Глава 2. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА 2 страница
--------------------------------
<*> Следует учитывать, что термин "экономика" несколько шире и объемлет не только народное хозяйство, но и мировую экономику.
<**> На такое совпадение косвенно указывает и Б.В. Волженкин, рассмотревший в своей монографии, названной в первом ее издании "Экономические преступления", нормы о "преступлениях в сфере экономической деятельности".
<***> В качестве которого может выступать не только частное лицо или организация, но и государство, муниципальное образование, поскольку они наряду с другими лицами участвуют в частноправовых отношениях.
Не очень удачным представляется выделение в разделе преступлений в сфере экономики и главы о преступлениях против интересов службы в коммерческих и иных организациях. Коммерческий подкуп и злоупотребление полномочиями, предусмотренное ст. 201 УК, не могут совершаться иначе как в сфере экономической деятельности, поэтому они вполне могут быть помещены в главу о преступлениях в сфере экономической деятельности <*>. Что же касается частных нотариусов, аудиторов, детективов и охранников, то они выполняют публично-правовые функции. В связи с их профессиональной деятельностью они наделены полномочиями, связанными с общественным доверием, и должны (de lege ferenda) нести ответственность по нормам о должностных преступлениях (гл. 30 УК) как должностные лица. Халатность частного нотариуса ничуть не менее опасна, чем халатность нотариуса государственного <**>.
|
|
|
--------------------------------
<*> Хотя более целесообразным представляется понимание нормы о злоупотреблении полномочиями в качестве специальной нормы о злоупотреблении доверием (имущественном преступлении) (см.: Клепицкий И. Собственность и имущество в уголовном праве // Государство и право. 1997. N 5; Он же. Имущественные преступления (сравнительно-правовой аспект) // Законодательство. 2000. N 1, 2).
<**> Значительно более радикальная реформа проведена в Германии Законом о борьбе с коррупцией 1997 г. (Gesetz zur Bekampfung der Korruption (KorrBG) v. 13.08.1997, BGBl. I 2038). Этот Закон распространил ответственность за должностные преступления на лиц, не являющихся должностными, однако наделенных специальными полномочиями по выполнению публичных обязанностей (ч. 4 § 11 УК ФРГ), если они действуют в качестве работников или по поручению органов публичной власти, иных учреждений, осуществляющих функции публичного управления, ассоциаций и иных союзов, предприятий или хозяйств (в т.ч. индивидуальных коммерсантов), осуществляющих функции публичного управления для органов государственной власти и иных учреждений, если на них в установленной законом форме возложено обязательство добросовестно исполнять свои обязанности. В Италии лица, выполняющие "общественно необходимые услуги", были признаны субъектами должностных преступлений еще в 1930 г. (т.е. в период фашистской диктатуры). Широкое понимание субъекта должностного преступления характерно и для французского права (см.: Jeandidier W. Droit penal des affaires. Paris, 2000. P. 34).
|
|
|
Б. Объективная сторона
Как уже отмечалось, специфика объекта хозяйственных преступлений во многих случаях предопределяет конструкцию состава этих преступлений как формального. В качестве одного из ярких примеров можно привести германский УК, где к материальному составу мошенничества непосредственно примыкают формальные составы <*> хозяйственных обманов (кредитный обман, обман при получении субвенций и инвестиционный обман). Эту тенденцию можно проследить и в российском законодательстве с учетом одной важной его особенности. Разработчики действующего УК РФ в качестве одного из направлений декриминализации избрали исключение из Кодекса именно формальных составов. Поэтому и новые составы преступлений, в т.ч. хозяйственных, старались изложить по возможности в качестве составов материальных. Так в действующем УК появились искусственные материальные составы, в которых последствия не являются тем результатом, к достижению которого стремится преступник, совершая целенаправленное деяние, и не сопутствуют с неизбежностью достижению этого результата. Действительная опасность этих преступлений определяется не последствиями, указанными в законе, а существенным вредом, который они причиняют народному хозяйству в целом. Указанные в законе последствия по существу являются случайной количественной характеристикой, которой законодатель приписывает существенное качественное значение, произвольно очерчивая тем самым грань преступного с благой, в общем-то, целью экономии уголовной репрессии. Но оправдывает ли такая цель средства? Не приведет ли такая практика к разрушению здания уголовно-правовой доктрины? Стоит ли вообще стремиться к искусственному приданию случайным обстоятельствам существенного значения? Очевидно - не стоит. Возведение частного случая в общее правило (казуистичность) является грубой ошибкой законодательной техники. Последствия в таких преступлениях оторваны от деяния, что видно как в связи со сложностями при установлении причинной связи, так и при изучении субъективной стороны этих преступлений <**>. При этом законодатель не всегда учитывает, что реальная опасность содеянного зависит не столько от внешне явно выраженных и количественно исчисляемых последствий, сколько от вреда, специфика которого исключает возможность определения его в качестве признака состава преступления (напр., при кредитном обмане). Происходит подмена в законе реального вреда количественными признаками ("крупным ущербом", "крупным размером" и т.п.), прямо с реальным вредом не связанными. В результате признаки состава преступления описываются в законе без учета реальной опасности деяния: напр., в норме о незаконном предпринимательстве ответственность за нарушение условий лицензирования связывается с извлечением дохода в крупном размере, хотя лицензирование направлено вовсе не на уменьшение доходности хозяйственной деятельности, а на защиту частных, общественных и государственных интересов при осуществлении определенных видов хозяйственной деятельности, сопряженных с повышенным риском причинения вреда охраняемым интересам. Отсутствие реальной связи между закрепленными в законе количественными признаками преступлений и фактической опасностью содеянного нередко побуждает законодателя к определению этих признаков в качестве оценочных <***>. Казалось бы, тут суд и сможет принять правильное решение, учитывая все обстоятельства дела, влияющие на реальную опасность содеянного. Однако нормы о хозяйственных преступлениях сложны и нередко относятся к посягательствам mala prohibita, что существенно усложняет оценку опасности содеянного. По существу законодатель оставляет решение вопроса, с которым сам он не справился, судье. Судья же обоснованно требует от законодателя формализации признаков преступления. Но даже если закон и указывает строго на размер ущерба, даже если ущерб связан с деянием причинной связью, следует учитывать, что установление размера ущерба в конкретном деле нередко включает в себя субъективную оценку (в особенности если ущерб причиняется в виде упущенной выгоды). Ситуация усложняется и в связи с тем, что действующее гражданское право России игнорирует т.н. абстрактные убытки (как, напр., рассчитать ущерб в результате инвестиционного обмана, предусмотренного ст. 185 УК РФ?).
|
|
|
|
|
|
--------------------------------
<*> Точнее - составы абстрактной опасности. В германском правоведении различают: 1) "деликты абстрактной опасности" (abstrakte Gefahrdungsdelikte - когда угроза причинения вреда объекту посягательства не требует доказывания в уголовном процессе, она настолько типична для подобных деяний, что автоматически признается ее наличие, если установлен факт совершения деяния, напр. при лжесвидетельстве, клевете, управлении транспортным средством в состоянии опьянения); 2) "деликты конкретной опасности" (konkrete Gefahrdungsdelikte - когда возникновение конкретной опасности объекту посягательства входит в предмет доказывания по делу, напр. поджог собственного имущества влечет ответственность в соответствии с § 308 УК ФРГ лишь в том случае, если огонь может распространиться на чужое имущество). Такое деление в основном соответствует в нашей доктрине "формальным составам" и "составам опасности" (вопрос о "формальном" или "материальном" характере последних остается дискуссионным). Кроме того, в германской теории различают "деликты результата" (Erfolgsdelikte) и "деликты простого деяния" (schlichte Tatigkeitsdelikte), что в основном соответствует нашим "материальным" и "формальным" составам. При этом "деликты конкретной опасности" наряду с "деликтами вреда" (Verletzungsdelikte) относят к категории "деликтов результата", т.к. в качестве последствия в них выступает состояние конкретной угрозы объекту. Соответственно, необходимо и установление причинной связи между деянием и этим состоянием.
<**> В ряде случаев "искусственность" составов столь очевидна, что в литературе отмечается практическая невозможность причинной связи между указанным в законе деянием и определенными в законе последствиями. Так, при лжепредпринимательстве вред причиняется не в результате создания организации, а в результате иных действий, создание организации по отношению к которым является всего лишь приготовлением.
<***> Положение изменилось лишь в связи с вступлением в силу Федерального закона от 8 декабря 2003 г. Однако правильность нового решения, когда квалификация преступления зависит от одной копейки, вызывает сомнения.
Законодатель имеет весьма широкие полномочия, однако он не может произвольно приписывать случайным связям свойство причинности. Поэтому обоснованность конструирования "искусственных" материальных составов вызывает серьезные сомнения. Однако лишь в одном случае законодатель отказался от такого решения. Часть 2 ст. 183 УК в первоначальной редакции предусматривала ответственность за разглашение и использование коммерческой или банковской тайны при условии причинения крупного ущерба. Федеральный закон от 7 августа 2001 г. <*> сформулировал основной состав этого преступления как формальный (причинение крупного ущерба является лишь квалифицирующим признаком).
--------------------------------
<*> Российская газета. 2001. 9 августа.
Другая особенность объективной стороны хозяйственных преступлений - малая степень определенности ее признаков в уголовном законе. Речь идет не только об обилии оценочных признаков и бланкетных диспозиций, но и о размытости, нечеткости многих хозяйственно-правовых категорий, используемых в определении признаков объективной стороны хозяйственного преступления. Такая неопределенность вполне приемлема для хозяйственного права, многие институты которого находятся в стадии становления, а многие нормы при их применении требуют разумной гибкости с учетом многообразия и сложности отношений, складывающихся в хозяйственном обороте. Совершенно неприемлема такая неопределенность применительно к признакам состава преступления. В качестве примера можно привести "предпринимательство" в составе незаконного предпринимательства. Само по себе "предпринимательство" при определенном масштабе деятельности и несоблюдении некоторых формальностей закон рассматривает в качестве преступления. Однако определение предпринимательской деятельности, данное в ГК РФ, допускает разные толкования, причем единообразного толкования нет ни в научной литературе, ни в юридической практике <*>. Еще больше проблем возникает с "терминами", в хозяйственном праве и естественном русском языке вовсе никак не определенными (напр., "профессиональные спортивные соревнования" и "зрелищные коммерческие конкурсы" в ст. 184 УК).
--------------------------------
<*> См. подробнее § 5 (гл. 3) настоящего исследования. Слабая степень определенности характерна и для множества других признаков хозяйственных преступлений (напр., "кредит" в ст. 176 УК, "кредиторская задолженность" в ст. 177 УК).
В правоведении слабая определенность признаков хозяйственных преступлений обычно рассматривается в связи с принципом nullum crimen, nula poena sine lege. В этом контексте удачным представляется решение, предложенное германскими правоведами. Суть этого решения в том, что, пока не установилось единообразное толкование признаков, допускающих различное толкование, признаки эти должны толковаться наиболее благоприятным для обвиняемого образом <*>. Это правило нельзя смешивать с процессуальным "все неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого". Процессуальное правило действует исключительно в доказательственной сфере, и действие его ограничено вопросами факта. Оно неприемлемо при разрешении вопросов права. При устранении сомнений относительно вопросов права сомнения разрешаются не в пользу обвиняемого, а в пользу правильного толкования закона. И только в той ситуации, когда однозначное толкование закона не сложилось в юридической практике и невозможно путем допустимых методов толкования, и при условии, что это сомнение относится к самой противоправности деяния (а, напр., не к размеру наказания), суду следует толковать закон наиболее благоприятным для обвиняемого образом. В хозяйственной сфере такое решение необходимо в связи с обилием деяний mala prohibita. Нельзя наказывать человека за нарушение запрета, если опасность деяния вытекает исключительно из его противоправности (т.е. существует в силу существования этого запрета), а вопрос о противоправности содеянного неясен. Законодатель всегда может изложить свой запрет более определенно <**>.
--------------------------------
<*> Schonke/Schroder Strafgesetzbuch. Kommentar. Munchen, 2001. S. 2160.
<**> Данное правило тесно связано с принципом nullum crimen, nula poena sine lege. Поэтому к преступлениям mala in se (напр., к убийству, изнасилованию), противоправность которых очевидна, оно неприменимо.
Возможен и другой подход к решению этого вопроса. Есть мнение, что неопределенность признаков хозяйственных преступлений является результатом осознанной политики законодателя, который намерен наиболее полным образом охватить все необходимые случаи, исключить пробелы в законе и возможность его преднамеренного обхода <*>. Такая точка зрения представляется оправданной лишь в той мере, в которой выводы, из нее следующие, не противоречат принципам уголовного права. Кроме того, следует учитывать, что подобная законодательная политика в правоприменительной практике может привести к прямо противоположным решениям: напр., слабо определенный в законе запрет может в практике быть истолкован чрезмерно узко <**>.
--------------------------------
<*> См., напр.: Handbuch des Wirtschafts- und Steuerstrafrechts / Hrsg. von H.-B. Wabnitz, T. Janovsky. Munchen, 2000. S. 40.
<**> Одним из способов решения этой проблемы в новейших зарубежных законодательствах стали общие оговорки в законе о недопустимости уклонения от его исполнения, распространенные, напр., в налоговом законодательстве (см., напр., § 42 Налогового устава (Abgabenordnung) ФРГ, содержащий категорическую оговорку о запрещении злоупотребления пробелами в законе). Наличие такой оговорки превращает всякое действие, направленное на уклонение от исполнения закона (даже при наличии пробелов в законе), в противоправное. Достаточно установить умысел, направленный на уклонение.
В. Субъективная сторона
В зарубежной литературе отмечается тенденция к широкому определению субъективных признаков хозяйственных преступлений. Германский правовед Герхард Данекер, напр., отмечает, что, хотя по общему правилу в Германии неосторожность влечет ответственность лишь в исключительных случаях, прямо указанных в законе (§ 15 УК ФРГ), применительно к хозяйственным преступлениям положение меняется коренным образом. "Наказуемость неосторожности является прямо-таки признаком хозяйственного уголовного права, которое отличается тем самым от имущественного уголовного права (т.е. от норм об имущественных преступлениях. - И.К.)" <*>.
--------------------------------
<*> Handbuch des Wirtschafts- und Steuerstrafrechts / Hrsg. von H.-B. Wabnitz, T. Janovsky. S. 40.
Законодатель создает нормы о неосторожных хозяйственных преступлениях во многом в связи с трудностями в доказывании умысла применительно к деяниям, совершаемым в сложных хозяйственных отношениях. При этом ответственность за неосторожность считается обоснованной лишь при условии, если в типичной ситуации к лицу могут быть предъявлены повышенные требования, если оно в силу обстоятельств должно проявить особую внимательность и осторожность (напр., при получении государственной субвенции). Широко распространен в составах хозяйственных преступлений и косвенный умысел: напр., все виды хозяйственных обманов в германском праве могут быть совершены не только с прямым, но с косвенным умыслом (т.е. не требуется заведомой ложности сведений, обманом считается и сообщение сведений, не соответствующих фактам, если лицо безразлично относится к истинности или ложности этих сведений, не знает этого, не удосужилось проверить). Тенденция к широкому пониманию вины в хозяйственных преступлениях характерна не только для Германии, но и для других зарубежных стран, а в некоторых случаях (напр., применительно к отмыванию денег) она насаждается и с помощью международно-правовых норм <*>.
--------------------------------
<*> См., напр., п. "с" ч. 2 ст. 6 Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности от 8 ноября 1990 г. (Бюллетень международных договоров. 2001. N 8. С. 85 - 86). При оценке субъективной стороны хозяйственных преступлений в зарубежном праве следует учитывать и то обстоятельство, что во многих странах сохраняются концепции "ответственности без вины", "презюмируемой вины" и т.п. (la faute presumee, strict liability, absolute liability), которые нередко распространяются именно на хозяйственные преступления (Pradel J. Droit penal compare. Paris, 1995. P. 165 - 270).
В российском праве названная тенденция не получила развития. Отчасти это объясняется низким уровнем правовой и экономической культуры российского предпринимателя и хозяйственного руководителя <*>, которые плохо еще ориентируются в условиях рыночной экономики, просто не знают своих обязанностей. Вместе с тем с такой ситуацией нельзя мириться, следует учитывать, что необычный либерализм в этом вопросе приводит к процветанию недобросовестных дельцов и губителен для честного бизнеса. Зарубежный опыт показывает, что эффективная борьба с хозяйственной преступностью невозможна иначе как путем установления жестких требований к предпринимателям и хозяйственным руководителям, с тем чтобы они, осуществляя деятельность в сфере народного хозяйства, уважали права и законные интересы других участников рынка, потребителей и общества в целом. Во всяком случае очевидно, что в этом вопросе имеется существенное отличие российского права от права других европейских стран с рыночной экономикой. Нельзя объяснять сложившуюся ситуацию и затянувшейся экономической депрессией. Более того, именно для кризисных ситуаций характерна экспансия уголовно-правовых норм в хозяйственной сфере. Жесткое уголовное законодательство нередко способствует выходу из кризиса <**>, хотя и переоценивать его значение не стоит. И низкая культура российского экономического деятеля, и экономический упадок вовсе не препятствуют проведению разумных дисциплинирующих и упорядочивающих мероприятий, а, напротив, требуют их незамедлительного проведения.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 243; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!