ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 10 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 63 из 81Следующая ⇒

Острые разногласия между СССР и США (а также Великобританией и Францией) в вопросе об интеграции Западной Германии в североатлантические структуры не исключали, однако, возможностей диалога, активизировавшегося после смерти Сталина. В ходе этого диалога американская сторона рассчитывала вынудить СССР на определенные уступки, добившись, в частности, ослабления его тотальной власти над странами Восточной Европы. При этом США проявили готовность принять во внимание интересы безопасности СССР, дать гарантии того, что в случае смены восточноевропейских режимов его соседи не только не будут проводить открытой антисоветской политики, но и не войдут в НАТО. Определенные надежды на результативность переговорного процесса вселяло подписание в мае 1955 г. договора о воссоздании независимой Австрии, в соответствии с которым советские войска были выведены из Восточной Австрии в обмен на гарантии австрийского нейтралитета. В июле 1955 г. на Женевском совещании глав государств и правительств 4 больших держав Дж. Ф. Даллес затронул вопрос о проведении свободных выборов в странах Восточной Европы. Однако обрисованная им перспектива «финляндизации» этих стран была с ходу отвергнута советской делегацией.

Одной из важнейших задач советской внешней политики в 1954— 1955 гг. стало сближение с титовской Югославией, вследствие известного конфликта 1948 г. оказавшейся в роли отщепенца в мировом коммунистическом движении. Уже на июльском Пленуме ЦК КПСС 1953 г. была заявлена готовность к восстановлению нормальных от ношений¹⁴. Летом 1953 г. происходит обмен послами. После годичного выжидания 22 июня 1954 г. Н. С. Хрущев от имени ЦК КПСС направил письмо в ЦК СКЮ, в котором содержалось предложение о встрече высокопоставленных делегаций двух стран в целях преодоления имеющихся наслоений в двусторонних отношениях. Тито в ответном письме от 11 августа благосклонно отнесся к этому предложению, подчеркнув при этом решимость Югославии не поступаться самостоятельностью своей внешней политики¹⁵. Осенью 1954 г. окончательно сходит на нет антиюгославская пропаганда в советской прессе, распускаются антититовские организации югославских коммунистов-эмигрантов, принимается решение об изъятии из широкого обращения книг и брошюр, в которых имелись антиюгославские выпады, «находящиеся в противоречии с политикой нормализации отношений между СССР и Югославией»¹⁶. 28 ноября представители советского руководства приняли участие в торжественном приеме в югославском посольстве в Москве по случаю Дня независимости ФНРЮ. 20 декабря были начаты переговоры о торговых отношениях, завершившиеся в январе 1955 г. подписанием соглашения о товарообмене на 1955 г.

Между тем в вопросе о пределах сближения с Югославией в Президиуме ЦК КПСС имелись серьезные разногласия, в первую очередь связанные с особой позицией В. М. Молотова. Не возражая против нормализации отношений с Югославией, Молотов вместе с тем последовательно отрицал ее принадлежность к числу стран социалистического лагеря. Но большинство членов советского руководства, включая Н. С. Хрущева, придерживалось иной платформы. Подвергая критике формировавшийся с начала 1950-х годов югославский «самоуправленческий социализм» за отступления от образцовой советской модели, они в то же время не оспаривали социалистического характера общественных отношений в этой стране¹⁷. Белградская встреча советских и югославских лидеров 27 мая — 2 июня 1955 г. продемонстрировала стремление руководства КПСС пойти на гораздо более решительное, чем предполагалось в 1953 г., сближение с режимом Тито. В последовавшие за ней месяцы заметно активизируются всесторонние связи с Югославией.

Важным событием, оказавшим влияние на положение дел внутри советского блока, явился XX съезд КПСС (14—25 февраля 1956 г.). Состоявшееся на нем разоблачение Сталина, равно как и провозглашение тезиса о многообразии путей перехода к социализму, образовали ту новую систему идейных ориентиров, в соответствии с которой зарубежные компартии должны были откорректировать свои программные установки¹⁸. При всей непоследовательности в выявлении сущности сталинизма решения XX съезда КПСС дали мощный импульс реформаторским силам в странах советского лагеря, ведь критика тех или иных сторон тоталитарной системы, за которую прежде представители оппозиционно настроенной интеллигенции подвергались нещадным гонениям, вдруг получила неожиданную поддержку из самой Москвы. Как и в предшествующие годы, движение с требованием демократизации достигло наибольшего разма ха в Венгрии и Польше. В марте и апреле на многих партийных собраниях в Венгрии (особенно в среде будапештской творческой интеллигенции) звучала острая критика в адрес М. Ракоши за неспособность извлечь уроки из решений XX съезда, раздавались требования довести до конца реабилитацию жертв незаконных репрессий и, в частности, пересмотреть дело Л. Райка¹⁹. Иногда открыто ставился даже вопрос об отставке Ракоши.

28 марта 1956 г. в «Правде» была опубликована большая редакционная статья «Почему культ личности чужд духу марксизма-ленинизма?» Подобного рода установочные статьи, как правило, без промедления перепечатывались или подробно излагались в партийной прессе стран народной демократии, распространяя, таким образом, свое директивное воздействие на всю советскую сферу влияния. В публикации от 28 марта главный акцент был сделан на том, что не надо «ослаблять борьбы против пережитков культа личности». Естественно поэтому, что статья была воспринята сторонниками реформ во всех странах с воодушевлением, как еще одно свидетельство поддержки их позиции официальной Москвой. Провозглашенная в конце 1940-х годов и неизменно остававшаяся в силе установка на широкое и всестороннее использование (а по сути дела, копирование, механическое насаждение) советского опыта, на протяжении ряда лет служившая орудием массированной сталинизации, в конкретных условиях, сложившихся после XX съезда КПСС, вдруг неожиданно заработала на зародившуюся в Венгрии и отчасти в Польше внутрипартийную оппозицию, позволила ей, выдвигая свои требования, ссылаться на авторитетный советский пример. Но апеллировать в своих интересах к советскому опыту реформаторы могли недолго. Политический климат в Москве не отличался устойчивостью. Обсуждение решений XX съезда в первичных организациях КПСС достигло такого критического накала, что перепуганным партийным аппаратчикам пришлось дать задний ход развернувшейся кампании. «Шли на оттепель в руководстве, в том числе и я в этом коллективе, сознательно. И сознательно побаивались этой оттепели, потому что как бы из этой оттепели не наступило половодье, которое бы захлестнуло и с которым было бы трудно справиться. А это возможно во всяком политическом деле. Поэтому мы как бы сдерживали эту оттепель», — комментировал впоследствии Н. С. Хрущев зигзаги своей политики после XX съезда²⁰. А посол Югославии в СССР В. Мичунович уже 20 апреля зафиксировал в своем дневнике: «Волна, вызванная XX съездом, разбилась о сталинистский утес советской системы и общества. Сейчас она откатывается назад и уже уносит с собой кое-что из того, что выплеснула было на поверхность»²¹.

Одним из первых симптомов произошедшего похолодания явилась статья «Правды» от 5 апреля «Коммунистическая партия побеждала и побеждает верностью ленинизму», во многом противоположная по духу публикации от 28 марта. Пафос новой статьи заключался в том, что «политика партии во все периоды ее истории была и остается ленинской политикой». Газета резко осудила «отдельные гни лые элементы», которые «под видом осуждения культа личности пытаются поставить под сомнение правильность политики партии». В унисон с этой публикацией действовала другая — перепечатка в «Правде» 7 апреля (с некоторыми сокращениями) статьи в «Жень-минь жибао» от 5 апреля «Об историческом опыте диктатуры пролетариата». Если содержание этой статьи свидетельствовало о более чем сдержанном отношении руководства второй по своему реальному влиянию компартии мира к идеям XX съезда КПСС, то самый факт ее перепечатки в «Правде» говорил о готовности лидеров КПСС откорректировать свои принципиальные позиции с учетом мнения Пекина.

С этого времени в Венгрии и Польше активизируется критика «правого уклона» в прессе. Предпринимаются и более жесткие административные меры — например, изъятие из обращения одного из апрельских номеров газеты Союза польских писателей «Нова культура», сравнившего обстановку, сложившуюся после XX съезда, с «революцией трудящихся масс против окостеневшей, покрывающей социализм все более толстой и твердой скорлупой системы бюрократизма». Осознание необходимости определенных перемен все более широко проникало, однако, и в сознание умеренных партаппаратчиков. Посольство СССР в Польше в одном из своих донесений выражало обеспокоенность в связи с тем, что в апреле на сессии сейма некоторые депутаты, особенно из числа журналистов и редакторов газет, «под лозунгом «заботы» о единстве польского народа, «заботы» о дальнейшем строительстве социализма в стране преподносили в ряде случаев вредные, фальшивые и даже антипартийные концепции, направленные на подрыв авторитета правительства и народной власти в Польше», тогда как председатель Совета Министров ПНР Ю. Циранкевич «не только обошел молчанием недопустимое поведение определенной группы журналистов, но фактически дал им положительную оценку»²².

Таким образом, и в Венгрии и в Польше контрнаступление, предпринятое антиреформаторскими силами, в обстановке общественного подъема, вызванного XX съездом КПСС, было все же малоэффективным. Едва ли можно было говорить и о каком-либо затишье. В середине апреля на партсобрании в Союзе венгерских писателей снова звучала резкая критика в адрес партийного руководства. Развернувшийся после XX съезда КПСС процесс формирования внутрипартийной демократической оппозиции, таким образом, отнюдь не застопорился. Оживление реформаторски настроенных сил под влиянием XX съезда КПСС происходит и в тех странах, где коммунистические режимы обладали значительно большим запасом прочности, что проявилось, в частности, в более медленных темпах реабилитаций. Так, в Чехословакии в мае 1956 г. на съезде писателей прозвучали острые выступления, вызвавшие тревогу даже у маршала Тито, в июне, на новой встрече с Хрущевым, поделившегося своими соображениями о пределах терпимости пролетарской диктатуры²³.

XX съезд КПСС ускорил процесс размежевания сил как в низовых организациях, так и в верхних эшелонах «братских партий».

В Болгарии этим успешно воспользовался Т. Живков, на апрельском пленуме ЦК БКП сумевший нанести сокрушительный удар по своему сопернику В. Червенкову. Однако если в Болгарии, Румынии, Чехословакии и Восточной Германии внутрипартийная борьба приняла форму подковерных интриг, то в Венгрии и Польше ситуация была несколько иной. При том, что нормы партийной жизни всячески препятствовали вынесению внутриверхушечных баталий на суд широкой публики, от последней в этих странах все же не могло ускользнуть наличие серьезных противоречий и трений в партийном руководстве. В обстановке, когда после долгого перерыва в венгерской политике вновь начал, пусть и очень робко, заявлять о себе такой фактор, как общественное мнение, М. Ракоши, судя по его беседам с советским послом Ю. В. Андроповым, проявлял все большую обеспокоенность активизацией ряда своих политических противников, которые могли рассчитывать на поддержку снизу²⁴. Речь идет не только об И. Наде, который, находясь в опале, продолжал поддерживать контакты со многими влиятельными партийцами, став одним из центров притяжения формирующейся оппозиции²⁵. Еще большую угрозу для Ракоши представляло усиление политической активности Я. Кадара, в то время довольно популярного в среднем звене ВПТ²⁶.

В мае идеи демократического обновления социализма все более решительно высказывались в венгерской прессе, особенно на страницах газеты Союза писателей «Иродалми уйшаг». Главным форумом формировавшейся в партийных низах антисталинистской оппозиции стал в эти месяцы «кружок Петефи», дискуссионный клуб студенчества и молодой интеллигенции, функционировавший как орган политпросвещения в системе Союза трудящейся молодежи. Происходившие на заседаниях кружка дискуссии по актуальным проблемам экономики, политических реформ, гуманитарных наук, литературы и искусства привлекали все большее внимание широкой публики, собирали значительную аудиторию²⁷. При том, что в этих дискуссиях доминировала идея очищения социализма от сталинских «искажений» и антисоциалистическая тенденция не находила сколько-нибудь заметного проявления, они вызывали серьезную озабоченность не только партийно-государственного руководства Венгрии, но и советского посольства. В них виделся один из симптомов того, что процессы, происходящие в обществе, начинают выходить из-под контроля властей.

Все более осознавая, что Ракоши стал немалой обузой для партийного руководства, лица из его ближайшего окружения всерьез подумывали о его смещении²⁸, но не решались предпринимать решительных действий без предварительного согласования с Москвой. В мае-июне в беседах с Ю. В. Андроповым они осторожно, но все более настойчиво пытались подвести советского посла к мысли о неизбежности принципиальных кадровых перестановок в Венгрии. Андропов, однако, продолжал руководствоваться прежней линией Москвы на поддержку Ракоши, которую подтвердил и член Президиума ЦК КПСС М. А. Суслов, находившийся в Венгрии 7—14 июня²⁹.

Отсутствие указаний из Кремля на хотя бы частичную корректировку курса, на приведение его в соответствие изменившимся требованиям во многом объяснялось тем, что новая концепция отношений со странами народной демократии, ассимилирующая фразеологию XX съезда КПСС и вместе с тем обеспечивающая сохранение завоеванных при Сталине позиций СССР в Восточной Европе (а по возможности, даже их приумножение за счет Югославии), находилась в стадии проработки, с огромным трудом обретая свои очертания. Особенно много головной боли советским лидерам причинял именно югославский вопрос. Задача дальнейшего сближения с Югославией, вовлечения ее в орбиту советского влияния продолжала считаться приоритетной на восточноевропейском направлении советской внешней политики. Поскольку межгосударственные отношения к этому времени вполне нормализовались, на очереди был следующий шаг — установление тесных межпартийных связей между КПСС и Союзом коммунистов Югославии, что предполагало общность подходов к наиболее принципиальным вопросам мирового коммунистического движения. Между тем последовательная линия Югославии в активизировавшемся в 1955 г. диалоге двух стран не давала оснований для чересчур оптимистических прогнозов в отношении пределов такого сближения. Режим Тито, с начала 1950-х годов проводивший активную и независимую внешнюю политику, отнюдь не проявлял склонности оказаться в роли советского вассала. Таким образом, концепция отношений внутри «народно-демократического» лагеря и — шире — международного коммунистического движения подлежала определенной корректировке с тем, чтобы отразить своеобразие не только советско-китайских³⁰, но и советско-югославских отношений. Провозглашенная на XX съезде формула о многообразии путей перехода к социализму скрывала в своем подтексте именно такую направленность, сама постановка этого вопроса была в 1956 г. актуальна прежде всего из-за невозможности подгонки под общий ранжир как китайской, так и югославской специфики³¹. Формальная ликвидация Коминформа в апреле 1956 г. также в известной мере явилась жестом доброй воли в отношении Югославии, поскольку в антиюгославской кампании конца 1940 — начала 1950-х годов именно Коминформ был главным инструментом (утратив подобную роль, он сразу же потерял свое прежнее значение)³². Образовавшийся с ликвидацией Коминформа вакуум предстояло чем-то заполнить, однако весной 1956 г. в вопросе о новых формах осуществления советского влияния в странах Восточной Европы не было полной ясности³³.

Важным шагом на пути продвижения к новой концепции восточноевропейской политики СССР была призвана стать встреча советских и югославских лидеров в Москве в июне 1956 г. Визит И. Броз Тито в Советский Союз, длившийся более 20 дней (с 1 по 23 июня), был обставлен с большой помпой. Многотысячный митинг советско-югославской дружбы на стадионе «Динамо» 19 июня должен был символизировать полное преодоление взаимного недоверия. В угоду сближению с Тито в Москве готовы были даже пойти на существенные кадровые перестановки. Буквально в день приезда прези дента ФНРЮ происходит смена караула на Смоленской площади — на смену стопроцентному ортодоксу и консерватору В. М. Молото-ву, последовательно сохранявшему особую позицию в югославском вопросе, приходит более молодой, либеральный (конечно, по кремлевским меркам) и мобильный Д. Т. Шепилов, имевший репутацию главного интеллектуала партии. С самого начала своего пребывания во главе МИДа он развил активную деятельность, первое же длительное ближневосточное турне нового министра настолько резко контрастировало с дипломатическим стилем предшественника, что заставило политических наблюдателей во всем мире провести аналогию с челночной дипломатией Дж. Ф. Даллеса. Большая открытость внешней политики СССР способствовала укреплению советского влияния, в частности, в странах «третьего мира» — Москва в это время попыталась, и небезуспешно, разыграть восточную карту, сделать своим союзником активизировавшиеся после Второй мировой войны антиколониальные движения в странах Азии, а затем и Африки. Путь в «третий мир» также мог лежать через сближение с Югославией, ставшей одним из инициаторов движения неприсоединения еще за несколько лет до его формального провозглашения в 1961 г.

При всей серьезности приготовлений сверхзадача переговоров так и не была решена. Осознавая экономическую выгоду сотрудничества с СССР, Югославия в то же время нисколько не хотела поступаться своим суверенитетом и продолжала сохранять некоторую дистанцию от советского лагеря, не проявив, в частности, желания к вступлению в ОВД и СЭВ. Тем не менее московская июньская встреча 1956 г. способствовала дальнейшему развитию многостороннего сотрудничества со страной, после 1948 г. на протяжении ряда лет находившейся на положении изгоя.

Итоги визита Тито в СССР обсуждались 24 июня в Москве на встрече руководителей стран народной демократии. Подписанная перед этим советско-югославская декларация носила явно компромиссный характер со стороны СССР. По справедливому наблюдению югославского посла В. Мичуновича, отраженному в его дневнике, в ней и речи не было ни об «идеологическом единстве», ни о «социалистическом лагере». Однако эту декларацию не собирались класть в основу новой доктрины восточноевропейской политики Советского Союза. Чтобы в корне пресечь любую попытку извлечения в других странах Восточной Европы нежелательных для Москвы выводов из этого документа, «русские... ясно дали понять лидерам стран лагеря, что то, что они подписали с Тито, не имеет значения для политики СССР по отношению к государствам и коммунистическим партиям стран лагеря»³⁴. Подобное предупреждение было адресовано не столько партийным руководителям, привыкшим беспрекословно подчиняться воле Москвы, сколько активизировавшимся во многих братских партиях апологетам югославской модели, настаивавшим не только на заимствовании экономического опыта так называемой системы самоуправления, но и на более независимой внешней политике по образцу Югославии.

На встрече была затронута и внутриполитическая ситуация в странах Восточной Европы. Напуганный размахом критических выступлений дома и в ближнем зарубежье и раздосадованный июньской публикацией в американской прессе своего секретного доклада, Хрущев призывал лидеров социалистического лагеря к более жесткой реакции на оппозиционные настроения, оживившиеся после XX съезда КПСС³⁵. Через считанные дни, 28 июня, в польском городе Познани демонстрация рабочих, выступивших за улучшение условий труда, вылилась в вооруженные беспорядки, подавленные с помощью армии. Более 70 человек погибло, не менее 300 получили ранения. Познаньские волнения, ставшие первым серьезным испытанием на прочность заявленной с трибуны XX съезда КПСС готовности к преодолению сталинского наследия, наглядно продемонстрировали всему мировому сообществу, что на подобные эксцессы в советском лагере будут и впредь реагировать только силой.

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 307; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 58 59 60 61 626364 65 66 67 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!