ТЕОРИЯ МАЛЫХ ГРУПП—ТЕОРИЯ МНОЖЕСТВ

 

ностью, разложением семьи, ростом психич. заболе­ваний и т. п.

В изучении м. г. можно выделить ряд направлений: социометрическое (см. Социометрия), идущее-от пси­хиатрии (школа Дж. Морено), психологическое, или «групповая динамика», и социологическое. «Группо­вая динамика» (К. Левин, Р. Липпитт, Л. Фестингер, Дж. Картрайт и др.) — разновидность гештальтпсихо-логии — изучает природу образования м. г., законы их развития, функционирования и взаимосвязи с ин­дивидами, др. группами. Ее проблематика включает изучение лидерства, образования социальных норм, соотношения групповых целей и индивидуальных мо­тивов, сплоченности группы, межгрупповых связей и др. Социологич. направление (Э. Мэйо, к-рый счи­тается его основателем, У. Ф. Уайт, Дж. Хоманс, Р. Бейлс, Ф. Рётлисбергер и др.) делает акцент на наблюдение и интерпретацию поведения индивидов в м. г., связь м. г. с более широкими социальными системами. Представители этих направлений разрабо­тали методы исследования социально-психологич. от­ношений в м. г.: различные виды наблюдений, опро­сов, социометрич. технику (построение шкал, матриц и графич. изображение структуры м. г. на основе дан­ных об эмоц. отношениях между членами группы, распределения ролей в ней и образцов взаимодействия между ее членами). Сделаны попытки формализации процессов в м. г. (Г. Саймон, К. Райнио, В. Коэн, Дж. Снелл и др.). Хомансом разработана квазикибер-нетич. модель поведения в м. г. путем использования обобщенных социально-психологич. признаков и рас­смотрения группы как социальной системы, сущест­вующей в среде.

Теория м. г. в бурж. социологии считается типич­ным образцом «теории среднего уровня», одним из возможных подходов к созданию общей социологич. теории — от закономерностей поведения в м. г. к за­кономерностям общества в целом. Однако такой под­ход неправомерен, т. к. механизмы взаимоотношений людей в м. г. нельзя рассматривать как модель обществ, структуры в целом, в к-рой действуют общесоциологические, а не психологич. закономер­ности. Марксистские социологи, социальные психо­логи и педагоги исследуют внутриколлективные отно­шения, взаимодействие коллектива и личности, как правило, в связи с более общей системой отношений, в к-рую включен данный коллектив.

Лит.: Маркс К., Энгельс Ф., Нем. идеология. Соч., 2 изд., т. 3, с. 19—20; Ленин В. И., Экономич. со­держание народничества и критика его в кн. г. Струве, Соч., 4 изд., т. i, с. 428—29; Бехтерев В. М., Коллективная рефлексология, П., 1921; ЗалужныйА. С, Учение о кол­лективе, М.—Л., 1930; III н и р м а н А. Л., Коллектив и развитие личности школьника, «Уч. зап. ЛГПИ», 1962, т. 232; Кон И. С, Позитивизм в социологии, Л., 1964; Андре­ева Г. М., Совр. бурж. эмпирич. социология, М., 1965; Антипина Г. С, Проблема «малой группы» в эмпирич. социологии США, «ФН» (НДВШ), 1965, №4; Валенти­нова Н. Г., Влияние взаимоотношений в производств, коллективе на повышение интереса к труду, в кн.: Социология в СССР, т. 1,М., 1966; Г о л у б е в а Н. В., К у з ь м и н Е.С., Опыт изучения производств, коллективов, там же, т. 2, М., 1966; Карпов Ю. Д., Кочетов Г. М., III у б к и н В. Н., Применение количеств, оценок в исследовании соци­ально-психологич. отношений коллектива и личности, там же; Э й с т е р А. У., Осн. направления в изучении малых групп, в кн.: Б е к к е р Г., Б о с к о в А., [сост.], Совр. социоло­гич. теория..., пер. с англ., М., 1961; Б е йлс Р., Теория и исследование малых групп, в кн.: Социология сегодня, пер. с англ.. М., 1965; Н о m a n s G. С, The human group, N.Y , 1950; Bales R. F., Interaction process analysis: a method for the study of small groups, Camb., 1950; S t i г n H., Die informeHe Arbeitsgruppe, Dortmund, 1952; Hare A. P. [a.o.], Small groups, [N.Y.], 1956; Kloskowska A., Zagadnienie rnarych grup spolecznych w socjologii, «Przegla.d Socjologiczny», 1958, t. 12; С a r t w r i g h t D., Zander A., Group dynamics, 2 ed., [L.], 1960; Berger J. la.o.], Types of formalization in small group research, Boston, 1962; H a-re A. P., Handbook of small group research, [3 ed.], N.Y., [1963]; Hahn E., Biirgerliche und marxistische Gruppensczio-jogie, <.Dtsch. Z. Philos.», 1965, № 4; Rainio K. Social

interaction as a stochastic learning process, «Archives Europen-
nes de Sociologie», 1965, Л$ 1.   Г. Антипина. Ленинград.

ТЕОРИЯ МНОЖЕСТВ — теория, в к-рой изучаются множества (классы) элементов произвольной природы. Созданная прежде всего трудами Кантора (а также Р. Дедекиндаи К. Вейерштрасса), Т. м. к концу 19 в. стала основой построения сложившихся к тому вре­мени математич. теорий; в терминах Т. м. были опре­делены важнейшие понятия классич. математики: от­ношение, функция и др. (см. Математическая беско­нечность); однако содержание Т. м. вскоре переросло первоначальные рамки, и она разделилась на несколь­ко относительно самостоят, теорий, постепенно офор­мившихся в новые математич. дисциплины.

Самым «элементарным» разделом Т. м. является ал­гебра множеств, т. е. теория операций над абстракт­ными множествами, являющаяся, по существу, пере­формулировкой алгебры логики. Естеств. развитием «абстрактной» Т. м. (изучающей множества, элементы к-рых не индивидуализируются, не фиксируются) явилась теория «бесконечных чисел»: кардинальных чисел — мощностей множеств и ординаль­ных (порядковых) чисел. Мощность множества — это его количественная (см. Количество в математике) характеристика: мощность конечного множества есть число его элементов, мощность же бесконечного мно­жества определялась Кантором как «то общее, что присуще всем эквивалентным ему множествам» (экви­валентными наз. множества, между элементами к-рых можно установить взаимно-однозначное соответствие). (В более совр. трактовке, уточняющей канторовскую, мощности вводятся — при помощи принципа абст­ракции — просто как классы эквивалентных мно­жеств.) Минимальной бесконечной мощностью яв­ляется мощность натурального ряда чисел; это наи­меньшее трансфинитное кардинальное число, обозна­чаемое, по Кантору, символом ft₀. Множества, экви­валентные натуральному ряду, наз. счетными, или п е р е ч и с л и м ы м и (т.к. их элементы мож­но «пересчитать», «перенумеровать» числами нату­рального ряда). Кантор показал, что мощность всех отображений произвольного множества на себя (мощ­ность множества всех его подмножеств, т. е. множеств, состоящих из нек-рых его элементов) боль­ше мощности исходного множества, из чего следует неограниченность «шкалы мощностей» #₀, #_х, Ц₂, ... Множество всех подмножеств минимального бес­конечного множества — натурального ряда — эквива­лентно множеству всех действительных чисел; мощ­ность последнего наз. мощностью континуума и обо­значается с. Поставив вопрос о месте этой мощности в «последовательности алефов» Ц₀. Ц₁, #₂, ... (т. и. континуум-проблема), Кантор высказал гипотезу, что c = S_r (т. н. континуум-гипотеза).

Для характеристики подобных упорядоч. множеств (т. е. множеств, на к-рых введено порядка отношение, относительно к-рого они изоморфны — см. Изомор­физм) вводят т. и. порядковые типы. На­зывая порядковые типы вполне упорядоченных мно­жеств (т. е. упорядоч. множеств, каждое непустое подмножество к-рых имеет первый элемент) поряд­ковыми числам и, получают еще одну «чис­ловую систему» — систему порядковых (ординальных) чисел: за натуральными числами 1, 2, 3..., п, ... непо­средственно следует первое трансфинитное порядковое число ш, затем w+1, со+2, ...; вообще, не только за каждым порядковым числом а непосредственно следует число oc-f-1, но и за каждой последовательностью порядковых чисел, не имеющей последнего элемента, следует т. н. предельное поряд­ковое число — «предел» этой последовательности. Комбинация двух порождающих принципов — пере­хода к непосредственно следующему порядковому

ТЕОРИЯ МНОЖЕСТВ

215

 

числу и «перехода к пределу» — дает возможность получать все новые и новые порядковые числа, имею­щие вид «многочленов», от-со, а затем п сколь угодно

длинные итерации «степеней» вида м'" — но не только их: согласно второму из упомянутых порож­дающих принципов, за каждой возрастающей после­довательностью порядковых чисел следует порядковое число, превосходящее все члены этой последователь­ности, т.е. шкала «ординалов» (еще один синоним для термина «порядковое число» — по аналогии с мощно­стями — «кардиналами») неограннчена (причем каж­дое порядковое число а является индексом нек-рого кардинального числа Ц_а). Между кардинальными и ординальными числами есть простая связь: кардиналь­ные числа — это «наименьшие» ординальные числа, т. е. ординальные числа, не эквивалентные (в опреде­ленном выше для множеств смысле) никаким меньшим "ix ординальным числам; ординальные же числа, сле­дуя Дж. Нейману, в настоящее время чаще всего определяют как члены последовательности, начинаю­щейся с числа 0 (отождествляемого с пустым множест­вом), каждый член к-рой есть класс (множество) всех предшествующих членов этой последовательности. Ин­дуктивный процесс порождения порядковых чисел (см. разд. Рекурсивные и индуктивные определения в ст. Определение) позволяет ввести т. н. трансфинит­ную индукцию — способ определения и доказательст­ва свойств объектов, принадлежащих произвольным вполне упорядоч. множествам и занумерованным трансфинитнымп порядковыми числами. Трансфинит-ная индукция, являющаяся непосредств. обобщением метода обычной математической индукции, имеет разнообразные применения во мн. разделах матема­тики (особенно в алгебре, топологии, функциональном анализе): это один из примеров того, как далеко раз­витая ветвь «общей» Т. м. — теория кардинальных и ординальных чисел — играет роль не только «логи­ческой базы» математики, но и является «рабочим инструментом» получения новых математических фактов.

Еще одним важным разделом Т. м. является теория точечных (пространственных, плоских, линей­ных) множеств, т. е. «тех самых» множеств, к-рые изучаются в математич. анализе. Эта теория входит в качестве «первой главы» во мн. разделы «высшего анализа», в частности в д е с к р и п т и в н у ю Т. м., изучающую структуру и свойства различных классов множеств, получаемых, исходя из точечных множеств сравнительно простой структуры (отрезки, интервалы, их объединения и пересечения), с помощью тех или иных операций. В дескриптивной Т. м., являющейся «общей теорией континуума» и развивавшейся гл. обр. трудами представителей Московской математич. шко­лы Д. Ф. Егорова — Н. Н. Лузина и Парижской школы Р. Бэра, Э. Бореля и А. Лебега (см. Эффекти-■еизм), возникло особенно много таких проблем, к-рые, как и проблема континуума, дали основание Лузину высказать предположение об их принципиальной не­разрешимости средствами канторовской Т. м. (т. е. в известном смысле о неполноте последней). Непро­тиворечивость ряда предложений дескриптивной Т. м., установленная позднее К. Гёделем, П. С. Новиковым, А. Мостовским, Дж. Аддисоном и др., и означает ^(вместе, конечно, с тривиальной непротиворечивостью ■отрицаний этих предложений) неразрешимость соот-ветств. проблем. Дескриптивная Т. м. играла, т. о., важную роль в формировании идей и методов матема­тической логики; в дальнейшем обнаружилось глубо­кое родство между осн. ее понятиями и результатами и их аналогами в теории рекурсивных функций и пре­дикатов (точнее, первые сыграли роль прообразов для вторых; см. Предикатов классификации).

К началу 20 в. (а в глазах подавляющего большин­ства математиков, далеких от проблем обоснования,— и по наст, время; такова, напр., позиция Н. Бурбаки) Т. м. не только стала играть роль фундамента мате­матич. теорий, но и проникать своими далеко идущими следствиями в их «верхние этажи». Единственная, по существу, ветвь «чистой» математики, не зависящая от принятия теоретико-множеств. взгляда — ариф­метика натуральных чисел, и та, по замыслу Фреге— Рассела (см. Логицизм), «погружалась в логику» в качестве части Т. м., а именно, теории конечных кардинальных чисел, с к-рыми (в отличие от ак-сиоматич. подхода Р. Дедекинда, Г. Грасмана и Дж. Пеано, уточняющего представление о конечном порядковом числе) и отождествлялись натуральные числа. Но именно в этом пункте Т. м. ожидало серьез­ное потрясение: в ней (исторически — в работе Фреге, посвященной основным законам арифметики) были обнаружены парадоксы (антиномии, противоре­чия, нек-рые из к-рых, как выяснилось позднее, были известны еще самому Кантору). Парадоксы Т. м. при всем различии их формулировок имели своей общей причиной неограниченное применение т. н. прин­ципа свертывания (см. Принцип абстракции), согласно к-рому введение в рассмотрение множеств, охаракте­ризованных любым общим «свойством» их элементов (произвольным предикатом), есть вполне законная «мыслительная операция» Т. м. с неогранич. принци­пом свертывания (к-рый при неформализованном из­ложении к тому же, как правило, явно и не формули­руется) принято называть «наивной» Т. м.

Противоречивость наивной Т. м. преодолевается в первую очередь при помощи различных формулиро­вок аксиоматической Т. м. (см. Метод аксиоматический). В одной из первых (1908) систем аксиоматпч. Т. м. — системе Цермело — Френкеля, обозначаемой обычно ZF , формулы к-рой получаются из т. н. «элементарных формул» вида х£у (читается: «х принадлежит у») средствами обычного предикатов ис­числения, принцип свертывания заменяется несколь­кими его частными случаями: аксиомой существования множества-пары {х, у} для любых (данных) мно­жеств х и у; аксиомой существования объединения (суммы) всех элементов произвольного множества х в новое множество S ( x ), элементами к-рого будут все элементы элементов х; аксиомой существования мно­жества Р(х) всех подмножеств произвольного мно­жества х; аксиомой существования бесконечного мно­жества п схемами аксиом: схемой выделения, согласно к-рой для всякого множества х и свойства ф, опреде­ленного в этом множестве, существует множество эле­ментов х, обладающих свойством <р, и схемой подста­новки, утверждающей, что для любого взаимно­однозначного отображения элементов произвольного данного множества х, описываемого на языке системы ZF , существует множество таких г, на к-рые отобра­жаются эти элементы х. Не подпадает под схему прин­ципа свертывания т. н. аксиома выбора (о существо­вании «множества представителей», т. е. множества, содержащего в точности по одному элементу нз каж­дого из данных непустых попарно непересекающихся множеств). Как и во всякой др. системе аксноматич. Т. м., в ZF постулируется также аксиома объемности (экстенсиональности), согласно к-рой множества, со­стоящие из одних и тех же элементов, совпадают (см. Объемности принцип). Иногда к ZF присоединяют п нек-рые др. аксиомы более спец. назначения, напр. т. н. аксиому фундирования (или регулярности), ис­ключающую, в частности, возможность возникнове­ния «патологических» множеств, для к-рых было бы х£х, х£у&у£х и т. п., пли аксиомы, постулирующие, наоборот, существование нек-рых спец. объектов, напр. т. н. недостижимых (хотя бы с помощью описан-

ТЕОРИЯ МНОЖЕСТВ

216

;—ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

 

ной выше конструкции) кардинальных и(ли) порядко­вых чисел. Последнее предполагает построение сред­ствами ZF теории мощности и порядка, что легко осу­ществимо, так же как и построение этими средствами, по существу, всей классич. математики. Позднее были предложены многочисл. видоизменения ZF (А. Мо­сковский, Т. Сколем и др.) и системы, отличающиеся от ZF тем, что «плохие» (приводящие к парадоксам) совокупности элементов не вовсе исключаются из рассмотрения (что в нек-ром роде не вполне естест­венно), а признаются «собственно классами», т. е. мно­жествами, не могущими принадлежать в качестве элемента др. множествам (эта идея, идущая от Дж. Неймана, была развита П. Бернайсом, К. Гёделем и др.). Системы эти, в отличие от ZF , могут быть заданы посредством конечного числа аксиом. Др. под­ход к преодолению парадоксов реализован в теории типов Б. Рассела и А. Н. Уайтхедап ее модификациях, в к-рых ограничения накладываются не на аксиомы свертывания, а на критерии «осмысленности» (закон­ности, допустимости) фигурирующих в них «условий» (свойств), а также в системах, подобных NF Куай­на, сочетающих оба упомянутых подхода (см. Типов теории).

Для различных систем аксиоматич. Т. м. и отдель­ных их аксиом существенным является вопрос об их (относительной) непротиворечивости. В 1940 К. Гё-дель доказал относительную непротиворечивость ак­сиомы выбора (вызывавшей ранее ввиду своего некон­структивного, чисто экзистенциального характера, мн. сомнений и споров) и континуум-гипотезы для описанной им системы 2 (а тем самым и для ZF ); в дальнейшем этот результат был перенесен на теорию типов (самую слабую из перечисленных систем), а за­тем и на NF (для ослабл. формы аксиомы выбора, по­скольку, как показал в 1959 Э. Шпеккер, обычная ее форма в NF опровержима). В 1963 амер. математик П. Дж. Коэн доказал совместимость с ZF отрицаний континуум-гипотезы и аксиомы выбора (а тем са­мым и независимость этих предложений; вскоре близкие результаты были получены также чешскими логиками П. Вопенкой и К. Буковским). Установлен­ная таким образом неразрешимость столь «естест­венно поставленных» проблем лишний раз подчерк­нула зыбкость платонистских представлений об «объ­ективности» описываемых ими «обстояний». Одним из серьезных источников установленных фактов яв­ляется «парадокс Сколема», говорящий об относи­тельности понятия мощности; этот парадокс вытекает из теоремы Лёвенхейма — Сколема о наличии моделей произвольной мощности у непротиворечивых систем, в силу к-рой понятие категоричности системы аксиом для сколь-либо богатых систем оказывается бес­предметным.

Ни в одной из описанных систем Т. м. не возникают известные парадоксы. Однако проблема абсолютной их непротиворечивости, ввиду теоремы Гёделя о неполно­те (см. Метатеория), казалась до последнего времени безнадежной. Только привлечение средств ультра­интуиционистской программы (см. A. S. Esenine-Vol-pine, Le programme ultra-intuitioniste des fondements des mathematiques, Infinitistic methods, Warsaw, 1961) позволило доказать непротиворечивость ZF (и теории типов). Но для NF эта проблема не решена до сих пор. Следует, наконец, отметить, что для представителей интуиционизма И конструктивизма (см. Конструк­тивное направление в логике и математике) проблема обоснования Т. м. в описанном выше смысле вообще не встает: классическая Т. м. неприемлема для них независимо от того, насколько она уязвима парадо­ксами, в силу основанного на абстракции актуальной бесконечности неконструктивного, неэффективного характера ее экзистенциальных утверждений. Для

конструктивистских же версий Т.м. (или, как, следуя Брауэру и Рейтингу, ее называют, теории видов) принцип свертывания, взятый «во всей его силе», ока­зывается тривиальностью: интуиционисты попросту отождествляют «множества» и «свойства», что не порож­дает, однако, никаких новых проблем, ибо их «свой­ства», по  определению, эффективно проверяемы.

Лит.: Френкель А. иБа р-Х и л л е л И., Основания
теории множеств, пер. с англ., М., 1966 (библ.); К о э н П. Д ж.,
Теория множеств и континуум-гипотеза, пер. с англ., М., 1969;
Есеии н-В ольпин А. С,К обоснованию теории множеств,
в сб.: Логические исследования, М., 1959; Г е й т и н г А.,
Интуиционизм, пер. с англ., М., 1965; Q u i n e W. О. V., Set
theory and its logic, N. Y., 1963.  Ю. Гостев. Москва.

ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ — см. Относи­ тельности теория.

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ (гносеология, эпистемо­логия) — раздел философии, в к-ром изучаются проб­лемы природы и возможностей познания, отношения знания к реальности, исследуются всеобщие предпо­сылки познания, выявляются условия его достовер­ности и истинности. В отличие от психологии, физио­логии высшей нервной деятельности п др. наук, Т. п. как филос. дисциплина анализирует не характер ин­дивидуальных, функционирующих в психике меха­низмов, позволяющих тому или иному субъекту прийти к определенному познават. результату, а все­общие основания, дающие право говорить об этом результате как о з н а н и и, т. е. как о чем-то выра­жающем реальное, истинное положение дел. Двумя осн. направлениями в Т. п. являются материализм н идеализм. Термин «Т. п.» ввел в философию шотл. философ Дж. Феррьер в 1854.

Любая спец.-науч. теория относится к ограни­ченной сфере реальности и исходит из нек-рых пред­посылок, принимаемых ею как данные, неанализируе-мые (результаты др. науч. теорий, эксперимент, ма­териал, зафиксированный в категориях обыденного языка, определ. представления об условиях приемле­мости науч. теории и т. д.). В отличие от этого, Т. п. пытается выявить п критически исследовать сами ус­ловия истинности всякого знания, обнаружить те конечные, предельные основания, к-рые позволяют бесспорно судить о степени обоснованности, соответ­ствия реальности любого конкретного вида знания. Поскольку Т. п. (во всяком случае — в идеале) не может предполагать существования предпосылок,, к-рые не анализируются, а просто принимаются в ка­честве общепризнанных, постольку она не может строиться как обычная теория. Но именно потому, что те предельные основания знания, поисками к-рых за­нимается Т. п., не являются чем-то общепризнанным и непосредственно очевидным, существует возмож­ность их различного понимания и трактовки. По­этому Т. п. всегда выступала и выступает в виде нали­чия различных, как правило, взаимоисключающих концепций — материалистов и идеалистов, эмпириков и рационалистов, интуитивистов и интеллектуали­стов, скептиков и догматиков и т. д. Другая особен­ность построения Т. п. состоит в том, что она, в отли­чие от спец. теорий, ориентирована на поиски всеоб­щих оснований знания и поэтому выступает не как дедуктивная теоретич. система, а как анализ различ­ных познават. образований, как развернутое обсуж­дение трудностей такого анализа, предполагающее преодоление иных теоретико-познават. подходов.

Эти особенности Т. п. объясняют тот факт, что в ней важен не только сам полученный результат — т. е. ответ на вопрос, где искать предельные основания зна­ния,— но и ведущий к нему путь, способ обоснования этого результата, способ самого формулирования проб­лем Т. п. (нек-рые теоретико-познават. концепции выступают даже преимущественно как критика дру­гих Т. п.;— такова напр., философия лингвистич.

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

217

 

анализа). Поэтому термин теория, входящий в наи­менование Т. п., имеет не тот смысл, к-рый он приоб­рел в спец. науках, а близок по значению к более широкому термину «учение», что отражено и в греч. этимологии этого слова. Ответы на коренные вопросы Т. п. и сами способы их формулирования приобретали разную форму в разных концепциях и в разное время. При этом проблемы, находившиеся в центре одних гносеологич. систем, оказывались в других на пери­ферии. Напр., для феноменологии как Т. п. одной из основных является проблема «данности», самоочевид­ности в познании; прагматизм выдвигает на первый план проблему проверяемости познават. утверждений, ставя в зависимость от нее решение др. проблем Т. п., в частности вопроса об отношении знания и реаль­ности; аналитич. философия анализирует прежде всего проблему значения, пытаясь доказать, что решение этого вопроса позволяет ответить на все др. вопросы, традиционно фигурировавшие в Т. п. (в этой связи следует подчеркнуть различие между реальным смыс­лом той или иной гносеологич. концепции и осозна­нием этого смысла философом: сознат. выдвижение той или иной проблемы как исходной не отменяет того, что в действительности всякая Т. п. так или иначе не может не исходить из решения основного вопроса философии). Проблемы, обстоятельно обсуж­даемые в одних концепциях, снимаются как бессмыс­ленные, возникшие в результате ложной постановки вопроса, другими. Напр., проблема скачка, «трансцен-зуса» от субъекта к внешнему миру, одна из централь­ных для Декарта и мн. др. философов 17—18 вв., сни­мается нем. классич. философией, на др. основе эли­минируется англо-амер. неореализмом и, наконец, по принципиально иным мотивам отвергается дпалектич. материализмом.

В развитии немарксистской Т. п. можно выделить четыре периода: античность, когда Т. п. появилась в философии и выступала как критич. обсуждение условий получения истинного знания, а центральной была проблема отношения знания и мнения, истины и заблуждения, причем знание понималось в единстве с предметом знания; Т. п. эпохи Просвещения (17—18 вв.), когда в центре стояло обсуждение воп­роса о связи «я» и внешнего мира, «внешнего» и «внутр.» опыта, первичных и вторичных качеств, а Т. п. выступала не только как анализ филос.-метафи-зич. знания и орудие построения онтологич. системы, но и как критич. исследование науч. знания; Т. п. в нем. классич. философии, где проблемы Т. п. свя­зываются с исследованием историч. развития форм практич. и познават. деятельности, ставятся в куль-турно-историч. контекст; Т. п. в совр. бурж. филосо­фии, для к-рой, в частности, характерно появление направлений, отрицающих осмысленность традицион­ной Т. п. со всеми ее проблемами (аналитич. филосо­фия, экзистенциализм.). Что касается марксизма, то он на новой основе продолжает традиции материа­лизма в Т. п. и критически ассимилирует достижения нем. классич. философии.

Т. п. в античной философии. Собственно теоретико-познавательное исследование начинается тогда, когда само знание становится самостоятельным объ­ектом анализа и возникает вопрос: «...что такое знание... в чем оно состоит» (Р 1 a t о, Theaet. 145с—146; рус. пер., М., 1936). Различение знания «по истине» и знания «по мнению» у первых антич. философов выражает еще не столько сознательную гносеологич. постановку вопроса, сколько противо­поставление одной онтологически-космологич. кар­тины мира («истинной» действительности) другой его картине (выражении не-бытия, не-сущего в кар­тине, совпадающей с обыденными представле­ниями). Размышления над всеобщими условиями

производства знания, т. е. условиями, дающими возможность отличить истинные суждения о мире от тех, к-рые выражают лишь мнение, появляются впервые у софистов и Сократа. Софисты указали на роль индивидуальных различий в познании действи­тельности, на роль.условий восприятия и т. д., т. е. впервые выдвинули те доводы, к-рые после них непре­рывно повторяются с разными вариациями скепти­ками и феноменалистами.

Деятельность софистов была исторически и логи­чески необходимой предпосылкой развернутого форму­лирования проблематики Т. п. Эту задачу выполнил Платон, впервые давший вполне четкую и разверну­тую форму постановки всех осн. проблем Т. п., форму, к-рая при всей ее наивности является классической'. Что есть знание? Каковы способы его обоснования? Может ли считаться знанием то, что обычно, в повсед­невном обиходе считается таковым? Обеспечивается ли знание чувственностью или разумом? Каково отно­шение между знанием и мнением, в частности правиль­ным мнением? Негативные аргументы софистов позво­лили обнаружить проблематичность знания, пробудив тем самым интерес к анализу всеобщих условий полу­чения знания (не случайно всякая Т. п. не только исследует проблему истины и ее критерия, но и пы­тается выявить природу иллюзии, заблуждения, лож­ного мнения). Платоновские размышления над при­родой познания возникли как своеобразная попытка дать ответ на негативную аргументацию софистов. Значение Платона в истории Т. п. заключается в чет­ком выявлении того обстоятельства, что знание, по­скольку оно остается таковым, не может не носить общеобязательного, устойчивого, объективного харак­тера, т. е. не может зависеть от индивидуальных, личных характеристик познающего субъекта. Отсюда учение Платона об общеобязат. характере понятий, к-рым соответствует царство идей как реальный объект истинного знания, как инвариант, противо­стоящий всем субъективным изменениям мнений. До­стигнутый в системе Платона прогресс в формиро­вании проблематики Т. п. сопровождается отходом от стихийного материализма досократиков, появлени­ем первой в истории философии крупной системы идеализма; с этим связана постановка Платоном ряда проблем, к-рые не поддаются решению вследст­вие самой их ложной формулировки: как относятся мир неизменных идей и мир «становящихся» вещей, как совместить постоянное и абсолютно достоверное знание и неустойчивое, проблематичное мнение и т. д.

Специфика постановки проблем Т. п. в античной философии состоит в том, что все мыслители здесь, рассуждая о познании, исходят из положения о том, что знание не может не быть едино с тем, знанием о чем оно является, т. е. не может не быть своеобраз­ной копией предмета. Эта предпосылка принимается как нечто совершенно естественное и даже особенно не обсуждается; гл. интерес дискуссии лежит в выяс­нении того процесса, посредством к-рого предмет пе­реводится в состояние знания. Наиболее развитую форму античная теория образов получает у Платона и Аристотеля. Можно считать, что именно Платон впервые в истории философии выдвигает каузальную теорию восприятия, сравнивая воспринимающего субъекта с воском, а предмет его восприятия — с пе­чатью, к-рая отпечатывается в воске. Аристотель обо­сновывает идею о том, что в процессе познания субъект потенциально является тем, чем актуально является познаваемый им предмет.

Тезис о единстве знания и предмета специфически сочетается в антпч. философии с отсутствием понима­ния активности субъекта в процессе познания, с не­умением разглядеть необходимость творч. деятель-

218

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

 

ности субъекта как средства пстинного воссоздания объекта. Истинный объект может быть только «дан» незнающему; все же, являющееся продуктом его твор­чества, его субъективной познават. деятельности,— лишь мнение, не истинное, не соответствующее бы­тию. Это положение столь характерно для античной мысли, что присутствует не только у досократпков, не умевших еще различить ощущение и размышление. Оно есть даже у Демокрита и Платона, к-рые пре­красно понимали роль рационального рассуждения для достижения истинного знания о бытии, но вместе с тем, по-видимому, смотрели на мыслит, деятель­ность не столько как на способ воспроизведения бы­тия, сколько как на нек-рое необходимое условие, позволяющее схватить, узреть образ, адекватный са­мому объекту.

В античной философии нет того принципиального логич. противопоставления субъекта п объекта, к-рое было выработано в европ. философии нового времени. Даже Платон недостаточно четко выражает различие мира идей и мира физпч. тел (вследствие чего царство идей нередко выступает у него просто как мир фнзич. тел особого рода), а наиболее субъективистски и реля­тивистски настроенные античные философы не яв­ляются субъективистами в смысле новой европ. фило­софии. Все это объясняется тем, что проблематика Т. п. существует для античных мыслителей лишь в связи с задачей построения картины космоса.

Т. п. в философии 17—18 вв. В европ. философии 17 —18 вв., развивавшейся в тесной связи с возник­шим естествознанием, проблематика Т. п. занимает центр, место, будучи исходной при построении филос. систем (а иногда и совпадая с самой системой). С осо­бой остротой ставится задача отыскания абсолютно достоверного знания, к-рое было бы исходным пунк­том и вместе с тем предельным основанием всей остальной совокупности знаний, позволяя дать оценку этих знаний по степени их истинности.

Выбор разных путей решения этой задачи обуслов­ливает деление философов на рационалистов и эмпи­риков. При этом ориентация на механико-матем. ес­тествознание того времени, попытка применить методы науки к решению филос. вопросов диктует рациона­листам понимание «врожденных», независимых от опыта истин разума (из к-рых якобы и может быть выведено все остальное знание) по аналогии с геомет-рич. аксиомами, а эмпириков толкает к уподоблению данных чувственности (именно в них эмпирики усмат­ривают элементарные единицы знания) своеобразным атомам, взаимодействие к-рых порождает все осталь­ные познават. образования. Т. о., взаимоотношение чувственности и разума, эмпирического и рациональ­ного исследуется в Т. п. не только как проблема происхождения знания или, тем более, простого пред­шествования во времени одного другому, а прежде всего как проблема логич. обоснования системы зна­ния. Др. характерная черта философии 17—18 вв.—• обсуждение проблемы связи субъекта и материальной субстанции, «я» и внешнего мира (н производных от них проблем «внешнего» и «внутр.» опыта, первичных и вторичных качеств и др.). Это проблема возникла как следствие осуществленного Декартом выделения субъекта, субъективного в качестве чего-то резко от­личного от материальной субстанции и логически про­тивоположного ей. Декарт выделяет «я», самосознание субъекта как такое начало, в существовании к-рого нельзя сомневаться, ибо сам акт сомнения уже пред­полагает «я» («я мыслю, следовательно, существую»). Существование мыслящего «я» — интуитивная, непо­средственно данная рациональная истина, ясная и отчетливая, обосновывающая все остальное знание. Декарт, с одной стороны, отождествляет «я» с внут­ренним, непосредств. переживанием субъектом самого

себя, а с др. стороны, рассматривает его как выраже­ние некоей рациональной вещи, мыслящей субстан­ции, к-рая сливается у него с идеальным (идеи высту­пают как своеобразные модусы существования духов­ной субстанции). Поскольку Декарт принципиально не различает еще мышления, сознания и псцхич. жиз­ни вообще, теоретико-познават. проблема отношения познающего субъекта к познаваемому предмету, пси-хпч. проблема отношения психического к физиологи­ческому и онтологич. проблема отношения идеальной и материальной субстанций сливаются у него и у по­следующих рационалистов в одну проблему. Место рациональной истины о существовании «я» в филос. теории мыслится Декартом по аналогии с местом аксиом в матем. системе, а признаки, приписываемые мыслящей субстанции, подбираются как отрицания признаков, к-рыми обладает материальная субстан­ция: если материальная субстанция есть вещь про­тяженная, то субстанция мыслящая — вещь непро­тяженная, если материя обладает прежде всего коли­честв, характеристиками, то дух — качественными, и т. д. Отсюда и резкий дуализм, логич. взаимоисклю­чение двух субстанций. Это во многом объясняется состоянием науки того времени, к-рая тогда начинала осваивать только область механич. явлений.

Приписав идеальной и материальной субстанциям, субъекту и объекту логически несовместимые призна­ки, последекартовский рационализм, естественно, был не в состоянии решить проблемы познания. Если у самого Декарта еще нет полного осознания тех ло­гич. трудностей, к к-рым ведет принятие его характе­ристик протяженной и мыслящей субстанций (он счи­тает возможным непосредств. познание вещей внеш­него мира, говорит даже о воздействии вещей на ор­ганы чувств н т. д.), то его последователи, с одной стороны, окказионалисты, а с другой — Мальбранш, полностью их осознают. Т. к. духовная и материаль­ная субстанции не имеют между собой ничего общего, они и не могут действовать друг на друга. Значит, ма­териальная субстанция, телесный мир — это не при­чина наших представлений о нем, а лишь повод для непосредств. воздействия на душу со стороны бога, к-рый действует на мыслящую субстанцию всякий раз, когда мы познаем к.-л. предмет. Так намечается воз­можность перехода от дуалистич. философии Декарта к философии субъективного идеализма.

Материалпстич. эмпиризм, выступая против пре­вращения идеалистами-рационалистами мышления в самостоят, субстанцию, в «рациональную вещь», остро критикуя декартовское учение о «врожденных идеях», вместе с тем не мог не признать самого факта сущест­вования «я» как феномена психич. жизни, непосред­ственно переживаемого познающим субъектом. По­скольку материалисты не могли принять той интер­претации этого факта, к-рая давалась в рациона­лизме, перед ними встала задача объяснения проис­хождения и функционирования т. н. внутреннего опыта, неразрешимая в рамках метафнзич. формы ма­териализма того времени.

Слабости метафизич. материализма были исполь­зованы представителями субъективного идеализма, к-рый как четко оформленная школа появляется именно в 18 в. и спекулирует прежде всего на пробле­матике Т. п. Исходя из невозможности средствами метафизич. философии показать пропзводность внутр. опыта от внешнего и из несомненности, интуитивной достоверности самопереживания, рефлексии, Беркли провозглашает тезис о зависимости внешнего опыта от внутреннего; внешний мир — лишь совокупность моих идей, ощущений. Юм продолжает ту же ли­нию, превращая все (в т. ч. и «я», предполагаемый носитель внутреннего опыта) в совокупность чувст­венных впечатлений.

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ                                                                            219

У рационалистов противоположность субъективного и объективного знания выступает в форме наличия эмпирич. знания, как смутного, неясного, «имагина-тивного», и знания рационального, четкого, исходя­щего из интуитивно ясных истин. Объективный харак­тер рацион, знания обеспечен тем, что между мысля­щей субстанцией, с ее врожденными идеями, и мате­риальной субстанцией — объектом познания — суще­ствует «предустановленная гармония». Но откуда же в таком случае берется смутное, субъективное знание, знание вторичных качеств в отличие от объективного знания, знания первичных качеств! Отвечая на этот вопрос, Декарт писал, что вторичные качества выра­жают не свойства самих вещей, а способ воздействия тел на субъекта, вследствие чего ощущения (в отличие от мышления) являются не отражением реальности, а скорее знаками внешних тел. Последекартовскпй рационализм, осознавший уязвимость такого ответа, не мог столь прямолинейно отвечать на этот вопрос и фактически был не в состоянии разрешить эту труд­ность. Материалистич. эмпиризм истолковывает зна­ние вторичных качеств как результат взаимодействия субъекта и познаваемых материальных тел.

С внешней стороны учение философии 17—18 вв. о первичных и вторичных качествах выступало как возрождение античной теории Демокрита — Эпику­ра (а аргументы в пользу субъективного характера показаний органов чувств заимствовались нередко у софистов и античных скептиков). Однако по существу это была новая концепция. Если для фило­софов античности и первичные, и вторичные качества были образами реально существующих предметов (принадлежавших к области бытия или небытия), то для философов 17—18 вв. образами действительности, объективно истинно отражающими реальность, яв­ляются только знания первичных качеств. Вместе с тем с т. зр. эмпириков-материалистов, исходив­ших из того, что чувств, опыт — единств, источник познания, как первичные, так п вторичные качества непосредственно даны познающему субъекту в чувств, опыте. Но в таком случае возникает вопрос: если и одни, и другие «качества» одинаково даны в чувств. опыте, то почему первичные качества выражают истинный образ объекта, а вторичные представляют лишь взаимодействие субъекта и объекта? Ведь чувств, опыт неотделим от взаимодействия человека и позна­ваемого предмета. Слабости теории «первичных» и «вторичных» качеств были использованы субъектив­ным идеализмом 18 в., указавшим (вполне справед­ливо) на невозможность четкого разграничения субъ­ективных и объективных качеств с позиций метафи-зич. эмпиризма.

Т. о., как в античности, так и в философии 17 — 18 вв. исследование проблем знания и познания непосредственно связано с филос. анализом природы реальности, с выявлением первичных оснований дей­ствительности, причем в античной философии Т. п. не отчленяется четко от онтологически-космологич. системы, а в европ. философии 17—18 вв. проблема­тика Т. п. получает относит, самостоятельность. Но и в этот период познание мыслится как неразрывно связанное с бытием. В зависимости от понимания при­роды реальности Т. п. выступает либо в связи с онто-логич. системой (где реальность мыслится как объек­тивное, существующее независимо от индивидуаль­ного сознания бытие — идеалистич. рационализм, ме-тафпзич. материализм), либо в связи с системой пспхо-логич. метафизики (реальность отождествляется с эм­пирически «данными» познанию чувств, впечатлени­ями — субъективный идеализм Беркли, Юма). У Де­карта теоретико-познават. проблема отношения зна­ния и реальности неотделима от онтологич. проблемы отношения идеальной и материальной субстанций.

Метафизич. материалисты исследуют проблемы Т. п. в рамках понимания человека как биологич. индивида, целиком зависимого от Природы и наделенного ею всеми необходимыми для познания способностями. В философии Юма гносеологич. вопросы сводятся к анализу психологич. проблем взаимодействия чувств, впечатлений, представлений, памяти, к иссле­дованию ассоциаций, привычек и т. д.

Т. п. в нем. классич. философии. Лишь в системе Канта впервые предпринимается попытка построить такую Т. п., к-рая была бы совершенно независима от всяких допущений о реальности, как онтологиче­ских, так и психологических. В связи с реализацией этой задачи Кант постулирует зависимость реаль­ности, субстанциональности от самого познания: объект и субъект познания С5^гществуют не как пред­метные сущности, а лишь в качестве формы протека­ния познават. деятельности. Предметность, функция объективации — форма деятельности субъекта, и вне познаваемых им предметов не существует самого субъекта. С другой стороны, объект познается и существует в качестве объекта лишь в формах дея­тельности субъекта, считает Кант. Вещь в себе, т. е. реальность, существующая вне всякого отношения к познающему субъекту, дается последнему лишь в формах объектов, являющихся по существу продук­тами собств. творчества субъекта. В этой связи Кант резко критикует метод метафизич. онтологизма, исхо­дившего из понятия о чистом реальном бытии, взятом вне отношения к субъекту и формам его познават. деятельности, и пытавшегося из этого понятия путем его аналитич. расчленения вывести осн. характери­стики действительности.

Субъект понимается Кантом не как «мыслящая вещь» Декарта и других метафизич. рационалистов, а скорее как самодеятельность, как внутр. активность, обнаруживающая себя лишь в своем функциониро­вании — оформлении ощущений посредством катего­риального синтеза. За идеалистич. тезисом Канта о творении субъектом мира объектов лежит глубокая диалектич. идея активности субъекта: субъект не просто воспринимает «данный» ему мир ощущений или готовых рассудочных понятий, а творчески перераба­тывает «данность», строит из нее новое по содержанию знание. Сами категории тоже существуют лишь по­стольку, поскольку они функционируют, являются средствами оформления чувственно-данных ощущений пли наглядных представлений. Вне этого функциони­рования категории пусты, п никакое их аналитич. расчленение не может дать принципиально нового знания. Заслуга Канта в развитии Т. п. состоит в сня­тии внешнего противопоставления субъекта и объекта, характерного для философии 17—18 вв. В связи с этим проблематика Т. и. получает в философии Канта новый облик. Вопрос о том, как познающему субъекту удается найти путь к внешнему объекту, для «критпч.» философии является ложно поставленным. Интерес Канта направлен на выяснение условий пло­дотворного использования средств познания (форм чистой интуиции, категорий рассудка, идей чистого разума), т. е. тех условий, к-рые позволяют провести границу между подлинным науч. знанием и лжемуд­ростью (к ней относится, в частности, как считает Кант, рационалистпч. метафизика). Критику «догма-тич.» метода метафизич. рационализма Кант исполь­зует для обоснования своего субъективного гносеоло-гизма: настоящая, «критич.» философия якобы во­обще не может быть онтологией, учением о бытии, а способна лишь исследовать возможности и границы познания. Справедливо подчеркивая активность по­знания, Кант не отделяет материализм от той созер­цательной, метафизич. формы, в какой он выступал в философии 18 в., и считает, что вместе с метафизич.

220

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

 

противопоставлением субъекта и объекта он опроверг всякий материализм.

Подлинным субъектом познания, согласно Канту, является не индивидуальное, эмпирич. «я», а нек-рый «субъект вообще», Трансцендентальный Субъект, ле­жащий в глубочайшей основе всякого индивидуаль­ного «я», но вместе с тем и выходящий за его пределы. «Субъект вообще» становится известным индивидуаль­ному субъекту не в своем функционировании, а лишь в его результате (функционирование «субъекта во­обще» совершается бессознательно, как бы за спиной сознания)* Вследствие этого мир предметов, природа выступают для каждого индивидуального, эмпирич. субъекта как данная ему, существующая независимо от сознания действительность, тогда как на самом деле природа есть конструкция «сознания вообще» (мир предметов природы, по Канту, «эмпирически реален» и «трансцендентально идеален»). Единство Трансцен­дентального Субъекта («трансцендентальное единство апперцепции») не имеет ничего общего с единством субъекта, понимаемого в качестве простой, неделимой субстанции (рационализм 17 —18 вв.). Во-первых, под­черкивает Кант, абс. единство апперцепции не сущест­вует вне Трансцендентального синтеза многообразия, т. е. вне оформления Трансцендентальным Субъектом ощущений в мир объективных предметов. Во-вторых, Трансцендентальный Субъект выступает для эмпирич. сознания лишь в форме продуктов своей деятель­ности — мира явлений. Категория же субстанции, вещи в строгом смысле, приложима только к миру явлений, а не к его потусторонним производителям: вещи в себе и Трансцендентальному Субъекту. По­этому «субъект вообще» не есть субстанция, а скорее некая сверхчувств, самодеятельность, продуктив­ность. Категория субстанции, считает Кант, непрнло-жима даже к эмпирич. самосознанию, т. к. эмпири­ческое «я» дается во «внутр.» чувстве, а категория суб­станции прилагается только к предметам внешнего чувства.

Установка Канта на создание «чистой Т. п.», неза­висимой от онтологич. предпосылок, была реализо­вана им лишь частично: кантовское положение о су­ществовании вещи в себе не только носит онтологич. характер, но и по способу своего введения в систему весьма напоминает критикуемую Кантом рациона-листич. метафизику. У Канта есть и элементы понима­ния субъекта в качестве трансцендентальной вещи: он иногда отождествляет Трансцендентальный Субъ­ект с вещью в себе. Доведение до конца «чистого гно-сеологизма» принадлежит уже неокантианцам, к-рым во имя борьбы с остатками онтологии (отождествляе­мой ими с «метафизикой») пришлось выкинуть из кан-товской системы не только вещь в себе, но и Транс­цендентального Субъекта (поэтому, напр., в Т. п. марбургской школы не существует субъекта и объ­екта, а есть лишь субъективное и объективное). Нео­кантианство было одной из немногих в истории фило­софии теоретико-познават. систем, носивших «чисто гносеологич.» характер.

Между тем развитие нем. классич. философии сразу после Канта выдвинуло необходимость преодоления разрыва гносеологической и онтологич. проблематики. Наиболее полно в домарксистской философии эта задача решалась Гегелем. Гегель полностью снимает те элементы отчуждения субъекта и объекта, к-рые еще имеются в философии Канта, показывает ди-алектич. взаимозависимость этих категорий, их пере­ход друг в друга, глубоко раскрывает несостоятель­ность метафизич. противопоставления объективной ре­альности (вещи в себе у Канта) и объекта, эмпириче­ского и рационального знания, «внешнего» и «внутр.» чувства, теоретического и практич. разума. По суще­ству субъект и объект тождественны друг другу, т. к.

в основе действительности лежит саморазвитие Абс. Духа (в строгом смысле слова, считает Гегель, Абс. Дух совпадает с действительностью), к-рый является Абс. Субъектом, имеющим в качестве объекта самого себя. Если действительность, реальность понимать не как внешнюю познанию вещь, а как процесс само­развития, самораскрытия, совпадающий с самопозна­нием,— а в основе познания, по Гегелю, лежит само­познание,— то теряются основания для противопо­ставления Т. п. и онтологии, то и другое абсолютно совпадает. Гегелевская «Наука Логика» — не только Т. п., но и одновременно онтология, причем она не есть ни Т. п., ни онтология в смысле философии эпо­хи Просвещения, а выражает собой на объективноиде-алпстнч. основе совпадение диалектики, логики и Т. п.

Если в античной философии Т. п. и онтология еще не отчленены друг от друга, а в философии 17 —18 вв. связаны между собой как относительно самостоят, части единых филос. систем, то в гегелевской кон­цепции они сознательно мыслятся как полностью совпадающие друг с другом. Др. особенность обсуж­дения проблем Т. п. в рамках гегелевской философии состоит в том, что познание впервые анализируется в контексте псторич. развития форм практической и познават. деятельности человеч. общества. Развивая кантовскую мысль о понимании субъекта как само­деятельности, Гегель осмысляет последнюю уже не в качестве статич. акта, совершающегося вне времени и пространства, а как саморазвитие субъекта. Катего­рии — не просто готовый набор априорных форм, а ступеньки саморазвития Абс. Духа и вместе с тем ступеньки познания внешнего мира и самого себя обществ, человеком. Отсюда гегелевский тезис о един­стве субъекта и субстанции. Подчеркивая, что дейст­вительность есть субъект, Гегель не только выражает идеалистич. тезис о духовном характере реальности, но и утверждает действпт. характер самого субъекта, разрушает метафизич. стену между трансценденталь­ным миром и миром явлений, между «ноуменальным» характером духовного субъекта и «феноменальными» формами проявления его деятельности. В кантовскои различении трансцендентального и индивидуального субъекта выражена лишь слабая догадка о роли об­щества как субъекта познания. Гегель вполне ясно представляет определяющую роль выработанной об­ществом культуры для формирования индивидуаль­ного сознания, производность индивида, осуществляю­щего акт познания, от обществ, субъекта. Обществ, дух, считает Гегель, есть субстанция индивида, его «неорганическая природа», выступающая для каждого отдельного индивида во внешне данных формах куль­туры, в формах обработанного человечеством природ­ного материала. Овладевая этими формами, отдельный индивид приобщается к обществ, субъекту, делает себя его частью и постольку сам выступает как по­знающий субъект.

Т. п. в совр. бурж. философии. Развитие зап. фило­софии во второй пол. 19 и первой пол. 20 вв. подтвер­ждает положение о том, что Т. п. как филос. дисцип­лина невозможна вне рассмотрения познания в его отнесенности к той или иной сфере действительности: либо психической (психологизм в Т. п.), либо вне-психической (понимание Т. п. в единстве с онтологич. проблематикой). Поэтому неокантианство, пытавше­еся последовательно провести идею «чистого гносеоло-гизма» (и отождествлявшее философию с Т. п.), не смогло долго удержать влияние, подвергаясь критике за субъективизм и психологизм со стороны фплософов-онтологистов (Э. Гуссерль) и за формализм и априо­ризм со стороны психологистов-эмпириков (ранний этап логич. позитивизма — Венский кружок 20-х гг.). Закладывая основы феноменологии в связи с крити­кой психологизма в Т. п., Гуссерль подчеркивает

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

221

 

неразрывное единство Т. п. и онтологии. Разраба­тываемая поздним Гуссерлем трансцендентальная фе­номенология рассматривается им одновременно как трансцендентальная Т. п., метафизика («первая фило­софия») и фундаментальная онтология.

Анализ проблем Т. п. в зап. философии последнего столетия характеризуется след. особенностями.

1) Впервые в истории Т. п. появляется сочетание
идеалистич. эмпиризма (к-рый ранее всегда выступал
в Т. п. в форме психологизма) с онтологизмом. Это
делается возможным в результате того, что фундамен­
тальное для эмпиризма понятие элементарных данных
чувственности истолковывается как относящееся не
к субъективным психич. переживаниям субъекта, а
к нек-рым объективно, т. е. независимо от индивиду­
ального сознания существующим чувств, сущностям
(«нейтральные» элементы мира Э. Маха, «чувственные
данные» англ. неореалистов, «сенсибплии» Б. Рассела
и т. д.). Т. п. такого типа сочетают в себе черты как
субъективного, так и объективного идеализма.

Установление связей субъективистского эмпиризма с онтологией было одним из аспектов широко развер­нувшейся в бурж. философии начала 20 в. кампании критики «декартовского наследия» в Т. п. — резкого дуализма субъекта и объекта. При этом устранение дуализма нередко мыслилось как полное отрицание правомерности фундаментального деления действи­тельности на физическое и психическое, бытие и со­знание, субъект и объект (подобное деление признается имеющим чисто условное значение). Напр., система махизма и эмпириокритицизма — это не только Т. п., но и своеобразная идеалистич. онтология. Англо-амер. неореализм подчеркивает, что логически исходными для Т. п. являются метафизика, онтология, логика (при этом единство Т. п. и онтологии в разнообразных «реалистич.» системах не имеет ничего общего с тож­деством Т. п. и теории действительности в нем. клас-сич. философии: «реалисты» 20 в. понимают действи­тельность как некую статич. структуру и к тому же обычно толкуют ее не монистически, а плюралисти­чески). Причудливый характер постулируемых «реа­листами» сущностей, сочетающих объективность с на­личием чувств, характеристик, как и общая для вся­кого эмпиризма трудность строгого формулирования критериев выделения исходных данных познания, обу­словили тот факт, что дискуссия о т. н. «чувственных данных» — о их отношении к ощущениям, восприя­тиям, к акту познания, к реальным физич. вещам и т. д. — была в центре внимания неореализма и кри-тич. реализма и продолжает вестись и ныне, уже в рам­ках аналитич. философии.

2) Др. особенность совр. зап. философии состоит
в появлении таких направлений, к-рые отрицают вся­
кий смысл за Т. п., как и за всей классич. филосо­
фией. С точки зрения логич. позитивизма, идеалом
осмысленности является науч. знание; все предложе­
ния науки можно разделить либо на синтетические
(высказывания фактуальных, эмпирич. наук), либо на
аналитические (истины логики, математики); классич.
филос. проблемы не имеют смысла, ибо предполагае­
мые этими проблемами возможные ответы не могут
быть отнесены ни к эмпирически-синтетическим, ни
к аналитич. высказываниям. Это относится и к Т. п.,
проблемы к-рой (отношение субъекта к объекту, при­
рода реальности и др.) носят, по мнению логпч. пози­
тивистов, характер типичных псевдопроблем (см.,
напр., A. J. Ayer, Language, truth and logic, L.— N. Y.,
1946, p. 48—49). Задача философа заключается не
в построении тех или иных содержат, теорий о к.-л.
сфере реальности (в т. ч. и о познании), а в анализе
значения высказываний — прежде всего высказыва­
ний науки — ст. зр. определенных критериев осмыс­
ленности (принцип верификации и т. д.).

В новейшем варианте аналитич. философии, фило­софии лингвистич. анализа, возникновение проблем Т. п. толкуется как результат непонимания структуры и значения слов обыденного языка. Значение слов естеств. языка «знать» и «познавать» якобы таково, что можно говорить не о знании вообще, а лишь о разных видах знания, к-рые по сути дела не имеют между собой ничего общего. Правильное понимание смысла слова «знать» (как и слов «сознание», «ре­ально», «ощущать» и др.) снимает все филос. вопросы относительно познания, считают лингвистич. анали­тики. Поэтому общей проблемы познания не сущест­вует (Дж. Остин, Ф. Вайсман, М. Макдональд). Линг­вистич. аналитики пространно обсуждают проблемы Т. п. (статус «чувственно-данного», проблемы оче­видности, достоверности, опыта, реальности, смысл интенциональности) только для того, чтобы показать, что эти проблемы возникают в результате употребле­ния обычных слов в необычных контекстах.

Особенность совр. аналитич. философии состоит в том, что, выступая по форме в качестве отрицания Т. п., как и всякой содержательной филос. теории, и усматривая свою программу лишь в чисто формаль­ном анализе значений языковых выражений, эта фи­лософия по сути дела продолжает оставаться Т. п. особого вида; гносеологии, утверждения содержатся уже в самой формулировке программы аналитич. дея­тельности и при этом как раз не соответствуют крите­риям осмысленности, формулируемым самими анали­тиками. К таким утверждениям относятся принцип эмпирич. верификации, тезис о дихотомии всех ос­мысленных высказываний на синтетические и анали­тические, утверждение о возможности редукции тео-ретич. высказываний к эмпирич. констатациям, по­стулирование сначала феноменалистского, а затем физикалистского языка в качестве базисного и т. д. Понимание представителями философии лингвистич. анализа обыденного языка как чего-то абсолютного и неизменного, от века данного (и в связи с этим труд­ности со сколько-нибудь точным определением самого понятия «обыденный язык»), их концепция отношения значения и употребления, не говоря уже о конкретных анализах значений филос. терминов,— все это тоже воплощает онредел. гносеологии, установки. Харак­терно, что эти установки обнаружили свою несостоя­тельность в ходе развития самих аналитич. направ­лений.

Экзистенциализм, в противоположность неопози­тивизму, критикует Т. п. (вместе со всей классич. филос. «метафизикой») не за отход от тех правил, к-рые приняты для формулирования вопросов в науке или в обыденном языке, а за' близость к этим послед­ним. Как здравый смысл, так и наука (и связанная с ней технология), и классич. филос. метафизика (частью к-рой является Т. п.) выражают неистинное, неаутентичное бытие человека. Логич. познание, к-рое ставит перед собой объект собств. размышления, в принципе неспособно постичь подлинную реаль­ность, ибо она открывается лишь через интимную связь личности с бытием в необычных условиях, счи­тают экзистенциалисты. Поэтому классич. проблема­тика Т. п. — как и всей традиц. философии — обес­ценивается, лишается подлинно филос. смысла. Ис­пользуя сформулированный Э. Гуссерлем феномено­логии, метод для анализа сознания, экзистенциализм в сущности не анализирует знание как аспект созна­ния и потому не исследует проблем Т. п. в традиц. смысле слова. Классич. термины Т. п. («истина», «ре­альность», «субъект», «объект») используются в экзи­стенциализме не в гносеологич. смысле.

Т. п. диалектич. материализма. Марксистская Т. п., основы к-рой разработаны К. Марксом, Ф. Энгельсом, В. И. Лениным, исходит из последовательного филос.

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

материализма и вместе с тем продолжает критически переосмысленные диалектич. традиции нем. классич. философии. Диалектич. материализм на новой основе развивает положение о совпадении диалектики, ло­гики и Т. п., подчеркивает, что проблемы познания не могут быть поняты в отрыве от предметно-практич. деятельности, являющейся подлинной сущностью об­ществ, человека, указывает, что субъект познания произведен от субъекта практики, что познание — не единственное и не исходное отношение человека к миру. Марксизм показывает, что познающим субъ­ектом является не изолированный от других людей индивид, не «гносеологич. робинзон» метафизич. фило­софии, а человек, включенный в социальную жизнь, использующий общественно выработанные формы поз-нават. деятельности, в частности язык, категории ло­гики и т. д. Развив учение об активности субъекта —■ и тем самым преодолев «созерцательность», принци­пиальную слабость метафизич. материализма,— марк­сизм показал, что материальное бытие, объективная реальность осознается познающим субъектом лишь постольку, поскольку он усваивает ее в формах своей практической и (производной от нее) познават. дея­тельности. Диалектич. материализм исходит пз того, что знание есть не какой-то самостоят, предмет, вкли­нивающийся между субъектом и объектом, а форма кристаллизации осуществившейся познават. деятель­ности и форма ее возможного будущего протекания. На основе понимания активности познающего субъ­екта, диалектики отношения субъекта и объекта марк­сизм развивает материалистич. теорию отражения. Философия марксизма ставит обсуждение проблем Т. п. в такую плоскость, к-рая обеспечивает возмож­ность плодотворного развития исследований в этой области. Более подробно о марксистской Т. п. см. ста­тьи Диалектический материализм, Логика диалекти­ческая, Идеальное, Истина, Материя, Сознание, Субъ­ект, Объект, Ощущение, Практика, Отражение, Опыт.

Развитие Т. п. показывает, что эта область фило­софии в большей степени, чем другие ее области, пытается связать себя с наукой (во всяком случае, начиная с 17 в.), выступая в ряде случаев как критич. анализ и истолкование научных данных, прежде всего результатов естеств. наук. Так, Т. п. Канта в значит, части является филос. осмыслением ньютоновской ме­ханики; логический позитивизм пытался выдать себя за концепцию, формулирующую познават. процедуры, к-рые характеризуют совр. науку. Однако Т. п. вовсе не тождественна некоей метанауке, науке о науке. Во-первых, Т. п. сложилась как сфера филос. знания задолго до того, как возникла наука (античность), пользуясь в качестве средства критически-аналптич. расчленением конкретных видов знания, воплощен­ных в обычном языке и в филос. онтологич. системах. Во-вторых, не всякое метанауч. исследование носит гносеологич. характер. Как анализ логич. структуры той или иной конкретной науч. теории (напр., мета­математика, металогика и т. д.), так н изучение с по­мощью аппарата совр. формальной логики (логич синтаксис, логич. семантика) связей между элемен­тами языка целых классов науч. теорий (т. н. логиче­ский анализ языка науки) сами по себе не являются теоретико-познават. исследованиями. Теоретпко-поз-нават. истолкование науки начинается там, где теоре-тич. формализмы интерпретируются с т. зр. их соот­ветствия реальности, истинности, возможности при­писать статус существования тем или иным используе­мым в теории абстрактным объектам, возможности оценить как аналитические или синтетические те или иные высказывания данной науч. области, там, где делается попытка проанализировать характер эмпи­рических данных, подтверждающих теорию, с т. зр.

их обоснованности, наличия в них достоверного и проблематичного знания. Иными словами, гносеоло­гич. интерпретация конкретных науч. теорий высту­пает, с одной стороны, как приложение нек-рых общих принципов Т. п. к анализу спец. случаев, а с другой— как своеобразная ассимиляция новых науч. результа­тов для уточнения, а иногда и пересмотра иек-рых общих гносеологич. постулатов (напр., революция в физике на рубеже 19—20 вв. нанесла неотразимый удар по Т. п. созерцательного, метафизич. материа­лизма; Т. п. махизма и логич. позитивизма пришла в очевидное противоречие с развитием совр. науки). Однако теоретико-познават. ассимиляция новых науч­ных данных не имеет ничего общего с простым «индук­тивным обобщением»: развитие науки может потребо­вать новой гносеологич. интерпретации ее результа­тов; но для того чтобы дать эту интерпретацию, надо обратиться прежде всего к классич. проблематике Т. п. и выразить отношение как к способам ее задания, так и к существующим решениям, т. е. вступить на почву философии. Так, гносеологич. интерпретация, к-рая дается совр. квантовой механике, не вырастает просто как результат обобщения экспериментального материала и не вычитывается в самом по себе матем. формализме, с помощью к-рого можно давать успеш­ные предсказания результатов экспериментов, а воз­никает в результате обсуждения возможностей интер­претировать квантовую теорию в таких филос. кате­гориях, как «субъект», «объект», «реальность», «суще­ствование», «индивидуальная вещь», «познание» и т. д. Ныне в большей степени, чем когда-либо раньше, ясна несостоятельность претензий (наиболее ярко вы­раженных неокантианцами) на истолкование Т. п. как особой, специальной науч. дисциплины, не имею­щей ничего общего с «метафизикой» (под к-рой пони­малась онтологич. проблематика). Т. п. была и ос­тается особой сферой филос. знания и обладает всеми специфич. особенностями последнего. Поэтому, если методология науки понимается настолько широко, что в нее включается логич. анализ языка науки и спец. метатеорий, то Т. п. лишь частично совпадает с мето­дологией науки. Между данными науки и гносеологич. интерпретацией этих данных не существует прямой и однозначной связи (это относится и к такой науке, как психология). Поэтому такие интерпретации могут быть плодотворными, стимулирующими научные по­иски или, напротив, такими, к-рые тормозят разви­тие знания.

Лит.: Маркс К., Экономкко-филос. рукописи 1844 г., в кн.: Маркс К., Энгельс Ф., Из ранних произв., М., 1955; его же, Тезисы о Фейербахе, Маркс К., Э н-гельс Ф., Соч., 2 изд., т. 3; Энгельс Ф., Анти-Дю­ринг, там же, т. 20; его же, Диалектика природы, там же; Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм. Соч., 4 изд., т. 4; е г о же, Филос. тетради, там же, т. 38; его же, О значении воинствующего материализма, там же, т. 33; Платон, Теэтет, пер. с греч., М.— Л., 1936; Декарт Р., Рассуждение о методе, Метафизич. размышления, Избр. произв., М., 1950; Л о к к Д., Опыт о человеч. разуме, в кн.: Избр. филос. произв., т. 1, М., 1960; Беркли Д., Трактат о началах человеч. знания, СПБ, 1905; Ю м Д., Исследование человеч. разума, пер. с англ., СПБ, 1902; Кант И., Критика чистого разума, Соч., т. 3, М., 1964; Г е г е л ь Г. В. Ф., Феноменология духа, Соч., т. 4, М., 1959; его же, Наука логики, там же, т. 5—6, М., 1937—39; М а х Э., Познание и заблуждение, М., 1909; Гуссерль Э., Логич. исследования, т. 1, СПБ, 1909; Лосев А. Ф., Очерки античного символизма и мифологии, М., 1930; Павлов Т., Теория отражения, пер. с болг., М., 1949; Рассел Б., Человеч. познание, пер. с англ., М., 1957; К а р н а п Р., Эм­пиризм, семантика и онтология, в его кн.: Значение и необхо­димость, М., 1959; Рубинштейн С. Л., Бытие и соз­нание, М., 1957; Бакрадзе К., Очерки по истории новей­шей и совр. бурж. философии, Тб., 1960; Лектор­ский В. А., Проблема субъекта и объекта в классической и совр. бурж. философии, М., 1965; Хилл Т. И., Совр. теории познания, пер. с англ., М., 1965; Копнин П. В., Введение в марксистскую гносеологию, К., 1966; С а в s i-rer E., Das Erkenntnisproblem in der Philosophic und Wis-senschaft der neuren Zeit, 3 Aufl., Bd 1—2, В , 1922; Holt E. B. [a.o.], The new realism, N.Y., 1922; Flew A.

ТЕОСОФИЯ — ТЕОФРАСТ                                                                    223

[ed.], Logic and language, v. 1—2, Oxf., 1952—53; А у е г A. J., The problem of knowledge, L., 1956. В. Лекторский. Москва.

ТЕОСОФИЯ (от греч. #eog — бог и croqxcc — муд­рость, знание) — 1) В широком смысле слова — ми-стич. богопознание. В «Ареопагитиках» Т. употреб­ляется как синоним теологии. Позднее Т., в отличие от теологии, опирающейся на откровение и догматы, стали называть учения о божестве, исходящие из субъективного мистич. опыта и стремящиеся изложить этот опыт в виде связной системы. Нек-рые исследова­тели относили к Т. гностицизм, неоплатонизм, каб­балу и т. п. Более распространенным является, од­нако, отнесение этого термина к ряду мистич. учений 17—18 вв., стоящих вне прямой церк. христ. тради­ции,— Бёме, Парацелъса, Сен-Мартена, Сееденборга, Этингера и др. Шеллинг употреблял термин «Т.» для обозначения синтеза мистич. богопознания и рацион, философии; после него в этом же смысле говорили о «Т.» применительно к собств. системам Баадер п Рос-мини. Для Вл. Соловьева «свободная Т.» означает выс­ший синтез всякого познания вообще. Ред.

2) Религ.-мистич. учение Е.П. Блаватской (1831—91; соч. «Тайная доктрина» —«The secret doctrine», v. 1—2, L., 1888) и ее последователей. Сложилось под влияни­ем пнд. философии (учение о карме, перевоплощении человеческой души и космич. эволюции как манифе­стации духовного абсолюта), оккультизма и вост. эзотерич. доктрин. Отбрасывая «историч. формы рели­гии», Т. стремится объединить различные вероиспове­дания через раскрытие тождественности сокровенного смысла всех религ. символов и создать на этой основе «универсальную религию», не связанную к.-л. опре­деленной догматикой. Унификация разнородных ре­лиг.-мифологич. представлений в Т. сопровождается детальной схематизацией космогонич. и антропого-нич. процессов (многоступенчатая семичленная иерар­хия «планов», или уровней, универсума и «периодов», «кругов» и т. д. его эволюции, напр. учение о семи расах, последовательно сменяющих друг друга в тече­ние одного «мирового периода», и т. п.). Согласно Т., каждый человек состоит из трех тел: физического, астрального и ментального; «развитый» оккультист может управлять своим телом, т. е. посылать его в любые точки времени и пространства. Конечная цель теософа — выявить в себе ментальное (т. е. духовное) тело и достигнуть «сверхсознания». Достижение этого оккультного «знания» и сверхъестеств. способностей осуществляется благодаря наличию эзотерич. тради­ции немногочисленных «посвященных» или «мастеров», инспирирующих духовную эволюцию человека.

Е. Головин. Москва.

Теософское об-во было'основано в 1875 в Нью-Йорке Е. П. Блаватской и амер. полковником Г. Ол-коттом с целью «образовать ядро всемирного брат­ства», «содействовать сравнит, изучению религии и философии», «исследовать неизученные законы при­роды и скрытые силы человека». Деятельность об-ва вскоре распространилась на мн. страны Европы и Америки; в 1879 центр его был перенесен в Индию (в предместье Мадраса). После смерти Олкотта (1907) президентом об-ва стала А. Безант, бывшая социалистка и активная деятельница англ. движения свободомыслящих. В 1912 Безант объявила Кришна-мурти новым «спасителем» человечества (позднее Кришнамурти отошел от Т.), после чего произошел раскол и из Т. выделилась антропософия во главе с Р. Штейнером. В наст, время об-во насчитывает 150 тыс. членов (в т. ч. 33 тыс. в Индии). Как форма вневероисповедной мистики Т. свидетельствует о кри­зисе традиц. религ. систем, к-рые она пытается заме­стить собою.

Лит.: Ледбитер Ч., Краткий очерк Т., пер. с англ., Калуга, 1911; «Вестник Т.», 1908—18; Ш а х и о в и ч М. И.,

Совр. мистика в свете науки, М.— Л., 1965; Guenon В.,
Le theosophisme. Histoire d'une pseudoreligion, P., 1921;
Bichlmair G., Christentum, Theosophie und Anthropo-
sophie, W., 1950.                             M . Шахнович. Ленинград.

ТЕОФРАСТ (ееофрао-TOg) (ок. 370—288 до н. э.) —
др.-греч. философ и логик. Сын ремесленника из Эреса
на о. Лесбосе, ученик Платона, друг и последователь
Аристотеля. После смерти Аристотеля (322 до н. э.)
св. 34 лет руководил Ликеем. Т.— автор многочис­
ленных соч. по всем традиционным для того времени
областям знания. Сохранились лишь нек-рые произве­
дения Т.: «История растений» в 9 кн.; «О причинах
растений» в 6 кн.; фрагменты из «Метафизических
апорий» н из «Истории физики», а также небольшие
научно-естеств. трактаты (впервые изданы в 1497
в Венеции). Т. дополнил политии Аристотеля опи­
санием законов (24 кн.). Т. считается Отцом ботаники,
создателем метода наблюдения, использующего индук­
цию (De causis plant, 17, 6); генерализация и класси­
фикация ведутся по сходству и различию единичных
объектов.                                     М. Петров. Ростов-на-Дону.

В логике Т. сделал ряд существ, дополнений к учению Аристотеля. Наряду с силлогизмами Т. впервые стал систематически изучать выражения, в к-рых встречаются лишь переменные для высказы­ваний. Тем самым им было положено начало уточне­нию логики предикатов с помощью принципов логики высказываний. В качестве аксиоматически принимаемых выражений Т. использовал наряду с modus ponens еще четыре других пропозицпонных закона. Эти за­коны легко выразимы на языке совр. логики выска­зываний, пополненной строго разделительным «или». В логике классов Т. предвосхитил операцию кван-тификации предиката, а также пополнил систему модусов Аристотеля пятью новыми, к-рые в дальней­шем были объединены под именем четвертой фигуры простого категорич. силлогизма. Не ограничиваясь лишь количеств, уточнением объема предиката, Т. занялся и качеств, уточнением последнего, т. е. ста­вил над предикатами знак логпч. отрицания.

Отступая от Аристотеля в модальной логике, Т. рассматривал «возможность» как неравнозначную с «отрицанием необходимость», в связи с чем модель^ ная силлогистика Т. существенно отличается от арис­тотелевской. Согласно Лукасевичу, Т. возражал также против использования единичных терминов в отде­льных местах силлогистич. системы Аристотеля. В целом Т. как логик должен рассматриваться как свя­зующее звено между Аристотелем и стоиками.

П. Стяжкин. Москва.

Вслед за Аристотелем Т. утверждал объективность качества. Внутр. структуру качества Т. обосновывал, исходя из принципов атомизма Демокрита и учения Аристотеля о причинах. Онтологич. исследование ка­чества привело Т. к постановке осн. вопросов эпику­реизма и стоицизма — о соотношении необходимости и случайности. Предпринятая Т. и сохраненная в по­следующих сенсуалистич. учениях попытка соединить концепцию причинности Аристотеля с учением Демо­крита привела к фаталистич. истолкованию каузаль­ных связей и требовала для объяснения многообразия мира либо введения случая (отклонения атомов у эпи­курейцев), либо атомизацнп самих первопричин (спер-матич. или «семенные» логосы стоиков, опиравшихся также на учение Т. об огне).

Важно значение Т. для истории философии. Им собраны многочисл. сведения о ранних филос. школах, использованные позднейшими историками в качестве первоисточника. Ранних философов Т. рассматривал как предшественников Аристотеля.

М. Петров. Ростов-на-Дону.

Соч.: [Opera graece], voir Aristote [Opera graece, t. 2—i], Venetiis, 1497; в рус. пер.— О свойстве нравов человеческих, СПБ, 1772; Характеристики, СПБ, 1888; Исследование о расте­ниях, М., 1951.

224

ТЕПЛОВ—ТЕРЕСА

 

Лит.: Владислав лев М., Логика. Обозрение ин­дуктивных и дедуктивных приемов мышления и исторические очерки: Логики Аристотеля, схоластической диалектики, логики формальной и индуктивной, [2 изд.], СПБ, 1881; История философии, т. 1, М., 1940; с. 258—62 (см. имен, указат.); Лукасевич Я., Аристотелевская силлогистика с точки зрения совр. формальной логики, пер. с англ., М., 1959 (см. указат.); М а к о в е л ь с к и й А. О., История логики, М., 1967, с. 143—47 (см. имен, указат.); D i е 1 s H., Theophrastea, В., 1883; Race H., De Theophrasti libris, Воппае, 1890 (Diss.); Kiev W., Theophrasts Metaphysi-sches Bruchstiick..., Wurzburg, 1936 (Diss); D i r 1 m e i e r F., Die Oikeiosis-Lehre Theophrasts, Lpz., 1937; Bochenski I. M., La logique de Theophraste, Freibourg, 1947; [см. рец.], «J. Sym­bolic Logic», 1948, v. 13, M 4, p. 213—14; Ind emans J. H. H. A., Studien over Theophrastus, Nijmegen, 1953.

ТЕПЛОВ, Борис Михайлович (21 окт. 1896—28 сент. 1965) — сов. психолог, д-р педагогия, наук (с 1940), действит. член АПН РСФСР (с 1945), засл. деятель науки РСФСР (1957). Окончил Моск. ун-т (1921). С 1921 работал в н.-и. учреждениях Красной Армии, с 1929 — в Ин-те психологии (в 1933—35 и 1945—52 — зам. директора ин-та). Гл. редактор журн. «Вопросы психологии» (1958—65). Начав исследова­тельскую деятельность в области зрительных и слухо­вых ощущений, перешел затем к изучению проблемы способностей и индивидуально-психологич. особен­ностей человека, разработал новые методики экспе­риментального изучения индивидуальных различий. В лаборатории Т. установлена закономерность обрат­ной корреляции между силой нервной системы и чув­ствительностью и ряд др. зависимостей (см. сб. «Типо-логич. особенности высшей нервной деятельности че­ловека», под ред. Т., т. 1—5, М., 1956—67). Т. при­надлежит ряд работ по истории психологии, а также учебники и учебные пособия по психологии. Т. яв­лялся научным консультантом «Философской энцик­лопедии».

Соч.: Проблема цветоведения в психологии, «Психология», 1930, т. 3, вып. 2; Способности и одаренность, «Уч. зап. Гос. н.-и. ин-та психологии», 1941, т. 2; Сов. психологич. наука за 30 лет, М., 1947; Об объективном методе в психологии, М., 1952; Проблемы индивид, различий, М., 1961.

Лит.: «Вопр. психологии», 1966, № 5, с. 3—48; Пет­ровский А. В., История сов. психологии, М., 1967.

А. Петровский. Москва.

ТЕПЛОВ, Григорий Николаевич (20 нояб. 1717— 30 марта 1779) — рус. ученый, философ и гос. деятель. Ученик Прокоповича. Адъюнкт Академии наук (с 1742), академик (с 1747), почетный член Российской и Мад­ридской академий и Академии художеств.

Филос. взгляды Т. носили просветит, характер. Разделяя философию на теоретическую (познание фи-зич. мира) и практическую (познание человека и об­щества), гл. ее задачу Т. видел в том, чтобы, «просве­щая умы», способствовать обществ, прогрессу. Исход­ный момент его гносеологии—учение X. Вольфа о трех видах познания. Т. разделял познание на «историче­ское» (чувственный опыт), «математическое» (познание количества, сил и причин) и «философское» (логиче­ское). Совершенным познанием он считал синтез этих трех видов. В своих эстетич. трудах Т. приходит к вы­воду о несовершенстве художеств, творчества, ос­нованного только на чувственном опыте. Необходимо, по Т., соединение его с науч. знаниями. Поэт, помимо природного дарования, должен быть сведущ в науке, обладать высокими моральными, гражданскими ка­чествами. Назначение поэзии — не только «увесе­лять», но и быть «учительной». В этом смысле иск-во Т. приравнивал к наукам. В «Рассуждении о начале стихотворства» и «О качествах стихотворца рассуж­дение», анонимно опубл. в журн. «Ежемесячные сочи­нения» (1755, июль, май), Т. с позиций просветит, классицизма требовал критич. отношения к антич. иск-ву, развития нац. поэзии.

Соч.: Знания, касающиеся вообще до философии..., кн. 1, СПБ, 1751; Наставление сыну, [2 изд.], СПБ, 1768; Птичий двор, [3 изд.], СПБ, 1792.

Лит.: Л о н г и н о в М. Н., Г. Н. Теплов, «Рус. старина», 1870, т. 2, август; Словарь рус. светских писателей сооте-

чественных и чужестранцев, писавших в России, т. 2, М., 1845, с. 205—07; Б ер ков П. Н., Ломоносов и лит. полемика его времени. 1750—1765, М.— Л., 1936; Штамбок А., Об авторе рассуждения «О качествах стихотворца», «Рус. лит-ра», 1961, X» 1; М о д з а л е в с к и й Л. Б., Ломоно­сов и «О качествах стихотворца рассуждение», в кн.: Лит. творчество М. В. Ломоносова, М.— Л., 1962.

А. Штамбок. Москва. ТЕПЛОВАЯ СМЕРТЬ ВСЕЛЁННОЙ — гипотетич. состояние мира, к к-рому якобы должно привести его развитие в результате превращения всех видов энер­гии в тепловую и равномерного распределения послед­ней в пространстве; в таком случае Вселенная долж­на прийти в состояние однородного пзотермич. равно­весия, характеризуемого макс, энтропией. Допуще­ние Т. с. в. формулируется на основе абсолютиза­ции второго начала термодинамики, согласно к-рому энтропия в замкнутой системе может только возрастать. Между тем у второго начала термодинамики, хотя оно и обладает очень большой сферой действия, есть су­ществ, ограничения. К ним, в частности, относятся многочисленные флуктуационные процессы — броу­новское движение частиц, возникновение зародышей новой фазы при переходе вещества из одной фазы в другую, самопроизвольные колебания температуры и давления в равновесной системе и т. п. Еще в трудах Л. Больцмана и Дж. Гиббса было установлено, что вто­рое начало термодинамики имеет статистич. природу и предписываемое пм направление процессов факти­чески является лишь наиболее вероятным, но не един­ственно возможным. В общей относительности тео­рии показано, что благодаря наличию гравитац. поля в гигантских космич. термодинамич. системах их энтропия может все время возрастать без того, чтобы они достигали равновесного состояния с макс, значе­нием энтропии, т. к. такого состояния в этом случае вообще не существует. Невозможность существования к.-л. абсолютного равновесного состояния у Вселен­ной связана также с тем фактом, что в нее входят структурные элементы все возрастающего порядка сложности. Поэтому допущение Т. с. в. несостоя­тельно.

Лит.: С а м о й л о в и ч А. Г., Термодинамика и ста­
тистическая физика, М., 1953; Рей*енбах Г., Направ­
ление времени, пер. с англ., М., 1962; Станюкович К. П.,
К Bonpocv о так называемой «тепловой смерти вселенной»,
«ВФ», 1962, Ли 3; Ландау Л., Лифшиц Е., Теория
поля, 4 изд., М., 1962 (Теоретическая физика, т. 2); 3 е л ь д о-
вич Я. Б., Новиков И. Д., Релятивистская астро­
физика, М., 1967.                                Ю. Молчанов. Москва.

ТЕРЕСА (Teresa), Тереза; Т. Санчес де Сепеда-и-Аумада (Sanchez de Cepeda у Ahu-mada), прозванная Т. Авильской (Т. de Avila) или Т. Иисусовой (Т. de Jesus) (28 марта 1515—15 окт. 1582),— исп. мистик. В 1533 вступила в кармелитский монастырь Воплощения, где ее поразило несоответ­ствие монашеской жизни уставу ордена и евангель­скому идеалу. После долгих сомнений ушла из мона­стыря и основала новую обитель (1562). Деятельность Т. вызвала сильное противодействие ордена, было даже возбуждено дело в инквизиции, но его прекра­тили. В 1580 кармелитский орден был официально разделен: из него выделился строгий орден т. н. босых кармелиток и такой же орден кармелитов, т. к. ана­логичное движение начали под влиянием Т. монахи-кармелиты (Хуан де ла Крус и др.). Канонизирована в 1622, в 1960-х гг. причислена к учителям церкви.

Значение Т. в истории католицизма объясняется тем, что она воплотила в своей жизни идеал ранней контрреформации. Искренность и ответственность ре-лиг, переживания сочетались в ней с полным подчи­нением церкви — и обрядовым, и нравственным. В учении Т. резко подчеркнуто личное начало: на пути к совершенству личность не нивелируется, не уходит в чисто созерцат. жизнь, но обретает и самое себя и силы для активного преображения мира. Ми­стика Т. ориентирована на психологию; Т. больше,

ТЕРМ—ТЕРТУЛЛИАН                                                                              225

чем кто-либо до нее в истории мистики, учитывает характер идущего к совершенству человека.

Мистика Т. крайне далека от пантеизма и много слабее связана с неоплатонизмом, чем внецерк. мис-тич. учения той поры: в основе ее лежат представле­ния о мире, близкие томизму. По учению Т., мистич. путь начинается с т. н. молитвы о покое (oracion de quietud). По этой молитве душа получает силы, но еще не обручена с духом (различение духа и души не типично для зап. мистики). Об этом обручении чело­век неотступно просит в т. п. молитве о единении (oracion de union), и, в конце концов, дух как бы про­низывает душу, создавая для нее твердый каркас; душа становится орудием божества. В отличие от вост. мистиков, Т. считает, что активность души, ее свойства и страсти («добрые страсти» Фомы Аквин-ского) не вытесняются духом, но преображаются.

Т. написала много писем и неск. книг, заключаю­щих в себе тонкие психологич. наблюдения. Наиболее значит, соч. Т.— «Книга о моей жизни» («Santa Teresa de Jesus, su vida...», 1562—65), «Путь к совершенству» («Camino de perfeccion», Evora, 1583), «Внутренний замок или обители души» («Castillo interior о las mo-radas», Salamanca, 1589). Т.— один из лучших писа­телей исп. «золотого века», хотя ее линия — «пишу как говорю» — не нашла тогда развития.

Соч.: Obras completes, Md, [1958]; Lettere, Roma — Mil., 1954.

Лит.: Боткин С, Святая Тереза. [1515—19151, «Вести. Европы», 1915, кн. 8, с. 102—34; A v i ] a J. de, Vida de santa Teresa de Jesus, Md, 1881; R i b e r a F. de, Vida de santa Teresa de Jesus, Barcelona, 1908; True G., Les mystiques espagnols: Sainte Therese et Jean de la Croix, P., 1921; P e e r s E. A., Spanish mysticism, L., 1924; e г о же, Mother of Carmel, L., 1945; его же, Handbook to the lite and times of St. Teresa and St. John of the Cross, L., 1954; Lopez Jimenez J. C, Santa Teresa de Jesus. [Antolo-gia], Md. 1962; Jimenez Salas M., Santa Teresa de Jesus: bibliografia fundamental, Md, 1962; A u с 1 a i r M., La vie de sainte Therese d'Avila, [P., 1967].

H . Трауберг. Москва.

ТЕРМ (англ. term, франц. terme) — в формализо­ванных языках прикладных логико-матем. исчислений аналог подлежащего или дополнения естественных (разговорных) языков, т. е. выражение (слово), обо­значающее («описывающее») к.-л. предмет универ­сума. Иначе говоря, Т.— это то, значениями чего мо­гут быть только значения предметных переменных. Т. о., класс переменных включается в класс Т., к-рый в формальной арифметике определяется обычно ука­занием условий построения («порождения») Т. путем применения осн. арифметич. операций (операций: «следующий за...», «сложение», «умножение») к т. н. исходным Т., напр. к нулю и каждой переменной. Класс порождаемых таким путем Т. является разре­шимым (см. Разрешимое и перечислимое множества). Т., содержащий переменные, наз. переменным. Очевидно, что переменный Т. принимает определ. зна­чение, когда указаны значения всех его перемен­ных, взятых в определ. порядке. Е ели Т. не содержит переменных, он наз. постоянным.

М. Новоселов. Москва. ТЕРМИН (греч. opog, лат. terminus —граница, предел, конец) — 1) В наиболее широком совр. упо­треблении Т.— синоним слова (и мен и, см. Имя), но с оттенком специального (научного) значения; иначе говоря, Т.— это слова или сочетания слов (сложные, или дескриптивные, Т., напр. «общее наименьшее кратное»), значения к-рых определяются в контексте соответствующей науч. теории (дисциплины) или во­обще в к.-л. отрасли знания. В этом смысле часто воз­никающая проблема уточнения Т. предполагает их определение, устранение омонимии и обязательное фиксирование универсума рассуждения (см. Универсум). 2) В философии греч. срос п лат. terminus употреблялись в значении определе-

ния сущности, т. е. как то, что фиксирует устойчивое и непреходящее — общее, единое или идею, в противоположность текучему и непрерывно меняющемуся чувственному бытию (ср. Аристотель, Met. I 6 987 b 6; рус. пер., М.—Л., 1934). Т. в этом смысле, т. е. как общие определения, или понятия, рассматривались в качестве основы рацио­нального (истинного) познания. 3) В логике Аристо­теля Т. — это элементы посылки. «Термины посылки— ее субъект и предикат — это границы посылки, ее начало и конец. Таково значение слова opog, и мы должны быть осторожны и не отождествлять это логи­ческое слово с такими психологическими и метафизи­ческими словами, как „идея", „представление", „поня­тие"...» (Л у к а с е в и ч Я., Аристотелевская силло­гистика с точки зрения современной формальной ло­гики, пер. с англ., М., 1959, с. 36—37). В значении простейших (базисных) элементов логико-матем. вы­ражений слово «Т.» широко употребляется и в совр. лит-ре. Напр., в языках прикладных логико-матем. исчислений Т.— это аналог подлежащего или допол­нения естественных (разговорных) языков, т. е. вы­ражение (слово), обозначающее (часто «описывающее») к.-л. предмет универсума. (В рус. литературе в этом случае вместо слова «Т.» обычно пишут терм, т. е. франц. terme или англ. term используются без пере­вода.) См. также ст. Силлогизм, Терм.

Лит.: М и л л ь Д. С, Система логики силлогистической и индуктивной, пер. с англ., М., 1914, с. 15 — 32; Ч е л п а-н о в Г. И., Учебник логики, [М.], 1946, гл. 2; Аристо­тель, Аналитики первая и вторая, М., 1952, с. 10.

М. Новоселов. Москва.

ТЁРСТОН, Тёр стен (Thurstone), Луис Леоп (29 мая 1887—29 сент. 1955) — амер. психолог. Окон­чил Кориеллскпй ун-т (1912); проф. психологин (с 1915). Одним из первых начал' применять матем. методы в психологии и социологии. Поиски «объектив­ного в субъективном» привели Т. к открытию (1927) «закона (уравнения) сравнительного суждения». Ана­логичный закон Вебера касается лишь физич. измере­ний, а пенхофизич. закон Фехнера относится только к элементарным процессам. Уравнение Т. позволяет сравнивать, при определ. допущениях, интенсивности не только количественных, но и качеств, стимулов. Оно применяется в социальной психологии для оценки суждений при анализе обществ, мнения, количеств. изучении этноцентризма, психологии потребительских групп и т. д. Работы Т. и Богардуса в этой области заложили основы экспериментальной социальной пси­хологии. Развивая идеи Спирмена, Торндайка, Кет-телла и др. в области факторного анализа, Т. в конце 30-х гг. пришел к «многомерному факторному ана­лизу», широко применяющемуся в психологии, социо­логии, экономике, антропологии. Ряд работ Т., в осо­бенности по методике обнаружения творчески одарен­ных лиц, оказал значит, влияние на развитие иссле­дований по психологии творчества. Наибольшую из­вестность получили работы Т. в области измерения установок и процессов принятия решений. Разра­ботанные им шкалы ранжирования, интервальные шкалы (см. Шкалы в социологии) послужили основой создания шкалограммного и латентно-структурно­го анализа.

Соч.: The nature of intelligence, N.Y., 1924; The measure­ment of attitude, Chi., 1929 (совм. с Е. J. Chave); The vectors of mind, Chi., 1935; Multiple-factor analysis, Chi., 1947; Creati­ve talent, в сб.; Applications of psychology, ed. L. L. Thurstone, N.Y., 1952; The measurement of values, Chi., 1960.

Ю . Самсопов . Москва.

ТЕРТУЛЛИАН , Квпнт Септнмпй Флоренс (Quintus Septimius Florens Tertullianus) (ок. 160—поело 220) — христ. теолог и писатель. Родился в языч. семье рим. центуриона, получил юридич. и рпторич. образование, выступал в Риме как судебный ора­тор (возможно, юрист того же имени, упоминав-

226

ТЕРТУЛЛИАН—ТЕСТ

 

мый как авторитет римского права в «Пандектах», тождествен Т.). Приняв христианство, ок. 195 вернулся в Карфаген. Предание о том, что ' он был в этот период пресвитером (Hier. vir. ill. 53), в наст. время оспаривается (ср. J. Klein, Tertullian. Christ-liches Bewusstsein und sittliche Forderungen, Diiss., 1940, S. 268—73). Позднее Т. сблизился с радикаль­ной сектой монтанистов, к 207 выступил с резкими выпадами против недостаточно последоват. проведе­ния принципов аскетизма и против зарождавшегося церк. институционализма. По-видимому, к концу жиз­ни основал особую секту тертуллианистов.

Общий стиль мышления Т. отмечен тягой к пара­доксу и интеллектуальной провокации. Если совре­менные ему церк. мыслители типа Климента Алексан­дрийского работали над приведением библейского от­кровения и греч. философии в целостную закруглен­ную систему, то Т. всемерно подчеркивает пропасть между конкретной реальностью своей веры и абст­рактными истинами умозрения: «Что общего у Афин и Иерусалима? у Академии и церкви?» (De praeser. baereticorum, VII). Он готов измерять силу веры именно ее несоизмеримостью с разумом и рационали-стич. шкалой оценок: «Сын божий распят; нам не стыдно, ибо полагалось бы стыдиться. И умер сын божий; это вполне достоверно, ибо ни с чем несооб­разно. И после погребения он воскрес; это несомненно, ибо невозможно» (De carne Christi, V). В нападках на греч. филос. традицию Т.. близок еретич. теологам своей эпохи типа Татиана. Однако непримиримость его относится только к абстрактному теоретизирую­щему разуму; напротив, он полемически подчеркивает права «естественного» практич. рассудка и в этом аспекте выступает как единомышленник киников и особенно рим. стоицизма (характерно, что его нападки все время относятся к греч. сократич. философам, в то время как Сенеку он ощущает близким себе — см. De anima, XIX). Т. развертывает целую программу возвращения к природе (natura) и притом не только в жизни, но и в познании: необходимо преодолеть «любовь к утонченности больше, чем к истине» (De anima, VI) и сквозь все слои книжности докопаться до изначальных недр человеческой души. «Свидетельства души чем истиннее, тем проще; чем проще, тем обы­денней; чем обыденней, тем всеобщнее; чем всеобщнее, тем естественнее; чем естественнее, тем божественнее» (De testimonio animae, I, 8—9; V, 32). Это означает для Т. безоговорочное утверждение эмпиризма и притом в двух контрастирующих аспектах: мистико-психологическом и сенсу алистико-реалистическом. С одной стороны, Т. требует доверия не только к мистич. опыту в собств. смысле слова, но и ко все­возможным спонтанным выявлениям души (напр., к необдуманным выкрикам, не доходящим до созна­ния стереотипным формулам речи и т. п.). Т. постоян­но стремится заглянуть в поисках истины о бытии в человеческое подсознательное (отсюда интерес к его наследию у таких деятелей совр. психоанализа, как Юнг). С др. стороны, эмпиризм Т. приводит его к мате-риалистич. тенденциям: все сущее причастно бытию лишь в качестве тела (corpus), хотя бы и «тела особого рода» (De carne Christi, II), а следовательно, и бог должен быть понят как «тело, которое, впрочем, есть дух» (Adv. Praxeam, 7). Поскольку визионерский опыт вызывает у Т. больше доверия, чем концепции интел­лигибельного бытия, он вполне последовательно тре­бует представлять себе душу такой, какой она являет­ся в видении, т. е. как прозрачное светящееся тело. От вещественности души делается умозаключение к ее материальному происхождению: она не вселяется в тело извне (по нлатонич. доктрине), но зарождается в теле от спермы (стоич. концепция — см. De anima, VII и IX).

Эмоцион. фон мышления Т.— тоска по эсхатологич. развязке: «Наши желания устремлены к окончанию века сего, к концу мпра и пришествию великого дня господня, дня гнева и отмщения» (De resurr. caruis, XXII). Римскому социальному порядку он противопоставляет цинически окрашенный космопо­литизм и моральное бойкотирование политики: «Для нас нет никаких дел более чужих, чем государствен­ные. Мы признаем для всех только одно государство — мир» (Apologeticum, XXXVIII, 3).

Эксцентрич. характер мышления Т. и его разрыв с церковью мешали его влиянию на деятелей патри­стики стать явным; даже его ученик Тасций Цецилий Киприан ни разу не называет его по имени. Ряд его формулировок имел большое значение для последую­щего развития (напр., лат. термин «trinitas» — «Тро­ица» впервые засвидетельствован именно у Т.). В но­вейшее время на Т. стремятся опереться нек-рые мыс­лители, ищущие в библейской вере альтернативу сци­ентизму (напр., Шестов, заглавие книги к-рого «Афи­ны и Иерусалим» намекает на известное изречение Т.). Соч.: Opera, в кн.: Patrologia latina..., our. J.-P. Migne, v. 1—2, P., 1844; Corpus scriptorum ecclesiasticorum latino-rum, v. 19, 47, 69, 76, Vindobonae, 1890—1957; Corpus Christianorum, series lat., v. 1—2, Turnhout, 1953—54; в рус. пер.— Творения К. С. Ф. Тертуллиана, пер. с библ. и коммент. Н. Щеглова, ч. 1, К., 1910.

Лит.: Попов К., Т., его теория христианского знания и осн. начала его богословия, К., 1880; Штернов Н., Т. пресвитер карфагенский, Курск. 1889; Преображен­ский П. Ф., Т. и Рим, М., 1926; Brandt Т., Tertul-lians Ethik. Gutersloh, 1929; Bayard L., Tertullien et saint Cyprien, P., 1930; Shortt С d e L., Influence of philosophy on the mind of Tertullian, L., 1933; S a j d a k J., K. S. F. Tertullian. Czasy, zycie, dziefa, Poznari, 1949; Nisters В., Tertullian. Seine Personlichkeit und sein Schicksal, Minister, I960; Galloni Cerretti G., Tertulliano, Modena, 1957; Otto S.,.«Natura» und «dispo-sitio». Untersuchungen zum Naturbegriff und zur Denkform Tertuilianus, Munch., 1960; Suerbaum W., Vom antiken zum friihmittelalterlichen Staatsbegriff..., Minister, 1961, S. 107—87; Braun R., «Deus christianorum». Rechercnes sur le vocabulaire doctrinal de Tertullien, P., 1962.

С . Аверимцев . Москва.

ТЕРЯЕВ,, Григорий Васильевич (р. 24 янв. 1910) — сов. философ, д-р филос. наук (с 1965), профессор (с 1966). Член КПСС с 1939. Окончил Моск. плановый ин-т им. Г. М. Кржижановского (1934), ВПШ при ЦК КПСС (1945). В 1946 — 56 — лектор ЦК КПСС. В 1952—56 — зав. редакцией философии, затем фило­софии и истории КПСС изд-ва БСЭ. С 1956 работает в ВПШ при ЦК КПСС, с 1965 — проректор ВПШ по науч. работе. Область науч. исследований — исто-рич. материализм, теория науч. коммунизма и исто­рия филос. и социалистич. мысли в России.

Соч.: А. И. Герцен—великий рус. мыслитель и револю­ционный демократ, М., 1952; Методическая разработка лекции о филос. и обществ.-политич. взглядах А. И. Герцена, В. Г. Бе­линского, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, М., 1956; Социологич. взгляды великих рус. революц. демокра­тов, в сб.: Рус. прогрессивная филос. мысль 19 в. (30—60-е го­ды), М., 1959; А. И. Герцен — великий мыслитель, предшест­венник рус. социал-демократии, М., 1962; Две фазы комму­нистам, об-ва и закономерности перерастания социализма в коммунизм, М., 1962; Общественно-экономич. формация, М., 1963; Исторический материализм, М., 1963 (автор гл. 2_У 3 и ред.); Предшественники научного коммунизма, М., 1965; Высшая фаза коммунизма. Общие закономерности перераста­ния социализма в коммунизм, М., 1966.

ТЕСТ (англ. test—проба, испытание, исследование) — стандартизованные задания, результат выполнения к-рых соотносится с заранее определенным этало­ном оценки психофизиологических и личностных характеристик, а также способов действия человека.

Теоретич. представления, лежащие в основе тесто-логич. исследований, были впервые разработаны Ф. Гальтоном: применение серии одинаковых испытаний к большому количеству индивидов, статистич. обра­ботка результатов, выделение эталонов оценки. Тер­мин «Т.» узаконил Дж. Кеттелл (1890). Предложенная им серия из 50 Т. фактически представляла про­грамму определения психофизиологи, характери-

ТЕСТ—ТЕХНИКА

227

 

стик — измерения чувствительности, скорости реак­ции и т. д. В работах Вине Т. были впервые приме­нены к высшим психич. функциям — для измерения интеллекта. В. Штерн ввел (1911) термин «интеллек­туальный коэффициент» (IQ — Intelligenz quotient), измеряемый при помощи системы Т. Развитие тести­рования было одной из причин, обусловивших про­никновение в психологию матем. методов, в частности факторного анализа. Наибольшее развитие тестоло-гич. исследования получили в США. В наст, время в этих исследованиях на первый план выдвинулись теоретич. проблемы упорядочивания многообразных систем Т. Одной из попыток в этом направлении является предложенная амер. психологом Дж. Гил­фордом многомерная модель интеллекта. В сов. пси­хологии в связи с отождествлением в 30-х гг. тести­рования с педологич. теорией и практикой Т. не по­лучили широкого распространения.

Практич. использование системы Т. связано гл. обр. с диагностированием степени наличия тех или иных индивидуальных свойств и качеств.

Системы Т. базируются на самых различных теоре­тич. представлениях (напр., в США — на базе бихе­виоризма, гештальтпсихологии, фрейдизма и др. кон­цепций). Однако создание и использование Т. строится по нек-рой единой схеме, в принципе не зависящей от к.-л. конкретного психологич. направления. Эта схема складывается из ряда этапов. Фактически любой пси­хологич. эксперимент может быть преобразован в си­стему Т. (так обычно и делается). Для этого он должен быть проверен на большом числе испытуемых, что позволяет (на основе ряда качеств, соображений и статистич. обработки) выработать шкалу оценок по исполнению задания или решению задачи. Эта шкала становится эталоном оценки, к-рый может неодно­кратно уточняться в последующих массовых испыта­ниях. Т. о. определяется сфера применения, надеж­ность и др. характеристики вновь созданной системы Т., после чего она начинает использоваться в массовом порядке для диагностирования личностных характе­ристик или для изучения групп населения в социо­логии.

Ценность самих Т. (как приема) определяется тео­ретич. соображениями, лежащими в основе выбора заданий (задач). Общая схема тестологич. исследова­ния предполагает, помимо указ. процедур, возмож­ность охарактеризовать индивида как совокупность определ. образом связанных психофизиологических и личностных характеристик, а также возможность выделить каждую из них в отдельности и исследовать ее как особый фактор, с установлением количеств градаций внутри него.

Одна из наиболее развитых областей применения Т. связана с определением проф. пригодности к специ­альностям, для к-рых требуется быстрота реакции. Массовое применение получил другой тип тестологич. исследований — определение интеллектуального ко­эффициента IQ (трактуемого более широко, чем это было первоначально у Штерна). В Т. IQ входят как относительно простые задания, выявляющие умение читать, считать и т. д., так и более сложные, при по­мощи к-рых определяются умение комбинировать, со­образительность, эрудированность и т. д. Общая оценка складывается из суммы очков, набранных за все испытания. При помощи Т. IQ в США опреде­ляется пригодность к службе в армии (за время второй мировой войны было тестировано ок. 20 млн. чел.). Эти же Т. служат для оценки результатов обучения. Стремление диагностировать личностные качест­ва — конформизм и нонконформизм, альтруизм, аг­рессивность и т. п. — породило особый вид Т., осно­вывающихся на фрейдистской методологии,— т. н. проективные Т. (напр., Роршаха). Предполагается,

что с их помощью .можно диагностировать подсозна­тельное.

В связи с развитием исследований творчества в США был предложен целый ряд Т. на выявление качеств, характеризующих творч. личность. При этом, в частности, обнаружилось, что показания по этим Т. и по IQ не дают высокой корреляции.

Тестологич. исследования применяются не только для изучения личностных качеств, но и как средство анализа различий в группах населения. В этой функ­ции Т. используются социологией. Как в психологии, так и в социологии системы Т. обычно употребляются не изолированно, а в системе др. средств — анкети­рования, интервьюирования, клинич. бесед и т. д.

Лит.: Б и и е А., Симон Т., Методы измерения умств. одаренности, пер. [с франц.], [X.], 1923; С а й м о н Б., Англ. школа и интеллектуальные Т., [пер. с англ Л, М., 1958; Коган В. М., Роговин М. С, Прожективные методы в совр. заруб, психологии личности и патопсихологии, «Журн. невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», 1964, т. 64, вып. 4 Гилфорд Дж., Три стороны интеллекта, в кн.: Психология мышления. Сб. пер. о нем. и англ. яз., М., 1965; Сек ей Л., К проблеме доступности решения задач и магическое тестирование, там же; Ф р е с с П., Пиаже Ж. [сост.], Экспериментальная психология, пер. с франц., М., 1966, гл. 2 и 4; Я р о ш е в с к и й М. Г., Ис­тория психологии, М., 1966; Gattell R. В., Description and measurement of personality, L., 1947; E у s e n с k H. J., The scientific study of personality, L., [1952]; Pichot P., Les tests mentaux, [2 ed.], P.. [1956]; С г о n b а с li L. J., Essentials of psychological testing, 2 ed.. N.Y., 1960.

H . Алексеев. Москва.

ТЁТЕНС (Tetens), Иоганн Николаус (16 септ. 1736—15 авг. 1807) — нем. психолог и философ. Проф. философии в Киле (1776—89). Пытался соединить идеи эмпприч. анализа в психологии с трактовкой психики в духе рационализма Лейбница и Вольфа. Согласно Т., в психологин надлежит исходить из само­наблюдения и основанного на нем эмпирич. расчлене­ния душевных явлений (ему принадлежит известное деление этих явлений на представления, волю и чув­ства), а метафизич. положения должны завершать психологич. анализ. Тезис Т. о независимости и са­мостоятельности психич. функций оказал влияние на разработку Кантом априоризма.

Соч.: Abhandlungen von den Beweisen des Daseins Gottes, Wismar, 1761; Dber die allgemeine spekulative Philosophie, Biitzow, 1775; Philosophische Versuche iiber die mensehliche Natur und ihre Entwicklung, Bd 1—2, Lpz., 1777.

Лит .: Троицкий М. М., Нем. психология в теку­
щем столетии, 2 изд., т. 1—2, М., 1883; Philosophie-Lexikon,
Bd 2, В., 1950; Storring G., Die Erkenntnistheorie von
Tetens, Lpz., 1901.                               M . Роговин. Москва.

ТЕХНИКА (от греч. ii % vr \ — искусство, мастер­ство, умение) — система искусств, органов деятель­ности общества, развивающаяся посредством история, процесса опредмечивания в природном материале тру­довых функций, навыков, опыта и знаний, путем по­знания и использования сил и закономерностей при­роды. Т. (вместе с людьми, создающими ее и приводя­щими в действие) образует составную часть произво­дит, сил общества и является показателем тех общэств. отношений, при к-рых совершается труд, составляет материальный базнс каждой особой" обществ, фор­мации.

В сов. лит-ре распространено определение Т. как со­вокупности средств труда в системе обществ, пропз-ва. Однако понятие «совокупность средств труда» не по­крывает понятие Т. В одном отношении оно шире, в другом уже, чем Т. К средствам труда Маркс отно­сил домашних животных, землю и даже (в определ. условиях) органы тела рабочего. К Т. вряд ли можно отнести и нек-рые вспомогат. материалы трудового процесса, напр. смазочные вещества, к-рые относятся к средствам труда. С другой стороны, понятие «сред­ства труда» не охватывает очень важные группы тех-нич. средств: военную Т., Т. связи, бытовую Т.

Совр. Т. можно разделить на след. функциональные отрасли: производств. Т., Т. транспорта и связи, Т.

228

ТЕХНИКА

 

науч. исследований, военную Т., Т. процесса обуче­ния, Т. культуры и быта, медицинскую Т., Т. управ-ленч. и гос. аппарата. Нек-рые из развитых областей Т. (производственная, транспорта и связи) могут быть подразделены на Т. активную и пассивную. Пассив­ная Т. включает: сосудистую систему произ-ва и транспорта, особенно в химич. пром-сти; производств, помещения; технич. сооружения наземной связи, жел. дороги, мосты, каналы, гидромелиоративные соору­жения; технич. средства распространения информа­ции (телефон, радио, телевидение). Пассивную Т. не всегда удается четко вычленить из предметов мате­риальной культуры. Жилые здания, напр., не отно­сятся к Т., а производств, помещения и постройки относятся. Активная Т. состоит из: орудий (инстру­ментов) общественной деятельности, которые делят­ся на орудия ручного труда, орудия умственного труда и орудия жизнедеятельности человека (очки, слуховые аппараты, нек-рые протезы, столовые при­боры и пр.); машин (производств., транспортных, военных); аппаратуры управления машинами; аппара­туры управления технологич. процессом; аппаратуры управления производств, процессом в целом; аппа­ратуры управления социалыю-зкономич. процессами. Последовательность перечисл. звеньев технич. систе­мы соответствует в принципе историч. последователь­ности их возникновения. Активной, производств. Т. принадлежит ведущая роль в жизни общества.

Закономерности развития Т. не сводимы к социаль-но-экономич. закономерностям. Исходным пунктом в социологич. исследовании собств. логики развития Т. выступает анализ взаимоотношения ее с человеком в процессе труда.

В процессе труда Т. занимает промежуточное поло­жение между человеком и природой как предметом труда. Будучи, с одной стороны, веществом природы, технич. средства, с другой стороны, призваны быть продолжением естеств. работающих органов человека.

Исследователи, к-рые исходят из к.-л. одной сто­роны, впадают либо в идеалистич. толкование Т., как продукта человеч. идей и целей, либо в узкотехнич. ее толкование — как средств труда самих по себе. Внутр. логика развития Т. отнюдь не заключена внутри нее самой по себе. Эта логика обусловлена взаимоотношением Т. с человеком и природой. При этом определяющим является историч. и логич. соот­несение Т. с работающими органами обществ, чело­века. Взаимодействие естеств. и искусственно создан­ных работающих органов обществ, человека, к-рое возникает в процессе труда, покоится на двух основа­ниях. Во-первых, на том, что целевое назначение естеств. и искусств, органов человека с т. зр. процесса произ-ва едино. И те и другие являются орудиями пре­образования природы в соответствии с потребностями человека и общества. Этот принцип функционального единства находит свое выражение также в том, что Т. последовательно заменяет человека в выполнении тех­нологич. функций (см. К. Маркс, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23, с. 190, 208, 383).

Во-вторых, взаимодействие личных и предметных элементов трудового процесса покоится на принципе дополнения или компенсации. Назначение Т. состоит в том, чтобы облегчить и сделать эффективнее трудо­вые усилия человека. Т. призвана не копировать естеств. органы труда, а лишь усиливать их возмож­ности, отсюда специфичность, относит, самостоятель­ность в развитии формообразующей и структурной сторон Т. Не только Т. дополняет органы труда че­ловека, сам человек также «дополняет» технич. си­стему своими руками, энергией, нервной системой, мозгом. В силу неразвитости Т. он вынужден вре­менно выполнять технологич. функции. Так, до воз­никновения парового двигателя он выступал в роли

двигателя в технич. конструкциях, до внедрения ки-бернетич. производств, аппаратуры он является конт­рольным, счетным и управляющим органом произ­водств, процесса.

Единая система, составленная из орудий произ-ва и человека как носителя исполнит, функций, к-рую общество помещает между собой и природой, наз. совокупным рабочим механизмом. Замена «... естест­венных производственных инструментов...» человека искусственными, замена «... человеческой силы силами природы...» (там же, с. 385, 397) составляет осн. за­кон самодвижения Т.

По мере того как более развитой становится тех­нич. система, дополняясь новыми структурными звеньями, все большую роль играет в совокупном рабочем механизме предметный элемент и соответ­ственно меньшую — личный (освобождаясь от выпол­нения технич. функций, переходя в сферу истинно человеч. деятельности).

Критерием различения историч. этапов в развитии Т. является перемещение таких функций от человека к Т., к-рые вызывают коренное изменение в техноло­гич. способе соединения человека и Т.

Соответственно история Т. может быть подразделена на три осн. этапа: орудия ручного труда (инструмен­ты); машины (на уровне механизации); автоматы (ма­шины на уровне автоматизации). Первый этап харак­теризуется таким способом соединения человека и Т. в технологич. процессе, при к-ром человек является материальной основой совокупного рабочего меха­низма, а орудия лишь удлиняют и усиливают его ра­ботающие органы. Труд при этом носит ручной харак­тер. Второй этап характерен тем, что основой сово­купного рабочего механизма становится машина, а человек лишь дополняет ее своими органами труда, является ее технологич. элементом. Труд при этом становится механизированным. Наконец, третий этап характеризуется свободным типом связи человека и Т. Некогда^ совокупный рабочий механизм превра­щается в однородный — технический. Становясь «рядом с произ-вом», человек получает условия для творч. использования своих способностей. Т., в свою очередь, не ограничена более в своем развитии физиологич. пределами человеч. организма.

Процесс автоматизации тоже проходит различные стадии в зависимости от опредмечивания трудовых функций. Опредмечивание в Т. функции но управле­нию отд. машиной дает начальную автоматизацию. Передача от человека к Т. функций по управлению всем технологич. процессом производства данного вида продукции означает развитую автоматизацию. Опредмечивание функций по управлению материаль­ным ироиз-вом в целом будет означать полную авто­матизацию.

Развитие Т. совершается не только путем опредме­чивания технологич. функций человека, но и путем превращения вещества природы и естеств. процессов в рабочее вещество и технологич. процессы. Научно-технич. деятельность человека выражается в том, что он использует механич., физич., химич. свойства при­роды для того, чтобы «... в соответствие со своей целью применить их как орудия воздействия на дру­гие вещи» (там же, с. 190).

По аналогии с формами движения материи рабочие свойства вещества и технологич. процессы (методы воздействия) могут быть классифицированы на меха­нич., физич., микрофизич., химич., биохимич., био-физич. и т. д. Метод воздействия на вещество должен соответствовать тем его свойствам, к-рые надлежит преобразовать. Однако все эти методы редко сущест­вуют в чистом виде. Почти любой совр. технологич. процесс представляет собой сложное переплетение разл. методов воздействия. Тем не менее явно обна-

ТЕХНИКА

229

 

руживает себя тенденция перехода от механич. мето­дов обработки к более эффективной технологии, свя­занной с использованием достижений химии, атомной физики, биологии и ряда др. наук. В связи с этим решающее значение приобретают такие направления в развитии произ-ва, как химизация, физикация, био-логизация (см. Научно-техническая революция). Эти направления могут успешно развиваться лишь на базе средств автоматики и кибернетич. Т.

Развитие совр. Т. в большей степени, чем когда-либо, обусловлено развитием науки, к-рая играет теперь ведущую роль по отношению к Т. Значит, технич. новшества осуществляются в наше время не путем эмпирич. поисков, а путем приложения научно-теоре-тич. знаний. В свою очередь, потребности развития Т. стимулируют и направляют науч. исследования (осо­бенно прикладного характера). Лабораторная Т. и Т. науч. экспериментов создают новые возможности для овладения законами природы.

Воздействие Т. на общество. Марксизм исходит при анализе обществ, явлений не из Т. самой по себе, а из уровня развития производит, сил. Т. занимает особое место в производит, силах: она фиксирует их рост, развитие — количеств, и качеств. изменения — в предметной форме. Особенно это относится к про­изводств. Т., к технич. средствам труда и гл. обр. к той их части, к-рую Маркс называет механич. сред­ствами труда, костной и мускульной системой произ-ва. Уровень развития Т. определяет и соответст­вующий уровень развития общества. Экономия, эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средствами труда (см. там же, с. 191).

Т. оказывает воздействие на общество различными путями. Это воздействие смягчается или, наоборот, усиливается в зависимости от социально-экономич. условий применения Т. Само развитие Т. испытывает мощное воздействие со стороны экономия., политич., идеологич. ин-тов общества, к-рое может стимулировать научно-технич. прогресс или тормозить его в соответ­ствии с экономич. и политич. классовыми целями.

При анализе «механизма» социального воздействия Т. выступают три осн. фактора. Это, во-первых, мера замещения технич. средствами трудовых функций че­ловека. Коренные изменения в технологич. способе произ-ва вызывают цепную реакцию изменений в Т., производств., экономия, и социальн. ин-тах общества (см. Промышленная революция). Во-вторых, специа­лизация средств труда, являющаяся основой технич. разделения труда. В-третьих, уровень развития про­изводительности труда, к-рую обусловливает истори­чески определ. Т. Два первых фактора характеризуют непосредств. воздействие Т. на человека и произ-во. Третий — опосредованное воздействие, оказываемое ростом производительности труда на все ин-ты обще­ства. Это последнее преломляется через господствую­щие социально-экономич. отношения общества, в то время как непосредств. воздействие обнаруживает меньшую зависимость от этих отношений.

Если при рассмотрении собств. логики развития Т. необходимо исходить прежде всего из технология, способа произ-ва, то при рассмотрении социальных последствий технич. прогресса в самом широком плане следует исходить прежде всего из обществ, способа произ-ва. Здесь на первый план выступает не технологич. функция средств труда, а их социально-экономич. функция. Обе эти функции могут нахо­диться в адекватных либо в противоречивых отноше­ниях. На этапе машинного произ-ва экономич. подчи­нение рабочего капиталу находится в соответствии с технологич. подчинением его машине, при к-ром не орудие служит человеку, а человек орудию, является его придатком (см. К. Маркс, Экономич. рукописи

1857—1859 годов, в кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 46, ч. 2, с. 203—04). Начавшийся этап автоматизации кладет конец этой адекватности. Тем не менее на поверхности явлений социальное угнетение в капиталистич. обществе по-прежнему воспринимается как технич. угнетение, господство капитала над трудом — как господство над рабочим противостоящих ему средств произ-ва или материаль­ных благ, классовая противоположность — как про­тиворечие между человеком н машиной, человеком и вещным богатством. В этом кроется тайна совр. бурж. социологии Т., сводящей социально-экономич. аспект отчуждения всецело к технологическому.

Полная автоматизация технологич. процессов —не­обходимая предпосылка коммунистич. общества. Ав­томатика, замещая нетворч. функции в труде, создает всем членам общества возможности для творч. деятель­ности. Автоматизированное произ-во явится источ­ником изобилия материальных благ, основой для роста свободного времени, для осуществления комму­нистич. принципов.

Влияние Т. на общество происходит ныне не только через сферу материального пропз-ва (хотя это и гл. сфера воздействия). Так, военная техника влияет на мировую политику, ибо с изобретением средств массо­вого уничтожения людей проблема сохранения мира превращается в проблему жизни и смерти всего чело­вечества. Система образования, искусство, культура, быт в значит, мере преобразуются под воздействием «своей» Т. Кино, телевидение, радио, магнитофон, грамзапись вызвали к жизни новые виды искусства, оказали глубокое воздействие на всю человеч. куль­туру, сделав ее достоянием широких масс. Т. рево­люционизирует и условия быта, оказывает влияние на мировоззрение человека, его психологию, мышле­ние и т. д.

Немарксистские теории техники. Понятие Т. (techne) встречается уже у Платона и Аристотеля, к-рому принадлежит мысль об аналогии между естеств. и искусств, органами труда (руку он называл «инстру­ментом инструментов»). Вслед за Аристотелем Гегель называл руку «орудием орудий». Он выдвинул плодо­творные идеи для понимания развития Т. Технич. средства определяются природой объекта. С другой стороны, средство является носителем цели, к-рая сохраняет и осуществляет себя через технич. средство. Гегель ставит средство выше конечных целей внешней целесообразности, ибо «... в своих орудиях человек обладает властью над внешней природой, хотя по своим целям он скорее подчинен ей» (Соч., т. 6, М., 1939, с. 205; см. также В. И. Ленин, Соч., т. 38, с. 180—81).

Успехи биологии в 19 в. привели к появлению био­логия, концепций развития Т. (Спенсер, теория «ор-ганопроекцип» Э. Каппа, Л. Нуаре). Абсолютизируя взаимодействие естеств. и искусств, органов труда человека, аналогию в их функциях, Капп и Нуаре утверждали, что все развитие Т. совершается путем копирования человеч. естеств. органов труда, путем «проекции» их во внешний мир. Эта теория была не­критически воспринята Каутским.

В 20 в. в связи с бурными успехами науки и Т. в бурж. науке возникает направление «технологич. детерминизма», истоки к-рого восходят к работам Бернштейиа, Каутского, рус. «легальных марксистов» (Струве) и меньшевиков (Мартов, Суханов). Для них была характерна абсолютизация роли производит, сил, в частности Т., упование на ее стихийное разви­тие. В филос. форме аналогичные идеи в то время выдвигали, в частности, прагматисты (Ф. Шиллер, Дж. Дьюи). В 20-х гг. амер. экономист Веблен сде­лал практич. вывод из тезиса о Т. как решающем факторе развития общества, выдвинув идею, что поли-

230

ТЕХНОКРАТИЯ

 

тич. власть должна принадлежать «людям техники» — организаторам произ-ва и инженерам (см. Менедже­ризм, Технократия).

В последние десятилетия идеи «технологического детерминизма» развивались Отборном, Мэмфордом, Уайтом и др. Т., по Огборну и Уайту, является «неза­висимой переменной», а социальная система — лишь «функцией технич. системы». Поскольку социальные системы целиком определяются изменениями в Т., возникает проблема «приспособления» социальных ин­ститутов и самого человека к постоянно меняющейся Т. На этой основе Огборн построил свою теорию куль­турного отставания.

Концепция о противоречии между Т. и «нематери­альной культурой» развивалась рядом бурж. филосо­фов (Бергсон, Бердяев, Шпенглер, Хайдеггер).

«Технологич. детерминизм», мировоззрение техни­цизма пронизывает мн. бурж. и реформистские тео­рии: «теорию индустриального общества», теорию «второй индустриальной революции», «теорию науч­ной революции» и т. д. Из «технологич. детерминизма» исходят как сверхоптимистич. теории мирной транс­формации капитализма в социализм, так и пессими-стич. пророчества о «демонии» Т. и науки в совр. обществе, о том, что их развитие ведет к упадку куль­туры и духа (Ф. Дессауэр, Г. Юнгер).

Лит.: Маркс К., Капитал, Маркс К., Энгельс
Ф., Соч., 2 изд., т. 23; его же, Нищета философии, там же,
т. 4; е го ж е, Экономические рукописи 1857—1859 годов,
там же, т. 46, ч. 1—2, М., 1969; Г е г е л ь Г. В. Ф.,
Соч., т. 1, 4, 6, М.— Л., 1930—59; Энгельмейер П.,
Философия техники, вып. 1—3, М., 1912; Ну аре Л.,
Орудие труда и его значение в истории развития челове­
чества, пер. с нем., [X.J, 1925; Богаевский Б. Л.,
Т. первобытно-коммунистич, общества, М.— Л., 1936; Б ер-
нал Д ж. '• Д., Наука в истории общества, пер. с англ.,
М., 1956; Белькинд Л. Д., Конфедератов И. Я.,
Шнейберг Я. А., История Т., М.—Л., 1956; В и н е р Н.,
Кибернетика и общество, пер. с англ., М., 1958; его же,
Творец и робот, пер. с англ., М., 1966; Л и л л и С, Автома­
тизация и социальный прогресс, пер. с англ., М., 1958; Оси­
пов Г. В., Т. и обществ, прогресс, М., 1959; О с ь м о-
ва Н. И., О т. наз. «технологич. детерминизме», «ВИМК»,
1959, Л"» 4; Белькинд Л. Д. hi др.], История энергетич.
Т., 2 изд., М.— Л., 1960; III у х а р д и н С. В., Основы
истории Т., М., 1961; Зворыкин А. А. [и др.], История
Т., М., 1962; Страшников В. М., Философия и Т.
коммунизма, Иркутск, 1962; Мелещенко 10. С, Чело­
век, общество и Т., Л., 1964; его же, Т. и закономер­
ности ее развития, [Л.], 1970; Волков Г. Н.,
Эра роботов или эра человека? (Социологич. проблемы
развития Т.), М., 1965; Товмасян С. С, Т. и труд,
Ереван, 1965; Мегрелидзе К. Р., Осн. проблемы
социологии мышления, Тб., 1965; Омаров А. М.,
Т.. и человек, М., 1965; Епископосов Г. Л., Т. и
социология, М., 1967; Кузин А. А., К. Маркс и проб­
лемы техники, М., 1968; Карр Е., Grundlinien einer Phi­
losophic der Technik, В., 1877; Zschimmer E., Philo­
sophic der Technik, Jena. 1914; Kautsky K., Die mate-
rialistische Geschichtsauffassung, Bd 1, В., 1927; S p e n-
gler O., Der Mensch und die Technik, Munch., 1931; В е г d i-
a e f f N., L'homme et la machine, P., 1933; Ogbnm W. F.,
Machines and tomorrow's world, [N.Y.], 1943; White L. A.,
Science ol culture, N.Y., 1949; M u m f о г d L., In the name
of sanity, N.Y., 1954; Bittor! W., Automation, Darmstadt,
1956; Schmid C, Mensch und Technik, B.—Hannover,
1956; Jordan P., Der gescheiterte Aufstand, 2 Aufl., Fr./M.,
1957; Jaspers K., Die Atombombe und die Zukunft
des Menschen, 3 Autl., Munch., 1958; Dessauer F., Streit
um die Technik, W., 1959; Ley H., Damon Technik?, В.,
1961; Walker Ch. R., Modern technology and civiliza­
tion, N.Y., 1962; World technology and human destiny, ed.
by R. Aron, Ann Arbor, [1963]; Technology and social change,
[ed.] by E. Ginzberg, N.Y.—L., 1964; L i 1 1 e у S., Men, machi­
nes and history, [2 ed.], L., 1965; Tuchel K., Herausfor-
derung der Technik, Bremen, 1967.          Г. Волков. Москва

ТЕХНОКРАТИЯ (от греч. Ti % v "(\ — искусство, ре­месло, мастерство и иротод — власть, господство) — совр. социологич. течение, возникшее в США на ос­нове идей Т. Веблена, провозгласившего, что система частной собственности не соответствует более уровню технич. прогресса в 20 в. и должна смениться системой рационального планирования, осуществляемого в ин­тересах общества инженерами и учеными. За внешним радикализмом этой программы стояло стремление

«улучшить» капитализм, привнеся в него элементы гос. регулирования и контроля. Мн. сторонники Т. (А. Берл, Р. Моби, Дж. Уоррен и др.) вошли в состав т. н. мозговых трестов президента Рузвельта, форми­ровавших экономия, политику пр-ва. Идеи Т. нашли продолжение у Дж. Бёрнхема, идеолога «Революции управляющих» («The managerial revolution», N. Y., 1941), к-рый предрекал установление в мире единого технократия, гос-ва, контролируемого группой «ди­ректоров» (а не техников и инженеров, как это утверж­далось у Веблена). В последнее время наряду с край­ними т. зр., согласно к-рым представит, учреждения бурж. демократии должны уступить место органам, комплектуемым по принципу «компетентности и эф­фективности» (L. Armand, M. Drancourt, Plaidoyer pourl'avenir, P., 1961; J. Barets, La fin des politiques, P., 1962), получают распространение воззрения «уме­ренных» технократов, старающихся доказать, что ра­стущее влияние специалистов лишь укрепляет демо-кратич. механизмы, при условии поддержания опре-дел. равновесия между Т. и др. социальными силами— выборными политиками, капиталистами, профсою­зами (A. Friscli, Une reponse au defi de l'histoire, Bruges, 1954; J. Billy, Les techniciens et le pou-voir, 2 ed., P., 1963). В связи с известным усиле­нием роли менеджеров в управлении капиталистич. предприятиями, технократия, пропаганда утверждает, что на смену «капиталистам без функций» приходят «функционеры без капитала» (A. Berle, The twentieth-century capitalist revolution, L., 1955). Согласно воз­зрениям совр. технократов, провозглашенное Вебле-ном противоречие между бизнесом и наукой преодо­левается в ходе научно-технич. революции, благодаря все более широкому выдвижению на руководящие должности в корпорациях дипломированных инжене­ров и специалистов в области точных наук, совершен­ствованию науч. методов руководства и математич. методов планирования. На подобные представления опираются в своих программных установках мн. ли­деры правой социал-демократии.

Либеральные социологи, в частности Р. Миллс, резко выступили против утверждений технократов, будто описываемые ими явления означают реальное изменение в структуре власти и собственности капи­талистич. общества.

Представители Т. описывают мн. реальные про­цессы, связанные с научно-технич. революцией, отме­чают значит, рост научно-технич. и административных кадров в пром-сти и гос. аппарате. Эти: факты анали­зируются и в марксистских исследованиях совр. этапа в развитии капитализма. Однако марксизм полностью отвергает притязания Т. на открытие «новой эры» в истории человечества. В концепции Т. и «менедже-риальной революции» ученые-марксисты видят по­пытку выдать за коренной переворот новую фазу в раз­витии монополистич. капитала, при к-рой власть мо­нополий и их доля в нац. богатстве не только не умень­шается, но, напротив, возрастает. В делах предприя­тий решающее слово по-прежнему остается за капита­листами, а директора служат выразителями воли фин. олигархии. Услуги специалистов высоко оплачи­ваются буржуазией, к-рая охотно допускает их в свои ряды. В руках фин. олигархии остается и инструмент ее политич. господства — государство.

Лит.: Осипов Г. В., Несостоятельный ответ на «вы­зов истории», «ВФ», 1957, .№ 2; История, материализм и со­циальная философия совр. буржуазии. Сб. ст., М., 1960; Осн. проблемы современного империализма. Сб. ст., Свердловск, 1961; Покровский А. И.. Практика против теории, М., 1965; Гвишиани Д. М., Социология бизнеса, М., 1962; Lewis С. S., The abolition of man, L., 1944; P r i o-uret R., La republique des deputes, P., 1959; The intellec­tuals, ed. by G. B. de Huszar, Glencoe (111.), 1960; Eis­ner M., The technocrats. Prophets of automation, Syracuse (N. Y.), 1967; Bolke S., Raumfahrt-Antrieb fur Forschung und Technik, «Nachrichten», 1968, № 9.  Л. Седое. Москва.

ТИЛЛИХ—ТИМАШЕВ

231

 

ТИЛЛИХ (Tillich), Пауль (20 авг. 1886—6 окт. 1965) — протестантский теолог и философ, предста­витель теологии диалектической. После первой ми­ровой войны вместе с Бартом, Брукнером и др. вы­ступил одним из гл. критиков либерального проте­стантизма, требуя возвращения к первонач. идеям Реформации. В 20-х гг.— лидер религ.-социалнстич. движения в Германии (разновидность христианского социализма). В 1928—33—проф. философип во Франк­фуртском ун-те, после 1933 — в США, где сблизился с Р. Нибуром; проф. в Гарварде (с 1955). Выступал за сближение с католиками.

Т. стремился объединить осн. течения протестантиз­ма и христ. теологии в целом и заложить основы их нового «экуменического» синтеза. Он выдвигал задачу создания «теологии культуры», к-рая давала бы ре-лиг, освящение всех сторон жизни совр. общества,— своего рода     протестантской версии неотомизма (Т. принадлежит ряд работ по вопросам психотерапии, этики, воспитания и социологии). Это приводит Т. к критике историч. протестантизма, к-рый, по его мнению, утерял духовный образ церкви и, разрушив мистич. элементы католицизма, подменив символы рацион, концепциями, моральными законами и субъ­ективными эмоциями, создал угрозу исчезновения сакраментальных основ христианства. Протестантизм должен порвать связь с бурж. идеалами и практикой, иначе стремление «массового человека» к подчинению новым символам может привести только к антихрист, тоталитаризму и «пеоварварству». В Америке Т. окон­чательно разошелся с Бартом и др. неоортодоксами: кризис традиц. протестантизма здесь не был столь острым, как в Европе, и призыв к реставрации про­тестантизма как архаич. замкнутой системы не встре­чал особой симпатии. В отличие от Барта, Т. подчер­кивает ре лиг. ценность культуры и необходимость сохранения автономной человеческой активности в ре­лигии; центр тяжести теологии переносится у Т. на антропологию, в частности под влиянием Къеркегора. Полемизируя с Бартом, Т. пишет, что откровение не может быть подобным камню, падающему на человека из непостижимого мира (см. «Systematic theolog5'», v. 1, Chi., 1951, p. 64); бог для Т. пребывает в этом мире как его собств. основа и глубина. Т. ставит задачу «коррелировать» бога и природу, бога и историю, что в протестантизме труднее осуществить, чем, напр., в томизме. Трудность такой задачи — избежать как трансцендентизма, так и пантеизма. Самобытие бога отождествляется Т. с основанием и силой бытия: бога нельзя «искать» как к.-л. вещь и он не существует как частное бытие, поэтому, по Т., вполне обоснован протест атеизма против бога как обитающей над ми­ром совершенной небесной личности. «Атеистично как утверждать существование бога, так и отрицать его» (там же, р. 237). Человек, по мнению Т., отделен от бога лишь фактом своего отчуждения. Это заставля­ет Т. отодвинуть на задний план идею «личного бога»; не отказываясь от принципа персонализма, Т. ослаб­ляет его основы. Срединная позиция Т. проявляет­ся и в его учении о внутр. природе бога. Бог не тождествен с «чистым актом» (actus purus) в томизме (полной и совершенной реализацией всех потенций бытия), что «заставило бы бога окаменеть», но он не есть и «меоническая свобода» Бердяева: бог включает оба полюса — формы и динамики, покоя и становле­ния и т. д. в состоянии внутр. напряжения.

Идея бога возникает у Т. из «пограничной си­туации». Повторяя кьеркегоровский анализ челове­ческого опыта страха и отчаяния, Т. идет, однако, от него в направлении т. н. онтологич. аргумента бытия бога. В состоянии отчаяния человек сознает бессмыс­ленность своей экзистенции как разрыв со своей сущ­ностью. Человек способен осознать свою конечность,

лишь поднимаясь над ней к тому, что составляет пред­посылку всех сомнений и потому несомненно (см. там же, р. 249). Грех, по Т.,— не нарушение к.-л. внеш­них законов или заповедей, но отчуждение человека от своей подлинной сущности. Его неизбежность пара­доксально соединяется с сознанием личной вины; об­разы ада, страшного суда и т. п. выступают как суж­дения человека против, себя самого..Христос есть об­раз «нового бытия», внедрение самобытия в экзистен­цию, преодолевающее демонич. механизмы личного и социального отчуждения (см. там же, р. 254 — 55). Эта концепция, по Т., должна освободить христологию как от зависимости от «сомнит. историч. вероятностей» (реакция на повышенный интерес либерального про­тестантизма к «историч. Иисусу»), так и от всей тыся­челетней «алхимии» споров об отношении двух природ в Христе (см. там же, р. 255).

Большое значение придает Т. символу как «универ­сальному» способу корреляции, мосту между сущност­ным и экзистенциальным бытием. Выражая бесконеч­ное в конечном или вечное во временном, символ об­ладает парадоксальной внутр. структурой, одновре­менно отрицая и утверждая то, что оп выражает. В качестве мифов символы образуют «естеств. язык» религии и не подлежат к.-л. замене. Этим выра­жено отношение Т. к проблеме демифологизации, вы­двинутой Бультманом. Апеллируя к Юнгу, Т. подчер­кивает реальность символов и выступает против пре­вращения их в условные знаки или аллегории,

Т. оказал значит, влияние не только на протестант­скую, но отчасти и на католич. философию Европы и Америки. Особое значение имеет выдвинутая Т. идея о «дополнительности» католичества (к к-рому Т. отно­сит и англиканство, и православие) п протестантизма: первое лучше сохранило «субстанцию христианства» — святость сущего, нежели протестантизм свой прин­цип — святость должпого. Соединение этих принци­пов — путь к т. н. экуменич. теологии.

Соч.: Gesammelte Werke, Bd 1 —, Stuttg., 1959—; The protestant era, Glii., [1948']; The courage to be, New Haven, 1952; Love, power and justice, N.Y., i960.

Лит .: Adams J. L., P. Tillich's philosophy of culture,
science and religion, Chi., 1947; К i lien R. A^-., The onto-
logical theology of P. Tillich. Kampen, 1956; The theology of
P. Tillich, N.Y., 1956; Tillich P. J. Theology of culture,
Oxf., 1959; Hamilton K., The system and the Gospel.
A critique of P. Tillich, [N.Y.], 1963; Armbruster
С J., The vision of P. Tillich, N. Y., [1967] (библ., с. 311 — 18);
Scabini E., II pensiero di P. Tillich, Mil., [1967] (библ.,
с. 231—62).                                             Д. Лялтгов. Москва.

ТИМАШЕВ (Timasheff), Николай Сергеевич (р. 9 нояб. 1886) — социолог, правовед и историк обществ, мысли. Проф. юриспруденции в школе эко­номики Петрогр. полптехнич. ин-та (1916—20). В 1921 эмигрировал из СССР. Проф. Пражского ун-та (1922—27), проф. Славянского пн-та в Сорбонне (1928—36), затем переехал в США. Проф. Фордхем-ского (1940—57) п Гарвардского (1940—45) ун-тов.

Известны работы Т. по социологии права, истории, предмета и методов социологии и истории социально-политич. развития СССР. В области социологии права Т. находится под известным влиянием идей Л. Петра-жицкого. Согласно Т., правовая система это — изме­ритель, показатель и осн. «рефлектор» социальной системы и ее изменений. Обществ, системы разли­чаются в той мере, в какой различаются их правовые системы. Право как социальное явление возникает при слиянии двух фактов (к-рые в общем могут существо­вать независимо друг от друга): во-первых, наличие в каждой длительно существующей социальной группе такого порядка, к-рый может быть выражен в право­вых нормах и к-рый через посредство сложных меха­низмов делается обязательным для членов группы; во-вторых, наличие социальной власти (см. ст. Т. Развитие социологии права и ее сфера, в кн.: Беккер Г. и Босков А., Совр. социология, теория, М., 1961,

232

ТИМИРЯЗЕВ—ТИМОН

 

с. 488). Рассматривая структуру правовой нормы, Т. подчеркивает ее параллелизм с тенденцией заученного поведения. В работах по общей социологии Т. изла­гает идеи, очень близкие к взглядам П. Сорокина. Он считает, что социология изучает «биопсихологич. коллективный опыт людей», что нет минимального принципа или субстрата, к к-рому можно свести все обществ, процессы, т. е. отвергает монизм, утверждая взаимодействие множественности факторов. Т. скло­няется к убеждению, что осн. социальным явлением, единицей, подлежащей социологич. анализу, нужно считать взаимодействие между двумя или более чело­веческими существами (см. «Sociological theory, its nature and growth», N. Y., 1957). Т. принадлежит также неск. работ по истории социологии, среди к-рых кн. «Социологич. теория...» — одна из лучших по содержательности и четкости изложения в совр. бурж. социологии.

Во мн. работах по истории социально-политич. раз­вития России после Октябрьской революции Т. высту­пает как откровенный враг марксизма и Сов. власти. Он пытается очернить ее достижения, утверждая, что Октябрьская революция была случайной и что Рос­сия без революции могла бы достичь тех же резуль­татов в области культуры и пром-сти.

Соч.: Право, как коллективно-психологич. реальность, в сб.: Тр. русских ученых за границей, т. 2, Берлин, 1923; Grundzuge des sowjetrussischen Staatsrechts, Mannheim—В., 1925; The crisis in the Marxian theory of law, N.Y., 1939; The introduction to the sociology of law. Harvard, 1939; Religion in Soviet Russia. 1917—1942, N.Y., 1942; Great retreat, N.Y., 19'i6; Three worlds: liberal, communist and fascist society, Milwaukee, 1946; General sociology, Milwaukee, 1959 (соавтор); War and revolution, N. Y., 1965- И . Добро-нравов. Москва.

ТИМИРЯЗЕВ, Аркадий Климентович (19 окт. 1880—15 нояб. 1955) — сов. физик, занимавшийся филос. проблемами естествознания, в частности тео-ретич. физики, представитель механицизма (см. «Меха­нисты»), активный участник научно-филос. дискус­сий 20-х гг. Сын К. А. Тимирязева. Окончил (1909) математич. отделение физико-математич. фак-та Моск. ун-та. Член КПСС с 1921. Организатор и руководитель кафедры истории физики МГУ. Редактор трудов А. Г. Столетова, П. И. Лебедева и др. рус. физиков. С 1931 — член редколлегии журн. «Под знаменем марксизма». Позитивистская и механистпч. методоло-гич. позиция Т. выражалась в стремлении растворить общефилос. принципы в «последних выводах» естество­знания. Т. рассматривал квантовую механику как «попятное движение в пауке», принцип неопределен­ностей Гейзенберга — как преграду, поставленную «антинауч. методологией» развитию атомной физики. Т. скептически оценивал теорию относительности Эйнштейна, отождествляя ее физич. содержание с иде-алистич. интерпретацией. Эти ошибочные взгляды Т. были подвергнуты критике в парт, и сов. печати.

С о ч.: Наука в Сов. России за пять лет, М., 1922; Филосо­фия науки. Естественно-яауч. основы материализма, ч. 1, П., 1923; Кинетич. теория материи, М., 1923; Теория относи­тельности Эйнштейна и махизм, «Вестник Коммунистич. Ака­демии», 1924, № 7; Естествознание и диалектич. материализм. Сб. ст., М., 1925; Диалектика в науке, М., 1929; Введение в теоретич. физику, М.—Л., 1933; Классики рус. физики — Ломоносов, Столетов. Лебедев, М., 1949.

Лит.: История философии, т. 6, кн. 1, М., 1965, гл. 4; т. 6, кн. 2, М., 1965, гл. 10.

J3. Клушин, Б. Суханов. Ленинград.

ТИМИРЯЗЕВ, Климент Аркадьевич [22 мая {3 июня) 1843—28 апр. 1920] — рус. биолог-дарви­нист и обществ, деятель. Окончил Петерб. ун-т (1865). Чл.-корр. Петерб. АН (с 1890). Профессор Петровской (ныне Тимирязевской) земледельч. и лесной академии (с 1871) и Моск. ун-та (с 1877).

Экспериментальные исследования Т. посвящены гл. обр. проблеме фотосинтеза, а также вопросам дыхания и почвенного питания растений. Т, был одним из осно­вателей агрохимии в России. В теоретич. области вел активную борьбу с различными проявлениями анти-

 

дарвинизма, в частности с рус. антидарвинистами Н. Я. Данилевским, Н. Н. Страховым, С. И. Коржин-ским. Существ, позитивный вклад Т. в развитие дар­винизма связан с учением о творч. роли отбора, о един­стве организма и среды, о причинах изменчивости, о виде и видообразовании. Разработка этих проблем связывалась Т. с задачей управления природой орга­низмов (см. Соч., т. 5, 1938, с. 143). Этой задаче служили выдвинутая им идея созда­ния новой науки — экспери­ментальной морфологии, а также мысль о том, что в изу­чении явлений наследствен­ности и изменчивости реша­ющая роль должна принадле­жать физиологпч. экспери­менту (см. там же, т. 6, 1939, с. 263—64). В развитии дарвинизма особенно большую роль сыграли ра­боты Т. «Исторический метод в биологии» и «Фак­торы органической эволюции». Перу Т. принадле­жит ряд исследований по истории науки: «Наука. Очерк развития естествознания за 3 века (1620— 1920)» (1920); «Осн. черты истории развития биологии в XIX столетии» (1907) и др. История науки рассмат­ривалась им как ключ к решению совр. науч. проблем. Широкую известность получили популярные книги Т. «Жизнь растения» и «Краткий очерк теории Дар­вина».

По своим филос. взглядам Т. стоял на позициях рус. революц. демократов, хотя в молодости испытал увлечение философией Конта. Т. исходил из убежде­ния, что сознание есть лишь свойство материи, появив­шееся на определ. ступени ее развития. Природу, материальную действительность он называл единств, источником знания. Отстаивая материалистич. пози­ции, Т. подвергал критике махизм и агностицизм. Будучи последоват. дарвинистом, Т. считал принцип историзма важнейшим методологич. принципом науч. исследования. В последний период жизни Т. все более приближался к позициям марксистско-ленинской фи­лософии. Свое отношение к марксизму Т. наиболее полно выразил в статье «Ч. Дарвин и К. Маркс» (1919). Эта филос. эволюция Т. в значит, мере связана с его живым интересом к революц. движению в России и поддержкой этого движения. Т. приветствовал Октябрьскую революцию и активно включился в сози-дат. работу Советской власти.

Соч.: Соч., т. 1 —10, М., 1937—40; Избр. соч., т. 1 — 4, М., 1948—49.

Лит.: Ленин В. Я., гПисьмо] К. А. Тимирязеву,
Соч., 4 изд., т. 35, с. 380; Памяти К. А. Т. Сб. докладов и ма­
териалов сессии Биол. ин-та, посвященной 15-летию со дня
смерти К. А. Т., М.— Л., 1936; Платонов Г. В., Миро­
воззрение К. А. Т.,М., 1952; История естествознания в Рос­
сии, т. 3, М., 1962; Колодяжный В. И., Вопросы
методологии в трудах К. А. Т. и проблемы совр. биологии,
К., 1965.                                           Г. Платонов. Москва.

ТИМОН (Tiucov) (ок. 320—230 до н. э.) — др.-греч. философ-скептнк и поэт, ученик Пиррона — основа­теля скептицизма. Впервые письменно изложил уче­ние скептиков. Считая высшим вопросом философии вопрос о поведении человека и доступном для него блаженстве, Т. видел основу познания и деятельности только в непосредств. содержании чувств, восприя­тия. Признавая равноценность всех возможных суж­дений относительно природы вещей, Т. обосновывал необходимость воздержания от суждений и идеал со­вершенной невозмутимости (атараксии). Работы Т. (он — автор трех книг сатирич. стихотворений, т. н. сил л, и многочисл. трагедий п комедий) широко ис­пользовал Секст Эмпирик.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!