PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 126 страница
Почти что…
А о чём Тина может просить? Не суйте свои рыла в девственный Космос? Или он уже давно изнасилован вашими узкоумыми головами?
- Это уже пятое человечество на Земле. И этому уже пришёл каюк. И вот Жорино распятие – это та соломинка…
- Если не Ковчег, - говорит Лена.
- Ковчег Тинин, - говорю я, - а соломинка Жорина.
- А что Тина, что Тина, - вдруг встрепенулась Лена, - как она объясняет все эти ваши игры с распятием?
- Она не объясняет, - говорю я, - она жадничает.
- Жадничает?! Тина?!!
- Ага. Жадная даже на точки и запятые, Тина лишь изредка бросает нам своё «Я рассыпаю бусины из слов в свином хлеву…».
- Здорово! – восхищается Лена. – Ах, как она права: зачем же метать бисер перед свиньями! Здорово! Но она ведь, надеюсь, высказала своё отношение к Жориному распятию.
- Высказала, - говорю я, вот оно: «Я развлекаю нищих и шутов – нижу на нити смысла ожерелье…».
Или: «Хотелось бы понять, в чём жизни суть, и доказать, как формулу простую возможность счастья…».
- Это же ваша квантификация! – восклицает Лена, - Тина вас раскусила!
Я давно уже это признал: Тине не надо ничего раскусывать! Она как только прознала про нашу Пирамиду, тот же час выдала свой вердикт: «Бедненькие…». Она даже не поразилась нищете нашего ума. Её глаза… Вы бы видели её глаза… Однажды она… «Бездонные глаза у палача. Они не знают ни любви , ни страха». Однажды я видел её глаза – глаза палача: ни йоточки любви, а уж о каком-то там страхе и речи не могло быть! Палач, да – палач! Мечом своего пронзительного взгляда Тина тогда разрубила узел моих надежд. Тюк! Запросто! «…всхожу на эшафот, отодвигаю тонкий ворот пульса. Мгновение! И голова падёт, как тот кочан у срубленной капусты». Это про мою голову, натоптанную никчемными мыслями о возможном совершенстве… Тюк!.. И – покатилась… моя дыня… как кочан…
|
|
|
Вскоре она произнесла: «Я замолчу, НЕ БОЙСЯ, но сперва растормошу твой мир немного сонный. Я опускаю лишние слова, чтоб КТО-ТО понял, наконец-то понял…».
НЕ БОЙСЯ!
Тина сказала это большими буквами! Для меня это значило, что она прекрасно осознает всю опасность для моего существования, что я и в самом деле живу ожиданием чего-то неотвратимо … что я – боюсь…
А ведь я-то… живу в страхе! Надо признать это без всяких увёрток и экивоков.
Милая Тина… Как же ты… Спасибо за крыло!
И мне не стыдно…
И вот ещё: «…чтоб КТО-ТО понял…».
Кто?
«…но я опять одна, опять одна. Мне мало ветра, света, мало веры. Ты продержись немного на краю…».
Это – край…
Держусь… Как могу…
«Я рвусь к тебе сквозь толщу бытия – трещит на скулах лаковая кожа. Я храмы воздвигаю из песка… Волна прибоя на тебя похожа!».
|
|
|
Лаковая кожа…
Тинка, ах, милая моя Тинка, как же ты знаешь меня! А ведь мы с тобой нашей соли ещё и не пробовали… У нас ещё пуды и пуды её… Впереди. Правда?..
Нет-нет, твои храмы – из хрусталя! Если не из углерода, из чистого углерода! Да! Всё золото мира твоим алмазным россыпям и в подмётки не годится! Нет! Не-э! Не годится.
Да, и вот ещё что!
- Лаковая кожа, - говорит Лена, - это, конечно, надлом, трещина… Ваша Пирамида хрустнула по оси или по какой-то из граней… Вот Тина и…
И никакая я не волна прибоя. Если бы, ах, если бы… Если бы я мог стать волной и ластиться у твоих ног, лаская лодыжки, звеня твоими колокольчиками… Твоими звонкими колокольчиками…
- И это длилось всю ночь и весь следующий день, и потом, и после… По всем странам и континентам (браво, массмедиа!), всё гудело, вся история была перед глазами, всевсевсе, кого только можно было впихнуть …
- И что Юля всё это смогла рассказать?
- Разве можно втиснуть историю мира в твой мозг за каие-то полчаса.
«Мне снятся птицы, много птиц и… камни…».
Я их собираю… собираю…
В корзину…
- Что-то снова будешь строить? – спрашивает Лена.
Тинины камни и камешки… Краеугольные! Вот фундамент нашего неизбежного будущего! Хватило бы корзин!
- В этом мире нет ничего лучшего, чем строить! Из Тининых… Теперь – из Тининых!
|
|
|
- Ладно, едем уже… каменщик… Масон?..
Глава 12
- Послушай, Рест, вот ты тут мне уже который год подряд рассказываешь о вашей Пирамиде… Но я ни разу не слышала…
- Который год?
- Да уже, слава богу, так давно, что трудно даже упомнить…
- И… и что?
- Для кого вы её строили, вашу Пирамиду, ты можешь сказать?
- Мать, ну ты даёшь! Для людей, для кого же ещё!
- Я ни разу не слышала, чтобы ты назвал хотя бы одного нормального человека, кто бы испытал радость от… Тебе даже Тина, ты говорил, говорила, что в вашей Пирамиде нет людей. Ну, помнишь, она говорила: «Здесь нет людей! Нет работающих, растящих детей. Больных. Старых. Детей. Подростков. У вас – это биомасса».
Это для меня препервейшая новость – нет людей!
- Тина? Откуда ты это знаешь? И как это… Тина?!.
И надо же так едко и солоно: «Биомасса»!.. Бззз… Кисель какой-то… Жижа…
- Да-да, Тина, Тина! Я помню, как ты возмущался. Я помню её слова слово в слово: «Это – биомасса».
Не помню, чтобы я с кем-нибудь обсуждал наши с Тиной поступки и мысли. Даже Лене я стараюсь не всё рассказывать. Я еще не решился.
Надо же – биомасса! Жуть! Люди – как плесень на лице планеты…
|
|
|
- Стоп-стоп! Как это нет людей?!. Мы же…
- Ну да! Нет! Все у вас то вожди, то фараоны, то наполеоны, то навуходоносеры… Ни одного нормального человека!
- Нормального?
- Нормального. Рыбака, столяра, шахтёра, продавца пончиков или рыбы… На худой конец – штукатура или садовника. Горничных-то, небось, в вашей Пирамиде полно! Кто за вами моет и подметает? Чистит пепельницы и меняет бельё?
- Мы почти не курим…
- А кто для вас растит хлеб, варит сталь и колупает угольные пласты?
Н-да… Вопросик…
- Зачем нам ваша сталь и ваш уголь?
- Хм! Рест, не строий из себя придурка.
- Н-да… Надо признать…
Но назвать наших простой биомассой!.. Я тоже помню, как Тина это сказала: «У вас нет людей».
- А Валерочка, а Переметчик?
- Но это же шушера! Швондеры и шариковы, шматковы и швецы… Это – не люди! Плесень, амёбы и планарии… Планктон! А нормальных – ни одного!
- Ни одного?!
- Посмотри на себя в зеркало – ты же урод!
- Я? Урод?!.
- Не урод, так уродец… Вы же кроме собственного носа ничего не видите! А мир полон людей, сильных и слабых, молодых и старых, толстых и худых…
- Да знаю я, знаю… Мы ведь и хотели указать…
- …голодных детей…
- У нас была надежда…
- Мостить дорогу благими намерениями…
Лена вдруг становится беспощадной. С ней такое случается. Её вдруг прорывает. Одно дело слушать меня и записывать и совсем другое – осознавать и жить моими заботами. И осмеливаться судить.
Лена – смелая! Она тоже судит! И неё тоже блестят глаза.
- Лен, остынь, - прошу я. – Я, горбатый, знаю, что я горбат. Пощади, плз… Мы же…
Вдруг звонок…
- Да, - говорит Лена, - выезжаем… Да, всё готово… Да, он готов… Он думает…
Она слушает и только смотрит на меня.
- Да, - улыбается она, кивнув, - он давно готов.
Дождь – как из ведра! Куда в такой дождь?
- Собирайся, - говорит Лена.
- Посмотри в окно. Мы остаемся!
Лена тотчас соглашается – остаёмся! Не знаю, чему она так рада.
- Хорошо, - говорит она ещё через час, - так что там наш Жора?
Ну и дождяра! И ветер, и ветрище какой…
- Чайку хочешь? – спрашивает Лена.
Штормовое предупреждение – как оправдание нашего уединения. Мы остаёмся!
- Жалюзи надо бы закрыть…
Какое, к чёрту, «выезжаем»!
- Так что там наш Жора со своим Иудой, - спрашивает Лена, - давай, рассказывай…
- Я только дымоход закрою, - говорю я.
Вот и свет отключили…
- И вот Жору, - говорю я, - оседлавшего, так сказать, крест, как мустанга, удалось-таки установить вертикально. Крепенько! Многие пытались пошатнуть крест – проба на прочность - пинали его и ногой, и плечом, натужно, даже принесли шест какой-то, чтобы раскачать – ни-ни. Крепко впечатали. Основание утрамбовали камнями и залили цементным раствором – так надёжнее! Всё это время Жора рвался подсказывать, поправлять, что-то выкрикивал… Даже негодовал.
ОТСЮДА – ЖОРИН КЛОН!!!
Мне бы тоже было любопытно посмотреть на себя со стороны, поучаствовать в собственном распятии… Не распятии, конечно! Но в чём-то таком… В каком-то экстриме с сумасшедшинками…Чтобы дух захватывало! Не знаю, не знаю… В этом есть какой-то изысканный мазохизмчик… Да-да, какая-то щемящая изюминка… Надо же было столько лет жизни строить эту Пирамиду… на песке! чтобы в самом конце устроить Жоре Голгофу! Что, жизнь – коту под хвост?! И не одну жизнь!
- Такое бывает, - говорю я, - жертвы неизбежны.
Эти жертвы ещё наддадут мне жару.
- Хорошо, - говорит Лена, - ты вот что ещё мне скажи…
Она усаживается в кресле поудобней, в ожидании новых подробностей.
- Вот Тина, - говорит она, - я до сих пор не могу взять в толк…
Теперь Лена задумывается, барабанит своими пальчиками по подлокотнику кресла. Сигарета в другой руке.
- Тина, - произношу я. – Хорошо что напомнила! Тина…
- Что, если бы Жоре, - говорит Лена, - удалось убедить Тину в том, что…
- В чём?
Жора никогда не стал бы убеждать Тину делать то, в чём сам не был уверен.
- Рест, - говорит вдруг Лена, прервав мои мысли о Тине, - а скажи – случись вот вдруг чудо и ты вместе с Жорой и с Натой, и с Юлей… И со Стасом, с Витом и Лёсиком, и с тем же Ушковым… со всеми вашими… вот вдруг! И теперь с Тиной… Как с новым качеством, что ли… Вы снова молоды и здоровы, и у вас теперь очевидные преимущества, и Тина, и теперь с вами Тина…
- Так не бывает, - говорю я.
- И всё-таки! Вдруг вот… как чудо: Тина с вами! Вы бы…
- Так не бывает…
- Рест, ты совсем плох. «Не бывает, не бывает…». Заладил… Ну, а вдруг! Ты бы…
Представляю, какая у меня кислая рожа. Да какое там чудо! Нет-нет… Чудес не быват!
- Так не бывает, - почти неслышно повторяю я ещё раз.
- Рест, а? А?
- «Как не бывает в мире чёрных чаек», - теперь уверенно говорю я. Эта Тинина строчка – как приговор любому чуду.
Но если бы вдруг… С Тиной?.. С Тиной!..
Тине я сейчас даю передышку. Пусть она сперва реализует свою давнюю мечту. У неё, я знаю, в планах высшего порядка – паломничество в Тибет. Эта её крылатость… Да-да, я надеюсь, ей удастся именно там, в Тибете, по-настоящему и взаправду оторваться от земли. «Что ты умеешь?». «Любить… шептать песни… эээ…». Эта её крылатость…
- Рест, о чём ты думаешь?
Я слышу: «Ты мне пишешь, что колокола С намолённых за звон колоколен Обучались уменью летать…»
Эта её крылатость! Летающие и звонящие на весь свот колокола…
- О чайках, - говорю я.
«…Обучались летать У монашеской стаи вороньей».
- О черных чайках, - говорю я, - и о белых воронах…
- И что же, – говорит Лена, - вы взвалили бы снова вашу Пирамиду на свои плечи? С Тиной?
- С Тиной?
«Говоришь, что с моей головы Ни один не обрушится волос Говоришь – приезжай. Не тяни…»
- Что у тебя с голосом? – спрашивает Лена.
- Ага, - снова сиплю я, - совсем осип…
«И внезапно ломается голос».
- С Тиной, - снова спрашиваю я ломающимся сиплым голосом, - с Тиной – нет! Нет, никогда.
- Но почему «нет»? Почему «никогда»?
Лена в недоумении. Она считает, даже она так считает, что Тина – наш маяк, свет от которого высветит, ещё может высветить наш путь…
- Потому что Тина, я уверен, никогда не согласится тащить за собой наш воз с тряпьём наших низменных потуг.
И ещё… Потому что у неё нет времени возиться с нами, как со слепыми котятами. Потому что у неё каждая минута на счету. Потому что она не жаворонок и не сова - голубка и кинестетик. Потому что у нее аллергия на жадность, подлость и ложь. Потому что её любимое занятие – кататься на машине. Потому что она не выстрелит себе в голову даже за миллион. Потому что она всегда спит обнажённой, просто голой, голой. Потому что…
А желанья опять подросли! Да! Жажда желаний! Я хочу слышать её, слушать её, трогать её… Но при чём тут наша Пирамида?
- Наверное, - говорю я, - наверняка!
- Что? – спрашивает Лена.
- Если с Тиной, то вполне может быть, если только…
- Что? – спрашивает Лена.
- И с тобой, и с тобой… С тобой обязательно!...
Свеча догорает…
- Нам пора вылетать
- Вылетать? Куда это мы собрались?
- Узнаешь куда, собирайся.
- Мне нечего собирать, - говорю я, - разве что камни…
Лена не понимает…
- Ах, камни… Камни – да!.. Наразбрасывали вы тут камней… Век не собрать.
«Мне снятся птицы, много птиц…»
Чёрные чайки, белые вороны…
«…много птиц и… камни…».
- И куда вылетать, - говорю я, - посмотри дождяра какой!
«Небеса опрокинули»?..
«Синь»?..
- Льёт, что называется, – как из ведра!..
Есть Тина и есть Тина…
Тинка?!!
Какие могут быть тут вопросы?
Чудо только начинается!..
«С намолённых за звон колоколен» - как постичь это чудо?
- Свечу, - говорит Лена, - замени… Пожалуйста.
Я меняю свечу. И тут дают свет. Это включили автономный генератор. Ну и ветрюганище… Все полёты, естественно, отменяются…
- Слушай, - говорит Лена, - давай посмотрим… Раз уж мы остаёмся… Мне тут дали диск…
- Что это?
- Фильм, - говорит Лена, - «Запах женщины». Ты смотрел?
Запах не смотрят, думаю я, думая о Тине.
- Не-а… Давай…- произношу я, шумно втягивая ноздрями её запахи…
Пахнет жаренным…
Итак, значит, Жора…
Голова просто кругом… От этих Жор… От Тин…
Пахнет полынным… Дурманным… С ума сдуреть…
Хорошо хоть Наталья молчит!
Глава 13
- Праздник растянулся на целое лето…
- Праздник? Ты сказал праздник?!.
- Мир не знал безумия слаще! И как ты знаешь – «Безумству храбрых поём мы песню»! Мир вдруг расхрабрился и заслужил свою песню! Лето оказалось слишком коротким, чтобы усластить всех желающих. Это был всем праздникам праздник! Все эти фиесты и карнавалы, все эти… в подмётки не шли…
- Что праздновали-то? – спрашивает Лена.
- Как что – конец! Конец мира! Вдруг все разом осознали, что тот мир, в котором они прозябали все эти тыщи лет, скуксился, сдулся, просто сдох. Что пришла пора выбросить его на помойку. Да!.. Вдруг!.. Стало всем неуютно и мерзостно…
- «Всё мерзостно, что вижу я вокруг»? – говорит Лена.
- Именно!
- Шекспир произнес это пятьсот лет назад, - говорит Лена.
- Хо! Шекспир!.. Иисус сказал это ещё две тыщи лет тому назад. И вот только сегодня, - говорю я, - вдруг пришло не только понимание, но осознание… Проникновение… Если хочешь – Преображение… Вдруг Свет Неба пронизал каждого, каждого, пронзил не навылет, а рассветил каждую клеточку, каждую хромосомку… Каждого! С мала до велика! И Тина…
- Что Тина? Ты считаешь, что Тина…
- Лен… Они же с Жорой… Помнишь ту финтифлюшку? Так вот они с Жорой и с Гермесом…
- С каким ещё Гермесом?
- Трисмегистом! Так вот эта самая финтифлюшка и явилась…
Лена берет сигарету. Я подношу зажигалку, добываю огонёк.
- Рест, ты мне можешь в двух словах, - сделав затяжку, говорит Лена, - в двух словах сформулировать роль Тины во всех этих ваших поползновениях? Тины, Жоры, этого вашего Гермеса со всеми его финтифлюшками! Мне кажется, вы преу…
- В двух словах?..
Лена киват.
- В двух?
Я думаю. Признаться, я никогда не умел ясно выразить мысль коротко. Как поэт. Как Тина! Для меня всегда было мукой выискивать правильные и точные слова, сопоставлять их, примерять, перетасовывать, лепить из них яркую мысль…
«Отрекись от меня скорей Пока льдом не стянуло слово…».
- Тебе кажется, - говорю я.
- Да, мне кажется, что вы…
«Пока льдом не стянуло слово…»!
Я поднимаю ладонь, прошу Лену помолчать.
- Что? – спрашивает она.
- Пока льдом не стянуло слово! – говорю я.
Лена вслушиваясь, щурит глаза.
- Да, да, - говорит она, осознав величие и мелодию образа, - да, это бесспорно! Если хочешь – безукоризненно! Я даже больше скажу: Тина ваша – гений! Без преувеличения! Да!.. Но…
- Так вот, - говорю я, - если коротко… Ты и сама…
- Но…
- «Какое время на дворе, - говорю я, - таков мессия»!
- Ты хочешь сказать, что…
- А что, - говорю я, - да! Вот тебе и роль!
И не произношу эту роль словом. Всуе. Не облекаю эту великую, я считаю, роль в буковки, которые, как не крути, не в состоянии ведь выразить всю глубину её, Тининой души, духа её сущности, по сути – сути её! Словно оно, это слово-то, стянуто льдом. Краеугольное слово! И вот, если прибавть тепла, думаю я, призвать на помощь весну, её, Тинины слова и оттают и потекут звонкими весенними ручейками… Созидая и творя…
Думаю я…
- Спичку дай, - просит Лена. У неё погасла сигарета. Я снова подношу зажигалку: вжик!
Мессия!..
- Рест, так нельзя…
Я понимаю, я всё понимаю: так – нельзя! Но кто убедит меня в том, что это не так?!
«Моя вина – не в том, что не одна.
Твоя вина не в том, что ты – один.
А в том, что неприкаянно летят
Все мотыльки На яркий свет витрин».
Все… Все!
На яркий свет! На яркий Тинин свет!..
Какая уж тут вина?!! Это – призыв! Зов! Паломничество! Какая же это вина?..
- Так вот, - говорю я, - Жора и вывалился… Вывалявшись в…
- И ты считаешь, что Тина, - прерывает меня Лена, - что Тина…
- Да, они с Жорой…
- И Тина…
Вдруг меня осенило!
- Слушай, - говорю я, - а ты знаешь, как рождаются звёзды?!
- Конечно, - говорит Лена, - берётся пыль, космическая пыль и…
- Какая пыль?! Что такое пыль?! Пф! - и нет никакой пыли… Нет, - убеждаю я Лену, - сперва берётся… слово…
- Слово?
- Сначала. Да, с самого начала! С, - настаиваю я, - Начала. Слово берётся, - говорю я, - а не какая-то там пыль, Слово… Это же классика: в Начале было Слово…
- Рест, зачем ты так? Я же не совсем…
- Слово – как центр кристаллизации… Ну… как… дрожжи, понимаешь меня?
- Закваска, - говорит Лена.
- Именно! И вот это слово…
- Понимаю, - соглашается Лена, - теперь понимаю: Тина, её слова, её рифмы и ритмы…
- Ну да!.. Это же мессианские слова! Ты только послушай!
- Ты считаешь, что её тесто уже вызрело? – спрашивает Лена.
- Тело?
- Тесто! Тесто! Я имею ввиду…
- И тесто, и тело, - произношу я, - вызрело, вызрело… Ты же видела, как она…
- Ничего я не… Я её в глаза не видела, вашу Тину! Как я могла видеть?
- Зреет она, вызревает на глазах. Не по дням, а по часам. Ты бы видела, как она…
- Рест, мог бы и…
Лена обижена? Я, конечно, перестарался. Я заметил за собой: как только речь заходит о Тине, я не в состоянии сдерживать себя от… Да, меня тотчас охватывает какой-то внутренний трепет, я теряю власть над собой, меня просто несёт, несёт… Так бывает, когда… Трясёт… Ну да это понятно… Тут ничего поделать нельзя. Разве что…
- Да-да, - произношу я, несмотря на Ленино «мог бы…».
Если бы мог, то и…
- …прям по минутам, - говорю я, - вызревает. Прям вся лопается, переполненная соками жизни. Знаешь, - как персик, как зрелый-презрелый персик… Не перезревший, но и вызревший! Слюнки прям так и капают! Ну ты знаешь, как это бывает… Текут…
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 206; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!