ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ОБЩЕНИЯ 9 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 48Следующая ⇒

ческой деятельности. Только практика взаимообучения позволяет понять творческий характер эволюции*, который можно проиллюстрировать его крайними полюсами: невероятной устойчивостью по отношению к любым изменениям тех протестов, которые вписались в качестве действующих начал в процессы неорганической природы, т.е. как бы вышли из круга творческого эволюционного взаимообучения (хемосинтезирующие автотрофы), а также невероятной изменчивостью, приспособляемостью человеческих паразитов, ориентирующихся на орудийную универсальность человеческой деятельности.

Итак, представляется, что лишь при создании двух универсальных языков-оппонентов теоретическая биология утвердит себя в качестве фундаментальной науки, деятельно обсуждающей и моделирующей многообразные формы вещественного опосредствования между уникальностью биологической эволюции и уникальностью человеческой культуры. Определенная таким образом фундаментальность теоретической биологии может выступить в качестве парадигмы для построения фундаментальной теории человеческой деятельности (социокультурного бытия) точно так же, как с античных времен до начала XX в. представление об организме, органической системности оказывалось парадигмой для конструирования социальной целостности. Очевидная уникальность человеческой культуры свидетельствует о том, что ее теоретическое воспроизведение может быть предметом только фундаментальной науки, науки тождественной с научной деятельностью. Последняя же может быть определена лишь при условии нахождения тех дополнительных друг другу универсальных искусственных языков, с помощью которых и осуществляется теоретическое воспроизведение этого уникального процесса.

Создание орудий и опосредствованное через орудия отношение человека к миру составляет, как из-

* Вне сформулированного в паре универсальных искусственных языков противоречия биологической жизнедеятельности творческий характер биологической эволюции так или иначе мистифицируется в разновидностях телеологизма. См. об этом: [88:68-69, 102-103].

вестно, лишь предпосылку человеческой культуры (осуществляется на протяжении всего антропогенеза). История человеческой культуры начинается с процесса культивирования самих индивидов, их общественного воспроизводства. Суть последнего состоит в направленном приобщении индивидов к орудийной деятельности, которое осуществляется прежде всего в процессе словесного общения. Маркс называл целенаправленное воспроизведение процесса общения основой творческой человеческой деятельности [18, т.З:70-71]. При этом рефлексия на этот процесс осуществляется только на словесном языке, что доказывает его фундаментальность относительно любых иных естественных языков. Поэтому же теоретически культура в целом может быть представлена через воспроизведение словесной общительной связи, иные же формы выражения общения могут быть поняты как модели словесно выразимого или выражаемого.

Итак, в качестве предмета теории культура есть процесс воспроизведения словесноязыкового общения, а значит, словесноязыкового приобщения индивидов к единству общности, составляющему содержание общения. Подобное актуальное воспроизведение единства общности или общения и есть всеобщее, которое в своем словесноязыковом выражении является понятием. Понятие воспроизводит орудийно-дискрет-ный состав человеческой деятельности в континуальной преемственности единого процесса наследования общения или обучения. Символ обычно представляется как непосредственно вещественно выраженное всеобщее. Утверждаемая здесь фундаментальность словесноязыкового общения для процесса культуры свидетельствует о том, что под символом подразумевается прежде всего словесноязыковая выраженность всеобщего. Только в этой своей выраженности может быть обнаружена подвижность понятия, его рефлексивная обращенность на себя: из всех естественных языков только словесный язык включает в себя процесс приобщения к самому себе — к словесноязыковой выраженности всеобщего. Символическая или словесноязыковая выраженность всеобщего тем самым обнаруживает свою двойную природу: единство выражаемого и единство выражения. Иначе говоря, символ может быть определен только как соотносительный с другим

символом*, только в этом случае словесный язык как выражение всеобщего окажется не средством, но сферой выражения всеобщего.

Итак, в одном из символов единство общения определяется через единство содержания общения, через единство выражаемого, которое выступает в роли источника общительной связи. В другом символе, напротив, единство содержания общения, единство выражаемого определяется через единство выражения, способа выражения, который оказывается источником выражаемого. Имея в виду, что как первый, так и второй символ определяются в сфере естественного словесного языка, назовем первый символ символом вещи, а второй — символом слова. При этом единство словесной речи в символе вещи определяется через молчаливую точку вещественно выражаемого — символизируемого. Эта молчаливая точка завершает устремленную к предметности словесной речи интенсивно-бесконечную словесную фразу, воспроизводящую преемственность общения. Символизируемое в символе вещи есть предел, к которому стремится пытающаяся выразить этот предел словесная речь. Значит, сам по себе символ вещи до конца словесно невыразим, он упирается в молчание как предел словесного выражения. Эта молчаливость символизируемого в символе вещи может быть выражена на других естественных языках с помощью своеобразных моделей того, что не может быть раскрыто до конца в словесной речи. Под этими естественными языками подразумеваются иные сферы выражения процесса общения в самой фактуре вещей, что прежде всего присуще изобразительному искусству (живописи и скульптуре в первую очередь). Для понимания символической значимости этих вещественных символов необходимо осознавать, что они являются подобиями выразительного словесного молчания.

О молчании как о в принципе невыразимой основе словесно выразимого или источнике любой словес -

* Первоначальное значение символа имело в виду эту диалектическую соотнесенность двух символов: ounPoXov — два предмета, которые получались из произвольного разлома вещи на две части. Они являлись символами гостеприимства для членов семьи в двух дружественных семьях.

ной выраженности очень точно говорят два одноименных стихотворения Тютчева и Мандельштама: Si-lentium. При этом Мандельштам определяет музыку как противоположный полюс изобразительной фактуры вещи — как полюс выразительной фактуры словесной речи. Действительно, поскольку в символе вещи единство символа определяется через символизируемое, постольку сам символ нуждается в самовыразимой модели, и такой моделью его является музыка. Романтическое противопоставление музыки и изобразительных искусств, определение поэзии (словесного искусства) как опосредствующего их отношение между собой отчетливо выявляет структуру символа вещи.

Выразительность символа слова предполагает словесную зафиксированность единства общности, опосредствующего любое предметное содержание общения, т.е. содержанием символа слова оказывается словесно выраженный принцип целеполагания. В дотео-ретические эпохи суть его состояла в сакральных словесных формулах, традиционно устойчивых речевых структурах. В теоретические эпохи именно философия претендовала на определение принципов целеполагания в соответствующих категориальных системах, воспроизводящих умное устройство мира или человеческого мышления. Относительно этого принципа целеполагания или единства общения символизируемое определяется как сам процесс общения в многообразии вещественно ориентированных целей. История человеческой культуры может быть теоретически воспроизведена только в понятиях отношения символа слова и символизируемого, — как процесс деятельного осознания личностной свободы, как принцип целеполагания в каждом акте действенного общения. Источником этого осознания является процесс восхождения человека к деятельной власти над вещественным миром, преодоление благодаря этому вещественной ограниченности человеческого общения. Отождествление единства общения (принципа целеполагания) с некоторым природным вещественным процессом свидетельствовало о том, что и деятельность в целом ориентирована на воспроизведение этого процесса (например, на протяжении земледельческой эпохи). Известно, что непосредственность этой ориен-

тации обусловлена сохранением кровнородственной (естественновещественной) общности как фундаментальной для общности в целом. Первая существенная стадия опосредствования в процессе отождествления принципа целеполагания с целостностью природного процесса наступает благодаря возникновению городской общности с частной земельной собственностью. Это опосредствование проявляется в возникновении теории, т.е. в постановке проблемы соотношения множества конечных целей с единым принципом целеполагания в составе целеполагания. Поскольку це-леполагание осуществляется в процессе словесного общения, постольку множественность конечных целей в общем виде может быть представлена в этом процессе в виде искусственного языка, выражающего в общении способы действия как соотносимые друг с другом и преобразуемые друг в друга. Это представленное в словесном общении конструктивное «общение» конечных вещей как преобразуемых друг в друга способов действия составило предмет математики, дополнительность искусственных языков которой вписалась в словесноязыковую рефлексию на единство человеческой деятельности, а значит, и общности.

Математически-функциональное воспроизведение процесса деятельного общения в структуре целеполагания позволило теоретически объективизировать этот процесс в концепции социальной физики (социального механизма). Механизму символизируемого тут же противопоставилась организмичность символа, так что принцип целеполагания оказался соотнесенным с реальным процессом деятельного общения как идеализируемая организмическая общность с общностью механической*. Постановка проблемы теоретически

* В античной теоретической культуре «правильный» социальный механизм служил содержанием принципа целеполагания по отношению к реальному деятельному общению, которое представлялось хаотичным организмом (например, «Государство», «Законы» Платона, «Политика» Аристотеля и др.). В новоевропейской теоретической культуре, напротив, органический принцип общения (бескорыстноцелевой) задавал парадигму механически-корыстной социальной связи, какой представлялись реальные общественные отношения (от «Града божьего» Августина через социальные утопии XVII в. к концепции нравственного («органического») мира Спинозы, Лейбница, Канта, Фихте,

обоснованного практического воспроизведения уникальных природных процессов в индустриальном обществе выразилась в создании теории развития природных процессов, прежде всего уникальности физического и биологического процессов (астрофизическая и биологическая эволюция). Создание этих естественнонаучных теорий развития явилось подтверждением того, что определение общности как особенной вещественной формы оборачивается концепциями или социальной физики, или организмической социологии. Вещественная ограниченность воспроизводимых этими концепциями процессов свидетельствует о некорректности представления о так называемой социальной форме движения материи, которое оказывается типично метафизической попыткой онтологической абсолютизации (социальная форма бытия как завершающая ряд «несовершенных» природных форм). Теоретическая рефлексия на уникальность природных процессов предполагает теоретическую же рефлексию на уникальность процесса культуры (деятельного общения). Суть первой рефлексии состоит в прояснении связи между искусственноязыковым конструированием, воспроизводящим орудийно-объектную вещественную действенность, с процессом универсального словесного общения. Суть второй рефлексии состоит в осознавании образовательно-воспитательной основы процесса культуры — целенаправленного воспроизведения человеческой универсальности.

Если в традициях классической философии эта человеческая универсальность понималась как субъ-ектно-диалектическое завершение нормативного объектного научного и практического знания, то в современную эпоху диалектически подвижное понятие имманентно научной деятельности, воспроизводящей подвижность природных процессов, а потому приобщение к культуре диалектического конструирования

Шеллинга). Выше уже было упомянуто, что в современную эпоху организмическая общность представляется как антиидеальная, как содержание антиутопий, как безличностная дополнительность людей-органов, что свидетельствует о теоретической объективизации биологически живого. Таким образом, любому социальному космизму противопоставляется творческая самодеятельность, личностное духовное общение.

является уделом не интеллектуальной элиты²², увенчивающей здание науки, но любого деятельного человека. Динамичное развитие современного индустриального общества отвергает абсолютизацию узкого профессионализма, требует создания универсального теоретического образования, позволяющего человеку быть субъектом производства, а не временной его деталью. Только универсальный субъект деятельности в состоянии осознать уникальность человеческой культуры, а значит, и уникальность тех вещественных процессов, с которыми соотнесена его деятельность. Как видно из вышесказанного, этого универсального субъекта может порождать не проповедь «благоговения перед живым» (уникальностью процесса), но отчетливое прояснение общительного единства научной деятельности в ее фундаментальных областях.

Фундаментальные науки представляют собой основные формы научной деятельности, воспроизводящие формы движения материи (природные процессы) в диалектической подвижности понятия. Тем самым, формулируемые в соответствии с философской диалектической традицией принципы целеполагания (символ слова) оказываются имманентными реальным деятельным, объектно-содержательным процессам общения (символизируемому). Соответственно, и в символе вещи выявляется имманентное единство как символа, так и символизируемого, обосновывающее связь различных эстетических проекций этого аспекта словесной выраженности всеобщего. Предельность вещественно выражаемого (символизируемого) свидетельствует о деятельной природе индивида, запечатлевающего в себе в процессе образовательной универсализации явленные лики самодвижущегося вещественного мира. Так художественное изобразительное конструирование оказывается имманентным процессу воспитания, а также экспериментального моделирования природных процессов в составе научной деятельности*. Точно так же эстетические модели словесной

* Искусство как сфера задавания образцов конструктивного воспроизведения мира в научной деятельности оказалось предметом исследования с конца XIX в. См., например: [145а].

речи превращают принципы красоты в принципы теоретического конструирования*.

Таким образом, как любая фундаментальная теория, теория культуры представляет собой понятийное воспроизведение научной деятельности. Суть этой деятельности в данном случае состоит в целенаправленном воспроизведении человеческой универсальности в соответствии с принципами целеполагания, определяющими конкретно-историческое единство общения или обучения. Представляется, что основными понятиями теории культуры являются понятия символа слова и символа вещи, определяющие процесс выражения всеобщего в словесной речи. Диалектика этих понятий воспроизводит связь теоретического и эстетического конструирования в процессе культурного наследования человеческой универсальности. Как и каждая фундаментальная теория, теория культуры практична; ее практикой является процесс обучения или предметно-содержательного общения. Теория культуры определяет образовательное единство человеческой деятельности точно так же, как математика определяет искусственноязыковое единство деятельности, физика — орудийное единство и биология — объектное единство. Выяснение состава и взаимосвязи фундаментальных наук представляется необходимой предпосылкой научной организации труда в индустриальную эпоху. То, что эта организация труда, вернее деятельности, должна согласовываться с уникальными природными процессами, полностью доказывается самим фактом существования так называемых глобальных проблем. Однако решение этих проблем невозможно без самосознания принципов человеческой духовной деятельности, составляющей сердцевину уникального человеческого процесса общения — процесса культуры. Каким образом теория биологически живого (уникального процесса) может выступить парадигмой для построения теории духовной человеческой жизненности (процесса культуры или общения) составило предмет данной статьи.

* Красоту как принцип совершенства научной теории выдвинул А.Эйнштейн в ряду других принципов. Также известна его оценка влияния на собственное творчество произведений Моцарта и Достоевского. См.: [60:86-97].

КУЛЬТУРА КАК ПРЕДМЕТ ТЕОРИИ²³

Определение культуры

Определение культуры невероятно трудно, потому что оно совпадает с определением самого себя. Но определить себя — значит положить себе предел: de-terminatio est negatio [104:568]. Сделать самого себя предметом рассмотрения, определить себя можно лишь через другого и в другом²⁴. Где же и в чем найти это другое, если культура и есть самое сокровенное, а потому совершенно неотделимая от человека его собственная суть? Получается парадокс: чтобы понять наиболее сокровенное в самом себе, надо максимально удалиться от себя, раствориться в другом, стать другим. Если под «другим» подразумевается нечто, не относящееся к культуре, противостоящее ей (например, природа), то познание, понимание человеком самого себя никогда не станет достаточным пределом познания этого другого. Можно, правда, представить совершенно фантастическую ситуацию, когда под «другим» подразумевается некий конечный момент саморазвития культуры, так что ее развитие представляется как процесс преодоления в себе своего-другого. Но в этом случае культура определяется в качестве таковой только тогда, когда она не соотнесена со своим-другим, но оказывается вне своего-другого как некоей ограничивающей суверенности. Последнее возможно в двух случаях: или суверенность другого (скажем, природы) непосредственно совпадает с суверенностью культуры, или суверенность культуры полностью подчиняет себе свое-другое, искусственно лишая его своей суверенности. Фантастичность подобного решения этой проблемы, различные варианты которого будут более подробно представлены ниже,

состоит в том, что здесь логическое обсуждение проблемы культуры вытесняется историческим: вместо формулирования принципов определения культуры через другое, суверенность культуры утверждается постольку, поскольку она изживает в себе ограниченность своего-другого. Тогда получается, что культура непосредственно определяется в себе и через себя, она оказывается некоей вечной данностью, непредсказуемой и авторитарной, т.е. лишенной самосознания, понимания самой себя. «Каждый культурный акт существенно живет на границах: в этом его серьезность и значительность; отвлеченный от границ, он теряет почву, становится пустым, заносчивым, вырождается и умирает» [14:25]. Значит, конечность «другого» непременно оборачивается ограниченностью того, что мы исходно пытаемся определить, — самой культуры. Эту ее ограниченность, т.е. ограниченность самоопределения человека, иногда называют его отчуждением от самого себя, однако историчность или множественность культуры обусловлена тогда только существованием ее отчужденных форм, которые имеют свою реализацию, выраженность, а выход за их пределы оказывается выходом в совершенно неопределенную свободу самовыражения.

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!