Русское еврейство в начале XX века 8 страница



Однако, анализу причин, породивших эти эксцессы, он не уделяет много внимания, хотя это и чрезвычайно важно для правильного понимания этого вопроса, то есть, объяснения (это не значит и оправдания) антиеврейских эксцессов в рядах белого движения.

Объяснение, установление причин — вовсе не значит и оправдание действий этими причинами порождённых.

Антиеврейские настроения в среде культурной и образованной русского народа, сыновья которой пошли в белое движение, появились не сразу, а нарастали постепенно, под влиянием событий мировой войны и революции.

Патриотическое настроение, охватившее всю Россию, а молодёжь — в первую очередь, в начале войны еврейством в целом было воспринято скептически, хотя, как это уже упомянуто в предыдущем изложении, в основном, оно и было сторонником войны против Германской и Австрийской монархий, в надежде, что поражение этих империй приведёт и к переменам во внутренней политике России, в смысле благоприятном для еврейства.

Поэтому русские евреи и были формально лояльны, но это вовсе не значит, что они испытывали патриотический подъём.

Россия не была, в их понимании, родиной, а только страной временного пребывания. Родина же — это Палестина, земля обетованная, в возвращение в которую их учили верить с детских лет.

Если прибавить к этому наличие ограничений для евреев в русской армии, то станет понятным стремление, даже лояльных евреев, уклониться от поступления в ряды защитников России. И их за это не осуждали и никаких антиеврейских настроений, в основном, это не порождало.

Совсем по-иному реагировала русская интеллигентная молодёжь, находившаяся в рядах армии, на пораженческую пропаганду, в которой заметную роль играли евреи, впоследствии доставленные немцами в

пломбированных вагонах в Россию.

Для этой молодёжи Россия была их родиной, защищать которую она пошла в начале войны, и пораженческая пропаганда вызывала в ней чувства глубокого негодования и возмущения.

Такие же чувства и настроения были не только у молодёжи, но и у людей старших поколений, независимо от их политических установок и партийных симпатий.

Даже, находившиеся в эмиграции революционеры — непримиримые враги царского правительства, осознавши, что родина — в опасности, нередко сами добровольно являлись в Россию и заявляли, что считают своим долгом принять участие в защите родины.

Так. например, поступил Хрусталёв-Носарь, бывший председатель Совета Рабочих Депутатов в 1905 году, осуждённый на ссылку и бежавший оттуда за границу.

А его товарищ Председателя, Бронштейн-Троцкий, сидел в это время в Нью-Йорке и занимался пораженческой пропагандой, полезной только немцам, причём, в этой пропаганде ему помогали его многочисленные единоплеменники, многие из которых, впоследствии, прибыли в Россию «углублять революцию»: Урицкий, Володарский и много других.

Так же, как и Хрусталёв-Носарь, поступил и известный революционер и террорист Владимир Бурцев и немало других эмигрантов — врагов царского режима, но среди них не было евреев, не только евреев-«пораженцев», что и понятно, но и евреев-«оборонцев».

«Оборонять» они предпочитали, сидя в эмиграции и всячески подрывая авторитет того правительства, которое вело (правда, не совсем удачно) борьбу не на жизнь, а на смерть со вторгшимися в Россию немцами.

А когда, весной 1917 года, все эти «оборонцы» прибыли в Россию (в пломбированных вагонах или на специально зафрахтованных американским евреем пароходах) — у этих «оборонцев» не нашлось даже слова осуждения пораженческой пропаганде, доходившей до призыва убивать всех тех, кто стоит за оборону (за продолжение войны), провозглашённого Нахамкесом, тогда ещё бывшим не большевиком, а меньшевиком.

Выступление Нахамкеса осталось безнаказанным, хотя его партийные единомышленники и единоплеменники, в то время, могли без труда положить этому предел и тем спасти жизни многих тысяч молодых русских патриотов, боровшихся с врагом на фронте.

Целый легион маленьких нахамкесов на всех необъятных просторах России и в действующей армии, и в её тылах занялись натравливанием тёмных солдатских масс на всех тех, кто не желал поражения родной страны, в первую очередь, на офицеров.

Конечно, далеко не все, кто вёл пораженческую пропаганду и призывал к убийству офицеров, были евреи. Но, что их было очень много и что они, своей пропагандой, много содействовали разложению армии — это вряд ли можно оспаривать.

Какие чувства и настроения вызывало всё это, не только в офицерской среде, но и во всём населении России, давшем своих сыновей на её защиту — объяснять не надо.

А когда работа по разложению армии была закончена — от имени России поехали в Брест-Литовск заключать позорный и унизительный мир с немцами четыре еврея: Троцкий, Иоффе, Карахан и Каменев...

И никто из их единоплеменников, составлявших тогда большинство Совдепа, не догадался обратить внимание на несколько своеобразный племенной состав делегации...

Но зато, на это обратила внимание вся Россия и сомнительно, чтобы когда-либо это было забыто.

Память русского народа не хуже памяти еврейского народа, который и по сей день ежегодно «вспоминает» своего врага — Амана и прославляет Мардохея и Эсфирь, сумевших добиться уничтожения в один день 75 000 тех, кто, по мнению евреев, был их врагом...

Чувства глубокого национального унижения и оскорбления испытывала тогда вся Россия, всё население великой страны, вся её культурная часть, независимо от политических взглядов и партийной принадлежности.

Особенно остро и больно переживала молодёжь, жертвенно защищавшая родину на фронте и теперь, при новой власти, ставшая объектом насмешек, издевательств, мучений, и самосудов распропагандированной массы, при полном не только попустительстве, но и одобрении новой власти, нового правящего класса, состоявшего из иноплеменников с чуждым русскому народу миропониманием и правосознанием.

Не удивительно, что всё это породило антиеврейские настроения там, где их не было раньше, и вызвало пересмотр отношения русской интеллигенции к евреям, о чём подробно пишет Кускова в упомянутой выше своей статье.

Кровавые расправы «в порядке красного террора» с бесчисленными жертвами, расстрелянными без суда и следствия, причём, евреи играли слишком заметную роль — ещё больше усилили и обострили эти антиеврейские настроения и создали предпосылки для вооружённой борьбы, вылившейся в белое движение.

Августовские дни 1918 года, когда за убийство одного еврея другим евреем было расстреляно 10.000 не-евреев, всё население России твёрдо помнило.

И когда, спасшаяся от кровавого правосудия Штейнберга, Урицкого, Володарского и им подобных, русская молодёжь повела борьбу в рядах белого движения, встречая всюду на своём пути следы расправ, подобных расправе за убийство Урицкого и наблюдая нескрываемые симпатии еврейского населения к тем, кто учинял эти расправы, — то нередко доходило до эксцессов, с которыми было бессильно бороться командование.

Но эксцессы эти носили несколько иной характер, чем деятельность украинских вооружённых сил или махновцев, поголовно вырезавших еврейское население отдельных местечек и городов.

Эксцессы «белых» — это были, главным образом, самовольные «реквизиции», трудно отделимые от обычного грабежа, и сопровождались они нередко и убийствами евреев, у которых производились подобные «реквизиции».

А, кроме того, немало было и случаев расстрелов обнаруженных сотрудников Чека или политкомиссаров и активных членов коммунистической партии, по указанию местных жителей.

А так как вышеприведённые категории врагов «белых» изобиловали евреями, то естественно, что большинство расстрелянных были евреи.

Случаев же, чтобы целая воинская часть, под командой своих офицеров, занималась систематическим истреблением евреев, включая стариков, женщин и детей в «белом» движении не было.

Это можно утверждать с достоверностью, ибо, если бы они были, то о них, несомненно, были бы сведения в мемуарной литературе и в периодической печати.

Но, из этого не следует, что «белые» не были, в массе своей, настроены определённо юдофобски и что антиеврейские чувства не проявлялись при встречах с еврейским населением занимаемых областей.

Вообще в то время (первое трёхлетие советской власти) антиеврейские настроения были господствующими. И у петлюровцев, и у махновцев, и у «белых», и у зелёных, и даже в Красной Армии, которой командовал Троцкий.

Как только дисциплина в Красной Армии ослабевала — сейчас же красноармейцы учиняли еврейский погром не хуже петлюровцев и махновцев.

Охватили эти настроения тогда все просторы России, все слои населения, начиная с тёмных крестьянских и рабочих масс и кончая кругами высококультурными.

Нередки были случаи проявления юдофобских настроений даже среди членов коммунистической партии не-еврейского происхождения.

Лозунги: «Советы без жидов!» или «Коммуна без жидов!» — были тогда очень распространены и отражали настроение широких масс.

А, в это самое время, еврей Свердлов был всемогущим руководителем всей внутренней политики, еврей Бронштейн-Троцкий стоял во главе всех вооружённых сил страны, еврей Штейнберг — ведал советским правосудием, еврей Гольдендах-Рязанов формулировал идеологические обоснования нового строя, еврей Апфельбаум-Зиновьев был фактическим диктатором в Петрограде, еврей Губельман-Коген-Ярославсий ведал борьбой с религией, а оба заместителя председателя Чека Дзержинского были евреи — Трилиссер и Ягода.

Для нового правящего класса, переполненного евреями, настроения эти, конечно, не были секретом и уже в первый год советской власти было приступлено к борьбе с юдофобией, называемой «антисемитизмом». Борьбе мерами запрещений и устрашений, но отнюдь не мерами изучения причин и их устранения.

Самая мысль о том, что одной из причин может быть и сам еврейский народ и его особенности, вообще не допускалась и считалась «антисемитизмом».

Если бы в те времена кто осмелился сказать, что «евреи несут антисемитизм или юдофобию с собой», как это когда-то сказал Спиноза, а не так давно повторил Арнольд Тойнби, известный историк — его бы причислили к «погромщикам» со всеми отсюда вытекающими последствиями...

Рисковать своей свободой или даже жизнью никто не хотел... А потому, все молчали...

Власть нового правящего класса к этому (еврейскому) вопросу была особенно чувствительна и беспощадно карала не только открытое проявление антиеврейских настроений, но даже и малейший на них намёк.

Слово «жид», громко кем-нибудь произнесённое, могло повлечь за собой большие неприятности, хотя в украинском, белорусском и польском языках евреев называют «жидами» даже сами евреи, говоря о себе.

Слово это можно встретить и в произведениях русских писателей, печатавших свои произведения до 1917 года, например, у Тургенева, Толстого и других, однако, никто их антисемитами не называл.

Но, при новой власти это слово люди боялись произносить.

Страх перед словом «жид» породил один анекдот того времени, авторство которого приписывается Собельсону-Радеку, одному из советских «вельмож»:

«Раньше говорили подЖИДаю трамвай; теперь надо сказать подЕВРЕиваю трамвай».

Действительно ли Собельсон автор этого анекдота — утверждать нельзя, но, что он был автором многих «еврейских» анекдотов — общеизвестно, как и то, что приведённый выше анекдот был широко распространён по всей России.

Население всей страны в то время ещё твёрдо помнило декрет новой власти от 27 июня 1918 года, гласивший:

«Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона»...

Было население и свидетелем многочисленных кровавых расправ на основании этого декрета. И «антисемитизм» был приведён в молчание.

Но, до «пресечения в корне» было далеко. Антиеврейские настроения остались. Только были загнаны внутрь.

Авторы книг об «антисемитизме» в Советском Союзе (например, С. Шварц) утверждают, что декрет 27 июня 1918 года «вскоре утратил всякое значение».

Как доказательство, они указывают на отсутствие в Уголовном Кодексе 1922 года и в последующих его редакциях специального указания на «антисемитизм» и на замену квалификации этого уголовного преступления общей фразой: «возбуждение национальной вражды».

Но это «доказательство» никого не убеждало, и все отлично понимали в чём дело. Понимали, а потому, молчали.

Это-то молчание и дало основание Соломону Шварцу, автору книги «Антисемитизм в Советском Союзе» (Н.-Йорк, 1952, Чеховское издательство) утверждать, что в начале 20-х годов «волна антисемитизма спала».

Согласиться с этим утверждением довольно трудно. И сам Шварц, в той же книге, обширно пишет о «новой волне антисемитизма» во второй половине 20-х годов — но о причине появления этой новой волны не пишет ничего.

А, между тем, в действительности, антиеврейские настроения в широких массах населения, в частности, среди рабочих, отчётливо стали проявляться тотчас же после того, как евреи заполнили весь административный аппарат в России уже в начале 1918 г., ещё до, упомянутого выше, декрета от 27 июня 1918 г. о борьбе с «антисемитизмом».

В «Известиях» от 28 апреля 1918 года было напечатано пространное постановление Исполнительного Комитета Московского Совета «по вопросу об антисемитской погромной агитации в Москве и Московской Области».

Параграф 2-ой этого постановления гласит: «признать необходимым не создавать особой боевой еврейской организации».

Особые боевые организации начали самочинно создаваться в Москве, наполнившими её евреями, с целью вооружённой борьбы в случаях, когда, по их мнению, им угрожают «черносотенцы».

На этой почве во многих учреждениях, на фабриках и заводах отношения между евреями и остальными рабочими и сослуживцами обострились до крайних пределов.

Потребовалось вмешательство власти и срочный роспуск, уже созданных еврейских боевых дружин, чтобы предотвратить назревавшие кровавые столкновения.

Вопрос об этих еврейских боевых дружинах теперь старательно замалчивается. Но наличие параграфа 2-го, приведённого выше постановления, свидетельствует, что вопрос об этих дружинах обсуждался, что значит, что он был тогда актуален.

Хотя, в постановлении и не говорится о роспуске уже созданных дружин, а только о «необходимости их не создавать», но москвичи отлично знали, что немало еврейских боевых дружин уже было создано и были распущены, только после этого постановления.

Дальнейшие мероприятия и декреты Советской Власти по еврейскому вопросу, а также, кровавые расправы Чека с «врагами режима», к каковым причислялись все «антисемиты», нагнали такой страх на всё население России, что, как выразился С. Шварц, «волна антисемитизма спала».

Но, после введения НЭПа и некоторого общего послабления, пришедшего вместе с НЭПом, население несколько осмелело и опять поднялась волна антиеврейских настроений, как известная реакция на положение евреев при новом строе, при котором они превратились в привилегированную этническую группу и, по отношению к коренному населению России, держали себя далеко не всегда тактично.

В голодные годы «военного коммунизма», когда всё население голодало или недоедало, когда распределялась американская помощь организации АРА, население видело, в качестве переводчиков и сотрудников при американцах, почти исключительно евреев.

И у него создавалось убеждение, что помогают прежде всего евреям — «своим». А так как распределение помощи, в значительной степени, зависело от правительственных органов или переводчиков, а и те, и другие, в большинстве были евреи — у населения это порождало соответствующие чувства по отношению к последним.

А, кроме того, в те годы еврейские благотворительные организации развили за границами страны деятельность по оказанию помощи голодающим в России, причём, эта помощь, весьма значительная, шла только и исключительно евреям.

Население это видело и делало из своих наблюдений выводы, далеко не благоприятные для евреев, хотя, скованное страхом, и молчало.

Видело население Москвы и тот неудержимый поток евреев, хлынувший в Москву при новой власти, и наблюдало, как в переполненной Москве, при остром жилищном кризисе, для новых москвичей находились помещения и квартиры.

Не укрылось от внимания населения и отношения новой власти, провозгласившей, что «религия есть опиум для народа», к религии православной и иудейской.

Еврей Губельман-Ярославский весьма рьяно боролся с христианской религией вообще, а с православием, в особенности, расхищая («конфисковывая») церковное имущество и организовывая разного рода кощунственно-скоморошеские выступления «безбожников».

Но синагоги оставались нетронуты и их имущество не «конфисковывалось». Не видали москвичи и пародийно-кощунственных выступлений в дни еврейских религиозных праздников...

Конечно, не одни только евреи составляли армию «воинствующих безбожников», главковерхом которой был Губельман. Было у него немало способных и ретивых сотрудников и помощников и из русских.

Некоторые из них составили себе неплохую карьеру на «безбожнической деятельности» и стали даже членами Союза Советских Писателей.

Спрос на богохульную литературу тогда был очень велик, и награды, и гонорары за неё привлекали многих выдвиженцев в литературе, делавших свою карьеру на произведениях, написанных в духе и стиле главы 39-й романа Л.Н. Толстого «Воскресение».

До революции эта глава была запрещена цензурой, но широко распространялась по всей России нелегально.

В особое привилегированное положение были поставлены и студенты-евреи, когда (в 1923 году) происходили во всей стране массовые исключения студентов «по социальному происхождению».

Исключали, даже с последних семестров, студентов, если устанавливалось их происхождение непролетарское.

Сыновья не только дворян и помещиков или офицеров и чиновников царского времени, купцов и промышленников, людей свободных интеллигентских профессий, священников, диаконов и даже дьячков — все исключались без права поступления в какое-либо другое высшее учебное заведение.

В связи с этими исключениями, периодическая печать писала о многочисленных случаях самоубийств исключённых.

Но евреев не исключали и самоубийств, на этой почве, не происходило.

Новый правящий класс, в правительственное распоряжении о «чистке» по признаку происхождения, внёс клаузулу, что студенты, представители «нацменьшинств», чистке не подлежат, ибо они были угнетаемы и преследуемы при старом режиме. Это и было применено ко всем студентам-евреям.

Конечно, всё, изложенное выше, не осталось незамеченным населением страны и, как результат, появились антиеврейские настроения там, где их раньше не было и где их можно было меньше всего предполагать: в среде рабочих, среди молодёжи — студенческой и комсомола — даже среди членов коммунистической партии и новой бюрократии не-еврейского происхождения.

Это вовсе не был «антисемитизм» или юдофобия в старом понимании этого слова, т.е., вражда и ненависть по признаку расы и религии. Это было чувство неприязни и отталкивания к привилегированному классу, который отождествлялся с еврейством.

Несомненно, играло известную роль, особенно в культурной части населения, и оскорблённое национальное чувство русского народа, от имени которого был подписан «похабный» и позорный Брест-Литовский мир с немцами — подписан четырьмя евреями, с лёгкостью пошедших на этот мир.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!