Нет, не из книжек ваших скудных, 15 страница



Пронзительную «Маленькую Веру» смотрел в «Спутнике» за железной дорогой. В «Спутник» надо идти прямо от вокзала или через сам вокзал, через перроны - на железный мост. Cпускаться вниз на Можайского. Второй спуск. Потом направо. И сразу будет «Спутник». Не ошибетесь. Увидите. Теперь этого кинотеатра уже нет. Вернее, есть здание, но торгуют в нем сейчас всякой чертовней. По-моему – автомобилями, маслами, запчастями разными. Точно чем - даже и не знаю.

Ребята ходили тогда на «Веру» в основном ради известной сцены – «на коне». Наши девчонки называли Наталью Негоду «маленькая проститутка»… А еще я смотрел в «Спутнике» Фредерико Феллини - «Джинджер и Фред». Это про пару старых актеров-танцоров на телевиденье. Смотрел даже два раза. У нас в стране этот фильм наверняка считали обличением буржуазной бездуховности. А мне этот фильм просто понравился. Понравились Марчелло Мастрояни и Джульетта Мазина.

Еще смотрел в «Спутнике» «Некоторые любят погорячее», или, как он назывался в советском прокате, «В джазе только девушки», с блистательной Мерелин Монро. Тоже очень люблю это кино. Хорошее оно, смешное. И билеты недорогие. Были. Жаль, что «Спутника» больше нет.

Потом насчет моих прогулов прочухалась классная Ия Васильевна. Строго вычитала мне за это. Даже слегка поскандалила. Я покаялся и меня простили. И слава богу.

Я не помню всего и точно, что я тогда купил на заработанные за полгода сорок рублей. Наверное, в основном какую–нибудь ерунду. Но одну свою покупку я помню. Это была пластинка модной тогда западногерманской поп-группы «Модерн Токинг». Блондинистые Дитер Болен и Томас Андерс – кумиры девушек конца восьмидесятых в СССР. Сладкие песни про любовь на английском, который мы долгие годы учим в школе, а после и в институте. Но после всех мук знаем лишь: май нэим из Васья…

Нельзя сказать, что в школе с нас совсем не требовали английский. Мы переводили какие-то там «тысячи слов» по литературным текстам в конце школьного учебника. Сдавали эти переводы учителю. До сих пор помню мой перевод отрывка из произведения Джерома-Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Там у них одного друга зовут Гарри. А я не сообразил. Не понял, как имя читается правильно. Так и говорил учителю: «Мой друг Херрис…» Как вино! Хорошо еще, что учитель не смеялся. Видно, он за все годы и не такое еще видел…

Дитер и Томас – кумиры дискотек. Для тех, кто хочет петь их песни по-русски, есть группа «Мираж». Диск-жокей Сергей Минаев обезьянничает, передразнивая немецких кумиров… Это потом, в девяносто втором, Минаев споет свое новое, безвкусно агитное, многими уже и совсем забытое: «Вау, вау, ваучер, Приватизационный»… Рифма возникает явно, но не со словом «чек». C другим словом… А ведь он был прав! Словом, за что боролись… то мы, в большинстве своем, и получили.

Итак, о дискотеках. Значит, дискотеки в школе устраивал тогда Игоряша. Петров. C шикарным красным «Сони». Рядом – хмурый, остроносый, чернявый хохол Валера Ющенко. Сохнет он по моей бывшей соседке по Ворошилова Ерминой Ирине. До переезда на Шмидта жили мы на одной лестничной площадке. Детская дружба. Ирина – высокая, тощая блондинка со вздернутым носиком. Локоны – волосики. Фартук кружевной. Про нее иные говорили: доска, два соска. За худобу. Про нас еще говорили, что мы-де были любовники… Не знаю, откуда это пошло? Что, как и кто такое мог бы видеть или проверить? Если бы чего даже и было. Но ничего же не было! Просто слухи ходили… Хотя, если честно, то что такого у нас не было – мне очень-очень жаль…

Ющенко предлагал Ирине дружбу. Она долго воротила от него свой курносый нос. Потом вроде сдалась… Тоже – слухи… Валера ревниво и совершенно напрасно был долго зол на меня. Сразу после школы Ющенко пойдет в армию. Потом устроится рабочим на ГПЗ или на Оптику – точно не знаю…

Второй «птенец гнезда Петрова» – флегматичный, вечно как бы немного пьяненький Вася Головахин. Мягкие черты широкого лица, неторопливо ленивые, кошачьи движения. Нечесаная копна длинных, свалявшихся волос. Ощущение – спит на ходу. Закоренелый, убежденный троечник-пофигист. Таких тогда еще брали в девятый, жалели, считали, что в училище им еще рано. Еще успеют. Пусть еще два года в школе посидят… Уже после окончания школы на глупый спор в хмельной компании Вася пойдет и отнимет магнитофон у маленького, cубтильного вьетнамца, рабочего с ГПЗ. Этих вьетнамцев привозили в Союз по лимиту на работы. Особенно на предприятия, где уровень квалификации и зарплаты был невысок. После часть тех вьетнамцев удалось отправить обратно на родину, но, видимо, далеко не всех. Многие из них осели в новой России, прочно закрепившись на городских рынках и за железными дверями семейных общаг провинциальных городов.

Менты скрутили Васю, навешали разбой и отправили на зону. Через много лет я встретил его охранником в зале винного магазина на Калинина. Позади у него была колония, дурдом с «белочкой», какие-то бабы в прошлом и в настоящем и шаткая, временная работа. Вася радовался, жал мне руку, бил по плечу, называл другом и звал меня в компанию пить… Я, сославшись на занятость, отказался, не пошел… Я поступил нехорошо. Мне очень стыдно. Но я о своем поступке не жалею. Мне завтра надо было идти на работу. А Васе-то – еще не факт…

Итак, эти двое и Петров. Подсоединяют на сцене какой-то отечественный ресивер. К нему – шнуры с еще большими, допотопными штепселями-контактами. И огромные черные колонки чуть ли не в человеческий рост. Корпуса у них деревянные. Динамик затянут черной, немного серебристой тканью. На шатком, треугольном журнальном столике – японское чудо и кассеты. «Модерн Токинг», «Мираж», «Ласковый Май» (в шутку ребята зовут его «Массовый Лай»), «Европа» и «Бони-Эм». Есть «Абба». Она хороша для парных танцев-медляков.

Народ собирается. Хлопает дверями. Переговаривается, шумит. Лезет на сцену. «Дай музон заценить!..» Хочет посмотреть технику… Ющенко и Головахин сгоняют народ обратно в зал. Не фиг мастерам мешать.

В темном зале под потолком на тонкой нити уже висит самодельный зеркальный шар. Слегка раскачивается, немного вертится, дрожит в такт движению воздуха. Это в прошлом был, наверное, просто какой-то старый глобус, сейчас столь умело обклеенный осколками маленьких бытовых зеркалец для бритья. Головахин и Ющенко уставливают на сцене специальную лампу. Направляют луч на глобус-шар. Тонкий направленный клинок света дробится в зеркальных граях, рассыпаясь по стенам и потолку тысячами дивных искр. Рукотворное волшебство конца двадцатого века. Замена - находка банальной луны современным влюбленным парам. Взошло светило дискотечное. Для освещения ночей. И сразу - из черных динамиков грохнуло в зал: «Не смотри на меня, братец Луи»…

Танцы-шманцы. Новый Год. Экзамены, конспекты. Наш выпускной восемьдесят девятого. Незадолго до того – жаркие споры с Серегой. Сергей – лучший друг. До недавнего времени жили в одном доме, на Шмидта. Номер шесть, желтый, сталинский, что напротив вокзала. Ну да, «дом с дураками». Там еще сталевары-кочегары каменные на крыше стоят. Красота неземная. Потом серегина семья переедет в новый панельный микрорайон Бывалово. Это по Пошехонскому шоссе. Первая двенадцатиэтажка у самой областной больницы.

А вообще-то Пошехонское шоссе – это дорога. Большая. По ней весь город ездит. Особенно – в Троицу, на кладбище. Оно так и называется у нас – Пошехонское. И больница на нем же стоит. На шоссе, то есть. Недалеко. Удобно. Прямая такая дорога.

Новый дом, где дали квартиру серегиной семье – папаше, мамаше и двум малолетним сестрам - был с недоделками. Бригада торопилась. Сдавали объекты к очередным праздникам. Ждали премию. Поэтому швы между панелями не были заделаны строителями по уму. В новой просторной квартире было холодно. Зимой по углам висел иней. Рыбы в аквариуме, что стоял в комнате сестер, погибли. Однажды зимним днем из-за аварии на теплотрассе в доме выключили отопление, и вода превратилась в лед. Аня и Марина пришли, смотрят – а рыбки мороженные. Поплакали, но слезами горю не поможешь. Спустили трупики в унитаз.

Жильцы жаловались, писали по инстанциям. Наконец злополучные швы между панелями заделали, перепачкав и залив черным битумом аккуратные стенные панели. Ну что ж, и в безобразном доме можно жить. Зато стало теплее. Немного.

С детства Сергей мечтал стать летчиком, как отец. Отец был пилотом вертолета. Работал в местном отряде гражданской авиации. Сергей - хорошо физически развитый. Многолетний спортсмен-лыжник в секции при стадионе «Локомотив», он обладал целеустремленностью, простотой в общении, прямо-таки заражал окружающих своим природным оптимизмом. C детства мечтал о небе. Читал море книг, журналов и статей на эту тему, покупал, клеил и красил дефицитные тогда в СССР модели самолетов, часто бывал у отца на аэродроме. Любил рыбалку, веселый и порой «соленый» мужской анекдот. Обожал споры. Тогда ведь вся страна только это и делала. Люди спорили на работе и в школьных классах, в курилках КБ, в ВУЗовских аудиториях, на съезде в Кремле и в очереди за папиросами.

«Горбачев или Ельцын?..» Последний еще жив, силен и молод. Следов пристрастья рокового было не видать… Облетел статую Свободы три раза и откуда-то куда-то падал. Вспомнил – с моста. Говорят, что КГБ хотело его в реке утопить… Тогда в народе очень этим случаем гордились. Прямо так все и говорили – наш Борис – не тонет. Сколько номенклатура его не топи…

Горячие дискуссии. Вовлечены почти все - школьники, студенты, мужики с бутылками, бабы за доилками, бабушки в платочках, старичок c клюкой…

«Есть ли жизнь на Западе?..» «Секс или эротика?..» «Коммунизм или капитализм?..»

Мной, Сережей и еще миллионами-миллионов людей уже прочтены Рой Медведев и Разгон, Шаламов и Гинзбург, Мандельштам и Марченко. Литература нравственного сопротивления. Удивительные книги эпохи «гласности». Это были наши Святые Писания. Писания Последнего Откровения – Библии-89. Слова их – были тогда словами самой правды, жгли глотки, туманили молодые, наивные, горячие головы. Казалось, страна очищается от вековой скверны. Казалось, еще совсем немного – и вот там, за поворотом ждет нас необыкновенная, светлая, чистая, преисполненная самого высочайшего смысла жизнь. И будет в ней и новая сказочная Россия, и радостный труд, и море наших друзей, и так много просто прекрасных людей и дней!.. А по-другому – как? Иначе – все страдания были напрасны. Так быть не должно… Неправильно это… Глупо будет и несправедливо!..

Гайдаровский холодный ветер, а после и октябрьские дни девяносто третьего навсегда застудили, а у многих и убили те давние, наивные юношеские мечты о родине и чести… Надо было просто жить… Хотя, кому и чего сегодня в России - это самое - «надо»?..

Съезд народных депутатов потрясает нас до глубины души. Прямые трансляции по радио и ти-ви. Люди с радиоприемниками. После газетные стенограммы читают, подчеркивают яркое, спорят об ораторах и их речах. Так потрясал воображение современников, наверное, разве что полет аэропланов почти лет сто назад. Смешная деревянная этажерка с бензиновым движком. Вот она уже бежит по зеленому скошенному полю. Все быстрее, быстрее, быстрее… Смешно подпрыгивает… и отрывается от земли! Деревянные брусья, куски брезента, натянутые на каркас, дребезжащий, чадящий моторчик. Это летать не может… но летит! Летит! Летит!..

Афанасьев, Попов, Собчак и другие. Межрегионалы, как первая, глупая, слепая самообманная народная любовь…

Через полгода после школы Игоряша окончательно войдет в обойму комсомольской райкомовской номенклатуры. Это была эра первых комсомольских кооперативов. Вокзально-базарных видеосалонов с «Рембо 1. Первая кровь», cо всеми этими «Эммануэлями», «Греческими Смоковницами» и «Фантомасами». С первыми молодыми бизнесменами. Будущими миллионерами из хрущоб. C рекетерами, сутенерами и русскими девочками в джинсах-варенках, сетчатых чулках и умопомрачительных мини-юбках. C нарисованными до ушей глазами, офигенными начесами и пластиковыми серьгами-ежиками в ушах. Они уже посмотрели «Интердевочку» и были готовы следовать по ее стопам. Притом – в массовом порядке.

Игоряшу тоже понесла коопертивная волна. После школы ни в какие училища КГБ он, конечно, не пошел. КГБ, как и Союз, доживал свои последние дни. Петров быстро надел костюм с галстуком, разбогател, купил «Жигуль», обуржуазился. Перестал замечать старых знакомых. Даже и не здоровался. Он что-то там продавал. Все тогда что-то и кому-то продавали. Лес и женщин, металл и наркотики. Он выбрал наркотики. Cначала возил и торговал. Говорят, что не без участия своего авиационного отца-офицера. Возили военными самолетами откуда-то из Средней Азии. Вроде даже героин. А анашу – так, по мелочи. Вначале - возил. Потом попробовал. Или, может, специально кто подсадил его? Я не знаю. Только затянуло его. Сильно. Слышал я, что всю семейку посадил Игоряша со временем на иглу. И мать, и Ирку. После вроде где-то они там лечились… Квартиру продали и уехали. А куда – я не знаю. Вот что время с нами делает! Девяностые эти проклятущие! А какой был мальчик! Игоряша! Наш мальчик был! Русский, советский, социалистический!

 


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 104; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!