СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ

Смертной казнью называют лишение жизни человека государством в соответствии с законом после вынесения смертного приговора компетент­ным судом. В странах, где смертная казнь не отменена, смертный приговор может быть вынесен за наиболее серьезные, согласно закону, преступления.

Что такое смертная казнь с теоретической точки зрения? Это не ветхозавет­ное воздаяние, поскольку казнят отнюдь не всех убийц, даже приговоренных к смерти. По той же причине смертную казнь трудно назвать безупречным пра­вовым институтом, ибо в основе права — равенство всех перед законом. Смерт­ная казнь не является превентивным средством, поскольку она бессильна ос­тановить преступность. В традиционном обществе помимо своей главной функ­ции, а именно: защищать законопослушное население от преступников, покушающихся на жизнь граждан, смертная казнь выполняла и ритуальную функцию. Казнь — это жертвоприношение, символическое действо для успо­коения возбужденных народных масс. Поэтому народ не протестовал против казней — ни при Иване Грозном, ни при Робеспьере, ни при Сталине.

Как в социологическом, так и в нравственно-этическом смысле смертная казнь имеет два аспекта, которые трудно и даже невозможно совместить. Во-

973

первых, легальное убийство человека, пусть и преступника, отнимает у него не только последний шанс исправиться, но и лишает его главного, что у него есть, — жизни; в этом смысле институт смертной казни надо отнести к сфере социальных деформаций. Во-вторых, смертная казнь выступает высшей мерой наказания за покушение на жизнь другого человека, который с точки зрения общества является более ценным существом как законопослушный гражданин, работающий на благо своего государства и им же, государством, защищаемый. В этом смысле смертная казнь должна расцениваться как средство выправле­ния социальной деформации, иными словами, как способ восстановления об­щественного порядка ценой потери жизни одного из членов общества.

В том и другом случае смертную казнь можно назвать экстремальной мерой, применяющейся к экстремаль­ным ситуациям, которые связаны с одним и тем же — с высшей ценностью общества — человеческой жизнью. Социокультурный прогресс, как считают некоторые антропологи, начал­ся с того момента, когда древние неандертальцы стали хоронить умерших либо убитых сородичей. Следующим эволюционным шагом надо признать отказ от каннибализма — поедания представителей своего рода. В том же эволюционном ряду стоит отказ от практики жертвоприношений, существо­вавшей многие тысячи лет. С социологической точки зрения, человеческое жертвоприношение — это культурная практика умилостивления высших сил, просьба о снисхождении, полученном ценой уничтожения человече­ского существа. Речь идет о том, что социальное или природное благо, на­пример дождь, необходимый для сельскохозяйственных растений, нужное всему коллективу, достигается путем убийства одного из членов этого кол­лектива, причем не всегда самого худшего.

Пожалуй, согласно подобной логике, следующим шагом социального прогресса можно было бы считать отмену смертной казни, которая стала правовой нормой мирового сообщества совсем недавно — в конце XX в. Но многие страны, в том числе считающиеся весьма прогрессивными, не спе­шат совершить новый эволюционный скачок.

Действительно, в 2003 г. смертная казнь не применялась в 97 странах. Правда, на деле лишь 55 государств формально отменили смертную казнь (в том числе Германия, Франция, скандинавские страны). Напомним, что на Земле существует около 200 стран. В 18 из них смертная казнь применя­ется только для воинских преступлений или в условиях чрезвычайного по­ложения (например, в Великобритании, Израиле, Швейцарии, Италии, Аргентине, Мексике). В 27 государствах смертная казнь не применяется, хотя она присутствует в уголовных кодексах этих стран (в частности, Греция, Ирландия). Около половины отменивших смертную казнь — это миниатюр­ные государства типа Монако, Сан-Марино, Соломоновых островов. Сре­ди сохранивших смертную казнь — Китай, Индия, США, Россия, весь ис­ламский мир (кроме Бахрейна и Брунея) и почти все страны Африки. Таким образом, законы, карающие смертью, приняты в большинстве государств, где живет подавляющее большинство населения планеты.

Более конкретно статистика распространения института смертной каз­ни выглядит так. К началу 1990-х гг. 35 стран отказались от применения

974

смертной казни, исключив ее из уголовного законодательства. Первыми в начале XX в. это сделали две латиноамериканские страны — Эквадор и Уруг­вай соответственно в 1906 и 1907 гг. Отмена чрезвычайных мер наказания привела к росту потока эмигрантов в Южную Америку. Среди них было не­мало преступников, бежавших от возмездия из нацистской Германии после ее поражения.

В отношении к смертной казни все государства можно разделить на сле­дующие:

♦ 35 государств, законодательство которых не предусматривает смертную казнь ни за какие преступления (Австрия, Германия, Дания, Ирландия, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Франция, Швеция, Австралия, ряд латиноамериканских стран);

♦ 18 государств, где смертная казнь может быть применена лишь при осо­бых обстоятельствах, например в военное время (Аргентина, Бразилия, Великобритания, Израиль, Испания, Канада, Мексика, Новая Зелан­дия, Швейцария и т.д.);

♦ 27 государств и территорий, где смертная казнь предусматривается в законодательстве, но не применяется на практике в течение последних 10 лет и более (Бельгия, Боливия, Греция и др.);

♦ Более 100 государств, которые применяют смертную казнь за общеуго­ловные преступления. К их числу принадлежат республики бывшего СССР, бывшие социалистические страны, большинство штатов США, ряд азиатских стран, группа африканских государств, все арабские го­сударства (кроме Бахрейна и Брунея).

Наиболее яркий пример госу­дарственного гуманизма представляет Англия. Последний раз там казнили преступника в 1820 г. Однако отменить казнь — вовсе не означает отпустить на волю осужденного. Альтернатива смертной казни — пожизненное за­ключение. В 1992 г. оно снова появи­лось и в России после почти 100-летнего перерыва.

Можно отметить еще одну важную тенденцию: даже в конце XX в. 21 го­сударство исходя из необходимости защиты собственной национальной безопасности расширило перечень преступлений, караемых смертной каз­нью (шпионаж, предательство, контрреволюционная, а в некоторых стра­нах, напротив, революционная деятельность); 13 стран применяют смерт­ную казнь за терроризм (Египет, Кувейт, Япония и др.), 21 государство — за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков.

Практически повсеместно смертью караются убийство при отягчающих обстоятельствах, государственная измена и дезертирство с поля боя. Во многих странах к этому перечню добавляются политические и экономиче­ские преступления (Китай, Иран, Нигерия, Кампучия), супружеская невер­ность (исламские страны и, по некоторым сведениям, КНДР), лжесвиде­тельство, повлекшее казнь оклеветанного (Индия, исламские страны), про­дажа, хранение и употребление наркотиков (Иран, Малайзия, Сингапур, Таиланд) и даже вероотступничество и вообще образ жизни, не угодный Богу (Иран, Йемен, Саудовская Аравия).

975

Исламское законодательство о смертной казни базируется на принципах нечестия и возмездия. Нечестием, или нарушением Божьей воли, считаются вероотступничество, прелюбодеяние, гомосексуализм, изнасилование, во­оруженный разбой, заведомо ложное обвинение. За это полагается побива­ние камнями. В Иране закон оговаривает даже размер камней — они не долж­ны быть слишком большими, чтобы смерть не наступила от одного-двух уда­ров, но и не такими маленькими, чтобы их нельзя было назвать камнями. При этом по иранскому закону в рамках представления о нечестии убийство лю­дей, нанесших ущерб Пророку или святым имамам, вообще ненаказуемо.

Публичные казни (или выставление тел казненных на обозрение) прак­тикуются в некоторых исламских и африканских странах, а также в Китае. В Ливии в 1980-е гг. казни показывали по телевидению (некоторое время назад подобное было сделано в Казахстане). Публичное отсечение головы предусмотрено уголовным законом Бельгии, хотя смертная казнь там на практике не применялась¹.

Таким образом, тезис о том, что по пути полной отмены смертной казни идет едва ли не весь цивилизованный мир, мягко говоря, не соответствует действи­тельности. Но определенные шаги в этом направлении предпринимаются. По данным организации «Международная амнистия», смертная казнь с 2003 г. не применяется уже в 111 государствах, но в 83 странах мира смертные приговоры по-прежнему исполняются. Так, в 2002 г. по всему миру были казнены 1526 че­ловек и 80% из них — в Китае, Иране и США. В 2001 г. число официально каз­ненных по всему миру было почти вдвое больше — 3048 человек.

Как известно, социология рассматривает действительность сквозь призму

социальных институтов и взаимоотно­шения социальных групп. Смертная казнь имеет отношение к тому и друго­ му. В списке основных социальных ин­ститутов общества, в который входят семья, производство, государство, образование и религия, смертная казнь отсутствует. Скорее всего ее следует отнести к институту государства и разме­стить внутри него как частный институт. Такую неосновную разновидность социальных институтов именуют еще социальными практиками.

Смертная казнь — одна из древнейших социальных практик, которая ис­пользовалась человечеством с давних времен и сохранилась до наших дней. Причем к ней прибегали и прибегают до сих пор как варварские народы, так и цивилизованные, например США. Таким образом, смертная казнь не являет­ся критерием, разграничивающим примитивные и цивилизованные народы. История свидетельствует, что смертная казнь выступает постоянным фактором в обществе. Невозможно найти такой период в мировой истории, когда ее не использовали в качестве меры усмирения, устрашения, мести или справедливого воздаяния. Если в одной стране ее отменяли, то в других стра­нах она продолжала существовать. Таким образом, смертная казнь выступает универсальной исторической практикой человечества, от которой могли отказаться отдельные страны, но не человечество в целом.

Смертная казнь применяется при двух состояниях общества — мирном и военном. Поскольку одновременно одно и то же общество не может на-

¹ Аистов Б. Убийство по закону. — http://goptop.narod.ru/siubi.html.

976

ходиться в обоих состояниях сразу — вести и войну, и мирную жизнь, смерт­ная казнь выступает такой социальной практикой, которая используется в мирное и военное время, но не вместе в том и другом состоянии. В каждом из указанных состояний она выполняет разные цели, функции и задачи, причем военные и мирные цели смертной казни весьма специфичны и ред­ко пересекаются. Если это так, то ученым необходимо очень точно описать круг задач того и другого, обычного и экстремального, способа ее примене­ния. Подобная задача тем более важна, что всякая попытка их смешения может привести к трагическим и даже необратимым последствиям. Иначе говоря, нельзя добиваться решения мирных задач, используя методы смерт­ной казни, предназначенные для воен­ного времени. К сожалению, в советс­кое время такое смешение происходи­ло. В результате смертная казнь была обращена против мирного населения, часть представителей которого объяв­лялась врагами народа и на юридиче­ских основаниях уничтожалась.

Россия ныне живет не в обычных, нормальных условиях. Более 30 тыс. только зарегистрированных убийств в год. И это в мирное время. Общество, переживающее экстремальный пери­од в своей истории, имеет мирную статистику погибших от преступности людей, сопоставимую либо превышающую военную статистику.

Сравнив статистику нашего мирного времени и статистику, скажем, аф­ганской войны, можно понять: в России идет криминально-гражданская война преступных сообществ против законопослушного населения. Каждый год страна теряет столько же мирных людей, сколько она потеряла солдат за 10 лет афганской войны — 30 тыс.

Часто смертная казнь является вынужденной мерой для выхода общества из кризисного состояния, т.е. такого, когда социальные институты в силу разрушения их фундамента перестают эффективно решать стоящие перед ними задачи. В кризисном состоянии бездействуют существовавшие преж­де нормы, обычаи и законы: они не соблюдаются либо самим государством, либо гражданами. Состояние бездействия норм и законов так же, как их несоблюдение и сознательное уклонение от их выполнения большинством населения, в социологии называется аномией. Отечественные и зарубежные социологи сходятся во мнении о том, что нынешнее состояние российско­го общества следует признать аномичным.

Сегодня Россия переживает период глубокого кризиса. Волна убийств и тяжких преступлений против личности захлестнула страну. Убийства — за­казные, бытовые, на религиозной почве — стали частью обыденной жизни граждан. За 1990—2000 гг. общая преступность увеличилась в 3 раза. В 2001 г. зарегистрировано свыше 3 млн преступлений, остались нераскрытыми 606 тыс. преступлений, совершено более 32 тыс. убийств, около 25 тыс. тяж­ких телесных повреждений со смертельным исходом, более 30 тыс. человек пропали без вести. Мирных граждан безнаказанно убивают на улицах, в подъездах домов, в собственных квартирах. Убивают без разбора, хладно­кровно и жестоко — детей и стариков, студентов и академиков, бизнесме­нов и государственных деятелей. Каждый день телевидение сообщает о гром-

977

ких убийствах, как правило, заказных, т.е. умышленных, специально спла­нированных и организованных заранее.

Каждый четвертый мужчина в России имеет судимость. На 100 тыс. на­селения приходится около 1 тыс. заключенных — это самый высокий пока­затель в мире. Мы занимаем первое место в мире по количеству умышлен­ных убийств — в 2,5 раза больше, чем в США. По свидетельству статисти­ки, число тяжких и особо тяжких преступлений против жизни, здоровья, чести и достоинства личности продолжает расти. Сегодня в стране практи­чески нет семьи, не пострадавшей от разгула криминала, пользующегося все­дозволенностью и безнаказанностью. Убийства стали привычным явлени­ем общественной жизни. Ни одному человеку независимо от его социально­го статуса, профессии, благосостояния не гарантирована безопасная жизнь. В России фактически развязана внут­ренняя гражданская война — крими­нала против всего общества.

В подобном, переходном состоянии общества возникает желание восстано­вить смертную казнь, если она была отменена, либо усилить ее воздействие на население, если прежний уровень ее применения был недостаточным.

Обобщение исторических данных, а они чрезвычайно разнообразны, порой противоречивы, и поэтому с трудом поддаются систематизации, сви­детельствует о том, что невозможно сделать однозначного вывода об эффек­тивности смертной практики как частного социального института. В одних обществах смертная казнь позволяла решить поставленные задачи, в других нет; в одни исторические эпохи она оказывалась весьма эффективной, в другие нет. Таким образом, однозначного вывода о смертной казни профес­сиональный социолог сделать не может и не должен делать вообще. Отсюда также следует, что заблуждаются как ее односторонние защитники, так и ее непримиримые противники. Не существует универсальных рецептов при­менения смертной казни, как не существует никаких философских, идео­логических или моральных аргументов в пользу или против смертной каз­ни. Нет ни универсальных рецептов, ни универсальных аргументов.

Все зависит от конкретных условий, менталитета народа, его традиций, состояния общества и функционирования его институтов. Если большин­ство факторов будут благоприятствовать введению смертной казни, напри­мер ситуация кризиса, свойственная ныне нашему обществу, авторитарные привычки народа и желание большинства населения иметь у власти силь­ную личность, готовность административного аппарата использовать смерт­ную казнь ради достижения стабильности в обществе, а какой-то один фак­тор отсутствует либо неэффективен, введение данной меры не приведет к желаемому результату. Так уже было в истории нашей страны: в 1930-е гг. рвение репрессивных органов, желание любой ценой выполнить «план», свойственное людям истолкование любых указаний в свою пользу, их реа­лизация на свой страх и риск привели к противоположному результату. Вме­сто стабильности и порядка в обществе воцарились нестабильность и страх, наряду с виновными погибли миллионы невинных.

978

Однако винить во всем исключительно смертную казнь было бы непра­вильно. В 1930-е гг. перегибы были во всем, и смертная казнь разделила участь всех других институтов и практик, механизмов и практических ин­новаций. Если ныне жить с оглядкой на мрачное прошлое, то нам никогда не удастся построить будущее, которое отличалось бы от этого прошлого.

Социологическая наука утверждает, что реально существующее обще­ство — это никогда не бывавшая реальность, которая творится на наших глазах в каждый момент времени. Это означает, что нововведения должны происходить как можно чаще независимо от того, случались они прежде или нет. Общество должно пытаться стать обществом в каждую секунду и в каж­дую секунду иначе, чем прежде. Но из этого вовсе не следует, что невозмож­но, неправильно или нельзя использо­вать прежний опыт, опираться на тра­диции и нравственные принципы. На них и надо опираться в первую оче­редь, измеряя моральными нормами всю текущую практику. Если бы в на­шем прошлом был огромный социальный капитал, от которого нельзя от­казываться, продвижение вперед медленными шагами, с оглядкой на завое­ванные позиции было бы самой правильной тактикой. К сожалению, за нами только руины, если говорить о построении цивилизованного общества. Се­годня мы можем сказать: у нас ничем не связаны руки, мы начинаем исто­рию с чистого листа, поэтому должны быть смелыми и отважными в своих начинаниях.

В подобной ситуации думать о возвращении института смертной казни нас должны заставлять: 1) нравственные критерии; 2) состояние обществен­ного мнения, настроение общества и его готовность принять ее либо не при­нять. Проводимые опросы (а их было немало) свидетельствуют о том, что подавляющее большинство населения высказывается положительно. Таким образом, второй фактор благоприятствует возвращению смертной казни в арсенал средств наказания. Рассмотрим первый фактор — нравственный.

Каждый человек наделен свободой воли и сам делает свой выбор — встав на путь отрешения от своих обязательств перед обществом и ближними, он сам отказывает себе в праве на жизнь, он утрачивает это право. Само пре­ступное деяние, совершенное им, лишает его этого права. Своим преступ­лением он исключает себя из общества, ставит себя вне его, вне людей, вне человеческих законов. Он фактически перестает быть человеком, ставя себя в род «нелюдей», «нечеловеков», к которым в принципе нельзя уже приме­нять гуманность, распространяемую на людей. Она не может распростра­няться на них. Наказывая преступников, совершивших жестокие умышлен­ные убийства, государство фактически применяет санкции к «нелюдям» — к тем существам, которые утратили право называться людьми. Государство выполняет эту функцию не только для того, чтобы восстановить справедли­вость, но и для того, чтобы еще раз подтвердить свою власть всем членам общества, которые должны знать, что так будет с каждым, кто нарушит право на жизнь ближнего, для того чтобы предупредить потенциального преступ­ника: сотворя такое зло, он не останется безнаказанным.

Государство вершит правосудие, приговаривая к смертной казни тех, кто совершил особо тяжкие преступления, выполняет функцию очищения об-

979

щества от подонков, нелюдей, всех тех, кто не хочет, не может жить в обще­стве по человеческим законам, кто мешает жить законопослушным гражда­нам. Это гуманно и нравственно по отношению ко всем живущим, поскольку именно таким образом государство гарантирует и обеспечивает всем граж­данам безопасную жизнь.

Некоторые считают несовместимым с нравственностью то обстоятельство, что убийцы остаются в живых и на деньги налогоплательщиков, многих из ко­торых они умертвили, содержатся в тюрьмах. Справедливее было бы те сред­ства, которые общество тратит на обслуживание преступников, направить на содержание детских домов, приютов, интернатов, чтобы поддержать и воспи­тать беспризорников, сирот и помочь им стать добропорядочными гражданами. Правозащитники аргументируют мысль о недопустимости смертной каз­ни примерно так: «Смертная казнь — это убийство, совершенное государ­ством. Даже если тот, кого казнят, — сам убийца, то все равно его казнь остается убийством, только убийством убийцы. Даже если он серийный убийца, маньяк, террорист и на его счету десятки жертв, то казнить его нельзя, по­скольку жизнь дана Богом и только он может отнять ее у него». Конечно, никто не может оспорить ценность человеческой жизни как таковой. Но, отстаивая и защищая ценность жизни убийцы, правозащитники забывают, что такой же ценностью обладала и жизнь жертвы. Почему же убийцу не смущает, что эта жизнь была дана самим Богом, почему он нарушает завет Бога и берет на себя право убивать другого человека, лишать его жизни? И почему никто из пра­возащитников не говорит ничего о вине убийцы? При этом правозащитники борются еще и за то, чтобы создать заключенным санаторно-курортные ус­ловия. Разве это не глумление над памятью жестоко и зверски убиенных, разве это не издевательство над горем близких и родственников жертв? Возможно, здесь общество достигло пика социального абсурда.

Надо сказать, что не существует ни одной религиозной или этической системы, которая бы однозначно высказывалась за или против смертной казни. Православие не запрещает смертную казнь, но и не оправдывает ее.

Применение смертной казни к изменникам родины, серийным убийцам и прочим категориям криминальной части общества оправдывается повсю­ду. Смертная казнь не одобряется в случаях: а) совершения судебной ошиб­ки; б) неоправданной меры запугать народ; в) в отношении к невинно осуж­денным. Смертная казнь по приговору суда, убийство противника на вой­не, лишение жизни преступника при необходимой обороне или его задержании являются легитимными с точки зрения общества, а значит, и с нравственной точки зрения оправданы.

Таким образом, существующие в мире этические кодексы требуют изби­рательного применения высшей меры наказания. Это правильно и с социо­логической точки зрения.

Но социология способна внести необходимые уточнения, которые за­ключаются в следующем.

Смертная казнь не страшна двум полярным категориям населения: а) ре­цидивистам и профессиональным преступникам, если они воспитали в себе

980

соответствующий психологический комплекс ее невосприятия; б) очень богатой прослойке общества, которая может откупиться от наказания, ис­пользовать административные рычаги, статусы и титулы для своей защиты. К этим двум категориям можно добавить еще одну, характерную не для хри­стианства, а для других религий. Так называемые камикадзе в период Вто­рой мировой войны и современные смертники-вахаббиты (шахиды) гото­вы умереть за правое дело и считают мученическую смерть высшей награ­дой. Если не принимать во внимание экономический аспект проблемы — высокое денежное вознаграждение се­мье погибшего, то мотивом доброволь­ного жертвоприношения является специфический тип религии. В христи­анстве ничего подобного нет: Бог дает жизнь человеку, и только он вправе ее забрать. Терроризм принципиально несовместим с христианской рели­гией. Таким образом, религиозные смертники выступают третьей категорией людей, которых нельзя устрашить смертной казнью.

Комиссия по помилованию при Президенте РФ еще недавно получала множество прошений осужденных пожизненно с одной просьбой — расстре-

Врезка

А. Приставкин

Письма почти с того света

Если поделить жизнь смертника на временные периоды: преступление, арест, следствие, суд, ожидание казни и, наконец, сама казнь, то ожи­дание казни будет самым невыносимым. Не слу­чайно в международных декларациях о правах (в данном случае о правах заключенных) упоми­нается «пытка ожиданием казни». Смертник Ю. Бояркин (изнасиловал и живую бро­сил в прорубь под лед свою жертву) пишет: «...Об­ластной суд приговорил меня к исключительной мере наказания, к расстрелу. Приговор был утверж­ден судом РФ, и после утверждения я не писал ни просьб о помиловании, ни жалоб в надежде, что приговор приведут в исполнение незамедлитель­но. Но прошел уже год, а приговор в исполнение так и не привели. Я осужден к расстрелу, а не к тю­ремному одиночному заключению, и прошу Вас рассмотреть мое ходатайство о незамедлительном исполнении моего приговора». Некий Демьянов, 20 лет, вместе с дружком изна­силовал в машине женщину, а когда она сумела вырваться от них, побежала по снегу в лес, до­гнал ее и ударил монтировкой по голове, так что мозг разлетелся брызгами... Он пишет нам, в Комиссию: «Кто станет читать о судьбе подонка или патологического существа, которым я себя не почитаю... Ведь моя жизнь для Вас ничего не стоит... — И далее: — Это что-то ужасное и неотвратимое, когда ждешь, что сегод­ня за тобой придут и больше не будет ничего, ни

жизни, ни страдании, ни матери с отцом, ни сына с женой... Не будет ни-че-го, понимаете?!» Обра­щается он к нам, а сам-то понимает ли, что всего этого уже не будет у той самой молодой женщи­ны, которую они так дико насиловали и убивали? Смертник Шурыгин, отвоевавший добровольцем в Молдавии, в «гвардии» Приднестровья, вернул­ся в Санкт-Петербург, захватив автомат и другое оружие, стал наемным убийцей. За 5 тыс. руб. он расправился с семьей предпринимателя, а потом застрелил другую семью: мужа, жену и мать. Он

пишет: прошу немедленно привести приговор в действие.

С. Мельников, 31 год, осужден за убийство прия­теля, с которым по пьянке поспорил, убил его, а после отчленил голову и спрятал в подвале дома, а туловище почему-то в шкаф. Потом убил знако­мую, которая знала о том, что он совершил. Об­ращаясь к Президенту, он пишет: «Я не прошу Вас помиловать меня. Я прошу Вас подписать мой смертный приговор и дать указание МВД России привести его в исполнение. Я всей душой прошу, чтобы Вы меня расстреляли. Сколько можно из­деваться над человеком, даже над приговорен-

981

лять, поскольку не каждый заключенный может жить годами в одиночной камере, особенно те, от которых отказались родственники, отвернулись друзья. На амнистию таким осужденным тоже не приходится надеяться: она на них не распространяется.

Численность трех указанных выше групп крайне мала, и в любом обще­стве большинство составляют законо­послушные граждане. Им государство обязано гарантировать самое главное право — право на жизнь. Это означает, что оно не может произвольно, по сво­ему усмотрению либо в обход закона отбирать жизнь у правопослушных граждан, т.е. никакие репрессии, мас­совые чистки и показательные процес­сы, использовавшиеся большевиками в 1930-е гг., несовместимы с нормами цивилизованного общества.

Вместе с тем государство обязано защитить человека от посягательств на его жизнь со стороны других, враждебно настроенных к нему, лиц. Если го­сударство не способно предотвратить беду, то оно обязано хотя бы по спра­ведливости наказать виновника. Если общественное мнение полагает, что

ным к смерти... Нельзя без конца унижать чело­века, кем бы он ни был. Я устал от бесконечного ожидания... Хочу и прошу об этом как о великой милости и избавлении от настоящего кошмара. Зачем жить, когда для всех являешься нечелове­ком».

Письма разные, и доводы разные, а последнее вообще в духе ультиматума, но смысл один: на­стоятельная просьба об исполнении наказания. Тут и ссылка на Женевскую декларацию, на муки своих близких, что по-человечески понятно, и даже необычное для прошений, но уже обычное для нашей жизни нежелание жить, если невоз­можно в ней не воевать.

Часты ссылки на Евангелие, на запрет верующим лишать себя жизни. Нередка и позиция смертни­ка, который осведомлен о дискуссиях в обществе и лично сам выступает за сохранение смертной казни. Где-то мелькает и ссылка на «тюремные нравы», которые приводят и не могут не привести к конфликтам и расправам среди заключенных. Есть и другие письма — о сохранении жизни. Кстати, об этом просил знаменитый Чикатило и другие жестокие преступники. Все, что они пишут, попадает в дело, а дело — к нам, в Комиссию. Пишут по-разному, у одного все прошение — два-три слова, у другого — целая книга о жизни. У не­которых прошение в стихах, сатирических, лири­ческих, обличительных, философских... У некото­рых это трактат о жизни, о судьбе страны, о Сталине, о перестройке, о политике... У этих, последних, нет покаяния, поиска истины, хотя бы ценой жизни, а та же примитивная попыт-

ка уйти, скрыться за общими словами от ответа за содеянное.

Некий Бейсик — убийца и трижды насильник — на ста страницах, исписанных мельчайшим почер­ком, рассказывает о себе... Я даже подумал, что этот поток слов, прорвавшийся в последний мо­мент, тоже некое психологическое явление, кото­рое требует объяснений. Может, он так о себе за­говорил впервые? Ведь прежде только пьянство­вал да убивал? Были задействованы инстинкт да руки. И вдруг он попадает туда, где ничего, кро­ме стен и железной двери. Возникает необходи­мость что-то произнести, до кого-то докричаться, выплакаться, поведать про всю свою пропащую жизнь...

А слов-то нет! Пуста душа и не способна родить что-то звучащее так, чтобы достигало другой души: «За все время, что я нахожусь в камере смертников, я постоянно задаюсь мыслью, а что будет дальше. Хочу сказать честно, мне становит­ся страшно. Страшно от одной лишь мысли, что меня больше не будет, и от этого неизвестная до того мне истома подымается до самого горла, всю душу сжимает в какое-то неведомое давление и становится не по себе, и не находишь себе мес­та, и это преследует меня каждый божий день». А вот иные слова, тоже убийцы: «Смерть не страшна, заведут в камеру, выстрелят в сердце или в голову, и все, конец жизни на Земле. Но душа-то вечна! Но если я не искуплю свой грех, то предстоят вечные муки моей душе, а страшней этих мук нет!» Источник: Нас убивают. М., 2004.

982

эквивалентным наказанием за убийство выступает смерть виновника, то государство обязано прислушаться к нему. В противном случае оно теряет кредит доверия народа и становится, по демократическим нормам, нелеги­тимным.

В этом и заключается главный парадокс нашего времени, как его видит российское правительство. По требованиям Европейского Союза, куда Рос­сия стремится вступить и куда ей рано или поздно придется вступать, мы обязаны отменить смертную казнь вообще. По требованию российского народа, уставшего жить в постоянном страхе перед безнаказанным крими­налом, государство обязано ее немедленно ввести.

Задача не из простых, и, возможно, она вообще не получит решения при нынешнем правительстве, у которого нет политической воли ни последова­тельно идти вслед за международным правом, ни прислушиваться к голосу собственного народа и выполнять его требования.

Социолог не может и не обязан да­вать практических рекомендаций в та­ком сложнейшем вопросе. Однако не­которые соображения можно высказать. Российское общество в своем эво­люционном развитии отстало от европейского на целую эпоху, поэтому те институты и нормы, которые исправно действуют в Европе, у нас неэффек­тивны. Отставшей стране неправомерно примерять на себя одежду, особен­но административно-правовую, сшитую для более развитого общества. Если Европа, продвинувшись далеко вперед в деле установления цивилизованно­го общежития, может отказаться от института смертной казни, найдя ему достойную замену, то это не означает, что Россия может безболезненно ко­пировать чужой опыт и также отказаться от высшей меры наказания. Нерав­номерность исторического развития стран, оказавшихся в одной эпохе, предполагает, что в них будут наблюдаться разные социальные процессы и внедряться разные социальные новшества.

Это первое соображение. Назовем его историческим. Второе соображение — чисто социологическое, заключается в том, что фундаментом для продвижения России к цивилизованному обществу вы­ступает средний класс. Можно не повторять сравнений его со становым хребтом общества, на котором все держится. Но медик бы заметил, что здо­ровье позвоночника в конечном итоге определяет здоровье человека.

Сегодня российский средний класс невелик по численности, крайне раз­нороден по составу, неопределен в своих идеологических ориентациях и предпочтениях. Добавим, что средний класс, являясь, по определению, са­мым здоровым элементом общества, сегодня как никогда болен: у него нет нравственного стержня и духовной опоры, он не верит в светлое будущее, не доверяет правительству и официальным институтам, всего опасается и за все тревожится. Поэтому не защитить его от разгула преступности было бы крайне опрометчиво. Возможно, хотя трудно утверждать это с полной уве­ренностью, смертная казнь сегодня нужнее всего именно для этой части общества.

983

Абсолютным приоритетом российского правительства должна стать непри­косновенность среднего класса, причем двух видов — неприкосновенность частной собственности, поскольку таковая является материальной основой существования среднего класса, и неприкосновенность жизни членов сред­него класса, нарушение которой делает бессмысленным первое условие.

Все прочие гарантии, права и привилегии — дело будущего. К тому же их реализация очень мало или вовсе никак не зависит от правительства. Но ны­нешнее правительство может решить вопрос о смертной казни. Этот вопрос находится в исключительной компетенции Президента, парламента и пра­вительства. Но Президент России решительно высказался против смертной казни еще в 2001 г.

Тот факт, что взгляды народа и взгляды Путина на смертную казнь рас­ходятся, не влияет на рейтинг Президента, сообщает фонд «Общественное мнение»². Недавно Путин публично высказался против смертной казни. Как показал проведенный фондом «Общественное мнение» опрос жителей Рос­сии, большинству (55%) известна позиция Президента по этому вопросу. Впрочем 15% респондентов не знают о занимаемой им позиции и полага­ют, что Президент выступает за смертную казнь. Когда россиян в ходе оп­роса информировали о взглядах Путина на проблему смертной казни, лишь 29% заявили о своей поддержке, в то время как 60% опрошенных сообщили о своем несогласии с Президентом³.

Фондом «Общественное мнение» был также проведен телефонный оп­рос региональной элиты с целью выяснить, повлияет ли занимаемая Пре­зидентом позиция в вопросе о смертной казни на отношение к нему росси­ян. Большинство опрошенных высказало мнение, что такое заявление не

Врезка

Мнение Президента

Президент РФ Владимир Путин 13 марта 2002 г. вновь заявил, что является решительным против­ником смертной казни и как глава государства будет делать все, от него зависящее, чтобы мо­раторий на ее применение не был отменен. По словам Президента, на спекуляциях вокруг введения смертной казни вновь можно получить «лишние очки в политической борьбе». Он назвал такой подход к проблеме популистским. «Снятие моратория со смертной казни бессмысленно, — заявил Путин. — Такая постановка вопроса лишь повысит политические рейтинги некоторых, но не решит проблему борьбы с преступностью». По мнению Президента, для борьбы с преступно­стью необходима «тяжелая напряженная рабо­та». Как сказал Путин, прежде всего это «подня­тие экономики страны, искоренение нищеты, вос-

питательная работа, планомерное укрепление правоохранительных органов». «Знаю, тезисом о восстановлении смертной казни в политической сфере кое-кто будет злоупотреблять в ходе под-

готовки ко всякого рода выборам», — сказал Пре­зидент, еще раз подчеркнув, что он — убежден­ный противник смертной казни. Источник: (www.newsru.com).

² Источник: lenta.ru. 2001. 2 авг.

³ Опросы были проведены по репрезентативной выборке в 100 населенных пунктах 44 областей,краев и республик всех экономико-географических зон России. Интервью брались по месту жи­тельства. Размер выборки — 1500 респондентов. Статистическая погрешность не превышает 3,6%.Опрос был проведен 28—29 июля 2001 г.

984

снизит популярности Путина, хотя и вызовет некоторое недовольство граж­дан России. Это объясняется тем, что Президент сейчас имеет довольно большой кредит доверия, что позволяет ему принимать не только популяр­ные решения⁴.

ИСТОРИЯ ВОПРОСА

Смертная казнь — одно из древнейших наказаний. Институционализа-ция смертной казни как легитимного вида наказания началась одновремен­но с институционализацией самой вла­сти в эпоху вождества и формирован-ния ранних форм государства. Так, на островах Тонга до позднего неолита и энеолита (10—5 тыс. лет до н.э.), где земля считалась собственностью вож­дей, смертной казнью карались попыт­ки рядовых общинников перейти со своим земельным наделом к другому вождю.

В одних культурах смертью кара­лось посягательство на собственность знати, в другой — нарушение экзогамных либо сословно-кастовых брачных запретов, в третьих — утрата вождем племени «священной силы», позволяв­шей ему повелевать природой. Например, у народности шиллуки (Верхний Нил), почитавшей своих вождей, их умерщвляли по достижении определен­ного возраста, боясь, что из-за одряхления вождя хуже будет урожай, умень­шится приплод скота, люди будут чаще болеть и умирать. Сходный обычай существовал и у других африканских племен, где вождь, заметив, что начи­нает стареть или слабеть, сам говорил, что ему пора умирать.

Прообразом легитимной процедуры смертной казни в древних государ­ствах являлся народный обычай кровной мести, который строился на прин­ципе талиона⁵, провозглашавшем, что наказание должно быть равно пре­ступлению. В Ветхом Завете он формулируется как «око за око»⁶. В книге Бытия это выражено более обобщенно: «Кто прольет кровь человеческую, сказал Господь, того кровь прольется рукою человека», что практически оз­начает одобрение смертной казни за человекоубийство. Правда, у многих народов существовало также понятие «цена крови», означавшее, что за уби­того можно было расплатиться не собственной жизнью, а звонкой монетой или ее эквивалентом.

ТАЛИОН (лат. talio — возмездие, равное по силе преступлению): 1) ка­тегория истории нравов, более известная под названием равного воз­мездия; 2) древний обычай, регулировавший взаимоотношения меж-

⁴ Источник: lenta.ru. 2001. 2 авг.

⁵ В современных нормативных исследованиях талион нередко трактуется более широко — как пра­вило равного воздаяния, как доморальная форма социальной регуляции.

⁶ Полностью текст звучит так: «...а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб,руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, ушиб за ушиб» (Исх.: 21.23-25).

985

ду кровно-родственными объединениями на основе равенства в ос­корблении и обязывавший ограничиваться в воздаянии ущербом, точно соответствующим нанесенному вреду. Классической считает­ся ветхозаветная формула талиона: «Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу», [енетически талион выступает как кровная месть. Основой являлась не столько потребность стимули­рования мести, сколько необходимость ее сдерживания. Талион ста­вил предел вражде, требуя строго, по возможности буквально, сораз­мерять возмездие с полученным ущербом. Талион вошел в историю, во-первых, как воплощение уравнительной справедливости, во-вто­рых, как исторически первая форма легитимного насилия.

Таким образом, историческим предшественником смертной казни уче­ные считают культурную практику кровной мести. Институт кровной мес­ти — совокупность преимущественно таких процессуальных институтов, как лишение «мира» (гражданская смерть), институт талиона, поручитель­ство, соприсяжничество, ордалии (судебные доказательства), залог (в том числе внесудебный), патронаж (над неполноправными, неправо- и недее­способными)⁷. Кровная месть как институт регулирования социальных от­ношений на основе равного воздаяния за причиненный ущерб возник в эпоху первобытно-общинного строя и сохранился в Европе до конца XIII — начала XIV в., а в некоторых странах, например в Швеции и Шотландии, до XVI—XVII вв. Кровная месть была вытеснена современным уголовным су­допроизводством, только в результате длительной эволюции национальных систем права, замены обвинительного процесса следственным, замены пуб­личных процедур на судебной сходке формальными (письменными), заме­ны частных средств преследования преступников юридико-публичными.

Кровная месть — один из институтов обычного права. Особенно важную роль она играла у германцев, в результате чего сами судебные процедуры стали символическим продолжением кровной мести. Акт кровной мести не был у них сиюминутной акцией, а само слово «venganza», ее обозначавшее, не означало межродовой кровной вражды. В XII в. осуществление мести состояло из двух этапов. Первый носил публичный характер, проходил в присутствии членов городского совета и включал в себя процедуры разрыва с «миром» (desafio), очистительной клятвы или поединка при отсутствии прямых улик; объявления преступника «врагом» и выплат судебного штра­фа. После этого осуществление правосудия переходило в руки самого потер­певшего или его родственников. Как правило, основанием для мести были совершение (или подозрение в совершении) убийства, насилие над женщи­ной, поджог дома или совершение преступления, относящегося к категории королевских дел. Мстить могли кровные родственники до троюродных бра­тьев и сводных братьев, а также свояки.

«Стать врагом» после лишения «мира» не являлось наказанием в строгом смысле слова, скорее, это было следствием отказа публичной власти прини­мать прямое участие в дальнейшей судьбе преследуемого. Если преступник был точно известен, то он автоматически становился «врагом» до процеду-

⁷ Савенко Г.В. Обычное право, общественные институты и особенности законодательной деятель­ности в Западной Европе с V по XV в.// Качество услуг. Ученые записки Ивановского ин-та управ­ления. Вып.1. М.; Иваново, 1997. С. 51-55.

986

ры desafio и мог избежать смерти, только укрывшись в собственном доме, в церкви или в том месте, которое пользовалось привилегией убежища. Что касается лиц, подозреваемых в совершении соответствующего преступле­ния, против которого не было прямых улик, то из их числа потерпевшая сторона могла выбрать только двух человек в качестве «врагов». Один из них становился им навсегда, второй только на год. Остальные подозреваемые приносили очистительную клятву с 11 соприсяжниками в своей непричаст­ности к преступлению и освобождались от какой-либо ответственности в дальнейшем⁸.

Месть — это также многовековая традиция кавказских народов. Многие

исследователи утверждают, что обычай мстить за кровь, или кровомщение, являлся, с одной стороны, необуздан­ным чувством, а с другой — обязанно­стью, налагаемой честью, обществен­ным мнением и личным убеждением каждого черкеса. Благородный адыгеец, согласно народным представлениям, не должен был забывать обиды и ос­корбления. Если же это случалось, он подвергался презрению и исключался из рода. Особенно строго правила мести соблюдались у привилегированных сословий. Как отмечал Хан-Гирей, если кто-либо из княжеского сословия получал денежное удовлетворение, например за обесчещение женщины, то такой человек становился «предметом всеобщего презрения более даже, нежели каковому подвергаются во мнении народа те, которые по недостат­ку отважности и мужества не смывают вечное свое посрамление кровью оскорбителя». Кровная месть у осетин в XVII—XIX вв. была многостадиаль­ной. Она редко заканчивалась одним убийством, в нее вовлекалась вся род­ня на долгие годы. Если в результате первичного столкновения была про­лита кровь, то отношения между его участниками и их ближайшими род­ственниками у народов Северного Кавказа рассматривались как отношения кровников (кровнические отношения); если результатом конфликта явилось причинение имущественного или других видов ущерба, то отношения рас­ценивались как враждебные.

Отличие казни в институте кровной мести и в более позднем институте смертной казни заключается в том, что в первом случае она носила кол­лективный характер, а во втором — индивидуальный. Сегодня, например, на электрический стул в США сажают конкретного человека за индивиду­альное преступление. Но в первобытном обществе причинение ущерба члену рода означало нанесение обиды не только ему, но и всему его роду. Ущерб, нанесенный члену рода, затрагивал весь род. Обида и чувство обиды выли­вались во вражду. Весь обиженный род должен был реагировать на нанесен­ный ему ущерб. Ответ мог быть только один — роду обидчика или обидчи­ков должен быть нанесен не меньший ущерб. Убийство члена рода могло быть возмещено лишь убийством, не обязательно самого убийцы, но обя­зательно члена его рода. Кровная месть возникла как явление межобщин-

⁸ Савенко Г.В. Указ. соч. С. 51-55.

987

ное и межродовое, но не индивидуальное. Внутри раннепервобытной общи­ны кровной мести не могло быть в принципе. Когда один член рода убивал другого его члена, роду в целом, членами которого они оба являлись, нано­сился безусловный ущерб. Казнить убийцу означало нанести роду еще боль­ший ущерб. Поэтому кровная месть выступала формой межродовых «разбо­рок». Когда возник институт семьи, именно семья взяла на себя осуществ­ление кровной мести. Она требовала цену крови, за каждую рану платили другой раной, каждая смерть оплачивалась другой смертью. Таким образом, вражда и войны не угасали. Правда, вечная война была немного упорядоче­на—с помощью выкупа. Осужденные на смерть или их семьи могли отку­питься, и такого рода торговля предписывалась обычаем. Однако закон от­мщения семьи семье не смог выжить при появлении государства, которое превратило месть в наказание от имени общества. С тех пор смертная казнь объясняется принципом талиона, согласно которому наказание должно быть равно преступлению.

У многих племен и народов кровная месть рассматривалась как священ­ный долг: за убийство представителя семьи, племени, клана должен был понести кару тот клан, к которому принадлежал убийца. Институт кровной

Врезка

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 1350; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!