Сталин и разведывательные службы 11 страница

Однако Анкара продолжила свой курс в этом направлении. Пре­мьер-министр Турции А. Мендерес совершил в начале 1955 г. поездку по арабским странам, где попытался смягчить недовольство форми­рованием военно-политического блока на Среднем Востоке. С этой целью он предложил расширить его за счет включения арабских го­сударств. Однако этот шаг оказался не совсем удачным из-за неже­лания последних видеть Турцию ключевым элементом такого союза. Только Ирак согласился принять участие в нем. 2 февраля 1955 г. Турция, Иран, Ирак, Пакистан и Великобритания подписали в Баг­даде договор о создании военно-политического альянса, названного впоследствии Багдадским пактом. Вскоре Анкара при поддержке со стороны американских и британских союзников попыталась оказать давление на Сирию, с тем чтобы получить ее согласие на вступле­ние в Багдадский пакт.

Тем временем, стремясь укрепить силовую составляющую совет­ского блока, Москва предприняла шаги по пути создания полномас­штабного Pax Sovietica. «Мирное наступление» Кремля было подкреп­лено более весомым аргументом — объединением военно-политити-ческого потенциала СССР и его восточно-европейских сателлитов. Окончательное оформление коммунистического Восточного блока происходило 11—14 мая 1955 г. на Варшавском совещании предста­вителей СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии. Образование западноевропейского союза рассматри­валось как главная причина необходимости консолидации «оборонных усилий» восточноевропейского домена СССР в целях противодействия возможным угрозам со стороны Запада. Создание Варшавского Дого­вора, таким образом, формально было ответом на усиление сотруд­ничества между западными государствами. Однако решающее значе­ние имело стремление советского партийно-государственного руко­водства получить в распоряжение инструмент «коллективного давления» на западный блок и его отдельных членов, к числу кото­рых относились Греция и Турция. В свою очередь и коммунистиче­ские режимы Восточной Европы усиливали свои международные по­зиции вхождением в военную организацию под фактическим руко­водством СССР.

Важность Турции и Греции для Североатлантического альянса и его ведущей силы — США тем не менее не снимала с повестки дня вопроса о постоянном мониторинге ситуации в этих двух странах именно с позиций национальных интересов Соединенных Штатов. Уже в середине 1954 г. в Вашингтоне все чаще начинали рассматривать взаимоотношения с Турцией не только в контексте военно-по­литического единства блока НАТО, но и с прагматической точки зрения: насколько эффективно используется экономическая помощь США, каковы реальные перспективы турецкой оборонной полити­ки? В достаточно жесткой форме заявлялось, что «ответственные сотрудники» администрации в Вашингтоне подчеркнули, что Соеди­ненные Штаты не будут продолжать поддерживать амбициозные проекты турецкого правительства»»¹³.

Начиная с весны 1955 г. серьезные изменения происходят в гре­ко-турецких отношениях. Причиной их ухудшения становится кипр­ская проблема. В апреле 1955 г. на острове начались волнения, свя­занные с требованиями греков-киприотов (составлявших 80% из 600 тыс. населения) к Великобритании — предоставить свободу Кип­ру. Активизировались сторонники его объединения с Грецией. Пони­мая, что традиционными способами сохранить остров под своим вла­дычеством не удастся, британцы решили прибегнуть к реализации им­перского принципа «разделяй и властвуй»: они усилили свою работу среди турецкой общины острова, с тем чтобы противопоставить его жителей друг другу на этно-конфессиональной основе. Тем более что этот аргумент всегда действовал на Балканах как один из наиболее сильных. Одновременно Лондон активизировал свои контакты с ту­рецкими властями по «кипрскому вопросу», играя на национальных чувствах турок. Если ранее Анкара особенно не интересовалась Кип­ром, то теперь, в 1955 г., она решила занять более жесткую позицию (чему в немалой степени способствовали внутриблоковые осложнения в Балканском пакте, связанные со стремлением двух стран — Греции и Турции — добиться в нем лидерства). В сентябре 1955 г. в Стамбу­ле и Измире прокатилась волна погромов, убийств и грабежей, на­правленная против местных греков и армян. Власти фактически без­действовали, а, как впоследствии выяснилось, сами способствовали кровопролитию. В этих условиях Греция решила, что дальнейшее пре­бывание ее военного персонала в Турции более невозможно и отозва­ла своих представителей с натовской базы в Измире¹⁴.

Осенью 1955 г. внешнеполитическое и военное ведомства США, а также ЦРУ подготовили ряд аналитических материалов по турец­кому вопросу для выработки решения по американской позиции. Как отмечалось в сводном аналитическом докладе, адресованном в Совет национальной безопасности (СНБ) США, основными целями Вашингтона в отношении Турции являлись следующие: «(а) продол­жение со стороны Турции осознания себя как части свободного мира; (b) поддержание способности турецких вооруженных сил от­разить нападение сателлитов (союзных СССР государств. — Ар. У.) или оказание максимально возможного сопротивления непосред­ственному советскому нападению; (с) доступ США и их союзников к турецким ресурсам и военным объектам; (d) сотрудничество Тур­ции в рамках НАТО, продвижение и усиление мер безопасности в Балканском и Ближневосточном регионе; (е) улучшение отношений Турции с арабскими государствами; (f) достижение стабильности турецкой экономики»¹⁵.

Особую значимость роли Турции на международной арене в кон­тексте американских внешнеполитических интересов приобретала ее позиция по стратегическим проблемам: активная поддержка Анка­рой концепции «Северного пояса» и противодействие турок попыт­кам ряда арабских государств (Египта, Сирии и Саудовской Аравии) создать собственный военный блок; стремление Турции улучшить отношение с соседними странами; изменение законодательной базы, регулирующей отношения в нефтяной промышленности, и предос­тавление иностранным инвесторам возможности работать в этом секторе турецкой экономики¹⁶.

В то же время среди неблагоприятных с точки зрения американ­ских национальных интересов факторов в достаточно откровенной форме перечислялись, во-первых, «жесткая турецкая реакция на от­каз со стороны США предоставить 300 млн займа», и, во-вторых, «отсутствие убедительных свидетельств готовности (турецкого прави­тельства. — Ар. У.) к реализации адекватной программы реформ, которых требует экономическая ситуация Турции»¹⁷.

Выявляющиеся постепенно внутри Балканского пакта проблемы, а также усиление конфронтационного потенциала греко-турецких вза­имоотношений давали основания Кремлю надеяться на результатив­ность своего «мирного наступления», направленного на раскол запад­ного блока. Обострение кипрского вопроса рассматривали в Москве как возможный шанс для улучшения отношений с Афинами. В июне 1955 г. советский посол в Греции обратился к министру иностранных дел этой страны с предложением об обмене визитами глав двух пра­вительств, ссылаясь на то, что такие контакты были бы полезны для обеих стран в «свете европейских событий». Информация на этот счет, полученная посольством ФРГ в Великобритании и переданная аме­риканцам, насторожила последних, так как в соответствии с ней гре­ческий министр иностранных дел якобы ответил, что «имея в виду кипрскую проблему, визит Хрущева в Белград и другие смежные воп­росы, предлагаемые визиты приветствуются»¹⁸.

Следующим шагом со стороны Москвы было пропагандистское обеспечение своей политики в отношении Греции. Однако здесь Кремль столкнулся с рядом проблем, главной из которых было вос­приятие различными греческими политическими и общественными силами мотивов советской внешнеполитической активности на «гре­ческом направлении». В ответ на публикацию в правительственной советской газете «Известия» статьи о необходимости улучшения со­ветско-греческих отношений греческие органы печати, принадлежав­шие к правому, левоцентристскому и прокоммунистическому обще­ственно-политическому спектру, продемонстрировали разницу под­ходов при оценке советских маневров. Если прокоммунистические и левые силы выступали с исключительно благоприятных для Крем­ля позиций, то левоцентристская часть греческого политического мира отнеслась к публикации в тех же «Известиях» крайне осторож­но. Центристы просто объяснили советский зондаж как стремление использовать момент обострения отношений Греции с ее западны­ми союзниками по «кипрскому вопросу», с тем чтобы добиться переориентирования Афин на Москву. Более резко, но фактически так же оценивали кремлевский курс в отношении Греции и крайне пра­вые¹⁹.

Однако попытка сыграть на «кипрском вопросе», предпринятая Москвой, рассматривалась достаточно осторожно в Афинах. Так, в частности, в директивах, направлявшихся министерством иностран­ных дел Греции греческим послам за рубежом, выдвигалось требо­вание добиться поддержки греческих интересов прежде всего в «дру­жественных или нейтральных странах», но никак не у государств за «железным занавесом»²⁰. Это было связано с нежеланием Греции «скомпрометировать» себя в глазах союзников слишком близкими отношениями с восточным блоком и тем самым толкнуть их к под­держке «более последовательной» в отношении Запада Турции.

Как и Греция, Турция постепенно также оказалась в центре со­ветского «мирного наступления». Возникшие между Анкарой и Ва­шингтоном противоречия, а также ухудшение греко-турецких отно­шений были восприняты кремлевским руководством как сигнал к активизации действий с целью изменения ситуации в свою пользу. К концу 1955 г. «мирное давление» СССР на Грецию усилилось, что было вызвано стремлением Москвы углубить противоречия внутри НАТО и, насколько это возможно, в Балканском пакте, членами которой являлись, помимо Греции, Турция и Югославия.

Отрекаясь от отдельных черт сталинского наследия во внешнепо­литической области, советское партийно-государственное руковод­ство не обошло вниманием и отношения СССР с Турцией. На встре­че министра иностранных дел СССР В. М. Молотова и посла Тур­ции в Москве Ф. Хозара первый заявил об отказе от каких-либо территориальных претензий в отношении Турции со стороны Совет­ского Союза²¹. На сессии Верховного Совета СССР 28 декабря 1955 г. Н.С. Хрущев сформулировал этот подход в виде признания: «Извест­но, что когда у руководства Турцией стояли Кемаль Ататюрк и Ис-мет Иненю, у нас были с нею очень хорошие отношения, но потом они были омрачены. Мы не можем сказать, что это произошло толь­ко по вине Турции, — были допущены и с нашей стороны неумес­тные заявления, которые омрачили эти отношения»²². Вместе с СССР к «мирному наступлению» стали привлекаться и его сателли­ты из Восточной Европы, граничившие с Грецией. Так, в частности, Болгария провела зондаж относительно улучшения двусторонних от­ношений²³.

Развитие ситуации в Греции и характер ее взаимоотношений с западными союзниками в контексте обострявшегося греко-турецко­го конфликта и «кипрского вопроса» обнадеживали главного против­ника западного блока — Москву. Американская дипломатия оцени­вала греческое направление советской внешней политики как «ак­тивизацию советского мирного наступления в Греции»²⁴.

Высказанные советским партийно-государственным руководством в декабре 1955 г. признания неправомерности предыдущих требова­ний в отношении Турции вскоре были сопровождены публикация­ми в советских официозах — газетах «Правда» и «Известия», посвященными главной теме: необходимости улучшения советско-турец­ких отношений в различных сферах, включая экономическую. На­кануне 35-летней годовщины подписания советско-турецкого мирного договора (16 марта 1921 г.) Председатель Президиума Верховного Со­вета К. Е. Ворошилов направил специальную поздравительную теле­грамму президенту Дж. Баяру. Все очевидней становилась попытка Кремля склонить турецкое руководство к улучшению отношений меж­ду двумя странами.

Советские официальные представители в Турции активизировали деятельность в этом направлении. В январе 1956 г. советский кон­сул В. Корнев обратился к генеральному директору по экономиче­ским вопросам турецкого МИДа М. Эсенбелю с предложением бо­лее тесного экономического сотрудничества с СССР. Спустя месяц, в начале февраля того же года, советский посол Б. Подцероб встре­тился с турецким министром иностранных дел Ф. Кёпрюлю и зая­вил своему собеседнику о желании советской стороны улучшить отношения с Анкарой и при этом сослался на возможность оказа­ния экономической и финансовой помощи Турции со стороны СССР. Вскоре В. Корнев обратился с аналогичными предложения­ми к генеральному секретарю турецкого МИДа Н. Бирги. Однако позиция турок была достаточно жесткой: они подчеркивали, что за нынешнее состояние турецко-советских отношений несет ответ­ственность прежде всего СССР. В своих сообщениях в Москву со­ветские представители информировали о состоявшихся беседах и сделанных ими предложениях, отметив, что во многом позиция ру­ководства Турции определяется его зависимостью от мнения США и даже определенными опасениями в этом отношении.

Все контакты советских дипломатических представителей и ту­рецких официальных лиц внимательно отслеживались американца­ми. Их тайным информатором выступал генеральный секретарь ту­рецкого МИДа Н. Бирги, докладывавший лично консулу США в Анкаре Дж. Гудайеру все подробности происходящего. Однако цель высокопоставленного турецкого чиновника была не только и не столько в информировании американских друзей. Судя по манере подачи материала своему собеседнику, он преследовал более прагма­тическую цель: возбудить беспокойство американцев возможными последствиями советско-турецкого сближения. Аналогичную инфор­мацию, в которой доминировала решимость Анкары не идти на од­ностороннее улучшение отношений с Москвой без улучшения общих отношений между Западом и Востоком, турки предоставляли и анг­личанам²⁵. Все это давало основания полагать: Анкара начинает свою игру. Советская пропаганда настойчиво твердила, что «в Турции все шире распространяется мнение о том, что вряд ли разумно посту­пает правительство, связывая судьбу с агрессивными замкнутыми военными блоками — НАТО и Багдадским, — отказываясь от уста­новления дружественных отношений с Советским Союзом»²⁶.

В конце марта 1956 г. американские дипломаты выяснили через свою агентуру в турецком министерстве иностранных дел, что пре­жнее заявление А. Мендереса о том, что на проходивших в Карачи празднествах по случаю очередной годовщины создания Пакистана ни он, ни Ф. Кёпрюлю не вели никаких переговоров с представи­телями советского партийно-государственного руководства и, в ча­стности, А. И. Микояном, не соответствуют действительности. Судя по всему, секретность, которой окружили турки эту встречу, была рассчитана на создание у американцев мнения, что помощь Турции со стороны США должна быть возобновлена, так как Анкара, с од­ной стороны, вынуждена иметь дело с Москвой, а с другой — она хотела бы оставаться в Западном блоке, являясь его важным элемен­том. Информатор посольства США в Турции заявил своему собесед­нику, что «в то время как Мендерес остается непреклонным, он чув­ствует себя ослабленным из-за заигрываний западных союзников с Советами и начинает очень беспокоиться взрывоопасным влиянием советского воздействия на турецкую прессу и общественное мнение, а также «прекрасной» пропагандой, сопровождающей их»²⁷.

К апрелю 1956 г. уже и американские дипломаты в Анкаре стали понимать, что турецкое правительство использует «советскую карту» в своей игре с Вашингтоном. Так, в частности, с одной стороны, они получали сведения о том, что СССР предлагает Турции техническую и экономическую помощь на условиях, более выгодных, чем Индии, Бирме или Афганистану²⁸, а с другой — что «при нынешних эконо­мических трудностях увеличивающаяся часть турецкого обществен­ного мнения может приветствовать принятие советской помощи...»²⁹

Внешнеполитические маневры греческих и турецких правящих кругов сочетались с определенными шагами, предпринимаемыми ими в своих странах во внутренней политике. К середине 1950-х го­дов все отчетливее начала просматриваться тенденция создания в этих странах двухпартийной системы.

В противостоянии Запада и Востока имели значение как внеш­не-, так и внутриполитические аспекты. Поэтому в Москве и Ва­шингтоне обращали особое внимание на происходящие в политичес­кой жизни Турции события. В США достаточно серьезно изучали перспективы американского участия в разрешении турецких внутрен­них проблем, имея в виду американские национальные интересы в глобальном и региональном масштабах. Поведение Анкары, стремив­шейся сыграть на своей верности атлантизму, важности стратегиче­ских позиций Турции в регионе и усилении советского «мирного на­ступления», частично способствовало смягчению американского от­ношения к турецким экономическим проблемам. В марте 1956 г. в Вашингтоне не исключали возможность продолжения экономиче­ской помощи ряду государств, включая Турцию³⁰, имея в виду «до­стижение стабильности и роста, поддерживая при этом необходимый уровень вооруженных сил»³¹. Одновременно во всех секретных до­кументах, так или иначе связанных с проблемами национальной безопасности США, подчеркивалась необходимость выработки но­вых подходов к складывавшейся обстановке³².

Объявление Москвой 14 мая 1956 г. о сокращении обычных ви­дов вооружений и вооруженных сил на 1 млн 200 тыс. человек тре­бовало, по мнению американских политиков, причастных к выработке внешнеполитических решений, серьезного пересмотра оборонной доктрины США.

Проходившее 17 мая 1956 г. заседание СНБ США со всей очевид­ностью свидетельствовало о стремлении американского руководства, несмотря на дискуссионный характер заседания и нередко резкие оценки перспектив американской помощи иностранным государ­ствам, найти подходящие форму и масштаб помощи турецкому со­юзнику. В специальном пункте повестки заседания СНБ, сформули­рованном как «Политика Соединенных Штатов в отношении Тур­ции», фиксировалось, что «была отмечена и обсуждалась ссылка аналитического доклада Комитета по координации действий, с осо­бым акцентом на экономическую нагрузку, возложенную на Турцию нынешними планами относительно турецких вооруженных сил»³³.

В немалой степени на окончательное решение «турецкого вопро­са» повлияли позиции президента Д. Эйзенхауэра и директора ЦРУ А. Даллеса. Последний в концентрированном виде определил смысл новой внешнеполитической тактики США: «Старая политика, кото­рой мы следовали, была, очевидно, справедливой, когда это касалось вопроса пять лет назад в свете советских агрессивных намерений против Греции, Ирана, Турции, Югославии и еще где-либо. Сейчас, однако, пришло время изменить эту политику. Программа военной помощи, которую мы сейчас предусматриваем, затруднит в высшей степени развитие экономики таких стран, как Турция»³⁴. Однако проблема существовала в конкретном механизме реализации этого плана, о чем и заявил Д. Эйзенхауэр³⁵. Анкара требовала роста сво­их вооруженных сил, которые Турция и так с трудом содержала. Особенность складывавшейся ситуации, и это уже было очевидно, заключалась в том, что в продолжении конфронтации с советским блоком в ее прежней форме оказывалась заинтересована малая стра­на — союзница США и «периферийный», но значимый в глобаль­ном противостоянии между Западом и Востоком член НАТО.

Некоторые из влиятельных членов американской администрации откровенно заявляли на заседаниях СНБ, что «именно турки были заинтересованы в создании более многочисленных вооруженных сил. Не мы были теми, кто принуждал их к этому»³⁶.

К Лету 1956 г. международная ситуация в одном из важных со стратегической точки зрения регионов — на Ближнем Востоке — резко обострилась. Причиной тому было жесткое противостояние между Египтом и рядом государства Запада (США, Великобритании, Франции и др.) по вполне конкретному вопросу: национализации Всеобщей компании Суэцкого морского канала, в которой превали­ровали финансовые интересы Англии и Франции. Перед руководя­щими кругами ряда западных стран, задействованных в конфликте, встал вопрос о силовом воздействии на египетский режим А. Г. На­сера. В складывающейся ситуации очень многое значила позиция союзных по Североатлантическому пакту стран в регионе и его чле­нов, в частности Турции. Данное обстоятельство заставило внешне­политических специалистов США из государственного департамен­та и американского разведывательного сообщества обратить особое внимание на возможные действия Анкары. В этой связи отмечалось: «Реакция Турции на поступок Насера была неблагоприятной. Отно­шения между двумя странами не являлись хорошими и нынешнее турецкое правительство со всей вероятностью приветствует жесткие западные ответные меры против режима Насера. В то время, как, похоже, маловероятно, чтобы турки воздействовали на ситуацию непосредственно, они могли бы обеспечить моральную поддержку предпринимаемым Западом шагам. С другой стороны, в случае, если Западу не удастся действовать, то это вызовет ослабление веры Тур­ции в Великобританию как сильного партнера по Багдадскому пак­ту, что уже происходит из-за кипрского вопроса»³⁷. Во многом эта американская оценка оправдалась: Анкара достаточно последователь­но поддерживала идею интернационализации управления Суэцким каналом, с которой выступали западные государства, включая США. Выдвинутый Вашингтоном так называемый «план Даллеса» как раз и был рассчитан на это³⁸.

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 270; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!