ГЛАВА 2. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ РАЗВИТИЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИХ МЕТОДИК РАССЛЕДОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ 2 страница



Другой формой следствия, известной Русской Правде, был так называемый «свод», то есть последовательные очные ставки между собственником-истцом и целым рядом лиц, через руки которых прошла его пропавшая вещь. «Свод» совершался при непременном участии «послухов», то есть представителей местного общества, удостоверяющих «доброту» или «лихость» соседа. «Свод» продолжался до тех пор, пока не доходил до человека, который не был способен объяснить, где он приобрел искомую вещь. Этот человек и признавался татем.

Следствие могло осуществляться самими судьями, истцами или доносчиками, а иногда специально назначаемыми лицами в тех случаях, когда виновник преступления не был известен.

Анализируя содержание новгородских законов и летописей, А.П. Куницын пришел к выводу, что в Новгородской феодальной республике для установления сущности дела и виновника преступления, следователь должен был обозреть следы самого преступления, допросить обвиняемого, взять показания от свидетелей и людей посторонних. Если обвиняемый сам признавался, или утверждал падшее на него подозрение старанием укрыться от преследования, то следователь мог задержать его и представить на суд для ответа[15].

В рассматриваемую эпоху в качестве безусловных доказательств признавались «рота» (присяга), «жребий», «поле» (сражение между родственниками тяжущихся), ордалии в виде испытаний водой и железом, свидетельские показания «видоков» (очевидцев преступления) и «послухов»[16]. Известны были домовые обыски и письменные документы[17]. На практике существовал и судебный поединок.

Так постепенно в недрах древнего и средневекового общества зарождались первые знания об организации расследования преступлений.

Эти протокриминалистические знания, базируясь на практике расследования, затем, как правило, конкретизировались в нормах законодательства того времени.

Следовательно, подобные положения упомянутых исторических актов отражали не просто нормативный характер их материального содержания, но процедуру и даже практику их применения в расследовании преступлений.

Правосудие в Древней Руси, в основном, осуществлялось представителями феодальной знати (князьями, посадниками, тысяцкими), вынужденными в этих целях, равно как и в целях сборов дани, разъезжать по подвластным владениям[18].

Пытки при состязательном процессе не практиковались.

Таким образом, с учетом вышеизложенного можно сделать вывод о том, что вопросы методики расследования преступлений в Древней Руси лишь эпизодически и неподробно затрагивались в отдельных законодательных актах.

Возникновение инквизиционного процесса на Руси. Постепенно практически полное преобладание состязательного процесса начинает уменьшаться. Уже в эпоху действия Русской Правды наблюдаются определенные попытки поставить преследование преступлений на публично-правовую почву. Это сказывается, например, в установлении обязанности общины уплачивать «дикую виру» (денежное вознаграждение) и производить расследование, когда виновный в преступлении не был известен.

Преступления начинают рассматриваться не только как нарушение прав частных лиц, но как нарушение общего законного порядка в государстве. Община постепенно становится помощницей в расследовании важнейших преступлений, принимая на себя обязанность разыскивать и выдавать преступников, независимо от требования частного лица. Эти функции общины постепенно усиливались по мере усиления централизованной государственной власти.

Постепенно в Европе и России обвинительное судопроизводство сменилось следственной, или «инквизиционной» («розыскной») его формой, суть которой заключалась в том, что процесс по делу начинался по инициативе государственного органа или должностного лица. При этой форме процесса обязанность собирать по делу доказательства, как изобличающие обвиняемого, так и оправдывающего его, принимает на себя государство. В ходе разбирательства выстраивалась особая система судебных доказательств, так называемая система формальных или легальных доказательств. В случае непризнания вины обвиняемым, применялись разнообразные пытки в целях получения признания в содеянном, которое признавалось лучшим из всех доказательств («царицей доказательств»). Пытки были самым распространенным способом «установления» уголовной истины, устранив собой затруднения по достоверному изобличению преступника устаревшими доказательствами: ордалиями и т.п. Свидетельские показания в инквизиционном процессе оценивались по формальным признакам; особое значение при этом придавалось не существу показаний, а личности свидетелей, которые в любом случае давали свои показания после принесения ими присяги, считавшейся гарантией правдивости свидетельских показаний. В качестве других, менее значимых, доказательств рассматривались результаты осмотра, обыска и документы.

Первой стадией инквизиционного процесса было дознание, то есть сбор предварительной и тайной информации о преступлении и преступнике. Судебное дело возбуждалось на основании обвинения должностного лица (например, в средневековой Франции – королевского прокурора), а также доносов и жалоб, содержание которых оставалось неизвестным для обвиняемого. Затем судебный следователь собирал письменные доказательства, допрашивал свидетелей и обвиняемого, проводил очные ставки. При инквизиционном процессе подразумевалась виновность обвиняемого, поэтому показаний одного свидетеля было достаточно для применения пытки с целью получения признательных показаний. Таким образом, процесс расследования состоял из двух частей: общее расследование (до установления обвиняемого) и специальное расследование (после установления обвиняемого). Допрос подозреваемого (обвиняемого) был самым важным из всех следственных действий.

Итак, инквизиционный процесс, главным образом, характеризуется такими признаками, как: совмещение функций предварительного расследования и отправления правосудия, резкий дисбаланс обвинения и защиты, приоритет мер процессуального принуждения перед средствами убеждения.

На Руси ордалии исчезают к XIII - XIV вв.; «жребий», обращение к «полю» допускались лишь в том случае, если не было возможности иначе разрешить тяжбу.

Если ранее носителями судебной власти были, в основном, удельные князья и их слуги, то в период с XIV - XV вв. до XVII в. судебная власть постепенно сосредоточилась в руках крепнущего Московского государства.

В шкале доказательств «поле» стало занимать последнее место. На первое же место стали выходить письменные акты (грамоты), далее следуют свидетели, за ними присяга, и, наконец, «поле»[19].

Таким образом, по мере упадка «судов Божьих» повысилась роль свидетелей, усилилось значение судебной канцелярии, дьяков и подьячих, ставших истинными вершителями дел в суде.

Рост степени государственной централизации, усиление роли великокняжеской (царской) администрации в сфере управления, выделение особых органов государственной власти, постепенно монополизировавших публично-правовые функции, привели к появлению новых форм осуществления правосудия в противоположность прежним формам. Древнерусское исковое обвинительно-состязательное судопроизводство, в котором главная роль принадлежала сторонам, постепенно все более проникалось «розыскными» (инквизиционными) началами.

Все более разрасталось письмоводство, запись различных «речей» (показаний) и т.д. Появились судные списки и правые грамоты, выдававшиеся на руки сторонам по их требованию, представлявшие по своему содержанию не что иное, как подробные протоколы всего судопроизводства.

Так к XVI в. в Московском государстве имелись два вида судебного процесса – «суд» и «розыск», то есть процесс обвинительный и процесс следственный (инквизиционный), причем первый еще преобладал в XVI в., второй же стал преобладать в XVII в.

Значительно развил инквизиционную форму процесса Судебник 1550 г. Ивана IV (принявшего в 1547 г. царский титул).

Таким образом, с последовательным усилением Московского царства состязательный порядок при расследовании преступлений заменялся розыскным, который сначала применялся при расследовании наиболее серьезных уголовных дел (о государственных преступлениях, убийствах, разбоях и др.), но с течением времени круг их постепенно расширялся.

В XVI в. в период царствования Ивана IV Грозного полицейско-судебные функции стали выполнять учрежденные в 1539 г. губные избы – учреждения, возглавляемые выборными губными старостами, созданные для разыскивания и наказания «лихих» людей.

В обязанность губным старостам вменялось раскрывать преступления и разыскивать преступников, не дожидаясь обвинения со стороны потерпевших. Губные старосты должны были объезжать свои округа и расспрашивать местных жителей о том, кто в губе «лихие» люди, к кому приезжают разбойники и тати, кому они продают добытое преступной деятельностью имущество. Те, на кого указывали, что они люди «лихие», задерживались губными старостами и подвергались пыткам.

Таким образом, расследование преступлений, уголовный розыск в России искони, еще со времен губных старост, воевод был проникнут инквизиционным началом[20].

С течением времени компетенция губных старост последовательно расширялась в сторону увеличения подследственности разбираемых ими уголовных дел. Компетенция губных изб закреплялась в губных грамотах, подписываемых царем; их штат состоял из «лучших» людей – губных старост, целовальников и дьяков. Деятельность губных изб направлялась и контролировалась различными отраслевыми приказами, главным образом, Разбойным приказом, учрежденным в 1555 г. Разбойный приказ, существовавший под разными названиями (например, с 1571 г. - Разбойная изба, с 1682 г. - Сыскной приказ) с середины XVI в. до начала XVIII в., являлся фактически второй инстанцией «разбойных» дел, откуда губные старосты всего Русского государства получали наказы или грамоты для своей деятельности. Причем, разбирать дела «ведомых разбойников» губные старосты должны были не по положениям Судебника, а по губным грамотам. В Разбойный приказ губные старосты также доносили о своих занятиях по службе, направляли отчеты о совершенных делах и испрашивали разрешения («указа») в сомнительных случаях. Постепенно Разбойный приказ забирал все больше власти; губным старостам оставалось, в основном, право проводить следственные действия (главным образом, обыски и допросы обвиняемых под пыткой), но сами «пыточные речи» и все подлинное дело они зачастую обязаны были представлять в приказ, а затем приводить его приговоры в исполнение. Подобная практика вела только к волоките, крючкотворству, засилию мелких чиновников (приказных, подьячих). С начала XVII в. по всей территории Русского государства рядом с органами местного самоуправления (губные избы и др.) стали появляться назначаемые царем воеводы, также являвшиеся носителями судебной власти. Уже к 80-м гг. XVII в. воеводы вытеснили на всей территории страны выборные местные органы.

Документы, издаваемые приказами, были различными: указы от имени царя, часто содержавшие решения по конкретным делам, суть которых излагалась в «отписке» (докладной записке должностного лица), наказы – инструкции должностным лицам, расспросные и пыточные грамоты и др.

По губным грамотам старостам поручалось лихих людей, разбойников и татей обыскивать, и, доведши на них преступление, наказывать[21].

В этих документах содержались первые зачатки определения методов изобличения преступников, закладывались основы будущих методико-криминалистических рекомендаций.

Правила, изложенные в губных грамотах – наказах, даваемых губным старостам как руководство для исполнения вверяемой им должности, были впоследствии соединены в одно целое - в сборник, сохранившийся до наших дней под названием «Выписка из Уставной книги Разбойного приказа», опубликованный в 1841 г. в Санкт-Петербурге. Таким образом, Уставная книга является первым письменным источником, содержащим начала следственного судопроизводства в России.

Как отмечал профессор Ришельевского лицея В. Линовский, постановления, собранные в этот сборник, не потеряли силы своей и с изданием Соборного Уложения царя Алексея Михайловича в 1649 г., ибо Уложение… «не составляет эпохи в истории русского уголовного судопроизводства. Следственная форма судопроизводства осталась, как она и была определена в губных грамотах»[22].

Итак, вот как были изложены первые в нашем Отечестве методические указания по организации расследования ряда преступлений, прилежно записанные в 1555 г. дьяками Василием Щелкаловым и Месоедом Висловым со слов Государя Царя и Великого Князя Иоанна Васильевича IV Грозного.

«На некоторых людей в обыску скажут, что они лихие люди, тати или разбойники, и тех людей, по обыском имати... и приказати беречь тутошним и сторонним людям, с поруками, докуды дело вершится. А тех лихованных людей, по обыском, в разбоях и в татьбах, пытати: и учнут на себя и на товарищев своих говорити, и по их язычным молкам оговорных людей имати;… да тех оговорных людей, во многих людех, с языки с очей на очи ставити и роспрашивати. Да будет язык, на очной ставке которого человека опознает и учнет на него говорити тож, что и за очи в роспросе и с пытки на него говорил; а тот оговорной человек учнет бити челом о обыску, и того человека дати за пристава, а про него обыскати болшим повальным обыском, да будет его в обыску назовут лихим человеком, и его по язычной молке и по лихованным обыском пытати, и учнет на себя и на товарищев своих в разбое говорити, и того человека казнити смертью, да и того языка, который на него говорити, казнить же»[23].

«А на которого человека языка два или три с пыток говорят в разбое, и того человека, по язычным молкам, без обыску пытати; да будет с пыток не учнет на себе говорити, и про него обыскати: да будет в обыску его одобрят, и его дати на чистую поруку, с записью…»[24].

«А на которых людей в разбое язык говорит, а в обыску его назовут половина добрым человеком, а другая половина назовут лихим человеком, и того человека пытати: а не учнет на себя, пытать, в разбое говорити, а того человека дати на чистую поруку»[25].

В «Выписке из Уставной книги Разбойного приказа» содержатся и некоторые другие похожие «методические» указания, данные Иваном Грозным.

Ряд дополнительных указаний по вопросам организации расследования преступлений исходил от сына Ивана Грозного царя Федора Ивановича Блаженного. Суть же этих указаний опять сводилась к необходимости ведения следствия путем производства допросов с пытками, очных ставок, повальных обысков и т.п.

Таким образом, следственное производство XVI в. уже предусматривало проведение допросов, очных ставок, обысков.

В правление первого государя из династии Романовых, царя Михаила Федоровича, организация расследования преступлений продолжала развиваться.

Совершенствуется порядок действий по раскрытию неочевидных преступлений.

Так, например, 26 июня 1628 г. князь Д.М. Пожарский (фактически второе лицо в Русском государстве – С.К.) и бояре предписали следующее.

«А у кого поймается истец за разбойное поличное, за лошадь или за что-нибудь, а разбойников в лицах нет, и тот, у кого поимаются, на кого в роспросе говорит, что то поличное у него купил или выменял, а тот оговорной человек на очной ставке запрется, скажет, что того он поличного им не продавывал, а поличное куплено, в книги не записано и купчей нет: и тех людей, у кого поимаются, и того, у кого он поличное купил, обеих ли пытать, или одного, у кого за поличное поимаются, а по его язычной молке на продавца взяти выть[26], или и продавца в той же продаже пытати же»[27].

Итак, расследование преступлений в Московском государстве XVI – XVII вв. осуществлялось довольно просто и незатейливо. Следствие начиналось поимкой какого-либо лица за совершение, например, разбоя, или по факту задержания с поличным, или в связи с оговором или повальным обыском. В случае задержания человека с поличным, должностное лицо, производящее расследование, делало о задержанном повальный обыск - в том случае, если при повальном обыске его называли «лихим» человеком, то сразу же после этого задержанного подвергали пытке. Если задержанный признавался в совершении преступления, то его вслед за этим подвергали наказанию. Если он под пыткой давал показания в отношении своих соучастников (эти показания – «оговор» - назывались язычной молкой или молвкой), то оговоренного «ставили с очей на очи», то есть проводили между ними очную ставку, а затем об образе жизни оговоренного делали повальный обыск.

Таков был общий порядок организации работы по уголовным делам.

Вопросы методики расследования преступлений в Московском государстве находились в самом зачаточном состоянии.

Никакого разделения функций полицейских и судебных не было. Должностные лица государства, расследующие преступления, постепенно стали выполнять функции следователя, прокурора и вершителя самого процесса в одном лице.

Так, по мере укрепления государства, «розыскной» процесс с его «обысками», «распросными речами», «очными ставками», пытками, всякого рода розыскными справками по приказным и крепостным книгам и кадастровым документам, то есть со всем арсеналом московского следственного процесса широко проник в судебное производство[28].

В ряде случаев порядок производства и последовательность проведения следственных действий по конкретным делам о наиболее значимых преступлениях устанавливались специальными царскими указами.

В основном, это были дела о государственных преступлениях, то есть преступлениях против верховной власти (государственная измена, покушение на жизнь и здоровье царя, оскорбление царя, самовольный отъезд за границу, устройство бунта и т.п.), так называемые дела по «слову и делу государеву», по которым следствие проводилось с особой тщательностью. Причем, губные учреждения, занимавшиеся, в основном, расследованием «разбойных» и «татебных» дел, следствие по государственным преступлениям не осуществляли. Человека, объявившего за собой «государево слово и дело», губные старосты должны были незамедлительно направлять к воеводам, которые являлись основным следственным органом в этих случаях.

Извет являлся начальным моментом судопроизводства по «государевым» делам. Изветы были в большинстве случаев устными. «Приходил ко мне в съезжую избу и извещал государево дело словесно» - так начинаются обычно воеводские «отписки» по делам о государственных преступлениях.

За изветом в таких делах следовал «сыск против извету». Чаще всего царские грамоты предписывали «сыск» проводить последовательно: сначала 1) «распросить накрепко»; потом 2) «распросить у пытки»; и, наконец, 3) «пытать», то есть проводить допрос под пыткой. Таким образом, государевы грамоты представляли собой сыскные инструкции воеводам по конкретным делам. После «распросов» изветчика и обвиняемого обычно следовали «распросы» свидетелей. Важнейшим событием в производстве по делу о государственном преступлении являлась очная ставка между изветчиком и обвиняемым. В государевых грамотах по делам о политических преступлениях воеводам неизменно предписывается «изветчика» и того, на кого он «извещает», ставить с «очей на очи» и «распрашивать». Повальный обыск в делах о государственных преступлениях широко не применялся. Государевы грамоты обычно предписывали проводить повальный обыск лишь в тех случаях, когда человек, говоривший «непристойные», «затейные» слова, был «уродливый» или «с ума сброден». Главным в расследовании таких дел было исторгнуть признание обвиняемого. Вещественные доказательства использовались редко, несколько чаще использовались различные документы (грамоты, письма).

По окончании «сыска» наступала заключительная стадия судопроизводства – приговор.

Итак, при расследовании «государевых» преступлений воевода был обязан допросить изветчика и обвиняемых, избрать в отношении обвиняемых меру пресечения (если в воеводской «отписке» не было указано на меру пресечения, это рассматривалось как пробел и упущение), провести очные ставки с изветчиком (непроведение очных ставок также влекло для воеводы «выговор» из Москвы), допросить свидетелей. Обо всех своих следственных действиях воевода обязан был донести царю. Нередки были случаи, когда «сыск» в полном объеме изымался у воеводы и переносился в Москву, куда отправлялись и все его участники.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 617; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!