Закона межличностных отношений

Я много раз спрашивал себя, как наши знания в сфере пси­хотерапии применимы к человеческим взаимоотношени­ям в целом. В течение последних лет я очень много думал над данной проблемой и пытался разработать теорию меж­личностных отношений как часть обширной теоретичес­кой структуры клиент-центрированной терапии (1, ч. 4). Данная работа пытается несколько иначе взглянуть на один из аспектов этой теории. Здесь предпринята попытка рас­смотреть глубинные, лежащие в основе всех человеческих взаимоотношений закономерности, которые обуславлива­ют либо развитие, обогащение, открытость и рост обоих участников, либо блокировку психологического развития и усиление защитных механизмов обоих сторон.

 

Концепция конгруэнтности

Фундамент, на котором построено мое рассуждение, -понятие «конгруэнтности». Это понятие было разработа­но с целью обобщить группу важных для терапии и для всех межличностных взаимодействий феноменов. Я бы хотел попытаться дать ему определение. Конгруэнтность явля­ется термином, который мы используем для обозначения точного совпадения переживания и сознания. В дальней­шем его можно распространить на совпадение пережива­ния, сознания и общения. Наверное, лучший пример — это младенец. Если он ощущает голод на физиологическом уровне, то в его сознании отражается это переживание, и это совпадает с его коммуникацией. Он испытывает голод и дискомфорт, и это верно на всех уровнях. В данный мо­мент он интегрирован со своим чувством голода. С другой стороны, если он сыт, то это содержание его опыта тоже целиком конгруэнтно как на уровне переживания, созна­ния, так и на уровне коммуникации. Он всегда является единым существом, рассматриваем ли мы его на физиоло­гическом уровне, на уровне сознания или на уровне ком­муникации. Вероятно, причина, по которой многие люди отзывчивы по отношению к младенцам, заключается в том, что младенцы абсолютно искренни, целостны и конгруэн­тны. Если младенец выражает свою симпатию или негодо­вание, удовлетворение или страх, то мы не сомневаемся, что он действительно испытывает это. Он искренен в сво­ем страхе, любви, голоде или в чем-либо еще.

За примером неконгруэнтности нам надо обратиться к кому-нибудь, кто находится далеко от младенческой стадии. Возьмем следующий пример: человек, который испытывает гнев, вовлекаясь в спор. Его лицо пылает, его интонации яростны, он машет руками и повышает голос на оппонента. А когда его знакомый говорит: «Ну, ладно, не злись», — он с очевидной откровенностью и удивле­нием отвечает: «Я не злюсь! Я вообще спокоен! Я просто указываю на логические факты». За этим следует взрыв смеха других членов группы.

Что же здесь произошло? Кажется, ясно, что на физи­ологическом уровне он переживает злость. Но это не со­впадает с его сознанием. Сознательно он не испытывает злости и не сообщает о ней (так как не осознает). Суще­ствует реальная неконгруэнтность между переживанием и сознанием, между переживанием и общением.

Еще надо отметить то, что его коммуникация двусмыс­ленная и неясная. В словах передаются логические фак­ты. А в интонации и сопровождающих их жестах привно­сится сообщение: «Я злюсь на тебя». Я уверен, что эта дву­смысленность или противоречивость коммуникации при­сутствует всегда, когда человек в определенный момент времени неконгруэнтно пытается установить коммуника­цию.

Другой аспект концепции неконгруэнтности можно проиллюстрировать следующим примером. Сам человек не может безупречно судить о степени своей конгруэнт­ности. Смех группы демонстрирует общее мнение, что человек испытывает злобу, даже если он считает иначе. Однако для его собственного сознания это неправда. Дру­гими словами, оказывается, что человек не может в дан­ный момент оценить степень своей конгруэнтности. Мы можем научиться успешно измерять ее, принимая во вни­мание точку зрения других людей. Мы многое можем уз­нать о неконгруэнтности из тех случаев, когда индивид признает собственную неконгруэнтность в прошлом. Та­ким образом, окажись человек, о котором шла речь в на­шем примере, на терапии, то в ситуации принимающих безопасных отношений он мог бы оглянуться на это про­исшествие и сказать: «Сейчас я понимаю, что был очень зол на него, даже если я думал иначе». Мы говорим, что он признал, что тогда его защитные механизмы помеша­ли осознанию злости.

Еще один пример опишет другой аспект неконгруэнт­ности. Миссис Браун, сдерживая зевоту и поглядывая на часы, уходя, сказала хозяйке: «Мне так понравилось у вас. Вечеринка была восхитительной». Здесь неконгруэнт­ность находится не между переживанием и сознанием. Миссис Браун хорошо осознает, что ей скучно. Неконг­руэнтность имеет место между сознанием и коммуника­цией. Надо отметить, что при неконгруэнтности пережи­вания и сознания обычно говорится о защитных механиз­мах или отрицании в сознании. Когда неконгруэнтностъ имеет место между сознанием и коммуникацией, то мы расцениваем это как фальшь или ложь.

Понятие конгруэнтности имеет не совсем очевидное, но важное следствие. Скажем так: если человек в данный момент абсолютно конгруэнтен, если его актуальный физиологический опыт точно представлен в сознании, тогда содержание его сообщений никогда не будет повер­хностным. Если человек конгруэнтен, то он никогда не скажет: «Этот камень крепкий», «Этот человек тупой», «Ты плохой» или «Она умна». По той причине, что он никогда не испытывает этого. Точное сознание переживаний все­гда выражается как чувство, впечатление, значение с точ­ки зрения другого. Я никогда не знаю, что он тупой, а она плохая. Я могу только воспринимать то, что мне так ка­жется. Строго говоря, я не знаю, что камень твердый, я даже не могу быть уверен, что я ощущаю его твердым, пока не упаду на него. (Но даже тогда я могу допустить, что физик воспринимает его как проницаемую массу атомов и молекул, движущихся с огромной скоростью.) Если че­ловек полностью конгруэнтен, тогда ясно, что вся его ком­муникация будет обязательно вложена в контекст лично­стного восприятия. Это имеет очень важное последствие.

Немного отступив от темы, отметим, что высказывания человека, постоянно исходящие из контекста личностно­го восприятия, необязательно подразумевают конгруэнт­ность, потому что любой стиль высказываний может быть использован как защита. Таким образом, человек, будучи конгруэнтным, обязательно сообщает свои чувства и по­нимание как таковые, а не как факты о другом человеке или о внешнем мире. А обратное не всегда верно.

Скорее всего, я сказал достаточно, чтобы продемон­стрировать, что данная концепция конгруэнтности явля­ется сложной концепцией с множеством характеристик и следствий. Ему непросто дать операциональное опре­деление, хотя существуют уже завершенные и до сих пор продолжающиеся исследования, в которых вырабатыва­ются четкие операциональные показатели того, что пере­живается, в отличие от того, что осознается. Ожидается, что будут возможны и дальнейшие уточнения.

Завершая наше определение данного понятия на ос­нове здравого смысла, скажу, что все мы стремимся опознать конгруэнтность и неконгруэнтность тех, с кем мы имеем дело. Общаясь с некоторыми людьми, мы понима­ем, что они большей частью не только говорят то, что ду­мают, но и выражают в своих словах глубинные чувства, будь то симпатия, чувство соперничества или сотрудни­чества. Мы чувствуем, что «точно знаем, чем он дышит». А с другим человеком мы осознаем, что все им сказанное является маской, внешним фасадом. И мы интересуемся тем, что он чувствует на самом деле. Нам интересно, знает ли он сам, что чувствует. И мы стараемся быть осторож­ными и осмотрительными с таким человеком.

Следовательно, очевидно, что люди различаются по степени конгруэнтности, а один и тот же человек в раз­ное время может обладать разной конгруэнтностью, это зависит от того, что он переживает и может ли он созна­тельно принять это переживание или должен защищать себя от этого.

 

Значение конгруэнтности

Для межличностного общения

Скорее всего значимость этого понятия для межлич­ностных взаимодействий можно лучше понять, если при­вести несколько утверждений о гипотетических Смите и Джонсе.

1. Любое сообщение Смита Джонсу отмечено некото­рой степенью конгруэнтности Смита. Это очевидно из сказанного выше.

2. Чем выше конгруэнтность между переживанием, сознанием и коммуникацией у Смита, тем больше веро­ятность того, что Джонс будет воспринимать это сообще­ние как понятное. Я уверен, что это утверждение было в достаточной степени обосновано. Если все оттенки речи, интонация, жесты синонимичны, так как являются про­явлением конгруэнтности и единства Смита, тогда веро­ятность того, что они окажутся двусмысленными и неяс­ными для Джонса, значительно снижается.

3. Следовательно, чем яснее сообщение Смита, тем четче реакция Джонса. Проще говоря, даже несмотря на то что Джонс может быть довольно неконгруэнтен в пе­реживании темы дискуссии, но тем не менее его реакция будет более ясная и конгруэнтная, чем если бы он ощу­щал двусмысленность сообщения Смита.

4. Чем больше Смит конгруэнтен теме сообщения, тем в меньшей степени он вынужден защищаться и тем боль­ше он способен четко воспринимать ответы Джонса. Ина­че говоря, Смит выражает то, что он искренне чувствует. И, таким образом, он больше способен свободно слушать. И чем меньше он заботится о защите, тем лучше и адек­ватнее он воспринимает сообщения Джонса.

5. Вследствие этого Джонс чувствует, что его эмпатийно понимают. Он чувствует, что, поскольку он выражает себя (защитно либо конгруэнтно), Смит понимает его так же хорошо, как и он сам, и то же самое справедливо отно­сительно темы дискуссии.

6. У Джонса ощущение того, что Смит его эмпатийно понимает, порождает ощущение позитивного отношения к Смиту. Само ощущение, что тебя понимают, означает, что ты чем-то позитивно влияешь на другого человека, это и произошло в случае со Смитом.

7. Вследствие этого Джонс: а) ощущает, что Смит кон­груэнтен и целостен в этих взаимоотношениях; б) ощу­щает, что Смит хорошо к нему относится; в) ощущает, что Смит его эмпатийно понимает. Таким образом, присут­ствуют условия терапевтических отношений. В другой публикации (2) я пытался описать те условия, которые по нашему опыту являются необходимыми и достаточными для терапии, и я не буду повторять здесь это описание.

8. В результате того, что Джонс испытывает эти харак­теристики терапевтических взаимоотношений, он обна­руживает, что препятствий в общении становится намно­го меньше. Вследствие чего он стремится быть в общении таким, какой есть, более конгруэнтным. Шаг за шагом снижаются его защиты.

9. Более свободно выражая себя в общении, испытывая меньше влияния защитных механизмов, Джонс становится более способен тщательно слушать, не испытывая потребности в защитном искажении, дальнейшие сообщения Смита. Это повторение этапа номер четыре, но уже для Джонса.

10. По мере того как Джонс становится способен слушать, Смит начинает ощущать на себе эмпатийное пони­мание (этап номер пять для Джонса); испытывает позитивное отношение к себе со стороны Джонса (как на шестом этапе) и обнаруживает, что испытывает на себе такие же терапевтические отношения (как на этапе номер семь). Таким образом, Смит и Джонс являются в некоторой степени обоюдно терапевтичными друг для друга.

11. Это значит, что терапевтический процесс в некоторой степени возникает для обоих индивидов, и, следовательно, результаты этого тоже имеют место у обоих: личность изменяется в направлении большей целостности и интегрированности, уменьшается конфликтность и увеличивается энергия для эффективной жизнедеятельности, поведение становится более зрелым.

12. В этой цепи событий могут быть нарушения, которые происходят в случае возникновения угрожающего материала. Так, если Джонс на третьем этапе включает в свой более конгруэнтный ответ новый материал, который выходит за сферу конгруэнтности Смита, затрагивает ту область, где Смит неконгруэнтен, тогда Смит, возможно, к сможет точно слушать, он будет защищать себя от сообщений Джонса, и его реакция на эти сообщения будет двусмысленной, а в целом описанный процесс начнет развиваться в обратном направлении.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 373; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!