Дебаты на тему мультикультурализма



Дело Рушди стало важнейшим событием глобального масштаба, спровоцировавшим дебаты на тему мультикультурализма во всем мире. Аргументы в пользу мультикультурализма выдвигали либеральные коммунисты. Например, Чарльз Тэйлор говорил о том, что национальная принадлежность базируется на множестве культурных особенностей и специфических черт менталитета, а отвергать их - это дискриминация (Тэйлор 1994). Уилл Кимлика (1995) выдвинул мнение о том, что вполне возможно прагматичное противопоставление индивидуальных прав коллективным. Модуд (1997), Рэкс (1987) утверждали, что различия между общественным и частным крайне не однозначны. Образование, по мнению многих, - это сфера где противоречия между общественным и частным особенно остры. Отказывать детям в праве изучать свой язык, культуру и религию значит заведомо маргинализовать их. Кроме того, общепризнан тот факт, что такие формы расизма, как антисемитизм или исламофобия (Runnymede 1997), биологизируют характерные культурные черты. Следовательно, как считают новые либералы, различие между расой и культурой несостоятельно (Модуд 1997). Помимо этого, феминистки утверждали, что универсальные

права личности скрывают под собой гегемонию белых мужчин среднего класса и заставляют замолчать голоса и личности других, это ‘современная модель человека’ , которая основана на теории универсалистского однородного общества, что в свою очередь нивелирует различия и особенности между людьми, а это имеет негативные последствия для женщин. (Mouffe 1993: 81).

Но у мультикультурализма вероятно больше критиков, чем защитников. Первые включают в себя левых социалистов либералов и правых. Это также и антропологи-постмодернисты, феминисты, борцы за права личности и, конечно, правые расисты, традиционалисты и националисты.

Аргумент левых состоит в том, что за поверхностным восхвалением мультикультурности экзотических кухонь, популярной музыки или красочных фестивалей и ритуалов скрывается существующее экономическое и политическое неравенство. Вместо того, чтобы бороться с этой проблемой, государство финансирует фестивали и поворачивается спиной к реальным проблемам: бедности, предрассудкам и дискриминации (Хутнык 1997). Следовательно, мультикультурализм и политика идентичности отвлекают внимание от реального притеснение малоимущих в условиях капиталистического общества и вносят сумятицу в анти-расистские движения (Сиванадан 1990: 51–52 passim). Однако, как подметили Антиас и Ювал-Дэвис, за этими дебатами - антирасизм против мультикультурализма, притеснение против культуры - скрываются потенциал политики равных возможностей, которая пытается внедрить в практику выплату дифференциальных пособий малоимущим и маргинальным группам граждан (Антиас и Ювал-Дэвис 1992: 180). Политики должны понимать, что это apriori ведет к неравенству. Феминистки, например, Окин (1999) утверждают, что мультикультурализм дает слишком большое власть религиозным старейшинам, обычно мужчинам, над женщинами и их телом, тем самым, отказывая им в праве выбирать, что одевать, за кого выходить замуж, когда разводиться, когда иметь детей и иметь ли, и т.д.

Критика мультикультурализма антропологами начинается с предположения об ошибочной теоретизации культуры. Мультикультурализм, по мнению антропологов, овеществляет культуру, представляет ее ригидным и неизменным целым с устойчивыми границами. Как выразился Джонатан Фридмэн 1997), мультикультурализм превращает культуру в музей. Это предполагает неразрывную связь между культурой и территорией (Аиз Каглар 1997). Инджер-Лиз Лин, норвежский антрополог, вторит Бланкетту, утверждая, что дискурс на тему мультикультурности обходит стороной проблемы преступности и насилия, с которыми сталкиваются иммигранты в Норвегии. Современные антропологические теории основаны на идее о том, что культуры являются творческими и изменяющимися, полными внутренних противоречий и зависят от социальных установок. Одна культура постоянно заимствует элементы из других. Поэтому культура неизбежно разнородна и проницаема. По этой же причине культурой нельзя централизованно управлять и любые попытки государства сделать это - ошибочны. Также имеет огромное значение тот факт (Вербнер 2002), что Пакистанцы по своим политическим убеждениям делятся на социалистов и либеральных демократов (левые) и на религиозных фанатиков (правые). Политические убеждения (особенно левые) объединяют пакистанцев с другими британскими гражданами.

В статье, демонстрирующей глубокое знание предмета, Темпельмен (1999) приводит типологию разработанную Айзенштатом и Гизеном (1995), которая выделяет три формы мультикультурализма: исконный, связанный с подходом Чарльза Тэйлора; гражданский, связанный с подходом Бхикху Парекха и универсалистский, связанный с подходом Уилла Кимлика. Согласно этому представлению, в то время как исконный мультикультурализм предполагает подлинную, неизменную национально-культурную специфику, гражданский мультикультурализм признает, что культуры открыты и призывает к диалогу между сообществами и в их пределах. Однако, он не рассматривает случаи, когда такой диалог не может состояться или проваливается, как это было с делом Ращди. В отличие от гражданского, мультикультурализм требует, чтобы культуры большинства и меньшинства, какими бы глубокими не были различия между ними, охраняли принцип свободы личности и право голоса. Различие между последним подходом и откровенно анти-мультикультуралистким подходом Брайна Барри (2000) состоит в следующем: либерализация нелиберальных культур, по мнению Кимлика, должна достигаться с помощью образования и денежных вливаний (1999: 27). Но, как утверждает Темпельмен, высшая государственная санкция против алиберальных культурных групп, а именно запрет на развитие, может "вызвать обратную реакцию, в которой подобное вмешательство будет воспринято как экзистенциальная угроза подлинной идентичности сообщества"(там же.: 28). В современном дискурсе о правах человека, акцент делается на праве людей способствовать развитию, распространению и сохранению своей культуры. Но в то же самое время, свобода слова и от принцип ненасилия запрещает такие традиционные практики, как, например, насильственный брак. абсолютное право на традиционные методы, такой как вызванные браки, например. Отсюда понятно, что это подразумевает, что мультикультурализм в случае его утверждения как политического порядка чреват серьезными противоречиями. Это, разумеется, еще один пункт, вызывающий критику со стороны либералов.

В целом, либералы стоят на том, что либеральная демократия дает достаточную свободу культурного и религиозного самовыражения в общественной и личной жизни. Свобода объединений в профсоюзы, свобода самовыражения, свобода прессы, свобода вероисповедания - все это гарантирует коллективные права, и ничто не мешает вступать в этнические и религиозные организация на добровольной основе. Кроме того они утверждают, что право людей на равенство перед судом находится в опасности, когда культурные права превалируют над универсальными правами. Так, в недавней работе Брайна Барри "Кульура и равенство" политический философ называет последователей Бхикху Парекха, Уилла Кимлика, Чарльза Тейлора и Ириса Янга лжепророками либерализма. Приводя доводы против защиты прав отдельных групп и юридического эксепционализма на основании культурной принадлежности, Барри жестко критикует любое законное признание культурной ригидности и замкнутости.

Как и остальные социалисты, и либералы, Барри склонен подозревать, что мультикультурализм, в действительности, это результат сговора в правительственных кругах. Против этого я выдвину свой собственный аргумент о том, что мультикультурализм в Великобритании, в применении к иммигрантским, а не территориальным меньшинствам, не является ни узаконенным, ни заговорщическим. Фактически, это довольно грязный локальный политический и бюрократический обговоренный способ реагировать на притеснение этнических меньшинств, ограниченность бюджета и требования справедливого распределения средств. Это скорее результат нежели причина. Это также означает, что не существует конкретного решения проблемы даже для одной страны, не говоря уже о международном урегулировании (см. также Самад 1997).

В различных странах мультикультурализм представляет собой различные формы борьбы, в зависимости от требований меньшинств и размеров государственного и местного бюджетов. Однако, помимо локальной борьбы за признание, необходимо признать, что мультикультурализм приобретает всемирные масштабы (Нимни 2003) и что, следовательно, культурные конфронтации должны быть отражены в истории..

Это было очевидно в случае с мусульманами в Великобритании, которые обвинялись, со времен дела Рашди, в серии международных глобальных катастроф, к которым они не имели никакого отношения. События 11 сентября и война против террора выдвинули на первый план уязвимость мусульманской диаспоры на Западе, по мере того как средства массовой информации показывали нам картинки о жестоких действиях приверженцев Ислама. Диаспора находится в очень сложной ситуации, поскольку должна сделать выбор не в пользу одной из своих величайших ценностей. Утопические, тысячелетиями скалывающиеся исламские представления, которые пакистанские лидеры высказывали в узких кругах в рамках их диаспоры, никогда не содержали в себе намерений организовывать террористические акты. Это была социальная критика аморальности и сексуальной раскрепощенности Западного общества, а также коррупционных мусульманских политических режимов. И все-таки перед лицом террористических атак даже такие изречения представлялись в ином, зловещем свете.

Исторический подход к мультикултурализму позволяет нам отойти от формально-юридических аргументов, предложенных Барри, и сфокусироваться на трудностях прогнозирования социальных столкновений. В настоящее время, Пакистанцы в Великобритании отличаются от других групп мигрантов из Южной Азии. Дело Рашди, война в Заливе, Палестино-Израильский конфликт, события 11 сентября, Босния, Чечня, Кашмир, Афганистан и более всего война с Ираком - все это запустило процесс отчуждения мусульман в Великобритании и во всем мире. Что могло стать непринципиальным различием, вроде поддержки пакистанской национальной сборной по крикету, стало серьезной угрозой национальному согласию: выделение Джорджем Бушем Мл. исламской оси зла, рост исламофобии на Западе с одной стороны и беспорядки в Брэдфорде и Олдхаме, поддержка Саддама Хусейна и Талибов с другой. Исламская проблема в Великобритании принимает форму глубокой раны. Но все кризисы без исключения являются важнейшим двигателем культурных переговоров и договоренностей.

В Великобритании, события 11 сентября и южно-азиатские беспорядки подтолкнули правительство на внесение изменений в закон о терроризме, в систему гражданского образования и в закон об иммигрантах; но они также привели, возможно в виде компенсации, к разработке законопроекта против разжигания религиозной ненависти, за который очень долго боролись британские мусульмане. Мы видим здесь диалектический процесс в работе. Отчуждению и дискриминации противостоят новые союзы. Новая коалиция между борцами за мир и Мусульманской Ассоциацией Великобритании "Остановим Войну" подчеркивает растущие темпы интеграции мусульман в британское общество. То же можно сказать и о союзе женской организации "Справедливое Правосудие" с такими мультирелигиозными и анти-расистскими организациями, как «Справедливость» и «Форум против исламофобии и расизма».

Утверждениям о самосегрегации можно противопоставить тот факт, что Пакистанцы уже глубоко "проросли" в Великобритании и создали здесь свои сообщества. Эти сообщества, как было сказано выше, культурно и материально сформировавшиеся, основаны на взаимном дарении подарков, взаимных займах, взаимной помощи и на добровольной деятельности. В отличие от некоторых районов, где мигранты страдают от лишений, пакистанцы все более и более интегрируются. Молодые, образованные по британскому образцу, как и другие переселенцы из стран Южной Азии, они находят свое место в британском обществе, на британском рынке труда, в искусстве, культуре, политике.

Заключение

Подводя итог, можно сказать, что перемещение культур – это процесс дислокации, трансплантации и релокации, одновременно болезненный и захватывающий, так как иммигранты изобретают и воссоздают локальную культуру и жизнеспособное общество, им приходится выполнять и локальные британские и международные обязательства. Во время этого процесса культура не может рассматриваться просто как знак отличия, это, как я уже доказал, непреодолимый духовный императив, за который борются культурные акторы, в то же время она остается разнородной, противоречивой, проницаемой и открытой для перемен. Таким образом, в эпоху международной миграции и размытых границ мультикультурализм не должен быть просто раз и навсегда установленным политическим курсом или серией правительственных попыток создать иллюзию порядка на фоне нестабильности. Это скорее постоянно видоизменяющийся исторический процесс переговоров между гражданами различных стран в контексте национальных и межнациональных конфликтов, часто помимо воли участников.

В этом отношении мультикультурализм состоит не просто в дрязгах по поводу того, будут ли лидеры общин представлены во властных структурах (хотя сейчас это именно так). Он также не состоит в общественном единстве в смысле солидарности рабочего класса. Мультикультурализм в истории должен стать ответом на сложные, значимые всемирные испытания, которые часто проверяют на прочность политиков и граждан. Такие кризисные ситуации требуют сверхчувствительности к проблемам меньшинств, даже если государство придерживается либеральных принципов, которые, казалось бы, позволяют найти компромиссные решения в отношении данных меньшинств.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 387; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!