Два способа переживания: режимы
Для человека нетипично относиться к мыслям или убеждениям как событиям, происходящим в мозге. Как правило, они переживаются непосредственно, как ощущения, так же, как человек слышит звук тикающих часов или видит падающий на крыши домов снег. Однако, когниции могут переживаться различными способами, такими как мысль или эмоция, а не как сам реальный мир.
Обычно мы не воспринимаем свои мысли или убеждения как внутренние события: для нас они сливаются с реальностью. Как будто мы смотрим через них на внешний мир и на нас самих, и все же они действуют как фильтр, окрашивающий нашу модель всего. Мы не можем воспринять свои мысли, как внутренние репрезентации или конструкции, независимые от реального Я или от мира. Обычно наше сознание недифференцированно, то есть мы не делаем различий между внутренними и внешними событиями, и мыслями и восприятиями.
Объектный режим можно противопоставить метакогнитивному режиму переживания, в котором мысли могут сознательно наблюдаться как отдельные от человека и от мира события. Эти события представляют собой просто форму репрезентации с различной степенью точности. В этом режиме человек как бы отступает на шаг от своих мыслей и наблюдает их, как часть общего разнопланового ландшафта сознательного переживания.
Метакогнитивный режим — это не то же самое, что идентификация и оспаривание негативных мыслей в КПТ. В КПТ терапевт подвергает сомнению убеждение пациента по поводу степени верности мысли, но это оспаривание необязательно меняет способ, которым мысль переживается. Для переживания метакогнитивного режима нужна практика в переключении на него и нахождения в нем. Это навык отношения ко внутренним переживаниям альтернативным способом, безотносительно верности мысли. Этот навык нарабатывается практикой. При приближении к метакогнитивному режиму и его переживании необходимые метакогнитивные механизмы и процессы, поддерживающие этот тип обработки, укрепляются и развиваются. Другими словами, благодаря переживанию метакогнитивного режима, индивид начинает формировать и укреплять метакогнитивную программу, которая обеспечивает возможность этой активности (напр., процедурное знание).
|
|
|
В рамках метакогнитивного режима становится возможным и желательным еще один тип переживания. Я говорю о таком переживании в МКТ, как отстраненная осознанность (detached mindfulness, DM; Wells & Matthews, 1994). В этом контексте «осознанность» означает объективное осознание мысли или убеждения, а «отстраненная» отсылает к двум факторам: 1) невовлеченности в любую концептуальную или основанную на копинге активность в ответ на мысль; 2) отделение сознательного переживания Я от мысли. Последний фактор заключается в том, что индивид осознает себя как воспринимающего мысль и отделяет себя от мысли. Таким образом, негативное убеждение или мысль могут быть выведены за границы Я, отделены от модели Я, в результате чего она становится нерелевантной для саморегуляции. Человек больше не принимает ее в расчет при определении себя, интерпретации своего мира.
|
|
|
Метакогнитивная модель психического расстройства
Теперь, когда я представил некоторые важные понятия метакогнитивной модели психического расстройства, можно перейти к более детальному рассмотрению модели.
Базисная модель называется моделью саморегуляции исполнительских функций (self-regulatory executive function model, S-REF; Wells & Matthews, 1994, 1996; Wells, 2000), поскольку она предлагает учитывать когнитивные и метакогнитивные факторы, участвующие в контроле «сверху-вниз» или поддержании эмоционального расстройства. Схематичное представление модели с метауровневыми компонентами дано на рис. 1.1.
В модели когнитивные процессы распределены по трем взаимодействующим уровням: 1) автоматическая и рефлексивная переработка (низший уровень переработки); 2) непосредственная сознательная переработка мыслей и поведений (устоявшийся когнитивный стиль) и 3) библиотека знаний и убеждений, метакогнитивных по своей природе и хранящихся в долговременной памяти.
|
|
|
На рис. 1.1. метасистема отделена от остальной части обычной когнитивной системы, но, как другие системы, распределена по различным уровням переработки.
Рис. 1.1. S-REF-модель психического расстройства с метакогнициями. По Wells and Matthews, 1994.
Метасистема хранит модель или репрезентацию актуальной обычной когнитивной переработки и направляет ее к цели активированного плана.
Ключевой принцип МКТ состоит в том, что психическое расстройство связано с активизацией конкретного токсичного стиля мышления, называемого CAS. Для большинства людей периоды эмоций и негативных оценок (напр., грусть, тревога, гнев, чувство никчемности) являются изолированными и временными. Однако, CAS приводит к тому, что люди замыкаются на длительных или повторяющихся нарушениях подобного рода.
CAS состоит из персеверативного стиля мышления, принимающего форму беспокойства или руминации, фокуса внимания на угрозе и непродуктивных поведенческих копинг-стратегий, которые приводят к негативным эффектам (напр., подавлению мыслей, избеганию, злоупотреблению психоактивными веществами). У этого стиля несколько последствий, которые ведут к поддержанию эмоций и усилению негативных идей. В целом, CAS поддерживает у индивида чувство угрозы.
|
|
|
То, как действует CAS, можно увидеть на примере возникновения панического расстройства. Спонтанные панические атаки достаточно распространены и случаются со многими людьми в разные моменты жизни. Однако, беспокойство о повторении атак (часть CAS) продлевает тревогу, а мониторинг телесных ощущений (часть CAS) улучшает триггерные условия (интрузию телесных ощущений) для возникновения последующих атак. Таким образом, индивиды, склонные к активизации этого когнитивно-аттентивного паттерна реагирования, с большей вероятностью демонстрируют устойчивое тревожное возбуждение и у них с большей вероятностью развиваются повторяющиеся панические атаки.
CAS возникает из знаний и убеждений, которые являются метакогнитивными по природе и не входят в обычную когнитивную сферу убеждений о себе и о мире. Важны два типа убеждений: 1) позитивные убеждения о необходимости прибегнуть к аспектам CAS (напр., «Если я буду беспокоиться о своих симптомах, то не пропущу ничего серьезного») и 2) негативные убеждения о неконтролируемости, опасности или важности мыслей и чувств (напр., «Я не контролирую свои мысли; моя тревога может свести меня с ума»).
На этом месте, прежде чем углубиться в дальнейшие детали, я считаю полезным обобщить базовые принципы метакогнитивного подхода:
1. Постулируется, что эмоции тревоги и грусти являются базовыми внутренними сигналами о расхождениях в саморегуляции и о угрозах самочувствию.
2. Такие эмоции обычно имеют ограниченную продолжительность, поскольку индивид использует копинг-стратегии для уменьшения угрозы и контроля когниции.
3. Психическое расстройство возникает вследствие поддержания эмоциональных реакций.
4. Они поддерживаются из-за стилей мышления и стратегий индивида.
5. Не приводящий к успеху стиль, имеющий место при всех расстройствах, называется CAS, состоящий из беспокойства/руминации, мониторинга угроз, непродуктивных стратегий контроля мышления и других форм поведения (напр., избегания), препятствующих адаптивному научению.
6. CAS является результатом ошибочных метакогнитивных убеждений (знания), контролирующих и интерпретирующих мышление и эмотивные состояния.
7. CAS продлевает и интенсифицирует негативное эмоциональное переживание посредством некоторых четко определенных механизмов/путей.
CAS
Паттерны мышления у индивидов с психическими расстройствами носят повторяющийся и зацикленный характер; они фокусируются на связанных со своей персоной темах, которые тяжело поддаются контролю. В дополнение к этому CAS характеризуется повышенным самосфокусированным вниманием.
CAS состоит из избыточной концептуальной переработки в форме беспокойства и руминации. Это длинные цепочки преимущественно вербальной мысли, в которой индивид пытается ответить на вопрос «Что если…?» (беспокойство) или пытается ответить на вопросы о значении событий (напр., «Почему я чувствую себя именно так?»).
В дополнение к этому концептуальному компоненту CAS включает ошибки внимания в форме фиксации внимания на связанных с угрозой стимулах. Это называется «мониторингом угроз» (Wells & Matthews, 1994). Например, индивид, раненный во время ограбления, описывал, как он последовательно сканировал окружение на предмет наличия потенциальной опасности. Пациентка с низкой самооценкой сообщила, что чувствительна к игнорированию другими людьми; было обнаружено, что ее чувствительность была связана с мониторингом признаков того, что она может не нравиться людям.
Эти концептуальные и аттентивные процессы являются частью индивидуальной стратегии обращения с угрозой, рассогласованиями в образе Я и порожденными ими эмоциями. Есть дополнительные стратегии, составляющие CAS, например стратегии контроля мыслей, такие как подавление мыслей, и стратегии поведения, такие как поведенческое, когнитивное и эмоциональное избегание. Некоторые примеры CAS очевидны в следующих случаях:
Женщина 43-х лет переживала повторяющиеся эпизоды депрессии с подросткового возраста. Нынешняя депрессия началась после рождения второй дочери примерно 14 месяцев назад. На вопрос, сколько времени она потратила на мысли о своих чувствах и депрессии в течение последней недели, она объяснила, что провела за этим занятием много часов. Ее попросили привести пример таких мыслей, и она описала как сидела, уставившись на экран телевизора, и думала, что это ненормально — чувствовать то, что чувствует она, и почему ей так грустно, и что у нее неправильные чувства к дочери, и почему это случилось с ней и что это значит для ее состоятельности как матери. Было обнаружено, что она тратила много времени на руминации подобного рода, которые были реакцией на негативные мысли о дочери. На вопрос, какую цель могло преследовать подобное мышление, она объяснила, что пыталась ухудшить свое настроение, чтобы разозлиться и быть вынужденной «освободиться от депрессии».
Пациентка, описанная выше, реагировала на свое подавленное настроение руминацией и усиленной фокусировкой на своих чувствах, пытаясь таким образом разобраться со своей грустью. По сути, она пыталась «больше анализировать себя» путем руминации, поскольку придерживалась метакогнитивного убеждения, что злость поможет ей избежать грусти.
Один из наших пациентов страдал от отсроченного посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), развившегося после того, как рядом с ним взорвалась бомба. Он объяснил, что несколько лет после события хорошо справлялся, но недавно после прочтения о террористических атаках, у него начались ночные кошмары и развилась чрезмерно сильная тревога, связанная с пользованием общественным транспортом и приездами в город. На вопрос, как он справляется с нежелательными мыслями и ночными кошмарами, он ответил, что пытался «преодолеть их». После аккуратных расспросов выяснилось, что он пытался принудить себя думать и испытывать эмоции в связи с той травмой, так как прочел где-то, что это ускорит выздоровление. Более того, он был убежден, что полезно беспокоиться о террористических событиях, могущих случиться, так как это «подготовит» его к возможной опасности.
В этом примере стиль мышления пациента, как реакция на интрузии, управлялся попыткой размышлять (руминации) и чувствовать эмоции для ускорения выздоровления. Кроме того, беспокойство о будущих угрозах было для него средством подготовиться к ним. Эти проявления CAS давали отрицательный эффект и усиливали его тревогу и чувство угрозы.
Тридцатидевятилетняя пациентка описывала себя как человека с хроническим беспокойством. Исследование недавнего эпизода мучительного беспокойства показало, что она среагировала на негативную мысль: «Что, если мой ребенок пострадал?» продолжительным беспокойством и генерированием ряда мыслей о потенциальных способах того, как она могла бы с этим справиться. В результате у нее случилась паническая атака во время беспокойства, поскольку она думала, что теряет рассудок. С тех пор она пыталась подавить мысли о том, что с ее детьми может приключиться несчастье, избегала читать местные газеты, так как они могли предоставить ей новые причины для беспокойства.
В этом случае длительное беспокойство, как реакция на негативные мысли, подавление мыслей и избегание являются легко наблюдаемыми компонентами CAS. При дальнейших расспросах пациентка рассказала, что была убеждена, что беспокойство — эффективный способ избежать проблем в будущем; это ясно указывает на участие позитивных метакогнитивных убеждений в проблеме, равно как и негативных метакогнитивных убеждений о утрате контроля.
Мужчина, 23 года, испытывал тревогу в социальных ситуациях: он боялся, что будет выглядеть напуганным и «чудаковатым». Его попросили рассказать о последнем эпизоде социальной тревоги. Он сказал, что чувствовал тревогу перед терапевтической сессией. Его спросили, о чем он думал до того и как долго. Пациент описал, что пытался предугадать, как все пройдет и репетировал ответы на любые сложные ответы. Его спросили, фокусировал ли он внимание на себе или на внешнем окружении во время сессии. Пациент ответил, что в начале сессии больше внимания фокусировал на себе, в особенности на том, какое впечатление производит на терапевта. Он пытался производить впечатление нормального, контролируя свое поведение.
Самая выраженная черта CAS здесь — персеверация в форме антиципирующего беспокойства. Она также включает мониторинг угрозы в форме фокусировки на производимом им впечатлении и поведенческие копинг-стратегии в форме попытки выглядеть и говорить, как «нормальный».
Во всех описанных случаях возможно идентифицировать и выделить CAS. Проблема в том, что компоненты CAS замыкают индивида в длительном эмоциональном переживании и порождают конфликты в саморегуляции, которые ведут к чувству беспомощности и утрате адаптивного контроля над когницией и эмоциями.
Последствия CAS
Что же такого особенно плохого в CAS? Есть несколько последствий, которые ведут к психическим нарушениям. Негативные последствия для саморегуляции показаны стрелками A и B на рис. 1.1. Стрелка A отображает эффект, который оценки и поведенческие копинг-стратегии оказывают на убеждения. Например, фокусировка внимания на угрозе поддерживает убеждения о наличии опасности, а переживания избегания, такие как тревога, не позволяют индивиду узнать правду о безобидной природе эмоции. Стрелка B на рис. 1.1. указывает на воздействие стиля мышления и копинга на низший автоматический и эмоциональный уровни переработки. Например, беспокойство может поддерживать активированной тревожную сеть и отвлекать внимание от переработки интрузивных образов, блокируя эмоциональную переработку. Также могут возникнуть прямые связи между знанием метасистемы и низшим уровнем, в которых определенные типы автоматической переработки могут запускать воспроизведение знаний или планов для управления последующей переработкой, как показывает стрелка C.
Теперь обсудим подробнее губительные эффекты CAS согласно данной модели. Беспокойство и руминация неизменно являются искажениями и направляют внимание индивида на негативную информацию. Это ведет к искаженному впечатлению о себе и о мире. Например, беспокойство фокусируется на потенциальной опасности в будущем, но мало связано с истинной вероятностью наступления опасного события.
Руминация ищет ответы на вопросы, на которые зачастую нет одного или определенного ответа, например на вопрос «Почему я?». Следовательно, она поддерживает неопределенность и самонесоответствия между тем, что индивид знает и тем, что он хочет знать. Более того, беспокойство и руминация активизируют и поддерживают чувство угрозы таким образом, что тревога и депрессия не проходят и становятся постоянными состояниями. Эти процессы исчерпывают ценные ресурсы внимания и могут нарушать способность контролируемо принимать четкие решения и мыслить под давлением. Повторяющиеся беспокойство и руминация укрепляют силу привычки этих реакций, так что индивид мало осознает эти активности и позволяет им происходить без проверки. Сила привычки и отсутствие осознания способствуют чувству утраты контроля над этими ментальными процессами. Беспокойство и руминация могут затрагивать другие саморегуляторные когнитивные процессы. Например, беспокойство преимущественно вербально и может создавать препятствия для переработки образов, необходимой для эмоциональной переработки травмы. Аналогичным образом, постоянная руминация о прошлом, например мысли о неудачах и об ошибках, повышает доступность этого материала при вынесении суждений в будущем.
Такой компонент CAS, как «мониторинг угроз», фиксирует внимание на источниках потенциальной угрозы. Он представляет собой проблему, так как 1) усиливает чувство субъективной опасности, тем самым повышая либо поддерживая эмоциональную активизацию; 2) укрепляет план, или программу, управления когницией таким образом, что человек становится опытным и более чувствительным детектором угроз; 3) в случае ПТСР или травм, при которых когницию следует заново настроить на нормальное, свободное от угроз окружение, стратегия препятствует этому процессу; 4) мониторинг угроз может вносить ошибки в сети, занимающиеся переработкой страха и ответственные за генерацию интрузии стимулов в сознании. Таким образом, мониторинг угроз может усиливать интрузивные ментальные переживания.
Стратегии контроля мыслей, такие как подавление, или особые способы мышления представляют собой проблему, потому что мешают нормальной эмоциональной переработке, такой как эмоциональная габитуация за счет повторяющегося столкновения с мыслями. Подавление представляет собой проблему, потому что оно далеко не всегда эффективно останавливает нежелательные мысли, и неудачное подавление может интерпретироваться как потеря контроля. В любом случае возникает устойчивая переработка угроз. По иронии, некоторые стратегии регуляции приводят к обратным эффектам, так как основаны на несовместимых процессах. Например, пациент может пытаться вытащить себя из депрессии при помощи мыслей о том, как плохо он себя чувствует и почему он так себя чувствует. Подобные постоянные размышления углубляют и продлевают депрессию, поскольку замыкают пациента на негативной релевантной для него информации. Аналогичным образом, человек с хроническим беспокойством эффективно пытается «добеспокоиться» до такого эмоционального состояния, с которым сможет справиться в будущем.
Другие поведенческие копинг-стратегии, такие как избегание и злоупотребление ПАВ в целях регуляции эмоции и когниции, являются проблемными, поскольку лишают человека возможности осознать, что он может совладать с ситуациями и что эмоции не опасны. Ощущение потенциальной опасности поддерживается, так как некоторые поведенческие копинг-стратегии препятствуют проверке негативных мыслей и убеждений на реальность. Например, неслучившаяся катастрофа, например «потеря рассудка» объясняется избеганием стресса, а не тем фактом, что убеждение о том, что стресс приводит к потере рассудка, является ошибочным.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 1900; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!