К гражданской плюралистической модели мультикультурного общества



Вопрос, может ли мультикультурное общество быть закреплено в форме гражданского плюрализма, должен обращаться к двум уровням. Во-первых, гражданская плюралистическая модель мультикультурного общества должна исследовать требования признания культурных различий в пределах общества. Это является фундаментальным требованием для мультикультурного общества, которое признаёт, что уважение к отдельным представителям также распространяет влияние на культуру и культурное сообщество, к которым они прикреплены. Тем не менее, также важно для гражданской плюралистической модели воспитывать сильное чувство единства и общей принадлежности среди граждан. Мы должны судить о модели мультикультурного общества, смотря на то, как хорошо она совмещает необходимость признания культурных различий, несмотря на их влияние на законность, и стабильность демократических культур. Парех обозначил эту проблему как очень важную для мультикультурного общества:

Так как иначе оно не может действовать как объединённое сообщество, способное принимать и осуществлять общественные решения, регулировать и разрешать конфликты. Парадоксально, как это может показаться, то, что чем больше и глубже разобщённость в обществе, тем больше сплочённости и единства оно требует, чтобы поддерживать себя и справляться с разобщённостью.

Я переключаю своё внимание сначала на то, эффективно ли гражданская плюралистическая модель согласовывает универсальные принципы с культурными различиями. Тогда как подтекст культурного права общества позволяет индивидууму выражать свои различные культурные особенности, здесь вопрос в том, может ли общая гражданская культура, закреплённая в общих политических ценностях, согласовывать различия. Хотя язык «общих ценностей» имеет очевидную просьбу в удовлетворении обще-коллективного желания единства, он, фактически, может оперировать с занижением разобщённости в мультикультурном обществе. Джереми Веббер, например, утверждал, что если страна будет определена исключительно тем, что люди имеют общего, то «характеристики, которые отдаляют сообщества меньшинств, будут задвинуты на край и станут, в лучшем случае, защищёнными аспектами личной жизни кого-либо, в худшем случае, скрытыми препятствиями на пути к национальному единству». Это затрагивает важную проблему в образовании мультикультурного общества в рамках комплексной гражданской культуры. Последняя, с одной стороны отличимая от широкой национальной культуры, может никогда не быть полностью освобождённой от своего культурного контекста. Все гражданские и демократические культуры врезаны в специфическую этнически-национальную историю; даже так называемые «гражданские» нации, такие как США и Франция, закрепляют свои ведущие принципы к частному наследию. В австралийском контексте было подчёркнуто, что идея общих гражданских ценностей «включает много больше, чем просто политические и легальные концепции, она подтверждает культурные ценности справедливости, которые австралийцы (несмотря на их этническое происхождение) должны разделять».

Поэтому образование мультикультурного общества в общей политической культуре эквивалентно форме «гражданской ассимиляции», чтобы помогать поддерживать более или менее крепкие национальные особенности. Оно признаёт разобщённость без обращения к культурной асимметрии в рамках существующих политических институтов. Такая оценка находит немного доверия в австралийской мультикультурной политике, которая подчёркивает, что мультикультурализм не включает изменения в политических институтах или особенностях Австралии. Например, национальная программа содержала заявление, что мультикультурализм не «означает, что мы должны разоружать или отказываться от наших институтов, чтобы начать всё снова. Наше британское наследие очень важно для нас. Оно помогает определить австралийца». В последнее время выражения мультикультурализма в официальных заявлениях правительства были отнесены к рубрике «австралийского мультикультурализма», которая предлагает зависимость разобщённости от понятия «Австралийность». Тогда можно сказать, что ограничения мультикультурализма требуют от граждан верности тому, что Кимлика определил как «общественная культура». Для многих известных сторонников мультикультурного общества это слишком высокая цена за политику различий. Может оказаться трудным развивать мультикультурное общество, если попытки не будут адресованы неотъемлемым культурным наклонам фундаментальных политических институтов, которые исключают граждан различного культурного происхождения. Более того, объединение монокультурной публичной сферы и мультикультурной частной сферы имеет тенденцию работать не в пользу последней, так как публичная сфера в каждом обществе наслаждается большими достоинствами и престижем.

Это создаёт важные проблемы, касающиеся гражданской плюралистической модели мультикультурного общества. Но они не обязательно означают, что мультикултурное общество не может образоваться в пределах обычной гражданской культуры. Они скорее предлагают, что мультикультурное общество невозможно, если обычная гражданская культура строгая и нечувствительная к изменениям. Теоретическая версия гражданского плюралистического мультикультурного общества должна отклоняться от типа мультикультурного общества, которое существует в Австралии и Канаде, которое настаивает на сохранении готовой гражданской культуры. Разграничение здесь должно быть проведено между формами гражданского плюрализма, которые помещают «закрытую» гражданскую культуру и формы гражданского плюрализма, включая «открытую» гражданскую культуру. Мультикультурное общество может лишь полностью признавать культурные различия в рамках «открытой» гражданской плюралистической модели, где обычная гражданская культура подвержена исследованию и предмету повторной интерпретации. Как утверждал Дэвидсон, мультикультурное общество требует повторно интерпретировать национальные коммунистические мифы и прислушиваться к «мнению мигрантов». Это значит смешение легального, политического и этического мнений мультикультурных граждан в публичную сферу. Только тогда возможна обычная гражданская культура, созданная взаимодействием между различными культурными группами в рамках общественного строя, где различные партии учатся на своих ценностях и трансформируют их. В действительности, это призывает «доминантные» культурные группы «изучать принципы так называемых меньшинств».

Но может ли такая общая гражданская культура обеспечить основу для нового восприятия принадлежности в пределах мультикультурных обществ? Идея открытой гражданской культуры, которая принимает и не только допускает различия, но и многочисленными способами обеспечивает основу для более широкой формы политических особенностей. Тогда как особенности политического сообщества определяются скорее в политических, чем в этнокультурных условиях, гражданская плюралистическая модель не исключает граждан различного культурного происхождения в отличие от традиционных национальных особенностей. Более того, принятие различий в рамках общей открытой гражданской культуры позволяет членам мультикультурного общества, как гражданам, сохранять различные особенности. Граждане могут принадлежать различным группам, например, этническим, культурным или религиозным, но в то же время они принадлежат общественному строю.

Может быть также предложено, что открытая гражданская плюралистическая модель может обеспечить новое восприятие принадлежности в виде «парадоксально нового универсального, где преодоление различий становится национальной сущностью». Открытая гражданская культура может питать чувство единства и солидарности, жалуя граждан членством «совещательной демократии», требуя компетенции в межкультурных диалогах. Конечно же мультикультурное общество требует от граждан размышления над вопросами различий, которые, как социальный процесс, отличаются от других видов коммуникации. Оно требует быть ответственным за изменение чьих-то суждений, предпочтений и отношений в процессе взаимодействий. Такое размышление подкрепляется, как сказал Джурген Хабермас , «разговорной этикой», где участники беседы размышляют над приемлемостью предложенного действия, которое коснётся всех, кто будет вовлечён в это. Этот вид «коммуникативного акта» предполагает логику «рациональной коммуникации», цель которой – достижение чувства взаимного понимания и признания. Коммуникативные акты размышления можно сравнить со «стратегическим действием», где действующее лицо будет пытаться «повлиять на поведение другого, применяя угрозу санкциями или выгоду удовлетворения с тем, чтобы продолжить взаимодействие, как первое действующее лицо того желает».

Существуют две формы, согласно которым можно превратить мультикультурное размышление в институт в общественном строе. На первом месте общественные институты государства как законодательные учреждения и судейская корпорация должны действовать в качестве средств обобщённого политического размышления. Например, законодательные учреждения осуществляют превращённые в институт процедуры для демократического, а следовательно и потенциально мультикультурного размышления. В итоге процесс издания законов, в строгом смысле, должен включать законодателей, действующих в погоне за общественным интересом, принимая во внимание ценности и нормы, которые граждане должны благоразумно поддерживать. Парламентарные процедуры оппозиций, споров, допросов и расследований также включают совещательную рациональность, оказывая давление на почву, на которой большинство партий хочет властвовать, чтобы быть исследованным, оспариваемым, проверенным и переоценённым.

Следует заметить, некоторые теоретики спорят, что совещательную способность общественных институтов можно с большей готовностью расположить скорее в рамках судов, чем законодательных учреждений. Например, Джон Роулс в своей концепции политического либерализма утверждает, что суды – экземпляры совещательных способностей общественного строя, так как они являются единственной ветвью правительства, которая принимает свои решения только на основе «общественного разума» (как говорится в конституционных принципах). Работая таким образом, суды действуют как защита для гражданских и политических прав, от которых зависит размышление, не давая им «быть размытыми законодательством отдельного большинства» или «организованными и хорошо расположенными широкими интересами, искусными в достижении своего».

Конечно, существуют ограничения интеграции мультикультурного размышления в наши общественные институты. Законодательным учреждениям может не удаться действовать согласно их совещательному потенциалу. Можно поспорить, что, среди всего прочего, реальность стратегических политических суждений свидетельствует против интеграции совещательных привычек в наш парламент. В то же время суды подобным образом несовершенные совещательные органы. Например, обращаясь к закону и размышляя над конституционными случаями и традициями и конституционно важными историческими материалами, они, фактически, могут гарантировать тип культурного предубеждения, к которому мультикультурное общество пытается обратиться. Всё это напоминает нам, как наши общественные институты не могут действовать, как единственное или даже первичное место размышлений. В самом деле, мультикультурное размышление должно найти предков не только в пределах законодательных структур политического сообщества, но и более фундаментально в рамках обыденности граждан. Мультикультурное общество – близкий родственник модели ассоциативной демократии, которая была защищена увеличивающимися голосами в недавние годы, так как она определённо нуждается быть образованной в рамках тех разговоров и взаимодействий в гражданском обществе, которые руководят нашим пониманием мира. Мультикультурная дискуссия требует, как утверждал Бенхабиб, «публичную сферу взаимно блокирующих и перекрывающих сетей и ассоциаций дискуссий, полемики и аргументации».

Здесь должно быть проведено разграничение между либеральными концепциями Роулса о совещательной демократии и более всесторонними формами, предложенными вкусами Джургена Хабермаса и Сейлы Бенхабиб. Модель совещательной демократии Роулса предлагает, что является в лучшем случае искажённой концепцией дискуссий. В первом примере политический либерализм Роулса ограничивает дискуссии в вопросах, касающихся «конституционных элементов» и «проблем основной справедливости» - а именно в вопросах, касающихся фундаментальных принципов, которые устанавливают структуры правительства и политического процесса, основные права и свободы, как то право голоса и свобода ассоциаций. Более того, дискуссии понимаются не столько в условиях процесса мышления среди граждан, а скорее в условиях внутреннего диалога с воображаемыми собеседниками. В добавление отвечу, что для Роулса социальные пространства, в пределах которых существует общественный разум, строго ограничены:

Эти ограничения не относятся к нашим личным мыслям по поводу политических вопросов или к рассуждениям о них членами таких ассоциаций, как церкви и университеты, которые являются жизненно важной частью культурного происхождения.

Так строго разделяя «культурное происхождение» и общественную политическую культуру, тем не менее, модель Роулса выдвигает вопросы, относящиеся к культуре, в частную сферу, отдаляя от общественного мнения. Другими словами, это поддерживает идею монокультурного общественного государства. Это смертельный удар по мультикультурному обществу, которое требует общественного распространения культурных диалогов и переговоров. Если суждено-таки существовать мультикультурной совещательной демократии, она не может поддерживаться общественным мнением Роулса; она нуждается, как сказала Бенхабиб, в «двухдорожечном» подходе к рассуждению, вкладывая мультикультурные диалоги как в официальную общественную сферу, так и в гражданское общество.

Вопрос остаётся в том, обеспечивает ли общее членство мультикультурной совещательной демократии для гражданина достаточную основу для принадлежности. Определение политической принадлежности в условиях гражданской особенности может недооценить мотивационные условия демократической власти, в частности необходимость для граждан отождествить себя со своим обществом. Например, отвечая на призыв Дональда Хорна к «новой гражданской вере», чтобы заменить австралийские национальные особенности, Джон Хёрст утверждал, что гражданские особенности – это «холодная и интеллектуальная формула», которая не отвечает «нужде человека в тепле и принадлежности». Согласно Хёрсту, Австралия должна быть сплочена «бытием австралийцем; празднованием, нахождением, критикой и переоценкой нашего австралийского наследия, всеми теми вещами, которые определили и до сих пор определяют, что же всё-таки значит быть австралийцем и жить в этой стране». Другие критики мультикультурного общества в Австралии предложили, что гражданские особенности склоняются к «выдолбленному понятию общества» и отвергают важную роль «англо-кельтской центральной культуры», обеспечивая чувство социального единства и «эффективного связующего цемента» для граждан. Правда, что ограничение мультикультурного общества в условиях открытой гражданской культуры не делает особое ударение на общей истории, ценностях и традициях определённого «народа» - и в этом отношении может не обеспечить такое же «искреннее» чувство взаимных обязательств, которые национальные особенности со своей культурной силой способны предложить.

Тем не менее, будет неправильным думать, что мультикультурное общество обязательно должно отличаться от социального и политического единства. Преодоление различий в рамках открытой гражданской плюралистической модели общества может, в сущности, предложить новый способ достижения единства. Как заключил Джереми Веббер, мы даём характеристику нашему общественному строю, не потому что мы разделяем одни и те же ценности, а потому что мы оцениваем определённый характер его дискуссий:

Страны всегда содержат большую разобщённость. Даже самые стойкие и внешне кажущиеся унифицированными производят энергичные дискуссии по поводу своей сути. Фактически, общества, которые кажутся имеющими чистейший «национальный характер» часто определяются скорее по своим недостаткам, чем достоинствам.

Веббер очень ярко выделяет, что политическое единство не должно выражаться только через объединённую национальную культуру или общие фундаментальные ценности. Это нечто, что также понимается в условиях общего вклада в общественные споры в пределах политического сообщества. Гражданская плюралистическая модель мультикультурного общества усовершенствует лишь этот вид вклада и чувство принадлежности, открывая общественную сферу межкультурному диалогу и обсуждению. Это включает больше чем просто поверхностное чувство принадлежности, так как вклад гражданина в общественные споры включает видение сообщества, в котором дискуссии существуют. По прошествии времени этот вклад в диалог скорее всего приведёт к распределению перспектив, отношений и даже ответов на общественные вопросы. Гражданская культура «воспитывает чувство принадлежности среди граждан и обеспечивает общий язык и комплекс совпадающих ценностей, вырастающих и поддерживаемых диалогом между ними». Следовательно, открытая гражданская культура обеспечивает достаточную основу для новой формы политической принадлежности, разрешая более экспансивную форму политического союза, воспитанного разобщённостью и обсуждениями.

Заключение

Данная статья выявила очевидную брешь между теорией и практикой мультикультурного общества. В то время как теоретические дискуссии по поводу мультикультурного общества сфокусированы преимущественно на понятиях прав меньшинств, политика мультикультурного общества в Австралии и Канаде придаёт особое значение мультикультурализму, как части универсальных прав и обязанностей граждан, что я назвал «гражданский плюралистический» мультикультурализм. Я попытался ответить на вопрос, может ли такая форма мультикультурализма, образованная в общей гражданской культуре, сформировать основу для новой модели мультикультурного общества. Такая модель будет обязана не просто признавать в достаточной мере культурные различия, но и также обеспечить новую форму политической принадлежности. В этой статье я предположил, что гражданская плюралистическая модель мультикультурализма способна обеспечить основание новой теории мультикультурного общества. Можно образовать мультикультурное общество в общей гражданской культуре, хотя последняя должна подвергнуться критическому коллективному размышлению и повторному исследованию. Мультикультурное общество невозможно, если политические институты поддерживают «центральную» общественную культуру, которая давит на разобщённые культурные группы, чтобы ассимилировать в доминантные нормы. Вместо этого она требует, чтобы мультикультурные общества были готовы поддерживать изменения в своих политических институтах и особенностях. В этом смысле обычная гражданская культура, возможно, должна пониматься не в условиях лояльности к общим политическим ценностям, а, скорее, в условиях характера общественных споров в рамках определённого политического сообщества. Мультикультурное общество предлагает новую основу политической принадлежности, основанной на общем опыте граждан в преодолении разногласий. Граждане в гражданской плюралистической модели мультикультурного общества таким образом объединяются общими взглядами на диалог в рамках общественного строя – на «национальное общение» со всеми своими уникальными и различными особенностями.

Всё, что, казалось бы нужно, - это форма совещательной демократии. Мультикультурное общество призывает граждан размышлять над вопросами разногласий, а такое размышление, в свою очередь, должно найти выражение в институтах правительства и ассоциациях гражданского общества. Здесь должно происходить сбалансированное действие. Мультикультурное общество призывает к подходу «двойная тропинка» к размышлению, в котором размышление происходит в общественной сфере в рамках гражданского общества, хотя и поддерживается нормами либеральной демократии. Но и здесь есть свои трудности. Понятие подхода «двойная тропинка» к мультикультурному размышлению может запросто быть преданным подтверждению либерального демократического статуса кво. К тому же мультикультурное общество было бы невозможно в таких условиях. Как далеко это умение дискутировать должно распространяться лежит в самом сердце вопроса мультикультурного общества: достаточно ли для мультикультурного общества настаивать на простом умении дискутировать в рамках общественных институтов, или должно ли оно требовать от них полного переосмысления и преобразования? Ответ лежит где-то между, но что именно он ставит некоторые сложные вопросы.

Благодарность

Автор выражает признательность Д. Бреннану, Г. Заппале и Д. Леопольду за полезные комментарии к наброскам данной статьи, а также ещё некоторым людям за их ценные рекомендации.  

Миграционные процессы

 


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 381; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!