ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 14 страница



В постмариупольсхих. одних из древнейших подкурганных захоронениях распространились комки охры самых разных форм. О цилиндрических, округлых и яйцевидных было сказано выше, упомянуты также «хлебцьк». К последним примыкают ромбовидные и подтреугольные плитки — символизировавшие, по справедливому замечанию И. Ф. Ковалёвой [324, с. 40]. женское начало и плодородие. Можно полагать, что 4—6-угольные плитки связывались с астральной и календарной символикой. По форме и, вероятно, по назначению рассматриваемые изделия из охры близки к изображениям свяшенных предметов на некоторых ближневосточных печатях IV—III тыс. дон.э.;этипредметы сочетаются обычносжерівенниками,аиногдаисжергвоприношением человека [1040, фиг.461, 1463]. Традиция таких изделий сохранилась, вероятно, в ритуальных хлебцах, доныне выпекаемых, в частности, на Кавказе и в Восточной Европе [60, с. 175-176, табл. XIV: 1-S; 681, с. 79. 176].

Особоследует отметить «подіреугольно-сердцевидные плоские или ояносторонне- вогнутые плитки (т.н. палетки), местонахождение которых в могилах всегда связано с грудным отделом скелетов». Важно, что на некоторые из них «нанесены тонкие нарезки или точечные наколы» [322, с. 42], семантика которых сопоставима, на мой взгляд, с подобными элементами Каменной Могилы и передаёт энергию действия. Техника нанесения таких наколов и нарезок хорошо изучена на примере обрядовой графики грузинских племён [60, с. 205—206 и др.]. Метки наносились на орудия производства, утварь, дошечку. один край которой помешался в огонь, а другой оставался в руке «художника»; нарезки и/или наколы (означавшие разные желаемые предметы или явления, наделяемые идеей размножения и жизнеспособности) наносились дотех пор, пока у «художника» хватато дыхания (в частности, для произнесения заклинаний) или терпения выдерживатьжар. Так чтоизображения на комках охры, символизировавших сердце погребённого, могли сочетать в себе значения жизни и заветов сородичей, которые покойнику следовало исполнять в загробном царстве. Единичен, но чрезвычайно важен тот факт, что «сердцевидной формы плитка из детского погребения 6 кургана 1 группы XIV у с. Спасского... приближается к антропоморфной пластике, напоминая статуэтку с «перевязью» Дереивского поселения среднестоговской культуры» [322, с. 42]. Помимо охры заменители органов и пр. изготавливались также из других вешеств, на которых мы остановимся ниже. Вместе с масками будет рассмотрен обычай расписывания черепов охрой и другими красителями. А сейчас остановимся на проявившемся в катакомбное время обычае изображать на дне могил антропоморфные существа или их органы.

Предыстория таких изображений уходит в раннеямный период, когда на стенках кеми-обинских гробниц помимо сплошной, ёлочкообразной (календарной) и др. раскраски изображались иногда антропоморфные лики, а той полные фигуры [390, с. 24, рис. I; 954, с. 32, рис. 2:3]. К позднеямному периоду относится уникатьное п. 11 к. 3— 11 у ст. Батуринская «жреца-живописиа» [933, с. 19—21, рис. 2—3] Новотатаровского типа, испытавшего влияние цивилизаций Востока. Перед лицом погребённого, на восточной части уступа могилы охрой были изображены (шествующие с севера наюг, в сторону загробного царства) птица, женщина созмеевидной головой и бык, влекуший рало. Не оставляет сомнения хтонический смысл изображения, посвящённость его весне, земледелию и плодородию.

Подобный, но гораздо более антропоморфизированный смысл был заложен в оформлениеднараннекагакомбногоп. 18 Нешшлскс лвфмчол* о кургана(рис. 23). На небрежно обработанном дне была устроена тщательно заглаженная чашевидная площадка, сохранившая следы возлияний и небольшого костра. После этого площадка была оконтурена ровиком 1,7x1,2x0,05 м, придавшим ей очертания антропоморфной фигуры с разомкнутой снизу левой стороной, ориентированной головой на восток- северо-восток. Затем фигура была застелена циновкой, накоторой мелом нанесли торс и ноги второй фигуры, а пятнами и комками охры—её детали. Пятна охры изображали сердце и іруди женской фигуры, атакже подогнутые ноги; комокохрыввидеусечённого конуса был помещён между ног. Между грудей скорченно на правом боку, головой к головам антропоморфных фигур уложили младенца, поместив за его затылком модель повозки из охристой массы, а за ступнями — 2—3 обработанных комочка охры (тоже, вероятно, означавших какие-то предметы). За пределами означенной мелом и охрой фигуры было ешё 3 невыразительных пятна охрьс 2 побокам у пояса и 1 под деревянной миской перед младенцем... Разрыв в боку первой антропоморфной фигуры заставляет вспомнить миф о рождении Индры, который отверг «испытанный старый путь, через который родились все боги* и вышел «поперёк — через бок» своей матери Адити [РВ IV. 18.1 —2]. С этим мифом согласуется также самозахоронение младенца, необычайная грандиозность его катакомбы и досыпки над ней, и набор инвентаря, включавший помимо вышеназванных предметов, ещё пару спиралей из серебряной проволоки. Спирали могли символизировать змиевидных демонов (Вьянсу и Вритру), подстерегавших рождение Индры, а сосуд—вместилище сомы, вдохновившего на подвиг героя. Пара антропоморфных фигур передавала два состояния Адити: вынашивающей Инлру (внутренняя фигура) и его порождавшей.

Более поздняя антропоморфная фигура иного, ф-образного облика обнаружена в иніульском п. 3 кургана у с. Старые Беляры на Одесщине [614. с. 82, рис. 25:5]. Нанесенная тёмно-красной охрой, она располагалась между погребённым и выходом из камеры.

Иного персонажа символизировали стопы, изображавшиеся иногда на дне камер позднекатакомбного периода. Наиболее раннее из них обнаружено в катакомбе близ г. Северска [697]. Изображение левой стопы было помешено между выходом из камеры и коленями взрослого, носком к его голове; у ступней лежавшего дальше от выхода подростка был положен цилиндрический комок охры. Оба покойника были уложены сксрченно на правом боку, головой на юго-восток. Туда же, к восходу зи миегосолнца, направили и ступню. К ней примыкали костяные проколки, бронзовые шило и нож, а также деревянная трость или лук, верхний конец которого был помешён перед лицом взрослого и соприкасался с серебряной спиралью. У ступней погребённых, между изображением и цилиндром из охры, поставили вверх дном сосуд. Данный комплекс можно трактовать в русле семантики связи между потусторонним и небесным мирами, каждый из которых продублирован несколькими бинарными оппозициями: 1 — подросток, сосуд, ступня, посох; 2 — взрослый, проколки и т. п., цилиндр, спираль. Цилиндр олицетворяет здесь, наверное, знакомый уже нам жертвенный сголб и ось мироздания, а ступня (с её направлением и примыкающими предметами) — символ связи, продвижения из потустороннего к небесному миру. Этот символ относится, вероятно, к образу юного Вишну, которого Индра вызвал из потустороннего мира накануне сражения со змием Вритрой такими словами: «Друг Вишну, шагни пошире!» [РВ IV. 18.11]. С такой мифологической трактовкой изображениястопы согласуетсявсё остальное: опрокинутый сосуд («потусторонний мир»), цилиндр («осьмироздания»,с которой особо тесно связан был Вишну [229, с. 13]), проколки и др. колющие предметы (брасман, магический инструмент воздействия на небеса), посох-лук (содействие путешествию и достижению небес), спираль (змий — цель путешествия), пара разновозрастных покойников (Инара и Вишну).

Целеустремлённость рассмотренного обряда отвечает сущности Вишну, который в качестве не только самостоятельного персонажа, но и воплощения жертвы (покойника) «восходитнанебои передаётсилы небесным богам» [294, с. НО]. Такая целеустремленность отвечает и формуле: «Агни — остриё, Солса — основание (стрелы), Вишну — древко» [КатхС XXV. 1.102.13]. Вместилищемсомы в рассмотренном обряде могслужить сосуд, а воплощением Агни—’Огня’ — охра.

Образ Вишну наиболее очевиден в одной из двух камер п. 6 к. 3 у с. Виноірадное Токмакского р-на Запорожской области [647, с. 58,66, рис. 4:3]. В ней вместо покойника было изображено охрой 2+1 стопы, а между ними положен посох.

47 — наибольшее количество могил с изображениями стоп зафиксировано в катакомбах ингул ьской культуры между низовьями Днепра и Южного Буга [212; 687, с. 68—69. рис. 2]. Это был центр формирования не только названной культуры, но и (как увидим ниже [975, с. 132—136]) Вишну, наиболее проявившегося вантропоморфных стелах с изображениями стоп. Так что Н. Д. Довженко и О. Б. Солтыс, сопоставив указанные стелы и камеры данного региона, имели все основания поставить вопрос «о роли автохтонного ямного компонента вгенезисе племён катакомбной культуры» [213, с. 124—126]. Правомерны также приведённые ими индийские этнографические параллели: бытующее доныне высыпание охрой и золой стоп Вишну перед порогом жилища; это делают в праздничные дни дети и женщины, а изображениям придают охранные функции [212, с. 56; 213, с. 125—126].

С образом Вишну можно сопоставлять изображения 1—3 стоп, в соответствии с его «тремя шагами», из которых последний — особый:

Видя только два шага того.

Кто выглядит, как солние, мечется смертный.

На его третий никто не отважится (взглянуть).

Даже крылатые птицы в полёте.

[РВ 1.155.5]

Однако в другом гимне [РВ 1.22.20] есть указание, чт.о На этот высший след Вишну Всегда глядят приносящие жертву,

Как на глаз, разверстый в небе.

В соответствии с этим большинство камер (29) содержали по одной стопе — даещё над головой, носком ктемени, рядом с сосудами и проч. (жертвенным) инвентарём [213, с. 121—123]. Таким образом можно предполагать, что покойники (вытянутые, прямостоящие!) воплощали «высший след Вишну» или даже его гигантскую, возносящуюся в небеса ипостась. Второе место занимают изображения д вух стоп, носки которых обычно направлены к выходу из камеры. Их особенностью можно считать и сочетание с «масками» (4 против 1 с одиночными изображениями). Диапазон семантики

двух cron широк—отземной ипостаси Вишну доего полного воплощения (где «высший след* заключался, вероятно, в голове или во всём теле покойника).

Однако есть камеры с 4 изображениями стоп, причём тоже сопровождавшимися «масками*. Выше, в связи с рассмотрением положения ничком, были приведены ингульские п. 4 и п. 3 к. 3 у Бурлацкого на Донетчине [701, с. 238—248]. При этом была вскрыта заложенная в них идея преодоления небытия и указано на недостаточность версии С. Н. Захарова о «нежелании возвращения избранных умерших*: в таком случае их не снабдили бы топором, стрекалами и стрелами, способными действовать на расстоянии и причинять вред живым. Эти жреческо-воинские инсигнии да ешё инструменты, деревянные и керамические сосуды с календарной орнпментаішей заставляют усматривать в погребённых отнюдь не изгоев, а воплощения высших сил. Действительно, 4 ступни у индоариев связывались с образом всеобъемлющего творца Пуруши-Ашана-Брахмана, с четырьмя его состояниями [915, с. 72—73]. Символизируя «следы всего сущего», они тоже подразделялись на 3+1 — подобно «трем шагам Вишну», а также стопам в указанных погребениях (где в п. 4одна из них была перекрыта топором, а в п. 3 размешена не у ноги, а у локтя). 3 стопы воплощали бессмертное в небе, а в высшей воплощался Атман-’Дыхание*, в котором растворена вся Вселенная. К этому вопросу мы вернёмся, рассматривая «маски*.

Вышесказанное даёт основание заключить, что изображения стоп (преимущественно в погребениях ингульской культуры) — проявление арийской духовной культуры. Однако следует оговориться, что подобные представления и образы встречаются и у других народов. Помимо уходящих в каменный век «бесовых следов*, они связывались с шумерским Энлилем (см. ниже), изображалось вместе с луком и стрелами (т. е. в сочетании, характерном для ингупьских захоронений, а отчасти и предшествующий антропоморфных стел [391; 752] вегипетской «Книге мёртвых» [1081, табл. 126—127], обыгрывались греками в образе Ахилла—не только воителя, но и жреца, связующего потусторонний и небесный миры [816, с. 89—92]. Последний образ ввиду своей уходяшей на Ближний Восток протогреческой архаичности [297, с. 27—28; 816, с. 77—83]. а с другой стороны, сопряженности изображений стоп с оружием (несвойсгвеннымарийским образам, но свойственным Ахиллу) гоже весьма подходящ для сопоставления с вышерассмотренными памятниками. Поэтому их прзвомернее считать не индоарийскими, а индоарийско-протофеческимн. К этому вопросу мы вернёмся, рассматривая инвентарь.

Помимо изображений стоп, в позднекатакомбный период продолжалось изготовление из комков охры подобий фаллосов и др. органов [782. с. 94]. Иногда удаётся обнаружить магические «карандаши-мелки» стержни из охры или мела. Два таких было помешено над головой мужчины с «маской* в пн тульском п. 2 к. 5—II у с. Заможное Токманского р-на Запорожской области [590. с. 61—63).

Помимо изображений тела или его частей Наяне камер обнаруживаются и более сложные фигуры. Таковые выявлены, например, в детском позднекатакомбном п. 4 к. 4 у г. Донецка [150. с. 153—155]. Судя по его крайне южному положению в кургане, наличию костриша в обращённой на запад входной яме и проч., это погребение можно считать жертвенным. Оно сопровождалось деревянной чашей с медными скрепами, каленларно детерминированным браслетом из (7+6)+(3+1+1) бусин и 5 кольцевыми изображениями на дне могилы, каждое из которых было нанесено 2 линиями охры и 3 сажы. Эту числовую магию, а вместе с тем всю композицию можно понять, исходя из индоарийской концепции высшего Атмана (см. выше) — «Отца с пятью ступенями и двенадцатью лицами», который отождествлялся с 5-сезонным годом и его 12 месяцами. Правда, месяцев в данном случае 13 (гладкие бусины браслета) — но это, наверное, вследствие почитания не солнечного, а лунного календаря.

Некоторые еложные изображения могли появляться как отпечатки раскрашенных тканей, которыми устилали погребальные ложа и т. п. [486, с. 40, рис. 20-21].

Очевидно, чтозначениеахрывпоіребальномобрядеменялосьвзависимости нетопьхо от культур и периодов, но также от семантики данного захоронения. Последнее можно продемонстрировать на примере тех ямных погребений из курганов у Стзрогорожено (рис. 21), которые были тесно взаимосвязаны между собой формирующимися образами Индры и Вишну, воплощавшимися в перекрывающихзахсронениястелах [926;975, с. 132—136;978].

В древнейшем из этой группы раннеямном п. 25 к. 1 — где обнаружено соответствие мифу о рождении Инары через бок Адити и о подстерегавшем его рождение Вьянсе

— зафиксирована сплошная (?) окрашенность охрой скелетов взрослого и ребёнка, а также змиевидной стелы над ними; здесь охра, по-видимому, выделяла действующих лиц мифа. В типологически и сюжетно следующем за ним п. 3 к. 3, стелы над которым представляли Индру.егофаллическую палицу-ваджру и обезглавленного змия Вьянсу, охра представлена толькокомком у правого колена взрослого погребённого: вконтексте мифологического сюжета этот комок символизировал, очевидно, распрямление, вставание на ноги покойника—Индры для победы или вследствие победы над Вьянсой. Устроители третьего п. 9 к. 2 и вовсе не отметили охрой захоронённых здесь взрослого и младенца. Сочетание их можно трактовать как реминисценцию п. 25 к. 1, однако в положении младенца, обнимаемого взрослым, непрослеживаются те черты рождающегося Индры, которые выражены в вышеупомянутом гимне РВ IV. 18 и отчётливо представлены в размещении покойников п. 25 к. 1. Отсутствие охры на погребённых можно считать признаком их демифологизации (хотя нельзя исключать, что они были политы кровью или иным несохранившимся красителем); охра отмечена на стелах, перекрывших могилу. На стеле I (идентифицируемой с образом Вишну), уложенной юго-западнее могилы и голов погребённых, охрой были отмечены голова, плечи и правая рука — органы, наиболее важные в схватке и взаимосвязанные между собой. На II («Индра»). уложенной поперёк могилы стеле охрой обозначен был пояс, аединственная, левая рука намечена была рельефом. Охра была и на плите, частично перекрывавшей II стелу; рядом с этой плитой, на камнях кромлеха найдены обломки сосуда (из-под сомы, предназначавшегося Индре?). Возможно, что пара взрослый — младенец дублировала образы, запечатленные в стелах, а присутствие охры на них (при отсутствии её на покойниках) должно было «притянуть» к ним погребённых. Подобное распределение охры между парой стел и взрослым покойником обнаружено и в следующем п. 1 к. 3. Здесь, кроме того, представлена реминисценция «распрямляющего» комка охрыиз п. 3 к. 3: у коленей покойника положили камень. Особенно сильны реминисценции в п. 3 к. 2, последнем из рассматриваемого типологического ряда. Покойник хотя и был ориентирован вхарактерномяля поздней ямной культуры северо-западном направлении, но был уложен в архаическом положении скорченно на спине; архаическая, овзльная конфигурация могилы символизировала, вероятно, праяйцо,- и с этой символикой согласуетсяромбовид кое положение ногпогребённого, а также окрашенность

охрой его головы и ступней. Охрой были обозначены пояс, согнутые у груди руки и голова единственной стелы, уложенныхпоперёк могилы. Типологически онасовмещала признаки парных стел над п. 9 к. 2 и п.) к. 3, и её можно считать воплощением Вишну- Индры, известного в нескольких гимнах Ригведы. Однако в контексте обряда п. 3 к. 2 стела обнаруживаеттакже признаки Адити, и, особенно, Праджалати (близкого Вишну).

Замеченная в обрядах п. 9 к. 2и п. 1 к. 3 притягивающая, воссоединяющая функция охры прослеживается и по другим данным. Так, закраска охрой отмечена на прилегающих друг к другу торцах плит перекрытая позднеямного п. 10 к. 4 и половинок колеса старосельско-позянеямного п. 10 к. 1 [949, с. 52—53,64).

Последний случай можносоотнести с воссоединяющими значениями охры лишь вне контекста всех четырёх колёс перекрывшей могилу повозки; рассмотренное же в таком контексте колесо над северо-западным углом обнаруживает и притягивающее значение охры, продолжение традиции п. 4 к. 1 раннеямного периода. Дело в том. что указанное колвео не только отмеченоохрой и двухсоставное (в отличие от цельныхтрёх остальных), но и меньше их в диаметре на 20—30 см. Служить такая повозка явно не могла и была, очевидно наделена магическим значением, продолжив этим традицию предшествующего старосельского п. 8 к. 1 (рис. 66). Здесь, вероятно, отразился миф об Индре, отрывающем колесо отколесиицы Солнца [РВ I. 130.9). К тому же повозки над обоими захоронениями обнаруживают, как уже отмечалось в предыдущей главе, близость к «трёхместной, трёхчастной колеснице, трёхколёсной, быстропроходной», — которой владеют Ашвины, боги-близнецы утренней и вечерней зорь [РВ L118.2 и др.]. Отмечаюсь и то, что Ашвинывысгупают нетолько «целителями», но и воскресителями покойников; что трёхчастность их связана и с тремя уровнями мироздания, и с архаическимтрёхсезонным годом [791 ]. Умышленное обособление четвертого колеса в п. 10 можно связать с мифом о том, как 3 брата-мастеровых Рибху сделали 3-частную и т. д. колесницу Ашвинови этодеяние помоглоимвоскреснуть. Этот миф вспоминался при исцелении болящих: «Вставай, иди. поспешай! Как колесница с целым колесом... да сколотят Рибху вместе, как части колесницы, член к члену!» [АВIV. 12].

Представления, обнаруживаемые вп. |0к. I у с. Староселье получили, по-видимому, широкое распространение впамятникахадазано-беденскогокруга Об этом свидетельствуют случаи раскраски охрой колёс в погребениях Новотатаровского типа [346] и единственное колесо в погребении вышеупомянутого «жреца-живописііа» [93, с. 17—21], а также помещение половинки колеса в заполненную водой и охрой канаву в могиле алазано-беденского к. 1 у сел. Цнори и др. [198, с. 22—23].

Учитывая, что внедрение закавказских по своему происхождению старосельского и Новотатаровского типоваяазано-беденской культуры вереду ямиой, кеми-обйнской и др. культур Юго-Восточной Европы принесло последним не только благо (повозки, обилие металла, опыт кочёвок и интенсивного скотоводства), но и зло (стимуляцию миграций, стычек, разложения традиционных кровнородственных связей) [956], можно ожидать сопутствование их погребениям образов не только благих, но и страшных. К последним можно отнести Рудру, упоминавшегося в предыдущем разделе в связи с мифологическим отражением северной ориентации и зенита. Сочетание этихналравлений отчётливо выражено в строении досыпки над п. 8 к. 1 у с. Староселье [953, с. 40-41] (рис. 31:1). С этим и множествами других погребений Рудру связывает этимология его имени — ‘рыдать* (‘рычать’) и ‘Красный’. Рудрас — это плакальщицы на индусских похоронах; рудой или рыжий — это «красноволосый* (как и посыланый охрой покойник) у восточных славян [184, с. 87—88; 1019, с. 73—75,202]. Будучи связан с небесами, Рудра не менее тесно связан с потусторонним миром — с похоронами, болезнями, змеями. Эта двусторонняя связь отражена в эпитете «красный вепрь небес* [РВ 1.114-5], в повелевании им грозами, а также в стреле или копье (символы зенита, связей мирови достижений неба), которой Рудра насылает и исцеляет болезни. Из них наиболее характерна 'лихорадка’-джвара. На Кавказе сходными терминами называют различные культовые предметы (в том числе шесты со знамёнами или с рогообразной развилкой наконце, которые можносопоставить сострелой-копьём Рупры), связанные с почитанием Мориге Гмерти и т. п. — ‘Порядка Учредителя’, верховного ночного божества [60, с. 10—24 и др.].


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!