Перечень основных эмпирических характеристик 25 страница
158
г. е. обмен информацией между разными субъектами, или, ина-
че, именно потому, что человек - субъект речевой информации-
одновременно является и ее носителем, и ее источником для
другого субъекта, речь представляет ту единственную форму
деятельности, по всему замкнутому контуру регулирования ко-
торой циркулируют сигналы. Сигналы здесь воздействуют на
рецепторный вход, перекодируются в различные нервные
и нервно-психические сигнальные структуры внутри индивида
и затем в двигательные сигнальные структуры на исполнитель-
ном выходе. По сравнению с другими моторными эффектами
рефлекторных актов речедвигательные акты являются эффек-
тами информационными, а не энергетическими или веществен-
ными, т. е. они производят сигналы, а не энергию и не <вещи>.
По сравнению же с другими информационными эффектами,
формирующими предметно-образные пространственно-временные
психические структуры, которые задаются объектом и его же
отображают, а субъектом чувственно не воспринимаются, рече-
вые действия совершаются самим субъектом и им же, как
и другими партнерами общения, непосредственно чувственно
воспринимаются кинестетически, акустически или оптически.
Поэтому речевое действие, в отличие от рефлекторных эффек-
тов, реализующих психическое отражение, прямо включается
в содержание последнего и на этой основе может сознательно
|
|
|
строиться самим субъектом, т. е. является произвольно управ-
ляемым.
Что касается операндных символических компонентов языка
речевых сигналов, которые являются кодами объектов отобра-
жения и преобразования (а не действий самого субъекта), то
в силу максимальной редуцированности их предметной струк-
туры и вытекающей отсюда их минимальной инвариантности,
определяемой лишь общими условиями изоморфизма по отно-
шению к источникам, они обладают высокой степенью вариа-
тивности в рамках наиболее общего инварианта. И именно в си-
лу высокой вариативности и взаимозаменяемости, допускаемых
данной универсальной формой изоморфизма, операндные ком-
поненты, которые к тому же непосредственно воспринимаются,
так же поддаются произвольной регуляции, как и компоненты
операционные. Эта произвольная управляемость динамикой не
только операторных, но и символических операндных компо-
нентов мышления отчетливо представлена возможностью выра-
зить в речи одно и то же отображаемое мыслью отношение
разными, преднамеренно изменяемыми и свободно корректи-
руемыми речевыми формами.
С другой же стороны, поскольку онерандные компоненты,
кодируя объекты мысли, в меру своей инвариантности не зави-
|
|
|
сят от субъекта, в динамику взаимосвязей символически пред-
метных компонентов мысли (т. е. слов и словосочетаний,
имеющих прямое предметное значение) могут вклиниваться
159
и элементы непроизвольно-ассоцпативно-автоматического регули-
рования. Аналогичным образом, динамика течения и преобразо-
вания симультанно-пространственных изобразительных операн-
дов мысли, поскольку она включает в себя операционные компо-
ненты, реализующие эти преобразования, допускает существен-
ные элементы произвольной целенаправленной регуляции. Однако
в целом и в среднем произвольная управляемость теснее и не-
посредственнее связана с операционным, а непроизвольная регу-
ляция-с операндным составом мыслительного процесса.
В свою очередь, само сочетание операционных и операпдных
элементов процесса, как было в самых общих чертах показано
выше, вытекает из соотношения обоих информационных языков.
Свойство обратимости мыслительных операций, как было
показано при эмпирическом описании, составляет одну из са-
мых фундаментальных характеристик мыслительного процесса.
Вопрос о природе тех закономерностей организации мышления,
|
|
|
из которых вытекает это свойство, является особенно остро
принципиальным в силу органической взаимосвязи обратимо-
сти с инвариантностью. При этом если под инвариантностью
понимать просто сохранение операндов мышления в процессе
совершения операций в прямом и обратном направлении, т. е,
возможность проверить прямую операцию обратной, придя
в результате к совпадению начала и конца, или, иначе, если
иметь дело с инвариантностью операндов мысли, абстрагиро-
ванной от ее адекватности объекту, т. е. от инвариантности
воспроизведения соответствующих свойств последнего, то отно-
шения обратимости и инвариантности становятся симметричны-
ми и вопрос этот теряет свою гносеологическую остроту.
Если же под инвариантностью понимать не просто неизмен-
ность исходных операндов по отношению к операциям прямого
и обратного преобразования проблемной ситуации, а именно
адекватное воспроизведение в операндах мысли соответствую-
щих свойств ее объектов, то тогда оказывается, что за соотно-
шением обратимости и инвариантности скрывается встрейший
гносеологический вопрос о соотношении субъективных и объек-
тивных компонентов мысли. Именно поэтому Ж. Пиаже, как-
известно, придает свойству обратимости мыслительных опера-
|
|
|
ций решающее значение.
Специфика операндов мысли именно как психических обра-
зований заключается в том, что, будучи состоянием носителя
психики, или субъекта, они в их итоговых характеристиках тем
не менее формулируются в терминах свойств ее объектов.й/
Что же касается мыслительных операций, то, поскольку они,
как и всякие другие действия, совершаются самим субъектом,
их характеристики поддаются формулированию в терминах
внутренних состояний носителя психики. Поэтому вопрос о том,
27 См.: Веккер Л. М. Психические процессы, т. 1, ч. 1, гл. I.
160
где лежит исходная детерминанта соотношения обратимости
с инвариантностью, с какой из этих двух характеристик она
связана, есть вместе с тем и вопрос о соотношении объектив-
ных п субъективных компонентов мысли, за которым, в свою
очередь, скрыто основное проблемное ядро традиционной гно-
сеологической альтернативы. Если источником инвариантности
мыслительного отображения является обратимость мыслитель-
ных операций, которая тем самым становится независимой пе-
ременной и исходной детерминантой, то объективные компо-
ненты ее операндов по необходимости становятся производны-
ми от субъективных, и тем самым выход к объекту, к тому, что
происходит <на самом деле>, к <вещи в себе>, оказывается
закрытым. Совершенно не случайно поэтому Д. Флейвелл
упрекает Ж. Пиаже (считающего, по крайней мере для высших
форм мышления, обратимость не индикатором, а именно детер-
минантой инвариантности) в возврате к кантовскому априо-
ризму.28
Уже в эмпирическом описании было показано, что обрати-
мость мыслительных операций связана не только с оператор-
ным, но и с операндным их составом. Те проявления обратимо-
сти, которые определяются собственно операторным составом
и вытекают непосредственно из наличия обратных операций
(анализ-синтез, уподобление-различение и т. д.), выража-
ются в возможности продвижения вдоль последовательности
фаз мыслительного, процесса от задачи к ее решению, от нача-
ла к концу и, наоборот, от конца к началу. Те же проявления
обратимости, которые детерминируются особенностями опе-
рандного состава и вытекают из наличия операндов различной
структуры, выражаются в том, что и на обоих полюсах процес-
са, и на каждой из его промежуточных фаз, т. е. на каждом
отдельном отрезке их последовательной динамики, есть своя,
здесь уже не продольная, а поперечная обратимость. На полю-
сах процесса мера его поперечной обратимости, как было пока-
зано, определяет его <старт>- и <стоп>-сигналы. На промежу-
точных же фазах процесса форма и мера этой вертикально-осе-
вой обратимости создают структурные эквиваленты, лежащие,
по-видимому, в основе оценки вероятностей выдвигаемых и про-
веряемых вариантов гипотез.
Уже при теоретическом анализе фазовой динамики мысли-
тельного процесса было в первом приближении показано, что
поперечная обратимость, имеющаяся на каждом отдельном
отрезке последовательности фаз, вытекает из того, что операн-
ды мышления заданы не только на символическом языке рече-
вых кодов, но и на языке симультанно-пространственных пред-
метных психических структур, представляющих частные формы
сигналов-кодов.
161
Обращение перевода с одного из этих двух языков (в обще-
кибернетическом смысле последнего понятия) на другой и со-
здает эту форму поперечной вертикально-осевой обратимости.
Но мысль - результат процесса межъязыкового перевода -
в соответствии с рассматриваемой общей закономерностью
ее организации представляет собой психически отраженное
отношение как инвариант такого перевода. И здесь анализ
вплотную подходит к вопросу о соотношении обратимости
и инвариантности. В этом пункте движение по спирали позна-
вательных психических структур возвращается к более общей
проблеме соотношения структурных и операционных характе-
ристик психических процессов, поставленной в последней главе
первого тома этой монографии в рамках проблемы образов-
сенсорных, перцептивных и вторичных, а здесь естественно
включающейся в контекст проблемы специфической организа-
ции мыслительных процессов.
Символический язык речевых кодов, входящий в межъязы-
ковой перевод, представляя форму организации сигналов, отве-
чающую только структуре временной последовательности,
содержит лишь необходимый минимум инвариантности воспро-
изведения объектов мысли.29 Предметные структуры симуль-
танно-пространственных гештальтов, содержащие элементы
воспроизведения модальности и интенсивности, здесь предельно
редуцированы. Поэтому символический язык собственными
информационными ресурсами не может обеспечить достаточ-
ную для объяснения реальной психологической динамики мыш-
ления его предметную адекватность и инвариантность воспро-
изведения конкретных свойств объектов мысли. И тогда для
объяснения инвариантности такого формализованного мышле-
ния, абстрагированного от первого из его языков и односто-
ронне трактуемого лишь как операции с символами, практиче-
ски не остается никакой другой возможности, кроме апелляции
к обратимости самого по себе операционного состава процес-
са, обусловленной наличием противоположных партнеров в па-
рах мыслительных операций. Тем самым инвариантность ока-
зывается производной по отношению к обратимости операций
и отсюда в конечном счете свойства познаваемого объекта -
производными по отношению к структуре действий познающего
субъекта.
Неадекватность такого решения определяется не только фи-
лософско-методологическими, но и конкретно-научными психо-
логическими основаниями: необъяснимыми становятся и сама
структура ансамблей умственных операций, и организация ее
реальных операндов, включающих не только символы, но
29 См.: Веккер Л. М. Психические процессы, т. 1, ч. 1, гл. IV.
162
и предметные гештальты, и, наконец, свойства тех объектов,
которые стоят за символами и за предметными гештальтами
п ими воспроизводятся с той или иной мерой инвариантности.
После немецкой классической философии Фихте, Шеллинга
и Гегеля и после итогов развития мировой интроспекционист-
ской психологии, так или иначе базирующейся на концепции
непосредственной данности психического, фиаско хода конкрет-
но-научной дедукции в направлении от субъекта к объекту не
нуждается в доказательствах.
Однако в соответствии с рассматриваемой общей законо-
мерностью организации мышления его необходимым участни-
ком является первый, точнее, первосигнальный язык-язык си-
мультанно-пространственных предметных психических структур.
Как было показано в ходе теоретического поиска общей зако-
номерности организации мыслительного процесса, структура
обоих его языковучастников находится в рамках иерархиче-
ской стратиграфии форм пространственно-временного изомор-
физма, но относится к разным ее ветвям. Символически-опера-
торный язык речевых сигналов, представляя собой психиче-
скую форму одномерных кодов, воспроизводящих топологиче-
ские и метрические характеристики времени, относится к ветви
шкалы, в которой сигналы имеют развернутую во времени
сукцессивную линейную структуру. Язык же предметных
изобразительных гештальтов, воспроизводящих симультанно-
пространственную структуру фона и фигур внешних объектов,
относится к пространственной ветви иерархии уровней про-
странственно-временного изоморфизма, в которой также скрыта
временная последовательность, преобразованная здесь, однако,
в пространственную одновременность предметных структур.
Если одномерная последовательность речевых кодов заклю-
чает в себе минимальную меру и форму инвариантности по
отношению к символически обозначаемым объектам мысли,
то язык симультанных пространственно-предметных психиче-
ских изображений обладает потенциальными возможностями,
позволяющими пройти через все уровни пространственной ветви
иерархии форм пространственного изоморфизма и довести эту
инвариантность до конгруэнтности по отношению к целостно-
вещной структуре объектов мысли. Именно поэтому реализуе-
мый в процессе мышления обратимый перевод с временного
языка речевых символов на язык симультанно-пространствен-
ных предметных изображений снимает огромное число степеней
свободы, содержащихся в символической форме одномерных
инвариантов, и тем самым обеспечивает гораздо более высокие
меру и форму инвариантности воспроизведения конкретно-
предметных структур объектов мысли. И тогда обратимость
перевода с одного из языков мышления на другой оказывается
не источником, а индикатором инвариантности, содержащим
в себе показания о ее мере и форме. Сама же эта инвариант-
163
ность, привнесенная языком предметных симультанных струк-
тур дополнительно к минимальной инвариантности символиче-
ского языка речевых сигналов, оказывается не просто выраже-
нием неизменности стандартных операндов в ходе оперирования
и не следствием обратимости операций, а, наоборот, ее объ-
ективным источником и причиной.
В области психических структур, относящихся к фигура-
тивному языку пространственно-предметных изображений
(сенсорно-перцептивных образов), инвариантность воспроизве-
дения свойств объекта обеспечивается психофизиологическим
механизмом непосредственного взаимодействия аппарата изо-
бражения с отображаемым стимулом, прямое воздействие кото-
рого жестко детерминирует определенные меру и форму
инвариантности образа по отношению к его объекту. В мышле-
нии же в силу его опосредствованного характера такая непо-
средственная предметная стимуляция может отсутствовать.
Поэтому инвариантность воспроизведения свойств и отношений
объектов мысли, не вынуждаемая, не поддерживаемая и прямо
не корректируемая непосредственным контактом с предметами-
раздражителями, с необходимостью требует внутренних опор-
но-информационных средств, возмещающих отсутствие жестко-
го <упора> в объект-раздражитель и конденсирующих в своих
интериоризованных структурах те допустимые границы диапа-
зона колебаний меры и формы инвариантности, которые остав-
ляют этот диапазон возможных вариаций в пределах психиче-
ской нормы. Иначе говоря, здесь необходимы информационные
механизмы, четко отграничивающие естественные формы вариа-
тивности в рамках определенных уровней инвариантного отра-
жения от патологических конструкций, в которых болезнью
сняты необходимые для <здоровья> мысли ограничения степе-
ней свободы (превращающихся за пределами нормального диа-
пазона в <степени произвола>, жестко детерминируемые уже
не отображаемой реальностью, а давлением мотивационной
и эмоциональной сферы).
Роль такого информационного механизма, удерживающего
процесс мышления в рамках допустимых вариаций уровня
инвариантности, играет, по-видимому, обратимый перевод
с одного из рассмотренных языков мышления на другой. Нали-
чие двух языков обеспечивает процесс на обоих полюсах пере-
вода <жесткими упорами>, воплощенными в сигналах отклоне-
ния от инвариантности перевода с одного языка на другой.
Поскольку один из этих двух языков несет в себе иерархию
форм симультанно-пространственных предметных инвариантов,
относящихся к разным уровням обобщенности, эта предметная
инвариантность и диапазоны допустимых ее изменений в гра-
ницах нормы оказываются изнутри включенными в мысль как
инвариант обратимого межъязыкового перевода. Это и опре-
деляет такое соотношение обратимости с инвариантностью ото-
164
бражения, в котором исходная детерминанта воплощена в инва-
риантности, а обратимость, будучи важнейшей характеристи-
кой мыслительного процесса, является все же не исходным,
а производным его свойством, представляющим следствие, вы-
ражение и индикатор меры и формы инвариантности. Если бы
не существовало конкретно-научных эмпирических свидетельств
в пользу именно такого соотношения обратимости и инвариант-
ности и инвариантность поддавалась бы объяснению лишь как
следствие обратимости, т. е. в конечном счете изнутри струк-
туры самих по себе действий субъекта, то пришлось бы при-
знать, вслед за Л. Витгенштейном и другими. представителями
логико-лингвистического позитивизма, что языковые операции
не воспроизводят, т. е. не реконструируют, а конструируют
объекты мысли.
Свойство обратимости является последней характеристикой
третьей подгруппы эмпирического перечня, относящейся -к ди-
намике мышления как процесса, структурной единицей и резуль-
тативным завершением которого является отдельная мысль.
Рассмотренное выше соотношение обратимости и инвариант-
ности в динамике мыслительного процесса непосредственно
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 137; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!