Ф. Энгельс. Диалектика природы. М., Госполитиздат, 1953, стр. 182.

Там же, стр. 183.

ственно порождающееся и сопровождающее процесс взаимодействия материальных тел, составляет одно из коренных свойств материи в целом.

Для понимания этого свойства решающее значение имеет диалектико-материалистическая концепция движения, противоположная метафизической, механической концепции внешнего толчка как единственного источника движения. Между тем, как правильно отмечает Рубинштейн в своей книге «Бытие и сознание», движение, изменение возникает отнюдь не под влиянием внешнего толчка как одностороннего воздействия одной вещи на другую, а в результате взаимодействия тел. «Свойство отражения, которым обладает все существующее, выражается в том, что на каждой вещи сказываются те внешние воздействия, которым она подвергается; внешние воздействия обусловливают и самую внутреннюю природу явлений и как бы откладываются, сохраняются в ней;... каждое явление есть вместе с тем «зеркало и эхо вселенной». Вместе с тем результат того или иного воздействия на любое явление обусловлен внутренней природой последнего; внутренняя природа явлений представляет ту «призму», через которую одни предметы и явления отражаются в других. В этом выражается фундаментальное свойство бытия»⁸ (курсив наш — Б. А.). Это прекрасное изложение сути марксистско-ленинского пони­мания отражения как общего свойства материи. Однако Рубинштейн, правильно выводя это свойство из взаимодействия материальных тел и явлений, все же неправомерно отождествил отражение и взаимодействие, упуская из виду, что отражение есть момент и продукт взаимодействия, не исчерпывающее все явления взаимодействия. Исходя из положения, что всякое действие есть взаимодействие, в котором внешнее воздействие преломляется через внутренние свойства подвергаемого этому воздействию тела, Рубинштейн формулирует свою мысль так: «Всякое взаимодействие есть в этом смысле отражение одних явлений другими».⁹ Подобный ход мысли, отождествляющий взаимодействие с отражением, имеется и у некоторых других авторов. Так, например, Лапшин утверждает, что «так как обмен веществ организма со средой есть основное, необходимое условие жизни, биологические изменения и процессы, протекающие внутри организма под действием внешних условий, представляют собой основной, определяю­щий момент биологического типа отражения внешней среды».¹⁰

^{---------------}

⁸ С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание, стр. 11;

⁹ Там же, стр. 10.

¹⁰ О. В. Л а п ш и н. Теория отражения и учение о развитии материи, «Вопросы философии», 1958, № 4, стр. 82.

Б. Г. Ананьев

Подобное расширенное толкование отражения осуществляется путем подстановки на место процесса жизнедеятельности и основной формы существования органической материи явления отражения. Но если продолжать далее такую тенденцию, то все жизненные функции (пищеварение, дыхание, кровообращение и т. д.) можно объявить видами биологического отражения, не говоря уже о любом акте приспособления организма к условиям внешней среды. Тогда по этому примеру любая химическая реакция или связь физических явлений есть частные случаи отражения. Но подобный подход подменяет реальное исследование явлений отражения, происходящих в процессах взаимодействия, дедуктивным подведением всех бесчисленных случаев взаимодействия к различным типам отражения. Но тогда «конечной» задачей естествознания является познание отражения, которое все же есть лишь свойство движущейся материи, как это подчеркивал Энгельс. Он писал, что «мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади него нечего больше познавать. Раз мы познали формы движения материи (для чего, правда, нам не хватает еще очень многого ввиду кратковременности существования естествознания), то мы познали самое материю, и этим исчерпывается познание».¹¹

Лишь путем изучения различных форм движения материи в их взаимосвязи и взаимодействии возможно выделить реальные явления отражения как свойства материи, в том числе и особенно органической. Несомненно, прав Лапшин, когда он связывает «биологическое отражение» прежде всего с обменом веществ.

Однако надо еще исследовать условия, при которых обмен веществ производит явление отражения, сопровождается и подкрепляется этими явлениями.

Надо отметить, что в современной марксистской философской литературе наиболее обстоятельно и глубоко развита теория отражения болгарским ученым Тодором Павловым,¹² который впервые систематически исследовал связь между отражением и взаимодействием в природе. Хотя в его труде име­ются положения спорные или просто уже не соответствующие современному состоянию естествознания, однако осуществленный им опыт теоретического исследования изменения видов отражения в физической, химической, биологической, социальной формах движения материи имеет важное значение для развития теории отражения в современных условиях. В частности, представляют интерес те переходы от раздражимости

^{---------------}

¹¹ Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 184.

¹² T . Павлов. Теория отражения. М., ИЛ, 1949

к возбудимости и чувствительности, которые рассматриваются Т Павловым в виде качественных изменений единого процесса развития отражения как общего свойства материи.

Однако несомненно, что поставленная Лениным проблема требует для своего решения именно того пути, на который указывал Ленин: конкретных экспериментальных исследований разных явлений отражения как общего свойства материи в целом. Эта задача решается ныне всеми науками на основе диа­лектического материализма.

Развитие отражения как свойства материи может и должно изучаться в разных связях и отношениях.

Диалектический метод марксистского философского материализма является верным средством познания многообразия явлений отражения и их различных опосредовании. Благодаря этому подходу уясняется не только связь, но и различие между двумя аспектами теории отражения, о которых говорилось выше.

Говоря старыми философскими терминами, один аспект лежит в плоскости онтологии, а другой — собственно гносеологии. Марксистско-ленинская теория познания, конечно. является теорией отражения, но эта теория не исчерпывается теорией познания.

Теория отражения в целом есть важное звено всей материалистической диалектики, всего учения о законах самодвижения материи. Теория познания есть учение о высших, специфически человеческих формах отражения (чувственном и логическом), являющихся свойствами особо организованной материи и общественно-исторического развития людей, их практики, являющейся критерием истины и теории познания. Но, как указывалось выше, в эти специфически человеческие высшие формы отражения входят общие, «низшие» формы отражения; взаимопроникновение общих и специфических форм отражения является проблемой как онтологической, так и гносеологической. Вместе с тем существуют специальные проблемы гносеологии, в том числе и проблема сущности ощущения, которые нельзя абсолютировать, отрывая их от онтологической природы отражения (как свойства бытия, материальной организации тел и их взаимодействия), но вместе с тем опасно растворять в онтологической плоскости.

Известно, что явления отражения имеются на всех этапах развития материи, они являются свойством всех форм движения материи. Однако отражение становится познанием только а высшей ступени развития материи. По отношению к позна­нию вся история развития отражения есть лишь предыстория, составляющая своего рода генетическую онтологию как основу теории познания. Как бы ни был решен наукой кон-

кретный вопрос о том, существуют ли у растений явления, сходные с ощущением или нет, от этого не изменится принципиальное решение вопроса о том, что познание есть специфически человеческое явление, интимно связанное с развитием общественно-трудовой практики. Но такие биологические исследования будут весьма обогащать философию в целом, способствовать углублению «онтологического» подхода к явлениям отражения.

Опасность отождествления онтологического и гносеологических аспектов в трактовке явлений возникает в связи с тенденцией ряда представителей американской кибернетики отождествить электронные процессы, происходящие в сложнейших автоматах с мозговой деятельностью человека, принципы которой моделируются в кибернетических машинах. Заметим, кстати, что создание таких машин имеет огромное теоретическое и практическое значение не только для техники и естествознания, но и для материалистической философии.

В этих машинах, как и во многих биологических исследованиях, доказывается единство всех форм отражения, практически воспроизводится физико-техническими средствами известная совокупность черт мозгового, рефлекторного отражения. В этом смысле кибернетика служит еще одним доказательством правильности теории отражения, ее верности для всех возможных случаев отражения, тем более в сложных материальных системах.

Однако не только основоположники кибернетики в США, но и некоторые советские теоретики в этой области не видят границ, хотя и относительных, как подчеркивал Ленин, между онтологическим и гносеологическим подходом к явлениям отражения. Нередко они рассуждают так: если кибернетиче­ская машина решает сложнейшие задачи, причем с такими скоростями, которые невозможны для самого гениального человеческого ума, если они могут сами составлять задачи и решать их в бесконечном ряду вариаций, то почему эти машины не являются «думающими» и «ощущающими», причем без кавычек.

Маккей серьезно ставит «проблему образования понятий автоматами», а Медведев допускает «представление в конеч­ном автомате».

Любопытно, что статья Медведева на эту тему помещена рядом со статьей Маккаллока и Питтса «Логическое исчисле­ние идей, относящихся к нервной активности»,¹³ в которой авторы приходят к выводу, что кибернетика обеспечивает

^{---------------}

¹³ См . сборник статей под редакцией Шеннона и Маккарти «Автоматы». М., ИЛ. 1956.

«конструктивное» решение холистических проблем, включающих в себя дифференцированный континуум чувственных ощущений и нормативные, совершенствующие и разрешающие свойства восприятия и исполнения».¹⁴ Следовательно, теологизм подразумевается как основная посылка таких кон­струкций, а детерминизм исключается за «непригодностью». В этом убеждает и другое положение этих авторов: «...Каж­дая идея и каждое ощущение реализуются активностью вну­три нервной системы и что действительные возбуждения рецепторов не определены полностью никакой такой актив­ностью».¹⁵ Поэтому при расчетах и конструировании автома­тов принимается во внимание свойство «нервной сети», кото­рое мыслится как замкнутая саморегулирующая система, а «действительные возбуждения рецепторов» не входят в «логическое исчисление идей, относящихся к нервной активно­сти». Не случайно, что в нейрологических концепциях кибер­нетиков причудливо сочетается материалистическая рефлек­торная теория и идеалистическая концепция нервной спонтан­ности, против которой направлена рефлекторная теория.

Крайне важные для физиологии теоретические изыскания кибернетики в области обратных связей интерпретируются нередко так, что искажается рефлекторная теория, поскольку некоторые кибернетики всерьез отождествляют достигнутое ими моделирование мозговой деятельности с самой этой дея­тельностью, как деятельностью познавательной, поскольку для них равноправными становятся понятия «сигнал», «ощуще­ние», «мысль», хотя между этими понятиями разница не только онтологическая, но прежде всего гносеологическая.

Если не принимать во внимание эту разницу, то «можно» ставить вопрос так, как это делает Полетаев: «чего не хватает машине для того, чтобы полноценно заменить размышляющего человека».¹⁶ Путем весьма остроумных, причем реалистиче­ских предположений Полетаев строит интересную программу создания сложнейших роботов, даже иерархию роботов и ор­ганизацию их «коллектива». Думается, что ничего фантасти­ческого в этой программе нет, хотя возможности кибернетики пока еще ограничены. Однако эти будущие роботы превраща­ются по существу в гносеологические машины, обладающие человеческим сознанием или, как предпочитают говорить неко­торые почитатели кибернетики, «сверхчеловеческими возмож­ностями».

Вот как описывает Полетаев такого будущего робота:

^{---------------}

¹⁴ Там же, стр. 382

¹⁵ Там же, стр.- 382

¹⁶ Полетаев. Сигнал. М., Изд. «Советское радио», стр. 385.

«Сложный робот должен быть непосредственно связан с эффекторами — исполнительными органами, причем их вклю­чение должно производиться отдельно от «принятия решения», т. е. достижения окончательного состояния выходных сигналь­ных элементов робота. Таким образом и ощущения, и реакция должны быть зафиксированы в памяти и существовать в виде сигналов, соответствующих реальным воздействиям и реак­циям. Несомненно, что содержание памяти должно оказаться богаче, чем реальное поведение, так как на выход подаются только некоторые реакции, отобранные из большого числа возможных»¹⁷ (курсив наш. — Б. А.).

При чтении такого «психологического» текста, излагающего технические перспективы, нельзя не вспомнить битвы, имевшие место в истории науки, связанные с борьбой против антропо­морфизма в области не только ботаники, но и зоологии.

Вместе с тем нельзя не вспомнить и того, что преодоление антропоморфизма было одним из условий прогресса этих наук. Думается, что «психологизация» роботов есть только рабочий логический прием, а не действительное выражение гносеологических позиций представителей кибернетики и тео­рии информации.

Но опасность, о которой говорилось выше, усугубляется в связи с тем, что одному из основных понятий этих наук — сигналу придается гносеологическое значение. В теории ин­формации и кибернетике вообще сигнал образуется в резуль­тате определенного кода или шифра, из совокупности которых образуется программирование работы автоматов. Именно от качества и стройности такого программирования зависит успех работы автомата. Но если этот технический принцип программирования превращается в гносеологический принцип, то он не представляет ничего оригинального по сравнению со знаковой теорией («символов») физиологического идеализма.

Такое «превращение» представляет логический фокус, основанный на отождествлении сигнала и знания (чувствен­ного или логического). Между тем сигнал в теории информа­ции и кибернетике вообще есть кодированные или декодиро­ванные знания, образованные людьми в процессе научного познания и практики. Возможно построение таких автоматов, которые будут бесконечно варьировать связи между этими знаниями, которые вложил в них человек, развивая тем самым человеческие знания.

Между «сигналами» кибернетики и понятием сигнала в фи­зиологии высшей нервной деятельности только внешнее терми­нологическое сходство. Сигнальный характер временных свя-

^{---------------}

¹⁷ И. А. Полетаев. Сигнал. М., Изд. «Советское радио», стр. 391.

зей мозга с окружающей средой есть важнейшая черта рефлекторной деятельности мозга, когда мы рассматриваем ее онтологически. Однако, как будет показано дальше, и физио-тогическое понятие сигнала не исчерпывает гносеологической сущности ощущений как образов объективной действитель­ности.

Мы задерживались на критическом рассмотрении некото­рых гносеологических притязаний кибернетики для того, чтобы показать противоречие между онтологическим вкла­дом кибернетики в теорию отражения и гносеологическими искажениями, возникающими вследствие непонимания разли­чия между этими двумя аспектами теории отражения.

Теория ощущений есть часть теории отражения в целом. Следовательно, в ней обязательно сочетаются оба этих аспекта. В этой теории смыкаются две фундаментальные про­блемы, поставленные Лениным.

В «Конспекте книги Гегеля «Лекции по истории филосо­фии» Ленин писал: «Сторонник диалектики, Гегель, не сумел понять диалектического перехода о т материи к движению, от материи к сознанию — второе особенно. Маркс поправил ошибку (или слабость?) мистика».18 В связи с этим Ленин формулирует две проблемы, которые являются фундаменталь­ными философскими проблемами: «диалектичен не только пе­реход от материи к сознанию, но и от ощущения к мысли etc».¹⁹

Диалектический переход от материи к сознанию осущест­вляется в форме ощущений. Внутренняя диалектика познания заключается в переходе от ощущений к мышлению на основе практики и языка. Обе .проблемы, т. е. переход от материи к ощущению и от ощущения к мысли, имеют исключительное  значение для теории познания. Для разработки этих проблем необходимо развитие ряда научных дисциплин.

К этим областям знания Ленин отнес: историю познания вообще, следовательно, историю философии и историю отдель­ных наук, историю умственного развития ребенка, историю умственного развития животных, историю языка, психологию и физиологию органов чувств.

Эта великая программа дальнейшего развития теории познания и диалектики открывает исключительные перспективы не только для философии, но и отдельных наук, которые еще недостаточно взаимосвязаны друг с другом, развитие которых, если можно так выразиться, недостаточно гносеологически ориентировано. Об этом ясно свидетельствует односторонняя

^{---------------}

¹⁸ В. И. Л е н и н. Соч., т. 38, стр. 279.

¹⁹ Там же.

биологическая ориентация «истории умственного развития жи­вотных», педагогическая ориентация «истории умственного развития ребенка», логико-лингвистическая ориентация «исто­рии языка». Что касается психологии и физиологии органов чувств, составляющих ядро экспериментального изучения ощущений, то за последние годы фактически их отодвинули далеко от теории познания.

Заметим кстати, что Ойзерман в интересной статье «Диа­лектический материализм и гегелевская концепция совпаде­ния диалектики, логики и теории познания» в общем верно отметил огромное значение ленинской программы для дальней­шего развития теории познания. Пожалуй только у Ойзермана и встречается эта оценка, отсутствующая в большинстве новейших философских работ.

Тем более странно, что Ойзерман счел возможным внести ограничение в эту программу, когда определил ближайшие задачи, стоящие, по его мнению, перед теорией познания. «Теория познания с точки зрения диалектического материа­лизма, — пишет Ойзерман, —• не может быть ничем иным, кроме как подытожением истории познания, истории наук и практической деятельности людей, ибо только благодаря такому подытожению действительной истории, реального опыта позания могут быть решены коренные гносеологические проблемы, не говоря уже о тех вопросах теории познания, сама постановка которых непосредственно связана с опреде­ленным этапом развития научного познания и общественной практики».²⁰

Нетрудно заметить, что в таком толковании уже отсут­ствуют история умственного развития животных, ребенка, история языка, психология и физиология органов чувств, ко­торые Ойзерман привел в изложении ленинской программы.

Но, конечно, такое сокращение ленинской программы су­щественно изменияет ее смысл. Ясно, что Ленин рассматривал будущее развитие теории познания в неразрывной связи с раз­витием всей теории отражения.

Об отличиях теории познания и психологии познания на­писано немало в философской литературе. Новые страницы вписал и Ойзерман, который, продолжая только что цитиро­ванную мысль, пишет следующее: «Этим, собственно, и отли­чается теория познания диалектического материализма от пси­хологического учения о познании, которое занимается иссле­дованием соответствующих психических функций человека,

^{---------------}

²⁰ Т. И. Ойзерман. Диалектический материализм и гегелевская кон­цепция совпадения диалектики, логики и теории познания «Вопросы фило­софии», 1958, № 1, стр. 109.

а не изучением совершаемого человечеством исторического-процесса перехода от одного знания к другому, более глубо­кому. Диалектический материализм, конечно   , не может игно­рировать данные психологии и в особенности данные психоло­гического учения о познании, имеющего громадное значение для диалектико-материалистической гносеологии. Однако от­сюда, несомненно, следует, что изложение гносеологии диа­лектического материализма нельзя превращать в пересказ психологического учения об ощущениях, восприятии, мышле­нии, как это делается во многих популярных брошюрах и статьях по теории познания»²¹ (курсив наш. — Б. А.).

Последнее заключение, несомненно, верно. К сожалению, и «пересказы» психологических знаний в таких философских работах далеки от современного состояния психологических и физиологических знаний.

Но нельзя не признать странным то противопоставление человека и человечества, которое Ойзерман считает границей между теорией и психологией познания. В «Материализме и эмпириокритицизме» Ленина, являющимся самым выдаю­щимся трудом по марксистской теории познания, нет и намека на подобное метафизическое противопоставление. Не случайно именно в этой работе Ленин обращает особое внимание на сущность непосредственно-чувственного познания, отражения объективной действительности, на связь этой формы отраже­ния с логическим познанием, на роль практики в общей диа­лектике процесса познания. Но если говорить об этой роли, то нельзя забывать глубокого ленинского замечания: «Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности».²²

Если следовать за Ойзерманом, то от практики отпадает эта «непосредственная действительность», а сохранится лишь, «достоинство всеобщности». Отвлекаясь от реального чело­века, неизбежно теряем чувственный опыт, непосредственную связь сознания с объективной действительностью.

Неизбежным следствием такого отвлечения является раци­онализм, противоречащий диалектическому пониманию един­ства чувственного и логического в процессе познания.

Думается, однако, что в ряде случаев подобный рациона­лизм является следствием недостаточности обобщения науч­ных данных физиологии и психологии об ощущениях и воспри­ятиях. Такое обобщение необходимо для правильной оценки: роли чувственного познания и понимания состава или струк-

^{---------------}

²¹ Там же, стр. 109—110.

²² В. И. Ленин. Соч., т. 38, стр. 205.

туры этого познания в свете современной науки. К тому же благоприятная почва для рационалистических взглядов возни­кает тогда, когда познание обособляется от истории отраже­ния как общего свойства материи, особенно материи ощуща­ющей.

 

 

О развитии ощущающей материи

Происхождение ощущений составляет сложную задачу со­временной науки, которую еще нельзя считать решенной. Бес­спорным является факт, что ощущения имеются у всех орга­низмов, обладающих нервной системой и органами чувств. Но из этого факта не следует, что ощущения отсутствуют на тех ступенях развития органической материи, где еще нет нерв­ной организации. Известно, что такое заключение Дюринга вызвало критику Энгельса. В своем известном труде «Анти-Дюринг» Энгельс писал: «. . .Продуктом свободного твор­чества и воображения г. Дюринга является его утверждение, будто ощущение физиологически связано с существованием какого-либо, хотя бы и очень простого, нервного аппарата. Не только все простейшие животные, но еще и животно-растения — по крайней мере, большинство их — не обнаруживают никаких следов нервного аппарата. Только начиная с червей, впервые встречается, в виде общего правила, нервный аппа­рат, и г. Дюринг первый выступает с утверждением, что пере­численные животные организмы лишены ощущения, так как не имеют нервов. Ощущение связано необходимым образом не с нервами, но, конечно, с некоторыми, до сих пор не установ­ленными более точно, белковыми телами»²³ (курсив наш. — Б. А.). Напомним, что и самую жизнь Энгельс определял как «форму существования белковых тел». Ощущения связыва­ются Энгельсом с жизнью и обменом веществ, с организован­ной материей в целом, обладающей общим свойством отраже­ния в форме ощущений. Такова общебиологическая концеп­ция, открывающая исключительные перспективы для генетического изучения ощущений. Однако в этой области много труд­ностей, которые не удалось еще преодолеть современному естествознанию.

Одна из этих трудностей заключена в исследовании вну­тренних изменений организма, возникающих в процессе вза­имодействия его с окружающей средой и являющихся отра­жением этой среды. Стремясь исключить возможность субъек­тивного антропоморфизма, который наносит большой ущерб науке, естествоиспытатели нередко ограничивают изучение поведения организмов внешними реакциями на внешние раз-

^{---------------}

²³ Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. М., Госполитиздат, 1950, стр. 75.

дражения. Так например, Леб своим учением о тропизмах. пользуясь преимущественно физическим методом, счел воз­можным свести поведение к этим отношениям между раздражителем и внешней реакцией, игнорируя внутренние измене­ния, связанные с обменом веществ между организмом и средой.

Однако Леб принужден был констатировать, что из всей жизнедеятельности даже самых элементарных организмов вы­деляется особая сфера поведения, как их ориентация в окру­жающей среде и приспособление посредством такой ориента­ции к окружающей среде.

Современные биохимические исследования позволяют предполагать, что каждое подобное приспособление характе­ризуется сложными химическими превращениями вещества и энергии внешних тел в материальную природу самого орга­низма; метаболические вихри, сопровождающие такие от­ношения организма и среды, оставляют следы в Самой организации живого тела, влияют на последующие акты при­способления. Но все это, характеризующее поведение растений и низших животных, содержит в себе необходимые черты внутреннего отражения, с которым связан генезис ощущений. Игнорирование или забвение этих черт приводит не только к отрицанию поведения как особой формы жизнедеятельности, но и самой жизни, как на это правильно указал Тодор Пав­лов, который пишет следующее: «...Многие биологи совсем упускают из вида, что внешне ответные реакции не исчерпы­вают данного вопроса (объективного объяснения поведе­ния. — Б. А.), что в связи с ними и на их основе организм от­ражает вещи также и внутренне, сохраняя более или менее и организацию (более или менее), следы отражения, которые, будучи уже накопленными и организованными, оказывают определенное влияние на все поведение организма, и при этом тем сильнее и заметнее, чем сложнее, подвижнее и активнее организм».²⁴

В этом смысле безусловно прав Лапшин, связывающий отражение как свойство органической материи с обменом ве­ществ и внутренними следами внешней среды в структуре живого тела.

Несомненно, что и у растительных организмов есть вну­тренняя сторона поведения, связанная со сложной динамикой обмена веществ. Эта внутренняя сторона отражения опреде­ляется раздражимостью организма как его коренным свойст­вом, а не только раздражением со стороны внешнего тела.

«Свойство организмов реагировать на внешние раздраже-

^{---------------}

²⁴ Т. Павлов. Теория отражения, стр. 72.

ния, — пишет Леонтьев, — т. е. приходить под влиянием изменений среды в состояние деятельности, называется раз­дражимостью. Раздражимость есть, следовательно, фундамен­тальное свойство всякой живой материи; она является необхо­димым условием обмена веществ, а значит, и самой жизни.»²⁵ Добавим к этому правильному определению, что раздражи­мость становится таким условием постольку, поскольку она есть продукт развития обмена веществ.

Леонтьев считает, что чувствительность как способность к ощущению возникает только на определенной ступени эво­люции раздражимости, а именно тогда, когда «более высоко развитые организмы становятся раздражимыми не только по отношению к таким воздействиям среды, с которыми непо­средственно связано поддержание жизни, но также и по отно­шению к таким воздействиям, которые сами по себе не в со­стоянии определить ни положительно, ни отрицательно их ассимилятивную деятельность. Так, например, лягушка пово­рачивает свое тело в направлении легкого шороха; она, следо­вательно, раздражима по отношению к данному воздействию. Однако энергия этого звука, воздействовавшего на лягушку, не ассимилируется им и непосредственно вообще не опреде­ляет поддержание его жизни».²⁶

Известно, что растительный организм ассимилирует свето­вую энергию внешней среды путем фотосинтеза; однако такое усвоение света отнюдь не есть зрение, посредством которого животный организм ориентируется в окружающей среде.

Леонтьев рассматривает чувствительность как особую форму раздражимости, имеющую свою специальную функцию, которая .заключается в том, что «организм оказывается спо­собным приспосабливаться к предметной среде, отражая ее многообразные свойства, которые служат ориентирующими признаками потребного, искомого или, наоборот, угрожаю­щего — того, чего необходимо уберечься».²⁷

Возникновение и развитие чувствительности связано с су­щественными изменениями самой органической материи, со-своеобразным раздвоением жизнедеятельности, которое верно подметил Леонтьев. «С одной стороны, — пишет Леонтьев, — выделяются процессы, с которыми непосредственно связано поддержание и сохранение жизни. Эти процессы составляют первую основную форму жизнедеятельности. В ее основе ле­жат явления первичной раздражимости организмов. С другой стороны, выделяются процессы, прямо не несущие функции

^{---------------}

²⁵ А. Н. Леонтьев. Очерк развития психики. М., 1947, стр. 13. 5 Там же, стр. 15. 27 Там же, стр. 15

поддержания жизни и лишь посредствующие связь организма с теми свойствами среды, от которых зависит его существование Они составляют особую форму жизнедеятельности – форму соотносящей деятельности организма. В ее основе ле­жит чувствительность организмов, т. е. психическое отражение ими свойств материальной среды, благодаря которому они ориентируются в ней».²⁸

Гипотеза Леонтьева представляется весьма плодотворной для научных поисков, так как выделяет объективные признаки различия между раздражимостью и чувствительностью как ее высшей формой, хотя не решает все вопросы, связанные с определением структурно-динамических свойств ощущаю­щей материи.

Необходимы многие исследования для ответа на вопрос, с какими структурными особенностями органической материи связано ее становление как материи ощущающей. Дифферен­циация органов чувств, с которой связана дифференциация ощущений, есть явление, относящееся к возникновению и раз­витию центральной нервной системы, т. е. явление, довольно позднее в развитии органического мира. Надо полагать, что чувствительность как особая форма раздражимости возникает раньше образования специальных нервных аппаратов отраже­ния. К тому же известно, что и самые эти аппараты возникали не одновременно, а последовательно в разных биологических связях. Дифференциации органов чувств как особых нервных приборов предшествовало выполнение функции чувствитель­ности теми тканями и органами живого тела, которые, по Леонтьеву, несут функции непосредственного приспособления и основных жизненных процессов.

Можно думать, что специальному развитию чувствитель­ности предшествует ее общее, диффузное развитие.

В этом отношении представляет особый генетический инте­рес вибрационная чувствительность, которая открыта и в чело­веческом организме позже всех других видов чувствитель­ности.

Но исследование вибрационной или вибраторной чувстви­тельности у человека открывает возможность нового подхода к эволюции чувствительности вообще.

Этот вид чувствительности является самым диффузным, причем до такой степени, что его трудно отделить от других. 1ак, например, вибрационная чувствительность тесно связана со слуховой чувствительностью, причем орган слуха человека выполняет обе функции, хотя они весьма противоречивы: ви-

^{---------------}

²⁸ Там же, стр. 19.

браторная реакция тормозит слуховую; при поражении слу­ховых функций вибраторные реакции растормаживаются.

Однако приурочить вибраторную чувствительность только к деятельности слуховых органов не удалось. Оказалось, что эта чувствительность свойственна в еще большей мере кож­ному покрову тела человека, где она тесно переплетается с тактильной чувствительностью, причем в любом участке тела. Здесь также отмечаются противоречивые отношения: тактильная реакция «гасит» вибраторную, а вибраторные реакции растормаживаются при анестезии или гиперестезии. Но еще более показательно, что вибраторная чувствитель­ность оказалась свойственной всем мышцам, сухожилиям, со­судам и костной системе. Бехтерев имел основание для вы­вода, что вибраторная чувствительность человека есть общее свойство всех тканей его тела.

Эта «общетканевая» концепция вибрационной или вибра­торной чувствительности может быть одним из подступов к по­ниманию биологического генезиса чувствительности вообще, которая осуществляется не только специализированным орга­ном чувств, но и организованной материей в целом.

Вибраторные реакции паука, почти мгновенно отвечающего на колебания своей паутины, в которую попала его жертва, или поразительный по ориентированности полет летучих мы- : щей, необычайно тонко реагирующих на колебания упругой среды, — явления именно такого порядка. Эти явления нельзя полностью локализовать только в особых специализирован­ных органах чувств, но не находят до сих пор особого органа подобной чувствительности, так как она, несомненно, осущест­вляется всеми тканями тела организма в целом.

Можно предположить, что подобная диффузная механиче­ская чувствительность, т. е. чувствительность к механическим изменениям окружающей среды, была и есть общая форма чувствительности живого тела, объединяющая внешнюю и внутреннюю среду организма, поскольку и во внутренних по­лостях тела колебания упругой среды производят соответству­ющие изменения.

Из вибрационной деятельности возникают тактильные и слуховые ощущения, играющие важную роль в более тонкой ориентировке организма во внешней среде.

Подобным же образом происходит возникновение обоня­ния, вкуса и хеморецепции внутренней среды из общей хими­ческой чувствительности, первоначально разлитой по всей по­верхности тела, как это ясно отмечается у моллюсков и рыб. Общая механическая и химическая чувствительность жи­вых тел, т. е. их чувствительность к колебаниям упругой среды, в которой они находятся, и к химическим веществам,

которые потребляются ими в процессе обмена веществ, есть основа для последующей эволюции более дифференцирован­ных видов чувствительности.

В этом смысле организованная материя становится ощущаюшей, причем ощущающей все более разнообразно по мере прогрессивной эволюции нервной системы и специализации ее органов на выполнение различных сенсорных функций, т. е, рецепторов и анализаторов в целом.

На определенной ступени развития материи возникает жизнь как форма существования белковых тел. На высшей ступени развития органической материи возникает и разви­вается мозг — ощущающая материя. «Жизнь рождает мозг. В мозгу человека отражается природа».²⁹ Взаимодействие этой ощущающей материи (мозга и его органов чувств) с окружа­ющей организм материальной действительностью осущест­вляется рефлекторно. Деятельность мозга по своей природе рефлекторная, т. е. отражательная. Сеченов подчеркивал, что. ) нервная система не может работать иначе, как за счет внешних сил. Лишь в результате материального взаимодействия ( мозга и окружающего организм внешнего мира возникает субъективное отражение этого мира в человеческом сознании.) Первым и основным элементом отражения является разложение внешнего мира на мельчайшие отдельности» (Павлов)/ т. е. дробление, анализ предметов и явлений внешнего мира на составляющие их элементы и свойства. Световой поток, воз­действующий на сетчатую оболочку глаза, и через него на весь зрительный анализатор, производит целый поток зритель­ных ощущений. Зрение как бы производит спектральный ана­лиз, разлагает световой поток на различные цвета, соответ­ствующие различным длинам волн светового потока. Звуковые волны, воздействующие на звуковой анализатор, порождают слуховые ощущения, отражающие высоту, силу, длительность звука и т. д. Каждая форма движения и каждая форма ве­щества, воздействующие на органы чувств, отражаются в мозгу в виде соответствующего этой форме движения мате­рии ощущения. Так ощущающая материя (мозг и органы чувств) производит ощущения — образы движущейся мате­рии. Различные формы движущейся материи (механическое Движение тел, молекулярные колебания в виде теплоты, элек­трического или магнитного тока, химическое разложение и соединение, организмы), воздействуя на различные органы чувств, к ним приспособленные, отражаются в виде различных ощущений: кожных, зрительных, слуховых, обонятельных, вкусовых и т. д.

^{---------------}

²⁹ В. И. Ленин Соч., т 38, стр. !92.

Многообразие условий жизни организмов, т. е. воздейст­вующих на него различных форм движения материи и ве­щества, обусловило развитие специализированных рецепторов и анализаторных систем в целом.

На низших ступенях развития нервной системы чувстви­тельные клетки, рассеянные по всей поверхности тела живот­ного (непосредственно соприкасающейся с телами и средой внешнего мира), нерасчлененно отражают действие любого внешнего раздражителя. Тонкость различения внешних раз­дражителей возникла в процессе специализации чувственных клеток, сосредоточивающихся в определенных местах поверх­ности тела, особенно головных. В качестве примера можно привести развитие свето- и цветочувствительных клеток в сет­чатой оболочке глаза. Эти клетки приспособлены только к от­ражению светового потока и различных длин световой волны. У высших животных и человека они сосредоточены только во внутренней оболочке глаза, а скопление их в ней достигает грандиозного числа —до 130000000 клеток сетчатой оболочки глаза. Развитие огромных масс чувствительных клеток и со­средоточение их в определенных местах привело к развитию особых органов тела, деятельность которых заключается только в анализе, расчленении явлений внешнего мира. Эти органы тела неразрывно связаны с центральной нервной си­стемой, являются ее важнейшими частями.

Возникновение подобных, специализирующихся лишь на анализе внешнего мира, органов животного тела не есть ре­зультат внутреннего саморазвития организма, которое якобы независимо от внешней среды. Напротив, история жизни сви­детельствует о том, что подобная специализация есть продукт усложняющегося приспособления животных организмов к условиям их существования во внешней среде.

Каждый рецептор возник и развился как сложное и тон­чайшее приспособление к определенной форме вещества, необ­ходимого для существования организма, к определенной форме движения материи, воздействующей на организм. Раз­личие между рецепторами имеет свои корни в различии между формами движения материи, обусловливающих жизнь и реф­лекторную деятельность головного мозга. Специализация ре­цепторов на анализе явлений и свойств различных форм ве­щества и форм движения материи обусловливает и различие между ощущениями. Каждый из видов ощущений отражает своеобразную природу явлений внешнего мира. Тем самым ощущения являются чувственным источником познания мно­гообразия явлений внешнего, своеобразия каждого из этих явлений в их взаимной связи.

---

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 312; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!