Иммиграция, мультикультурализм и социальное государство
Уилл Кимлика, Кит Бэнтин
Сегодня широкая общественность многих развитых государств обеспокоена иммиграционным ростом в их странах. Это отражают многочисленные меры, направленные на ограничения въезда иммигрантов, их изоляцию или ассимиляцию. Некоторые потенциальные иммигранты не могут добиться законного допуска в страну, другие получают возможность въехать только в качестве временных рабочих или же беженцев без права на гражданство и постоянное проживание, а значит, приобретая невольно маргинальный статус. Даже если некоторые иммигранты и становятся гражданами, предполагается, что они должны скрывать свою этническую принадлежность и органично влиться в общество той страны, в которой они живут в настоящее время. Они не могут и надеяться на то, что общественность примет их культуру и национальную идентичность. Такое отношение подтверждается распространенным восприятием иммиграции как тяжелого бремени и угрозы, которая должна быть сведена к минимуму.
Как бы то ни было, делались попытки применять другой, более толерантный подход к иммиграции. В некоторых странах правительственные программы направлены на помощь приезжим и наделение их всеми нужными правами для успешной и быстрой интеграции в новое для них общество, а также на продвижение концепции «мультикультурного» государства, государства поддерживающего иммигрантов, а не ущемляющего их. Применение таких мер говорит о том, что иммиграция (если найти к ней правильный подход) отнюдь не угроза, а полезный фактор.
|
|
|
Конечно, подобные идеи и базирующиеся на них действия - безупречный вариант. Большинство придерживается неустойчивых взглядов, разрываясь между страхом перед "чужими" и желанием быть терпимее. Траектория социальных программ отражает эти колебания: робкие шаги навстречу иммигрантам, направленные на их поддержку, сменяются периодами ограничения их прав. Преувеличенные заявления о победе мультикультурализма, объединяющего на равных правах разные национальности, противостоят не менее преувеличенным утверждениям о его смерти и возрождении националистического популизма.
На деле же, в постоянно продолжающихся прениях на эту тему пока не выявился однозначный победитель. В настоящее время общественное мнение об иммиграции значительно меняется под воздействием новых идеей и веяний, а также важных событий внутри страны и на международной арене.
Самыми знаменательными из которых явились, конечно же, террористические акты 11 сентября, а также связанные с ними действия экстремистских антизападных исламистских группировок и движений. Эти события достаточно сильно омрачили дискуссии на тему иммиграции во многих странах, особенно там, где мусульмане составляют большинство или существенное меньшинство приезжих. Однако в этой работе мы хотим рассмотреть другой вопрос, который совсем недавно стал обсуждаться в контексте иммиграции, а именно, влияние национального и расового многообразия на социальное государство. Эта проблема довольно многоплановая и может принимать различные формы, как мы увидим позже. Но основная мысль заключается в том, что жизнеспособность и благополучие социального государства, выделяющего достаточно средств на медицинское обслуживание, социальные пособия и систему социального обеспечения, зависит целиком и полностью от достижения и поддержания высокого уровня сплоченности его граждан. А сплоченность в свою очередь основывается на чувстве общественной солидарности. И если эта мысль верна, то априори между более терпимым подходом к иммигрантам и поддержанием устойчивости социального государства существует глубокое противоречие.
|
|
|
Хотя это проблема пока не так волнует общественность, как вопросы безопасности и терроризма, но ее уже стали принимать во внимание как и в ходе дискуссий, так и во время обсуждения проблемы на политической арене. По правде говоря, это противоречие во многих кругах воспринимается как само собой разумеющееся. Считают, что самого наличия этого противоречия достаточно, чтобы показать несостоятельность толерантных политических программ, касающихся допуска иммигрантов, предоставления прав негражданам и мультикультурализма.
|
|
|
В реальности, как бы то ни было, влияние национального многообразия на социальное государство нашло удивительно мало подтверждений, и заявления о том, что эти два понятия взаимоисключающи, могут быть преждевременны. Цель данного исследования - проследить зависимость между многообразием и положением социального государства, рассмотреть имеющиеся факты и на их основе сделать предварительные выводы. А завершим мы исследование некоторыми краткими отзывами о влиянии этого вопроса на дебаты о том, стоит ли присваивать негражданам правовой статус или нет.
Разъяснение причин противоречия между многообразием и социальным государством
Каким образом этническое многообразие, вызванное иммиграцией, может угрожать положению социального государства? Его влияние прослеживается в двух случаях:
|
|
|
1. Когда уровень этнической разнородности высок, государству становится тяжелее проводить обширные социальные программы, чтобы осуществлять перераспределение доходов в помощь бедным через систему налогообложения. Это утверждение многие признают верным, так как на самом деле тяжело воспитать чувство национальной общности и всеобщего доверия между различными национальностями. На основе выше приведенных аргументов мы можем сформулировать следующую гипотезу: чем больше размер национальных меньшинств в процентном соотношении к общему населению, тем сложнее поддерживать устойчивость этого государства. Мы назовем это явление противоречием разнородности/ перераспределения.
2. Политические программы, признающие этнические меньшинства и культивирующие толерантный подход к ним, в дальнейшем подрывают доверие и сплоченность в государстве. Такие программы (они рассмотрены ниже подробнее) включают в себя мультикультурное образования, иммунитеты по закону и финансирование этнических групп. Учитывая эти факты, мы можем выдвинуть следующую гипотезу: чем больше страна принимает мультикультурных политических программ, направленных на признание этнических меньшинств, тем сложнее продвигать программы экономического перераспределения. Мы назовем такое противоречие – противоречием признания/перераспределения.
Из первой гипотезы следует, что само присутствие значительной этнической разнородности ослабляет социальное государство, в не зависимости от того, какие шаги оно предпринимает для разрешения этой проблемы. Из второй же можно сделать вывод, что тот путь, который избрали все западные государства в отношении иммиграции, а именно отказ от подавления и изоляции в пользу мультикультурных программ, только ухудшает положение.
Если эти утверждения верны, то мы сталкиваемся с серьезной и нарастающей проблемой, потому что нет ни малейшего повода ожидать, что процентное количество этнических меньшинств в западных странах будет сокращаться, или же что они решат отказаться от отстаивания своих. Наоборот, как прогнозируется, уровень иммиграции в западных демократических государствах будет продолжать расти, отчасти из-за проблем снижения рождаемости и старения населения, и отчасти по той причине, что возможности государства ограниченны: оно не может запретить всем иммигрантам въезжать в пределы страны. А значит, есть повод полагать, что иммигранты, неважно исторически укоренившиеся или же вновь прибывшие, будут продолжать настаивать на признании, и в современном обществе эти требования могут перерасти в открытые выступления.
То есть если этническое многообразие или мультикультурализм склонны подрывать устойчивость социального государства, то по всей вероятности решение проблемы иммиграции станет более трудоемким. И если эти гипотезы верны, то сама идея "мультикультурного социального государства", то есть такого социального государства, которое уважительно относится к этническое разнородности и готово принять ее, обречена на провал. Озабоченность этим вопросом порождает так называемую "прогрессирующую дилемму". Она заключается в том, что сейчас, согласно данным, социал-демократы столкнулись с серьезным противоречием между поддержанием устоявшейся программы экономического перераспределения благ и включением в общество иммигрантов. Признание такого противоречия заставляет перестраивать политический курс в отношении этих проблем. Еще совсем недавно, правые были наиболее отрицательно настроены против мультикультурализма и иммиграции, так как рассматривали их как угрозу взлелеянным национальным традициям и ценностям. Сегодня же, оппозиционное движение зарождается в левоцентристских кругах, именно там считают, что иммиграция представляет опасность для социального государства.
Но действительно ли верны эти гипотезы? Почему столь многие стали разделять мнение, что этническое многообразие угрожает социальному государству и что мультикультурная политика только обостряет проблему? Мы начнем наше исследование с рассмотрения дискуссий, касающихся национальной разнородности, а затем перейдем к мультикультурализму.
Аргументы, подтверждающие существования противоречия разнородности/перераспределения
С одной стороны, идея того, что этническое многообразие может ослабить устойчивость социального государства, не нова. Еще Карл Маркс утверждал, что в Соединенных Штатах расовые различия среди рабочего класса подорвут там возможность проведение революции и прогрессивных реформ. К обсуждению этой темы до сих пор периодически возвращаются в американской политике. Однако никто вплоть до сегодняшнего дня не сделал попыток заняться вплотную систематическим исследованием влияния разнородности на все уровни социального государства.
Совсем недавно на национальное многообразие обратили внимание, как на предмет, разъясняющий причину некоторых явлений, обычно связанных с двумя независимыми друг от друга географическими регионами. Во-первых, чтобы объяснить плачевное экономическое состояние стран Западной Сахары специалисты по экономическому развитию, включая некоторых представителей Всемирного банка, указывали, прежде всего, на этническую и племенную разрозненность в регионе. Здесь внимание было изначально сконцентрировано на влиянии этнической разнородности на экономический рост, затем же последующее исследование распространилось на изучение негативных факторов разнородности и их воздействия на обеспечение общественных благ, таких как образование.
Под вторым географическим регионом понимаются Соединенные Штаты, где этническим и расовым многообразием объясняется разница в затратах на общественные нужды между различными городами и штатами страны. Так, например, исследования показывают, что чем выше процентное соотношение афроамериканцев в штате, тем больше государство проводит ограничительные социальные программы, такие как "Медикейд". Не так давно Альберто Алесина и Эдвард Глэсер расширили предмет анализа до межнационального уровня. И они утверждают, что одним из основополагающих факторов, из-за которых США не воспринял модель европейского социального государства, является различия между этими регионами в уровне расового многообразия.
Основываясь на результатах исследования Африки и США, ученые пришли к следующему выводу: люди все больше и больше препятствуют межэтническому перераспределению, и эта тенденция приобретает мировой характер. Причины возникновения этой тенденции истолковываются по-разному. Некоторые рассматривают ее как вполне ожидаемый побочный продукт избирательной динамики или нехватки совокупного капитала; другие утверждают, что ее появление объясняется существованием (еще на генетическом уровне) стремления помогать представителям, прежде всего, своей национальности. Но как бы то ни было, количество тех, кто полагает, что этническое многообразие оказывает разрушительное воздействие на программы по перераспределению благ, продолжает увеличиваться. И вызвано это тем, что многие считают рассмотренное явление универсальным, хотя изначально оно прослеживалось только в двух конкретных регионах – а именно, странах Западной Сахары и США. Однако в США расово обусловленные аспекты социальной политики больше не воспринимается как аномалия, как результат рабства и сегрегации, характерных только для страниц американской истории. Сейчас они рассматриваются как нормальная, даже неизбежная реакция на этническое многообразие. В действительности американский пример явился для всего мира главным подтверждением того, что такая разнородность губит перераспределение. А сами США стали образцовой моделью многонационального социального государства (хотя и слабого по своей сути).
Основываясь на всех этих суждениях, ученые сделали не совсем утешительные прогнозы в отношении дальнейшей судьбы социальных государств западных стран. Если причиной ослабления социального государства в Соединенных Штатах стало наличие разнообразных национальных меньшинств, то подобный исход может угрожать и Европе, где уровень иммиграции неуклонно растет. Еще в 1986 году Гери Фриман предсказал, что иммиграция приведет к " американизации европейской социальной политики", этот прогноз подтвердился и в результате недавних исследований. В сравнительном анализе состояния европейского и американского социальных государств Алесина и Глезер приходят к выводу, что "Европе надо быть осторожнее с выбором своего политического курса… Так как ее население становится более разношерстным, и европейцы стали все более и более восприимчивыми к той же самой форме расистской и антисоциальной демагогии, которая имела место быть и в США. Сможет ли щедрое социальное государство выжить в этнически разнородном обществе, мы увидим со временем на примере Европы".
Таким образом, основными аргументами, подтверждающими существование противоречия разнородность/перераспределение, являются выше рассмотренные факты. Они включают в себя точные эмпирически выверенные данные, взятые из двух конкретных регионов – Африки и США: ведь результаты нескольких исследований по этим районами подтвердили наличие отрицательной корреляции между этнической разнородностью и затратами на общественные нужды. К этим данным еще прибавились теории о работе эволюционных и социологических аппаратов. На базе этих аргументов был сделан следующий вывод: этническое многообразие склонно оказывать негативное воздействие на перераспределение.
Конечно, по своей сути эти аргументы достоверны, однако их можно опровергнуть на основе того, что имеющиеся эмпирические данные, полученные в результате исследования двух регионов, нельзя назвать типичными и связанными со сложностями, вызванными иммиграцией сегодня. Говоря о странах Западной Сахары следует заметить, что здесь искусственность государственных границ вместе со слабостью государственных образований во время независимости объясняет отсутствие законов и государственных институтов, занимающиеся проблемой этнического многообразия. А в Америке многовековая история рабства и сегрегации явилась причиной появления расовой неприязни, которая впоследствии культивировалась государственной идеологией и действиями, унижавшими достоинство черного населения. В связи с вышесказанным многие могут поспорить с тем, что эти случаи служат достоверной основой для прогнозов влияния, скажем, растущей турецкой иммиграции на немецкое социальное государство или филиппинской – на канадское. Ведь влияние многообразия может быть совершенно другим там, где большинство национальных меньшинств являются пришлым населением, а не исторически порабощенным и где государственные институты скорее сильные, чем слабые. Поэтому нам следует провести более подробное исследование, прежде чем делать какие-либо однозначные выводы о противоречии разнородности/перераспределения.
Аргументы, подтверждающие существование противоречия признания/перераспределения
Во многих современных работах по иммиграции особое внимание уделяется рассмотрению связи степени этнического многообразия с размером и качеством функционирования социального государства. Но фактически стране приходится справляться с уже имеющейся степенью многообразия, которая воспринимается как данность. Хотя размер этнических групп может зависеть от увеличения или снижения иммиграции, однако обычно такие изменения будут заметны только по истечению долгосрочного периода.
Как бы то ни было, для многих политиков главная проблема заключается не в том, "какая степень этнической разнородности наиболее приемлема", а " как государство должно реагировать на уже существующую этническую разнородность в обществе". В прошлом национальное многообразие часто воспринимали как угрозу политической стабильности, а следовательно как вещь, которую необходимо подавлять с помощью социальных программ. Как мы уже увидели, существует много программ, направленных на исключение иммигрантов из общества, их изоляцию и ассимиляцию. Подобные программы по исключению и ассимиляции применялись не только в отношении иммигрантов, но и к таким этническим группам, как например, коренное, аборигенное население. Тем не менее, сегодня многие западные демократические государства отказались от этих программ и избрали для себя более терпимый подход к разнородности. Этот сдвиг в иммиграционной политике подтверждается повсеместным принятием мультикультурных программ в отношении национальных меньшинств, признанием их прав на территориальную автономию, самоуправление, на использования своего родного языка и на возвращение своей исторической территории (для туземного населения). Такие политические меры мы будем называть "мультикультурными программами", или сокращенно МКП.
Эта новая тенденция породила вторую по значимости проблемы, которую мы хотели бы рассмотреть в данном исследовании, а именно опасность существования противоречия между мультикультурными программами и социальным государством. По своей сути МКП открыто признают разнородность, а если мы предположим , что эта разнородность ослабляет социальное государство, то тогда и МКП, призванные способствовать ее общественному и политическому признанию, несомненно будут только осложнять ситуацию. Поэтому критики говорят о существовании противоречия между политикой признания и политикой перераспределения. Но эти критики обычно подтверждают тот факт, что сторонники МКП не хотят ослабления социального государства, а наоборот, многие из них являются его убежденными защитниками. Для них и то, и другое представляется производными от основополагающего принципа государства устранять несправедливость и сокращать неравенство. Таким образом, противоречие между МКП и социальным государством не столько проблема соперничающих друг с другом идей и принципов, сколько вопрос непредусмотренной социальной динамики. По этой причине МКП обвиняются, прежде всего, в разрушении чувств межличностного доверия, социального единения, а так же в подрывании политических объединений, которые поддерживают социальное государство.
Но почему так много критиков настаивает на том, что противоречие признания/перераспределения существует? Если аргументы в пользу противоречия разнородность/перераспределение были основаны на исследованиях, проведенных в Африке и Америке, которые считают отражением общемировой тенденции, то в случае с противоречием признание/перераспределение, напротив, не было сделано ни одного эмпирического исследования, которое бы подтвердило наличие отрицательной корреляции между принятием МКП и состоянием социального государства. К тому же никто еще и не делал попыток проверить состоятельность гипотезы о существовании противоречия признания/перераспределения.
И таким образом, в качестве главных аргументов в пользу данного противоречия вместо результатов эмпирических исследований мы имеем одни только предположения. Критиками строятся различные теории о существовании целого ряда процессов, вследствие которых принятие МКП может невольно подорвать стабильность социального государства. Среди таких процессов можно выделить эффект "вытеснения" (чем больше времени и сил было потрачено на МКП, тем меньше остается времени и энергии на разработку перераспределения); эффект "коррозионного воздействия" (МКП, сглаживая этнические различия, ослабляет чувства общности и солидарности); и эффект "ошибочного диагноза" (многие люди согласно господствующей мультикультурной идеологии начинают объяснять неравенство как результат культурных разногласий, а не как следствие классовости или расизма).
Выше указанные аргументы являются основными для подтверждения существования противоречия признания/перераспределения. Они в какой-то мере достоверны, их признают даже некоторые сторонники МКП. Например, Анна Филлипс, приверженец мультикультурного варианта демократии, в своей книге «1995» пишет следующее: «я не могу не думать о том, каким образом события, которые я, как бы то ни было, поддерживаю, способствовали (хотя и ненамеренно) снижению экономического равновесия».
Хотя, как мы указывали выше, пока еще не было приведено ни одного эмпирически основанного доказательства того, что подобное противоречие имеет место быть. Все аргументы в пользу него продолжают носить сугубо предположительный характер. Сторонники МКП все же заверяют, что мультикультурные программы не ослабляют чувство общественной солидарности, а напротив, в действительности помогают его культивировать, ослабляя предрассудки и недоверие, и следовательно, создают стабильные многонациональные объединения для поддержание всеобщей социальной справедливости. Но и здесь требуется больше оснований, чтобы делать какие-либо твердые выводы по поводу противоречия признания/перераспределения.
Исследование противоречий: некоторые предварительные результаты
Любые попытки подтвердить или опровергнуть две вышеназванные гипотезы потребуют тщательных и длительных исследований, отчасти из-за того, что имеющиеся данные недостаточны, чтобы можно было на них основываться. Мы не располагаем надежными сведениями о том, как изменялись во времени некоторые показатели, такие как степень различных типов этнической разнородности или степень применения различных видов МКП. И даже данные по затратам социального государства не представляются в нужной степени удовлетворительными. Но, несмотря на это, в отношение этих двух гипотезможно провести несколько предварительных тестов. В следующем разделе описываются некоторые недавние открытия на основе исследований, которые были проведены нами в сотрудничестве с нашими коллегами.
Тестируя противоречие разнородность/перераспределение
Как мы заметили ранее, сторонники гипотезы о существовании противоречия разнородность/перераспределение приводят ее в качестве объяснения исторической слабости американского социального государства, а так же в качестве оснований для прогноза будущего европейских социальных государств на фоне усиливающихся иммиграционных потоков. Скептики уверены в том, что расовая обусловленность американской социальной политики есть не что иное, как характерный только для нее результат межрасовых отношений, и ее не следует рассматривать в качестве примера влияния иммиграции на социальное государство.
Существует ли какой-нибудь путь разрешения возникшей дискуссии? В своем недавно проведенном исследовании Стюарт Сорока, Кит Бэнтин и Ричард Джонстон проанализировали связь между иммиграцией и изменениями уровня социальных затрат по странам, входящим в Организацию экономического сотрудничества и развития, в период с 1970 по 1998 год. В этом исследовании степень иммиграции измерялась с учетом данных ООН по так называемому «иммиграционному фонду», т.е. проценту населения, рожденного за пределами страны. С целью проанализировать, какую роль играет иммиграционный фонд в развитии социального государства, авторы принимают наиболее чувствительные из всех существующих моделей по исследованию факторов, связанных с изменениями в затратах на социальные нужды. Эти модели включают в себя ряд факторов, которые оказались важными определяющими социальных затрат, такие как процент населения, возраст которых превышает 64 года, процент работающих женщин и степень влияния левых политических партий в парламенте. Но эти модели обычно не включают уровень этнической и расовой разнородности как изменчивый фактор. Поэтому в этом исследовании к имеющейся модели был добавлен иммиграционный фонд, чтобы рассмотреть, какое влияние он оказывает на социальные затраты (если влияние как таковое имеет место быть).
И если противоречие разнородности/перераспределения существует, то мы можем ожидать, что в странах с высоким процентом иммиграционного фонда будет наблюдаться либо уменьшение социальных затрат, либо по крайней мере снижение их темпов роста по сравнению с теми государствами, в которых уровень иммиграции ниже. Как бы то ни было, в ходе исследования выяснилось, что при государственном контроле над остальными основополагающими факторами, между населением страны, рожденным за ее пределами, и ростом социальных затрат за три десятилетия 20 века не было выявлено никакой зависимости. При этом следует отметить, что исследование было проведено с учетом всех других факторов, важных для социальных затрат. На самом деле не было найдено ни одного доказательства того, что странам с большим процентом населения, рожденного за границей, было сложнее поддерживать и развивать их социальные программы в течение этих трех десятилетий, чем государствам с незначительным процентом иммигрантов.
Эти выводы нашли свое подтверждение в не так давно проведенном нами исследовании, а так же в отдельной работе Питера Тейлора-Губи. Он также показывает, что когда над всеми основными факторами, влияющими на социальные затраты, ведется контроль, размер этно-языковых и расовых групп не оказывает особого влияния на затраты в западных демократических государствах (кроме США). И он заключает, что все еще нет доказательств, подтверждающих, что иммиграция окажет на европейские социальные государства то же воздействие, что и расовый фактор исторически оказал на Америку.
Но некоторые могут не согласиться, сказав, что проявление этих тенденций - лишь вопрос времени, и поэтому, возможно, разрушающий эффект разнородности пока еще себя не обнаружил. Ведь социальные программы огромны, сложны и рассчитаны на длительный период времени, не следует ждать скорого результата. По этой причине стоит рассматривать не только социальные затраты, но и степень общественной поддержки социального государства. Как отмечает Маркус Крепас, для нас позиция общества должна стать «канарейкой в шахте». Если разнородность в действительности оказывает разрушительное воздействие на политику перераспределения, то, вероятно, в первую очередь это проявится в том, что снизится общественная поддержка социального государства, а уж за тем отразиться на изменениях в степени социальных затрат. Как бы то ни было, исследования Крепаса показывают, что нет твердых оснований полагать, что увеличивающийся процент иммигрантов в западных странах ослабляет поддержку в отношении затрат на социальные нужды. Внимательно проанализировав сведения по общественной позиции, взятые из разных государств, Крепас предупреждает, что следует быть осторожней и не делать прогнозы, исходя лишь из американского опыта. Ведь вызов, брошенный иммиграцией европейским социальным государствам, раскрыл перед нами тот факт, что их социальные системы достигли зрелости и плотно вошли в сознание общественности. В Америке же дела обстояли другим образом, там расовое многообразие с самого начала препятствовало расширению и развитию социальных программ. В результате исследователь приходит к выводу, что «этническая разнородность, вызванная иммиграцией, не приведет к «американизации» европейских социальных государств – на это слишком мало оснований».
Суммируя все вышесказанное, мы заключаем: было найдено мало подтверждений в пользу того, что количество иммигрантов оказывает пагубное давление на социальное государство. Выявленную зависимость, касающуюся афроамериканцев в Соединенных Штатах и «племенных» групп в регионе Западной Сахары, нельзя считать всеобщей тенденцией и применять так же и к иммигрантам в других странах.
Однако эти исследования все-таки выявляют один фактор, связанный с иммиграцией, который может нас обеспокоить. Он состоит в том, что темпы, с которыми происходят изменения, важны и должны учитываться. Когда в ходе анализа исследовалась зависимость между приростом населения, рожденного за пределами страны, и изменениями в социальных затратах как части ВВП в период с 1970 по 1998 год, пришли к интересному результату: в странах с постоянно увеличивающимся количеством иммигрантов наблюдается незначительное увеличение затрат на социальные нужды. Эта зависимость учитывается и при анализе с несколькими изменяющимися факторами. За взятый период во всех странах, включая и те, в которых заметен существенный прирост «иммиграционного фонда», социальные затраты как часть ВВП возросли. Однако этот рост был менее значительным в странах, в которых количество иммигрантов постоянно увеличивалось, при этом остальные учитываемые факторы оставались неизменными.
Хотя в этой области еще многое надо прояснить, но даже эти предварительные результаты заставляют задуматься. Пока не найдено ни одного доказательства, подтверждающего то, что государствам с большим процентом иммиграционного населения труднее поддерживать и развивать свои исторически устоявшиеся социальные программы. Однако на них влияют крупные изменения: скорее темп социальных изменений, чем само наличие этнической разнородности выступает главным фактором, обуславливающим политическую нестабильность.
Тестируя противоречие признания/перераспределения
Хотя кажется, что сама по себе этническая разнородность, вызванная иммиграцией, не оказывает негативного воздействия на социальное государство. И вполне возможно, что это не удивительно, так как, вероятнее всего, влияние этнического многообразия зависит от многих факторов, включая и социальные программы, принятые государством в ответ на это многообразие. Возможно также, что национальная разнородность ослабляет социальное государство только в том случае, когда правительство избирает неправильный подход к разнородности. А вследствие этого разнородность становится источником социальных конфликтов и политических дебатов, что, естественно, пагубно воздействует на чувства общественного доверия и солидарности.
Но какие государственные иммиграционные программы оказывают губительное влияние на чувства доверия и солидарности? Этот вопрос является основополагающим для исследователей, занимающихся противоречием признание/перераспределение. Как мы уже отмечали ранее, некоторые специалисты утверждают, что мультикультурные программы, признающие иммигрантов, способны подорвать общественную солидарность, потому что они заставляют людей обращать внимания, прежде всего, на национальные различия и самобытные особенности этнических меньшинств,а не на объединяющие их вещи. На это сторонники МКП отвечают, что мультикультурализм , напротив, может способствовать сплочению общества, воспитывая в людях уважение других культур ( например, подчеркивая те позитивные изменения, что были внесены различными группами в план школьных занятий, или создавая возможности меньшинствам высказывать свои взгляды и рассказывать о своих традициях публично).
Каким образом мы можем исследовать эту проблему? Чтобы проверить верность гипотезы о существовании противоречия признания/перераспределения, нам понадобятся данные о функционировании мультикультурных программах в разных странах по всему миру. Затем мы могли бы включить фактор «расширение МКП» в модель по исчислению социальных затрат в социальном государстве, чтобы выяснить действительно ли признание различных этносов и культур может ухудшить экономическое перераспределение. Но, к сожалению, таких данных не существует. Так как, насколько нам известно, пока никто не сделал попыток выяснить, до какой степени были восприняты в разных странах мультикультурные программы.
И поэтому чтобы выявить верность этой гипотезы, мы получили некий коэффициент, сделали мы это в несколько шагов. Сначала мы составили список типичных мультикультурных программ, затем провели анализ, чтобы узнать, какие страны предпочли какие программы, и, основываясь на этих данных, разделили страны на сильные, средние и слабые по их восприятию МКП. Потом мы решили выяснить, действительно ли в странах, воспринявших целый ряд мультикультурных программ за последние два десятилетия, наблюдался спад или просто снижение темпов развития в их социальных государствах в отличие от тех стран, в которых эти программы не были утверждены.
Для начала мы выбрали следующие 8 программ как наиболее типичные для мультикультурного подхода к иммиграционной интеграции:
· Утверждение мультикультурализма на конституционном, законодательном или парламентском уровне
· Принятие мультикультурализма в учебных планах школ
· Включение представительства этнических групп в мандат о средствах массовой информации
· Отмена дресс-кода, обязательства закрытия бизнеса по воскресеньям и т.п. (законодательством или в результате судебного процесса)
· Разрешение двойного гражданства
· Финансирование этнических организаций на поддержание их культурных традиций
· Финансирование двуязычного обучения или обучения родному языку
· Принятие правительственных программ, направленных на помощь неимущим или малоимущим группам иммигрантов.
Три первые программы знаменуют полную победу мультикультурализма, две следующие снимают правовые ограничения, направленные против этнических групп, и, наконец, последние три основаны на предоставлении активной поддержки иммиграционным сообществам и их отдельным членам.
Затем мы взяли 21 демократическую страну, чтобы рассмотреть, какие из этих 8 мультикультурных программ они избрали. Те страны, в которых функционируют 6 или более программ, мы классифицировали как «сильные», те, которые приняли 2 программы или меньше, мы назвали « слабыми», остальные были отнесены в категорию «средние». Результаты представлены в таб.1.
Таблица 1. Сила влияния мультикультурных программ в западных демократических государствах
| Сильные | Средние | Слабые |
| Австралия, Канада | Бельгия, Нидерланды, Новая Зеландия, Швеция, Великобритания, США | Австрия, Дания, Финляндия, Франция, Норвегия, Германия, Греция, Ирландия, Италия, Япония, Португалия, Испания, Швейцария |
В качестве второго шага мы стали исследовать, происходили ли какого-либо рода изменения в этих социальных государствах в период с 1980 по 1990. Правда ли, что за последние два десятилетия двадцатого века странам, воспринявшим много мультикультурных программ, было труднее увеличивать или даже поддерживать уже имеющийся уровень социальных затрат, а также осуществлять перераспределение доходов и налогов среди населения, чем странам, которые отказались от подобных действий? Данные по этому вопросу приведены в табл.2.
Словом, мы не нашли достаточно оснований утверждать, что существует некая тенденция, согласно которой иммиграционные мультикультурные программы ослабляют социальное государство. В странах, в которых функционируют выше указанные программы, не было замечено ни ослабления государства, ни снижение темпов роста в сфере социальных затрат. В действительности, базируясь на двух показателях – изменениях в социальных затратах и изменениях в перераспределении благ в период с 1980 по 2000, можно отметить, что страны с сильными мультикультурными программами развивались лучше остальных. Это наблюдение может послужить намеком на то, что, вполне вероятно, МКП снимают противоречие между разнородностью и перераспределением.
В рамках нашего исследования мы провели подобный анализ в отношении туземного, аборигенного населения и национальных меньшинств. И в этот раз мы также составили список МКП, обычно применяемых к таким группам, и опять разделили страны на 3 категории: сильные, средние и слабые в соответствии с уровнем их МКП. За тем мы проверили, правда ли, что сильным по МКП странам сложнее, чем остальным, поддерживать свои социальные государства. И здесь так же, как и в исследовании по иммиграции, мы не нашли подтверждений тому, что политические программы по признанию туземного населения и национальных меньшинств могут повлечь за собой ухудшения в политике перераспределения.
Как и в случае с гипотезой, связанной с разнородностью, критики могут заявить, что негативное влияние МКП на уровень социальных затрат просто еще не проявилось.
Таблица 2. Мульттикультурные программы изменения в уровне социальных затрат и перераспределения.
| Мультикультурные программы | Изменения в социальных затратах в среднем, % | Изменения в перераспределении в среднем, % |
| Сильные | 42.8 | 11.8 |
| Средние | 3.8 | -9.2 |
| Слабые | 18.3 | 10.6 |
Примечания:
1. Изменения в социальных затратах отражают изменения в затратах на социальные нужды: на медицинское обслуживание, социальную помощь и социальное обеспечение за период 1980-2000. Сведения были предоставлены ОЭСР, из базы данных по социальным затратам.
2. Уровень перераспределение исчислялся как разница между коэффициентом Гини по распределению рыночной прибыли и коэффициент Гини по распределению конечной прибыли, которая включает влияние налогов и перераспределение доходов в виде социальной помощи внутри общества. Таким образом, изменения в уровне перераспределения отражает изменения в разнице между распределением рыночного дохода и конечного дохода, получаемого с учетом налогов и затрат на социальную помощь, в период с начала 1980 по 2000. Данные были взяты из люксембургского исследования доходов.
Источники: детали этого расчета приведены в работе Кита Бэнтина и Вилла Кимлика "Действительно ли мультикультурные программы ослабляют устойчивость социального государства?" (под редакцией Филлипа ван Парейса), Приложение 1: Культурное многообразие по отношению к экономическому единству (Брюссель, издание университета дэ Бёк, 2004г.).
Для исследования этой проблемы нам необходимо выяснить, снизился ли уровень общественной поддержки социального государства, даже если это снижение пока не отразилось на социальных затратах. Этот вопрос рассматривается в последней работе Крепаса. Приводя данные по общественному мнению из различных опросов, проведенных в западных демократических странах, Крепас в своем исследовании ставит следующий вопрос, действительно ли государства с высоким уровнем МКП переживают ослабление в общественной поддержке перераспределения по сравнению со странами с низким уровнем МКП. И здесь снова были получены обнадеживающие результаты: не было найдено доказательств тому, что принятие МКП подрывает доверие, солидарность или поддержку перераспределения.
Одним словом, мы не нашли подтверждения идеи о том, что существует обязательное противоречие между программами по признанию этнической разнородности и экономическим перераспределением. Вполне возможно, что имеют место быть некие локализованные случаи, в которых определенные формы признания ослабляют определенные формы перераспределения. Но имея общие результаты, мы можем сказать, что в равной степени возможен и следующий вариант: существуют другие случаи, в которых политические программы, направленные на признание многообразия, увеличивают перераспределение. По нашему мнению, попытка определить эти особые случаи взаимного противоречия и взаимной поддержки между признанием и перераспределением представляет большой интерес.
Но современные данные не предоставляют доказательств в поддержку смелого заявления о том, что " политика мультикультурализма подрывает политику перераспределения".
Чувство национального единства, мультикультурализм и права неграждан
Эти результаты предварительны и имеющиеся гипотезы, несомненно, должны быть еще исследованы, также должны быть рассмотрены возможные механизмы, связывающие перераспределение и признание. Но если полученные сведения всегда приводятся в качестве примера, имеют ли они воздействия на дебаты по поводу прав неграждан? Наше исследование не касается особых случаев таких как, права неграждан, включая их права на пребывание в стране, доступ к социальным благам и возможности трудоустройства, осуществление гражданских и политических прав, прав на получение гражданства и т.п. Западные государства по-разному подходят к решению этих вопросов, и в рамках этой работы мы не пытались оценивать преимущества разных подходов.
Наша цель скорее была ответить на возражения, которые выдвигаются обычно по отношению к требованиям иммигрантов, на всех уровнях миграционного и интеграционного процесса, начиная от требования допуска в страну и заканчивая требованиями об узаконивании статуса неграждан и предоставлении гражданства.
Все эти дискуссии пронизаны страхом, что присутствие большого количества приезжих и /или их требования на признание и права обязательно являются разрушительными для солидарности и экономического перераспределения. Подобного рода опасения приводились в защиту ассимиляционных моделей натурализации и гражданства.
Если наши сведения правомочны, мы сможем выступить против подобных возражений. Так как признание иммигрантов и предоставление им возможности стать частью общества, не скрывая свои корни и не отказываясь от своей национальной идентичности, похоже не угрожает социальному государству. Если так оно и есть, то это должно способствовать росту целого ряда либеральных иммиграционных программ, касающихся принятия более открытой политики допуска или в большей степени обеспечения неграждан правовой защитой, или же утверждения моделей мультикультурного гражданства.
Хотя, согласно этим данным, общественность должна меньше сопротивляться требованиям неграждан, необходимо заметить, что это необязательно повлечет за собой полное исключение разницы в правах граждан и неграждан или устранение важности национального гражданства. Напротив, в странах, в которых успешно разработана проблема этнической разнородности и мультикультурализма, считается надлежащим поддержание сильного чувства национального гражданства с определенным набором прав и обязанностей.
Чтобы понять это явление, давайте рассмотрим основной аргумент в пользу противоречия признания/перераспределения, который мы назвали коррозионным эффектом.
Обычно этот аргумент формулируется следующим образом:
· Мультикультурные программы придают особое значение разнородности
· Акцентирование внимание на разнородности подрывает чувство общей национальной идентичности
· Чувства национальной общности и солидарности необходимы для развития устойчивого социального государства
Мы можем привести два совершенно разных ответа на этот аргумент. Первый, сторонниками которого выступают некоторые теоретики космополитичности, заключается в принятии того факта, что МКП разрушает чувство национальной идентичности, а следовательно, как выяснилось недавно, угрожает национальному социальному государству. Для решения этой проблемы стоит разорвать связь между понятиями перераспределение и чувство национального единства.
Согласно этой космополитичной модели, перераспределение должно рассматриваться как обязательство перед людьми как таковыми, основываясь на идеалах личности и правах человека, не учитывая при этом их национальную принадлежность. Приобретение законного статус гражданина может носить чисто символический характер - некоторые иммигранты могут захотеть принять гражданство и тем самым официально заявить о своей верности стране, где они живут – но это не должно откладывать отпечаток на их материальные права. Согласно такому подходу, мы не сможем в достаточной степени принять разнородность и мультикультурализм, если продолжим преследовать цели укрепления нации и превращать иммигрантов в "национальных граждан".
Мы не разделяем такого мнения. Так как с этим предложением связана одна проблема, кроме той, что у такой модели нет шансов на претворение в жизнь в ближайшем будущем. Она состоит в том, что, если мы будем называть перераспределение обязанностью перед личностью, а не обязанностью перед нацией, то, скорее всего, это приведет к снижению его уровня, а не к повышению. Современные социальные государства обычно развиваются по модели "эгалитаризм среди нас, гуманизм для других". Конечно, все основные человеческие потребности должны быть удовлетворены, например, посредством иностранной помощи бедному населению других стран, или посредством немедленного медицинского обслуживания для туристов и гостей страны. Но свои согражданам мы стремимся предоставить больше, например, одинаковую для всех возможность участвовать в политической и экономической жизни страны, а так же наличие прожиточного минимума, чтобы не допустить вытеснения из общества.
И если мы разделим понятия перераспределения и нации, то, значит, признаем, что туристы и сограждане должны стоять в одном ряду. В результате этого вряд ли на неграждан распространится эгалитаризм, скорее из-за снижения внутринационального перераспределения будет меньше функционировать гуманизм.
Так как мы убеждены, что национальное социальное государство является жизненно необходимым инструментом для защиты малоимущих и улучшения их положения, для устранения неравенства, то мы по-другому отвечаем на коррозийный эффект. Мы допускаем, что национальная солидарность важна для поддержания социального государства, которое обеспечивает своих граждан не просто по причине гуманизма. Но мы не согласны с утверждением о том, что МКП обязательно подрывают солидарность. Можно организовать или дополнить МКП таким образом, что они будут охранять или даже культивировать солидарность. Как бы то ни было, как мы впоследствии увидим, в этих случаях необходимо сохранять на уровне закона особую важность национального гражданства, что идет в разрез с космополитичными теориями, которые хотят уничтожить эти разграничения.
МКП может обеспечить рост общественной солидарности как минимум в трех случаях. Во-первых, МКП борется со стереотипами, которые в настоящее время подрывают межрасовое и межэтническое доверие. Критики МКП утверждают, что обращая внимание общества на этническую разнородность, МКП невольно способствуют созданию и укреплению границ между людьми из-за их "различий" и "непохожести". Но в действительности такие границы уже существуют в современных обществах, и они осложняются глубоко укоренившимися чувствами предубеждения, страха, безразличия, презрения, порожденными долгой историей расизма и колонизации на западе. Само наличие этих границ оказывает коррозийный эффект на солидарность. Этот эффект носит " личный, частный" и неофициальный характер, но он отнюдь не мал.
В этих случаях принятие МКП может быть "антистереотипной" стратегией. Да, МКП действительно акцентирует общественное внимание на этническом многообразии, но это делается исключительно для того, чтобы противостоять укоренившимся стереотипам, которые развивают чувства недоверия и антипатии между людьми. Согласно этой теории, МКП сфокусировано на наших различиях, но таким образом, чтобы мы могли относиться к друг другу как к людям, заслуживающим уважения и признания. Мы заявляем, что МКП всегда имеет своей целью разрушение стереотипов в современных западных государствах. На западе появление МКП 40 лет назад было обусловлено революцией прав человека и напрямую связано с послевоенными обязательствами обеспечивать равенство между разными расами и народами. Принятие МКП было нужно исторически обособленным группам как средство в борьбе против устоявшейся расовой и этнической иерархии, но общественное признание, что обеспечивается МКП, формируется под влиянием негласных устойчивых стереотипов. То есть, МКП необязательно охраняют именно те аспекты культурных сообществ, которые они сами считают основными и самыми ценными. Скорее обычно особая важность придается тем аспектам культуры и истории, которые долгое время не признавались широкой общественностью (это объясняет тенденцию объединения политических программ по признанию с программами по исправлению исторической несправедливости).
Таким образом, принятие МКП может быть рассмотрено как косвенный инструмент для создания чувства национальной солидарности посредством искоренения антипатии, которая мешает формированию доверия между разными расами и национальностями. Как бы то ни было, эти антистереотипные стратегии не объясняют, из чего развивается чувство национальной идентичности. Они могут способствовать тому, что граждане начнут относиться к иммигрантам как к достойным и уважаемым людям, имеющим право на гуманный подход. Но они, однако, не объясняют, почему в целях перераспределения, связанного с чувством общности, иммигранты должны стать "одними из нас".
Поэтому антистереотипные компоненты МКП всегда дополняются определенными укрепляющими чувства национальной общности программами. Эти программы включают: программы по изучению языка, гражданское образование в школах, совместное празднование национальных праздников и чествование национальных героев, государственные церемонии для иммигрантов и т.п. согласно Дэвиду Миллеру, именно присутствие таких программ устраняет коррозийный эффект МКП. Он придерживается следующего мнения: "радикальные" сторонники мультикультурализма продвигают МКП и в то же время считают ненужным продвижение необходимых для укрепления нации программ, из-за этого ослабление национальной солидарности и национального перераспределения неизбежно. В то время как "умеренный" мультикультурализм сочетает МКП с укрепляющими нацию программами так, что коррозийный эффект первых компенсируется соединяющим эффектом последних.
По мнению Миллера, эти нациоукрепляющие программы отделены от МКП, но обязательно должны их дополнять. Мы пойдем в своих рассуждениях дальше, утверждая, что сами МКП могут выступать инструментом, укрепляющим чувство национального единства, так как они создают чувство национальной гордости. Решение избрать путь мультикультурных программ может рассматриваться как общий национальный проект, как что-то, что "мы" как нация выбрали, как национальный проект, которым мы можем гордиться. Это возможность показать, что мы "умеренных взглядов", "прогрессивная" и "толерантная" нация, которая выходит за рамки устаревших идей о том, что государство должно быть однородным. Принятие МКП во многих демократических странах играло именно такую роль, оно ознаменовало разрыв с национализмом, насаждавшимся предшествующими государственными режимами.
На самом деле, мультикультурализм можно начать рассматривать как определяющую характеристику нации. Возможно, мультикультурализм исполняет эту роль в Канаде. В Канаде " быть канадцем", а если конкретнее, быть "хорошим канадцем" - значит всецело принимать мультикультурализм. Выступления против мультикультурализма расцениваются как "антиканадские", как предательство нации. Выступления против мультикультурализма там воспринимаются не только, как нападки на конкретные этнические меньшинства, но и в больше степени как нападки на саму суть канадской государственности.
Одним словом, МКП способны скорее поддерживать, а не ослаблять чувство национальной солидарности в тех случаях, когда
а) они включают в себя антистереотипные аспекты
б) они дополняются нациоукрепляющими программами
в) они становятся частью национальной политики и служат источником национальной гордости.
Когда соблюдаются все эти 3 условия, результат взаимодействия разнородности и перераспределения вряд ли будет разрушительным.
Хотя необходимо заметить, что такой комплекс мер является очень "нацио-центрическим". Он расширяет права иммигрантов, следовательно, отражает явно мультикультурную модель национализма, в которой национальная идентичность снизошла (или "сузилась") до принятия этнической разнородности. Но это в равной степени очень нацио-центрическая форма муьтикультурализма, базирующегося на допуске больших национальных групп и структур.
Мы можем проследить это на примере Канады. В Канаде иммигранты могут на законной основе ожидать от государства помощи и предоставления им различных благ на основе мультикультурных программ, но предполагается, что они это делают "как канадцы". Они могут требовать мультикультурных прав и привилегий, обеспечиваемых канадским гражданством, но только "как канадцы". В таком случае иммигранты должны принимать и программы укрепляющие целостность нации, которые идут рука об руку с мультикультурными программами (изучение официального языка, натурализация, гражданское обучение и т.п.). Также они должны будут воспринять национальное самосознание, согласно которому мультикультурализм предстает в качестве особого достойного национального проекта. И действия тех иммигрантов, которые будут требовать признания и прав, при этом уклоняясь от политических программ, укрепляющих национальное единство, будут рассматриваться как оскорбительные.
На самом деле, такие случаи, когда меньшинства не следуют предписаниям и вместо этого настаивают на мультикультурализме, заявляя, что это их неотъемлемые права, которые должны осуществляться без учета того, являются они канадцами или нет, обычно являются исключениями из правил и очень редки. Возможно, по той причине, что большинство иммиграционных групп в Канаде аккуратно исполняют предписания и говорят, что у них нет других желаний кроме, как быть хорошими канадцами, так как они обязаны тому, что их национальная идентичность признается на правовом уровне.
При таких условиях, возможно, представляется неудивительным тот факт, что мультикультурализм не подрывает чувство национальной солидарности. Но заметьте, что это хорошее сочетание разнородности и солидарности зависит от сохранения национального гражданства. Только желание и готовность иммигрантов взять на себя обязательства и стать канадскими гражданами поддерживает обязательства общества осуществлять мультикультурные программы. И если бы не существовало ощутимой границы между гражданами и негражданами, не было бы оснований для их взаимных обязательств. Принятие канадского гражданства требует значительное количество времени, усилий и денег, которые иммигранты не тратили, если бы гражданство не приносило им ощутимые преимущества. И если бы иммигранты не предпринимали очевидных усилий, чтобы получить гражданство, сами канадцы (по рождению) не продолжали бы поддерживать и развивать мультикультурализм.
Конечно, это не означает, что между правами граждан и неграждан должна быть чисто условная разница. Многие права действительно должны предоставляться всем людям просто на основе их индивидуальных потребностей, независимо от их гражданства: например, уважение основных гражданских свобод, обеспечение медицинского обслуживания и образования. Некоторые права должны обеспечиваться на основе вкладов: например, если иммигранты вносят деньги в фонд по безработице, то они тоже могут рассчитывать при случае на получение пособия. Некоторые другие права должны предоставляться с учетом времени проживания в стране, независимо от наличия гражданства: например, давно проживающим должны гарантировать, что их не депортируют, даже если они не имеют возможности или желания принять гражданство.
Важность национальной солидарности говорит о том, что у государства есть обоснованный интерес в сохранении категории национального гражданства как средоточия определенных значительных прав таких, как право голоса, и обязанностей таких, как гражданская обязанность быть присяжным и обязанность нести военную службу. Также предполагается, что статус негражданина может быть определен законом таким образом, чтобы ускорять и облегчать процедуру принятия гражданства.
Одним словом, наши аргументы, касающиеся прав неграждан, не являются исчерпывающими. С одной стороны, полученные нами данные подвергают сомнению пессимистические заявления о существовании противоречия между разнородностью и солидарностью, они также должны косвенно поддерживать неграждан, создавая почву для более открытого принятия их требований. С другой стороны, полученные сведения не подвергают сомнению важность национальной солидарности. И наша собственная догадка состоит в том, что те страны, у которых хорошо получилось объединить разнородность и солидарность, смогли это осуществить благодаря связи иммиграции и мультикультурализма с продвижением национального гражданства. Если так оно и есть, то не надо отказываться от сохранения определенных прав и обязанностей только для граждан, как от пережитка националистической идеологии, которая отжила себя благодаря разнородности и мировой миграции. Скорее, именно сохранение такого рода прав поможет государствам справляться с этими новыми вызовами, которые ему бросают разнородность и иммиграция.
Исследователи, принявшие участие в создании этой работы:
Эндрю Алтман - профессор философии в государственном университете Джорджии и руководитель отдела этики в центре Джин Биэр Блуменфелд. Он специализируется на философии политики и права, а также прикладной этике. Он один из авторов работ «Критические правовые исследования: либеральная критика» (1993), второй редактор работы «Споры о праве : введение в философию права»(2000) и автор «Защита в пользу международного уголовного права» ( в сотрудничестве с Кристофером Хитом Веллманом , Этика, 2004)
Кит Бэнтин занимает должность профессора по исследованиям в сфере государственной политики в Квинском университете, Канада. Его исследования касаются программ государственной политики, особенно социальной политики. Он автор работ «Бедность, политические программы и политический курс: Британия в 1960 г.» (1979) и «Социальное государство и канадский федерализм» (1987). В своей последней работе он занимается исследованием этнической разнородности, мультикультурализма и социального государства.
Джеймс А. Голдстон – исполнительный директор Открытого инициативного общества справедливости и практических программ Института открытого общества, продвигающие реформы законодательства на основе прав, а также развитие правоспособности по всему миру. Как адвокат он занимает пост в Европейском правовом центре в Будапеште, в Организации безопасности и сотрудничества в дипломатической европейской миссии в Боснии-Герцеговине, офис прокурора южного округа Нью-Йорка и наблюдателя за исполнением прав человека. Будучи выпускником колледжа Колумбии и Гарвардской школы права, он написал много работ, посвященных правам человека и расовой дискриминации. Он занимается разработкой реформ права и отслеживает факты нарушение прав человека в более чем 30 странах Африки, Азии, Европы и Латинской Америки.
Девиш Капур является помощником профессора Мандал Лал Собти в сфере исследований современной Индии, а также является директором центра по исследованию Индии при университете Пенсильвании. Он автор работ «Мировой банк: в первой половине тысячелетия» (в сотрудничестве с Джоном П. Льюисом и Ричардом Веббом, 1997), «Дай нам самых лучших и талантливых: Мировая охота на таланты и ее влияние на развитие мира» (в сотрудничестве с Джоном МакХейлом, 2005) и «Общественные институты в Индии: устройство и функционирование» (под редакцией Пратапа Бхану Мехта, 2005).
Он имеет степень бакалавра по технологиям Бенаресского Индуисского Университета и степень магистра науки университета Миннесоты, оба в сфере химического инженеринга, а также степень доктора философии в сфере государственной политики Принстенского университета.
Уилл Кимлика занимает должность профессора политической философии в Квинском университете, Канада. Среди его книг «Мультикультурное гражданство: либеральная теория прав меньшинства» (1995), «Политика в сильных выражениях: национализм, мультикультурализм и гражданство» (2001), и книга, готовящаяся к выходу в свет, о роли международных сообществ в формировании отношений между меньшинствами и государством по всему миру.
Дэвид Любан является профессором права и философии при правовом центре университета Джорджтауна. Его последняя книга - «Этика права и человеческое достоинство» (выход ожидается), также он является автором статьи «Теория преступлений против человечности» (Йельский журнал международного права, 2004).
Перемещение культур: миграция, общество и сила мультикультурализма в истории[22].
Фина Вербнер
Введение
Во время своей работы в деревушке на Уэльской границе Рональд Франкенберг показал как культурные мероприятия, начиная от футбола и заканчивая карнавалом, провоцировали локальные конфликты. Данная статья призвана развить эту тему. В отличие от тех, кто критикует самоизоляционизм, автор статьи попытался проследить историю мигрантов из Пакистана и их поселений в Великобритании для того, чтобы доказать, что международная миграция породила два культурных парадокса. Первый заключается в том, что вместо того, чтобы пустить корни в новой стране, современные мигранты культурно и социально «замыкаются». Они формируют закрытые сообщества. Второй – в том, что в таких сообществах культура противоречива, открыта, изменчива и подвижна, но в то же время несет в себе огромную эмоциональную и моральную силу. Я полагаю, что это проистекает из того факта, что культура представляет собой ритуальный и социальный взаимообмен, посредниками в котором являются различные социальные акторы: церковные и светские, мужчины и женщины, старики и молодежь.
Таким образом, в отличие от критиков и защитников мультикультурализма как политической и философской теории социальной справедливости, заключительная часть этой статьи доказывает необходимость построения теории мультикультурализма, основываясь на историческом подходе. В этом аспекте, вместо того, чтобы быть просто либеральным или социалистическим универсальным философским принципом, многонациональное общество должно стать диалогичным, жизнеспособным, гибким политическим строем, установленным на основе всеобщего согласия. Борьба Британской Мусульманской диаспоры за признание в условиях локального расизма и мировых межнациональных конфликтов иллюстрирует этот процесс.
Перемещение культур
Переезд из страны в страну – это дезориентирующий опыт. В данной статье я рассмотрю перемещения на уровне международной миграции. Я намерен доказать, что такое перемещение порождает два культурных парадокса. Первый и, возможно, очевидный парадокс заключается в том, что вместо того, чтобы интегрироваться в другое общество, современные мигранты начинают обособляться в культурном и социальном смысле. На решение данного вопроса должна быть направлена социальная политика. Второй, более теоретизированный парадокс заключается в том, что в таких замкнутых сообществах культура, будучи открытой, изменчивой и подвижной, в то же время является мощным императивом. Но, в отличие от критиков и защитников мультикультурализма как политической и философской теории социальной справедливости, в третьей части своей статьи я попытаюсь доказать необходимость рассматривать такое явление, как мультикультурализм, через призму истории. В конечном счете, я полагаю, что гражданское общество XXI века, и даже более ранние его формы нельзя свести к универсалистским философским принципам (социалистическим или либеральным), это изменчивый и диалогичный, жизнеспособный и гибкий, установленный на договорной основе политический строй.
Несговорчивые и рисковые антропологи, которые изучают этничность и миграцию, на протяжении двух последних десятилетий были вынуждены отстаивать своё видение культуры. Исторически эта дисциплина использует эксперимент для изучения культуры, однако в настоящее время данная методика вызывает нарекания со стороны многочисленных неоколониалистов.
Культуру все больше воспринимают как фактор, искажающий результаты антропологических исследований. Такую критику в адрес культуры можно услышать от антропологов-постмодернистов, литературных критиков-деконструктивистов и постколониалистов, все они обвиняют антропологию в том, что она пытается материализовать культуру и общество[23].
С другой стороны, политики продолжают аппелировать к такой концепции, чтобы объяснить и найти решения проблем, связанных с иммигрантами и иммиграцией.
Это можно заметить в комментариях Г-на Дэвида Бланкетта, а затем и Министра Внутренних Дел Великобритании относительно беспорядков, устроенных мусульманами из Южной Азии в Олдхаме, Бредфорде и других городах на севере страны летом 2001 года. В неоднозначных высказываниях г-на Бланкетта содержались интереснейшие мысли касательно миграционной политики современной Великобритании. Беспорядки, какова бы ни была их причина, повлекли за собой порчу частной собственности, многие полицейские получили ранения. Разумеется, что покушение на частную собственность и на стражей порядка – святые британские ценности – не могло не вызвать жесткой политической реакции[24].
Это нашло отражение в комментариях г-на Бланкетта. Он также говорил о том, что некоторые идеи практически неискоренимы, однако большинство социологов, историков, антропологов и политиков могут их обходить. Конечно, я имею в виду идею равенства/общества/единства/общности, которая имеет огромное значение, как для простых англичан, так и для политиков.
Таким образом, хотя социологи нередко подвергают сомнению идею gemeinschaft, традиционного, однородного и закрытого территориально ограниченного общества, все же ее (идею) трудно искоренить из общественных представлений[25]. Общество остается зоной дружественных отношений, взаимной поддержки и домашнего уюта, как некоторое время назад иронично выразился Зигмунд Бауман (Бауман 2000)[26]. Сиванандан (директор Института Межрасовых отношений в Лондоне) напоминает о «ценностях и традициях», пришедших к нам в результате движения рабочего класса.
Лояльность, товарищество, благородство, ощущение себя частью целого и в то же время стремление к интернационализму, понимание того, что единства нужно добиваться снова и снова, и самое главное – способность сочувствовать – это то великое и простое, что делает нас людьми (Сиванандан, 1990: 51)
Согласно Руту Левитасу (профессор кафедры социологии в Бристольском университете), политическая программа Лейбористов, их выступления и интервью пронизаны коммунистическими высказываниями об обязанностях и ответственности членов общества (1998: 121). В противоположность таким моралистическим призывам, Рональд Франкенберг общность характеризуется интимностью разговоров («Pentre people (свои/члены общности) – это те, с кем и о ком болтают другие Pentre people. …им нет дела до чужаков (outsiders)») (Франкенберг 1957: 20-21); наличием закрытых внутренних конфликтов, разделения по половому признаку, религии, языка и классов; наличием кровно-родственных связей и отношений; и постоянным сремлением выявлять своих и чужих (Франкенберг 1957 и 1966). К 1953 году большинство «своих» работало вне сообщества, хотя оно продолжало существовать, силы жителей были брошены на рекреационную деятельности, в основном этим занимались женщины, оставшиеся в деревне, в то время как мужчины находились за ее пределами.
Я доказала – это подтверждается сложностью общественного устройства в деревне, которую изучал Франкенберг – что вместо отрицания существования общности, нужно начинать говорить о ее гетерогенности: ее идеологической, политической, культурной и социальной неоднородности с одной стороны и о разрастании ее (общности) границ – с другой (Вербнер, 2002).
Процессы глокализации общества вышли на первый план после событий 11 Сентября в Нью-Йорке, когда мусульмане и немусульмане договорились о совместных равноправных действиях в борьбе за мир.
Единство и сегрегация
Зная, что границы общества не постоянны, а изменчивы, а также, что общества взаимопроникают и накладываются одно на другое, как мы должны отнестись к отчету «Общественное единство» Министерства Внутренних Дел Великобритании о летних беспорядках на севере страны (Кантл 2001)? В нем говорится о высокой степени разобщенности между азиатами и белыми в местах учебы и проживания. Взрослые респонденты отмечали, что мало общаются с представителями других национальностей. Не экономическая депривация или расизм, не угроза со стороны расистских организаций, а отсутствие межэтнической интеракции было выделено в отчете как главная причина беспорядков. В итоге г-н Бланкетт посоветовал мигрантам из стран Азии «интегрироваться», адаптироваться к английскому гостеприимству, публично присягнуть на верность короне, учить английский язык, говорить на нем даже дома, и искать супругов для своих детей среди азиатских поселенцев в Великобритании, а не заграницей (Guardian, The Editor , Dec.15: 5).
Примечательно, что население городов Брэдфорд и Олдхам не было ни чисто азиатским, ни исключительно белым, в них жили и те и другие. Замкнутость внутри своего сообщества и культурная разобщенность различных этнических групп можно считать патологией. В первой рекомендации отчета говорилось о необходимости информировать поселенцев и коренных жителей об их правах и обязанностях (Кантл 2001: 46)[27]. В этой связи г-н Бланкетт раскритиковал межконтинентальные браки выходцев из Южной Азии: « Мы должны призывать женщин выходить замуж за тех, кто говорит на их языке – английском – кто воспитан в том же духе, что и они, и кто имеет схожее мировоззрение». (Neiyyar 2002:4). Делая ударение на необходимости общаться на английском, г-н Бланкетт имел в виду не возможность человека выбирать, он хотел подчеркнуть ценность и пользу локальных сообществ. Смысл его отеческого совета главам азиатских семей заключался в том, чтобы они принимали решение относительно судьбы своих детей с учетом интересов более широкого национального сообщества, во имя социальной интеграции. Сравнивая политическую корректность со смирительной рубашкой, г-н Бланкетт пытался доказать необходимость открытого диалога с азиатскими поселенцами (Blackstock 2002: front page). В то же время он всячески пытался показать, что он признает и уважает культурное разнообразие британского общества.
Из высказываний г-на Бланкетта, часто парадоксальных, можно было сделать вывод, что ситуация в Брэдфорде и Олдхаме – это симптом более серьезного и глубокого заболевания. Положение вещей в Олдхаме, так же, как и где бы то ни было в Великобритании, разумеется, намного более запутано и сложно, чем описывается в отчете, это подчеркивается в исследовании агентства «Лион», посвященном любительскому театру в Олдхаме (Lyon 1997). В центре исследования – пьеса «Чипсы и чапати». Актерский состав был мультинациональным и мультирасовым. Пьеса обращала внимание аудитории на разносторонность культурного опыта иммигранта в большом городе. Во время первых репетиций актеры из Бангладеш были против названия. Чапати, как они говорили, это пенджабское национальное блюдо, а не их. Таким образом, по их мнению, их культура была искажена. Они считали, что пьесу следовало бы назвать «Чипсы и рис», но, к сожалению или к счастью, было уже поздно – название пьесы можно было прочитать в программках фестиваля задолго до начала репетиций.
Кому-то из актеров показалось, что вместо чапати должен быть рис. Малейшие культурные особенности очень важны для носителей культуры. Когда мигранты обживаются в новой стране, они насаждают там свои культурные особенности не только потому, что это их традиции и культура, но еще и потому что, будучи активными посредниками, они тем самым вносят вклад в развитие своей культуры.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 719; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!