Палитра американских и советских ядерных испытаний. Неизбежность сверхмощных взрывов



Первый в истории взрыв атомного устройства в США 16 июля 1945 г. и атомная бомбардировка Японии потрясли современников. Человечество вступило в новую эпоху. Ничего подобного мир не знал, и, естественно, эти взрывы уже воспринимались как сверхмощ­ные. В 1946 г. США произвели еще два атомных эксперимента мощ­ностью по 21 кт каждый (1 килотонна (1 кт) равна одной тысяче тонн химического взрывчатого ве­щества; 1 мегатонна (1 Мт) равна одному миллиону тонн химического взрыв­чатого вещества). Они должны были ответить на вопрос, как повлияет атомное оружие на планы развития американского военно-морского флота. Но уже тогда Эдвард Теллер ставил условием своей работы в Лос-Аламосе проведение 12 испытательных взрывов в год9 (реальность дала 22!).

В 1948 г. Соединенные Штаты осуществили три новых экспери­мента с атомным оружием. «Создавалось чрезвычайно опасное по­ложение. Советский народ вынужден был мобилизовать все свои материальные и духовные силы, чтобы прорвать ставшую угрозой миру атомную монополию США, и в предельно короткие сроки со­здать собственное ядерное оружие»10.

После первого советского атомного взрыва 29 августа 1949 г. США, как бы спохватившись, провели в 1951 г. сразу 16 экспери­ментов. Безудержная ядерная гонка стала фактом.

Разработчики стремились сделать габариты оружия минимальны­ми, а, с другой стороны, добиться максимального выгорания доро­гостоящего ядерного «горючего». Эти противоречивые цели толка­ли на расширение полигонных экспериментов: они позволяли опре­делить оптимальные параметры нового оружия. И приближали эру водородного оружия.

Таким образом, с первых шагов ядерной гонки в обеих странах акцент был сделан, прежде всего, на программах опытных взрывов. Их проведение открывало путь для совершенствования зарядов при­менительно к разнообразным носителям и для увеличения их мощ­ности. Разумеется, прежде чем появлялось принципиально новое решение, старались «выжать» максимум из уже известной конструк­ции: увеличение мощности достигалось обычными усовершенство­ваниями, а также размещением в изделии возможно большего ко­личества делящегося вещества.

Испытания в США и СССР преследовали и другие цели11, но приоритетной задачей всегда оставалось совершенствование ядерного оружия и его удешевление.

Общая картина ядерных испытаний, проведенных в США и СССР, выглядит следующим образом.

Программа США за 47 лет (первый взрыв состоялся 16 июля 1945 г., последний — 23 сентября 1992 г.) включает 1056 ядерных испытаний (с учетом двух взрывов в 1945 году в Японии, 27 экспери­ментов в мирных целях и 24 ядерных испытаний, проведенных на Невадском полигоне совместно с Великобританией). Общее число взорванных ядерных зарядов и устройств 1151 (естественно, число взорванных зарядов превосходит число испытаний, т. к. в некоторых испытаниях могло быть задействовано сразу более одного заряда). Из них 1116 было взорвано в военных целях. Полное энерговыделение всех ядерных испытаний США оценивается в 180 Мт.12

Программа СССР за 41 год (29 августа 1949 — 24 октября 1990) включает 715 ядерных испытаний (124 из них было проведено в ин­тересах народного хозяйства страны). Таким образом, в среднем СССР ежегодно проводил около 17 испытаний (США — 22). В общей слож­ности советская программа потребовала 969 ядерных зарядов и уст­ройств, из которых 796 были взорваны в военных целях. Полное энер­говыделение ядерных испытаний СССР составило 285,4 Мт.13

Таким образом, в ходе всех 1771 испытаний (их распределение по годам дается в Приложении, табл. 2) суммарная мощность ядерных устройств, взорванных двумя странами, превысила 460 Мт. Из них 215 Мт — или более 46% — приходятся на 12 сверхмощных совет­ско-американских взрывов. Эти взрывы (см. в Приложении табл. 3 и 4 для США и СССР) стали вехами технологического продвижения вперед и для каждой из сторон были безусловным актом устраше­ния потенциального противника.

Кроме шести взрывов сверхбольшой мощности (больше 10 Мт каждый, табл. 4) СССР провел 22 воздушных испытания мегатонного класса (мощностью между 1,5 Мт и 10 Мт), которые были осуще­ствлены в период 1955—1962 гг.14 Все они, за исключением взрыва 22 ноября 1955 г. под Семипалатинском, были проведены на поли­гоне Новая Земля.

Соединенные Штаты, помимо указанных в таблице 3 сверхмощ­ных взрывов, реализовали в период 1954—1962 гг. еще 24 воздушных эксперимента мегатонного класса (мощностью от 1 Мт до 8,5 Мт), используя для этой цели баржи, самолеты, ракеты или же проводя взрывы на поверхности земли15.

Сверхмощные американские испытания были проведены в 1950-е го­ды. Советские супервзрывы пришлись на начало 1960-х, чему, есте­ственно, есть свое объяснение. Ниже мы коснемся этой темы.

В США не скрывалась политическая подоплека подобного рода испытаний: «Единственно возможный путь для Америки гарантиро­вать собственную безопасность состоял в том, чтобы создать намного более мощную бомбу, чем имели русские»16.

31 октября 1952 года американские физики осуществили экспе­римент Mike — первый термоядерный супервзрыв в современном понимании этого термина. Хотя этот взрыв и был промежуточным экспериментом в интересах создания термоядерного оружия (оно появилось в США только 28 февраля 1954 г.), мощность взрыва (10,4 Мт) поражала воображение.

Супериспытания (кроме взрыва советской 50-мегатонной бомбы и, возможно, эксперимента Mike), приведенные в таблицах 3 и 4, сопровождались значительным радиационным загрязнением окружа­ющей среды. Трагедия, разыгравшаяся с японскими рыбаками пос­ле взрыва Bravo, вызвала острый резонанс и протесты в мире. Тако­вы были реальности холодной войны, главной составляющей кото­рой являлось противостояние двух ядерных гигантов.

Подобные взрывы проводились, чтобы снарядить мощными за­рядами существовавшие тогда средства доставки и чтобы одновре­менно произвести должное впечатление на потенциального против­ника. «Атому предстояло стать универсальной сдерживающей силой. Сверхбомбы, или стратегическое оружие, должны были предотвра­тить мировую войну»17.

Большие мощности зарядов рассматривались в те годы как необ­ходимость, чтобы преодолеть неточности доставки заряда к цели. Сказывалась и психология ядерной гонки: чем мощнее заряд — тем сильнее впечатление на людей, тем весомее претензия на предпола­гаемое «превосходство» и тем выше шансы получить финансирование.

Появлению сверхмощных зарядов способствовали также их отно­сительная дешевизна, политический расчет и профессиональный энтузиазм разработчиков. Наивно полагать, что, скажем, Н. С. Хру­щев сам навязал советским ядерщикам идею создать 100-мегатонную бомбу. Все случилось на встрече в Кремле 10 июля 1961 года, когда руководители Арзамаса-16 доложили о возможности разработать подобную конструкцию. Другое дело, что Хрущев немедленно «ух­ватился» за нее: «Пусть 100-мегатонная бомба висит над капиталис­тами, как дамоклов меч!»

Со стороны наших разработчиков интерес к сверхмощным заря­дам носил характер именно увлечения, которое не было продикто­вано глубоко продуманными стратегическими соображениями: пре­обладало стремление дойти в том или ином техническом направле­нии до предельных характеристик.

Однако состязательность с Западом являлась важным стимулом. Свое влияние оказывали и взаимоотношения между двумя ядерными центра­ми страны (в Сарове и Снежинске). Это особенно проявилось в серии испытаний 1961—1962 годов. Соперничество между двумя отечествен­ными ядерными центрами вызывало даже большее эмоциональное на­пряжение, чем ощущавшееся абстрактно соревнование с заокеанскими конкурентами. Ведь выигравшая сторона получала «приз»: ее заряд при­нимался в серию для оснащения того или иного носителя. Оба конку­рирующих института работали в высшей степени профессионально, и создаваемые заряды отличались высокими характеристиками.

Простор для увеличения мощности термоядерного оружия откры­вался и по другой причине: суперзаряды не становились супердоро­гими. Высокую стоимость имеют в основном уран-235, плутоний-239 и тритий. Другие компоненты, например уран-238 и дейтерий, которые обеспечивают основное наращивание мощности, относи­тельно дешевы. Не возрастают заметно и расходы на изготовление заряда. Поэтому затратный механизм, который обычно сдерживает стремление к неумеренному росту характеристик технических изде­лий, здесь отсутствовал. Наконец, воодушевляло «встречное движение»: советское руко­водство видело в ядерной мощи страны козырную карту, сильней­ший аргумент в политике противостояния Западу. Это особенно проявилось в 1961—1962 гг.

Советское руководство в лице Хрущева считало полезным проде­монстрировать могущество СССР в период Берлинского и назревав­шего Карибского кризисов. Хрущев лично нацелил разработчиков ядерного оружия на проведение серии испытаний, чтобы подчеркнуть жесткость позиции Советского Союза в сложившейся напряженной международной обстановке. Подразумевалось также (и об этом гово­рилось), что супервзрывы в атмосфере, сопровождаемые рядом эффек­тов, которые не останутся без внимания многих наблюдательных стан­ций в мире, увеличат всеобщее ощущение опасности и страха перед ядерным оружием и усилят движение за его запрещение.

Для эпохи сверхмощных взрывов было характерно какое-то чудо­вищное смещение акцентов во взаимоотношениях двух великих дер­жав — лидеров противостоящих блоков. Господствовало извращенное представление: борьба между ними важнее общечеловеческих интере­сов. Как-то забывался обоюдоострый характер ядерного оружия: ра­диоактивные осадки, распространяясь повсеместно, не щадят ни жерт­ву, ни агрессора. Обе противостоящие стороны очень медленно «вы­здоравливали» от такого подхода. Небывалые по количеству взрывов испытания 1961—1962 годов, когда СССР провел 138 испытаний, а США — 106, казалось, перешли все допустимые границы.

Аргументируя в 1961 г. свой отказ от моратория и необходимость проведения ядерных взрывов, правительство СССР заявляло: «Со­ветский народ, Советское правительство не могут не считаться с тем, что снова, как и двадцать лет назад, на подступах к рубежам нашей Родины клубятся зловещие тучи войны, что Западную Гер­манию и нынешних союзников германских милитаристов трясет лихорадка военных приготовлений... Советское правительство не выполнило бы своего священного долга перед народами своей стра­ны, перед народами социалистических стран, перед всеми народа­ми, стремящимися к мирной жизни, если бы перед лицом угроз и военных приготовлений, охвативших США и некоторые другие страны НАТО, оно не использовало бы имеющихся у него возмож­ностей для совершенствования наиболее эффективных видов ору­жия, способных охладить горячие головы в столицах некоторых

держав НАТО»18.

Испытание 30 октября 1961 г. над Новой Землей 100-мегатонной термоядерной бомбы (в варианте половинной мощности) стало зна­ковым событием не только для 12 лет, прошедших после первого советского атомного взрыва в августе 1949 г., но и для всей после­дующей программы испытаний ядерного оружия в СССР19. Появле­ние такой бомбы было спровоцировано не только несколькими уже проведенными мощными американскими термоядерными взрывами (см. табл. 3), но и тем, что в начале 1960 г. в иностранной печати появились публикации о возможности создания супербомбы мощно­стью в 1000 мегатонн20.

Произведенный взрыв оказался рекордным по своей силе и занял место в Книге рекордов Гиннесса21. Он стал одной из кульминаций эпохи холодной войны и одним из ее символов. Его мощность в де­сять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии. Столь ужасающий взрыв в боевых условиях мгновенно породил бы гигантский огненный смерч, который охватил бы территорию, близ­кую по площади, к примеру, всей Владимирской области России.

Взорванная бомба никогда не являлась оружием и военного зна­чения не имела. Это был акт разовой силовой демонстрации, сопут­ствовавшей конкретным обстоятельствам политической кухни, «боль­шой игре» на устрашение между сверхдержавами. Наши соотечествен­ники узнали о намеченном эксперименте только 17 октября 1961 года — в первый день работы XXII съезда КПСС, когда Хрущев в отчетном докладе, отступив от текста, заявил: «...Хочу сказать, что очень успеш­но идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завер­шим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, веро­ятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тро­тила. (Аплодисменты.) Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. (Бурные аплодисменты.) Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но, взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для взрыва 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай Бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над ка­кой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни! (Бурные ап­лодисменты.)» И добавил, сказав о тех, кто работает над совершен­ствованием ядерного оружия и ракетной техники: «Мы гордимся эти­ми товарищами, воздаем им должное, радуемся их творческим успехам, которые способствуют укреплению оборонной мощи нашей Родины, укреплению мира во всем мире. (Бурные аплодисменты.)»22

Взрыв невероятной мощи показал всеразрушительность и бесче­ловечность созданного оружия массового уничтожения, достигшего апогея в своем развитии. Человечество, политики должны были осознать, что в случае трагического просчета победителей не будет. Как бы ни был изощрен противник, у другой стороны найдется со­крушительный ответ. В то же время созданный 50-мегатонный за­ряд демонстрировал могущество человека: взрыв по своей мощи был явлением уже почти космического масштаба23.

Огромная мощность взорванной в СССР бомбы должна была вы­звать и вызвала тревогу во всем мире. Возникало понимание того, что это оружие должно быть взято под международный контроль, формы которого хотя еще и не найдены, но их надо искать и реализовывать.

Действительно, не сразу, но постепенно был заключен ряд согла­шений. Первым прорывом на пути к обузданию гонки вооружений стал знаменитый Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах, подписанный 5 августа 1963 года в Москве.

 

На пути к благоразумию

Со дня заключения Московского договора о запрещении испы­таний ядерного оружия в атмосфере, в космосе и под водой прошло уже почти 40 лет. Но до сих пор некоторые ключевые страницы многолетней эпопеи, приведшей к этому важнейшему результату, остаются неизвестными для широкой публики24.

Что касается нашей страны, то важно обратить внимание на сле­дующий факт. К 1 апреля 1954 г. И. В. Курчатов вместе со своими коллегами по атомному проекту академиками А. И. Алихановым, А. П. Виноградовым и И. К. Кикоиным, а также министром атом­ной отрасли В. А. Малышевым подготовили закрытый материал в виде рукописи статьи для будущей публикации. Для принятия ре­шения экземпляр документа был направлен Малышевым Н. С. Хру­щеву. Авторы статьи писали: «Темпы роста производства атомных взрывчатых веществ таковы, что уже через несколько лет накоплен­ных запасов атомных взрывчатых веществ будет достаточно для того, чтобы создать невозможные для жизни условия на всем земном шаре. Взрыв около ста больших водородных бомб приведет к тому же... Таким образом, нельзя не признать, что над человечеством на­висла огромная угроза прекращения всей жизни на Земле»25. В ру­кописи особо подчеркивалось, что «помимо разрушающего действия атомных и водородных бомб, человечеству... угрожает и еще одна опасность — отравление атмосферы и поверхности земного шара радиоактивными веществами, образующимися при ядерных взры­вах... Уже теперь, когда на земле произведено всего несколько де­сятков опытных взрывов атомных и водородных бомб, общая радио­активность верхних слоев земли ощутимо повысилась. Происходит заражение и водных бассейнов».

Позиция и аргументы главного атомного эксперта страны И. В. Кур­чатова и его коллег не могли не произвести впечатления на высшее советское руководство. Однако по неизвестным причинам статья так не была разрешена для публикации. Только через 4 года наступила пора первых зондирующих международных переговоров относительно воз­можности заключения договора о прекращении ядерных испытаний26.

С 1 июля по 21 августа 1958 г. в Женеве прошло совещание на­учных экспертов, в котором приняли участие такие известные уче­ные, как Е. К. Федоров, Н. Н. Семенов, И. Е. Тамм, М. А. Садов­ский (СССР), Дж. Фиск, X. Бете, Э. Лоуренс (США), Дж. Кокрофт, У. Пенни (Англия) и др. В итоговом докладе своим правительствам эксперты выступили с согласованной точкой зрения: контроль за прекращением взрывов, если такое соглашение будет достигнуто, возможен. Для этого рекомендовалось создать сеть из 160—170 кон­трольных постов и предусмотреть возможность проведения инспек­ций на месте явлений, подозреваемых как ядерный взрыв27. 31 ок­тября 1958 г. начались переговоры уже правительственных делегаций СССР, СШАи Великобритании о «приостановке»28 испытаний ядер­ного оружия. Последовавшие затем изнурительные переговоры меж­ду СССР, США и Англией о полном прекращении испытаний продолжались свыше 4 лет и, казалось, окончательно «споткнулись» на проблеме установления контроля. Об этом драматическом этапе на переговорах написано немало, как и о том, что сами переговоры, по существу, зашли в тупик. Он был преодолен самым неожиданным образом — спасение пришло именно от создателей оружия, работав­ших в советском ядерном центре — Сарове.

Весной 1963 года Виктор Борисович Адамский, один из разработ­чиков 50-мегатонной бомбы, как-то зашел к своему руководителю Андрею Дмитриевичу Сахарову и завел с ним разговор о том, что возникла ситуация, при которой соглашение о запрещении испыта­ний ядерного оружия может стать реальностью.

Необходимость в этом назрела. Небывалое число ядерных взры­вов в атмосфере в начале 60-х гг., включая сверхмощные, повсемест­но усилило волну протестов. Всколыхнул мировую общественность и ракетный Карибский кризис, чуть не ввергнувший осенью 1962 г. весь мир в термоядерную катастрофу. Развернул работы над созда­нием своего ядерного оружия Китай, отношения с которым у Со­ветского Союза становились все напряженнее.

Окончательный провал переговоров о запрещении ядерных испы­таний поставил бы США и СССР перед опаснейшей чертой. Насту­пил, таким образом, критический момент, когда из огромного «пе­реговорного» багажа, уже накопленного дипломатами в поисках со­глашения, можно было попытаться найти оптимальный вариант договора, который в создавшихся условиях устроил бы все стороны.

Адамский добавил, что на этот счет у него есть не только аргу­ментированное предложение, но и подготовленный проект обраще­ния к премьеру Н. С. Хрущеву. И он протянул несколько страничек с рукописным текстом Сахарову:

«Дорогой Никита Сергеевич!

Мы, ученые, работающие в КБ-11, т. е. в организации, занимаю­щейся разработкой и конструированием атомных и водородных заря­дов, хотим поделиться с Вами некоторыми нашими соображениями об одном из возможных путей достижения соглашения о прекращении ядерных испытаний.

Переговоры о полном запрещении испытаний столкнулись с больши­ми трудностями.

Несколько лет назад американская сторона предлагала достигнуть соглашения о прекращении испытаний в атмосфере и космосе с сохра­нением права производить подземные испытания небольшой мощности. Мы хотим обратить Ваше внимание на то, что, если не удастся до­стигнуть соглашения о полном прекращении ядерных испытаний, то, возможно, имеет смысл выдвинуть это предложение от имени Совет­ского Правительства.

Наши аргументы в пользу такого предложения заключаются в сле­дующем:

1. Непосредственный вред, приносимый испытаниями в виде зара­жения атмосферы, выпадения радиоактивных осадков и т. п. вызыва­ется именно воздушными испытаниями. В случае подземных испытаний все радиоактивные продукты локализованы в месте взрыва и не выбрасываются в атмосферу, и не уносятся подпочвенными водами, если место взрыва выбрано удачно.

2. Военное значение воздушных и подземных взрывов совершенно раз­лично. Воздушные взрывы служат для совершенствования атомного и водородного оружия во всем диапазоне мощностей от тактического до сверхмощного. Кроме того (а на данном этапе развития атомного ору­жия это выходит на первый план), воздушные взрывы используются для практических стрельб и других видов обучения войск обращению с ядер­ным оружием, а также для комплексных отработок ракет вместе с зарядами, систем ПРО и прорыва ПРО. Подземные взрывы небольшой мощности могут быть использованы лишь для совершенствования ору­жия малой мощности и для различного рода модельных экспериментов, военная ценность которых весьма ограничена. Нам кажется, что, не имея возможности проводить воздушные испытания, страна, не обла­дающая ядерным оружием, не сможет создавать современную систе­му ядерного вооружения.

3. Возможности мирного применения ядерных взрывов связаны как раз с подземными взрывами и не нуждаются в проведении воздушных испытаний. Полное прекращение всяких испытаний, в том числе под­земных, не позволило бы вести работу над мирным использованием ядер­ных взрывов. Мы думаем, что мирное применение ядерных взрывов име­ет широкие перспективы во многих направлениях, таких, как энерге­тика, вовлечение в промышленный оборот ториевых руд для их переработки в делящиеся вещества, получение трансурановых элемен­тов, омоложение нефтяных месторождений, перемещение больших масс породы при строительстве каналов и аналогичных сооружений, вскры­тие рудных и угольных пластов.

Такое предложение, как нам кажется, имеет хорошие шансы быть принятым западными державами и является вместе с тем приемлемым для нас. Заключение соглашения о прекращении испытаний в атмосфере и космосе и ограничение испытаний под землей небольшой мощностью прекратило бы заражение атмосферы радиоактивными продуктами, затормозило бы гонку вооружений и, вероятно, предотвратило бы даль­нейшее распространение атомного оружия среди стран, им не распо­лагающих, и вместе с тем не помешало бы разработке способов мир­ного применения ядерных взрывов. Наличие соглашения по вопросу об испытаниях в воздухе и космосе создало бы благоприятный прецедент для решения более сложных международных проблем»29.

Адамский напомнил также о давнем предложении Эйзенхауэра заключить соглашение о прекращении испытаний в атмосфере и высказал мысль, что сейчас, быть может, наиболее подходящее вре­мя, чтобы оживить эту мысль. Американцы, естественно, не смогут ей противиться. Фактически Адамский синтезировал в проекте пись­ма рациональные идеи, содержавшиеся в более ранних предложениях Эйзенхауэра, Кеннеди и Хрущева, освободив их от спорного вопро­са о подземных взрывах и необходимости инспекции на местах, а также от увязывания соглашения о запрещении испытаний в трех средах — в атмосфере, космосе и под водой — с обязательством (на чем особенно настаивал Хрущев), что «в отношении подземных испытаний будут продолжены переговоры». В качестве своеобразной компенсации для Хрущева в проекте письма особо подчеркивалось, что договор о запрещении ядерных взрывов в трех средах не позво­лит стране, не обладающей ядерным оружием, создать «современную систему ядерного оружия», которой СССР, естественно, уже распо­лагал. Кроме того, «полное прекращение всяких испытаний, в том числе подземных, не позволило бы вести работу над мирным ис­пользованием ядерных взрывов» — направление, которое, как тогда полагали советские специалисты, «имеет широкие перспективы».

А. Д. Сахаров посчитал, что направлять столь важное письмо Хрущеву по почте не следует: уйдет время, да и письмо может по­пасть в другие руки. В то же время, нельзя было оставлять в неве­дении и Е. П. Славского, возглавлявшего Министерство среднего машиностроения.

Андрей Дмитриевич вспоминал: «Его (Адамского) слова произве­ли на меня очень большое впечатление, и я решил тут же поехать к Славскому. Славский находился тогда в правительственном санато­рии в Барвихе. Я доехал на министерской машине до ворот санато­рия, отпустил водителя и по прекрасному цветущему саду прошел в тот домик, где жил Ефим Павлович. Он встретил меня очень радуш­но... Я изложил Славскому идею частичного запрещения, не упоми­ная ни Эйзенхауэра, ни Адамского; я сказал только, что это — вы­ход из тупика, в который зашли Женевские переговоры, который может быть очень своевременным политически. Если с таким пред­ложением выступим мы, то почти наверняка США за это ухватят­ся. Славский слушал очень внимательно и сочувственно. В конце беседы он сказал: «Здесь сейчас Малик (заместитель министра ино­странных дел). Я поговорю с ним сегодня же и передам ему вашу идею. Решать, конечно, будет «сам» (т. е. Н. С. Хрущев)». Славский проводил меня до двери». Через какое-то время министр позвонил Сахарову и сказал: «Я звоню вам, чтобы сообщить, что ваше пред­ложение вызвало очень большой интерес наверху, и, вероятно, вско­ре будут предприняты какие-то шаги с нашей стороны»30.

Настоящая сенсация, истоки и причины которой мы теперь хо­рошо понимаем, разразилась 2 июля 1963 года, когда Н. С. Хрущев, выступая на митинге германо-советской дружбы в Берлине и как бы подводя почти пятилетние беспросветные переговоры о запрещении ядерных испытаний к быстрому и положительному финалу, неожи­данно заявил:

«Советское правительство убеждено в том, что интересам наро­дов отвечает быстрейшее заключение соглашения о прекращении всех испытаний ядерного оружия — в атмосфере, в космическом пространстве, под водой и под землей. Но сейчас это, очевидно, невозможно ввиду позиции западных держав.

Тщательно взвесив создавшееся положение, советское правитель­ство, движимое чувством высокой ответственности за судьбы наро­дов, заявляет, что, поскольку западные державы препятствуют заключению соглашения о запрещении всех ядерных испытаний, Со­ветское правительство выражает готовность заключить соглашение о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космическом про­странстве и под водой. Мы и раньше выступали с этим предложе­нием, но западные державы сорвали достижение соглашения, выд­винув дополнительные условия, которые предусматривали осуществ­ление широкой инспекции нашей территории.

Если теперь западные державы согласны с этим предложением, то вопрос об инспекции полностью отпадает. Ведь западные держа­вы заявляли, что для проверки выполнения государствами своих обязательств по прекращению ядерных испытаний в атмосфере, кос­мосе и под водой не нужно никаких инспекций31. Стало быть, до­рога к решению вопроса открыта»32.

И действительно, уже 5 августа 1963 г. Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, под водой и в космическом про­странстве был подписан от имени правительств Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании.

Инициатива, проявленная В. Б. Адамским, оказалась, таким об­разом, и к месту, и ко времени. Как представляется, она сыграла решающую роль в изменении позиции Хрущева, который до после­днего отстаивал идею соглашения о полном прекращении испыта­ний в атмосфере, космосе, под водой и под землей, но теперь (с учетом ситуации, сложившейся на переговорах) уже не мог не согласиться с доводами своих экспертов-ядерщиков.

 


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 273; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!