ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ОБЩЕНИЯ 18 страница



* По Дарвину, общий предок имелся в каждом царстве, а не во всем органическом мире. См.: [42:663].

170

многим предкам представляет собой чисто логическую операцию разложения неких целостных структур на однородные элементы (атомы). Умозрительность этой теории такая же, как и у любого классификационного построения, которому Дарвин противопоставляет свою общебиологическую теорию развития.

Изменчивость и наследственность организмов Дар­вин обосновывает феноменологически, не вскрывая механизма этих процессов. Они подтверждаются или непосредственным наблюдением над различными ва­риациями одного и того же вида в естественных усло­виях, или фактом искусственного отбора, осуществля­емого также в пределах вида («Происхождение видов» начинается с примеров искусственного отбора, кото­рый во многом служит Дарвину парадигмой для по­нимания естественного отбора).

Последующее развитие генетики, биофизики, био­химии, молекулярной биологии было несомненно оп­ределено этой поставленной Дарвином проблемой вы­яснения механизмов изменчивости и наследственнос­ти. Общим методом этих биологических наук служит редукционизм, т.е. исходная апелляция к тем или иным элементарным структурам организма, в функци­ональной соотнесенности которых моделируется ин-тегративная жизнедеятельность целостного организма. Как бы ни определялась эта последняя, она в теории не может быть представлена иначе, чем некая воз­можность, некая лишь предполагаемая целостность. Именно поэтому никакой органно-структурный спо­соб определения вида, а значит, и дифференциации видов не является исчерпывающим (в генетических, экологических, морфологических и других определе­ниях). Исчерпывающе вид определяется лишь по факту репродуктивной изоляции [78:21-22; 97:190-198]. Недостижимая для механистического редукционного конструирования целостность оказывается суверенной видовой характеристикой биологических существ. Эта целостность или целесообразность понимается вполне по Аристотелю, т.е. как внутренняя природа, а не как внешняя цель.

Механическое конструирование в биологии, опос­редствованное через эксперимент, а значит, представ­ляющее собой суверенную научную деятельность, процесс выработки человеческих целей в направлен-

171

ном индустриальном преобразовании природы, осу­ществляется всегда в рамках одной видовой биологи­ческой целостности (или предельно близких друг другу видов) [142:430-434]. Поэтому теоретически предполагаемая биологическая целостность, биологи­ческая целесообразность может играть роль лишь воз­можной структуры, но ни в коем случае не действи­тельной. Иначе говоря, кантовский запрет объектива­ции тождества целей природы с целями человека ока­зывается вполне состоятельным. Это тождество может служить лишь «путеводной нитью» для теоретического конструирования. Подобное понимание целесообраз­ности в теоретической биологии достаточно отчетливо прокладывает себе дорогу в последние 10 — 15 лет, например, в форме телеономии К.Х.Уоддингтона [116:22, 58-59].

Фактическая суверенность воспроизводящего себя вида служит исторической основой для теоретически конструктивного формулирования целостности в био­логии. Пользуясь терминологией Канта, можно ска­зать, что биологическая целостность играет исключи­тельно регулятивную роль в ходе воспроизведения ме­ханики биологических структур. Забвение этой регу­лятивной функции видовой целостности приводит к серьезным методологическим ошибкам.

Рассмотрим два возможных методологических на­рушения сформулированного выше регулятивного принципа. Во-первых, принцип биологической це­лостности может быть определен не как регулятив­ный, а как конститутивный. В этом случае биология неоправданно антропоморфизируется, а значит, ми­фологизируется. Таковы витализм Г. Дриша, фина-листские концепции П. Тейяр де Шардена, К. Пайро, Ф. Лотце и многие другие. Во-вторых, принцип биоло­гической целостности может быть отождествлен с ме­ханической связью (составностью) технически воспро­изведенных органных функций. При этом биологичес­кая теория приобретает «сетчатый» характер некото­рой совокупности инструментально формализуемых методов исследования биологических объектов [141:159-160].

Эту дезинтеграцию биологических наук пытаются преодолеть, утверждая популяционную генетику в ка­честве фундамента биологии. Однако вероятностный

172

характер математического аппарата популяционной генетики свидетельствует о несостоятельности этой попытки формулирования органической целостности. Некорректна также и попытка неодарвинизма решить проблему соотношения единства организма и множе­ственности его органных действий по аналогии с принципом Гейзенберга в квантовой механике [146:5], потому что этот принцип утверждает дополнитель­ность двух формализованных теоретических интерпре­таций одного и того же явления, в биологии же речь идет о соотношении множества функционально одно­значных органных структур с самовоспроизводимой целостностью организма.

Дистанция между органической целостностью и органно-орудийной составностью достаточно точно определяется в цитологии в форме соотношения in vivo и in vitro. Обособление клеток многоклеточного организма, отправляющих определенный набор функ­ций в дифференцированной системе органов, и выра­щивание их in vitro приводят к утрате их дифферен­цированности, к уродливой омоложенности, характер­ной для злокачественных опухолей [108:84-86,157]. Вмешательство человека в биоценотические структу­ры, искусственное выделение и культивирование ог­раниченного количества видов превращают иные виды в желательную или нежелательную среду, искус­ственно обуживают их жизнедеятельность, приводя к бурному развитию примитивных форм жизни (напри­мер, развитие синезеленых водорослей), вполне ана­логичных злокачественным клеткам в цитологии. Иг­норирование регулятивности принципа биологической целостности, таким образом, оборачивается угрозой тотальной экологической катастрофы. Само развитие технической цивилизации должно быть ориентирова­но на биологическую целостность, представленную широким спектром своих уровней — от отдельных живых существ до биосферы в целом: «Если изучение организмов есть ключ к техническому изобретению, то и обратно, технические изобретения можно рас­сматривать как реактив к нашему самопознанию. Тех­ника может и должна провоцировать биологию, как биология — технику» [119:42].

Проблема действенной связи организма и среды, сформулированная относительно рассматриваемой

173

структуры и функции некоторого органа, равносильна проблеме генетической связи различных органов. Но поскольку другого опосредствующего звена, кроме ор­гана, у организма нет, логически-структурно в биоло­гической теории эта генетическая проблематика раз­решается исключительно благодаря нахождению неко­торой органной же структуры, играющей роль генети­ческого начала относительно ранее исследуемого ор­гана. Нахождение подобных органных структур со­ставляет важнейший аспект развития биологической теории со времен возникновения дарвинизма [114:5-37]. Методологически это направление биологических ис­следований вполне физикалистское: поиск порождаю­щих органных структур логически совпадает с поис­ком новых физических теорий, вбирающих в себя ста­рые теории как частные случаи. Однако в данном слу­чае исследуемые органные структуры не снимаются логически друг в друге, но составляют иерархическую целостность в организме или в других самоорганизую­щихся биологических структурах.

Подобный теоретический подход аналитически вы­являет эту иерархичность, хотя принципов, лежащих в ее основе, оказывается столько же, сколько имеется исследуемых органных структур. Направляющая орга­ногенеза в биологической эволюции в целом, таким образом, не может быть обнаружена, поэтому сово­купность физикалистских методов исследования и обозначается обычно термином «редукционизм», т.е. принципы физического историзма оказываются при­менимыми к логическому воспроизведению живого, но недостаточными. Так, собственно биологические (органные) критерии эволюционного совершенства очевидно релятивны: «...по темпу накопления живого вещества на вершине эволюции находятся бактерии, по способности создавать живое из простейшего ве­щества — растения, по наиболее эффективному соот­ношению массы тела и способности производить ра­боту — насекомые» [46:90].

Содержательное определение направленности био­логической эволюции (эволюционного совершенства) совпадает со всеобщим определением биологической целостности или целесообразности. Данное определе­ние, как это ни парадоксально, не может быть биоло­гическим, т.е. особенным, релятивно-органным. Все-

174

общее определение биологической целостности — это всеобщее определение саморазвития, которое присуще человеческому общению, самонаучению. Отсутствие у человека врожденных человеческих способов отноше­ния к миру, исключительно воспитательное формиро­вание человеческой личности в процессе общения или научения — вот то всеобщее определение биологичес­кой целостности, которое не присуще ни одному био­логическому виду.

В биологическом мире любое воспитательное при­общение индивида к видоспецифическому поведению производно от генетического воспроизведения инди­видов. Однако очевидно, что значимость воспитатель­ного формирования индивида возрастает у эволюци-онно более совершенных видов. Отсюда нельзя сде­лать столь прямолинейный вывод, что соотношение между прижизненно приобретенным и наследствен­ным видовым поведением может быть представлено простой количественной мерой.

Изменение этого соотношения в зависимости от эволюционного уровня оказывается своеобразной тео­ретической моделью зависимости между характером общения в человеческом обществе и его орудийной вооруженностью41. Переход от редукционного иссле­дования инструментария биологических организмов к теоретическому воспроизведению биологической це­лесообразности — это всегда переход от методов ору­дийного историзма к диалектике историзма культуро­логического. В таком случае принципом историзма, воспроизводящего процессы живой природы, является типология диалектики или иерархичность особенных форм выражения диалектического принципа самооп­ределения. То, что теория живого (теоретическая био­логия в данном случае) может быть построена только в соответствии с рефлективной способностью сужде­ний, предполагающей для логики рассудка (логики механической составности) органическую целостность принципов разума, было исчерпывающе показано Кантом в «Критике способности суждения». Однако разум в концепции Канта недиалектичен, и поэтому программа построения теоретической биологии у него не могла быть реализована.

В рамках существующих теоретико-биологических концепций определение направленности биологичес-

175

кой эволюции относительно человеческой истории представлено в теории «неограниченного» прогресса, предложенной Дж.Хаксли, а также П.В.Серебровским, хотя в последней делается попытка сформулировать собственно биологические критерии прогресса, что служит основанием для обвинения сторонников этой концепции в антропоцентризме [140].

Итак, принципы культурологического и физичес­кого историзма логически определяют живое как диа­лектически всеобщее и как инструментально особен­ное. Логическая неоднородность этих определений обусловливает проблему имманентизации двух логик, которая решается указанным выше методом постро­ения иерархической структуры, т.е. в соответствии с присущим живому принципом историзма. Разумеется, этот принцип распространяется на любые формы жи­вого, непосредственно представленного саморазвития, т.е. он действен не только в биологии. Можно пока­зать, что он лежит в основе исторического языкозна­ния, теории общественно-экономических формаций и других конкретных теорий развития.

Непонимание логической неоднородности основа­ний, на которых строится теоретическая биология, попытки приведения ее к единому логическому зна­менателю оборачиваются тупиковой, теоретически не­продуктивной ситуацией. Таков спор между предста­вителями тихо- и номогенетических концепций. Сто­ронники номогенеза пытаются физикалистски объек­тивизировать единое культурологическое основание теоретической биологии, абсолютизируя при этом макроэволюционный палеонтологический аспект био­логического прогресса и отвергая значимость борьбы за существование и естественного отбора в развитии организации живых существ.

Основатель номогенеза Л.С.Берг провозглашал фи­зико-химические процессы в качестве основания эво­люционного единства, однако в конкретной работе он ограничивался приведением большого количества раз­нообразных примеров органической целесообразности в биологическом мире [18]. Представители дарвиниз­ма, противопоставляя свое учение номогенезу и дру­гим подобным концепциям, делают упор на микроэ­волюцию, так или иначе атомизируя биологический процесс, выводя любые формы организации живого

176

из столкновения интересов живых существ, из борьбы за существование. Механистический атомизм дарви­низма предполагает исходное единство организации (монофилия) и дивергенцию как фактор эволюции. Номогенез, напротив, исходит из физического струк­турного многообразия (полифилия), которое в резуль­тате неких общих структурных принципов приводится к универсальному единству в ходе эволюции (конвер­генция). То, что методологическая односторонность номогенеза и тихогенеза является следствием абсолю­тизации одного из двух необходимых для теоретичес­кой биологии логических подходов, отметил, в част­ности, С.В.Мейен, определивший эти две дополни­тельные логики как «законы движения формы» и за­коны «генетики, физиологии и экологии» [84:357].

Итак, в данной статье была сделана попытка диа­лектического обоснования наличия трех фундамен­тальных способов логического воспроизведения исто­рии в современной науке. Рефлексия на эти принци­пы историзма имеет важнейшее методологическое значение в нашу эпоху, когда наука не созерцательна, но непосредственно практична, а значит, логика лишь в своей отнесенности к истории, к развитию приобре­тает эвристическую значимость. Принципы физичес­кого или орудийного историзма, в которых выражен теоретический смысл одного из противоречивых ас­пектов всеобщего, его определение как способа ору­дийного действия, являются тем важным моментом научной деятельности, благодаря которому диалекти­ческое мышление человека предохраняется от догма­тических тупиков, от неподвижности метафизических онтологических систем. Именно благодаря орудийно­му историзму система диалектической логики оказы­вается открытой, обновляющей свое предметное со­держание. Инструментальное многообразие научной деятельности и ее диалектическое единство, транс­формация одного в другое запечатлены в сформулиро­ванных здесь принципах историзма.

 

МЕСТО ТЕОРИИ КУЛЬТУРЫ

В СОВРЕМЕННОМ ТЕОРЕТИЧЕСКОМ

ЗНАНИИ42

Позицией для определения понятия культуры дол­жен служить тот процесс, в котором образуется этот феномен человеческой деятельности. Этим процессом оказывается деятельное взаимодействие человека с природой. Приступая к определению культуры, невоз­можно обойти проблему определения природы. Труд­ность здесь состоит в том, что, определяя природу, мы, разумеется, прибегаем к предельному обобщению того, с чем мы как люди имеем дело в своей деятель­ности, и вместе с тем пытаемся выявить ту непосред­ственную данность окружающего мира, относительно которой только и можно приступить к операции обобщения. Эту трудность можно преодолеть только в том случае, если мы найдем ту данность природы, в которой, как мы предполагаем заранее, мы впоследст­вии выявим все опосредствования, через которые оп­ределится наше отношение к природе в ней самой. Этой данностью природы является вещь — непосред­ственная представленность любого природного про­цесса. Но под процессом обычно понимается измене­ние, прехождение, превращение, развитие, становле­ние. Чувственно-вещественная данность процесса свидетельствует о том, что человек сам оказывается прежде всего вещью среди других вещей — он суще­ствует внутри природных процессов, является одним из вещественных моментов, моментов прехождения. Вместе с тем человек не просто через свое собствен­ное тело, через его действенные и ощущающие орга­ны относится к миру, утверждая себя как преходящая вещественная часть природных процессов, он сам со-

178

здает вещественный мир, овладевая природными спо­собами развития. Значит, человек, будучи природным существом, оказывается способным стать как бы по ту сторону природы, отделить себя от непосредственных связей с ней с помощью действенного воспроизведе­ния этих связей. Этой способностью человек обладает благодаря орудийной деятельности. Орудие, или «ма­териальное тело культуры», создавалось и создается в преемственности человеческих поколений из окружа­ющего природного мира. С помощью орудий человек управляет природными процессами окружающего мира, используя их вещественные результаты для вос­произведения в своей собственной природной жизне­деятельности. Значит, только через регулирующее природный процесс орудие человек в состоянии про­тивопоставить себя целостности природного процесса, представить упорядоченность последнего в связи его вещественных компонентов. Вещи, определенные как моменты становления природного процесса, обозна­чаются так или иначе на всем протяжении человечес­кой истории как естественные, природные вещи и противопоставляются вещественной данности орудий — собственно человеческим общественным вещам. Ору­дия, регулирующие некий природный процесс, в дей­ствии своем воспроизводят его как целое и оказыва­ются инвариантом этого процесса. Поскольку орудий­ная вооруженность предпосылается любому осваиваю­щему окружающий природный мир действию челове­ка, постольку природный процесс, на который это действие направлено, представляется индивидом как целое в становящейся совокупности своих веществен­ных моментов. Орудие выводит индивида за пределы осуществляющегося природного процесса, представля­ет ему этот процесс как совершившийся, как целост­ный и инвариантный в его общественной, орудийной освоенности. Эту целостность действующий индивид удерживает при себе в форме цели.

В объектной цели (представленности окружающего мира как целостного природного процесса) индивид фиксирует результат освоенности мира всем общест­вом на протяжении его истории. Каким образом су­ществует объектная цель? Она существует в индивиду­ально-действенном продолжении этой истории, а зна­чит, предполагает процесс приобщения исходно при-

179

родного человеческого существа к орудийной деятель­ности. Поскольку приобщение к деятельности входит в саму деятельность, постольку каждый индивид в нем участвует и для него другой индивид (приобщаю­щийся) оказывается целью подобного рода деятель­ности (субъектной целью, или «ты» в процессе обще­ния). Содержанием субъектной цели оказывается единство в преемственности объектных целей. Ясно, что устойчивость объектной цели соотносительна с целевой преемственностью, а последняя просто невы­разима без объектной цели. Динамическое единство этих целей составляет процесс целеполагания, источ­ником которого является любой индивид. Процесс целеполагания совпадает с деятельным содержанием процесса общения. Итак, материальное тело культуры (совокупность орудий — овеществленных в орудиях, обузданных человеком природных сил) приводится в действие, обновляется и развивается индивидами, ко­торые удерживают орудия при себе благодаря процес­су общения, в котором идеально воспроизводится вполне материальный процесс деятельного освоения мира. Суть процесса общения состоит в непосредст­венном обмене деятельностью, т.е. обмене формами целеполагания, присущими индивидам. Целеполага-ние, присущее индивидам, или процесс идеального воспроизведения деятельности, есть не что иное, как мышление. Но в межиндивидуальном общении, в об­мене деятельностью мышление должно быть выраже­но, т.е. чувственно-вещественно представлено. Веще­ственную представленность мышления, или идеально­го, правильнее всего назвать символом. Символически выраженное идеальное есть всеобщее43.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!