ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 12 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 65 из 81Следующая ⇒

Полученная от Андропова во второй половине дня 23 октября телеграмма о том, что «оппозиционеры и реакция» активно подго тавливают «перенесение борьбы на улицу»⁵⁴, могла добавить советским лидерам озабоченности осложнением обстановки в Венгрии, и все-таки, пока в Дебрецене и Будапеште не прозвучали выстрелы, руководство КПСС считало приоритетной задачей разрешение польского кризиса. Хотя продвижение советских войск на Варшаву и было приостановлено 19 октября, военное вмешательство еще продолжало рассматриваться в Кремле как один из возможных способов сохранения советского влияния в Польше⁵⁵.

Вечером 23 октября Н. С. Хрущев позвонил Э. Гере и пригласил делегацию ВПТ на следующий день вылететь в Москву для участия во встрече представителей компартий ряда социалистических стран. Гере, сославшись на сложность обстановки у себя дома, от приглашения отказался. В повестке дня запланированной встречи стоял польский вопрос — предстояло выработать общую тактику действий советского лагеря в отношении Польши. Венгерские события, однако, изменили первоначальный сценарий: поскольку драма, разыгравшаяся в Венгрии, в известной мере заслонила собой события в Польше, в ходе состоявшегося 24 октября совещания венгерскому вопросу пришлось уделить несколько большее внимание, чем польскому⁵⁶.

На этой встрече Хрущев, излагая события предшествующего вечера, сделал акцент на просьбе о военной помощи, поступившей в конце концов от венгерских товарищей. Эту версию, однако, опровергают не только мемуары Ракоши⁵⁷, но в известной мере также запись заседания Президиума ЦК КПСС, начавшегося в Кремле около 10 часов вечера 23 октября. Никакого упоминания об инициативе с венгерской стороны в этой записи не содержится⁵⁸.

Инициатива, исходившая от руководства ВПТ, в самом деле была не очень решительной. Примерно в те же часы, когда состоялась первая телефонная беседа руководителей КПСС и ВПТ (и насколько позволяют судить имеющиеся источники, еще до этого разговора) Гере попытался прозондировать почву относительно возможного участия советских войск в наведении порядка. Для этого он связался с посольством СССР⁵⁹. Обращает на себя внимание, что первый секретарь ЦР ВПТ, по возможности, хотел решить вопрос «местными силами» Советской Армии (то есть прибегнуть к помощи дислоцированных в Венгрии частей Особого корпуса советских войск), без официального обращения к Москве, согласовав вопрос лишь с посольством и командованием Особого корпуса. Он не хотел привлекать чрезмерного внимания советских лидеров к волнениям в Венгрии, предпочел бы поставить их перед свершившимся фактом подавления нежелательных эксцессов.

Посол Ю. В. Андропов живо откликнулся на обращение Гере. Еще в первой половине дня он беседовал по телефону с командующим Особым корпусом генерал-лейтенантом П. Н. Лащенко, указывал на чрезвычайность ситуации, настаивал на приведении войск в полную боевую готовность. Около 19 часов, уже после звонка Гере, Андропов попытался склонить Лащенко к принятию решения о вступлении частей Особого корпуса в Будапешт (главным образом, в целях демонстрации силы). Однако генерал, не имевший соответствующего приказа от министра обороны, ответил на это предложение отказом⁶⁰. Примерно через час, около 20 ч. по среднеевропейскому (около 22 ч. по московскому) времени, из Генштаба поступил приказ о приведении соединений Особого корпуса в полную боевую готовность⁶¹. Хотя принципиальный вопрос о военном вмешательстве не был еще решен политическим руководством СССР, по линии Министерства обороны происходили предварительные приготовления к военной операции на случай, если поступят указания о ее осуществлении.

В течение вечера обстановка неуклонно продолжала обостряться и информация о ее ухудшении поступала в Президиум ЦК КПСС посредством телефонной связи — не только от посла, но также по армейским, а, вероятно, и по «гэбистским» каналам. Обеспокоенное новыми сообщениями, «коллективное руководство» КПСС, собравшееся поздно вечером на заседание, поручило Хрущеву соединиться по телефону с Гере и прямо обсудить с ним вопрос о военной помощи, который так и не был затронут в ходе предыдущего разговора лидеров двух партий. Связавшись с Гере, Хрущев сказал, что помощь будет незамедлительно оказана, если венгерское правительство обратится с соответствующим письменным обращением к правительству СССР. Гере, очевидно стремившийся уклониться от ответственности за официальное приглашение советских войск, ответил на это, что не имеет возможности созвать правительство. Хрущев предложил подготовить письмо от имени председателя Совета Министров ВНР А. Хегедюша⁶². Этой формальностью, однако, вскоре решили пренебречь. Заслушав сообщение Г. К. Жукова, располагавшего более свежей информацией, полученной по армейским каналам, лидеры КПСС сочли, что любое промедление может поставить под угрозу само существование режима. Предложение Хрущева ввести войска в Будапешт, не дожидаясь письменного обращения, было поддержано всеми членами Президиума за исключением А. И. Микояна, всерьез усомнившегося в целесообразности подобной акции⁶³.

Решение о вводе советских войск в столицу Венгрии было принято около 23 часов по московскому времени (в Будапеште в это время был 21 час — время штурма радиокомитета и крушения памятника Сталину). Получив соответствующие указания из Кремля, начальник Генштаба Вооруженных Сил СССР маршал В. Д. Соколовский отдал по телефону ВЧ генералу Лащенко приказ о вступлении танковых частей в Будапешт. Было приказано также ввести на территорию Венгрии ряд соединений Прикарпатского военного округа, а также из числа дислоцированных в Румынии. В общей сложности было приведено в движение свыше 30 тыс. солдат, 1100 танков и самоходных артиллерийских установок. Первые танки приблизились к окраинам венгерской столицы около 2 часов ночи по среднеевропейскому времени.

Планируя осуществление военной акции, советский генералитет имел перед собой опыт событий 17 июня 1953 г. в Восточной Германии, когда появление танков на улицах Берлина и других горо дов явилось началом перелома в развитии событий. Однако в Венгрии советским войскам пришлось встретиться с гораздо более сильным сопротивлением. Вступление танковых частей в Будапешт ранним утром 24 октября ставило своей главной целью демонстрацию военной силы, солдаты не получили приказа о применении огня. Задача заключалась в том, чтобы разоружать вооруженные группы и передавать их полиции. Но акция по устрашению явно не получилась. Ход событий подтвердил правоту Микояна, возражавшего против необдуманного ввода войск. Приход советских танков оскорбил национальные чувства многих жителей венгерской столицы, вызвал всплеск патриотических настроений, борьба сразу приняла национально-освободительный характер. В разных частях города формируются повстанческие отряды, возникают новые очаги сопротивления. Без необходимой поддержки пехоты танкисты становились жертвами венгерских повстанцев, вооруженных бутылками с горючей смесью.

Поскольку операция по устрашению не удалась, тактику пришлось менять на ходу. Примерно в 11.30 генерал Лащенко дал своим подчиненным приказ вести ответный огонь при нападении повстанцев. Преодолевая сопротивление и неся потери, части Советской Армии в течение дня 24 октября взяли под охрану важнейшие объекты: здания ЦР ВПТ, парламент, горсовет, госбанк, главпочтамт, Западный и Восточный вокзалы, ранее захваченные повстанцами, мосты через Дунай. Был очищен от вооруженных элементов район радиостанции.

Венгерские воинские части также вошли в город, но попытки наладить взаимодействие двух армий терпели неудачу. Венгерская армия стала фактически распадаться после того, как отдельные военнослужащие, а затем и целые подразделения начали переходить на сторону повстанцев. Поначалу предполагалось, что основная работа по охране объектов и разоружению повстанцев ляжет на плечи венгерской армии и полиции. Однако с первых часов советским командирам стала очевидной не только недееспособность, но и ненадежность венгерских частей⁶⁴.

Поздно вечером 23 октября, беседуя по телефону с Гере, Хрущев попросил его до наведения порядка в Будапеште не созывать пленума ЦР. В этой просьбе сказались уроки недавних польских событий. Ведь пленум, собравшийся в столь экстраординарной обстановке, не мог не принять решений по кадровым вопросам, в том числе и таких, которые совершенно не устраивали бы Москву. Просьба Хрущева не была, однако, выполнена. Рано утром 24 октября продолжавшееся всю ночь расширенное заседание Политбюро ЦР ВПТ, плавно переросшее в пленум Центрального руководства, рекомендовало на пост премьер-министра И. Надя, в это же время кооптированного в ЦР и избранного в Политбюро. Одновременно был обновлен состав высших партийных органов. Кооптация в них лидеров внутрипартийной оппозиции Г. Лошонци и Ф. Доната свидетельствовала о том, что в сложившейся критической ситуации руководство ВПТ пошло на явный компромисс со своими недавними противни ками, надеясь, что сторонникам И. Надя все-таки удастся обуздать стихию.

Утром 24 октября в Будапешт прибыли члены Президиума ЦК КПСС А. И. Микоян и М. А. Суслов. Оценив на месте ситуацию, они убедились в том, что из прежней коммунистической элиты, пожалуй, лишь И. Надь обладал еще некоторым кредитом доверия у многих тысяч людей, вышедших на улицы. Поэтому, желая воспрепятствовать оживлению более радикальных оппозиционных движений, они сочли оправданной в условиях дефицита народной поддержки ставку руководства ВПТ на Имре Надя и выдвижение его на пост премьер-министра, что поздно вечером 23 октября отнюдь не входило в планы Хрущева⁶⁵. Узнав из первой же телефонограммы от Микояна и Суслова о том, что Надь «действует смело и решительно», Хрущев смирился с новым назначением⁶⁶. Гере же, не сумевший обеспечить желаемой стабильности в Венгрии, напротив, не мог больше рассчитывать на поддержку советских лидеров. 25 октября с их ведома и согласия он был заменен на посту первого секретаря ЦР ВПТ Я. Кадаром.

Между тем вступление И. Надя в должность совпало по времени с таким шагом властей, который явно не мог прибавить авторитета вновь назначенному главе правительства. Утром 24 октября по радио прозвучало сообщение Совета Министров с оценкой событий предшествующего дня как выступления фашиствующих, реакционных элементов. Было объявлено о создании военно-полевых судов, обладающих правом вынесения смертных приговоров участникам вооруженных акций, которые в ближайшие часы не сложат оружия. Крайне жесткое определение тех, кто склонился к силовым методам борьбы, не уравновешивалось даже самой ритуальной самокритикой властей, признанием с их стороны оснований для недовольства масс существующим положением. Естественно, что такое заявление от имени правительства имело самый отрицательный отклик не только со стороны тех, кто взялся за оружие, но среди всех, кто хоть в какой-то мере признавал право народа на протест. После того как протестующую молодежь назвали по радио фашистами, последующие сообщения о переменах в высших эшелонах власти не имели уже и десятой доли задуманного эффекта. Тем более что у всех перед глазами был свежий польский пример: там тоже (летом в Познани) произошло кровопролитие, однако руководство ПОРП все-таки в конце концов признало те события в первую очередь следствием законного недовольства народа, а не результатом вражеского подстрекательства.

Большинство предприятий города утром 24 октября не приступило к работе. Главным требованием всеобщей политической забастовки было требование о незамедлительном выводе советских войск. В ряде мест происходили митинги протеста. По-прежнему находясь в немалой растерянности и перемежая угрозы с увещеваниями, власти импровизировали с различными мерами по разряжению обстановки. Введение комендантского часа оказалось безрезультатным — тысячи людей продолжали находиться на улице. Неоднократно продлевались сроки вы полнения ультимативного требования к повстанцам о сложении оружия. Оно также не имело эффекта: вооруженные инциденты не прекращались. Силы прибывали: в столицу стекалось множество людей из различных районов страны, готовых с оружием в руках отстаивать национальный суверенитет Венгрии. Меняется социальный состав участников движения — студенты, положившие своей демонстрацией начало событиям, отходят на второй план, ударную силу повстанцев составил пролетариат. Вышел на поверхность и деклассированный, люмпенский элемент, включая явных уголовников. Но доминировали отнюдь не они, основную массу участников вооруженного сопротивления составила молодежь рабоче-крестьянского происхождения, получившая прекрасную военную подготовку в обстановке антиюгославской истерии начала 1950-х годов (режим Ракоши, вкладывая большие средства в обучение венгерской молодежи навыкам воинского дела, по иронии судьбы, сам готовил себе могильщика).

Прибыв в Будапешт, Микоян и Суслов поначалу чересчур оптимистично оценили ситуацию⁶⁷, что в свою очередь прибавило уверенности их венгерским коллегам. Периодически по Венгерскому радио звучали сообщения о том, что «банды» якобы уже ликвидированы. Это, однако, не соответствовало действительности. Разгон советскими танками толпы, собравшейся 25 октября на площади перед парламентом, повлек за собой многочисленные жертвы и лишь усилил ожесточенность сопротивления.

Очевидная неудача с подавлением повстанческого движения, принимавшего все более массовый характер, заставляла власти идти на уступки. Уже начиная с 25 октября руководство ВПТ, столкнувшись с требованием снизу, рассматривало вопрос о вовлечении в правительство И. Надя ряда левых некоммунистических политиков, в частности представителей влиятельной в первые послевоенные годы партии мелких сельских хозяев Ф. Тильди и Б. Ковача. Микоян и Суслов знали об этом. Планы И. Надя были восприняты ими достаточно спокойно, как хотя и нежелательный, но необходимый для защиты интересов социализма компромисс⁶⁸.

Знакомясь на месте с обстановкой, советские эмиссары все более осознавали, что достичь нормализации невозможно, опираясь исключительно на мощь Советской Армии. 26 октября они пишут в Москву: «Мы считаем, что главное теперь уже не в военных мерах, а в овладении массами рабочих»⁶⁹. К этому времени массовое национальное движение охватило всю страну. Во многих городах и областях происходит быстрый распад прежних, рожденных в эпоху коммунизма государственных структур, власть на местах начинает переходить к стихийно формирующимся национальным, революционным комитетам, а на промышленных предприятиях — к рабочим советам, выступавшим с требованиями вывода советских войск, роспуска сил безопасности, широкой политической демократизации. В некоторых городах местные партийные власти пытались встать во главе масс и принимали участие в работе новых, революционных органов, в других они оказывали сопротивление, что, как правило, вело к полному их вытеснению из политической жизни.

В первые дни событий И. Надь не протестовал против участия советских войск в наведении порядка в Венгрии. Более того, выступая 25 октября по радио, он говорил, что вмешательство советских частей было необходимым в сложившейся обстановке⁷⁰. Но постепенно в окружении премьер-министра, привлекшего к руководству страной ряд своих сторонников, все громче раздаются голоса о необходимости пересмотра отношения к повстанцам. С течением времени изменилась и позиция самого И. Надя. Поскольку ввод советских войск практически совпал по времени с назначением И. Надя главой правительства, заявление по радио об обращении за военной помощью к СССР было сделано как бы и от имени нового премьер-министра. Сам этот факт, а тем более жесткие меры по пресечению народного движения (особенно кровавая бойня перед зданием парламента 25 октября) не могли не сказаться на падении доверия к правительству и лично Имре Надю. Почувствовав, что широкие массы отказывают в поддержке новому правительству, И. Надь в своем выступлении по радио 28 октября сделал решительный шаг к сближению с повстанцами, расценив все происходящее как грандиозное народное движение в защиту национальной независимости⁷¹. Было объявлено о повсеместном прекращении огня, ликвидации Управления государственной безопасности, начале формирования новых органов охраны порядка с привлечением повстанцев. Правительством было санкционировано создание Революционного комитета обороны во главе с генералом Б. Кираем. Этот комитет предпринял попытку подчинить разрозненные повстанческие группы единому командованию.

В последние дни октября активизировался процесс воссоздания партий, действовавших на политической арене Венгрии до установления коммунистической диктатуры в 1948 г. — партии мелких сельских хозяев, социал-демократической и др. Правительство И. Надя, сформированное к 27 октября, в последующие дни реорганизуется уже на многопартийной основе. Его программа (как и программные заявления образующих его партий) не предусматривала коренного изменения экономических отношений, указывая на необходимость сохранения командных высот экономики в руках социалистического государства. В основе же внешнеполитической доктрины нового правительства лежало требование национального суверенитета Венгрии, установления подлинно равноправных отношений с СССР.

Вопрос о выводе советских войск из Будапешта и начале переговоров об их выводе с территории страны был поставлен венгерской стороной еще 25 октября в выступлении И. Надя по радио. В сознании московских эмиссаров присутствие советских войск в Венгрии, естественно, увязывалось с военно-политическим противостоянием между Западом и Востоком, поэтому их возможное удаление оттуда воспринималось как ослабление советского влияния в регионе в пользу американского. В силу этого заявление И. Надя о предстоящих переговорах по выводу войск было расценено Микояном и Сусловым как его «грубейшая ошибка», ибо уход советских войск, по их словам, неизбежно приведет к приходу американских войск⁷².

Однако имела ли подобная перспектива хоть какие-то реальные основания под собой? В месяцы, последовавшие за XX съездом КПСС, американская концепция «освобождения» претерпела некоторую эволюцию. В документации Совета национальной безопасности США, относящейся к июлю 1956 г., отмечалось, что в сегодняшней нестабильной ситуации возросли возможности американского влияния на развитие событий в Восточной Европе в целях ослабления советского диктата. При этом особо подчеркивалось, что США должны воздействовать не только на массы, но и на правительства, вынуждать их корректировать свою политику⁷³. Это предполагало дифференцированный подход к отдельным странам, поиски слабых звеньев в цепи советского лагеря. Акцент на мирные способы воздействия на ситуацию в Восточной Европе в это время усиливается. Так, 11 июля 1956 г. на пресс-конференции в госдепартаменте США Дж. Ф. Даллес особо подчеркнул: «Идея, что мы можем помочь лишь прямым вмешательством, является, я думаю, ошибочной идеей. Непосредственное вмешательство во внутренние дела очень редко способствует переменам в зарубежной стране... Я полагаю, наибольшее, что мы можем сделать, это придерживаться старой исторической американской традиции и показывать другим в пример добрые плоды свободы у себя дома... показывать нашим поведением и примером, сколь хороши плоды нашего типа общества»⁷⁴.

Вопреки всей предшествующей «освободительной» риторике непосредственная реакция администрации США на восточноевропейские события была весьма сдержанной. В своих выступлениях от 20 и 22 октября президент Д. Эйзенхауэр выразил солидарность с борьбой польского народа за подлинный суверенитет, обещал экономическую помощь новому польскому руководству, избравшему более самостоятельный, национально ориентированный внешнеполитический курс. Более определенно высказался по вопросу о характере американской помощи госсекретарь Дж. Ф. Даллес 22 октября. Он прямо заявил, что не считает вероятной посылку войск США в Восточную Европу в целях противодействия советскому давлению на Польшу. Польский народ, подчеркнул Даллес, лишь в самом крайнем случае захочет американского военного вмешательства⁷⁵. Венгерское восстание, застав врасплох правительства США и других западных держав, явно не ожидавших такого размаха оппозиционных выступлений в восточноевропейской стране, в еще большей мере, чем польские события, высветило стратегические изъяны доктрины «освобождения». Опасаясь дальнейшего раздувания конфликта, грозившего перерасти в столкновение двух военных блоков, правительство США с первых дней революции осознало, что его реальные возможности оказать воздействие на ход событий в стране, всецело относящейся к советской сфере влияния, ограничиваются выражением моральной поддержки вооруженной оппозиции и обещаниями материальной помощи в будущем. Государственный секретарь США Дж. Ф. Даллес 27 октября, выступая в Далласе, сделал принципиальное заявление о том, что США, предлагая помощь восточноевропейским странам, стремящимся к освобождению от советского диктата, не обусловливают предоставление этой помощи сменой экономической системы, интересам США в регионе в данных условиях отвечает не только либерализация, но и «титоизация» коммунистических режимов, т. е. ослабление влияния на них Кремля. Не менее отчетливо в выступлении Даллеса прозвучала мысль о том, что США в обозримом будущем не собираются рассматривать Венгрию как своего потенциального союзника⁷⁶. Посол США в СССР Ч. Болен получил специальное поручение донести содержание заявления Даллеса до советских лидеров, что и было незамедлительно сделано. Подобные заверения, однако, едва ли могли разбить довлевший в сознании советских руководителей синдром перманентной военной угрозы со стороны США и их союзников. Рожденный в конце 1940-х годов, во время апогея холодной войны, он продолжал определять доктрину безопасности СССР и в условиях некоторого потепления советско-американских отношений, которое стало намечаться после 1953 г.

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 278; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 60 61 62 63 646566 67 68 69 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!