ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 14 страница



Покинув к концу октября венгерскую столицу, советские воин­ские части расположились в непосредственной близости от нее. В то же время происходил ввод новых соединений на территорию стра­ны. Получив об этом информацию, правительство И. Надя заявило послу СССР протест. Было принято решение о выходе Венгрии из Организации Варшавского Договора, превращении ее в нейтральное государство, обращении в ООН с просьбой о помощи в защите сво­его нейтралитета106. Таково было мнение всех партий, образовавших в начале ноября правительственную коалицию, в том числе Венгер­ской социалистической рабочей партии, объявившей себя преемни­цей реформаторских коммунистических сил самораспустившейся в конце октября ВПТ. Правительство СССР дало формальное согла­сие на ведение переговоров о выводе советской армии из Венгрии, которые были назначены на 3 ноября.

Осуществлению запланированной Москвой силовой акции пред­шествовала серия тайных встреч Хрущева и других членов политиче­ского руководства СССР с лидерами социалистических стран. Совет­ская сторона проинформировала их о своих планах и заручилась под­держкой. Особую позицию занял лишь В. Гомулка, только что пришедший к власти на волне демократического подъема. Восприняв известие о готовившихся действиях в отношении Венгрии с явным неудовольствием, польские руководители В. Гомулка и Ю. Циранке-вич все же обещали воздержаться от публичного протеста. Можно предполагать, что здесь сыграли свою роль соображения о необходи­мости сохранения статус-кво в межблоковых отношениях. Провозгла­шение Венгрией нейтралитета было равноценно ее выходу из совет­ской сферы влияния, а потому не без оснований воспринималось как посягательство на пересмотр ялтинско-потсдамской модели, гаранти­ровавшей Польше очень выгодные западные границы107.

Позиция Югославии, продолжавшей до известной степени дис­танцироваться от социалистического лагеря и не связанной блоко­вой дисциплиной, интересовала советских руководителей еще боль­ше, чем мнение польских руководителей. Встреча Н. С. Хрущева и Г. М. Маленкова с И. Броз Тито и его ближайшими соратниками Э. Карделем и А. Ранковичем состоялась в ночь со 2 на 3 ноября на острове Бриони в Адриатике. Вопреки опасениям советских лидеров брионская встреча показала почти полное единодушие двух сторон в оценке происходившего в Венгрии. Будучи, как и Хрущев, сторон­ником однопартийного социализма, Тито не мог не встревожиться отнюдь не только террористическими акциями в соседней Венгрии, но и начавшимся там переходом от однопартийной системы к коа­лиционному правлению. Он согласился с Хрущевым в том, что И. Надь фактически расчистил дорогу «контрреволюции», что «заво­евания социализма» поставлены под угрозу, и это делает необходи­мым вооруженное вмешательство СССР108. В качестве главы нового венгерского правительства югославской стороной был предложен Я. Кадар, к этому времени тайно порвавший с правительством И. Надя и уже находившийся в Москве. Советские лидеры приняли этот выбор, отказавшись от своих первоначальных планов поставить во главе правительства Ф. Мюнниха.

Возвращение Н. С. Хрущева и Г. М. Маленкова с Бриони к ве­черу 3 ноября означало, что все дипломатические приготовления остались позади. Теперь слово было за ведомством Г. К. Жукова. На рассвете 4 ноября в Будапешт вступили советские войска. Имре Надь и ряд членов его правительства нашли убежище в югославском по­сольстве, а позже, вопреки первоначальным заверениям нового, ус­тановленного Москвой правительства Я. Кадара, предстали перед судом. Вооруженное сопротивление повстанцев и сражавшихся на их стороне частей регулярной армии было сломлено к 10—11 ноября. К началу 1957 г. в основном была подавлена и деятельность рабо­чих советов, взявших на себя роль оппозиционного центра.

Таким образом, венгерский кризис 1956 г., поставив Москву пе­ред нелегким выбором между военными и политическими средства­ми своего разрешения, предоставил ей шанс коренным образом пе­ресмотреть свои представления о характере отношений со странами, находящимися в советской сфере влияния, и — шире — всю докт­рину безопасности СССР. Как показывают документы, в Кремле не только осознали неэффективность прежней восточноевропейской политики СССР, основанной на жестком диктате, но и сделали оп­ределенный шаг к отказу от нее. Успех мирного варианта развития в Польше был наилучшим свидетельством в пользу возможности пересмотреть такую политику без ущерба для безопасности СССР, а напротив, в интересах стабилизации положения в мировой системе социализма. В сравнении с польскими событиями венгерские пред­ставляли собой более серьезный вызов советской гегемонии в Цент­ральной Европе. И последовательности в проведении нового курса советским лидерам явно не хватило. А. И. Микоян, до конца отста­ивавший линию на политическое разрешение конфликта, не был понят и поддержан своими коллегами по Президиуму ЦК. Востор­жествовал более привычный силовой подход. Достигнутая вооружен­ным путем победа решила сиюминутную задачу «наведения поряд­ка» в Венгрии, но в более долгосрочном плане оказалась пирровой. Упущенный в 1956 г. шанс перестройки на новых основах системы отношений в лагере социализма способствовал углублению кризиса этой системы, приведшего в конечном итоге к ее краху на рубеже 1980-1990-х годов.

При всей неоднозначности развития событий в Венгрии осенью 1956 г., предпринятый руководством СССР силовой способ решения венгерской проблемы вступал в острое противоречие с нормами международного права и наглядно продемонстрировал всему миру пределы провозглашенного Н. С. Хрущевым с трибуны XX съезда КПСС курса на отказ от сталинской политической практики, на признание многообразия форм перехода к социализму. Показав не­способность советских лидеров пойти на решительный разрыв со сталинским наследием во внешней политике, действия СССР в Венгрии отрицательно сказались на его международном престиже.

Как явление международных отношений, венгерский кризис 1956 г. стал лишь эпизодом в истории холодной войны, не оказав­шим долгосрочного влияния на советско-американский диалог, меж­блоковое противостояние. Ко времени поездки Н. С. Хрущева в США в 1959 г. подавление венгерского восстания уже не было фак­тором, существенно отягощавшим развитие двусторонних отноше­ний. Вместе с тем каждая из сторон в своей последующей полити­ке должна была в той или иной мере учитывать исторический опыт «будапештской осени». Для всей мировой общественности, и в том числе рассчитывавших на помощь Запада оппонентов коммунизма в самих странах Восточной Европы, результативность и безнаказан­ность советских действий в Венгрии явились самым явным подтвер­ждением незыблемости установленной после Второй мировой вой­ны биполярной системы международных отношений, резко ограни­чивавшей возможности эффективного вмешательства каждой из сторон в государстве, относящемся к сфере влияния противополож­ной державы. Показав несостоятельность доктрины Д. Эйзенхауэра, венгерский кризис дал толчок последующему пересмотру всей вос­точноевропейской политики США, в результате которого концепция «освобождения» была заменена доктриной «наведения мостов». Ты­сячи венгров, понадеявшихся на американскую помощь в борьбе с Советами, вопреки обещаниям радиостанции «Свободная Европа», этой помощи так и не получили. Впоследствии этот урок не могли не учитывать чехословацкие реформаторы 1968 г., их единомышлен­ники в других странах Восточной Европы, включая и саму кадаров-скую Венгрию.

События 1956 г. в Венгрии имели немалые последствия для миро­вого коммунистического движения. Политика СССР в ходе венгер­ского кризиса, не только нацеленная на удержание Венгрии в рам­ках советского блока, но исходившая из неприятия слишком далеко идущих мер по реформированию ее политической системы, показала сторонникам «национального коммунизма» в разных странах, что лю­бые попытки отхода от советской модели общественного устройства воспринимаются официальной Москвой как посягательство на ее ве­дущую роль в международном коммунистическом движении и способ­ны вызвать ее негативную реакцию. Вследствие венгерских событий в ряде западных компартий обострилось противоречие между привер­женцами национально-специфических путей к социализму и сторон­никами последовательной ориентации на Москву, отчетливо намети­лась тенденция к расколу. Под непосредственным влиянием венгер­ского кризиса приостановилось начавшееся в 1954—1955 гг. сближение Советского Союза с титовской Югославией, продолжавшей упорно отстаивать программу национального коммунизма, произошло замет­ное осложнение советско-югославских отношений.

Избранный Москвой силовой способ решения венгерского воп­роса оттолкнул от нее многих левых интеллектуалов на Западе, свя­зывавших с XX съездом КПСС определенные надежды на демокра­тическое обновление социализма. Это способствовало усилению изо­ляции мирового коммунистического движения от потенциальных союзников и соответственно углублению его кризиса.

Не менее значительным было влияние кризиса в Венгрии на внутриполитическую ситуацию в СССР. Страх перед развитием со­бытий по венгерскому образцу в случае утраты партийным руковод­ством тотального контроля за ходом реформ сформировал в созна­нии советской партократии своего рода «венгерский синдром», еще более ограничивавший и без того весьма лимитированный реформа­торский потенциал хрущевского, а затем и брежневского социализ­ма, сдерживавший процессы десталинизации советского общества. Уже с конца 1956 г. руководство страны стало принимать меры пе­рестраховочного характера, призванные блокировать развитие внут­риполитических процессов по венгерскому варианту. Несколько иными были последствия событий 1956 г. для самой Венгрии. Ка-даровская либерально-прагматическая модель социализма, при кото­рой десять с половиной миллионов венгров на протяжении трех де­сятилетий пользовались принципиально большими экономическими и отчасти политическими свободами, нежели население большинства стран социалистического лагеря, также явилась плодом революции 1956 г., завоеванным в упорной борьбе и политым кровью не одной тысячи жертв.

Польские и венгерские события осени 1956 г., указав на усиле­ние центробежных тенденций внутри советского лагеря, явились серьезным вызовом для советского руководства, поставившим со всей очевидностью вопрос об эффективности всей прежней восточ­ноевропейской политики СССР, заставившим официальную Моск­ву внести в нее определенные коррективы. Важнейшим программ­ным документом советской политики в этом регионе в течение ряда лет продолжала оставаться «Декларация правительства СССР об ос­новах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими государ­ствами» от 30 октября 1956 г., в которой подчеркивалась важность принципа равноправия во внутриблоковых отношениях. (При этом видимое противоречие между декларированными положениями об уважении суверенитета каждой из стран, с одной стороны, и сило­вым решением «венгерского вопроса» — с другой, пытались разре­шить, ссылаясь на возникшую в Венгрии угрозу социализму, требо­вавшую, по мнению советского руководства, незамедлительного вме­шательства извне.) Фразеология декларации 30 октября нашла отзвук в документах, составленных по итогам советско-польских перегово­ров 15—18 ноября 1956 г. и советско-румынских переговоров в кон­це ноября — начале декабря 1956 г., а также встреч с лидерами дру­гих европейских социалистических стран, состоявшихся зимой—вес­ной 1957 г. Для того чтобы укрепить пошатнувшееся единство лагеря, Советскому Союзу пришлось в это время списать ряду сво их союзников долги и предоставить им выгодные кредиты109. В пос­ледующие годы экономические, торговые отношения СССР со стра­нами Восточной Европы строились на более взаимовыгодной, парт­нерской основе, нежели это было в первой половине 1950-х годов.

9 февраля 1960 г. было подписано соглашение о равноправии стран — участниц Организации Варшавского Договора. При всех дек­ларациях принципа равноправия этот шаг, как и соглашения в эко­номической области, был уступкой, призванной в конечном счете способствовать консолидации социалистического лагеря именно на основе признания руководящей роли СССР. Задачи преодоления центробежных тенденций внутри ОВД вплоть до начала 1960-х го­дов в целом успешно решались. Об этом свидетельствовал, в част­ности, ряд совместных внешнеполитических акций, адресованных Западу. Так, например, в июне 1960 г. страны советского блока вы­шли вслед за СССР из Комитета 10 по разоружению, где советские инициативы не получили поддержки. Хотя иерархичность отноше­ний внутри лагеря фактически сохранялась, все-таки поле маневра отдельных стран во внешней политике несколько расширилось, что проявилось в активизации (не всегда в полной мере контролируемой СССР) экономических, торговых связей членов СЭВ как с индуст­риальными государствами, так и со странами «третьего мира», все более становившегося в это время ареной соперничества и проти­воборства двух социально-экономических систем и военно-полити­ческих блоков. Расширению экономических контактов с Западом способствовало дальнейшее сокращение правительством США зап­ретительных списков на экспорт в страны советского блока (к на­чалу 1960-х годов в этих списках оставалось примерно 10 % перво­начального перечня запрещенных товаров, так что в принципе к этому времени экономическая блокада соцлагеря со стороны США фактически прекращается110).

Модифицированная с учетом венгерских событий доктрина вос­точноевропейской политики США, изложенная в выступлениях го­сударственного секретаря Дж. Ф. Даллеса от 22 апреля и 18 сентяб­ря 1957 г., вице-президента Р. Никсона от 25 августа 1959 г. и пре­зидента Д. Эйзенхауэра от 27 августа 1959 г., не только отдавала несомненное предпочтение эволюционному характеру перемен в Во­сточной Европе, решительнее, чем ранее, отвергая путь военного вмешательства, но и предусматривала активную экономическую по­литику в отношении стран региона в целях упрочения американ­ского влияния. При этом в США продолжало укрепляться мнение о необходимости более дифференцированного подхода к восточно­европейским странам, что преследовало целью размывание монолит­ного восточного блока. Так, обещанное в начале ноября 1956 г. предоставление Венгрии экономической помощи в 20 млн долларов не состоялось, поскольку со свержением правительства И. Надя страна попадает под полный советский контроль, сводивший на нет любые усилия давления извне. В то же время, режим наибольшего благоприятствования был установлен экономическим связям с Польшей, ибо до начала 1960-х годов на Западе сохранялись надеж ды на более или менее глубокую либерализацию польского социа­лизма, в дальнейшем не оправдавшиеся. 14 мая 1957 г., принимая во внимание охлаждение советско-югославских отношений в результа­те венгерских событий, правительство США объявило о возобнов­лении военного сотрудничества с нейтральной Югославией, прерван­ного в условиях происходившего в 1955—1956 гг. сближения СССР

и ФНРЮ.

Новый президент Дж. Кеннеди уже в ходе предвыборной кампа­нии 1960 г. дал понять, что смена администрации в Вашингтоне не приведет к уменьшению озабоченности судьбами «угнетенных» вос­точноевропейских народов. В заявлении от 18 октября он назвал этот регион наиболее уязвимым местом в советской империи, через ко­торое должно проходить наступление США на позиции коммуниз­ма. Одновременно Кеннеди подверг критике правительство респуб­ликанцев за то, что в 1955—1956 гг. оно не сумело, воспользовавшись ослаблением коммунистической власти в Венгрии и Польше, акти­визировать американское влияние на эти страны, в первую очередь экономическое. Заявляя, что США и дальше будут поддерживать другие нации в их стремлении самим выбирать себе формы правле­ния, новый президент вместе с тем дистанцировался от «освободи­тельной» риторики своих предшественников, назвав доктрину «ос­вобождения» пустой фразеологией. С его приходом в Белый дом принимаются меры по расширению торговли со странами советского блока и «наведению мостов» посредством иных форм экономиче­ского и культурного сотрудничества. С другой стороны, при Кенне­ди, как и при Эйзенхауэре, восточноевропейский фактор принимал­ся во внимание при выработке концепции отношений двух сверх­держав. Так, 3 июля 1963 г. президент заявил о неприемлемости советского предложения заключить договор о ненападении на том основании, что его заключение было бы равносильно признанию Соединенными Штатами послевоенной советизации Восточной Гер­мании и всей Восточной Европы.

В соответствии с декларацией от 30 октября, затрагивавшей воп­рос о согласии стран-членов ОВД на пребывание на своей террито­рии иностранных войск, в течение марта—мая 1957 г. были подпи­саны соглашения о правовом статусе контингентов Советской Ар­мии, размещенных в ГДР, Польше, Венгрии, Румынии. Начиная с интервью Хрущева газете «New York gerald tribune» от 19 февраля 1957 г. проблема пребывания советских войск в Центральной Евро­пе все более увязывалась с диалогом между СССР и США по воп­росу их военного присутствия за рубежом и — шире — по вопро­сам сокращения вооружений. Декларированное правительством СССР весной 1958 г. обещание вывода войск из Румынии и сокра­щения их численности в Венгрии заняло свое место в ряду мирных инициатив, адресованных в те же месяцы Западу (наряду с заявле­нием СССР от 31 марта 1958 г. о прекращении в одностороннем порядке испытаний ядерного оружия, мерами по сокращению чис­ленности вооруженных сил стран ОВД). К осени 1958 г. советские войска покинули Румынию. Аналогичная инициатива Н. С. Хруще ва по выводу советских войск из Польши, не найдя поддержки польских лидеров, не была реализована, хотя численность контин­гента Советской Армии в этой стране была сокращена.

К середине 1958 г. в основном завершается внутриполитическая консолидация режима Я. Кадара в Венгрии, во внешней политике безоговорочно следовавшего в фарватере СССР. Смертный приговор, вынесенный в июне 1958 г. Имре Надю и приведенный в исполне­ние, вызвал волну возмущения во всем мире. Для многих была оче­видной несостоятельность обвинений против бывшего премьер-ми­нистра Венгрии, главная «вина» которого заключалась, по сути дела, в последовательном отстаивании курса на суверенитет своей страны' вступавшего в слишком резкое противоречие с образовавшейся в эпоху Сталина и продолжавшей оставаться в силе и после его смерти неравноправной системой отношений внутри восточноевропейского лагеря. Однако этим событием была в известном смысле поставле­на точка в истории венгерской революции, подведена черта под оп­ределенным периодом развития Венгрии в новейшее время; полити­ческая обстановка в стране к этому времени стабилизировалась и для дальнейшей консолидации режима необходима была смена такти­ки — задачи запугивания непокорных отходят на второй план, усту­пая место поискам путей наведения мостов к венгерской нации. По­казательно, что казнь Имре Надя почти совпала по времени с пуб­ликацией первых документов, заложивших основы кадаровской либерально-прагматической модели социализма, отличавшейся, по­жалуй, наибольшей гибкостью в сравнении с другими его реально воплощенными моделями. Произошедший на рубеже 1950—1960-х годов поворот режима Я. Кадара к относительно более либеральной внутренней политике имел для Венгрии и внешнеполитические по­следствия — венгерский вопрос был в декабре 1962 г. снят с повес­тки дня ООН, кадаровская Венгрия выходит из внешнеполитической изоляции, активизируются ее экономические, торговые связи с За­падом.

В Польше, где новое руководство во главе с В. Гомулкой в пери­од октябрьских событий 1956 г. сумело достойно противостоять дик­тату Москвы, относительные завоевания реформаторов (в частности, в области свободы печати, автономии культуры и школьной систе­мы, отношений между государством и церковью, отчасти в сфере избирательного права и в аграрной политике) не получили должно­го институционального закрепления и уже к началу 1958 г. ужесто­чается цензура, сторонники реформ отстраняются от ответственных должностей, после чего в течение короткого времени происходит откат к хотя и не слишком тиранической, но все же очень неэффек­тивной административно-бюрократической модели социализма.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 248; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!