ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 11 страница
В Венгрии в те же дни происходят события, которые перепуганные партийные функционеры тут же окрестили «идеологической Познанью». Дискуссия о проблемах печати на собрании «кружка Петефи» 27 июня превзошла все предшествующие как по количеству участников, так и по накалу страстей, остроте критических выступлений в адрес партийной верхушки. Напутствия, полученные в Москве, придали М. Ракоши уверенности в борьбе с оппозицией. Происходят исключения из партии, инициируется шумная кампания в прессе. Однако курс на ужесточение вызывал сильное противодействие не только в среде интеллигенции, но даже среди части партийного аппарата. Опасаясь углубления кризиса власти, некоторые влиятельные члены партийного руководства активизировали давление на советского посла, чтобы добиться наконец согласия Москвы на смену лидера партии36.
Рассмотрев на своем заседании от 12 июля телеграмму Андропова от 9 июля37 и придя к выводу о чрезвычайной сложности обстановки в Венгрии, Президиум ЦК КПСС срочно командировал в Будапешт А. И. Микояна, которому была дана установка «облегчить положение Ракоши»38. Однако действия Микояна в ходе его недельной миссии в Венгрии (с 13 по 20 июля) отнюдь не свидетельствовали о его связанности этой установкой - можно сделать предположение, что в советском руководстве не было единства в вопросе о дальнейшей поддержке Ракоши, и хотя в записи заседания Президиума от 12 июля эта задача была зафиксирована со всей определенностью, не исключалось, по всей видимости, и альтернативное решение: Микоян получил необходимые полномочия на то, чтобы самому разобраться на месте с ситуацией и определить, целесообразно ли и дальше делать ставку на Ракоши или же интересы сохранения советского влияния в Венгрии требуют пойти здесь на уступку силам, добивающимся удаления этого политика, не только полностью скомпрометировавшего себя организацией незаконных репрессий, но и (что было важнее для Москвы) не способного вывести страну из состояния перманентной нестабильности39.
|
|
Пленум ЦР ВПТ прошел 18—21 июля в соответствии с заранее разработанным сценарием. Э. Гере и его соратники по Политбюро под давлением обстоятельств склонились к тому, чтобы пожертвовать своим вождем Ракоши ради спасения системы и сохранения своего положения в ней. Решение пленума о смещении Ракоши было подготовлено изнутри партии, людьми из ближайшего окружения первого секретаря. Москва в лице А. И. Микояна в сложившихся условиях была вынуждена отказаться от первоначальной ставки на Ракоши и поддержала в роли лидера Гере, так и не решившись на большее — в интересах укрепления политической стабильности в Венгрии сделать ставку на Я. Кадара и других умеренных реформаторов в руководстве ВПТ, еще не утративших доверие в более широких массах (что же касается более радикальных реформаторов во главе с И. Надем, то на них по-прежнему лежало клеймо правоук-лонистов). Приглушив на некоторое время остроту накопившихся в венгерском обществе противоречий, июльский пленум позволил выпустить пар и отсрочить развязку, однако не мог кардинально изменить ситуацию из-за компромиссности, половинчатости принятых на нем решений.
|
|
Временное политическое затишье, наступившее в Венгрии после июльского пленума, оказалось недолгим. Подъем оппозиционных выступлений — опять, как правило, под лозунгами более гуманного социализма — стал намечаться начиная с сентября. В центре общественного внимания оказывается пресса, публикующая острые материалы по самому широкому кругу проблем. На партсобраниях все громче и смелее звучало требование о восстановлении в партии Имре Надя. Имя этого деятеля ассоциировалось с более либеральной политикой, надеждами на обновление, демократические реформы, поэтому многие венгры так хотели его возвращения в руководство. Учитывая большую популярность Надя, его насильственное устранение с политической арены было вряд ли целесообразным. «Строптивого» политика приходилось терпеть и искать более тонкие способы нейтрализации его влияния40. Начиная с июля, представители венгерского руководства несколько раз вели переговоры с Надем, пытаясь убедить его в необходимости публичной критики своих «правых» ошибок, после чего он мог бы вернуться в партию без ущерба для ее авторитета. Однако Надь не выражал желания следовать навязываемой ему логике действий и возвращаться в партию на условиях признания собственной неправоты в интересах очередного публичного подтверждения непогрешимости партии. Он предлагал вынести свою деятельность во главе правительства в 1953— 1955 гг. на обсуждение внутрипартийной дискуссии, призванной определить: содержались ли в ней элементы «правого уклона» или же XX съезд КПСС полностью доказал его правоту. Несомненно, Имре Надя не могло не окрылять развитие событий в Польше, где в начале августа было объявлено о полной реабилитации и восстановлении в партии В. Гомулки. Как и лидеры ВПТ, советское посольство в лице Андропова видело в упорстве бывшего венгерского премьера покушение на святая святых большевистской этики — единство партии, о чем с озабоченностью информировало Москву. Уступка Имре Надю считалась совершенно невозможной, так как могла бы повлечь за собой серьезное усиление «правых настроений» и фракционных тенденций в партии.
|
|
|
|
Под давлением снизу партийное руководство было вынуждено дать согласие на перезахоронение останков Л. Райка и его товарищей. Этому акту в общественном сознании придавалось символическое значение как свидетельству полного разрыва со сталинским наследием. Моросивший весь день дождь не помешал многим тысячам венгров прийти 6 октября на Керепешское кладбище, где состоялось торжественное перезахоронение жертв сталинизма. Массовое шествие под лозунгами обновления социализма явилось важным психологическим рубежом — народ впервые вышел на улицы, почувствовав в себе достаточно сил для открытого противостояния диктатуре. Власть в свою очередь пошла на принципиальные уступки. 14 октября было объявлено о восстановлении Имре Надя в партии.
Э. Гере, с начала сентября находившийся в длительном отпуске в СССР, вернулся в Венгрию 7 октября и мог воочию убедиться, насколько изменилась обстановка за время его отсутствия. К середине октябре в стране сложилась ситуация, когда реформаторски настроенное крыло ВПТ, ощущая за собой поддержку самых широких масс, с каждым днем овладевало новыми и новыми позициями в различных областях общественной жизни, тогда как партийное руководство, не способное проводить реформы сверху, все более и более выпускало из своих рук контроль за ходом событий. Кризис власти приобретал угрожающий характер для тех, кто стоял у руля страны.
В ряде провинциальных городов активизировали свою деятельность дискуссионные клубы, созданные по образцу будапештского «кружка Петефи». В городе Дьере 16 октября на одном из заседаний впервые публично прозвучало требование о выводе советских войск из Венгрии. О неправомерности пребывания иностранной армии на территории страны в тот же день говорилось и в г. Сегеде, где было принято решение о восстановлении распущенной в конце 1940-х годов самостоятельной студенческой организации, независимой от Союза трудящейся молодежи. Монолитная политическая система, при которой общественные организации были не более чем приводными ремнями правящей партии, дала трещину, тем более серьезную, что речь шла о потере контроля за студенчеством, одной из самых динамичных и политически активных социальных прослоек. Внутрипартийная оппозиция весны—лета 1956 г. со всей очевидностью перерастала в широкое и разнородное демократическое движение, отнюдь не ограниченное рамками ВПТ. На горизонте уже замаячил вопрос о многопартийности и альтернативных выборах в Госсобрание — 20 октября он в осторожной форме затрагивался на заседании специальной комиссии Отечественного народного фронта, обсуждавшей планы реформ политической системы общества.
Борьба за реформы к середине октября достигла своего апогея и в Польше: проходившие в стране массовые митинги постоянно гро зили перерасти в иное качество. На 19 октября было назначено открытие VIII пленума ЦК ПОРП. Опасаясь радикальных перемен и прежде всего удаления из руководства ПОРП деятелей четко выраженной просоветской ориентации (маршала К. Рокоссовского и др.), Москва прибегла к политике силового давления на Варшаву. 18 октября были приведены в боевую готовность советские войска, дислоцированные в Польше, а также Балтийский флот и ряд соединений Прибалтийского военного округа. 19 октября советская танковая дивизия, получив приказ, двинулась в направлении Варшавы. Хотя на многих ключевых позициях в Войске Польском (начиная с должности министра обороны) находились прямые ставленники СССР, система контроля Москвы за польской армией дала сбой: ряд вооруженных частей (прежде всего внутренних войск МВД, где иностранных советников было меньше) начал подготовку к отражению наступления советских войск. Возникла реальная угроза вооруженного конфликта между странами — союзницами по Варшавскому блоку, грозившая (учитывая боеспособность Войска Польского, а также настроения в польском обществе) самыми непредсказуемыми последствиями. В этих условиях в Варшаву к началу пленума неожиданно прибыла делегация КПСС в составе членов Президиума ЦК Н. С. Хрущева, Л. М. Кагановича, А. И. Микояна и В. М. Молотова и главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств — участников Варшавского Договора маршала И. С. Конева. Непрошенным гостям пришлось выдержать продолжавшиеся всю ночь в Бельведерском дворце жаркие споры и вернуться в Москву, не достигнув цели, — главные требования внутрипартийной оппозиции, касающиеся кадровых изменений в руководстве ПОРП, были выполнены, несмотря на упорное противодействие делегации КПСС. Первым секретарем ЦК ПОРП был избран В. Гомулка, 20 октября выступивший с трибуны пленума за пересмотр польско-советских отношений на основе равноправия. Опасения военного конфликта заставили Хрущева еще 19 октября дать приказ о приостановке продвижения войск, хотя вопрос о возможном советском военном вмешательстве в Польше продолжал еще в течение нескольких дней оставаться открытым.
Решительные действия Гомулки и его сторонников, пришедших к руководству ПОРП на волне народного подъема, несколько разрядили обстановку, нейтрализовали грозившие обернуться мощным взрывом антикоммунистические настроения в Польше41. В отличие от В. Гомулки в Польше руководители Венгрии оказались неспособны осуществить тот коренной поворот к утверждению в своей политике национальных приоритетов, который мог бы предотвратить соскальзывание к вооруженной конфронтации.
Рассчитывая, что окончательное примирение с Югославией способно принести руководству ВПТ определенный политический капитал, Э. Гере во главе представительной партийно-правительственной делегации отбыл 15 октября в Белград. Возглавлявший в его отсутствие работу Политбюро молодой секретарь ЦР ВПТ Л. Ач, встречаясь с Андроповым, признавал, что польские события могут явиться «плохим примером» для многих венгров42. Дабы избежать эксцессов, Политбюро поручило силовым органам принять соответствующие меры, которые, однако, оказались неэффективными43.
Вопреки всем усилиям верхов нейтрализовать влияние из Польши, длительная традиция польско-венгерских связей в освободительной борьбе против экспансий как с Запада, так и с Востока, заработала в те дни в общественном сознании с новой силой. В знак солидарности с происходившей в Польше борьбой за обновление студенты будапештского строительно-технического института на собрании, состоявшемся в понедельник 22 октября, выступили с инициативой провести на следующий день массовую демонстрацию под лозунгами демократизации социализма в Венгрии.
Программа непосредственных организаторов этой акции заметно превосходила своим радикализмом лозунги, звучавшие в ходе июньских дискуссий «кружка Петефи», сентябрьских выступлений интеллигентской оппозиции. Назначение И. Надя премьер-министром и созыв внеочередного съезда ВПТ по-прежнему фигурировали в списке требований, но упор в нем теперь уже делался не на внутрипартийные реформы, а на решение общедемократических задач и меры по обеспечению национального суверенитета. Окрыленные первым успехом польских реформаторов, сумевших вопреки давлению Москвы обновить руководство ПОРП, их венгерские единомышленники шли дальше, настаивая на немедленном выводе из Венгрии советских войск, разрешении политических партий и проведении свободных выборов в Национальное собрание на альтернативной основе. Ими ставился также вопрос о суде над М. Ракоши и М. Фаркашем, несущими ответственность за преступления прошлых лет. Студенческая программа была размножена в большом количестве экземпляров, разослана не только во все будапештские вузы, но и на крупные заводы, в военные училища44. Поскольку в прессе к этому времени тон задавали приверженцы обновления45, утром следующего дня, 23 октября, ее удалось опубликовать или хотя бы изложить в ряде газет, сделав, таким образом, достоянием самого широкого общественного мнения46.
Начало демонстрации было назначено на 14 — 14.30. Располагая информацией о масштабах готовящегося шествия и опасаясь нежелательных инцидентов, МВД Венгрии в 12.53 объявило по радио о запрещении демонстрации. Это вызвало широкое возмущение: в здание ЦР ВПТ направились многочисленные депутации с требованием отменить запрет, что и было сделано в 14.23, ввиду угрозы повсеместных несанкционированных митингов. Непоследовательность властей, то и дело отдававших противоречащие одно другому распоряжения, лишь усиливала впечатление их слабости, побуждала оппозицию к выдвижению новых требований. С течением времени демонстрация приобретала все больший размах, менялся и состав ее участников. По окончании трудового дня в ряды демонстрантов влились служащие государственных учреждений, с промышленных окраин города в его центральные районы стекались заводские рабочие. «Улица — наша!» — этот броский заголовок передовой статьи цент ральной молодежной газеты «Сабад ифьюшаг», вышедшей специальным выпуском к вечеру 23 октября, довольно точно передавал настроение масс. С увеличением числа участников демонстрации (до 150—200 тыс. человек) заметно радикализировались лозунги, скандировавшиеся многотысячной толпой; все более распространенными становились требования о выводе советских войск, установлении более равноправных отношений с Советским Союзом.
Большой митинг во второй половине дня состоялся на будайском берегу Дуная у памятника польскому генералу Ю. Бему, герою венгерской революции 1848 г. Оттуда толпа двинулась в Пешт, к зданию парламента. Насколько можно судить по многочисленным свидетельствам очевидцев, масштабы демонстрации уже в самые первые ее часы превзошли ожидания внутрипартийной демократической оппозиции, тщетно пытавшейся направить шествие в организованное русло47.
Если оппозиция в некоторой степени была готова к неконтролируемому развитию событий, в меньшей мере это можно сказать про большинство членов партийного руководства48. Э. Гере вернулся из Белграда только утром 23 октября. В два часа дня началось заседание Совета Министров, где организаторы демонстрации были охарактеризованы как «недобросовестные люди», преследующие корыстные цели. Записи высказываний участников заседания свидетельствуют о том, что некоторые из них (включая главу правительства А. Хегедюша, предложившего созвать ближайший пленум ЦР 31 октября) явно не осознавали всей серьезности ситуации49. Когда в 17 часов началось заседание Политбюро ЦР ВПТ, оценка происходившего в городе была уже более адекватной, что, в свою очередь, только усиливало растерянность власть имущих.
К вечеру 23 октября волнения уже отнюдь не ограничивались пределами венгерской столицы. В главном городе Восточной Венгрии Дебрецене студенты местного университета организовали после полудня демонстрацию по образцу будапештской. Полиция открыла огонь, ранив более десятка и убив четырех человек, которые стали первыми жертвами октябрьских событий в Венгрии. В городе был введен комендантский час.
Около 8 часов вечера по радио прозвучало выступление Э. Гере. Выдержанное в духе привычной коммунистической риторики, оно содержало резкие выпады в адрес устроителей демонстрации и имело лишь негативный эффект. Впрочем, не только сталинист Э. Гере, но и реформатор И. Надь оказался вечером 23 октября совершенно бессилен обуздать массовое народное движение50. Прибыв наконец после 9 часов вечера к зданию парламента, бывший премьер-министр в своем коротком выступлении с балкона, усиленном мощными репродукторами, призвал собравшихся соблюдать порядок, предоставить решение насущных проблем обновленному правительству и мирно разойтись по домам. Фактически провозглашенный им возврат к программе 1953 г. ни в коей мере уже не мог удовлетворить чаяния народа; к этому времени на повестку дня весомо и зримо выступили гораздо более радикальные лозунги — о многопартийности, выводе советских войск.
К вечеру 23 октября город, по свидетельству очевидца, «изменился до неузнаваемости, начали действовать законы толпы, где уже совсем другая, не поддающаяся предсказанию логика»51. Примерно в 18 часов большая группа молодежи устремилась к зданию радио и попыталась проникнуть туда, чтобы зачитать свою программу. Штурм продолжался несколько часов. За это время часть демонстрантов овладевает складами огнестрельного оружия — на пунктах гражданской обороны, в полицейских участках, и носившая мирный характер акция приобретает иное качество, формируются первые повстанческие группы. Попытка захватить радиокомитет привела к вооруженному столкновению с частями госбезопасности, в ходе которого после 21 часа появились первые в столице убитые и раненые. В те же часы в другом районе города многотысячная толпа в порыве гнева и ликования снесла и разбила на мелкие куски гигантскую статую Сталина, один из символов тиранической власти. А начиная с раннего утра 24 октября основную суть событий определял уже не стихийный выброс накопившейся за годы тирании энергии протеста против доморощенного коммунистического режима, а несколько другой, внешний фактор — закономерное возмущение миллионов венгров советским военным вмешательством во внутренние дела страны.
Не исключая возможности развития в Венгрии событий, подобных познаньским в Польше, руководство ВПТ вместе с тем не сомневалось в способности силовых структур навести порядок с большими или меньшими усилиями52. Однако вечером 23 октября уже в самые первые часы восстания властям пришлось убедиться в необоснованности подобного рода оптимизма. В ходе перестрелки у здания радио ни полиция, ни посланные на подмогу воинские части не проявили готовности дать отпор восставшим. Напуганное размахом народного движения руководство ВПТ, беспрерывно заседавшее с позднего вечера в течение всей ночи, засомневалось в эффективности собственных вооруженных сил в сложившейся ситуации. На повестку дня встал вопрос о советской военной помощи.
В какой мере политическое руководство СССР было застигнуто врасплох происходившим в Венгрии? Председатель КГБ И. А. Серов еще 26 июля в донесении высшим партийным органам приводил высказывания своей агентуры о возможности в Венгрии через несколько недель «открытых бунтов». Это предупреждение едва ли было принято всерьез Хрущевым, лично ознакомившимся 31 июля с донесением Серова53. В Венгрии только что получила видимость решения «проблема Ракоши», обстановка несколько разрядилась и не внушала слишком больших опасений. В последующие месяцы на создание в головах советских руководителей образа наступающей в Венгрии «контрреволюции» в немалой мере работали донесения Андропова. Под влиянием информации, поступавшей из посольства, в Кремле все более осознавали серьезность обстановки. Однако столь мощного взрыва народного негодования, как тот, что произошел 23 октября, конечно же, не ожидали.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 274; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!