ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 11 страница



В Венгрии в те же дни происходят события, которые перепуган­ные партийные функционеры тут же окрестили «идеологической Познанью». Дискуссия о проблемах печати на собрании «кружка Петефи» 27 июня превзошла все предшествующие как по количеству участников, так и по накалу страстей, остроте критических выступ­лений в адрес партийной верхушки. Напутствия, полученные в Москве, придали М. Ракоши уверенности в борьбе с оппозицией. Происходят исключения из партии, инициируется шумная кампания в прессе. Однако курс на ужесточение вызывал сильное противодей­ствие не только в среде интеллигенции, но даже среди части партий­ного аппарата. Опасаясь углубления кризиса власти, некоторые вли­ятельные члены партийного руководства активизировали давление на советского посла, чтобы добиться наконец согласия Москвы на сме­ну лидера партии36.

Рассмотрев на своем заседании от 12 июля телеграмму Андропо­ва от 9 июля37 и придя к выводу о чрезвычайной сложности обста­новки в Венгрии, Президиум ЦК КПСС срочно командировал в Будапешт А. И. Микояна, которому была дана установка «облегчить положение Ракоши»38. Однако действия Микояна в ходе его недель­ной миссии в Венгрии (с 13 по 20 июля) отнюдь не свидетельство­вали о его связанности этой установкой - можно сделать предпо­ложение, что в советском руководстве не было единства в вопросе о дальнейшей поддержке Ракоши, и хотя в записи заседания Пре­зидиума от 12 июля эта задача была зафиксирована со всей опреде­ленностью, не исключалось, по всей видимости, и альтернативное решение: Микоян получил необходимые полномочия на то, чтобы самому разобраться на месте с ситуацией и определить, целесообраз­но ли и дальше делать ставку на Ракоши или же интересы сохране­ния советского влияния в Венгрии требуют пойти здесь на уступку силам, добивающимся удаления этого политика, не только полнос­тью скомпрометировавшего себя организацией незаконных репрес­сий, но и (что было важнее для Москвы) не способного вывести страну из состояния перманентной нестабильности39.

Пленум ЦР ВПТ прошел 18—21 июля в соответствии с заранее разработанным сценарием. Э. Гере и его соратники по Политбюро под давлением обстоятельств склонились к тому, чтобы пожертвовать своим вождем Ракоши ради спасения системы и сохранения своего положения в ней. Решение пленума о смещении Ракоши было под­готовлено изнутри партии, людьми из ближайшего окружения пер­вого секретаря. Москва в лице А. И. Микояна в сложившихся ус­ловиях была вынуждена отказаться от первоначальной ставки на Ракоши и поддержала в роли лидера Гере, так и не решившись на большее — в интересах укрепления политической стабильности в Венгрии сделать ставку на Я. Кадара и других умеренных реформа­торов в руководстве ВПТ, еще не утративших доверие в более ши­роких массах (что же касается более радикальных реформаторов во главе с И. Надем, то на них по-прежнему лежало клеймо правоук-лонистов). Приглушив на некоторое время остроту накопившихся в венгерском обществе противоречий, июльский пленум позволил выпустить пар и отсрочить развязку, однако не мог кардинально изменить ситуацию из-за компромиссности, половинчатости приня­тых на нем решений.

Временное политическое затишье, наступившее в Венгрии после июльского пленума, оказалось недолгим. Подъем оппозиционных выступлений — опять, как правило, под лозунгами более гуманного социализма — стал намечаться начиная с сентября. В центре обще­ственного внимания оказывается пресса, публикующая острые ма­териалы по самому широкому кругу проблем. На партсобраниях все громче и смелее звучало требование о восстановлении в партии Имре Надя. Имя этого деятеля ассоциировалось с более либераль­ной политикой, надеждами на обновление, демократические рефор­мы, поэтому многие венгры так хотели его возвращения в руковод­ство. Учитывая большую популярность Надя, его насильственное устранение с политической арены было вряд ли целесообразным. «Строптивого» политика приходилось терпеть и искать более тонкие способы нейтрализации его влияния40. Начиная с июля, представи­тели венгерского руководства несколько раз вели переговоры с На­дем, пытаясь убедить его в необходимости публичной критики сво­их «правых» ошибок, после чего он мог бы вернуться в партию без ущерба для ее авторитета. Однако Надь не выражал желания следо­вать навязываемой ему логике действий и возвращаться в партию на условиях признания собственной неправоты в интересах очередно­го публичного подтверждения непогрешимости партии. Он предла­гал вынести свою деятельность во главе правительства в 1953— 1955 гг. на обсуждение внутрипартийной дискуссии, призванной оп­ределить: содержались ли в ней элементы «правого уклона» или же XX съезд КПСС полностью доказал его правоту. Несомненно, Имре Надя не могло не окрылять развитие событий в Польше, где в на­чале августа было объявлено о полной реабилитации и восстанов­лении в партии В. Гомулки. Как и лидеры ВПТ, советское посоль­ство в лице Андропова видело в упорстве бывшего венгерского пре­мьера покушение на святая святых большевистской этики — единство партии, о чем с озабоченностью информировало Москву. Уступка Имре Надю считалась совершенно невозможной, так как могла бы повлечь за собой серьезное усиление «правых настроений» и фракционных тенденций в партии.

Под давлением снизу партийное руководство было вынуждено дать согласие на перезахоронение останков Л. Райка и его товарищей. Этому акту в общественном сознании придавалось символическое значение как свидетельству полного разрыва со сталинским наследи­ем. Моросивший весь день дождь не помешал многим тысячам венг­ров прийти 6 октября на Керепешское кладбище, где состоялось тор­жественное перезахоронение жертв сталинизма. Массовое шествие под лозунгами обновления социализма явилось важным психологическим рубежом — народ впервые вышел на улицы, почувствовав в себе до­статочно сил для открытого противостояния диктатуре. Власть в свою очередь пошла на принципиальные уступки. 14 октября было объяв­лено о восстановлении Имре Надя в партии.

Э. Гере, с начала сентября находившийся в длительном отпуске в СССР, вернулся в Венгрию 7 октября и мог воочию убедиться, насколько изменилась обстановка за время его отсутствия. К сере­дине октябре в стране сложилась ситуация, когда реформаторски настроенное крыло ВПТ, ощущая за собой поддержку самых широ­ких масс, с каждым днем овладевало новыми и новыми позициями в различных областях общественной жизни, тогда как партийное руководство, не способное проводить реформы сверху, все более и более выпускало из своих рук контроль за ходом событий. Кризис власти приобретал угрожающий характер для тех, кто стоял у руля страны.

В ряде провинциальных городов активизировали свою деятель­ность дискуссионные клубы, созданные по образцу будапештского «кружка Петефи». В городе Дьере 16 октября на одном из заседаний впервые публично прозвучало требование о выводе советских войск из Венгрии. О неправомерности пребывания иностранной армии на территории страны в тот же день говорилось и в г. Сегеде, где было принято решение о восстановлении распущенной в конце 1940-х годов самостоятельной студенческой организации, независимой от Союза трудящейся молодежи. Монолитная политическая система, при которой общественные организации были не более чем привод­ными ремнями правящей партии, дала трещину, тем более серьез­ную, что речь шла о потере контроля за студенчеством, одной из самых динамичных и политически активных социальных прослоек. Внутрипартийная оппозиция весны—лета 1956 г. со всей очевидно­стью перерастала в широкое и разнородное демократическое движе­ние, отнюдь не ограниченное рамками ВПТ. На горизонте уже за­маячил вопрос о многопартийности и альтернативных выборах в Госсобрание — 20 октября он в осторожной форме затрагивался на заседании специальной комиссии Отечественного народного фрон­та, обсуждавшей планы реформ политической системы общества.

Борьба за реформы к середине октября достигла своего апогея и в Польше: проходившие в стране массовые митинги постоянно гро зили перерасти в иное качество. На 19 октября было назначено от­крытие VIII пленума ЦК ПОРП. Опасаясь радикальных перемен и прежде всего удаления из руководства ПОРП деятелей четко выра­женной просоветской ориентации (маршала К. Рокоссовского и др.), Москва прибегла к политике силового давления на Варшаву. 18 октября были приведены в боевую готовность советские войска, дислоцированные в Польше, а также Балтийский флот и ряд соеди­нений Прибалтийского военного округа. 19 октября советская тан­ковая дивизия, получив приказ, двинулась в направлении Варшавы. Хотя на многих ключевых позициях в Войске Польском (начиная с должности министра обороны) находились прямые ставленники СССР, система контроля Москвы за польской армией дала сбой: ряд вооруженных частей (прежде всего внутренних войск МВД, где ино­странных советников было меньше) начал подготовку к отражению наступления советских войск. Возникла реальная угроза вооружен­ного конфликта между странами — союзницами по Варшавскому блоку, грозившая (учитывая боеспособность Войска Польского, а также настроения в польском обществе) самыми непредсказуемыми последствиями. В этих условиях в Варшаву к началу пленума неожи­данно прибыла делегация КПСС в составе членов Президиума ЦК Н. С. Хрущева, Л. М. Кагановича, А. И. Микояна и В. М. Молотова и главнокомандующего Объединенными вооруженными силами госу­дарств — участников Варшавского Договора маршала И. С. Конева. Непрошенным гостям пришлось выдержать продолжавшиеся всю ночь в Бельведерском дворце жаркие споры и вернуться в Москву, не до­стигнув цели, — главные требования внутрипартийной оппозиции, касающиеся кадровых изменений в руководстве ПОРП, были выпол­нены, несмотря на упорное противодействие делегации КПСС. Пер­вым секретарем ЦК ПОРП был избран В. Гомулка, 20 октября выс­тупивший с трибуны пленума за пересмотр польско-советских отно­шений на основе равноправия. Опасения военного конфликта заставили Хрущева еще 19 октября дать приказ о приостановке про­движения войск, хотя вопрос о возможном советском военном вме­шательстве в Польше продолжал еще в течение нескольких дней ос­таваться открытым.

Решительные действия Гомулки и его сторонников, пришедших к руководству ПОРП на волне народного подъема, несколько раз­рядили обстановку, нейтрализовали грозившие обернуться мощным взрывом антикоммунистические настроения в Польше41. В отличие от В. Гомулки в Польше руководители Венгрии оказались неспособ­ны осуществить тот коренной поворот к утверждению в своей по­литике национальных приоритетов, который мог бы предотвратить соскальзывание к вооруженной конфронтации.

Рассчитывая, что окончательное примирение с Югославией спо­собно принести руководству ВПТ определенный политический ка­питал, Э. Гере во главе представительной партийно-правительствен­ной делегации отбыл 15 октября в Белград. Возглавлявший в его отсутствие работу Политбюро молодой секретарь ЦР ВПТ Л. Ач, встречаясь с Андроповым, признавал, что польские события могут явиться «плохим примером» для многих венгров42. Дабы избежать эксцессов, Политбюро поручило силовым органам принять соответ­ствующие меры, которые, однако, оказались неэффективными43.

Вопреки всем усилиям верхов нейтрализовать влияние из Польши, длительная традиция польско-венгерских связей в освобо­дительной борьбе против экспансий как с Запада, так и с Востока, заработала в те дни в общественном сознании с новой силой. В знак солидарности с происходившей в Польше борьбой за обновление студенты будапештского строительно-технического института на со­брании, состоявшемся в понедельник 22 октября, выступили с ини­циативой провести на следующий день массовую демонстрацию под лозунгами демократизации социализма в Венгрии.

Программа непосредственных организаторов этой акции заметно превосходила своим радикализмом лозунги, звучавшие в ходе июнь­ских дискуссий «кружка Петефи», сентябрьских выступлений интел­лигентской оппозиции. Назначение И. Надя премьер-министром и созыв внеочередного съезда ВПТ по-прежнему фигурировали в спис­ке требований, но упор в нем теперь уже делался не на внутрипар­тийные реформы, а на решение общедемократических задач и меры по обеспечению национального суверенитета. Окрыленные первым успехом польских реформаторов, сумевших вопреки давлению Моск­вы обновить руководство ПОРП, их венгерские единомышленники шли дальше, настаивая на немедленном выводе из Венгрии совет­ских войск, разрешении политических партий и проведении свобод­ных выборов в Национальное собрание на альтернативной основе. Ими ставился также вопрос о суде над М. Ракоши и М. Фаркашем, несущими ответственность за преступления прошлых лет. Студенче­ская программа была размножена в большом количестве экземпля­ров, разослана не только во все будапештские вузы, но и на круп­ные заводы, в военные училища44. Поскольку в прессе к этому вре­мени тон задавали приверженцы обновления45, утром следующего дня, 23 октября, ее удалось опубликовать или хотя бы изложить в ряде газет, сделав, таким образом, достоянием самого широкого об­щественного мнения46.

Начало демонстрации было назначено на 14 — 14.30. Располагая информацией о масштабах готовящегося шествия и опасаясь неже­лательных инцидентов, МВД Венгрии в 12.53 объявило по радио о запрещении демонстрации. Это вызвало широкое возмущение: в зда­ние ЦР ВПТ направились многочисленные депутации с требовани­ем отменить запрет, что и было сделано в 14.23, ввиду угрозы по­всеместных несанкционированных митингов. Непоследовательность властей, то и дело отдававших противоречащие одно другому распо­ряжения, лишь усиливала впечатление их слабости, побуждала оп­позицию к выдвижению новых требований. С течением времени демонстрация приобретала все больший размах, менялся и состав ее участников. По окончании трудового дня в ряды демонстрантов вли­лись служащие государственных учреждений, с промышленных ок­раин города в его центральные районы стекались заводские рабочие. «Улица — наша!» — этот броский заголовок передовой статьи цент ральной молодежной газеты «Сабад ифьюшаг», вышедшей специаль­ным выпуском к вечеру 23 октября, довольно точно передавал на­строение масс. С увеличением числа участников демонстрации (до 150—200 тыс. человек) заметно радикализировались лозунги, скандировавшиеся многотысячной толпой; все более распространен­ными становились требования о выводе советских войск, установ­лении более равноправных отношений с Советским Союзом.

Большой митинг во второй половине дня состоялся на будайском берегу Дуная у памятника польскому генералу Ю. Бему, герою вен­герской революции 1848 г. Оттуда толпа двинулась в Пешт, к зданию парламента. Насколько можно судить по многочисленным свидетель­ствам очевидцев, масштабы демонстрации уже в самые первые ее часы превзошли ожидания внутрипартийной демократической оппозиции, тщетно пытавшейся направить шествие в организованное русло47.

Если оппозиция в некоторой степени была готова к неконтроли­руемому развитию событий, в меньшей мере это можно сказать про большинство членов партийного руководства48. Э. Гере вернулся из Белграда только утром 23 октября. В два часа дня началось заседа­ние Совета Министров, где организаторы демонстрации были оха­рактеризованы как «недобросовестные люди», преследующие коры­стные цели. Записи высказываний участников заседания свидетель­ствуют о том, что некоторые из них (включая главу правительства А. Хегедюша, предложившего созвать ближайший пленум ЦР 31 ок­тября) явно не осознавали всей серьезности ситуации49. Когда в 17 часов началось заседание Политбюро ЦР ВПТ, оценка происхо­дившего в городе была уже более адекватной, что, в свою очередь, только усиливало растерянность власть имущих.

К вечеру 23 октября волнения уже отнюдь не ограничивались пределами венгерской столицы. В главном городе Восточной Венг­рии Дебрецене студенты местного университета организовали после полудня демонстрацию по образцу будапештской. Полиция откры­ла огонь, ранив более десятка и убив четырех человек, которые ста­ли первыми жертвами октябрьских событий в Венгрии. В городе был введен комендантский час.

Около 8 часов вечера по радио прозвучало выступление Э. Гере. Выдержанное в духе привычной коммунистической риторики, оно содержало резкие выпады в адрес устроителей демонстрации и име­ло лишь негативный эффект. Впрочем, не только сталинист Э. Гере, но и реформатор И. Надь оказался вечером 23 октября совершенно бессилен обуздать массовое народное движение50. Прибыв наконец после 9 часов вечера к зданию парламента, бывший премьер-ми­нистр в своем коротком выступлении с балкона, усиленном мощны­ми репродукторами, призвал собравшихся соблюдать порядок, пре­доставить решение насущных проблем обновленному правительству и мирно разойтись по домам. Фактически провозглашенный им воз­врат к программе 1953 г. ни в коей мере уже не мог удовлетворить чаяния народа; к этому времени на повестку дня весомо и зримо выступили гораздо более радикальные лозунги — о многопартийно­сти, выводе советских войск.

К вечеру 23 октября город, по свидетельству очевидца, «изменил­ся до неузнаваемости, начали действовать законы толпы, где уже со­всем другая, не поддающаяся предсказанию логика»51. Примерно в 18 часов большая группа молодежи устремилась к зданию радио и по­пыталась проникнуть туда, чтобы зачитать свою программу. Штурм продолжался несколько часов. За это время часть демонстрантов ов­ладевает складами огнестрельного оружия — на пунктах гражданской обороны, в полицейских участках, и носившая мирный характер ак­ция приобретает иное качество, формируются первые повстанческие группы. Попытка захватить радиокомитет привела к вооруженному столкновению с частями госбезопасности, в ходе которого после 21 часа появились первые в столице убитые и раненые. В те же часы в другом районе города многотысячная толпа в порыве гнева и ли­кования снесла и разбила на мелкие куски гигантскую статую Стали­на, один из символов тиранической власти. А начиная с раннего утра 24 октября основную суть событий определял уже не стихийный вы­брос накопившейся за годы тирании энергии протеста против домо­рощенного коммунистического режима, а несколько другой, внешний фактор — закономерное возмущение миллионов венгров советским военным вмешательством во внутренние дела страны.

Не исключая возможности развития в Венгрии событий, подоб­ных познаньским в Польше, руководство ВПТ вместе с тем не со­мневалось в способности силовых структур навести порядок с боль­шими или меньшими усилиями52. Однако вечером 23 октября уже в самые первые часы восстания властям пришлось убедиться в необос­нованности подобного рода оптимизма. В ходе перестрелки у зда­ния радио ни полиция, ни посланные на подмогу воинские части не проявили готовности дать отпор восставшим. Напуганное размахом народного движения руководство ВПТ, беспрерывно заседавшее с позднего вечера в течение всей ночи, засомневалось в эффективно­сти собственных вооруженных сил в сложившейся ситуации. На повестку дня встал вопрос о советской военной помощи.

В какой мере политическое руководство СССР было застигнуто врасплох происходившим в Венгрии? Председатель КГБ И. А. Се­ров еще 26 июля в донесении высшим партийным органам приво­дил высказывания своей агентуры о возможности в Венгрии через несколько недель «открытых бунтов». Это предупреждение едва ли было принято всерьез Хрущевым, лично ознакомившимся 31 июля с донесением Серова53. В Венгрии только что получила видимость решения «проблема Ракоши», обстановка несколько разрядилась и не внушала слишком больших опасений. В последующие месяцы на создание в головах советских руководителей образа наступающей в Венгрии «контрреволюции» в немалой мере работали донесения Андропова. Под влиянием информации, поступавшей из посольства, в Кремле все более осознавали серьезность обстановки. Однако столь мощного взрыва народного негодования, как тот, что произо­шел 23 октября, конечно же, не ожидали.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 274; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!