Культура как образ деятельности
Культура для мигрантов, таким образом, является важнейшим посредником при транзакциях, а значит и фактором, влияющим на единение. Это еще и образ деятельности. Один из способов отойти от функционалистских и эссенциалистских воззрений на понятие культуры в социальной антропологии – понимание ее как образа деятельности[31].14 В социологии Э.Дюркгейму принадлежит анализ корробори в «Элементарных формах религиозной жизни», где он рассматривал тело как проводник духовных аспектов общественной жизни (Шиллинг 1997). Подобно этому в случае с пакистанскими мигрантами ритуальная деятельность – это воплощенный культурный опыт.15 Это выражается в предметах, пище и вещах, которые трансформируют человека и составляют его самосознание. Я хочу подтвердить свою точку зрения, описав четыре очень различных, но, тем не менее, показательных пакистанских культурных образа, проявляющихся в культурной деятельности. Можно считать их средствами художественной изобразительности, в которых на протяжении всей свадебной церемонии задействуются и мужчины и женщины, и молодежь и старики. Все четыре образа совсем не похожи на обычное стереотипное изображение бородатого мусульманина – экстремиста, которое знакомо нам из средств массовой информации. Первый образ – это пакистанская невеста, которая является символом пакистанской свадьбы в Великобритании. Как и во всей Южной Азии, она считается чудесным, восхитительным даром (поэтому она должна покинуть родной дом увешанная ювелирными украшениями), королевой, богиней. Она тем более прекрасна, чем больше на ней украшений и чем ярче ее наряд. Ненарядная невеста, без драгоценностей и сверкающего платья из красного шелка представляет собой жалкое зрелище, это позор для ее семьи. Обычно ее убранство покупается на деньги ее семьи и родственников жениха. Помимо великолепного свадебного наряда пакистанская невеста должна быть девственницей и мочь иметь детей.
|
|
|
Ее кормят и обмазывают веществами, которые переводят ее из состояния невинности в стадию сексуальности – это опасная процедура, но она все-таки была легализована и одобрена. Также руки и ступни невесты разрисовываются хной, холодной, антисептической и защищающей краской, которая затем краснеет и нагревается. Жених и невеста проходят все этапы: от родительских наставлений до опасного эротизма и, наконец, переходят к напутствиям в супружескую жизнь. Передача свойств через мази и т.д., «сеансы магии» в отношении жениха и невесты – все это призвано защитить молодоженов, сблизить их, убедиться в чистоте и законности союза прежде, чем будет заключен брак.
|
|
|
Во время многих свадебных церемоний, которые проводятся в Великобритании, друзья жениха и невесты перед самой свадьбой устаивают вечеринки с переодеванием, очень похожие на мальчишники и девичники британцев. Во время них на сцену выходит образ противоположный идеализированной невесте, образ клоуна-трансвестита, обычно это уродливый старик, который появляется во время ритуала мехнди (когда руки ступни невесты разукрашивают хной). Появление этого человека также является поводом для шуток с сексуальным подтекстом и вульгарной жестикуляции. В этом находит свое отражение критическое отношение к свадьбам по расчету, когда девушку выдают замуж за отвратительного старика. Таким же образом шутливые подарки подруг невесты позволяют внедрить в церемонию элементы британской культуры, они предостерегают от сексуальной раскрепощенности и развратности современного британского общества, и противопоставляют все это пакистанской идее женского затворничества и скромности.
Ритуальный клон – это ритуальный монстр, его можно очень часто увидеть на обрядовых церемониях (Хандельман 1981). Можно сказать, что он олицетворяет различные виды противоречий: между мужчиной и женщиной, молодыми и старыми, необузданной и сдержанной сексуальностью. Девочка переходит из детства во взрослую жизнь. Во время ритуала мехнди страшный клоун символизирует опасную силу сексуальности, сначала он буйствует, а затем его обезвреживают женщины, окружающие невесту. Клоуна символически побивают, надсмехаются над ним и, наконец, силой выдворяют.
|
|
|
Можно сказать, что свадебный ритуал сдерживает проявления сексуальности во имя продолжения человеческого рода. Но сила природы Пакистанцы приписывают мусульманским святым способность контролировать силы природы и подавлять демонов. Мистический ислам и почитаний суфийских святых превалирует в Великобритании, особенно среди мигрантов. Суфийские секты, обычно достаточно малочисленные, приходят в Великобританию из Пакистана и создают здесь сеть последователей, которая крепнет за счет взаимных визитов и проведения праздничных ритуалов (Вербнер 2004). Крупнейшая из таких организаций находится в Бирмингеме, она была основана харизматичным проповедником суфизма, резиденция которого расположилась на северо-западе Пакистана (Вербнер 2003). Зиндапир, «живой святой», стал ядром большой региональной секты, которая сегодня распространена в Пакистане, Великобритании и Мексиканском заливе, в общем, везде, где есть мигранты из Пакистана. Культ зародился в милом маленьком домике, окруженном фруктовыми садами, он гнездится в красивой долине в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана. Согласно суфизму святой человек, отшельник - это пример для подражания, человек, для которого не существует границ, спаситель, чья уникальность подтверждается чудесами, которые он творит, а также чрезвычайно аскетичными телесными практиками. Последователи суфизма верят, что Зиндапир никогда не спал. Он не ел мяса и других дорогих продуктов, например, масла, он питался только чапати с небольшим количеством приправ. Он бесплатно кормил всех, кто к нему приходил и не требовал ничего взамен. Несмотря на это к его жилищу приносили дары: скот, виноград, деньги, и Зиндапир и его последователи говорили, что их благополучие – это поцелуй Бога.
|
|
|
Святые считаются обладателями безграничного знания и власти. Его харизма – это воплощенная магия, его образ и его фигура как бы пронизаны божественной грацией, эта сила продолжает существовать и после его смерти, когда его могила становится центром паломничества. Он проводник воли Господа на земле, его присутствие заражает окружающих, на любой предмет, к которому он прикасается, снисходит божественная сила роста и размножения. Он вселяет в душу спокойствие – его сила абсолютна и неоспорима.
Святой - воплощение высочайших общественных идеалов, но в то же время он стоит выше общества. Его сила так очевидна для его последователей, что они верят, что он может проникнуть в их мысли, их сердце и душу где бы они ни были, преодолевая любые препятствия и расстояния. Для его последователей в Великобритании он и его жилище остаются центром культурной жизни.
Об испытаниях, встречающихся на пути к обретению такой волшебной силы, мне рассказал святой на примере свой собственной биографии. Я считаю, что такие испытания нужно подтверждать, во-первых, аскетичным образом жизни и великодушием, во-вторых, строительством кельи, в-третьих, постоянным скоплением народа в этом месте. Такое случается раз в год, когда паломники устремляются к келье со всего Пакистана, среди них так же есть несколько десятков паломников из Великобритании. В течение этого ежегодного фестиваля паломников кормят, а они в свою очередь приносят дары и работают. В конце концов, рассказы о святых чудотворцах направлены на поддержание его образа как высшей моральной силы.
Святой в суфизме – не фанатик. Он мыслит глобально, и в идеале он не является сторонником конфронтаций и джихада, он ищет мира вообще и мира в душе. Большая часть старшего поколения и некоторое число молодых людей выбирают такой путь, остальные являются приверженцами более строгих, популистских или агрессивных форм ислама.
Если святые почти неподвижны в системе всемирного паломничества, то последний образ в моем культурном пантеоне – это вечный странник. Так, например, национальным героем был капитан пакистанской (и ланкаширской) сборной по крикету Имран Хан. Лахорский лев, как прозвали его британские журналисты, был расзносторнней личнойстью: выходец из богатой семьи, выпускник Оксфорда, бабник, ведущий распутный образ жизни, он был человеком, который привел Пакистанскую сборную к победе над Великобританией в чемпионате кубка мира в Сиднее. Норманн Тэббит, занимавший пост министра внутренних дел до Бланкетта, придумал способ повышения лояльности азиатских мигрантов, он призывал их интегрироваться в Великобританию через поддержку национальной английской сборной по крикету. Все мигранты из Южной Азии обожают крикет. Создатели недавно вышедшего индийского фильма «Затонувший груз» пытаются доказать, что крикет – это исконно индийская игра, которая появилась еще до прибытия британцев. Крикет символизирует сдержанную мужскую агрессивность и соревновательный дух. Большой энтузиазм в отношении крикета в Южной Азии восходит к культу, восхваляющему человеческое тело не как сосуд для души, а как нечто активное и физически сильное. Крикет – игра «других», бывших колонизаторов – стал популярным проявлением пакистанского национализма и формой дружественного международного соревнования. Это игра Британского содружества, средство коммуникации (на английском языке) между бывшими колониями. Это целая субкультура со своими ценностями: принцип «положение обязывает», справедливая игра, прямая осанка, спортивное мастерство, командный дух и т.д. Национальная сборная по крикету – это символ современного государства-нации Пакистан. С тех пор как крикет как профессиональный вид спорта стал широко освещаться в средствах массовой информации, его звезды стали национальными героями. (Аппадрай 1996). Огромные деньги, вложенные в развитие этого спорта, сделали его более захватывающим, соревновательным и спорным, чем он был, когда Пакистан был британской колонией. Он провоцирует острые общественные дебаты между национальными командами или капитанами и арбитрами, заявления о фактах коррупции и взяточничестве в особо крупных размерах. Имран Хан был звездой крикета и поэтому его свадьба с Джемимой Голдсмит стала настоящим медиа-событием не только для Пакистанцев, но и для всего мира.
Четыре цветных фотографии Хана (иногда вместе с женой) время от времени появляются на первой полосе британских печатных изданий. Дело о клевете, возбужденное против него Ианом Ботаамом и Аланом Ламбом, и которое он выиграл, показало, как в современном крикете смешались понятия расы, пола, класса (Вербнер 1997). Все это – отражение политизации игры.
Свадебный ритуал M ехнди и, в меньшей степени, крикет нарушают строгие исламские принципы. Оба явления переходят границы, а значит, нарушают границы (с исламистской точки зрения) мусульманской общины («умма»). Данный свадебный ритуал присущ и урду- и хиндиговорящему населению, а это и Индуитсы и Сикхи. Все три южно-азиатские религии имеют общие духовные традиции, похожие свадебные песни, танцы, музыку, а также комические и сатирические средства художественной выразительности. Это не зависит ни от культуры, ни от языка.
Крикет также пересекает границы мусульманских поселений, объединяя приверженцев разных религиозных течений, в то же время он предлагает альтернативу религиозной общине в виде современного светского государства-нации. Пакистанская международная реальность состоит из трех пространств или обитаемых миров – исламского, южноазиатского и международного – ни один из них не соответствует понятию национального государства. Как сферы деятельности каждый культурный домен также представляет собой источник полномочий для отдельных гендерных и других социальных групп: ислам в первую очередь ориентирован на взрослых мужчин и все больше на молодых женщин в чадре; народная свадебная культура – на женщин и молодежь; крикет – на мужчин, особенно на молодых. Религиозность мусульман проникает во все формы народной культуры и отсюда отношения между этими культурными областями представляются очень противоречивыми. Статус «хозяев» религиозной сферы – духовные лица, святые, представители и духовные лидеры общин – подвергается опасности за счет массовой коммерциализации южно-азиатской народной культуры и крикета в Индии и Пакистане.
Такие наблюдения подтверждают результаты исследований Франкенберга. Он тоже отмечает, что спорт (футбол) и праздники, приобретающие последнее время карнавальный характер, стали преобладающими сферами культурной жизни, в которых проявляются половые и классовые различия.
Таким же образом, англиканская и неангликанская церкви и ведут борьбу за сферы влияния. Роль женщины в обоих занимает особое место. Если южноазиатская мусульманка – это пассивная, забитая женщина, то пакистанки в Великобритании – это женщины, которые имею определенную власть и силу не только дома, но и последнее время в общественных сферах жизни. Кроме того часовни и храмы становятся местами конфликта а сферы влияния. После жестких судебных санкций, принятых в отношении молодых людей, которые участвовали в беспорядках в Брэдфорде, именно женщины организовали ассоциацию, которая пыталась обжаловать приговоры, они собирали акции протеста и инициировали юридические разбирательства. Организация "Справедливое Правосудие", основанная Брэдфордскими женщинами, привлекала к этой проблеме ведущих юристов: Макбула Джаваида (партнер городской юридической фирмы DLA), Имрана Хана (адвоката семьи Лоуренс); известных людей: Аки Наваза (популярный южно-азиатский рэп-исполнитель и писатель), Максуда Ахмеда (советник по делам заключенных мусульман). Пока, только два наказания были смягчены, но кампания продолжается, в ней участвуют семьи людей, взятых под стражу после беспорядков. (Allen 2003: 34–37; см. сайт ассоциации).
Культура как дискурс
Коммуникации в каждой символической сфере – семейная культура, ислам, крикет - характеризуется своими особенностями. Помимо того, что, как я уже доказал, культура для мигрировавших мужчин и женщин - это, в первую очередь и главным образом, способ взаимодействия и сохранения связей, и, во вторую очередь, образ деятельности, она еще является способом проявить свою индивидуальность, принадлежность к целому, уровень своей духовности. Мы поняли, что в Великобритании Пакистанцы живут на границе трех миров: южноазиатского, с его культурой веселья и смеха, ярких цветов и запахов, музыки и танцев; исламского, с его утопическим видением духовного порядка; и национального пакистанского, с его семейными и общинными традициями, устоявшимся отношением к другим народам, к постколониальному международному сообществу, Британскому Содружеству, демократии и справедливости. Местом применения этих представлений, как я уже доказал (Вербнер 2002), является диаспоричная среда. В речах и действиях нации, локальные сообщества, религии, диаспоры то позиционируются как единое целое, то строго разграничиваются. Диаспору в этом отношении можно считать серией последовательных представлений об идентичности.
Фокус на диаспорной общественной сфере позволяет нам перейти от анализа "культуры" и "религии" как несистематизированной совокупности значений и предписанных практик к такой культурной деятельности, как ораторство и умение вести политическую дискуссию. В этом смысле культура носит характер индекса и исторически представляет собой практические знания и целенаправленное действие[32].
Интересно то, сколько времени, денег, сил и символического мышления Пакистанцы в Великобритании вкладывают в публичную деятельность. Так же интересно то, насколько сильно они мобилизуются, чтобы защитить эти сферы общественной деятельности, ели им угрожают извне. Инвестиции - акт создания; защита – акт сохранение того, что было создано.
Перемещение, таким образом, влечет за собой больше, чем просто культурную трансплантацию или транслокацию. Это стимулирует к активному использованию культурного и материального потенциала. Социальные сферы и символические дискурсы, так же, как и их материальные и организационные воплощения, должны создаваться в Великобритании с нуля.
В рамках плюралистического британского общества пакистанцы вынуждены вести позиционную войну за созданное ими. В Великобритании пакистанские поселенцы были вынуждены заново создавать область национальной исламской культуры, и поначалу этот процесс полностью контролировался старейшинами, вне зависимости от их политических или религиозных убеждений. Недавно к ним присоединились мусульманки- активисты и молодые мужчины, требующие повышения их общественного статуса. Именно в этой связи сейчас очень популярными становятся идеи о всемирной религии (ислам) с тысячелетней историей, которая изменяется в соответствии с современными реалиями. В то же самое время, наделение полномочиями таких социальных групп - женщин и молодых мужчин - привели к тому, что общество стало воспроизводится не только как сфера религиозного послушания, но и как сфера массовой культуры - сферой развлечений, веселья, и праздников. Таким образом, хотя Ислам для большинства пакистанцев остается величайшей ценностью, знаком их исключительности, тем не менее, за этим скрыта продолжающаяся оценка различных сфер деятельности различных социальных групп.
Тем не менее, именно Ислам стал почвой для призывов к мультикультурному обществу. Пока в 1988 году "Дело Рушди" не "взорвало" общественность, национализм и религия - быть британцем или мусульманином - не сталкивались. Борьба за права мусульман не подразумевала совмещения и того и другого. "Дело" впервые показала, что мигранты из мусульманских стран кардинально отличаются от других послевоенных иммигрантов. Как война в Заливе, так и совсем недавние события 11 сентября, войны в Афганистане и Ираке выдвинули на первый план вопросы лояльности, вопросы, которые возвращают нас к попыткам Бланкетта и Теббита, предпринятым для интеграции мигрантов в общество, и подводят к финальной теме статьи.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 204; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!