камни ударялись о другие, разбивались, вообще претерпевали изменения. В результате воздействия одного камня на другой могли появляться такие осколки, которые были более пригодны для использования в качестве орудия, чем первоначальные объекты.

Если первоначально это происходило чисто случайно, то в дальнейшем, по мере накопления опыта, предлюди намеренно начали ударять одними камнями по другим, разбивать одни камни при помощи других, а затем выбирать из числа образовавшихся осколков наиболее пригодные для использования в качест- ре орудий. Как показали эксперименты, в результате простого бросания камня на глыбу или глыбы на камень помимо бесформенных обломков нередко получаются отщепы правильной формы и с выраженпым острым краем⁶⁷.

Так произошел переход к изготовлению орудий. Деятельность по изготовлению орудий была вызвана к жизни потребностями приспособления к среде с помощью орудий. И, возникнув, она оказала обратное воздействие на приспособление: деятельность но приспособлению к среде с помощью природных орудий превратилась в деятельность по приспособлению к среде с помощью искусственных орудий. Тем самым на смену праорудийной деятельности пришла подлинная орудийная, которая включала в отличие от первой два компонента: 1) деятельность по изготовлению орудий — орудийно-созидательную и 2) деятельность по присвоению предметов природы с помощью этих изготовленных орудий — орудийно-присваивающую или орудийно-приспособительную.

Орудийно-созидательная деятельность была деятельностью производственной в буквальном значении этого слова. Но появление производственной деятельности еще не означало появление производства в том смысле, который вкладывается в этот термин историческим материализмом и марксистской политэкономией, ибо не возникли производственные отношения. Существовала одна лишь производственная деятельность, которая полностью сводилась к изготовлению орудий при помощи орудий.

И самые первые орудия, с помощью которых изготовлялись орудия, были каменными. Лишь при помощи каменных орудий могли изготовляться не только каменные, но и деревянные орудия. Поэтому техника изготовления каменных орудий была основной, ведущей.

Как мы уже видели, первоначальной техникой изготовления каменных орудий была техника разбивания. При такой технике сам процесс производства происходит без контроля со стороны производящего существа. Результаты его всецело зависят от случайного стечения обстоятельств. Иначе говоря, такого рода техника не предполагает и не требует мышления, воли, а тем самым и языка. Она вполне возможна в рамках животного отражения мира и тем самым условнорефлекторной, а не волевой, сознательной, целенаправленной деятельности. Производственная деятельность зародилась, таким образом, первоначально в животной форме. Она носила при своем возникновении не сознательный, целенаправленный, а условнорефлекторный характер.

С зарождением производственной деятельности ранние предлюди превратились в поздних предлюдей. Последние были существами, которые вплотную подошли к порогу, отделяющему животных от человека. Именно поздними предлюдьми, а не людьми были существа, получившие при своем открытии название Homo babilis.

Орудия поздних предлюдей. Вопрос о времени перехода к изготовлению орудий нельзя считать окончательно решенным. Огромный интерес вызвали находки в конце 1960-х годов обработанных камней, т. е. искусственных, а не естественных орудий, в долине реки Омо (Эфиопия). Древнейшие из этих орудий были первоначально отнесены ко времени около 3 млн. лет. Считалось, что они принадлежат к слою С формации Шунгура. В дальнейшем возраст этих находок был пересмотрен, их стали датировать 2,4—2,7 млн. лет. Однако все каменные орудия, которые считались столь древними, были обнаружены либо на поверхности, либо в переотложенном состоянии, что исключало возможность сколько-нибудь точной их датировки. Самые древние орудия, которые находились несомненно in situ, были обнаружены только в слое F Шунгура. Их возраст равен примерно 2,04 млн. лет ⁶⁸.

Почти одновременно с находками в Омо каменные орудия были обнаружены на восточном берегу озера Туркана в формации Кооби Фора. Они были связаны с туфом KBS, первоначальный возраст которого методом аргонового (аргон 40/39) анализа был определен в 2,61±0,26 млн. лет. Однако эта датировка с самого начала была поставлена под сомнение рядом палеоптоло- гов, которые указывали, что фауна, лежащая ниже туфа KBS, очень сходна с той, что в районе Омо датируется 2 млн. лет. Применение метода калий-аргонового анализа дало для туфа KBS две цифры: 1,60+0,05 млн. лет и 1,82+0,04 млн. лет^6Э. Третьим древнейшим местонахождением каменных орудий является Олдовайское ущелье. Возраст наиболее древних орудий не превышает здесь 1,9 млн. лет.

Таким образом, самыми древними из всех известных ныне более или менее точно датированных орудий являются те, что найдены в слое F формации Шунгура. Их возраст слегка превышает 2 млн. лет. Орудия эти малы. Их средний размер не превышает 20 мм. Представляют они собой не что иное, как осколки вдребезги разбитых небольших галек или кусков кварца и лавы, крайне редко — отщепы или фрагменты отщенов. Отсутствуют орудия с вторичной ретушью. Изредка встречаются экземпляры с поврежденными (по-видимому, в процессе использования) краями. Отсутствуют не только стандартизованные, но вообще сколько-нибудь различимые формы орудий, что делает невозможным их классификацию. По словам одного из исследователей, здесь вообще отсутствует какая-либо отчетливая техника изготовления орудий^,0. Утверждая это, он имеет в виду отсутствие приемов, результатом которых было бы появление орудий более или менее определенных форм. Такие приемы действительно отсутствовали, однако определенная техника изготовления орудий все же существовала, а именно техника разбивания. О том, что орудия Шунгуры были результатом простого разбивания галек и кусков камня, говорят все исследователи, которые занимались их изучением⁷¹.

Все особенности древнейших каменных орудий свидетельствуют, что они были результатом не волевой, сознательной, а условнорефлекторной деятельности. Однако определенный прогресс производственной деятельности возможен и в условнорефлекторной форме. Уже в индустрии KBS Кооби Форы наряду с простыми осколками разбитых галек и желваков камня появляются несколько более совершенные орудия, хотя первые качественно преобладают, составляя основную массу ⁷²,

В Олдовайском ущелье представлена целая последовательность развития каменной индустрии. С хабилисами, т. е. поздними предлюдьми, связаны орудия пласта I и нижней части пласта II. Эти орудия представляют собой более высокую стадию эволюции условнорефлекторной производственной деятельности, чем орудия Шунгуры и большинство орудий туфа KBS Кооби Форы. В различных местонахождениях предчеловеческих слоев Олдовая процент простых осколков разбитых галек и каменных желваков колеблется от 1 до 8, все остальные орудия относятся к более совершенным формам ⁷³. Такие орудия, где бы они ни были найдены, обычно характеризуются как относящиеся к олдовайской культуре. Но олдовайскими именуются не только эти, более совершенные орудия, но все вообще орудия предчеловеческих слоев Олдовая, не исключая и самых примитивных.

Более совершенные орудия предчеловеческих слоев Олдовая — результат несколько более совершенной, чем разбивание, техники обработки камня — техники раскалывания. Результатом раскалывания желвака или гальки могли быть два меньших по размеру желвака. Но самым важным видом раскалывания было откалывание или отбивание. Некоторые археологи рассматривают переход от разбивания к откалыванию как важнейший шаг в развитии каменной техники⁷⁴. Когда объектом действия был желвак, то результатом откалывания были, с одной стороны, отбитый, отколотый отщеп, а с другой — оббитый желвак. Использоваться в качестве орудия мог как первый, так и второй.

В одних случаях полученные куски камня шли в дело сразу после откалывания, в других — подвергались дальнейшей обработке. Полученный желвак оббивался дальше: от него откалывались новые отщепы. Обработке мог подвергнуться и отщеп: его обтесывали путем отбивания более мелких осколков-отщепов. Само собой разумеется, что различие между желваком и отщепом являлось относительным. Иногда отщеп был столь массивным, что по существу представлял небольшой желвак. Однако, несмотря на всю относительность, грань между желваком и отщепом все же существовала. И все орудия той эпохи грубо могут быть подразделены на две основные группы: 1) орудия из желваков и 2) орудия из отщепов. Среди первых двумя основными формами были чопперы и полиэдры (многогранники). К ним же относятся сфероиды и дискоиды, которые по сути представляют собой разновидности многогранников. Среди орудий из отщепов преобладали ножи. Кроме обработанных камней и многочисленных отходов производства, на стоянках встречаются необработанные камни, принесенные издалека (манупорты). Манупорты, так же как многогранники, использовались для нанесения сильных ударов.

Многообразие форм олдовайских орудий, которое так поразило некоторых археологов, отнюдь не свидетельствует о высоком уровне развития каменной техники предлюдей, о существовании разнообразных отработанных приемов обработки камня. Наоборот, оно являлось следствием неразвитости производственной деятельности. В силу того, что производственная деятельность носила условнорефлекторный, а не волевой, сознательный характер, ее результаты зависели во многом не столько от собственных усилий производящего существа, сколько от случайного стечения обстоятельств. Как следствие, среди олдовайских орудий трудно найти такие, которые были бы полностью похожи друг на друга. Разнообразие олдовайских орудий не было многообразием стандартизованных форм орудий, как это имеет место на высоких стадиях развития каменной индустрии. Характерная особенность олдовайских орудий состояла в том, что для их выделывания, как выражается Дж. Д. Кларк, «не существовало каких-либо установленных норм» ⁷⁵. Отсюда он делает вывод, что «подобные коллекции орудий могут относиться к самому началу эпохи обработки камня» ⁷⁶.

Кроме обработанных и необработанных камней, поздние пред- люди в качестве орудий употребляли также и кости животных. Об этом свидетельствуют следы изнашивания на некоторых костных остатках. Одни ученые считают, что можно говорить лишь об использовании, но отнюдь не о преднамеренной обработке косчей. Другие утверждают, что хабилисы обрабатывали кости, изготовляя орудия.

О функциях всех этих каменных и костяных орудий можно лишь догадываться. Важную роль здесь играют эксперименты, которые проводились исследователями. Отщепы представляют собой эффективное орудие для резки и свежевания мяса. Чопперы могут использоваться для заострения палок, которыми легко выкапывать скрытые в земле съедобные растения или обитающих в норах мелких животных. Если чопперы использовать по принципу пилы, то они годятся для резки. Многогранники, ману- порты могли использоваться для дроблений костей и разделки плотных кусков кожи, которые после этого шли в пищу. Ими могли разбивать орехи и толочь волокнистые части растений с тем, чтобы сделать их пригодными для употребления в пищу. Обломанные и расколотые длинные кости конечностей животных могли использоваться в качестве режущих, скоблящих и колющих орудий.

Стоянки и орудийно-приспособительная деятельность. Обработанные камни могут встречаться поодиночке р переотложенном состоянии. Однако нередко исследователи находят на ограниченной площади, причем ш situ, целые скопления орудий, отходов производства, а также манупортов. Во многих случаях на том же самом ограниченном участке вместе с набором каменных орудий обнаруживается скопление костей различных животных. Эти факты трудно объяснить, не допустив, что здесь мы сталкиваемся не с чем иным, как стоянкой поздних предлюдей. Таким образом, если наличие стоянок у ранних предлюдей не более как предположение, то существование их у поздних предлюдей можно считать фактом. Исследователи предпринимают попытки выделить среди них несколько типов. К стоянкам первого типа принадлежат такие, где все члены объединения поздних предлюдей жили в течение по крайней мере нескольких дней. От них археологически неотличимы те, куда предлюди несколько раз возвращались после более или менее длительного перерыва для кратковременного пребывания. На этом основании некоторые авторы и последние стоянки включают в данный тип. В англоязычной литературе стоянки этого типа именуют «жилыми местами», «домашними базами», «домашними базовыми лагерями». Лучше всего их называть «стойбищами».

К стоянкам второго типа относятся такие, где группы предлюдей, не обязательно совпадавшие с объединениями, занимались разделкой туши животного. Их обычно именуют «местами» или «пунктами убийства (разделки)». Лучше всего было бы назвать их «разделочными стоянками».

В одном из стойбищ местонахождения ДК Олдовая 1 был обнаружен круг из камней. По мнению М. Лики, он был, вероятно, основой грубого ветрового заслона или просто укрытия. На основе анализа расположения костей и орудий М. Лики предположила также, что в стойбище местонахождения FLK Олдовая 1, в котором были найдены остатки зинджантропа, центральная площадка была окружена (по крайней мере с юга и востока) ветровым заслоном⁷⁷.

В стоянках с олдовайскими орудиями обнаружены остатки самых разнообразных животных: рыб, амфибий, рептилий, птиц, насекомоядных, грызунов, хищников, антилоп, лошадей, жирафов, бегемотов, слонов. Весь этот материал свидетельствует, что поздние предлюди наряду с растениями употребляли в пищу мясо. Вряд ли могут быть большие сомнения в том, что поздние предлюди были охотниками, что, конечно, не исключает использования ими в пищу и падали. Однако, хотя употребление мяса поздними предлюдьми и бесспорно, все же большую часть их рациона составляла не животная, а растительная пища. Вряд ли можно сомневаться в том, что поздние предлюди, как и шимпанзе, употребляли в пищу насекомых, яйца, птиц и т. п.

Преобладающее число остатков на стоянках олдовайской культуры принадлежит животным мелких и средних размеров. Кости крупных животных встречаются реже. На вопрос о том, каким именно образом кости животных оказались на стоянках поздних предлюдей, нельзя дать однозначного ответа. В одних случаях несомненно, что кости находятся там, где животного настигла смерть. В качестве примеров разделочных стоянок приводят обычно две в Олдовайском ущелье: одну в 6-м уровне FLK North пласта I и другую в одном из уровней FLK North пласта II. В первой из них был обнаружен почти полный скелет слона, ко- юрый первоначально был погружен в глину. Рядом с ним было найдено 123 орудия⁷⁸. Во второй были найдены расчлененные остатки динотерия, который тоже первоначально был погружен в глину, и вместе с ним 39 орудий и манупортов⁷⁹. Не исключая полностью возможности несчастного случая, М. Лики в то же время склоняется к мнению, что животные были загнаны хаби- лисами в болото, а затем убиты⁸⁰. Другие авторы более осторожны. Дж. Д. Кларк полагает, что здесь в одинаковой степени вероятны как смерть от естественных причин, так и убийство животных хабилисами^8I. Как ту, так и другую возможность допускает Г. Айзек⁸². Во всяком случае, не подлежит сомнению, что хабилисы уже умели разделывать туши крупных животных. К описанным выше примерам можно добавить находку остатков гиппопотама вместе с орудиями в стоянке HAS Кооби Форы⁸³.

Во всех трех случаях нахождение костей на стоянке объясняется тем, что животные были на этом месте убиты или погибли от других причин. Однако ко многим другим стоянкам такое объяснение неприменимо. Одновременное нахождение на стойбище костей нескольких животных, да к тому же принадлежащих к разным видам, можно объяснить только тем, что эти животные или отдельные части их были принесены поздними людьми с того места, где были убиты.

Все исследователи в настоящее время согласны с тем, что поздние люди приносили добычу в стойбище. Отсюда многие из них делают вывод, что у хабилисов уже существовал дележ мяса ⁸⁴. Некоторые из них добавляют к этому, что хабилисы делили между собой и растительную пищу⁸⁵.

Однако нельзя не отметить, что приносить в стойбище добычу — это далеко не то же самое, что делиться ею в том смысле.

в котором слово «дележ» употребляется для обозначения практики и отношений распределения людей первобытного общества. Мясо в логовища приносят и некоторые хищники, однако никакого дележа в указанном смысле у них не существует. У них наблюдается лишь обеспечение мясом детенышей.

И скорее всего можно предположит* что и у поздних предлюдей мясо приносили для прокормления детей. Как указывают исследователи, отдельные животные представлены в стоянках олдовайской культуры только немногими частями скелета, что в наибольшей степени относится к находкам крупных млекопитающих⁸⁶. Одно из объяснений состоит в том, что животное даже средних размеров трудно было принести целиком. Поэтому в лагерь доставлялись лишь избранные части. Дж. Д. Кларк предполагает, что наличие в стойбище лишь части костей животного, возможно, говорит о том, что важную роль в питании предлюдей играла падаль. Другое его объяснение состоит в том, что часть туши разделывалась и съедалась вне стойбища⁸⁷, оно представляется более близким к истине. Когда группа взрослых самцов убивала животное, то часть мяса съедалась на месте, а другая доставлялась в лагерь для прокормления детей. Вполне понятно, что в результате доступ к мясу открывался и для взрослых самок, однако это еще не дает права говорить о существовании в объединении поздних предлюдей дележа.

Открытие стойбищ поздних предлюдей проливает свет и на некоторые другие стороны их жизни. Эти стойбища всегда располагались неподалеку от воды. Причин несколько. Предлюди нуждались в воде для утоления жажды, которая всегда возникает в результате употребления сырого мяса. Такое местоположение стойбища создавало также наилучшие возможности для охоты. И, наконец, места вблизи воды в тропиках имели густой растительный покров. Это не только обеспечивало изобилие растительной пищи, но давало возможность в случае опасности укрыться на деревьях. Нередко стойбища поздних предлюдей располагались в руслах водных потоков, прорезавших саванну. Вдоль них лентой росли деревья и кусты. В результате поздние предлюди далеко проникали в открытую местность и в то же время могли найти укрытие в густой растительности⁸⁸. В целом места обитания поздних предлюдей в Восточной Африке характеризуются мозаикой природных условий: берега озер и рек, тростниковые заросли, открытая саванна, приречной лес, а кое-где и настоящий тропический лес.

Объединения поздних прелюдей и отношения между полами. Крайне сложным является вопрос о характере объединения у поздних предлюдей.

Подавляющее большинство зарубежных исследователей рассматривают элементарную семью как такую форму организации, которая необходима и тем самым исконно присуща человеку. Они

даже не допускают мысли, что люди могли существовать без элементарной семьи. В качестве основания они обычно ссылаются на существование элементарной семьи у всех без исключения известных науке народов. Исходя из этого, они считают, что уже у самых ранних людей безусловно должна была существовать элементарная семья. Они лишь по-разному решают вопрос о времени ее появления. Одни из них считают, что группа, состоящая из самца, самки и детенышей, существовала уже у австралопитеков, другие полагают, что элементарная семья возникла вместе с хабилисами, третьи связывают ее появление с переходом к питекантропам ⁸⁹.

Однако общие положения, из которых исходят все эти исследователи, нельзя признать правильными. Вопреки их мнению, элементарная семья существовала не у всех известных этнографии народов. Но главное не в этом. Многочисленные данные этнографии свидетельствуют, что в обществе «готовых», сформировавшихся людей индивидуальному браку исторически предшествовал групповой. Индивидуальный брак и элементарная семья в самом крайнем случае возникли спустя определенное время после перехода к позднему палеолиту и появления человека современного физического типа ⁹⁰. Но если элементарной семьи не существовало даже у первых готовых людей, то тем самым она не могла существовать ни у формирующихся людей, ни у предлюдей.

Не ограничиваясь общими рассуждениями, указанные исследователи пытаются и более конкретно обосновать положение о появлении элементарной семьи на столь ранних стадиях эволюции. Они начинают с утверждения, что с появлением охоты произошло разделение труда между полами: охота стала исключительным занятием взрослых самцов, а уделом взрослых самок — соответственно собирательство. Следствием стало возникновение экономической, как они ее называют, зависимости между взрослыми самцами и обремененными детенышами самками. Самки и детеныши нуждались в мясе, которое могли доставить только самцы. Взрослые самцы, занимавшиеся охотой, нуждались в растительной пище, которой их могли снабдить только самки. Каждый взрослый самец стал снабжать мясом определенную самку и ее детенышей. Данная самка стала взамен обеспечивать его растительной пищей. Так, по их мнению, возникла элементарная семья, ничем по существу не отличающаяся от той, которая существовала у известных этнографии народов, находившихся на стадии первобытного общества. Это была подлинная человеческая семья, а ие ее биологический аналог.

Эта концепция получила столь широкое распространение в зарубежной, а отчасти и в советской науке, что на ней необходимо остановиться.

В первобытном обществе действительно существует разделение или, точнее, распределение труда между полами. В большинстве обществ низших охотников-собирателей охотой занимались по преимуществу мужчины, а собирательством — по преимуществу женщины. Тем самым во всех данных обществах существовала теснейшая хозяйстве! -шя связь между мужчинами и женщинами. Они действительно находились в хозяйственной зависимости друг от друга. Циркуляция пищи между мужчинами и женщинами была необходимым условием существования как тех, так и других.

Ничего даже отдаленно похожего мы не находим у современных человекообразных обезьян. Ничего похожего не могло существовать и у тех антропоидов, которые явились предками человека. Описанное выше распределение видов деятельности между полами возникло на какой-то стадии эволюции, причем в качестве явления всеобщего, универсального.

Отвлекаясь пока от времени возникновения этого явления, поставим вопрос, могло ли его появление даже на человеческой, не говоря уже о предчеловеческой, стадии развития само по себе привести к тем результатам, о которых говорят сторонники рассматриваемой концепции, т. е. к сложению элементарной семьи? Никто из сторонников данной концепции не допускает мысли о существовании какой-либо другой формы обращения пищи между мужчинами и женщинами внутри первобытной группы. А между тем этнографические данные свидетельствуют об ином. У всех известных науке низших охотников-собирателей была найдена элементарная семья. Несомненным фактом является, что эта семья существовала у них по меньшей мере многие тысячелетия. И тем не менее ни в одном из этих обществ циркуляция пищи никогда не замыкалась в рамках элементарной семьи. Охотник, даже в одиночку добывший животное, в обязательном порядке должен был делиться мясом, причем нередко в первую очередь с остальными членами коллектива и только потом — со своей семьей. Человек, получивший долю мяса, добытого им совместно с другими, тоже нередко должен был делиться с целым рядом членов коллектива, не входящих в состав его элементарной семьи. Семья не являлась исключительной ячейкой потребления. Даже в тех случаях, когда каждая семья питалась отдельно У особого костра, в ее трапезе, как правило мог принять участие любой член коллектива. К тому же между раздельно питающимися семьями обычно существовала непрерывная циркуляция пищи. Все это наблюдается и тогда, когда в первобытном коллективе безраздельно господствует довольно поздняя форма первобытных социально-экономических связей⁹¹.

Но особенный интерес представляет такое положение, когда в первобытном коллективе существовала самая ранняя форма коммунистических отношений. В таких случаях семья нередко полностью отходит на задний план, она не выступает даже как потребительская ячейка. Когда дело доходит до распределения, весь коллектив делится на две группы: одну из них составляют мужчины, другую — женщины и дети. Мясо, добытое мужчинами, поступает как той, так и другой группе. Так же обстоит дело и с растительной пищей, добытой женщинами. Каждая из этих групп потребляет пищу, поступающую в ее распоряжение, отдельно. Принадлежность к той или иной семье здесь не играет никакой роли⁹².

Нельзя к этому не добавить, что обычай, согласно которому женщины и дети должны были питаться отдельно от мужчин, существовал у огромного количества народов, находящихся на самых разных стадиях эволюции первобытного общества. Столь же широко был распространен среди них обычай, когда совместно ели люди, принадлежавшие к разным семьям.

Таким образом, возникшая циркуляция пищи между мужчинами и женщинами не требовала с необходимостью возникновения элементарной семьи. Она вполне могла быть удовлетворена путем установления циркуляции пищи между всеми мужчинами группы, вместе взятыми, и всеми женщинами группы, тоже вместе взятыми. И все приведенные выше данные свидетельствуют о том, что именно таким образом она и была первоначально удовлетворена. Правда, вряд ли было бы правильным утверждать, что с появлением разделения труда между полами мужчины и женщины стали питаться раздельно. Скорее всего, первоначально все члены группы питались совместно. Это в первую очередь относится к любой крупной добыче. Когда убивалось крупное животное, все члены группы собирались и совместно поедали мясо.

Для сторонников рассматриваемой концепции возникновение охоты и мясоедения при сохранении питания растениями равносильно появлению разделения труда между полами. Именно с этим связано утверждение некоторых из них, что половое разделение труда существовало уже у австралопитеков, не говоря уже о хабилисах.

С тем, что у предлюдей охотой занимались по преимуществу самцы, согласиться можно. Вряд ли, па наш взгляд, можно сомневаться в том, что они обеспечивали мясом детенышей. Часть добытого ими мяса доставалась и самкам. Не будем пока вдаваться в вопрос о том, как это происходило, хотя это тоже очепь важно. Остановимся пока лишь на одном моменте.

Разделение труда предполагает, что разные группы не только занимаются различными видами деятельности, но между ними происходит циркуляция продуктов этих видов деятельности. Но имеются ли основания полагать, что взрослые самки снабжали самцов растительной пищей? И в связи с этим еще вопрос: можно ли считать, что взрослые самки уже занимались собирательством? На первый взгляд данный вопрос представляется излишним. Ведь несомненно, что не только предлюди, но все вообще обезьяны рвут плоды, листья, подиирают различного рода съедобные объекты, а затем едят их. Однако эта деятельность не является собирательством в том смысле, в котором это слово употребляется в применении к людям первобытного общества.

Никто не назовет собирательством действия коровы, пасущейся на лугу. Она просто пасется, кормится. Точно так же кормится и только кормится обезьяна. Отличие между коровой и обезьяной состоит лишь в том, что у первой пища поступает прямо в рот, у последней чаще всего оказывается вначале в руке и лить затем попадает в рот. Наличие в пищевой деятельности обезьяны двух звеньев, из которых первое представляет собой деятельность такого органа, который не является непосредственной частью пищеварительного аппарата, таит в себе возможность их отрыва друг от друга. Отдельные случаи этого встречаются у обезьян. Как уже отмечалось, самка шимпанзе, сорвав плод, может не съесть его, а отдать детенышу.

У предлюдей матери, вероятно, уже не от случая к случаю, а систематически отдавали сорванные растения детенышам. Но и такого рода деятельность вряд ли с полным правом может считаться собирательством. И здесь мы имеем дело с кормлением. Отличие только в том, что животное не само кормится, а кормит другое. Однако такого рода систематическое кормление представляет собой важный шаг по пути к собирательству.

Само же подлинное собирательство начинается лишь тогда, когда сорванные плоды, листья, выкопанные корни и т. п. вначале сосредоточиваются в одном месте, т. е собираются в полном и точном смысле слова, и лишь затем потребляются. Конечно, потребление совершенно не обязательно должно следовать сразу же за сбором. Между сбором и потреблением могут включаться такие моменты, как, например, транспортировка, дальнейшая концентрация собранной пищи, переработка ее, хранение и т. п.

Вполне можно допустить, что у поздних предлюдей матери вначале собирали пищу в кучки и лишь затем отдавали ее детенышам. Нельзя исключить, что часть собранной пищи взрослые самки приносили в стойбище с тем, чтобы есть самим и кормить детенышей. Иначе говоря, можно допустить появление у поздних предлюдей зачаточных форм собирательства. Однако никакими фактами, которые могли бы подтвердить это предположение, мы не располагаем. Тем более нет абсолютно никаких данных, которые бы свидетельствовали о том, что взрослые самки собирали пищу специально для взрослых самцов, хотя последние, конечно, могли завладевать частью собранной и принесенной в стойбище самками пищи в случае, если подобного рода практика уже возникла.

Таким образом, вопреки утверждению многих исследователей, никаких материалов, которые свидетельствовали бы о существовании у поздних предлюдей разделения труда между полами в том смысле, в каком оно существовало в первобытном обществе, нет.

Возвращаясь к концепции, суть которой состоит в том, что подлинная элементарная семья возникла еще на самых ранних стадиях эволюции, может быть, даже у предлюдей, необходимо отметить, что среди ее сторонников существует по крайней мере два направления. Сторонники одного из них считают, что элементарная семья была единственной формой объединения у предлюдей. Сторонники другого придерживаются взгляда, что элементарная семья у предлюдей и формирующихся людей входила в состав более крупного объединения.

Даже если допустить, что элементарная семья у предлюдей и формирующихся людей существовала, то с уверенностью можно сказать, что она не могла представлять самостоятельного объединения. Такое объединение с неизбежностью было бы нестабильным. Смерть любого взрослого ее члена делала бы оставшуюся ее часть неспособной к существованию. Группа, в которую входил лишь один взрослый самец, не могла успешно защищаться от хищников. Если учесть, что взрослый самец должен был время от времени оставлять самку с детенышами одних, а сам уходить на охоту, то изолированное существование этой группы представляется совершенно невероятным. При наличии такой группы как единственной формы организации индивиды, достигшие зрелости, должны были покидать ее и жить некоторое время в одиночестве. К этому можно добавить, что взрослый самец вряд ли мог бы в одиночку успешно охотиться на животных даже средних размеров, не говоря уже о крупных.

По всем этим причинам элементарной семьи как самостоятельной единицы у ранних предлюдей существовать не могло. Тем более исключено ее существование у поздних предлюдей, которые не только использовали естественные предметы, но и изготовляли орудия. Совершенствование производственной деятельности возможно было только в рамках сравнительно крепкого, стабильного объединения, обеспечивающего передачу опыта от поколения к поколению.

О том, что поздние предлюди жили именно такими объединениями, свидетельствуют данные археологии. Исследователи испытывают затруднения, когда пытаются установить, сколько именно индивидов входило в состав групп, обитавших на стойбищах этой эпохи. Однако все особенности этих стойбищ свидетельствуют о том, что эти группы не могли быть элементарными семьями, что они включали в свой состав несколько взрослых самцов и самок⁹³. И это объединение, как уже было показано, не могло состоять из подлинных элементарных семей.

При решении вопроса о характере отношений между полами в стаде поздних предлюдей необходимо прежде всего принять во внимание, что начиная еще с предшествующей стадии развитие физиологии размножения предлюдей пошло по линии, которая в конечном счете должна была привести к исчезновению эструса. Трудно со всей определенностью сказать, исчез ли он уже на стадии поздних предлюдей. Если он все же продолжал сохраняться, то так же, как и прежде, в начале эстрального периода доступ к самке возможен был и для подчиненных самцов, а в дальнейшем она монополизировалась одним из доминирующих самцов. Однако даже в случае сохранения на этой стадии эструса развитие по пути его исчезновения с неизбежностью должно было привести к удлинению периода сексуальной восприимчивости самки.

А это сделало более вероятным нахождение в максимуме эструса нескольких самок, что в определенной степени смягчило конкуренцию между доминирующими самцами и тем самым сделало более редкими конфликты между ними.

Если же эструс на стадии поздних прелюдей уже исчез, то об отношениях между полами в их стаде можно лишь догадываться, ибо невозможно найти никаких аналогий такому положению не только среди обезьян, но и млекопитающих вообще. Стадо поздних предлюдей было довольно крупным и сплоченным объединением. Но сплоченным животное стадо может быть только при условии существования в нем достаточно жесткой системы доминирования. В условиях существования такой системы исчезновение у самки эструса могло привести к постоянной монополизации их доминирующими самцами. Число взрослых самок в стаде во всяком случае не могло быть меньше, чем число доминирующих самцов. Поэтому появление постоянного парования, если и не исключило полностью конфликты между доминирующими самцами, то по крайней мере резко сократило их число.

Однако в то же время монополизация самок доминирующими самцами лишила подчиненных самцов возможности удовлетворения полового инстинкта, что не могло в известной степени не обострить отношений внутри объединения. Но в целом конфликтов в стаде поздних предлюдей стало, вероятно, меньше, чем в стаде ранних.

В целом парование, если оно имело место у поздних предлюдей, должно было носить своеобразный характер. Парование в стаде павианов предполагает, во-первых, постоянное пребывание партнеров вместе, во-вторых, известное обособление пары от остальной части стада. Это было вполне возможно, ибо, во-первых, парование у павианов носило временный характер, во-вторых, у них в один определенный период времени обычно существовала лишь одна пара, в-третьих, способ обеспечения пищей у павианов не требовал и не предполагал более или менее длительного отделения самцов от остальной части стада.

Иначе обстояло дело у ноздних предлюдей. Парование у них Должно было быть не временным, а постоянным. Одновременно существовала не одна, а несколько пар. И, наконец, охота, игравшая у поздних предлюдей все более важную роль, предполагала и требовала отделения самцов от остальной части стада на более или менее длительные промежутки времени. В таких условиях парование не могло предполагать ни пребывания партнеров вместе, ни обособления пары от остальной части стады. Оно не могло носить отчетливо выраженного характера. По существу парование у поздних предлюдей выражалось лишь в том, что доминирующий самец постоянно спаривался с данной самкой и не допускал спаривания с ней любых других самцов.

Распределение мяса. Отношения доминирования с неизбежностью должны были проявляться в стаде поздних предлюдей и при распределении мяса. Это отнюдь не означает, что добыча доставалось исключительно лишь доминирующим животным. Ее в любом случае получали детеныши, на которых отношения доминирования не распространялись. Если добыча была велика, то доступ к ней получали практически все члены стада. Когда мясо приносилось в стойбище, то какая-то его часть доставалась и самкам-матерям.

Однако ни о каком дележе мяса среди членов стада в том смысле, в котором это слово применяется к человеческому обществу, говорить не приходится. Животному могло достаться мясо, а могло и не достаться. Животное могло получить доступ к добыче, а могло быть отстранено от нее доминирующим индивидом. Чтобы получить кусок мяса, животное должно было приложить усилия, которые не всегда могли привести к желаемому результату.

Таким образом, объединение поздних предлюдей внешне по своим особенностям мало чем отличалось от стад ранних преддю- дей. И в то же время именно его развитие подготовило появление качественно нового явления — формирующегося человеческого общества.

 См.: White L. A. The evolution of culture. N. Y. etc., 1959; SBBM; Simonds P. E. The social primates. Evanston etc., 1974; Lancaster J. B. Primate behavior and the emergence of human culture. N. Y., 1975.

 См.: Tux H А Предыстория общества (сравнительно-психологические основы). Л.: Изд-во ЛГУ, 1970, с. 21—22; Новоженов Ю. И Отбор на популяционном уровне — ЖОБ, 1976, т. 37, № 6, с. 843 и др.

 Kroeber A. L The superorganic.— In: Kroeber A. L. The Nature of culture. Chicago, 1952; White L. A. The evolution..., p. 12—17; Kaplan D. The superorganic: science or metaphisics? — AA, 1965, v. 67, N 4, etc.

 Дубинин H. П. Философские и социологические аспекты генетики человека.— ВФ, 1971, № 1, с. 36—39; Дубинин Н. П., Шевченко Ю. Г. Некоторые вопросы биосоциальной природы человека. М.: Наука, 1976, с. 16—17; Эфроимсон В. Родословная альтруизма.— НМ, 1971, № 10, с. 19.

 White L. A. The evolution..., p. 13—14.

 Fox R. Primate kin and human kinship.— BSA, p. 9.

 Там же, Tiger L, Fox R The zoological perspective m social science — Man, 1966, v 1, N 1, p 76, Wilson E Sociobiology The new synthesis Cambridge, Mass, 1975 etc

 См Арефьева Г С Социальная активность М Политиздат, 1974, с 87, Ковалев А М Общество и законы его развития М Мысль, 1975, с 46— 49, 271—291, Келле В Ж, Ковалъзон М Я Теория и история Проблемы теории исторического процесса М Политиздат, 1981, с 67, и др

 Маркс К, Энгельс Ф Соч, т. 3, с 3

 Маркс К , Энгельс Ф Соч , т 20, с 489—491, т 34, с 138

 Ленин В И Полн собр соч, т 33, с 10, т 48, с 232

 Ворисковский П И Исторические предпосылки оформления так назы ваемого Homo sapiens — ПИДО, 1935, JV° 1—2, 5—6, Рогинский Я Я К во просу о периодизации процесса человеческой эволюции — АЖ, 1936, N° 3, Он же Проблема происхождения Homo sapiens — УБН, 1938, т 9 № 1— 4, Юзефович А Н Перерывы постепенности в эволюции человека — При рода, 1939, N° 11, Якимов В П Ранние стадии антропогенеза М Изд во АН СССР, 1951 (J ИЭ, нов серия, т 16) и др

 Брюсов А Я [Рец ] Происхождение человека и древнее расселение чс ловечества—ВДИ, 1953, N° 2, Крайнов Д А Некоторые вопросы станов ления человека и человеческого общества — В кн Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма М Наука, 1970

 Поршнев Б Ф Материализм и идеализм в вопросах становления челове ка — ВФ, 1955, № 5, Он же О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии) М Мысль, 1974, с 104—105, 373, 389 и др

 См, папример Григорьев Г П Начало верхнего палеолита и происхож дение Homo sapiens — Л Наука, 1968, с 129

 См Праслов Н Д Ранний палеолит северо восточного Приазовья и нижнего Дона — МИА, 1968, № 157, с 138—146, Любин В П Нижний палеолит — В кп Каменный век па территории СССР — МИА, 1970, N2 166, с 40, Рогачев А Н Палеолитические жилища и поселения — Там же, с 76 и др

 См Урысон М И Ископаемый гоминид из Республики Чад и проблема пограничных форм между австралопитековыми и древнейшими людьми — ВА, 1966, вып 22, с 83

 См Урысон М И Люди или животные? — Природа, 1973, № 1, с 33, Якимов В П Антропогенез и мозг — Природа, 1974, N° 9, с 89—90, Clark W Е Le Gros Man-apes or ape men? N Y , 1967, p 50

 Маркс К , Энгельс Ф Соч , т 23, с 189

 Там же

 См Поршнев Б Ф Материализм и идеализм , Семенов Ю И Возникновение и основные этапы развития труда (в связи с проблемой становления человеческого общества) — Уч зап Красноярского пед ин та, 1956, т 6

 Зубов А А Систематические критерии рода Homo и ого эволюция — ВА, 1973, вып 43, Якимов В П Некоторые проблемы становления человека на начальном этапе — БН, 1976, № 2, Кочеткова В И Возможные варианты микроструктуры мозга Homo habilis — ВА, 1969 вып 32 Clark W Е he Gros, р 45—50, Wells L Н Forward from Taung - JHE, 1973, v 2, N 6, p 563—565 etc

 Подробный анализ особенностей табу и литературу по этому вопросу см Семенов Ю И Как возникло человечество М Наука, 1966, с. 275—281

 Подробнее об этом см Семенов Ю И О специфике первобытных производственных (социально экономических) отношений — СЭ, 1976, N° 4

 См Ефименко П П Значение женщины в ориньякскую эпоху — ИГАИМК, 1931, т И, вып 3 4, Борисковский ПИК вопросу о стадиальности в развитии верхнего палеолита — ИГАИМК, 1932, т 14, вып 4

 Bishop W Pliocene problems relating to human evolution — HO, p 139—

1 0 Заказ MS 2725 151; Isaac G LI The activities of early African hominids.— Ibid., p. 507; Butzer К W Environment, culture and human evolution.— AS, 1977, v. 65, N 5, p 576

 Beatty H A note on the behavior of chimpanzees — JM, 1951, v. 32, N 1; Kortlandt A , Koon M Protohominid behavior in primates — SZSL, 1963, v 10; Jones G, Pi J S Sticks used by chimpanzees in Rio-Muni, West Africa— Nature 1969, v 233, N 5201 Struhsaker T T, Hankeler P Evidence of tool-using by shimpanzees in the Ivory Coast.—FP, 1971, v. 15, N 3-4; Nishida T The ant-gathering behavior by the use of tools among wild chimpanzees of Mahali Mountains — JHE, 1973, v 2, N 5; Лавик-Гудол Дж ван В тени человека М • Мир, 1974, с 37—38, 150—151, 172—173; Goodall J Continuities between chimpanzee and human behavior — HO, p. 83; Suzuki A The origin of hominid hunting — SPP, p 216; Sugiama Y Tool-using and making behavior in wild chimpanzees at Bissou, Guinee — Primates, 1979, v 20, N 4

 Goodall J Chimpanzees of the Gombe streem reserve.— PB, p. 443—445.

 Teleki G The predatory behavior of wild chimpanzees Lewisburg, 1973, p 53—56; idem Primate subsistence pattern collector-predators and gathe- rer-hunters — JHE, 1975, v 4, N 2, p 143

 Reynolds V, Beynolds F Chimpanzees of the Budongo forest — PB

 Suzuki A The origin , p 260

 Teleki G Primate subsistence pattern, p 143

 Tobias P H New discoveries in bominine paleontology in South and East Africa — ARA, 1973 v 2, p. 317—318, 322, 324, Howell F С Overview of the pliocene and earlier plaistocene of the Lower Omo basin, Southern Ethiopia — HO, p 255—257; Boaz N T Hommid evolution in Eastern Africa during the pliocene and early plestocene — ARA, 1979, v. 8.

 Gregory W, Heilman M Evidence australopithecines man-ape on the origin of man — Science 1938, v 88, N 2, Broom B, Schepers G W H The South African fossil ape man australopithecinae — TMM, 1946, N 2; Robinson J T. The dentition of the australopithecinae — TMM, 1956, N 9.

 Dart R The osteodontoceratic culture of australopithecus prometheus — TMM 1957, N 10

 Coles J M, Higgs E S The archeology of early man. L., 1969, p 83; Tobias Ph V The brain in hominid evolution. N Y; L, 1971, p. 128—132; Sampson С Y The stone age of Southern Africa N. Y.; L, 1977, etc.

 Dart В The Makapansgat proto-human australopithecus prometheus — AJPhA 1948, v 6, N 3; idem The predatory implemental technique of australopithecus — AJPhA, 1949, v. 7, N 1

 Толстое С П Проблемы дородового общества — СЭ, 1931,   №   3-4, с     77—83

 De Vore I, Hall К R L Baboon ecology — PB, p 34—50

 Crook J H, Aldrich-Black P Ecological and behaviorial contrasts between sympatric ground dwelling primates m Ethiopia — FP, 1968, v 8, N 1

 Nishida T The social group of wild chimpanzees in the Mahali Mountains— Primates, 1968 v 9, N 3; Izawa К Unit groups of chimpanzees and their nomadism in the savanne woodland — Ibid, 1970, v. 11, N 1; Sugya- ma Y The social structure of wild chimpanzees—СЕВР, p 378, 404; Suzu ki A The origin of hominid hunting, p 272

 Reynolds V, Reynolds F Chimpanzees , p 420, Goodall J Chimpanzees , p 449-451

 Hall К R L, De Vore I Baboon social behavior — PB p 56, 72—74

 Vallots H V The social life of early man: evidence of skeleton — SLEM

 Немилое А В Биологическая трагедия женщины — JI, 1929, с 147—152

 Hall К R L, De Vore Т Baboon social behavior, p      60—76.

 Dart R      The predatory implemental technique ;     idem A      cleft adult man

dible and the nine other lower jaw fragments from Makapansgat — AJPhA, 1962, v. 20, N 3\ Roper M К A survey of the evidence for intrahuman killing in the pleistocene,— CA, 1969, v. 10, N 4, pt 2, p. 431—432.

*8 Dart R The Makapansgat , idem lhe predatory implemental technique , idem Adventures with missmg link N Y, 1959

49 Dart R The Makapansgat , p 278

so Brain С К An attempt to reconstruct the behavior of australopithecus. the evidence for interpersonal violence — ZA, 1972, v 7, N 1, p 379—401

si См Лавик Гудолл Дж и Г ван Невинные убийцы М Мир, 1977, Shal- ler G В, Lowther G R The relevance of carnivore behavior to the study of early hommids — SJA 1969, v 25, N 4

 Jlaeun Гудолл Дж и Г ван Невинные убийцы, с 56, 63, 69—71, 81

 Harding R S A Meat eating and hunting m baboons — SPP

 Teleki G The predatory behavior , p 71—84

 Goodall J Chimpanzees p 443—445

о® Teleki G Primate subsistence pattern , p 150, 166

 Ibidem

 Suzuki A The origin of hommid hunting, p 261—264

 Лавин Гудолл Дж ван В тени человека, с 147

 Там же

•о Teleki G The predatoiy behavior , p 148

82 Ibid , p 169

⁶³ Ibid , table V

84 Lee R В What hunters do for a living, or, how to make out on scarce re sorces — MH p 46—48

 Mann A E Some paleodemographic aspects of the South African australo pithecmes — UPPA, 1975, N 1

 Tindale N В The Pitjandjara— HGT, p 249

 Матюхин A E Экспериментальное изучение техники изготовления га лечных орудий — СА, 1976, № 3, с 9—10

 Merrick Н V Recent archaeological research m the plio pleistocene depo sits of the Lower Omo, Southwestern Ethiopia — HO, p 468—471

 Kurtes G H, Drake X, Cerhng T, Hempel X Age of KBS tuff on Koobi Fora formation East Rudolf, Kenya — Nature, 1975, v 258, N 5539, p 395— 397

 Merrick H V Recent archaeological research p 477—480

 Ibid, p 477, Isaac G Ы The activities of early Afucan hommids p 488— 490

 Isaac G LI Op cit, p 481

 Ibid, p 488

⁷ Ibid , p. 490

 Кларк Дж Д Доисторическая Африка М Наука, 1977, с 61

 Там же

 Leakey М D Olduvai Gorge Vol 3 Excavations m Beds I and II 1960— 1963 Cambridge, 1971, p 94, 260, 261

 Ibid, p 59, 64, 262, Clark J D African origins of man the tool maker — HO, p 24

 Leakey M D Op cit, p 85, 262

 Ibid, p 262

 Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с 64

 Isaac G LI Op cit p 289

 Koobi Fora research project Vol 1 The fossil hommids and an introduction to their contex, 1968—1974 Oxford 1978, p 80

 Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с 65—66, Isaac G LI, Harris I W К, Crader D Archaeological evidence from Koobi Fora formation - EMER, p 537, 548

 Кларк Дж Д Доисторическая \фрика с     65—66

 1ам же,  с     63—64

 Гам же,  с     64

 Там же,  с     66—67,      Isaac G  LI   lhe  activities     ,      p     499—501

⁸⁹ Etkin W. Social behavior and evolution man’s mental capacity faculties.— AN, 1954, v. 88, N 840, p. 134—137; Washburn S. L., De Yore I. Social behavior of baboons and early man.— SLEM, p. 96—103; Washburn S. L., Lancaster С S. The evolution of hunting, MH, p. 301—302; Chard C. S. Man in prehistory. N. Y. et al., 1975, p. 86, 105; Lancaster J. B. Primate behavior..., p. 78—84; Isaac G. The food-sharing behavior of protohuman homi- nids.— SA, 1978, v. 238, N 4, p. 106.

См.: Семенов Ю. И Происхождение брака и семьи. М.: Мысль, 1974, с. 53— 238.

⁴¹ См.. Семенов Ю. И Эволюция экономики раннего первобытного общества,— В кн.: Исследования по общей этнографии. М.: Наука, 1979.

⁹² См.: Семенов Ю. И. Об изначальной форме первобытных социально-экономических отношений.— СЭ, 1977, № 2.

^1,3 Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 65—66, 87—88.

II . Становление человеческого общества

1. От стада поздних предлюдей к праобществу формирующихся людей

В настоящее время, когда окончательно выяснилось, что появлению людей предшествовало возникновение охоты, многие исследователи именно в охоте видят тот фактор, который вызвал к жизни человеческое общество, именно из охоты выводят все основные особенности первых человеческих объединений Охот; на крупных и опасных животных предполагает объединенные уси лия индивидов, совместную деятельность. Из этой кооперации обычно и выводится присущий людям первобытного общества коллективизм.

Однако какой бы очевидной, на первый взгляд, ни казалась эта концепция, признать ее верной нельзя. Это отнюдь не означает, что охота вообще не играла важной роли в возникновении человека. Однако не охота, сама по себе взятая, сделала возможным, а в дальнейшем и неизбежным переход к обществу.

Как известно, совместная охота представляет собой явление, довольно широко распространенное в животном мире, однако нигде она не вызвала движения в интересующем нас направлении. Наличие охоты не отделяет стада предлюдей от всех прочих объединений животных, а, наоборот, роднит его с группировками довольно большого числа животных. Границей является наличие производственной деятельности. Но чтобы понять значение производственной деятельности, необходимо хотя бы коротко остановиться на закономерностях биологической эволюции.

Факторы биологической эволюции. Главным фактором биологической эволюции является естественный отбор. Последний заключается в избирательной элиминации одних и соответственно в избирательном сохранении других особей. Выживают и оставляют потомство индивиды, обладающие особенностями, которые делают их более приспособленными к среде. Естественный отбор, как его обычно понимают, есть отбор индивидов. Однако в последнее время в биологической науке все чаще начинают говорить, кроме индивидуального отбора, также об отборе групповом.

Некоторые исследователи понимают групповой отбор прежде всего как отбор популяций, добавляя к этому, что вообще-то он «может касаться любой группировки особей, если она выступает как интегративное целое»². Действительно, объектами отбора могут быть различные группировки особей, включая популяцию, но исторически понятие группового отбора появилось тогда, когда биологи попытались применить учение о естественном отборе для объяснения возникновения такого рода группировок животных, как муравейники, рои пчел и т. п.

Бросающейся в глаза особенностью их является биологическая специализация их членов. Если обычное животное способно выполнять все функции, которые необходимы для существования как его самого, так и вида, то в такого рода «объединениях» существует разделение функций между индивидами. Одни особи способны только к размножению, но не обеспечению себя пищей и к защите от опасности. Другие могут добывать пищу и защищаться, но лишены способности к воспроизводству. Как известно, в «объединениях» пчел и муравьев подавляющее большинство особей бесполы. В результате все функции, необходимые для обеспечения существования индивидов и вида, могут выполнять только все члены такого «объединения», вместе взятые. Это исключает возможность существования индивидов вне «объединения».

Иначе говоря, каждая такая группировка представляет собой по существу не что иное, как своеобразный составной биологический организм, биологический сверхорганизм, а отдельные входящие в его состав индивиды и группы индивидов представляют различпого рода органы этого сверхиндивида. К такому выводу в настоящее время все в большей степени склоняются энтомологи'³.

Исследователям было ясно, что сверхорганизмы пе могли возникнуть в результате действия обычного естественного отбора. Именно с этим и связано предположение о существовании группового отбора - отбора прежде всего групп индивидов и только тем самым — самих индивидов. Группами, которые в процессе эволюции превратились в сверхорганизмы, могли быть только объединения животных, но ни в коем случае не популяции или какие-либо другие группировки. Поэтому в отличие от всех других возможных видов группового отбора этот отбор можно было бы назвать «грегарным». По мере превращения объединения животных в сверхорганизм грегарный отбор постепенно превращался в отбор сверхорганизмов, т. е. в естественный сверхиндивиду- альный отбор.

Грегарный отбор в той или иной степени имеет место везде, где существуют объединения животных. Имел он место у многих видов обезьян. И без анализа этого явления нельзя понять развертывания того процесса, который завершился возникновением человеческого общества.

Прежде всего следует отметить, чго под термином «грегарный отбор» скрываются два, хотя и тесно связанных, но различных явления. Грегарный отбор в первом смысле включает в себя в качестве необходимого момента отбор индивидов, обладающих теми или иными особенностями. Но если при индивидуальном отборе выживают и оставляют потомство особи, более приспособленные к среде, то при такого рода отборе дело обстоит иначе. Отбираются организмы с такими особенностями, которые могут не давать индивиду никаких преимуществ по сравнению с остальными. Более того, могут отбираться организмы даже с такими особенностями, которые делают индивида, самого по себе взятого, менее приспособленным к среде — менее способным найти пищу, менее способным избежать опасности, неспособным оставить потомство и т. п. И это происходит потому, что данные особенности организма, не давая ему самому, взятому изолированно, никаких преимуществ по сравнению с другими индивидами, в то же время делают более приспособленным к среде объединение, в состав которого входит данный индивид. Это объединение лучше сохраняется и оставляет большее потомство. Такого рода грегар- ный отбор, как и естественный индивидуальный отбор, ведет к наследственным изменениям. Его результаты закрепляются в генотипе индивидов, входящих в объединение. Данную разновидность грегарного отбора можно было бы назвать «грегарно-инди- видуальным отбором».

Кроме особенностей индивидов, входящих в объединения, существуют также и особенности самих объединений и шире — грегарной организации вида или популяции. Грегарная организация у данного вида или данной популяции вида может быть одной, а может быть и другой. Одна форма может больше отвечать потребности приспособления к среде, другие — меньше. И возникновение той или иной формы грегарной организации, той или иной структуры объединения происходит в результате отбора объединений. Объединения при этом отбираются не как простые совокупности индивидов, а как определенные целостные единицы. Результатом отбора является изменение не индивидов, взятых по отдельности, а самого их объединения. Такого рода отбор мы в дальнейшем изложении будем называть просто «грегарным».

Разумеется, если возникновение той или иной формы грегар- иой организации невозможно без появления у индивида определенных морфологических особенностей, то они с неизбежностью появятся. В данном случае грегарный отбор действует в неразрывной связи с грегарно-индивидуальным. Эти два вида отбора здесь по существу совпадают. Однако изменение объединений может происходить и без метаморфозы составляющих их индивидов. В таком случае мы имеем дело с чистым грегарным отбором.

В процессе отбора объединения одной формы исчезают, объединения другой формы сохраняются. Но исчезновение объединений совершенно не обязательно предполагает гибель всех составляющих их индивидов. Они могут войти в состав других объединений, образовать новые объединения. Чистый грегарный отбор не ведет к изменению наследственности. Его результаты не закрепляются в генотипе. Поэтому сохранение формы объединения происходит не через посредство механизма биологической наследственности, а путем следования существующему образцу, подражания.

Грегарный отбор, таким образом, качественно отличается от всех остальных форм отбора. Он не является силой, определяющей эволюцию вида. В результате грегарного отбора объединения изменяются независимо от изменения составляющих индивидов. В этом заложена возможность возникновения иной формы движения материи, чем биологическая. Но эта возможность в животном мире является формальной, но не реальной.

Таким образом, когда мы обращаемся к живущим в объединениях животным, то сталкиваемся, во-первых, с грегарно-инди- видуальным отбором, включающим в себя в качестве момента индивидуальный отбор, и во-вторых, с качественно отличным от него грегарным отбором. Само собой разумеется, что индивиды этих видов находятся также под воздействием обычного естественного индивидуального отбора. И этот последний был главным фактором эволюции грегарных видов, грегарно-индивидуальный отбор играл менее значительную роль. Переход ведущей роли к грегарно-индивидуальному отбору неизбежно вел за собой превращение объединения в сверхорганизм, а тем самым и превращение отбора в сверхиндивидуальный. Индивидуальный и грегарно-индивидуальный отбор могли действовать в одном направлении, могли — в разных. В последнем случае действие этих отборов могло прийти в противоречие, что значительно осложняло процесс эволюции.

Праорудийная деятельность и отбор. Превращение крупных антропоидов миоцена в ранних предлюдей и дальнейшее развитие последних происходило под действием прежде всего индивидуального отбора, хотя определенную роль сыграл здесь, вероятно, и грегарно-индивидуальный отбор. Основной формой приспособления ранних предлюдей к среде была деятельность по использованию естественных орудий. Поэтому объективной необходимостью было совершенствование этой деятельности.

Праорудийная деятельность в значительной степени отличалась от других форм поведения животного. Собственно из всех форм поведения животного только ее и можно назвать деятельностью. Своеобразным был сам принцип отграничения этой деятельности от остальных форм поведения. Этим принципом являлось не удовлетворение того или иного инстинкта и не направленность на те или иные материальные объекты, а использование для удовлетворения потребности природных объектов в качестве орудий. Возникновение праорудийной деятельности есть появление наряду с телесными, соматическими органами органов внетелесных, экетрасоматических,

В определенных пределах совершенствование праорудийной деятельности было возможно и без изменения морфологической организации индивидов. Это совершенствование происходило путем проб и ошибок, путем закрепления удачных условнорефлекторных действий и торможения неудачных. Более совершенные действия не только закреплялись у данного индивида, но и усваивались остальными путем подражания первому. Такого рода совершенствование праорудийной деятельности шло без участия обычного естественного отбора.

Однако степень способности к праорудийной деятельности зависит от морфологической организации. Чем более развитой в данном отношении была морфологическая организация индивида, тем более совершенной была его деятельность по использованию орудий для добывания пищи, для защиты от хищников. А совершенствование морфологической организации в том направлении, которое делало возможным более совершенные действия с орудиями, шло в основном под воздействием индивидуального отбора.

Последний был той силой, которая разрешала противоречие между морфологической организацией ранних предлюдей, какой она была в данный момент, и объективной необходимостью развития праорудийной деятельности. Таким образом, под действием отбора совершенствовалось не праорудийная деятельность непосредственно, а способность организма к ней. Но ясно, что совершенствование способности к праорудийной деятельности является необходимым условием сколько-нибудь существенных сдвигов в развитии праорудийной деятельности. И в этом и только этом смысле можно говорить о том, что праорудийная деятельность совершенствовалась под действием естественного отбора.

Производственная деятельность и отбор. Однако рано или поздно все возможности совершенствования праорудийной деятельности были исчерпаны. Никакое дальнейшее развитие морфологической организации не могло обеспечить ее дальнейшего прогресса. Начиная с этого момента единственным возможным способом совершенствования деятельности по приспособлению к среде с помощью орудий стало совершенствование применяемых орудий, т. е. изготовление орудий.

Деятельность по использованию орудий не могла дальше развиваться, не расщепившись на деятельность по изготовлению орудий — орудийно-созидательную и деятельность по приспособлению к среде с помощью этих изготовленных орудий — орудийно-приспособительную (орудийно-присваивающую). И такое расщепление, как мы уже видели, неизбежно произошло. В результате на смену праорудийной деятельности пришла орудийная.

Уже праорудийная деятельность значительно отличалась от прочих видов поведения животных. Однако, отличаясь от них, она в то же время принадлежала к тому же качеству, что и поведение животных в целом. Она была деятельностью приспособительной. Приспособительной была и деятельность по использованию искусственных орудий для присвоения природных предметов или для защиты. Деятельность же но изготовлению орудии имела иную природу, она была деятельностью производственной

Действия по изготовлению орудии не представляют собой акта приспособления к среде. Сами по сеое они биологически бесполезны. Актом приспособления к среде являются лишь действия по использованию данного орудия для охоты, защиты и т. п. Но степень успешности этого акта приспособления зависит от степени совершенства применяемого орудия, а тем самым от степени развития действия по его изготовлению. Производственная деятельность, не являясь сама по сеое приспособлением, в то же время представляла собой на стадии поздних предлюдей необходимое условие успешного приспособления к среде. Без прогресса этой деятельности было невозможно совершенствование приспособления к среде. Развитие ее было объективной биологической необходимостью. И в то же время она не могла развиваться таким же образом, как праорудииная деятельность, ибо взятая сама по себе была биологически бесполезной, не представляла собой приспособления к среде.

Развитие орудийно-созидательнои (производственной) деятельности, так же как и развитие орудийно-приспособительнои деятельности, требовало и предполагало определенное изменение морфологической организации действующих индивидов. Изменение морфологической организации по линии ее приспособления к орудиино-приспособительнои деятельности могло идти и шло под действием индивидуального естественного отбора. Особенности, которые делали индивида более способным к использованию орудий для охоты и обороны, давали ему прямые преимущества перед другими членами группы, позволяли ему выживать и оставлять потомство.

Конечно, некоторые из особенностей, которые делали индивида более, чем другие, способным к орудиино-приспособительнои деятельности, могли быть одновременно и такими, которые способствовали успеху орудийно-созидательной деятельности. Однако были и такие особенности организма, которые, делая более успешной производственную деятельность, в то же время не давали индивиду никаких преимуществ в приспособительно-орудии- ной деятельности. Разумеется, изготовление более совершенных орудий в принципе всегда делало более совершенной и деятельность по их использованию. Но более совершенные орудия, изготовленные одними индивидами, могли быть использованы другими, неспособными в силу своих морфологических особенностей изготовить их.

Таким образом, индивиды, которые по своим морфологическим и иным способностям были более способными к производственной деятельности, не имели никаких биологических преимуществ по сравнению с теми, которые такими особенностями не обладали. В результате такого рода особенности не могли возникнуть и совершенствоваться под влиянием естественного индивидуального отбора.

Но наличие в объединении индивидов, более способных к производственной деятельности, делали всех его членов, вместе взятых, более способными к приспособлению. Развитие способностей к производственной деятельности, а тем и самой производственной деятельности могло идти только под воздействием гре- гарно-индивидуального и никакого другого естественного отбора.

Но специфика эволюции производственной деятельности состояла не только и не просто в том, что она могла развиваться только под действием грегарно-индивидуального отбора. Сам грегарно-индивидуальный отбор в данном случае приобрел особый характер, который ему раньше был не свойствен.

Как уже указывалось, праорудийная деятельность в определенных пределах могла развиваться вне зависимости от обычного естественного отбора. Это связано с накоплением опыта деятельности и его передачей от индивида к индивиду путем подражания. Таким способом передается опыт не только праорудийной, но и вообще всей индивидуально приобретенной деятельности у высших млекопитающих.

Таким образом, в животном мире, кроме способа передачи опыта от одного поколения к другому через механизм наследственности, существует и другой, что и дает некоторым авторам оспо- вание говорить о существовании у животных элементарной культуры или протокультуры⁴. Однако если в животном мире есть внегенетический способ передачи опыта от одного индивида к другому, а тем самым от поколения к поколению, то в нем отсутствует внегенетический способ закрепления этого опыта внутри вида или популяции вида. У высших животных никаких других материальных структур, в которых бы фиксировался прошлый опыт и вместе с которыми, через посредство которых он бы передавался от индивида к индивиду, от поколения к поколению, кроме половых клеток, не существует.

С возникновением производственной деятельности появились и иные, кроме половых клеток, материальные структуры, в которых фиксировался и вместе с которыми передавался от индивида к индивиду, от поколения к поколению прошлый опыт. Такими материальными структурами были изготовленные орудия. Каждое такое орудие, начиная с определенного этапа развития производственной деятельности, было в принципе не чем иным, как материализованным, объективно зафиксированным, закрепленным опытом деятельности по его изготовлению. С началом фиксирования в орудиях производственного опыта каждое новое поколение, вступая в жизнь, получало в свое распоряжение материализованный опыт предшествующих поколений. В процессе деятельности этого поколения опыт предшествующего обогащался и в таком виде передавался последующему.

Возникновение нового способа фиксирования и передачи опыта имело своим следствием появление особого материального процесса — эволюции орудий. Эволюция орудий, как и эволюция организмов, представляла собой процесс развития, движения материальных тел. Но этот процесс качественно отличался от эволюции организмов. Если последняя направлялась естественным отбором, то эволюция орудий естественным отбором не определялась. Это, однако, не значит, что развитие орудий вообще не было первоначально связано с естественным отбором. Вплоть до возникновения человека современного типа развитие производственной деятельности было невозможно без изменения морфологического облика производящих существ, которое могло происходить только под воздействием естественного отбора. Но естественный отбор не только не определял, но даже непосредственно не влиял на эволюцию орудий. Направление эволюции орудий никак не зависело от действия естественного отбора. Зато действие естественного отбора зависело от направления эволюции орудий. И это существенным образом изменило сам процесс биологической эволюции.

Применительно к обычным животным естественный отбор подгоняет организм к среде, точнее, к той экологической нише, которую занимает вид. Именно особенности данной экологической ниши во многом определяют направление действия естественного отбора. Уже появление праорудийной деятельности в определенной степени изменило ситуацию. Ранние предлюди приспособлялись к среде не только прямо, но и через посредство орудий. Между ними и средой появился посредник — естественное орудие. В результате необходимым условием приспособления к среде стало приспособление организма к орудию, возникновение у него таких особенностей, которые позволили бы ему более успешно оперировать орудиями и тем самым приспосабливаться к среде. Уже на этой стадии направление естественного отбора стало в какой-то степени определяться особенностями не экологической ниши самой по себе, а орудий. Речь, разумеется, идет не о естественном отборе вообще, а только о том, результатом которого была элиминация индивидов, хуже других приспособленных к праорудийной деятельности. Наряду с ним действовал естественный отбор, который прямо, непосредственно приспосабливал организмы к среде.

В результате приспособления организма к орудию последнее стало столь же необходимым для его существования, как и естественные его органы. Рано или поздно естественный отбор, который является объектом рассмотрения, настолько «подогнал» организм к естественным орудиям, что дальнейшее развитие в данном направлении стало невозможным. Иначе говоря, опредс- ление орудиями направления естественного отбора было здесь преходящим явлением.

С переходом к производственной деятельности орудия сами начали изменяться, причем независимо от естественного отбора. Рано или поздно развитие орудий приходило в противоречие с морфологической организацией и начинало требовать приведения последней в соответствие с потребностями его дальнейшего прогресса. И это противоречие преодолевалось с помощью грегарно- индивидуального отбора. Специфика этого отбора состояла в данном случае в том, что его направление определялось не особенностями среды, а особенностями процесса эволюции орудий. Он был подчиненным фактором, при посредстве которого производственная деятельность формировала производящие существа. С тех пор как он возник, главное направление развития организма пошло по линии не прямого приспособления к среде, а приспособления его к производственной деятельности и только тем самым к среде. В силу всего этого данный отбор можно было бы охарактеризовать как производственный.

Именно производство вызвало его к жизни и определило его специфику. Особенностями производства определялось то, что он был не индивидуальным, а грегарно-индивидуальным. Особенностями производства определялась его подчиненная роль по отношению к первому. Производственный грегарно-индивидуальный отбор был особой формой, качественно отличной от остальных форм естественного отбора. И попытки поставить его в один ряд с отбором, который обусловливал приспособление одного вида животных к жизни в норах, другого — к жизни на деревьях и т. п., не имеют под собой оснований.

Возникнув, производственная деятельность подчинила себе не только грегарно-индивидуальный отбор, но и грегарный отбор. У обычных животных, включая обезьян, формы грегарной организации зависели главным образом от особенностей окружающей среды. С изменением среды форма организации обычно менялась.

Как уже указывалось, у высших млекопитающих формы грегарной организации не закреплены в материальных наследственных структурах. Грегарная организация у животных не развивается в каком-либо определенном направлении. Она просто изменяется, причем в любом направлении, в зависимости почти исключительно лишь от особенностей среды. В развитии обезьян имел место переход и от гаремных групп к общим стадам, и от общих стад к гаремным группам и т. п. Иначе говоря, в животном мире эволюционирует лишь вид. Что же касается грегарной организации, то она только изменяется, но не развивается. Производственная деятельность, развиваясь, рано или поздно предъявила к грегарной организации определенные требования, которые могли быт! реелпзовагы лишь в результате развития грегариого отбора.

Начало и сущность социогенеза. В объединениях предлюдей всегда существовала достаточно жесткая система доминирования. Чтобы предчеловек мог нормально существовать и развиваться, он должен был систематически получать мясо. Однако доступ к мясу зависел не только от его способности к охоте, но и от его положения в существующей в стаде системе доминирования. Сходным образом обстояло и с удовлетворением полового инстинкта.

Большая по сравнению с другими членами группы приспособленность к производственной деятельности, взятая сама по себе, не представляла такого качества, которое могло бы доставить предчеловеку высокий статус в системе доминирования. Высокий ранг обеспечивали обычно агрессивность, смелость, значительная физическая сила, которые совершенно не обязательно должны были совпадать с большей, чем у других членов стада, способностью к изготовлению орудий. Имеются даже серьезные основания полагать, что наличие у индивида качеств, способствующих успеху производственной деятельности, делало менее вероятным наличие у него таких особенностей, которые обеспечивали бы ему высокий ранг в иерархии. Изготовление орудий предполагало усложнение центральной нервной системы, прежде всего головного мозга, способность к более тонким и точным движениям, но отнюдь не развитие мускулатуры. Обладание большой физической силой не столько способствовало, сколько препятствовало изготовлению более совершенных орудий. В результате индивиды, более других способные к изготовлению орудий, имели не только больше, а, наоборот, меньше шансов получить высокий статус, а тем самым выжить и оставить потомство, чем особи, менее способные к этому.

ТТо в таком случае естественный индивидуальный отбор, взятый сам по себе, должен был бы вести к уменьшению числа индивидов, более других способных к производственной деятельности. В противоположном направлении действовал грегарно-ин- дивидуальный отбор. Но он не всегда мог взять верх, а иногда даже просто нейтрализовать указанное выше действие естественного индивидуального отбора. Это мешало совершенствованию производственной деятельности, а в определенные периоды делало его даже невозможным.

Таким образом, существовавшие в объединениях поздних предлюдей отношения были препятствием для развития производственной деятельности, а начиная с определенного критического момента они практически сделали невозможным ее дальнейшее совершенствование. Для ее дальнейшего прогресса необходимым стало, чтобы у индивидов, обладавших большими способностями к производственной деятельности, появилось не меньше шансов получить мясо, чем у любых других членов объединения. А это могло быть достигнуто лишь при установлении такого порядка, при котором все взрослые члены объединения без исключения имели бы равные возможности получить часть охотничьей добычи.

Конечно, еще более благоприятные условия для развития производственной деятельности были бы созданы, если бы в дополнение к этому были также уравнены и шансы всех самцов без исключения удовлетворить половой инстинкт. Однако это не было столь важным, как обеспечение равного доступа к мясу, ибо относилось не ко всем, а только к части членов объединения.

Обеспечение для всех членов объединения равной возможности получить мясо с необходимостью требовало ликвидации системы доминирования в сфере распределения этого ценнейшего продукта, а тем самым уничтожения системы доминирования вообще.

Необходимость в новых отношениях внутри объединения диктовалась нуждами развития производственной деятельности, и в этом смысле она была производственной потребностью. Производственная деятельность могла развиваться только в рамках объединения, поэтому данная потребность зародилась внутри объединения, и так как она заключалась в необходимости его перестройки, то по своему существу была потребностью объединения, а тем самым и всех его членов, взятых вместе. Таким образом, в стаде поздних предлюдей наряду с биологическими потребностями его членов возникла еще одна потребность, которая качественно отличалась от первых. Она была, во-первых, производственной, во-вторых, групповой, грегарной. Этим стадо поздних предлюдий отличалось от всех объединений животных, не исключая стада ранних предлюдей, что и определило его совершенно иную судьбу.

Реализация рассматриваемой объективной потребности не могла произойти в рамках биологического объединения путем замены одной его формы другой. Необходимостью была ликвидация доминирования. Но, как уже отмечалось, последнее является важнейшим способом согласовывания сталкивающихся стремлений членов объединения и тем самым средством обеспечения в нем определенного порядка. Только существование в стаде поздних предлюдей жесткой иерархии обеспечивало порядок в нем, делало его достаточно прочным и сплоченным.

Если бы стадо поздних предлюдей и после ставшей необходимой перестройки продолжало оставаться биологическим объединением, то не только ликвидация, но даже ослабление доминирования с неизбежностью привело бы к тому, что оно утратило бы свою сплоченность и стабильность. Но в таком случае оно оказалось бы неспособным обеспечивать ни прямое, непосредственное приспособление к среде, ни развитие производственной деятельности.

Возникновение объективной потребности в ликвидации доминирования пи в малейшей степени не сняло объективной необходимости в прочности и сплоченности объединения. Более того, развитие производственной деятельности делало сплоченность объединения производящих существ еще более необходимой. Иными словами, развитие производственной деятельности предъявило к биологическому объединению такие требования, которые заведомо не могли бы реализованы, пока оно оставалось биологическим объединением.

Это отнюдь не означает, что в рамках биологической формы движения материи невозможно упрочение связей между особями, входящими в ту или иную группировку, и одновременно ликвидация в этой группировке системы доминирования. Биологический сверхорганизм, например, безусловно более сплочен, чем любое самое прочное биологическое объединение. В то же время в нем нет никакой системы доминирования. В сверхорганизме столкновения на почве удовлетворения полового инстинкта заведомо не могут представлять никакой угрозы для его сплоченности, ибо подавляющее большинство особей, составляющих его, являются бесполыми. Но если не все индивиды, входящие в сверхорганизм, стремятся к удовлетворению полового инстинкта, то все они для своего существования безусловно нуждаются в пище. Однако система доминирования не действует и в этой сфере.

В пчелиной семье, например, сбором пищи даже из рабочих пчел занята лишь часть, не говоря уже о матке и трутнях. Остальные рабочие пчелы выполняют иные функции. И тем не менее пищу получают все. Добытая пчелами-собирательницами пища образует фонд, к которому имеют доступ все члены семьи. Этот фонд отнюдь не исчерпывается пищей, запасенной в особых хранилищах. Между пчелами идет непрерывный, необычайно интенсивный обмен питательными веществами, совершаемый путем передачи их изо рта в рот⁵. Для обозначения такого фонда пищи, казалось бы, прямо напрашивается слово «общий». Но эта общность носит крайне своеобразный характер. Пища является общей для всех особей, входящих в состав сверхорганизма, в том смысле, в котором общими для всех органов и клеток обычного биологического организма являются питательные вещества, поступившие в организм. Иными словами, рассматриваемая «общность» пищи имеет чисто биологическое происхождение.

Таким образом, одновременная реализация, с одной стороны, объективной необходимости в обеспечении равного доступа всех членов объединения к пище и соответственно ликвидации системы доминирования в нем, а с другой, объективной же потребности в дальнейшем повышении уровня сплоченности объединения в принципе возможно в рамках биологической формы движения материи, но только при условии превращения объединения полноценных в биологическом отношении существ в сверхорганизм, что неизбежно предполагает биологическую специализацию составляющих его особей.

Но для стада поздних предлюдей такой путь был исключен. И дело пе только в том, что объединение столь высокоорганизованных животных, какими являются высшие млекопитающие, вообще не может превратиться в сверхорганизм. Как уже говорилось, успешное развитие производственной деятельности предполагает не только равный доступ всех взрослых членов объединения к мясу, но и уравнение шансов всех самцов удовлетворить свой половой инстинкт и тем самым оставить потомство. Превращение стада поздних предлюдей в сверхорганизм с неизбежностью означало бы превращение подавляющего большинства его членов в бесполые существа. Но это полностью закрыло бы дорогу для дальнейшего совершенствования производственной деятельности.

Из всего сказанного следует лишь один вывод: возникшая на определенном этапе в стаде поздних предлюдей объективная необходимость в обеспечении равного доступа всех его членов к мясу и соответственно в уничтожении системы доминирования не могла быть реализована в рамках биологической формы движения материи вообще. Ее реализация была возможна лишь при условии выхода за пределы этой формы. И это было вполне закономерно.

Объективная необходимость в новых отношениях была по своему происхождению производственной. Производственная деятельность требовала возникновения таких отношений, которые обеспечивали ее успешное развитие, которые отвечали бы ее природе. Эти отношения, которые нельзя охарактеризовать иначе, как производственные, пе могли качественно не отличаться не только от тех биологических связей, которые существовали в стаде поздних предлюдей, но вообще от всех биологических отношений. Они могли быть отношениями только надбиологически- ми, суперорганическими, т. е. социальными.

Возникновение новых, отвечающих потребностям производственной деятельности отношений прежде всего означало обеспечение равного доступа всех членов объединения к мясу, т. е. превращение всего добытого мяса в общее для всех, в общее для всего объединения. Эта общность результатов охоты имела совершенно иную природу, чем общность пищи, существующая в сверхорганизме. Ведь объединение, которое должно было прийти на смену стаду поздних предлюдей, не могло быть биологическим сверхорганизмом, а его члены — элементами и органами этого сверхорганизма. Составлявшие его индивиды должны были оставаться в биологическом отношении совершенно полноценными и тем самым обособленными друг от друга организмами. Поэтому каждый из них мог быть вполне самостоятельным потребителем мяса. Все, что было потреблено одним индивидом, было полностью потеряно для другого. Объединение же их никаким потребляющим индивидом быть не могло, ибо не представляло собой ни биологического организма, ни биологического сверхорганизма.

И тем не менее общность охотничьей добычи в таком объединении с неизбежностью должна была возникнуть и возникла. И возникнув, она прочно связала всех членов объединения в одно единое целое. А это могло означать лишь одно: эта общность имела небиологический характер, была социальной. Для обозначения такого рода связи давно уже существует термин. Этот термин — собственность. Собственность есть явление, качественно отличное и от биологического, и от любого другого потребления. В данном случае, если потребителями были все члены объединения, взятые в отдельности, то собственником — все они вместе взятые, т. е. объединение в целом. Здесь мы имеем дело не просто с собственностью, а с определенной ее формой — собственностью всех членов объединения, вместе взятых, т. е. объединения как единого целого.

Производственные, социально-экономические отношения всегда есть прежде всего отношения собственности. И они начали зарождаться как отношения собственности, причем отношения общественной, коллективной собственности.

И здесь мы сталкиваемся с организмом, состоящим из обычных биологических индивидов, но только он не является биологическим сверхорганизмом. Это организм совершенно иного типа — социальный, или, точнее, формирующийся социальный организм. Реализоваться рассмотренная выше объективная производственная потребность могла, таким образом, только путем превращения биологического объединения в качественно иное образование — формирующееся общество, или просто праобщество.

Переход от биологического объединения как к биологическому сверхорганизму, так и к социальному организму необходимо предполагал преобразование индивидов, входивших в его состав. Они превратились в такие существа, которые не могли жить вне рамок в первом случае — сверхорганизма, во втором — социального организма. Но в первом случае индивиды оказывались неспособными существовать самостоятельно потому, что перестали быть полноценными в биологическом отношении существами. Иначе дело обстоит во втором. Каким бы образом ни изменилась морфологическая организация индивидов, в биологическом отношении они остались совершенно полноценными существами. Трансформация, которая сделала для них невозможным существование вне социального организма, была не биологической, а социальной. Именно в социальном и только в социальном отношении они стали частицами одного единого целого. Это превращение состояло в том, что из существ чисто биологических они стали пусть еще только формирующимися, но тем не менее социальными существами.

Формирующиеся социальные существа суть такие, поведение которых определяется не только биологическими инстинктами, но и зарождающимися в их объединении производственными, социально-экономическими отношениями. Для производственных отношений существовать — значит приводить в движение существа, которые живут в их системе. Если они не проявляются в поведении этих существ, значит, они не существуют.

Будучи качественно отличными от биологических связей, производственные отношения не могли определять поведение существ, живущих в их системе, тем же способом, что и биологические. Возникновение производственных отношений предполагало появление совершенно нового механизма определения поведения индивидов. В частности, было необходимо появление особой силы, через посредство которой они определяли бы поведение производящих существ.

Понять, каким был механизм, через посредство которого первоначальные производственные отношения детерминировали поведение людей, можно, только более конкретно представив эти исходные отношения. Они, как это вытекает из всего сказанного выше, могли быть только отношениями полной собственности объединения производящих существ на мясо, что проявлялось в равном доступе всех его членов к этому продукту. Уже эта самая общая характеристика позволяет отнести эти отношения к комму- налистическим, которые существовали у народов, находившихся на первой фазе эволюции первобытного общества и детально описанных этнографами.

Как отмечалось, коммуналистические связи есть отношения полной собственности коллектива на все средства производства и все предметы потребления (пищу в первую очередь), которые выражаются в праве каждого члена коллектива на долю созданного в нем продукта. Первоначальные производственные отношения были формирующимися коммуналистическими отношениями. Формирующийся социальный организм, будучи основан на таких отношениях, представлял собой становящуюся первобытную общину, праобщину, пракоммуну.

Коммуналистические отношения, которые безраздельно господствовали в первобытном обществе на первой фазе его развития, не оставались неизменными на протяжении всей этой длительной стадии. И наибольший интерес представляют отношения, которые, по всем данным этнографии, являются самой архаичной, исходной формой коммуналистических связей. Они характерны для того уровня развития, когда весь продукт, созданный и добытый пленами общины, являлся жизнеобеспечивающим, т. е. был абсолютно необходим для поддержания их физического, а тем самым и социального существования. Переход к более поздним формам коммуналистических отношений произошел только с появлением более или менее регулярного избыточного продукта ^е.

Сущность этих первоначальных отношений заключалась в том, что все предметы потребления и средства производства находились не только в полной собственности, но и в безраздельном распоряжении коллектива. Каждый член коллектива имел право на долю общественного продукта, но она не поступала не только в его собственность, но и в его распоряжение. Он не мог использовать ее для какой-либо другой цели, кроме непосредственного физического потребления. Вследствие этого процесс распределения пищи был теснейшим образом связан с процессом ее потребления.

Нагляднейшим воплощением одной из особенностей этих отношений (перехода пищи только в потребление индивида, в его желудок, но ни в его собственность и даже распоряжение) был конкретный прием распределения и одновременно потребления пищи, бытовавший, например, у одной из групп эскимосов. Большой кусок мяса шел по кругу. Каждый присутствовавший отрезал от него такую порцию, которую мог взять в рот, и передавал следующему, который проделывал то же самое. И таким образом кусок циркулировал, пока его не съедали. Подобным же образом шел по кругу со суд с супом: каждый делал глоток и передавал другому⁷. И в этом приеме распределения нашла свое яркое выражение еще одна особенность данных отношений — обеспечение равного доступа к пище всех членов коллектива без исключения.

Описанный прием распределения пищи был далеко не единственной формой проявления этих отношений. Существовали и другие. Но каковы бы они ни были, данная форма отношений никогда не предполагала раздела пищи между членами коллектива. Ни одному члену коллектива никем — никакими другими его членами и не коллективом в целом — не выделялась определенная доля. Каждый просто сам брал ее из массы продукта, находившегося в собственности и распоряжении коллектива в целом, причем с таким расчетом, чтобы не лишить остальных членов коллектива возможности взять свою долю.

Нельзя, конечно, ожидать, что у самых ранних, формирующихся людей уже возник описанный выше конкретный прием распределения пищи. Но по самой своей сущности первоначальные производственные отношения должны были относиться именно к этой разновидности коммуналистических связей. От развитых отношений данного типа эти исходные отношения отличались лишь тем, что в полной собственности и безраздельном распоряжении коллектива находились не все средства производства и предметы потребления и даже не вся пища, а исключительно лишь мясо.

Можно попытаться и более конкретно представить проявление этих отношений на самом раннем этапе формирования социального организма. Для этого нужно восстановить в памяти нарисованную в предшествующей главе картину распределения мяса в объединении обезьян, а затем внести в нее поправку, представив, что теперь ни один индивид ие имеет возможности каким-либо способом отстранить любого другого индивида от мяса.

В результате получается, что на начальной стадии развития праобщества после того, как животное было убито, любой член объединения, не боясь быть отогнанным, мог подойти к туше и начать отрывать (или отрезать) и отправлять в рот куски мяса. Если какой-либо индивид отрывал такой кусок мяса, который не мог сразу же отправить в рот, то любой другой член коллектива мог подойти к нему, не встречая с его стороны каких-либо препятствий, и разделить с ним трапезу. Таким образом, с самого начала становления производственных отношений в объединении производящих существ всем его членам без исключения был обеспечен свободный доступ к мясу. Возникает вопрос о средствах с помощью которых такой доступ обеспечивался.

Свободный доступ к мясу всех без исключения членов объединения и тем самым предоставление ранее подчиненным индивидам равной с ранее доминировавшими возможности получить этот продукт с неизбежностью означали ограничение возможности последних удовлетворить свою потребность в нем. Иными словами, возникновение производственных отношений с неизбежностью предполагало ограничение проявления пищевого инстинкта у части членов объединения, причем самых решительных и сильных. Вполне понятно, что силой, ограничивавшей инстинкты ранее доминирующих особей, не могли быть ранее подчиненные животные пи в одиночку, ни вместе. Этой силой могли быть только все члены объединения, вместе взятые, включая и ранее доминировавших индивидов.

Такой силой все члены объединения могли стать потому, что в объединении, кроме биологических инстинктов составлявших его индивидов, существовала объективная производственная необходи мость в превращении мяса в общую собственность, которая была потребностью объединения в целом и тем самым всех его членов, вместе взятых. Такой силой все члены объединения, вместе взятые, должны были стать потому, что в процессе развития удовлетворение этой общей потребности стало постепенно необходимым условием существования объединения, а тем самым и удовлетворения биологических потребностей всех его членов. Удовлетворение общей потребности получило приоритет над удовлетворением биологических потребностей любых отдельных членов объединения.

Движимые вышедшей на первый план объективной производственной потребностью, все члены объединения, вместе взятые, не позволяли никакому отдельному его члену отстранять ради возможно полного удовлетворения своей биологической потребности никакого другого отдельного члена от мяса. Ограничение, реально затрагивавшее часть членов, выступило как такое, которое относится ко всем без исключения взрослым его членам, как ограничение зоологического индивидуализма вообще.

Чтобы рассматриваемая общая производственная потребность могла привести всех членов объединения в движение, она, как и любая другая потребность, должна была пройти через их головы, в той или иной форме отразиться в их мозгу. В отличие от биологических потребностей групповая производственная потребность не имела корней в морфологической структуре организмов произ водящих существ. Поэтому она не могла отразиться в их мозгу таким же образом, как биологические потребности. Существуя объективно, вне организмов производящих существ, эта потребность в то же время не представляла собой чего-то вещественного, наглядного. Поэтому она не могла отразиться так, как отражаются в мозгу животных обычные предметы.

В принципе, в идеале отображение общей производственно! потребности с необходимостью предполагало появление качественно новой формы отражения действительности, не существующей в животном мире. Такой формой отражения мира являете) человеческое сознание, которое специально возникло для отображения невещественного, нечувственного, ненаглядного.

Осознание общей производственной потребности имело смысл лишь постольку, поскольку сознание, отражая эту потребность, направляло деятельность производящих существ на ее удовлетворение. Человеческое сознание с самого начала носило активный характер. Оно лишь для того и отражало действительность, чтобы обратно на нее воздействовать, направлять человеческую деятельность. «Сознание человека,— писал В. И. Ленин,— не только отражает объективный мир, но и творит его»⁸. Сознание, взятое в его обратном воздействии на мир, и есть не что иное, как воля. Возникновение сознания было одновременно возникновением воли. И практический, волевой аспект был здесь главным, основным.

Не будем пока останавливаться на вопросе, не могла ли объективная производственная необходимость в равном доступе всех членов объединения к мясу в какой-то, пусть самой минимальной степени, реализоваться еще до появления сознания и воли. Но несомненно, что там, где сознание и воля уже существовали, эта потребность в значительной степени уже была реализована. Иначе говоря, наличие сознания и воли является бесспорным показателем существования в объединении производственных отношений и тем самым его социальной, а не биологической природы.

Как уже отмечалось, в сложившемся обществе производственные отношения, существуют, лишь проявляясь в волевых. Отсюда логически следует вывод, что производственные отношения проявляются только вместе с волевыми, т. е. вместе с сознанием и волей. Не будем пока касаться вопроса, является ли это положение абсолютно верным. Однако даже если бы оно было полностью справедливым, то это не дало бы никаких оснований для Бывода, что производственные отношения являются вторичными по отношению к сознанию и воле.

Производственные отношения ни в каком аспекте не являются производными от воли и сознания. Объективная необходимость в производственных отношениях, причем отношениях строго определенного характера, возникла до появления сознания и воли. Вызвав к жизни сознание и волю, эта объективная потребность определила их содержание, определила действия производящих существ и тем самым отношения между ними. Последние в своей сущности были отношениями полной собственности объединения на мясо. А именно такой их характер никак не зависел от сознания и воли людей. Они были такими, в каких нуждалась производственная деятельность, т. е. объективно необходимыми.

Термин «необходимость» имеет несколько, хотя и тесно связанных, но тем не менее не совпадающих значений. В одном смысле необходимость есть объективная нужда в том, чего пока еще нет, но что должно с неизбежностью возникнуть. В таком значении объективно необходимое не есть объективно существующее. Именно так обстояло с производственными отношениями в стаде поздних предлюдей: существовала объективная необходимость в этих отношениях, но самих этих отношений не существовало. В другом смысле необходимость есть характеристика уже существующего, но не всякого, а такого, которое не могло не возникнуть и не может не существовать. Необходимое во втором смысле есть реализация необходимого в первом.

С реализацией объективной необходимости в производственных отношениях последние, став объективно существующими, не перестали быть объективно необходимыми. Реализовавшись, об- ективная производственная потребность в социально-экономических отношениях не только не исчезла, а, наоборот, стала еще более настоятельной. Она только изменила характер: из необходимости возникновения производственных отношений она превратилась в необходимость их существования и тем самым их непрерывного воспроизводства. Реализовавшись в системе производственных отношений, эта потребность стала еще более прочной, ибо обрела в этой системе прочную объективную основу.

Объективная необходимость тех или иных производственных отношений всегда выступает как объективная нужда в тех или иных действиях людей, а тем самым в тех или иных волевых их отношениях. Иными словами, производственные отношения, чтобы существовать, должны приводить людей в движение, выступать как их интересы, потребности, определять их сознание и волю. Таким образом, сознание и воля не только не могли определять производственные отношения, а, наоборот, сами всегда определялись последними. Система производственных отношений всегда выступала как объективный источник сознания и воли людей, как общественное бытие, социальная материя.

Имея своим источником производственные отношения, сознание и воля с самого начала носили общественный характер. Разумеется, возникновение общественного сознания было невозможно без появления индивидуального сознания, равно как и общественной воли — без индивидуальной воли. Но не существуя без индивидуального сознания, общественное сознание никогда не представляло собой просто сумму сознаний отдельных индивидов. И не сводилось оно к этому потому, что имело свою объективную основу в структуре не индивидов, а общества, в общественном бытии. Сознание появилось прежде всего как общественное сознание. Индивидуальные сознания возникли только в связи с общественным, лишь как его проявления, как формы его бытия.

Прежде всего как общественная появилась и воля. И она была общественной не просто в том смысле, что определялась производственными отношениями и существовала в праобществе. Вся суть заключается в том, что она возникла как воля формирующегося социального организма и тем самым как воля всех членов праобщества, вместе взятых. И иной она быть не могла. Эта воля возникла как средство удовлетворения объективной необходимости в обеспечении равного доступа всех членов объединения к охотничьей добыче, которая с самого начала была потребностью групповой, общей, а когда группа превратилась в праобщество, стала социальной, общественной. В праобществе объективной основой этой потребности стали отношения полной собственности на мясо формирующегося социального организма.

Эта потребность общества и определяла его волю, его формирующуюся мораль (прамораль). Удовлетворение этой социальной потребности было невозможно без ограничения биологических потребностей членов праобщества. Поэтому первым и вначале единственным требованием воли праобщества, его праморали, обращенным к каждому из его членов, было: не препятствовать доступу никого из членов праобщества к мясу. Это было требование всех членов праобщества, вместе взятых, к каждому его члену, взятому в отдельности. Оно было первым правилом, первой нормой человеческого поведения.

Как явствует из всего сказанного, общественная воля с самого начала была явлением, качественно отличным от индивидуальных воль и не сводимым к их совокупности. Это особенно наглядно проявилось в том, что она выступала как регулятор индивидуальных воль.

Существуя в праобществе как проявление общественной воли, норма с неизбежностью выступала перед каждым индивидом как определенная его обязанность перед праобществом^(а именно: не препятствовать доступу к мясу остальным членам коллектива). Но эта обязанность всех членов праобщества с неизбежностью оборачивалась для них и правом: правом каждого из них получить долю мяса, добытого в коллективе.

И эта обязанность, и это право, а также сама норма, от которой они были неотделимы, были не чем иным, как одновременно и порождением и отражением материальных отношений собственности праобщества на мясо. Материальные отношения собственности, порождая и определяя волю общества, воплощаются в волевых отношениях, которые тем самым тоже выступают как отношения собственности.

Во всех обществах собственность как социально-экономическое отношение не существует без собственности как волевого отношения. В классовом обществе волевые отношения собственности регулируются правом и являются правовыми£В обществе доклассовом волевые отношения собственности регулируются моралью и выступают как моральные] В данном случае мы имеем дело с формирующимися волевыми отношениями собственности. Они регулировались формирующейся волей праобщины — праморалью. В становящихся волевых отношениях собственности воплощались зарождающиеся материальные отношения собственности.

Общественная воля, представляя собой явление, отличное от индивидуальных воль, в то же время пе может существовать без последних. Существование воли общества предполагает существование воли у каждого из его членов. Чтобы праобщество могло регулировать поведение своих членов, необходимо наличие у каждого из них способности управлять своими действиями. Чтобы праобщество могло ограничивать, подавлять биологические инстинкты своих членов, необходимо, чтобы каждый из них был способен обуздывать свои собственные биологические потребности.

Но понимание сущности соотношения общественной и индивидуальной воли предполагает ответ на вопрос, что именно заставляет индивида подчиняться требованиям общественной воли, нормам поведения. Объяснить это одной лишь угрозой наказания со стороны праобщества нельзя. Праобщество состоит из тех же самых индивидов. Все эти индивиды, вместе взятые, могли систематически требовать от каждого отдельного индивида неуклонного соблюдения определенных норм поведения лишь при том непременном условии, что все они были кровно заинтересованы в этом. Вполне понятно, что заинтересованность всех членов праобщества, вместе взятых, в соблюдении норм невозможна без заинтересованности в этом каждого из них, взятого в отдельности.

Нормы были выражением потребностей праобщества. Но потребности праобщества с неизбежностью были и потребностями всех его членов, вместе взятых, а тем самым и каждого из них, взятого в отдельности. Это было объективной основой для превращения требования праобществ к своим членам в требования каждого из них к самому себе. Результатом было превращение существовавшей в коллективе нормы во внутренний стимул поведения человека. Последний руководствовался ею не потому, что боялся быть наказанным, а потому, что иначе действовать не мог.

Общественная воля не просто контролировала волю индивидов, она ее формировала, создавала, делала ее именно такой, а не иной, определяла ее внутреннее содержание. В результате объективные потребности социального организма становились одновременно и субъективными потребностями каждого из его членов. И выступая в качестве внутренних побуждений, собственных стремлений человека, они определяли его поведение. Тем самым производственные отношения входили в плоть и кровь производящего существа, делая его существом не биологическим, а социальным, т. е. человеком.

Обуздание зоологического индивидуализма праобществом есть не что иное, как превращение биологического существа в социальное. Праобщество, ограничивая зоологический индивидуализм, превращало производящее существо в такое, которое наряду с биологическими потребностями имело социальные и которое было способно ограничивать и ограничивало свои стремления к удовлетворению первых ради удовлетворения вторых, являвшихся одновременно потребностями социального организма. Таким образом, подавление зоологического эгоизма праобществом предполагало ограничение каждым из его членов своих стремлений к удовлетворению собственных биологических потребностей. Обуздание с необходимостью предполагало самообуздание.

Неизбежно наступившее в результате реализации объективной потребности в равном доступе всех членов объединения к мясу разрушение системы доминирования не только не привело к падению, а, наоборот, вызвало возрастание сплоченности объединения. Это произошло потому, что на смену одному способу обеспечения порядка, характерному для животного мира, пришел со вершенно иной, невозможный в рамках биологической формы движения материи. Если в животном мире согласовывание сталкивающихся стремлений членов объединения к удовлетворению биологических инстинктов достигается путем подавления слабых сильными и возникновения системы рангов, то в праобщест- ве это обеспечивалось путем подчинения всех его членов без исключения единой воле коллектива, в которой выражались его потребности, являвшиеся одновременно потребностями всех входивших в его состав индивидов. Являвшаяся порождением и отражением системы производственных отношений воля праобщества, регулируя поведение его членов, обеспечивала порядок в этом объединении и тем самым его сплоченность. Общественная воля была в праобществе тем механизмом, через посредство которого производственные отношения определяли поведение людей.

Определенный материал для суждения о том, как конкретно происходила трансформация стада поздних предлюдей в пра- общество формирующихся людей (пралюдей), дает этнография.

Общественное бытие неразрывно связано не со всем вообще общественным сознанием, а лишь с той его частью, которая является его отражением, общественным сознанием в узком смысле. Именно поэтому в предшествующем изложении речь шла лить об общественном сознании в узком смысле, а не общественном сознании вообще, которое включает также и отражение природы. На самом раннем этапе своего становления общественное сознание в узком смысле практически выступало почти исключительно как общественная воля, а эта общественная воля по существу сводилась к одной единственной норме — запрету кому бы то ни было из праобщины отстранять любого другого ее члена от мяса. Поэтому зарождение общественного сознания в узком смысле было не чем иным, как зарождением этого запрета.

Как уже отмечалось, имеются серьезные основания полагать, что первоначальные запреты носили форму табуЛЕсли это так, то изучение особенностей табу может пролить свет на путь формирования первой нормы поведения, а тем самым и на процесс формирования первоначальных производственных отношений.

Сущность табу состоит в запрете определенных действий. Не все табу регулировали отношения людей в обществе, т. е. были нормами поведения. Но именно в табу — нормах поведения, т. е. в моральных табу, все их особенности проявлялись наиболее отчетливо. Они были исходной формой табууВ дальнейшем изложении речь пойдет исключительно лишь о них. Если всякое поведенческое табу есть запрет, то не всякая норма поведения, состоящая в запрете тех или иных действий, есть табу. Табу — запрет особого родах.Он с неизбежностью включает в себя три основных компонента.

Первый компонент — убеждение людей, принадлежащих к определенному коллективу, что совершение любым его членом определенных действий навлечет не только на данного индивида, но и на весь коллектив какую-то опасность^ возможно даже приведет к гибели. При этом неизвестно, ни какова природа этой опасности, ни почему и каким образом данные действия влекут ее за собой. Известно только, что пока люди воздерживаются от такого рода действий, эта опасность не проявляется, когда же они их совершают, опасность автоматически превращается из потенциальной в реальную. В силу этого они рассматривают человека, совершающего такого рода действия, одновременно и как находящегося в опасности и как представляющего опасность для коллектива.

Второй компонент — чувство ужаса перед неведомой опасностью, которую навлекают известные действия,, и тем самым перед этими навлекающими опасность действиями.

Третий компонент — собственно запрет, норма. Наличие запрета говорит о том, что ни веры в опасность, навлекаемую данными действиями, ни ужаса перед этой опасностью было недостаточно, чтобы раз и навсегда отвратить людей от совершения данных действий. Отсюда следует, что эти опасные действия были чем-то притягательным для людей, что были какие-то достаточно могущественные силы, которые вопреки всему толкали к совершению этих действий. И так как эти действия того или иного члена общества были опасны не только для него самого, но для всего коллектива, последний должен был, защищая себя, принимать меры, чтобы добиться от своих членов воздержания от них. Коллектив требовал отказа от этих действий и наказывал тех, кто с этим требованием не считался. На опасные действия налагался запрет.

Таким образом, табу представляли собой норму поведения, которая как бы извне была навязана обществу какой-то посторонней силой, с которой нельзя было не считаться. Именно такой характер и должны были иметь первые нормы поведения, возникшие как средство нейтрализации опасности, которую представлял для формирующегося общества зоологический индивидуализм. При таком подходе становится понятной и природа той силы, которая толкала людей к опасным действиям. Этой силой была власть биологических инстинктов. На основе анализа одних лишь этнографических данных о табу к выводу о том, что они возникли первоначально как средство подавления животных инстинктов, пришли многие исследователи, работавшие в этой области⁹.

Выявление основных компонентов, входящих в состав табу, позволяет составить представление о том, как конкретно протекал процесс становления самой первой такой нормы.

Возникшая в стаде поздних предлюдей объективная производственная потребность в равном доступе всех членов к мясу не могла сразу реализоваться. И результаты не замедлили сказаться. Когда старые отношения становятся препятствием для дальнейшего развития и возникает нужда в новых, дальнейшее сохранение первых с неизбежностью ведет к прекращению развития, а тем самым и деградации объединения. Таким образом, реализация рассматриваемой объективной производственной потребности не представляет собой единственную форму ее проявления. Проявлялась эта потребность и до своей реализации, причем как сила, расстраивавшая деятельность поздних предлюдей, расшатывавшая их объединение.

Как уже отмечалось, в объединениях поздних предлюдей гарантированный доступ к мясу имели доминирующие их члены. Что же касается подчиненных, то получение ими мяса зависело от различного рода обстоятельств. Поэтому в разных объединениях и в разное время возможность доступа к мясу подчиненных членов была далеко не одинаковой. В одних стадах вероятность получения мяса подчиненными индивидами была сравнительно велика, в других — крайне мала. Вполне понятно поэтому, что указанная объективная потребность в новых отношениях по-разному сказывалась в различных объединениях поздних пред-

людеи. -      *     г.

И здесь в действие вступал грегарныи отбор. Он сохранял те

стада, в которых вероятность получения мяса подчиненными членами была сравнительно велика, и разрушал те, в которых она была мала. Разрушение стада не обязательно означало гибель всех составляющих его индивидов. Они могли присоединиться к другим стадам или образовать новое. Разрушая одни объединения и сохраняя другие, грегарный отбор вбивал в головы производящих существ, что отстранение одними индивидами других от мяса таит в себе опасность для всех членов объединения, вместе взятых, и для каждого из них в отдельности. Необходимость новых, производственных отношении проявилась как опасность старых, чисто биологических отношений, как опасность системы доминирования для существования производящих существ.

В принципе объективная производственная потребность может найти отражение только в сознании. Однако проявление ее в указанной форме создает определенную возможность отображения и на чисто биологическом уровне. И животные способны отражать и отражают опасность. Формой отражения опасности является у них эмоция страха. Рассматриваемая объективная производственная потребность первоначально отразилась в головах производящих существ в форме ужаса перед действиями любых членов объединения, направленными на отстранение других его членов от мяса. Этот ужас, весьма вероятно, вызывал и взрывы злобы против тех членов объединения, которые своими действиями навлекали опасность на остальных. Как следствие, члены объединения набрасывались на индивида, совершавшего эти действия, избивали, а иногда, может быть, и убивали его. Это, конечно, подрывало систему доминирования в области распределения мяса и способствовало доступу к нему подчиненных членов объединения. Объединения, в которых это происходило, сохранялись и получали возможность дальнейшего развития, объединения, в которых все оставалось по-прежнему, исчезали и выпадали из эволюции. В результате в некоторых объединениях, по крайней мере на время, все их члены получали возможность равного доступа к мясу, т. е. в них происходила реализация объективной производственной потребности в новых отношениях.

Но возникавшие социальные отношения были неустойчивыми. Грегарный отбор, под действием которого они возникли, чтобы закрепить их, должен был вызвать к жизни сознание и волю. Без Появления последних реализация объективной производственной потребности в новых отношениях не могла стать необратимой. Но возникновение сознания и воли, а также языка, без которого они не могли существовать, невозможно без появления соответствующего физиологического механизма, т. е. без коренной перестройки структуры мозга производящих существ. В результате грегар- ный отбор выступил одновременно и как грегарно-индивиду- альный.

В том же направлении действовал и уже рассмотренный выше производственный грегарно-индивидуальный отбор. Развитие производственной деятельности на определенном этапе потребовало ее освобождения от рефлекторной, животной формы, т. е. начала формирования мышления, воли и языка. И объединенное действие этих двух отборов привело к превращению стада поздних предлюдей в праобщество, а самих предлюдей — в формирующихся людей.

Превратив зоологическое объединение в праобщество, грегар- ный отбор тем самым изменил и свой собственный характер. Из отбора зоологических объединений он превратился в отбор формирующихся социальных организмов — праобщин, т. е. он стал прасоциальным, праобщинным. Соответственно и производственный грегарно-индивидуальный отбор превратился в праобщинно- индивидуальный.

С появлением сознания старая, эмоциональная форма отражения объективной производственной потребности в новых отношениях не исчезла. Но страх перед опасными действиями был теперь осознан. Наряду с ним возникло убеждение в том, что эти действия опасны не только для того, кто их совершает, но и для всех членов объединения. Одновременно появилось обращенное ко всем членам коллектива требование воздерживаться от этих опасных действий. Это требование выкристаллизовалось как осознание не только и не столько страха перед опасными действиями, сколько предшествовавшей совместной деятельности членов объединения по пресечению такого рода действий. Таким образом, объективная производственная потребность в производственных отношениях была осознана. Причем осознана она была пе прямо, а косвенно. Потребность в новых отношениях была осознана как опасность старых отношений, как необходимость отказа от них

Было бы неверным полагать, что с началом становления сознания и воли всякие попытки со стороны сильных индивидов отстранить слабых от мяса полностью прекратились. Пищевой инстинкт был слишком могуч, чтобы быть так легко обузданным. Возникновение рассматриваемой нормы поведения было длительным процессом, в ходе которого с необходимостью происходило ее нарушение отдельными членами праобщества. В определенных условиях нарушение данной нормы одним членом коллектива могло привести к своеобразной цепной реакции — к нарушению ее всеми, кто имел для этого достаточно сил и решимости. При этом на время мог произойти возврат не просто к прежнему состоянию, но в некотором отношении к еще более худшему. В стаде поздних предлюдей определенный порядок в распределении мяса обеспечивался существующей иерархией доминирования. В данном случае новый способ согласовывания сталкивающихся стремлений членов объединения — через волю праобщины — выходил из строя, а старый — не мог восстановиться, ибо для возникновения системы рангов нужно время.

G появлением праобщества бытие производственных отношений стало абсолютно необходимым условием существования производящих существ. Их исчезновение означало бы не просто деградацию, а гибель объединения. Поэтому прорыв зоологического индивидуализма в сфере распределения мяса представлял для праобщества огромную опасность. Объединения, в которых данная норма не восстанавливалась, с неизбежностью исчезали. Сохранялись и получали возможность дальнейшего развития только такие объединения, в которых данная норма возрождалась и утверждалась. Праобщинный отбор, уничтожая одни праобщества и сохраняя другие, формировал и в конце концов окончательно сформировал эту норму. Она окончательно утвердилась, когда это требование коллектива к индивиду полностью стало внутренней потребностью каждого из членов праобщества, причем более могущественной, чем его биологические инстинкты.

С превращением объединения поздних предлюдей в праобще- ство, а их самих — в пралюдей начался период становления человека и общества, который завершился с появлением человека современного типа, что произошло 35—40 тыс. лет тому назад. Нет никаких прямых данных, которые позволили бы точно установить, когда именно произошел переход от стада поздних предлюдей к праобществу. Судить об этом можно только по косвенным данным.

Переход к праобществу невозможен без зарождения сознания, воли, а тем самым и языка. Поэтому можно считать, что переход от животного объединения к праобществу совпадает с началом становления мышления, воли, языка, с началом освобождения производственной деятельности от условнорефлекторной и превращения ее в сознательную, целенаправленную.

Определенную возможность судить о том, когда именно начался процесс становления мышления, воли, языка, дают материалы, имеющиеся в распоряжении, во-первых, археологии, во- вторых, палеоантропологии.

Начало социогенеза и данные археологии. Мышление проявляется не только в словах, но и в действиях. И когда эти действия имеют своим результатом появление новых, ранее не существовавших вещей, то на основании анализа особенностей этих вещей можно с определенной долей вероятности судить о том, направлялись эти действия мышлением или нет, а в случае утвердительного ответа — также о степени развитости мышления, какого мнения придерживаются многие исследователи.

Самую длительную и полную последовательность развития каменной индустрии, начиная от самых ранних и кончая сравнительно поздними формами, дает знаменитое Олдовайское ущелье.

М. Лики характеризует каменную индустрию всего пласта I и нижней пасти пласта II либо как просто олдовайскую, либо как типично олдовайскую. Исследовательница особо подчеркивает, что на протяжении пласта I каменная индустрия оставалась практически неизменной. Вместе с тем она отмечает, что в верхней части пласта I и нижней части пласта II впервые появляются проторубила. Но в целом индустрия сохраняет прежний характер. Максимального развития в этих слоях достигают грубые рубящие орудия (чопперы). Они составляют 78,7% всех орудий.

Однако уже в одной из стоянок нижней части пласта II (HWK East, уровень 2) появляются отчетливые признаки перелома в развитии каменных орудий, которые получают свое полное выражение в местонахождениях средней и верхней частей пласта II. Значительно увеличивается набор орудий. Если число форм орудий в пласте I и нижней части пласта И равнялось 6. то в вышележащих горизонтах оно достигает 10. Резко падает число чопперов. В средней и веохней частях пласта II они составляют только 35% всех орудий¹⁰.

Каменную индустрию средней и верхней частей пласта II, непосредственно выросшую из типично олдовайской, М. Лики именует развитой олдовайской. В свою очередь в последней она выделяет две стадии: развитую олдовайскую индустрию А и развитую олдовайскую индустрию В. К развитому олдовато А М. Лики относит одну стоянку нижней части пласта II (HWK East, уровень 2) и все, кроме одной (MNK Skull site) стоянки нижней половины средней части пласта II. Отличаются они от развитого олдовая В в основном лишь отсутствием настоящих ручных рубил. В них найдены только проторубила Развитый олдовай В, к которому относятся многие стоянки верхней половины средней части пласта II и верхней части пласта II, характеризуется появлением уже подлинных ручных рубил, хотя еще и довольно примитивных. Ручные рубила, находимые на этих стоянках, еще полностью не стандартизованы. Существуют многие индивидуальные вариации¹².

В верхней половине средней части пласта II и верхней части пласта II М. Лики, кроме развитого олдовая В, выделяет еще одну индустрию, которую она характеризует как раннеашельскую.

Последний термин нуждается в пояснении. Долгое время многие археологи выделяли в раннем палеолите в качестве последовательных стадий эволюции каменной индустрии шелль (аббевиль), ашель и мустье. Шеллю, по мнению некоторых из них, предшествовала дошелльская эпоха, или просто дошелль. Такая периодизация достаточно прочно утвердилась, в частности, в советской археологии. Однако уже сравнительно давно часть зарубежных археологов выступила против выделения шелля в качестве особой стадии развития и даже особой разновидности каменной индуст- трии. Орудия, характеризуемые сторонниками первой точки зрения как шелльские, они рассматривают как раннеашельские. Та- тсим образом, к ашелю в их понимании относится не только ашель, как его определяют сторонники первой точки зрения, но также и то, что последние характеризуют как шелль. В последние десятилетия такое расширительное понимание ашеля получило широкое распространение и по сути стало господствующим в западной археологии. В последние годы эту точку зрения приняли и некоторые советские археологи¹³. Определенное основание для объединения шелльской и ашельской (в узком смысле) индустрий в единое целое имеется. Как для той, так и для другой характерным является одно и то же орудие — ручное рубило.

М. Лики в своей работе исходит из господствующей в западной археологии точки зрения. Как раннеашельский она характеризует каменный инвентарь, который другие авторы определили бы и определяли в свое время как шелльский. Не вызывает сомнения, что наборы орудий, которые М. Лики характеризует как развитый олдовай В, и комплексы артефактов, которые она называет раннеашельскими, относятся к одной и той же стадии развития каменной индустрии. Отличия между ними лишь в сотношении числа рубил и прочих орудий. К раннеашельским М. Лики относит также наборы орудий, в которых рубила составляют 40% и более ¹⁴.

Рисуя картину развития каменной индустрии олдовая, М. Лики не дает сдвигам в ее эволюции истолкований, которые бы выходили за рамки чистой археологии. Другие исследователи идут дальше. На основе анализа развития каменной индустрии они делают определенные выводы об эволюции форм отражения мира у производящих существ. В этом отношении интересна одна из работ Ф. Борда, в которой рассматривается соотношение между эволюцией каменной индустрии и развитием форм отражения мира в головах производящих существ ^,5. Ф. Борд выделяет несколько, как он выражается, уровней абстракции.

Первый из них характеризуется тем, что производящее существо знает лишь, что в любом камне есть острый край, который только ждет, чтобы его высвободили. Процесс обработки камня на этом уровне не направлен к тому, чтобы придать ему определенную форму. Просто камень подвергается обработке до тех пор, пока на нем не образуется острый край. Эту стадию Ф. Борд называет уровнем галечных орудий. Она не требует качественно ипой физической организации вообще и качественно иной структуры мозга в частности, чем та, что существовала у австралопитеков. К этому уровню относятся и проторубила, которые представляют собой не что иное, как заостренные грубые рубящие орудия.

Появление настоящих ручных рубил свидетельствует о начале перехода к следующему уровню абстракции. Для него характерно существование у производящих существ представления о том, что внутри камня существует не только острый край, но и форма и что эта форма может быть освобоящена путем целенаправленных, волевых действий. На этом уровне появляются истинные питекантропы с большим мозгом. Среди наборов орудий относящихся к этому уровню, существуют и такие, где рубил мало. Однако это не меняет сути дела. Намеренные формы придаются и орудиям из отщепов.

Сходные мысли высказывает американский археолог Г. Айзек. Типично олдовайские орудия он относит к самой ранней стадии развития каменной индустрии. Эти орудия образуют ряд форм, зависящих не столько от искусства изготовителя, сколько от различного рода независящих от него обстоятельств, к которым он должен приспосабливаться. В этих орудиях выражен по сути один и тот же несложный прием: раскалывание камня таким путем, чтобы получить фрагмент с острым краем. На этой стадии производящее существо накладывает минимум определяемых культурой форм на орудия.

От этих ранних орудий заметно отличаются более поздние. Число форм орудий увеличивается и сами эти формы приобретают иной характер. Они теперь все в большей степени зависят не от стечения обстоятельств, а от воли изготовителя. В результате каждая форма представлена теперь в наборе большим числом стандартизированных экземпляров. Изготовители этих более совершенных орудий несомненно уже обладали языком и мышлением. Резкий контраст меяеду этими орудиями и орудиями, представляющими самую раннюю стадию эволюции каменной индустрии, свидетельствует о том, что у изготовителей последних отсутствовало высокое развитие умственных способностей и соответственно язык¹⁶.

Таким образом, и Ф. Борд, и Г. Айзек в равной степени выделяют такой этап в эволюции деятельности по изготовлению каменных орудий, когда она не носила сознательного, целенаправленного, волевого характера, т. е. была по своему механизму чисто животной. Оба они считают признаком перехода от такого рода производственной деятельности к сознательной появление стандартизированных орудий.

Исходя из всего этого, можно с большой долей вероятности считать, что тот перелом в развитии каменной индустрии Олдо- вайского ущелья, который был особо отмечен М. Лики, означает не что иное, как начало освобождения производственной деятельности от рефлекторной формы, т. е. начало становления мышления, воли, языка, а тем самым и начало становления обществ? В этой связи нельзя не отметить то, что некоторые археологи особо подчеркивали: появление стандартизированных орудий свидетельствует о возникновении не только мышления, но и общества. «Стандартизированное орудие,— писал английский археолог р. Чайлд,— есть само по себе ископаемая концепция. Оно является археологическим типом только потому, что в нем воплощена идея, выходящая за пределы не только каждого индивидуального момента, но и каждого отдельного индивида, занятого конкретным воспроизведением этого орудия, одним словом, это понятие социальное. Воспроизвести образец — значит, знать его, а это знание сохраняется и передается обществом» ^,7.

Наиболее ярким образцом первого стандартизированного орудия является ручное рубило. Мнотие исследователи вообще считают его первым стандартизированным орудием. Ручное рубило появилось лишь с переходом от развитого олдовая А к развитому олдоваю В. Одновременно с этим появился набор орудий, ко торый М. Лики охарактеризовала как раннеашельский. В том, что каменная индустрия развитого олдовая В и раннего ашеля была продуктом деятельности не поздних предлюдей, а уже формирующихся людей, нет сомнений. В верхней части пласта II найдены остатки существа (ОН 9), которого все исследователи единодушно признают человеком. Это типичный питекантроп, мало отличающийся от классических питекантропов Явы.

Сложнее обстоит дело с развитым олдоваем А. В этом наборе отсутствуют настоящие ручные рубила. Однако в целом он песомненно представляет собой существенный шаг вперед по сравнению с типичным олдоваем. В нем уже отчетливо наметились все те основные особенности, которые получили дальнейшее развитие в развитом олдовае В, что и дало М. Лики основание объединить эти два набора орудий под общим названием развитого олдовая, противостоящего типичному олдоваю. Все это позволяет полагать, что развитой олдовай А шаменует самое начало формирования человека и общества. Переход от типичного олдовая к развитому олдоваю А был самым началом того перелома, который получил свое отчетливое выражение в развитом олдовае В. Если весь период формирования человека и общества был переходом от животных к человеку, то этап, представленный развитым олдоваем А, был переходом от животного мира к формирующимся людям, если можно так выразиться, переходом к переходу.

Типичная олдовайская индустрия была продуктом животной, условнорефлекторной производственной деятельности. Этим она качественно отличается от пришедшей ей на смену каменной индустрии формирующихся людей, которая была продуктом в какой-то степени уже целенаправленной, сознательной деятельности Поэтому неоправданным является ее объединение с этой последней под названием раннепалеолитической или пижпепалеоли- тической индустрии, как это делается многими исследователями. Для этого своеобразного, качественно отличного от всех остальных этапа эволюции каменной техники нужно особое название. Термин «типичная олдовайская индустрия», не говоря уже о термине «олдовайская индустрия», не является для этого самым удачным. Эти термины слишком привязаны к определенным местонахождениям и тем самым к находимым в них наборам орудий.

Набор орудий формации Шунгура несомненно относится к той же самой стадии эволюции каменной индустрии, что и комплексы орудий Олдовая I и нижней части Олдовая II. Однако он не совладает ни с одним из тех, что встречаются в Олдовайском ущелье. Конечно, и его можно назвать «олдовайским», но в таком случае последнее слово теряет всякий смысл: олдовайским называется набор орудий, которого нет в Олдовае. Далее, слово «олдовайский», пусть с добавлением прилагательного «развитый», применяется для обозначения индустрии, относящейся к качественно иной, более высокой стадии эволюции каменной техники, что тоже создает известные неудобства. Лучше всего для обозначения дочеловеческой стадии эволюции каменных орудий подошел бы термин «эолит», который уже использовали в археологической литературе. Он и будет употребляться в дальнейшем изложении. Эолит в основном совпадает с той стадией эволюции каменной индустрии, которую до открытия типично олдовайской именовали дошелльской.

Археологами давно уже практически была найдена грань между каменной индустрией формирующихся и готовых людей. Этой гранью является переход к верхнему (позднему) палеолиту. Весь предшествующий верхнему палеолиту этап эволюции каменной индустрии в советской археологической литературе чаще всего именуется нижним или ранним палеолитом.

Если исключить из раннего палеолита стадию эволюции каменной индустрии, которая была выделена под названием эолита, то оставшаяся его часть выступит перед нами как особенная стадия эволюции каменной индустрии, качественно отличная как от предшествующей стадии, так и от последующей. В отличие от предыдущей стадии она представляет собой эволюцию каменной индустрии уже не предлюдей, а людей; в отличие от последующей она является эволюцией каменной индустрии не готовых людей, а еще только формирующихся. Производственная деятельность формирующихся людей переставала, но еще окончательно не перестала быть рефлекторной. Она становилась, но еще полностью не стала волевой, сознательной.

Вполне понятно, что эта стадия развития каменной индустрии представляет собой единое целое, которое требует и единого названия. Конечно, в качестве такого названия можно было бы использовать термин «ранний палеолит». Однако он неудобен тем, что уже применялся для обозначения всего периода развития каменной индустрии, предшествующего позднему палеолиту, включая эолит. Использование его в несколько ином значении может привести к недоразумениям. Имеется и еще одно неудобство. Выделенная стадия включает в себя нисколько этапов, каждый из которых требует особого названия.

раньше раннии палеолит чаще всего подразделялся на шелль, ашель, мустье, некоторые исследователи добавляли к ним в качестве самого первого этапа дошелль. Теперь же редко дают единую периодизацию этой эпохи. По существу единственными общими этапами, которые признаются большим или меньшим числом археологов, являются олдовай и ашель, а если исключить золит, го один лишь ашель. Но и этот взгляд проводится далеко не последовательно. Даже ученые, рассматривающие ашель как определенную стадию эволюции каменной индустрии, не решаются охарактеризовать как ангельские наборы орудии, относящиеся к той же самой стадии эволюции каменной техники, но характеризующиеся полным или почти полным отсутствием либо даже недостаточным, по их мнению, числом рубил. Они их называют по-разном>. развитой олдовай В, клектон и т. п. И причина понятна: термин «ашель» происходит от названия Еент-Ашеля, где найдены были наборы каменных орудии, характеризующиеся обилием ручных рубил. Поэтому назвать ангельскими наборы орудий, где рубил мало или совсем нет, значит вступить в противоречие с начальным значением этого термина.

Вообще использование терминов, которые при своем появлении были 1есыо связаны с определенным конкретным набором орудий, для обозначения стадии в эволюции каменной индустрии возможно лишь при условии отсутствия более или менее значительной вариабельности в пределах этой стадии. Как только варианты обнаруживаются, данный термин с неизбежностью перестает обозначать стадию эволюции всей техники в целом. Если теперь он и обозначает стадию, то лишь в развитии определенного варианта каменной индустрии.

Для обозначения этапов эволюции всей вообще каменной индустрии формирующихся людей нужны термины, которые не были бы непосредственно привязаны к определенным конкретным вариантам каменной индустрии. И желательно было бы, чтобы они были связаны с термином, обозначающим всю каменную индустрию пралюдеи в целом. Термин «ранний палеолит» Для этой цели не подходит. Трудно говорить о «раннем раннем палеолите» или «позднем рапнем палеолите». Нужно подыскать иной. Таким термином мог бы быть предложенный в свое время 1 • Чайлдом термин «археолит»¹⁸. Именно он и будет использоваться в дальнейшем изложении. Чтобы не порывать с традициями науки, наряду с ним в том же значении будет использоваться также и термин «ранний палеолит». И вообще неизбежным является применение наряду с новыми старых привычных терминов: дошелль, олдовай, шелль, ашель, мустье, клектон и т. п.

Начальную стадию археолита (развитой олдовай А), по существу представляющую собой не столько собственно археолит, сколько переход от эолита к археолиту, можно было бы назвать эоархеолитом. Переход от эолита к эоархеолиту (и тем к археолиту) свидетельствует о том, что становление человека и общества уже началось.

Начало социогенеза и данные палеоантропологии. Как предлюди, так и ранние формирующиеся люди уже рассматривались в главе III. Не повторяя, по возможности, сказанного в ней, остановимся лишь на тех данных, которые необходимы для решения проблемы начала социогенеза. Эти данные отрывочны, фрагментарны и допускают далеко не одинаковое толкование.

Как уже отмечалось, до открытия хабилисов все антропологи считали первыми людьми питекантропов. Однако сам термин «питекантроп» далеко не однозначен. Питекантропом прямоходящим было названо существо, остатки которого были найдены Ё. Дюбуа близ Триниля (о. Ява). Его обычно обозначают в антропологической литературе как питекантроп I. В дальнейшем на Яве в Сангиране были обнаружены остатки существ, которые в литературе обозначаются как питекантропы 11, 111, IV, Vi, VII, VIII. Именно они вместе с некоторыми другими находками на Яве, сделанными в тех же слоях (ребенок из МоджокертоД и являются питекантропами в самом узком смысле этого слова. Помимо них питекантропами именуются также и некоторые другие сходные с ними существа за пределами Явы. Так, например, олдовайский гоминид 9 (ОН 9), найденный в верхней части Олдовая II, нередко в литературе именуется олдовайским питекантропом. Однако обычно формы, близкие к питекантропам, но найденные за пределами Явы, получали при открытии собственные названия: синантроп, атлантроп, гейдельбергский человек.

Исследователи, рассматривающие собственно питекантропов, синантропов и т. п. как особые виды, объединяют всех их в один род или подрод и принимают в качестве родового (псдро- дового) названия термин «питекантроп». Не отказываясь полностью от привычных обозначений, они именуют синантропов питекантропами пекинскими, атлантропов — питекантропами терни- финскими, гейдельбергского человека — питекантропом гейдельбергским и т. п. Яванских питекантропов в таком случае обычно именуют питекантропами прямоходящими. Однако термин «питекантроп» в столь широком значении не получил слишком большого распространения в антропологической литературе.

В последние годы в зарубежной палеоантропологии начал преобладать взгляд, согласно которому все люди составляют один род — род Ношо, а собственно питекантропы, синантропы, атлантропы и другие сходные с пими формы образуют один вид в составе этого рода — вид Homo erectus. Он получил широкое распространение после состоявшегося в 1962 г. в Бурге Вартен- штейне международного симпозиума по проблемам классификации и человеческой эволюции¹⁹.

Такая точка зрения не является абсолютно новой. Еще в 1948 г. советский антрополог Г. Ф. Дебец предложил классификацию, в которой все люди составляли один род, а питекантропы и другие сходные формы — один вид в составе этого рода, подразделяющийся на несколько подвидов²⁰. На наш взгляд, такая тонкая зрения является наиболее правильной.

Представителей вида Homo erectus в советской антропологической литературе чаще всего называют архантропами. Этим термином мы и будем пользоваться в дальнейшем изложении, наряду с термином Homo erectus.

Несмотря на общее название, питекантропы в самом узком смысле слова, т. е. яванские питекантропы, не представляют собой полного единства. Среди них достаточно четко выделяются две отличные друг от друга группы. Одну из них образуют питекантропы I, II, III, VI, VTI. Это типичные, классические пите кантропы. Именно представителей этой группы прежде всего и имеют в виду, когда речь заходит о питекантропах в узком смысле слова. Все они бесспорно относятся к одному виду или подвиду питекантропа прямоходящего.

Представителем второй группы является найденный Г. Кени- гсвальдом в 1939 г. питекантроп IV. Относящийся к более раннему времени, чем классические питекантропы, питекантроп IV отличался от них большей близостью к антропоидам. Если сейчас нет ученых, которые бы сомневались в человеческой природе классических питекантропов, то принадлежность питекантропа IV к числу людей не является столь бесспорной²¹. Ученые, относившие питекантропа IV к числу формирующихся людей, не могли в то же время не отметить существования морфологических различий между ним и классическими питекантропами. Ути морфологические различия столь велики, что некоторые исследователи выделили его в особый вид — питекантропа массивного (Ф. Вайденрайх) ²² или питекантропа моджокертского (Г. Кениг- свалъд) ²³. В особый вид выделял питекантропа IV М. А. Гре- мяцкий, рассматривавший его как самого примитивного из всех формирующихся людей²⁴. В одной из более поздних работ Г. Ке- нигсвальд противопоставил питекантропа IV как Homo modjo- kertensis Homo erectus, т. e. классическим питекантропам, синантропам, атлантропам и т. п., вместе взятым²⁵. В ту же самую труппу, что и питекантроп IV, исследователи обычно включают Ребенка из Моджокерто, тоже обнаруженного в слоях, более Древних, чем те, где были найдены классические питекантропы, ^а также челюсть Сангиран В.

Большая по сравнению с классическими питекантропами архаичность морфологического облика этих находок стала особенно наглядной в свете последних исследований. Если раньше объем мозговой полости питекантропа IV определялся в 900 см³, Т° теперь только в 7,”0 см³. Раттыпе считали, что объем мозгд питекантропа из Молжокерто во взрослом состоянии должен достигнуть 876 см³. Теперь эта цифра снижена до 800 и даже 759 см³. Средний объем мозга у гоминидов этой группы теперь определяется в 750 см^{3 2в}.

Особое место среди находок занял т. н. телантроп, остатки которого были обнаружены в пещере Свопткранс в Южной Африке. В первой публикации Р. Брум и Дж. Робинсон охарактеризовали его как человека. В последующих статьях Дж. Робинсона мы находим характеристику телантропа как существа, обладающего чертами, роднящими его как с прегоминидами (австралопитеком африканским), так и с гоминидами (людьми), но в целом уже завершившего или почти завершившего переход от прегоми- нидной стадии к гоминидной. Еще в более поздних работах Дж. Робинсон прямо отнес его к виду Homo erectus ^Z7. Иную позицию заняли Р. Дарт и В. Ле Гро Кларк, которые включили телантропа в группу австралопитеков²⁸.

С открытием хабилисов вопрос о том, где проходит грань между предлюдьми и первыми людьми, встал особенно остро.

В 1960 г. Л. Лики в 3-м уровне местонахождения FLKNN Олдовая II вместе с каменными орудиями обнаружила остатки существа, которое морфологически мало отличалось от австралопитека африканского. Вместе с тем гее обстоятельства находки делали весьма вероятным предположение, что это сушество было творцом найденных вместе с ним каменных орудий. Оно было зарегистрировано как олдовайский гоминид 7 (ОН 7). Остатки существ, сходных, по мнению Л. Лики и ряда других ученых, с ОН7. были найлены как в том же, так и в других слоях Олдовая I (ОН4, ОИ6, OII8) и в нижней и средней частях Олдовая II (ОН13, ОН14, ОН16). Все это вместе взятое дало основание Л. Лики, Ф. Тобайасу и Дж. Нэпиру выступить с утверждением, что все эти находки образуют новый вид рода Homo, который они предложили назвать Homo habilis ²⁹.

Однако в скором времени один из авторов данной работы несколько пересмотрел свои взгляды. В появившейся в том же году совместной статье Ф. Тобайаса и Г. Кенигсвальда был сделан вывод, что остатки из Олдовая I и остатки из нижией и средней части Олдовая II относятся не к одному, а к двум разным таксонам³⁰.

Авторами были выделены четыре стадии гоминизапии. Первая из них представлена австралопитеками из Восточной и Южной Африки. Вторая — описанными в статье трех авторов находками из Олдовая I. Они образуют особую группу гоминид, уже поднявшуюся выше стадии австралопитеков, по еще не достигшую стадии питекантропов. Морфологические данные позволяют их рассматривать как находящихся на гоминидной линии, идущей от австралопитека африканского и, возможно, ведущей к питекантропу. К этой стадии, по мнению Ф, Тобайаса и Г, Кениге- _вальда, должны быть отнесены также мегантропы древнеяван- ские, которых ранее некоторые авторы рассматривали как азиатских австралопитеков. По вопросу о положении этой группы лнения авторов статьи разошлись. Г. Кенигсвальд рассматривает ее как особый род или, по меньшей мере, подрод, Ф. Тобайас — как вид внутри рода Homo — вид Homo habiiis. Олдовайский го- минид 13 (ОН13), по мнению авторов статьи, не может быть отнесен к этому таксону. Он относится к следующей, более высокой стадии эволюции, которая представлена питекантропом IV, Сангираном В и телантропом. Еще более высокая, четвертая стадия эволюции представлена классическими питекантропами Явы, синантропами и атлантропами.

К сходным выводам пришел в то же самое время Дж. Робинсон³¹. Он также выделил среди находок, которые в статье трех авторов были объединены под названием Homo habiiis, две морфологически отличные группы. Одну из них образуют существа из Олдовая I, другую — из Олдовая II. Но в отличие от Ф. Тобайаса и Г. Кенигсвальда он считает, что нет оснований выделять указанные находки в Олдовае I в особый таксон, они принадлежат к виду австралопитека африканского. Что же касается находок в нижней и средней части Олдовая И, то они обнаруживают сходство с телантропом и являются ранними представителями вида Homo erectus.

Это не значит, что Дж. Робинсон не видит вообще различий между собственно австралопитеками и существами из Олдовая I и сходства между последними и существами из Олдовая II. И существа из Олдовая I, и существа из Олдовая II изготовляли орудия, в то время как собственно австралопитеки только использовали естественные орудия. Все это дает основание рассматривать существа из Олдовая I как переходную стадию между собственно австралопитеками и Homo erectus. Именно на этой стадии произошел переход от присущего австралопитекам использования естественных орудий к столь характерному для Homo erectus изготовлению орудий. Однако в чисто морфологическом отношении существа из Олдовая I представляют всего лишь продвинувшихся австралопитеков африканских.

В чисто морфологическом отношении сходство между австралопитеком африканским и остатками из Олдовая I, с одной стороны, и находками из Олдовая II и Homo erectus — с другой, является большим, чем между находками в Олдовае I и Олдовае II. Находки в Олдовае I и находки в Олдовае II относятся к двум разным видам: первые — к австралопитеку африканскому, вторые — к Homo erectus. Эти два вида принято относить к Двум разным родам: первые — к роду австралопитеков, вторые — ^к Роду Homo. Однако несомненным является наличие генетической связи между существами из Олдовая I и существами из Олдовая II. Это, по мнению Дж. Робинсона, делает невозможным отнесение их к двум разным родам. Выход из положения Дж. Робинсон видит в том, чтобы расширить рамки рода Нощ₀ путем включения в него вида австралопитека африканского, который он предложил именовать Homo transvalensis, а позднее — Homo aiiicanus Ч Кроме Homo africanus в этот род входит ехце только один вид — Homo sapiens, который объединяет всех остальных гоминид, начиная с телантропа и кончая современными людьми.

Формально Дж. Робинсон идет дальше JL Лики и его соавторов, включая в род Homo не только хабилисов, но и австралопитека африканского. Однако в действительности его аргументация доказывает прямо противоположное. Нет никаких реальных оснований включать австралопитеков в число людей. Они были животными во всех отношениях. Чисто животной была их морфологическая организация. Они безусловно не изготовляли орудия. Можно отстаивать тезис, что производство орудий само по себе еще не является достаточным признаком человека. Но бесспорно, что оно является необходимым признаком человека. Продемонстрировав фундаментальное тождество физической организации хабилисов из Олдовая I и австралопитеков африканских, показав, что специфически человеческие особенности морфологического облика появляются лишь с переходом от хабилисов к следующей стадии эволюции, Дж. Робинсон тем самым убедительнейшим образом доказал, что хабилисы не могут считаться людьми. Еще более убедительно, на большом фактическом материале это показали в дальнейшем друше исследователи.

Однако Дж. Робинсон абсолютизировал сходство морфологического облика австралопитеков африканских и хабилисов, что заставило его впасть в противоречие с самим собой. Объявив хабилисов австралопитеками африканскими, он в то же время в известной степени противопоставил их собственно австралопитекам африканским. В действительности хабилисы из Олдовая I представляют собой особый вид, но только входящий не в род Homo, как это полагали Л. Лики и его соавторы, а в один род с австралопитеком африканским. Они являлись австралопитеками, как это утверждал на первых страницах своей статьи Дж. Робинсон, но только в смысле принадлежности не к виду австралопитека африканского, как он полагал, а к одному роду с последним.

К выводу о том, что хабилисы представляют собой особый род в составе рода Australopithecus, пришли многие исследователи. В связи с этим они предпочитают обозначать этот вид как Ausrtalopithecus habilis, т. е. австралопитек умелый³³. Однако и сейчас некоторые исследователи относят хабилисов к виду австралопитека африканского.

К настоящему времени подавляющее большинство антропологов пришло к выводу, что хабилисы, несмотря на изготовление дми орудий, все же являются не людьми, а животными. Никто _из антропологов в настоящее время не сомневается в человеческой природе классических питекантропов, не говоря уже о более продвинувшихся синантропах. Они безусловно являются людьми, хотя пока еще не готовыми, а формирующимися.

Однако хабилисы не являются непосредственными предшественниками классических питекантропов. Между первыми и вторыми находится своеобразная группа существ, ни статус, ни состав которой нельзя считать точно установленными. К этой группе различные авторы относили питекантропа IV. ребенка из Моджокерто, Сангиран В, телантропа, олдовайского гоминида 13, а также человека из Гунванлина близ Ланьтяня (КНР), представленного находкой черепной крышки³⁴. Объем мозга лань- тянского человека очень близок к объему мозга питекантропа IV: он равен 780 или даже 750 см^{3 35}.

Существует как морфологическая грань, отделяющая эту группу от стоящих ниже их в эволюции хабилисов, так и морфологическая грань, отделяющая ее от стоящих выше ее классических питекантропов. Как Ф. Тобайас и Г. Кенигсвальд, так и Дж. Робинсон отделили находки в Олдовае I от находок в Олдовае II. руководствуясь исключительно лишь морфологическими признаками. Чисто морфологические признаки легли в основу выделения питекантропа IV, ребенка из Моджокерто, Сангиран В в особую группу, отличную от классических питекантропов. Однако эти реально существующие морфологические грани являются весьма относительными, размытыми. В результате нет почти ни одного существа, относимого к этой группе, которого бы другие авторы не зачисляли в другую группу. Более того, одни и те же ученые нередко меняли свои мнения на этот счет. Некоторые исследователи вообще не замечают существования этой группы. Одних ее представителей они относят к хабилисам или даже австралопитекам африканским, а других включают в одну группу с классическими питекантропами.

Но в последнее время наметился еще один подход. Некоторые авторы объединяют питекантропа IV, ребенка из Моджокерто, Сангиран В, телантропа, хабилисов, понимая под ними находки как в Олдовае 1, так и в нижней и средней частях Олдовая II, а также некоторые находки в Кооби Фора в один вид, который они характеризуют как рашшй или преэректусный вид рода Homo — вид Homo habilis/modjokertcnsis ³⁶. Такая конструкция не выдерживает критики. Если недостаточно обоснованным было объединение в один вид находок в Олдовае I и Олдовае II, Несмотря на значительную близость между ними, то тем более Неоправданным является объединение в один вид, с одной стороны, хабилисов из Олдовая I, которых большинство антропологов считает животными, и, с другой, питекантропа IV, которого в настоящее время все антропологи считают человеком.

На наш взгляд, реальность быгня особой группы существ, находящейся между хабилисами, с одной стороны, и ктассически- ми питекантропами — с другой, вряд ли может быть в достаточным основанием оспорена, хотя, конечно, принадлежность тех или иных находок к этой группе нелыя считать твердо установленной. И эта группа представляет собой переход от поздпих предлюдей, которые были животными, но уже изготовлявшими орудия, к существам, которые бесспорно являются хотя и формирующимися, но уже людьми. Тем самым существа, принадлежавшие к этой группе, представляют собой самое начало, самую раннюю стадию формирования человека, па которой специфически человеческие особенности только еще начали складываться и поэтому сколько-нибудь отчетливо не обозначились. Этих самых ранних людей можно было бы назвать ранними архантропами или эоархантропами. Собственно следующих за ними существ типа классических питекантропов можно было бы назвать поздними архантропами.

Переходный характер группы эоархантропов обусловил существование значительных различий между отдельными ее членами. Самые ранние из них с трудом могут быть отличены от хабилисов. Относительно отдельных индивидов вообще невозмож- по с достоверностью сказать, являются ли они самыми поздними хабилисами или самыми ранними эоархантропами. Столь же трудно провести грань между самыми поздними эоархантропами и классическими питекантропами. Так как эоархантропы бы ги самыми первыми людьми, то переход от хабилисов к ним знаменовал начало становления человека, а тем самым и общества.

Если теперь свести воедино данные археологии и палеоантропологии, получится, что признаками начала становления челов ка и общества являются, во-первых, появление эоархантропов и во-вторых, переход от эолита к эоархеолиту. Эти два явления в общем должны были совпадать, хотя это совпадение нельзя, конечпо, попимать как абсолютное.

Интересный материал по этому вопросу дает опять-таки Ол- довайское ущелье, содержащее каменную индустрию, начиная с типично олдовайской и кончая ашельской, и остатки гоминид, начипая с хабилисов и кончая поздними архантропами (0Н9).

Вся каменная индустоия Олдовая I относится к типичному олдоваю (эолиту). Все гоминиды, остатки которых обнаружены в Олдовае I, являются либо австралопитеками (парантропами) или хабилисами, т. е. поздними предлюдьми.

Олдовайский гоминид 13, которого Ф. Тобайас и Г. Кенигс- вальд отнесли к стадии, следующей за хабилисами, но предшествующей классическим питекантропам, а Дж. Робинсон охарактеризовал как раннего члена вида Homo erectns, был найден в нижней половине средней части Олдовая И. Как ужо отмена лось, в одной из стоянок нижней части Олдовая II (HWK East,

уровень 2) наличествовали отчетливые признаки перехода от типичного олдовая (эолита) к развитому олдоваю А (эоархеолиту). К развитому олдоваю А бесспорно относятся все, кроме одной (MNK Skull site), стоянки нижней половины средней части Олдовая II. Налицо, казалось бы, полное соответствие между уровнем эволюции каменной индустрии и развитием физической организации производящих существ. Однако дело обстоит сложнее.

Стоянка, где был найден ОН 13, является как раз той единственной в нижней половине средней части Олдовая И, которую М. Лики не отнесла к развитому олдоваю А. Правда, в своей монографии она не решилась прямо охарактеризовать набор орудий, найденный вместе с ОН13, как типично олдовайский. Как писала она, эта индустрия стоит ближе к типичному олдоваю, чем развитому олдоваю А из сравнимых горизонтов пласта И. Скорее всего здесь самое начало перехода от эолита к эоархеолиту. И это согласуется с физической организацией ОН 13. Немалое число исследователей относят его к хабилисам.

Индустрия верхней половины средней части Олдовая II и верхней части Олдовая II относится к развитому олдоваю В и раннему ашелю. Гоминид, найденный в верхней части Олдовая II (ОН9, олдовайский питекантроп), является бесспорным архант- ропом, стоящим по уровню своего развития, во всяком случае, не ниже классических питекантропов Явы.

К сожалению, другими подобного рода материалами наука пока не располагает. Не говоря уже о тех случаях, когда в том или ином местонахождении обнаруживаются либо только орудия, либо только костные остатки, не всегда представляется возможность с достоверностью установить связи между найденными по соседству орудиями и остатками гоминид. Но и когда такая связь является в высшей степени вероятной, чаще всего отсутствует сколько-нибудь четкая характеристика или набора орудий, или остатков гоминид, или же, наконец, в одинаковой степени как тех, так и других.

Проблема датировки начала социогенеза. Крайне неопределенной является в настоящее время абсолютная датировка начала становления человека и обществ, т. е. переход от хабилисов к эоархантропам и от эолита к эоархеолиту. Одной из более или менее твердо установленных методом калиево-аргонового анализа дат для Олдовайского ущелья является 1,75±0,03 млн. лет. Это возраст туфа I в, отделяющего нижнюю часть Олдовая I от средней его части³⁷. Однако наряду с этой цифрой существует и другая — 1,786±0,29 млн. лет³³. Примерно такой возраст, как и туф, имеют или являются несколько более молодыми олдовайские гоминиды 7 и 8. Они найдены вместе с типичной олдовайской индустрией в сродпей части Олдовая I и являются бесспорными хабилисами. Находки хабилисов ОН4 и ОН24 были сделаны и в нижней части Олдовая I. Появление первых орудий в нижней части Олдовая I датируют по-разному: 1,86±0,13 млн. лет и 1,89 млн. лет³⁰. Все эти цифры являются спорными.

Раньше длительность накопления пласта I определялась примерно в 700—750 тыс. лет. Соответственно переход от Олдовая I к Олдоваю II датировался 1-1,1 млн. лет⁴⁰. С этими представлениями гармонировала датировка найденного в верхней части Олдовая II типичного питекантропа ОН9. Первоначально его возраст был определен методом калиево-аргонового анализа в 360 тыс. лет, затем после пересмотра — в 490 тыс. лет⁴¹.

В дальнейшем исследователи пришли к выводу, что слои, составляющие Олдовай I, накопились в течение всего лишь 50— 100 тыс. лет, а может быть, даже в 25—50 тыс. лет⁴². Теперь начало Олдовая II чаще всего относят к 1,5—1,6 млн. лет. Соответственно первые стоянки с ашельской индустрией, которые появились в верхней половине средней части Олдовая II, одни исследователи датируют 1,4±0,2 млн. лет, другие — 1,2—1,3 млн. лет, третьи — 1,0—4,5 млн. лет⁴⁵. Претерпела существенные изменения датировка олдовайского гоминида 9. Его возраст стали оценивать в 0,9—1,0 млн. лет⁴⁴, а затем и в 1,2 млн. лет⁴⁵.

Если исходить из ранних представлений о возрасте слоев в Олдовайском ущелье, то переход к эоархеолиту и появление эоар- хантропов следует относить примерно ко времени около 1 млн. лет, а переход к развитому олдоваю В и раннему ашелю — к значительно более позднему времени — 0,8 или 0,6 млн. лет. Если исходить из самых последних представлений, то переход к эоархеолиту и возникновение эоархонтропов следует относить ко времени около 1,5 млн. лет, а начало развитого олдовая В и раннего аптеля и появление поздних архантропов — ко времени не раньше 1,4 и не позднее 0,9 млн. лет.

Для решения вопроса нужно обратиться к данным из других мест.

Раннеашельская индустрия Пенинджа (около озера Натрон, Танзания) датируется в пределах 1,4—1,6 млн. лет⁴⁸. По данным Ф. Хоуэлла и И. Коппенса, типичные Homo erectns появляются в формации Шунгура примерно 1,1 млн. лет". Однако трудно установить, идет ли здесь речь о ранних или поздних архан- тропах.

Большие изменепия претерпела за последние годы датировка яванских эоархантропов. Раньше слои с фауной джетис, в которых они были найдены, чаще всего относились ко времени, соответствующему тюнц-мняделю Европы^4S. Абсолютный возраст этих находок оценивался в 600 тыс. лет ⁴⁹. К настоящему времени методом калий-аргонового анализа возраст пемзового туфа из места, где был найден ребенок из Моджокерто, определен в 1,9± ±0,4 млн. лет. Исходя из этого, Т. Якоб считает, что моджокерт- ские питекантропы относятся ко времени 1,5—2,3 млн. лет⁵⁰.

Однако рядом исследователей указанная датировка была поставлена под сомнение. Некоторые из них определяют возраст этих гоминид в 0,9—1,5 млн. лет ⁵¹. По мнению участников международного симпозиума по проблемам среднего плейстоцена, состоявшегося в 1973 г., возраст слоев с фауной джетис, в которых были найдены ребенок из Моджокерто, питекантроп IV, Сангиран В, вряд ли может превышать 1,5 млн. лет ⁵². В этой связи следует отметить, что в период между 1 и 1,5 млн. лет относят теперь и человека из Даньтяня ⁵³.

Пересмотрен был в последние годы и возраст классических питекантропов. Слои с тринильской фауной, в которых они были обнаружены, разными исследователями датировались не одинаково. Одни относили их к миндель-риссу, другие — к минделю, третьи — к минделю и гюнц-минделю. Абсолютный их возраст оценивался в 500 и 550 тыс. лет ^зд. Теперь слои с тринильской фауной, в которых были найдены классические питекантропы, относятся ко времени между 0,5 и 1,0 млн. лет, причем слои с тринильской фауной в Сангиране, где было сделано большинство находок, ко времени между 0,7 и 1,0 млн. лет. В качестве средней цифры приводятся и 710 и 830 тыс. лет ⁵⁵.

Большую сенсацию вызвала сделанная Р. Лики в 1971 г. находка черепа гоминида в формации Кооби Фора, получившая обо- значение KNM-ER1470. Так как остатки гоминида были найдены ниже туфа KBS, древность которого в то время была определена в 2,61±0,26 млн. лет, то время существования его было оценено в 2,8 и даже 3,0 млн. лет. Однако, как указывалось в первых публикациях, несмотря на столь большую древность, гоминид 1470 отличался целым рядом прогрессивных особенностей. Объем его мозга превышал 800 см³, в то время как объем мозга хабилисов не достигал и 700 см³. Настаивая на том, что нет никаких оснований причислять гоминида 1470 к хабилисам, Р, Лики в то же время указывал и на его резкое отличие от Homo erectus. В целом, по его мнению, гоминид 1470 был безусловным человеком, причем стоящим значительно выше хабилисов по степени развития ⁵⁶. У гоминида 1470 отсутствовал надглазничный валик. На этом основании некоторые стали даже утверждать, что гоминид 1470 представляет форму, в некоторых отношениях более совершенную, чем питекантропы, синантропы и даже палеоантропы ⁵⁷.

В дальнейшем положение стало меняться. Стало ясным, что объем черепной коробки гоминида 1470 не превышает 775 см³. На черепе были обнаружены многие примитивные особенности, характерные для австралопитеков ⁵⁸. Все это дало основание для вывода, что данная находка не может быть включена в род Homo. Но он не являлся и австралопитеком африканским, несмотря на большую близость. В целом он относится к той же самой дочело- веческой стадии развития, что и хабилисы из Олдовая⁵⁹. В кон- де концов и Р. Лики пришел к выводу, что гоминид 1470 относится к той же самой группе, что и хабилисы ⁶⁰. С таким взглядом хорошо согласуется и новая датировка этой находки. Какое бы из двух новых определений возраста туфа KBS ни принять (1,82±0,04 и 1,60±0,05 млн. лет), время существования гоминида 1470 совпадает с тем, когда жили хабилисы из Олдовая I и Шун- гуры.

Как Homo erectus характеризуют А. Уокер и Р. Лики две из множества находок, сделанных на восточном берегу озера Туркана. Это индивид KNM-ER 3733 из Кооби Форы и индивид KNM- ER 3883 из Иллерет. Их возраст они оценивают как превышающий 1,5 млн. лет Однако не исключена возможность, что данные существа являются не поздними, а ранними архантропами. Затем вызывает сомнения определение их возраста. Предлагая данную датировку индивиду 3733, авторы исходят из того, что он был найден ниже туфа Окоте, возраст которого определяется в 1,5—1,6 млн. лет. Однако снижение возраста лежащего под ним туфа KBS с 2,61 млн. лет до 1,6—1,8 млн. лет требует соответствующего пересмотра возраста туфа Окоте. Сходным образом обстоит дело и с датировкой гоминида 3883.

Не меньшую, чем в случае с черепом 1470, сенсацию вызвали в свое время находки в местности Хадар (Эфиопия). Согласно ранним публикациям, там были, в частности, обнаружены остатки двух гоминид, обладающих чертами сходства с Homo erectus вообще, с питекантропом IV в особенности. Одновременно указывалось и на сходство с олдовайским гоминидом 7, т. е. хабили- сом.

Возраст этих находок определялся примерно в 3 млн. лет.. Однако в дальнейшем те же самые исследователи пришли к выводу, что гоминиды, найденные в Хадаре, вместе с находками в- Лаетолил (Танзания) представляют собой самых примитивных из- всех известных австралопитеков ⁶².

Если принять во внимание все приведенные выше данные с учетом существующей в настоящее время тенденции к завышению возраста археологических и палеоантропологических находок и к переоценке уровня эволюционного развития найденных гоминид, то переход к эоархеолиту и соответстственно от хабилисов к эо- архантропам следует отнести ко времени не раньше 1,5 млн. лет и не позднее 1 млн. лет. О времени завершения эоархеолита ничего определенного сказать нельзя. Если исходить из приведенных выше данных, то его скорее всего следовало бы отнести ко времени не раньше 1,4 млн. лет и не позднее 1 млн. лет. Однако в определенном противоречии с этим выводом находятся данные, которыми располагает наука о Европе.

И здесь в последние годы были пересмотрены в сторону повышения многие даты. Теперь, например, гюнц-миндель, по мнению некоторых исследователей, приходится на время от 1,2 до

О 7 млн. лет. Именно к этому времени относятся самые древние 03 найденных в Европе орудий. Старейшей датированной стоянкой Европы является пещера Ля Валлоне. Возраст ее 0,9— 0 95 млн. лет ^0,i. Ио старейшие двухсторонне обработанные орудия, причем характеризуемые еще только как преаббевильские (т. е. дошелльские), появляются, по мнению французского археолога А. Люмлея, только в гюнц-минделе, который по последним представлениям охватывает время от 0,7 до 0,65 млн. лет ^Ь4. Правда, Другие авторы без всяких оговорок относят появление ручных рубил в Европе к гюнц-минделю ^bJ. Но даже если относить появление подлинных ручных рубил к гюнц-минделю и датировать последний 0,7—0,65 млн. лет, то и в таком случае получится, что ранний ашель (понимая ашель в широком смысле) в Европе появляется значительно позднее, чем в Африке. Впрочем, не исключена возможность, что в Европе в течение гюнца и отчасти гюнц- минделя существовал и развивался тот вариант каменной индустрии, который соответствует развитому олдоваю В Олдовайского ущелья, причем в Европе он в отличие от Африки совсем не содержал ручных рубил.

Однако какое бы решение этой проблемы ни было предложено, твердо установленным можно считать, что становление человека и общества началось более 1 млн. лет тому назад.

---

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 449; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!