ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ОБЩЕНИЯ 20 страница



189

социологической проблематики делаются разновид­ности социальной психологии, изучающей разнооб­разные формы человеческой общительной связи, оп­ределяющей человека исключительно как орудие об­щения: ролевая функция индивидов в исследуемой общности определяется по образцу структуры предло­жения (членов предложения)47.

Принцип воспроизведенной здесь преемственности объектных оснований общности тот же, что и в любой теории эволюции: от символизируемого при­родного взаимодействия к символу, в качестве кото­рого выступает инвариантная для генетически преем­ственного процесса структура данного процесса. Здесь этой инвариантной структурой является индивидуаль­ная жизнедеятельность человека, через которую всегда выражался высший экзистенциальный смысл челове­ческой деятельности. Однако на протяжении так на­зываемой «предшествующей» человеческой истории индивидуальная жизнедеятельность оставалась спосо­бом выражения общественного идеала (экзистенци­ального смысла деятельности), а не определением его действительного содержания. В этом состоит суть раз­нообразных персонификаций общественных сил (а через них — и природных). Дело в том, что простран­ственно упорядоченным природным силам окружаю­щего мира орудийно вооруженная человеческая об­щность противостояла так же, как пространственно упорядоченная. Фундаментальность пространственно­го единства человеческой орудийности низводила субъектную цель до момента объектной цели, а зна­чит, индивидуальную жизнедеятельность — до момен­та общественной жизнедеятельности. Человеческая история, подобно любому природному процессу, раз­ворачивалась в преемственные моменты взаимодейст­вия некоего объектного основания общности с про­странственной целостностью противостоящих ему природных сил. Это низведение человеческой целепо-лагающей осваивающей деятельности до природного взаимодействия с окружающим миром лежало в осно­ве отношения отчуждения, превращения текстуально выраженного «Ты» общительной связи в символ на­дындивидуального единства, перед которым неизмен­но стушевывался реальный исторический субъект че­ловеческой деятельности. Каким же образом возмо-

190

жен выход в человеческую «историю» из этой «предыстории», чем определяется направляющая в преемственности данного природного взаимодейст­вия?48 Эта направляющая определяется выходом за пределы такого пространственного противостояния между объектной основой человеческой общности и целостностью природных сил окружающего мира, ко­торое опосредствует межиндивидуальные отношения. Суть этого выхода состоит в переходе к орудийному управлению тотальной глобальной локализацией при­родных процессов, благодаря чему все человечество превращается в сообщество сотрудников, не разделяе­мых особенными, присвоенными на правах собствен­ности природными силами. Человеческая общность не утратит при этом свою объектную основу, как это представлялось в различного рода религиозных кон­цепциях «града божьего». Но эта объектная основа ут­ратит непосредственность своей надындивидуальной власти над человеком.

Весь смысл социальной истории состоит в после­довательном преодолении человеком своего самоот­чуждения — непосредственной объективизации своей природности в объектных природных процессах: про­цесс освоения природы распространяется на свою собственную природность. Показателем достижения человеком этой орудийной власти над природой явля­ется теоретическая объективизация своей органной инвариантности — своей орудийности. Каким же об­разом возможна эта объективизация? Ведь единство человеческого организма утверждается только в ору-дийно опосредствованной деятельности, а значит, оно определимо исключительно в соотнесенности с целе­направленным характером этой деятельности. Инди­видуализированная целенаправленность превращает организм в орудие орудий — средство осуществления деятельной цели. Значит, квалифицировать полноцен­ность организма можно только относительно этой вы­работанной реальной целевой деятельной ориентации человека, точно так же и определять направленность индивидуального телесного развития можно лишь от­носительно процесса формирования этой деятельной ориентации. Если предметом теории культуры оказы­вается преемственность целеполагания в орудийной деятельности, то предметом социологии — реализуе-

191

мая индивидами способность орудийного воспроизве­дения своей жизнедеятельности. Основу таким обра­зом понимаемой социологии должна составить биоло­гически (в широком смысле слова) обоснованная про­филактика, ориентированная на целеполагание сово­купность приемов совершенствования индивидуаль­ной жизнедеятельности, превращение организма в средство целеполагающей деятельности. В развитых традициональных обществах, где принципы целепола-гания абсолютизированы, приобщение к ним корре­лятивно разработанным практическим приемам телес­ной тренированности. Эта донаучная форма дополни­тельности духовного и материального производства служила уже на протяжении двухсот лет своеобразным ориентиром для постижения тенденций в формирова­нии подобной коррелятивности культурологической и социологической деятельности в европейской цивили­зации. Теоретическая обоснованность этой корреля­тивности детерминируется индивидуализацией как це-леполагания, так, соответственно, и путей телесной приобщенности к орудийной деятельности. Предме­том современной социологии становится объективиза­ция условий осуществления индивидуальной жизнеде­ятельности, которая является объектной основой це­леполагающей деятельности человека. Символическая выраженность последней в процессе общения состав­ляет предмет теории культуры.

В теории культуры целеполагающая деятельность человека представлена как процесс ее осознания. Но ведь сама постановка цели является актом осознания деятельности. Значит, теория культуры возникает в такую эпоху, когда необходимый для осуществления человеческой деятельности акт ее осознания основы­вается на знании преемственных типов самосознания деятельности. Причем, как оказывается, некоторые из типов самосознания деятельности присущи целым ис­торическим эпохам. Как это возможно? Благодаря чему мы можем констатировать некоторый унифици­рованный для многих поколений, населявших огром­ные регионы, один и тот же тип постановки целей, или, вернее, как правило, два коррелятивно связан­ных друг с другом и противостоящих друг другу типа постановки целей? Эта типология целеполагания обу­словлена классовой структурой общества — она идео-

192

логична. Позитивный деятельный смысл подобной цели обозначается обычно термином «мировоззре­ние». Таким образом, процесс осознания целей дея­тельности, составляющий предмет теории культуры, связан с историей идеологии мировоззренческими конкретно-историческими рамками, в которых обыч­но этот процесс осуществляется на протяжении какой-либо эпохи и которые этот процесс беспрестан­но преодолевают благодаря противоречивости миро­воззренческих установок, выражающих противоречи­вость идеологий основных классов этой эпохи. Выра­ботка целей деятельности, так же как и сам процесс деятельности, представляет собой процесс, осущест­вляющийся в общительной связи людей. Но любой процесс в основе своей противоречив. Поэтому идео­логия любого класса не является некоей безличной надындивидуальной установкой, но вырабатывается реальными представителями этого класса, рождается из противоречивых оценок его целей. Даже на острие непосредственного классового противоборства идеоло­гия основных классов не становится однозначным ру­ководством к действию, но содержит в себе противо­речивость различных тенденций классовой борьбы. Идеология любого класса вбирает в себя противоре­чивость противостояния этого класса другому классу, поэтому в идеологических концепциях как эксплуата­торского, так и эксплуатируемого классов можно об­наружить «голос» представителей противоположного класса. Без этого противостояния невозможно разви­тие мысли, самосознания, идеология же является ос­новной формой классового самосознания49. В таком случае, говоря о нормативности мировоззренческого содержания идеологии для развития самосознания де­ятельности, надо иметь в виду, что нормативен спо­соб формулирования противоречия в определении мира и общества соответствующей эпохи. Выделение этих типов целеполагания составляет основную задачу истории и теории культуры, что неразрывно связывает между собой культурологию и идеологию как науку о возникновении и развитии классового самосознания.

Теория культуры могла возникнуть и возникла в результате развития научной рефлексии на предмет­ную деятельность. В совокупности конкретных наук понятийно воспроизводятся те различные природные

193

взаимодействия, в которые вступает орудийно воору­женный человек в процессе своей деятельности. Объ­ективизация природных процессов как суверенных от­ношений необходимо предполагает постановку про­блемы теоретической объективизации субъекта дея­тельности — субъектного единства деятельного отно­шения. Эта проблематика составляла суть философ­ской теории. Любая теория воспроизводит то или иное реальное отношение в идеальности понятия. По­нятие не совпадает с этим отношением, но выражает его. В таком случае с позиции понятия данное отно­шение является выражаемым. Все то, что теория объ­ективизирует, соответствует выражаемому в понятии. Но теоретическое знание тем и отличается от нетеоре­тического, что в нем непосредственно не совпадает выражаемое понятием с самим понятием. Чем же может быть обусловлено это несовпадение, как оно может быть сформулировано? Это несовпадение, оче­видно, обусловлено осознанием того, что в понятии присутствует не только то, что понятие выражает, но и тот, кто им пользуется, — субъект деятельности. Однако субъектом деятельности является индивид. Каким же образом он может присутствовать в поня­тии? Он может присутствовать в понятии как собст­венное выражение понятия, как определение понятия в качестве опосредствующего момента межиндивиду­альной связи. Парадокс здесь состоит в том, что, как только мы получаем позитивный ответ на вопрос о содержании этого опосредствующего момента, мы вновь возвращаемся к выражаемому понятием, утра­чивая его само в его межиндивидуальной выражен­ности50. Вот почему первоначальная теоретическая постановка проблемы определения понятия как выра­жения, как субъектного символа того, что оно выра­жает, свелась к обоснованию его невыразимости (в античную эпоху). Но невыразимое не может быть опосредствующим моментом межиндивидуальной связи, а потому следующий этап решения этой про­блемы состоял в апелляции к надындивидуальному религиозному символу, олицетворяющему внеприрод-ную суверенность человеческой общности. Хотя при этом понятие утвердилось в своей выразительной су­веренности, но его абсолютизация в качестве такового обернулась необходимостью абсолютизации того, что

194

составляло выражаемое понятием содержание. Так рефлексия на предметную деятельность превратилась в оковы самой этой деятельности. Освобождение вы­ражаемого понятием от власти понятийной выражен­ности теперь состояло в том, что была сделана попыт­ка саморазворачивания понятием его собственного содержания. Преемственность выражаемого понятием обосновывалась его абсолютной самовыразительнос­тью. Свободное движение выражаемого понятием ока­зывалось прочно заключено в границы его наличной выраженности (гегелевская кульминация новоевро­пейской философии). Подлинное освобождение выра­жаемого понятием от метафизических претензий фи­лософской рефлексии наступило вместе с научно-тех­нической революцией конца XVIII — начала XIX в. — рождением экспериментального естествознания и конкретно-научной эволюционной теории. Выраже­ние понятия перестало пониматься как надындивиду­альное основание всего того, что может быть им вы­ражено, но определилось исторически конкретно — в живой межиндивидуальной общительной связи людей. Понятие стало осознаваться как опосредствующий момент в соотнесенности двух процессов: природно-вещественного и межиндивидуально-общительного.

В таком случае понятие оказывается основанием целенаправленной деятельности человека как в сфере внешней и внутренней природы, так и в развитии межиндивидуальных общественных связей. Первая сторона этой его совокупной деятельности обознача­ется обычно как деятельность освоения окружающего мира, но, оказывается, эта деятельность невозможна без второй стороны — деятельного развития межинди­видуальных общественных связей — образовательной деятельности. Состав целей осваивающей природу де­ятельности образует содержание многообразных кон­кретных наук, теоретический результат которых и есть выражаемое понятием. Проблематика получения этих теоретических результатов в процессе общительного обмена деятельностью составляет содержание кон­кретно-исторического выражения понятия, что и яв­ляется сутью теории культуры. Таким образом, теория культуры в XX в. занимает место философской теории в полном смысле этого слова. Но в отличие от пос­ледней она, так же как и современная естественнона-

195

учная теория, соотносительна с практикой. Практи­кой естественнонаучной теории является осваивающая природу орудийная деятельность (эксперимент), любое вещественное производство; практикой теории культуры становится образовательное общение. Из вышесказанного следует, что соотношение предметов конкретных наук (в том числе социологии) и предме­та теории культуры строится в соответствии с диалек­тикой выражения и выражаемого в понятии. Пробле­ма выразительного единства выражаемого составляет фундаментальную проблему теории культуры. Отсюда следует, что без и вне результативно представленного, а потому нормативного естественнонаучного знания (выражаемого) теория культуры утрачивает какое-либо содержание точно так же, как символ без и вне сим­волизируемого.

Основной проблемой любой конкретной науки яв­ляется понятийное выражение природного взаимодей­ствия, в котором орудийно участвует человек. Но это обретение нового понятийного содержания возможно лишь при условии удержания понятийной преемст­венности, запечатленной в собственных выразитель­ных средствах понятия. Так конкретно-научная дея­тельность оказывается соотносительной теории куль­туры и образовательной практике. Если в XX в. соот­носительность выражения и выражаемого в понятии, символа и символизируемого становится предметом теоретической деятельности, то на протяжении всей человеческой истории она представлена в соотноси­тельности традиции и института. Традиция представ­ляет собой способ воспроизведения общности (а зна­чит, выразительной функции понятия) относительно некоторого рода осваивающей деятельности (выражае­мого). Обращение к традиции позволяет представить историю человеческой деятельности как обществен­ный процесс, как предметно определенную межинди­видуальную конкретно-историческую связь. Только через взаимодействие и трансформацию традиций исто­рия деятельности может быть представлена как история культуры. Но общество воспроизводит себя не только относительно той или иной деятельности освоения (собственно производства), но и само по себе, вернее, относительно предпосылочной производству деятель­ности — личностной (см. гл. I данной работы)502. В

196

этой деятельности воспроизведения себя результаты осваивающей деятельности определяются как сово­купность требующих соблюдения норм, нарушение которых приводит к соответствующим санкциям. Ор­ганом этой общественной экзистенциальной самоор­ганизации является институт. Очевидно, что фунда­ментальным институтом является семья как исходная клеточка общественной самоорганизации, воспитания и образования. Исследуя институт, мы объективизиру­ем исторически конкретное определение общности и тем самым переходим из области культурологии в об­ласть социологии. Институт является важнейшим свя­зующим звеном этих двух общественных наук точно так же, как традиция связывает культурологию с любым иным конкретно-научным знанием. Таким об­разом представляются общие проблемы теории куль­туры, которые в последующем изложении получат свою дальнейшую историческую конкретизацию.

 

УЧЕНИЕ МАРКСА

О ПРЕДМЕТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.

СООТНОШЕНИЕ МАТЕРИАЛЬНОГО

И ДУХОВНОГО ПРОИЗВОДСТВА51

Непрерывность исторического процесса, по Марк­су, содержательна именно потому, что она раскрыва­ется в преемственности отдельных исторических форм, например общественно-экономических форма­ций в социальной истории. Многолетние дискуссии об азиатском способе производства, о границах перво­бытнообщинной формации и своеобразии общества, основу которого составляют кровнородственные связи, о критериях выделения рабовладельческого способа производства и особенностях перехода к фео­дализму, о своеобразии восточного феодализма и о проблеме определения самой нижней временной гра­ницы социального общества так или иначе сводились к определению точных критериев для выделения об­щественно-экономических формаций и выяснению их преемственной связи между собой.

В соответствии с материалистическим пониманием истории Маркс и Энгельс, как известно, взяли мате­риальное производство за исходную характеристику для определения общественно-экономической формации: «Предмет исследования — это прежде всего матери­альное производство» [81, т.12:709]. Руководствуясь ме­тодом восхождения от абстрактного к конкретному, Маркс определил материальное производство как ис­ходную абстракцию, в общем виде представляющую все аспекты воспроизведения и эволюционирования человеческого общества, человеческой культуры. В нашей литературе неоднократно подвергалось критике сведение материального производства к производству так называемых «материальных благ» (см., напр. [27:43]). Действительно, в этом последнем случае че-

198

ловек выступает как бы в двух противостоящих друг другу лицах: как безличная «рабочая сила» и как аб­страктный потребитель. Природа выступает в роли простого субстрата, из которого, как из пассивного материала, делаются вещи, пригодные для потребле­ния. Иначе говоря, при этом ни мир не может быть содержательно определен как процесс, ни исходно противопоставленный миру человек. Вот почему при таком понимании материального производства лич­ностные аспекты деятельного отношения выделяются в качестве духовного производства, которое в лучшем случае оказывается лишь вторичной внешней рефлек­сией на собственно материальное производство, а в худшем случае понимается иррационалистически — как реализация таинственных по своему происхожде­нию творческих способностей. Если же под матери­альным производством понимается наиболее аб­страктное исходное определение человеческой дея­тельности во всей совокупности присущих ей аспек­тов, то его составляет процесс социальной истории, немыслимый без преобразования мира и самого субъ­екта этого процесса — человека как совокупности об­щественных отношений. Духовное производство тогда выступает как необходимый момент материального производства и не должно противопоставляться пос­леднему.

Последующая конкретизация совокупной челове­ческой деятельности осуществляется не в соотноше­нии материального и духовного производства, но во взаимной соотнесенности собственно производства и потребления*. Маркс многократно подчеркивает несо-

* «Производство есть непосредственно также и потребление. Двоякое потребление — субъективное и объективное: индивиду­ум, который развивает свои способности в процессе производст­ва, в то же время расходует, потребляет их в акте производства, точно так же, как естественный акт создания потомства пред­ставляет собой расходование жизненных сил. Во-вторых: произ­водство есть потребление средств производства, которые ис­пользуются, изнашиваются, а отчасти (как, например, при сжи­гании) вновь распадаются на основные элементы. Точно так же обстоит дело с потреблением сырого материала, который не со­храняет своего естественного вида и свойств, а, наоборот, утра­чивает их. Поэтому акт производства, во всех своих моментах, есть также акт потребления» [81, т.12:716].


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 109; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!