Сталин и разведывательные службы 7 страница
Канадской стороне потребовалось всего несколько дней, чтобы определить ценность полученных сведений, но прошло почти пять месяцев, прежде чем делу был дан публичный ход. Это был период интенсивных и многократных консультаций между Канадой, Великобританией и США как на уровне высшего руководства, так и на уровне ведомств иностранных дел и спецслужб, фактически коллективно обрабатывавших полученную информацию. Даже канадские исследователи признаются в невозможности реконструировать полностью события тех месяцев, однако доступные документы указывают на то, что при активном участии американской и английской стороны в деле Гузенко главными составляющими стали вопрос об атомном шпионаже и антисоветская и антикоммунистическая кампания.
30 сентября Кинг провел консультации с президентом Трумэном в Вашингтоне, а 7 октября — с премьером Эттли в Лондоне, где обсуждались все возможные политические ходы в связи с делом Гузенко в контексте международных послевоенных отношений в целом и в связи с все более жестким противостоянием с Советским Союзом. При всех консультациях и согласии по принципиальным вопросам Макензи Кинг ни на минуту не забывал о национальных интересах собственной страны. В беседах с Бевином и Эттли, и в разговорах с собственными подчиненными он предостерегал против поспешной и слишком резкой антисоветской реакции, видя в этом потенциальную опасность для единства собственного государства и вероятность разрушительных последствий в случае возникновения войны с СССР: «Если мы не обеспечим хотя бы удовлетворительный уровень отношений с Россией так, чтобы снять чувство страха, наши собственные люди в Британской Колумбии, в прериях, Альберте, Саскачеване и других местах будут усиленно искать необходимой защиты у США. Это неизбежно приведет к движению в пользу аннексии, которое трудно будет контролировать... Россия находится рядом с Канадой и может подвергнуть нас бомбовым ударам со стороны Северного полюса... Ее продвижение к Штатам через территорию Канады приведет к тому, что американцы, из соображений безопасности, спокойно завладеют частью территории Канады, причем это будет приветствоваться населением... охваченным ужасом»47.
|
|
|
Фактически в конце сентября — начале октября уже был принципиально решен вопрос о том, каким образом использовать дело о советском шпионаже. В достигнутом Канадой, Великобританией и США соглашении о согласованных политических и дипломатических шагах в отношении всего дела, подготовленном к 9 октября соответствующими спецслужбами, указывалось на нежелание полного разрыва дипломатических отношений с СССР и требования отзыва посла, но отмечалась необходимость твердости, особенно в «разоблачении использования Советским правительством местных коммунистических элементов»: «в качестве одной из целей следует добиваться как можно большего затруднения для них продолжать (или, как в случае с Канадой, воссоздавать) их сеть, базирующуюся в основном на этих элементах)». Стороны заявляли о нетерпимости в отношении «практики советского посольства в Оттаве, которая, вне сомнения, имеет место и в США, и в Объединенном Королевстве». Предполагалось скоординировать полицейские акции в трех странах, а неизбежное и необходимое «паблисити» «следует, в меру возможности, направлять и контролировать». Дать делу публичный ход намечалось 25 ноября, однако на практике реализация сценария была отложена до начала февраля 1946 г.48
|
|
|
В ходе многочисленных трехсторонних консультаций особенность позиции Канады проявилась в ее стремлении не торопить события и явном нежелании принимать на себя главный ответный удар со стороны СССР. Обращает на себя внимание намерение канадцев подготовить к этим акциям общественное мнение, настроенное в пользу СССР, особенно в среде канадских ученых, выступавших за широкое международное сотрудничество, в том числе и в области атомных исследований, к которым в полном объеме не допускались даже канадские и британские участники известного «Манхэттенского проекта». Помимо этого, разделяя в целом позицию США и Великобритании, канадские руководители все же склонялись к идее международного контроля над новым сверхоружием и к вероятности допуска СССР к атомным технологиям, а также к более сдержанной позиции в отношениях с СССР.
|
|
|
15 ноября 1945 г. канадский премьер-министр на равных с лидерами США и Великобритании подписал известную декларацию по использованию атомной энергии в «мирных и гуманитарных целях», в которой выражалось также намерение «приступить к обмену фундаментальной научной информацией и обмену учеными и научной литературой в мирных целях с любой нацией на взаимной основе». Ответственность за последствия развития атомной энергетики возлагалась «на весь цивилизованный мир». В целом это был взвешенный и осторожный документ, предназначенный в том числе и для подготовки мирового общественного мнения к грядущим разоблачениям ведения Советским Союзом атомного шпионажа.
|
|
|
Содержавшийся в декларации призыв к сотрудничеству наций в рамках ООН, к открытости и укреплению доверия сопровождался утверждением о том, что нет уверенности в необходимости «распространения специальной информации относительно практического применения атомной энергии прежде, чем станет реальностью эффективная, взаимная и реальная защита, доступная всем нациям, что внесло бы вклад в конструктивное решение проблемы атомной бомбы»49.
Декларация не содержала ни единого упоминания о Советском Союзе, который, что не секрет, лидеры атомного клуба и не считали цивилизованной и демократической страной. В этом отношении любопытнейший материал содержится в дневниках Макензи Кинга, много рассуждавшего о превосходстве английской и западной цивилизации вообще над остальным миром, о непредсказуемости русских, объятых комплексом неполноценности, «интригах России против христианского мира», об особой миссии Канады, очутившейся в центре важнейших событий в период наступления новой эпохи и нового мирового порядка и причастной к принятию важнейших решений50.
Подпись канадского премьер-министра под столь важным документом подтверждала активное участие страны в атомном проекте. В то же время, канадские власти стремились преуменьшить роль Канады в практических и научных исследованиях по атомной энергии, чтобы предупредить протесты левых и ученых, многие из которых полагали, что сам факт советского шпионажа объяснялся сокрытием атомного проекта от советской стороны, вопреки имевшим место договоренностям о научно-техническом обмене информацией между союзниками51. Понятно вместе с тем, что советскую военно-промышленную разведку, работавшую в Канаде, интересовало абсолютно все, имевшее отношение к атомным работам. В советском посольстве с пристрастием отслеживали в этой связи все публичные заявления канадских должностных лиц. Дважды выступая в парламенте страны 3 и 5 июня 1946 г., министр реконструкции и снабжения Хау утверждал, что «Канада является важнейшим источником сырьевых материалов, а также разделяет с США позицию, благодаря которой она в состоянии производить в окончательном виде атомную энергию»; «Канада в состоянии производить атомные бомбы самостоятельно от США, но, вероятно, в этом нет необходимости» в силу больших финансовых затрат52.
Как известно из архивных материалов, еще до информирования мировой общественности о намерениях стран, причастных к производству атомного оружия, руководство «атлантического треугольника» определилось принципиально по поводу использования дела Гу-зенко. В совершенно секретном документе от 1 ноября 1945 г. констатировалось, что «в широком аспекте есть два подхода в решении этого вопроса: (а) как чисто (исключительно) расследование разведки; (б) в порядке превентивных мер». Понятно, что в первом случае избегается огласка, за шпионами устанавливается наблюдение, замешанные лица удаляются и пр. Второй, так называемый «превентивный» вариант предполагал публичность, преследование внутренних ненадежных элементов (коммунистов в первую очередь), «дипломатическую порку» СССР. «Выбор второй стратегии мог бы убедить Советский Союз отказаться от шпионской деятельности и отвадил бы потенциальных агентов от работы на Советский Союз». Второй вариант признавался в аналитической записке наилучшим, так как «советская шпионская активность, вне сомнения, поддерживается готовностью к сотрудничеству со стороны местных коммунистических партий в качестве агентов», а публичные разоблачения, требование высылки советского военного атташе продемонстрируют, что против России есть серьезные улики и таким образом Советский Союз «потерпит заслуженную дипломатическую неудачу»53.
Осуществление «превентивного варианта» предлагалось начать с «инспирированной неофициальной утечки информации в прессе, за которой, возможно, последует протест со стороны советского посольства. Расследование, которое начнется в результате этого маневра, прольет свет на всю историю и добудет материал, на основе которого будет начато судебное расследование»54.
Дальнейшее развитие событий происходило в полном соответствии с предложенным превентивным сценарием. По сей день засекреченные канадские документы, не говоря уже о советских, могли бы, вероятно, уточнить эту картину, внести отдельные детали в позиции правительств причастных стран, но были бы вряд ли способны принципиально изменить представление о сути происходившего.
С публичным заявлением о существовании советской шпионской сети, о которой стало известно в результате «разоблачений человека из советского посольства», выступил в радиопередаче американский журналист Дрю Пирсон. Он обвинил в двуличии, подрывной и шпионской деятельности «небольшую милитаристскую группировку на самом верху России, которая, очевидно, намерена подмять не только Иран, Турцию и Балканы, но, возможно, добиваться доминирующего положения и в других частях мира»55. С самого начала были намечены военный, международный и антикоммунистический аспекты «превентивного» варианта в деле Гузенко как средства давления на советское руководство на международной арене и минимизации влияния коммунистов и левых на общественное мнение и политическую жизнь западных стран.
«Утечка» информации в радиовыступлении Дрю Пирсона положила начало новому, публичному этапу в деле Гузенко, когда пришло время осуществить так долго согласовывавшийся и обсуждавшийся план действий на обоих уровнях — внутри страны, по отношению к коммунистам и сочувствовавшим левым, и на международной арене, в связи с политикой СССР. 5 февраля 1946 г. Кинг информировал кабинет о деле Гузенко и зачитал приказ в совете, учреждавший королевскую комиссию для расследования факта шпионажа отдельных канадских граждан в пользу иностранного государства. Впервые в истории страны королевской комиссии, которую возглавили судьи Р. Тачеро и Л. Келлок, предстояло, по существу, «выполнить работу полиции»56. 15 февраля премьер-министр Канады выступил с официальным заявлением, в котором сообщил о разоблачении факта «передачи секретной и конфиденциальной информации» рядом канадских граждан «некоторым сотрудникам иностранной миссии», однако не назвал советское посольство напрямую. В этот же день к главе государства был приглашен советский поверенный в делах Н. Бело-хвостиков, которому вручили текст заявления и дали понять, что под «некоторой иностранной миссией» подразумевается именно советское посольство в Оттаве, хотя «в настоящий момент этот факт не является достоянием общественности»57.
20 февраля замминистра иностранных дел СССР С. А. Лозовский принял поверенного в делах Канады К. Мейранда и вручил ему заявление Советского правительства по поводу выступления канадского премьер-министра, которое в тот же день было передано по радио, а на следующий день напечатано в советской прессе. В заявлении утверждалось, что «в последний период войны отдельные сотрудники аппарата советского военного атташе в Канаде получили у знакомых лиц из числа канадских граждан некоторые сведения секретного характера, не представляющие, однако, большого интереса для советских органов. Как выяснилось, эти сведения касались таких технических данных, в которых советские граждане не нуждались, ввиду имевшихся в СССР более высоких технических достижений, и которые можно найти в опубликованных изданиях о радиолокации и т. п., а также в известной брошюре американца Г. Д. Смита «Атомная энергия». Ввиду этого было бы смешно утверждать, что передача такого рода малозначимых секретных данных могла создать какую-либо угрозу для безопасности Канады. Тем не менее, как только Советскому правительству стало известно об упомянутых выше действиях некоторых сотрудников аппарата военного атташе в Канаде, советский военный атташе ввиду недопустимости действий указанных сотрудников был из Канады отозван... Вместе с тем Советское правительство считает необходимым обратить внимание на ту разнузданную кампанию, враждебную Советскому Союзу, которая началась в канадской печати и по Канадскому радио одновременно с опубликованием указанного заявления» и с поощрения канадского правительства. В заявлении высказывалось удивление тем фактом, что канадское правительство не запросило разъяснений у Советского правительства, следовательно, имело другие цели, «не имеющие отношения к интересам безопасности Канады»: «Приходится признать, что указанная выше разнузданная антисоветская кампания входила в план канадского правительства, направленный к тому, чтобы нанести Советскому Союзу политический ущерб», особенно в связи с окончанием сессии Ассамблеи Объединенных Наций58.
Заявление Советского правительства от 20 февраля 1946 г. интересно тем, что в нем в первый и в последний раз содержалось признание факта ведения военно-технической разведки на территории Канады и вместе с тем преуменьшалась ее эффективность. Советское правительство открещивалось от деятельности своего военного атташе. Резкость формулировок означала, по-видимому, понимание необратимости и неизбежности резкого ухудшения международной ситуации в связи с намерением предать публичности обстоятельства военно-технического и атомного шпионажа, лишь отражавшего глубокое, временно скрытое системное взаимное неприятие Советского Союза и англосаксонских держав. Впоследствии в нотах советского посольства и других документах утверждалось, что «так называемое дело о шпионаже» в связи с «бегством уголовного преступника Гузенко» и его «клеветнические заявления» «являются полным вымыслом и не заслуживают никакого доверия»59.
Лексика и тон, естественно, соответствовали принятым тогда нормам, а правда, как обычно, перемежалась с ложью: если некоторые сведения о взрывчатых веществах, радиолокационных приборах, радарах действительно можно было почерпнуть из открытых источников, то данные разведки в отношении атомного оружия и, главное, получение образца урана можно, конечно же, считать большим профессиональным успехом советской военной разведки.
Опубликованные протоколы проведенных комиссией слушаний позволяют выделить ключевые моменты, вокруг которых строилось впоследствии обвинение на судебных процессах и развернутое в прессе и официальными органами власти пропагандистское и идеологическое обеспечение всей кампании. Помимо непосредственно преследуемого законом факта передачи рядом канадских граждан секретных сведений представителям советской разведки, в центре расследования находилась намеченная к «превентивной» разработке деятельность компартии как главной подрывной антигосударственной организации, а члены компартии — как основные вербовщики советских агентов. В этой связи все свидетели были вынуждены отвечать на вопросы о своих убеждениях, участии в работе кружков, изучающих теорию и практику коммунизма, партийной дисциплине, уплате взносов и т. д. Н. Мазерелл, Э. Войкин, Д. Шугер и другие говорили о своем понимании социализма как более справедливой социальной системы, где «есть надежда для бедных» и «шансы на лучшую жизнь», но отрицали навязывавшееся им понимание коммунизма как идеологии, направленной на насильственное свержение правительства60.
Согласие предоставлять русским техническую и научную информацию все без исключения (кто, разумеется, в этом признался) фигуранты объясняли энтузиазмом, рожденным общим антивоенным сотрудничеством, симпатиями к СССР, несшему огромные потери, надеждами на новый мировой порядок, верой в то, что научные достижения, особенно в атомной области, должны стать достоянием всего человечества61.
Судьи избегали прямых обвинений и политических обобщений в адрес Советского Союза, как и было решено на самом верху. Это, однако, не исключало многочисленных заявлений антисоветского характера, с которыми выступил Гузенко, утверждавший, что Советский Союз «не хочет дружеских отношений с Канадой»: «Советская пропаганда говорит только плохое о Канаде». Он утверждал также, что из виденных им документов ему стало ясно, что русские создавали шпионскую сеть в Канаде еще с 1924 г. исключительно на основе коммунистической партии с целью «в конце концов в будущем начать войну». Показания Гузенко в том, что не было подтверждено документами, отличались противоречивостью и сбивчивостью: то он утверждал, что выкрал самые ценные документы, то заверял судей, что смог вынести лишь маленькие по размеру бумаги, а многое, самое важное осталось в посольстве62. Беспокойством в этой связи делились чиновники министерства юстиции и судья Ф. Брэ, снимавший показания Гузенко63.
Дело Гузенко предопределило самое активное международное участие канадцев в основных знаковых событиях начала холодной войны. Накануне выступления в Фултоне Черчилль обсуждал подготовленную речь с государственным секретарем Дж. Бирнсом, его заместителем Д. Ачесоном и канадским послом в США Л. Пирсоном. Пирсон сообщал в Оттаву, что прочитал планировавшееся выступление Черчилля, пока «великий человек» принимал ванну. Речь произвела на него большое впечатление: «Это действительно сильная вещь». Примечательно, однако, что канадец просил Черчилля заменить тезис о «канадо-американском военном соглашении» на «канадо-американские постоянные договоренности в области обороны». Присутствовавшие на этом «домашнем» обсуждении представители трех правительств не могли не признать, что последовательные события (военные договоренности, предварительный доклад Королевской комиссии, речь Черчилля) будут восприняты в СССР как «этапы в планируемой кампании», в то время как «мы знаем, что не было подобной связи» в событиях, которые тем не менее, по мнению присутствовавших, отвечали новой политике в отношении Советского Союза — политике «откровенности и твердости»64.
Естественная принадлежность Канады к англосаксонской цивилизации определяла ее стратегическое и самое дружественное партнерство с Великобританией и США. Однако это не означает, что практический разрыв нормальных отношений с СССР давался легко и без внутренней борьбы. Как и предвидел Кинг и к чему он совсем не стремился, Канада вызвала наибольшую неприязнь советской стороны. Примечательна в этом отношении позиция, занятая канадским руководством: главное внимание сосредоточить на «чистке» в собственном доме, предоставив американцам и англичанам действовать жестко по отношению к Советскому Союзу в международных делах, пользуясь имеющейся информацией.
Макензи Кинг, взгляды которого на советский строй да и на дореволюционную историю России не отличались симпатиями, старался тем не менее минимизировать ущерб, нанесенный советско-канадским отношениям делом Гузенко, правда, без всякого успеха. В марте 1946 г. министр внешней торговли Чехословакии Г. Рипка сообщил Молотову о «конфиденциальном и личном поручении», которое Макензи Кинг передал Молотову через президента Чехословацкой Республики Эдуарда Бенеша: «Мероприятия, принятые против разведки в Канаде, не были и не есть направлены против Советского Союза и не против Генералиссимуса Сталина, как это утверждает Советскому Союзу враждебная печать. К этому мероприятию должны были прибегнуть по внутренним соображениям канадской администрации. Я был бы Вам весьма обязан, если бы Вы могли объяснить это дело Генералиссимусу Сталину, как мой друг, который из личных сношений знает мой характер и может подтвердить, что я весьма заинтересован в сохранении доброжелательства и сотрудничества с Советским Союзом. Я также уверен, что разведывательная деятельность проводилась без ведения посла Зарубина, к которому я имею полное доверие»65.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 251; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!