ФИЛОГЕНЕЗ И ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ. 4 страница



ство маскировать реальные теоретические различия. Ч. Ламсден

и Э. Уилсон полагают, что возможен прямой перевод с языка

культуры на язык генов, тем самым отказывая культуре в каких

бы то ни было особых свойствах, не сводимых к уровню генома.

Я полагаю, что культуру следует рассматривать как некий уро-

вень организации, не записанный непосредственно в человече-

ских генах, а соединяющий ламаркианские принципы с дарви-

новскими.

 

Время

 

Рис. 6.2. Представление К. Гиртца об отношениях филогенеза и

культуры, которое предполагает постоянное взаимодействие между ни-

ми на протяжении филогенеза человека.

 

В конце концов ответ на вопрос об уникальности нашего ви-

да - смешанный. Всякая позиция, доведенная до крайности,

оказывается явно ложной: существуют ископаемые свидетельства

 

194______________________________________КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ психология

 

использования орудий предшественниками Homo sapiens, есть

также свидетельства ограниченных форм использования орудий,

языковой коммуникации и социальной организации у ныне жи-

вущих приматов. Одновременно все эти данные указывают на

значительную ограниченность сложности этих достижений по

сравнению с достижениями человека на протяжении последних

40-50 тысяч лет. Особенно важной, на мой взгляд, является

крайняя недостаточность сведений о культурном опосредовании

как главной черте всех видов той филогенетической линии, из

которой возник Homo sapiens. В то время как другие существа

показывают некие кусочки и обрывки человеческой культуры,

существенное звено отсутствует.

 

Культурно-исторический уровень: неоднородность и иерархия

 

Как уже отмечалось в главе 5, российские культурно-историчес-

кие психологи полагали, что историческая перемена в человече-

ском мышлении возникает по двум взаимосвязанным направле-

ниям. Во-первых, происходит сдвиг от естественного, неопосре-

дованного к культурному, опосредованному мышлению. Во-вто-

рых, рост сложности и изощренности орудий опосредования ве-

дет к соответствующему развитию мышления.

 

В основных работах, описывающих принципы их новой пси-

хологии, они обосновывали свой взгляд ссылками на идеи и дан-

ные социологии и антропологии конца XIX - начала XX вв., осо-

бенно на работы Л. Леви-Брюля (Levi-Bruhl, 1919) и Ричарда

Турнвальда (Thurnwald, 1922). Так, например, свидетельство

сдвига от неопосредованного к опосредованному мышлению они

обнаружили в сообщении Л. Леви-Брюля об отсутствии родовых

категорий в примитивных языках и в его утверждениях о том,

что примитивные народы мыслят не понятиями, а конкретными

ситуациями и что они используют свои воспоминания вместо ло-

гического решения задач. В работах Р. Турнвальда они черпали

данные, касающиеся культурных различий в использовании ис-

торически центральных систем опосредования, таких, как систе-

мы счисления и письмо. Описание узелкового письма инков Р. Тур-

нвальдом как мнемонического средства стало одним из канони-

ческих примеров того, что они понимали под опосредованным

запоминанием, и последовательное развитие систем письма от

пиктографического до идеографического было включено в их

исследование письма у детей {Lurid, 1978; Vygotsky, 1978) .

 

Существенно, что эта картина когнитивного развития, сопро-

вождающего социально-экономическое и культурное развитие,

 

ФИЛОГЕНЕЗ и история культуры___________________________________________195

 

усложнялась тем обстоятельством, что русские, как и Л. Леви-

Брюль, отстаивали неоднородность уровней познавательного

функционирования в зависимости от рода деятельности, которой

люди обычно занимаются. В главе 1 отмечалось, что Л. Леви-

Брюль настаивал на том, что обсуждаемые им феномены не свя-

заны с конкретными повседневными событиями, которые объяс-

няются на уровне тогдашнего здравого смысла. Качественно от-

личная от современной примитивная форма мышления ограни-

чивалась обстоятельствами, в которых люди руководствуются

своими коллективными представлениями (см. также Levi-Bruhl,

1966). Он с готовностью соглашался, что приход логического

мышления не привел к полному вытеснению дологического:

<Чтобы эти следы [дологического мышления] исчезли, все поня-

тия, которые мы используем, скажем, в повседневной жизни,

должны были бы выражать исключительно объективные качест-

ва и отношения жизни и явлений. На самом деле это соответст-

вует лишь очень небольшому числу наших понятий, особенно

тех, которые используются в научном мышлении> (Levi-Bruhl,

1930, цит. по: Tulviste, 1991, р. 24).

 

Л. Выготский и А. Лурия (1993) делают аналогичное замеча-

ние в отношении этнографических материалов, а Л. Выготский

(1987) использует те же соображения, пытаясь объяснить неод-

нородность в развитии мышления среди хорошо образованных

членов обществ с развитым индустриальным образом жизни.

Аналогичные перемены происходят и при переходе от обыден-

ных (спонтанных) к научным (истинным) процессам обобщения.

Объяснение Л. Выготским этого перехода включает ясное утвер-

ждение, что обобщения более высокого порядка полностью изме-

няют обыденное мышление, мышление в рамках спонтанных

представлений (там же, с. 216-217). В другом месте он преду-

преждает, что <во взрослом мышлении переходы от мышления в

понятиях к конкретному синкретическому мышлению происхо-

дит постоянно... В повседневной жизни наше мышление часто

происходит в псевдопонятиях> (там же, с. 155).

 

В период, когда культурно-исторические психологи публико-

вали свои взгляды, кампания массовой коллективизации преоб-

разовывала жизнь сельскохозяйственных народов по всему

СССР. В том, что совершалось в советских республиках Средней

Азии, культурно-исторические психологи видели огромный есте-

ственный эксперимент. Сочетание коллективизации (которая ра-

дикально меняла и образ экономической деятельности, и способ

социальной организации) и распространение формального обра-

7*

 

196____________________________________________________________КуЛЬТУрНО~ИСТОр^ЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

 

зования (которое, как предполагалось, должно было породить и

изменения в мышлении) позволяли изучать взаимодействия ме-

жду развитием культуры и индивидуальным развитием в одном

обществе на протяжении короткого промежутка времени.

 

В 1929 году в Сибирь, к северу от озера Байкал, была посла-

на экспедиция, которая должна была, наблюдая повседневные

занятия детей, попытаться оценить их умственное развитие, ис-

пользуя среди прочего и тест Стэнфорда-Бине (превосходный об-

зор см.: Valsiner, 1987). Основные уроки, вынесенные из этой

работы, состояли в необходимости изучения повседневной жизни

детей для обнаружения областей, где их знания были особенно

плотными, и решительный отказ от использования IQ-тестов в

бесписьменных культурах. Дело было не только в том, что ре-

зультаты, полученные по стандартизованным в Париже проце-

дурам, указывали на умственную отсталость, было совершенно

ясно, что протестированные в отдаленных сибирских деревнях

дети решали задачи, используя совершенно иные процессы, чем

те, что встречались в европейских городах.

 

За этими первыми <набегами> последовала грандиозная кросс-

культурная программа, возглавленная А. Лурией, который ле-

том 1931 и летом 1932 годов совершил путешествия в Среднюю

Азию с командами психологов (см. Luria, 1976). Объявляя о сво-

их планах в американском журнале <Science>, А. Лурия заявлял,

что цель экспедиции состояла в фиксации перемен в мышлении

и других психических процессах, порожденных <введением бо-

лее высоких и более сложных форм экономической жизни и

подъемом общего культурного уровня> (Luria, 1931, р. 383).

 

Когда эта работа в 1932 году была завершена, он пришел к

выводу о том, что введение школьного обучения и новых форм

социально-экономической жизни (в этом случае происходивших

одновременно) приводит к качественному сдвигу в процессах

восприятия, обобщения, логического рассуждения, воображения

и самоанализа. В экспериментах по каждой из этих традицион-

ных психологических категорий А. Лурия обнаружил, что более

образованные, <модернизированные> крестьяне демонстрировали

более аналитичные, сознательные и абстрактные формы рассуж-

дения.

 

Описывая эту работу в начале 1970-х годов, А. Лурия был зна-

ком с последующими кросс-культурными исследованиями вплоть

до середины 1960-х годов и не видел в них оснований для пере-

 

Q

 

смотра своих взглядов . Он так формулирует разницу между ис-

следованными им традиционными группами и теми, кто оказал-

 

ФИЛОГЕНЕЗ и история культуры___________________________________________197

 

ся вовлечен в школьное обучение и новые формы экономической

деятельности: <В тесной связи с этой ассимиляцией новых сфер

социального опыта происходят решающие сдвиги в природе ког-

нитивной деятельности и структуре психических процессов. Выс-

шие формы познавательной деятельности начинают вытеснять

простую фиксацию и воспроизведение индивидуальной практи-

ческой деятельности, мышление перестает быть чисто конкрет-

ным и ситуативным. Познавательная деятельность человека ста-

новится частью более обширной системы человеческого опыта,

как он установился в процессе общественной истории, закодиро-

ванной в языке> {Luria, 1976, р. 162).

 

Подобные изменения происходили во всех сферах человече-

ского познания. Восприятие, основанное на <образном предмет-

ном опыте> уступает место <более сложным процессам, которые

включают воспринимаемое в систему абстрактных языковых ка-

тегорий>. Мыслительные процессы, вырастающие из <практи-

ческого, ситуативного> мышления уступают место более абст-

рактным, основанным на теоретических представлениях спосо-

бам мышления. Общую тенденцию изменений во всех областях,

которые он исследовал, А. Лурия называл переходом от чувст-

венного к рациональному.

 

Если учесть как время сбора этих данных, так и время (сорок

лет спустя), когда он описывал их для публикации, ничего осо-

бенно необычного в этих выводах нет. Они фактически были по-

вторены, если не процитированы, служащими организации Объе-

диненных Наций, пытавшейся содействовать росту экономиче-

ского благополучия посредством распространения грамотности,

школьного обучения и <современного мышления>. Передо мной,

однако, эти выводы ставили серьезную проблему. Мой опыт изу-

чения кросс-культурных различий в мышлении привел меня к

пониманию важности контекстной специфичности познаватель-

ных процессов и признанию непригодности западных психоло-

гических заданий как общих показателей мышления для людей

из других культур, так что выводы Лурии вовсе не казались мне

однозначными.

 

Контекстная специфичность

 

Мои трудности вытекают из ранее сформулированных в этой кни-

ге замечаний по поводу аналогичных кросс-культурных исследо-

ваний. Вместо того, чтобы изучить занятия местных жителей,

чтобы понять их интеллектуальную структуру, А. Лурия выно-

сил общие суждения о мышлении этих людей на основе тестов,

 

198___________________________________________________________КуЛЬТурНОТ^СТОр^ЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

 

отражающих повседневный опыт москвичей (берлинцев, пари-

жан, нью-йоркцев). Я мог понять, как укоренилась такая прак-

тика среди западноевропейских или американских психологов;

меня и самого учили тому же. Но мне было трудно понять, как

советсткий психолог, для которого постулатом была необходи-

мость основывать психологический анализ на повседневной дея-

тельности людей, мог действовать таким же образом.

 

В 1980-х годах мои коллеги и я сделали первые попытки сог-

ласования нашего контекст-специфичного подхода к теории уче-

ния с идеями культурно-исторических психологов (Cole, 1985;

1988; LCHC, 1983; Scribner, 1985; Scribner and Cole, 1981). Мы

стремились к сочетанию российской традиции, подчеркивавшей

опосредованную структуру высших психических функций и зна-

чительные исторические изменения в природе мышления, с аме-

риканской традицией, подчеркивавшей одновременность сущест-

вования разных типов мышления в пределах данного историче-

ского периода вследствие различий в функциональной структуре

соответствующей деятельности (контекст-специфичный подход).

Ключом к такому сочетанию была убежденность в том, что ис-

пользование орудий предполагает как опосредование, так и кон-

текстную специфичность, в то время как зависимость от контек-

ста предполагает историческую непредвиденность психических

процессов.

 

Мы рассуждали так. Российские культурно-исторические пси-

хологи правы, когда настаивают на опосредованной природе мыш-

ления и инструментальном аспекте средств опосредования. Но в

своих заявлениях о значительных культурных различиях в мыш-

лении они не приняли всерьез свои собственные и Л. Леви-Брюля

соображения о том, что как процесс, так и содержание мышления

различаются в зависимости от конкретных обстоятельств. Утвер-

ждение орудийного опосредования в качестве основного механиз-

ма мышления логически требует учета контекстных ограничений

мышления: все орудия должны одновременно соответствовать ог-

раничениям, порожденным как той деятельностью, которую они

опосредуют, так и физическими и психическими характеристика-

ми людей, которые их используют. Не существует универсальных,

свободных от контекста орудий, не зависящих от задачи и испол-

нителя, как многократно указывали критики такого рода мечта-

ний в области искусственного интеллекта (например, Dreyfus and

Dreyfus, 1986; Zinchenko and Nazarov, 1990).

 

В то же время наш неисторический контекст-специфичный

подход был не способен учесть историческое происхождение об-

 

Ф/1ДОГЕНЕЗ W ИСТОрНЯ КулЬТурЫ_____________________________________________________________________199

 

суждаемого контекста. Сельскохозяйственная практика кпелле в

Либерии или скотоводство узбекских крестьян никоим образом

не являются универсальными формами деятельности, не являет-

ся таковой и опосредованное книгопечатанием формальное обра-

зование. Для того, чтобы преодолеть свою психологическую од-

носторонность, не позволяющую выявить общие качества пове-

дения в разных контекстах и очевидные культурные различия в

структуре повседневных занятий людей, контекст-специфичная

теория должна была принимать в расчет не только внутреннюю

организацию различных видов деятельности, но и исторически

обусловленные связи между ними как составляющими общест-

венной жизни.

 

Джеймс Вертч (Wertsch, 1991) рассматривает два основных

способа включения культурно-историческими психологами идеи

гетерогенности типов мышления в теорию развития. Первый

способ предполагает существование естественной иерархии, при

которой более поздние формы деятельности (мышления) являют-

ся более продвинутыми, чем предыдущие. С этой точки зрения

повторное возникновение уже завершенных стадий считается

регрессией.

 

Наиболее известным примером этой точки зрения является

рассмотрение неоднородности человеческого сознания 3. Фрей-

дом в работе <Цивилизация и недовольные ею> (Freud, 1930).

Рассматривая то, что он называл <проблемой сохранения>,

3. Фрейд отвергал идею о том, что старое знание утрачивает си-

лу, предпочитая гипотезу о том, что ничто, когда-либо сформи-

ровавшееся в психической жизни, не может исчезнуть, все так

или иначе сохраняется. 3. Фрейд уподобляет слои знания в пси-

хике с историческим культурным слоем в Риме, где следы наи-

более отдаленных эпох перемешаны с включениями последних

нескольких веков и десятилетий. Затем он рассматривает при-

ложимость этой археологической метафоры к психической жиз-

ни человека. Применив эту метафору к рассмотрению ряда про-

блем, он заключает: <Мы можем лишь крепко держаться за тот

факт, что прошлое сохраняется в психической жизни - это ско-

рее правило, чем исключение> (там же, р. 19).

 

Работая приблизительно в то же время, что и 3. Фрейд, Л. Вы-

готский использовал геологическую метафору, которую он при-

писывал Эрнсту Кречмеру, немецкому психиатру. Л. Выготский

применял этот <закон напластования> в истории развития как к

онтогенезу и регрессии поведения в результате мозговых нару-

шений, так и к онтогенезу понятий. В связи с исследованиями

 

200________________________________________________культурно"пстору1ЧЕСКДЯ психология

 

мозга он писал: <Исследования установили наличие генетически

различных пластов в поведении человека. В этом смысле

<геология> человеческого поведения, несомненно, является от-

ражением <геологического> происхождения и развития мозга>

(1971, р. 155). В хорошо известных исследованиях по формиро-

ванию понятий он писал: <Формы поведения, которые возникли

очень недавно в человеческой истории, обитают среди самых

древних. То же можно сказать и о развитии детского мышле-

ния> (1987, с. 160).

 

Л. Выготский также ссылался на Хайнца Вернера, который

проводил совершенно явную параллель между онтогенезом и ис-

торией культуры. Заявляя, что люди генетически могут разли-

чаться по уровню мышления от одного момента к другому,

X. Вернер утверждал: <Именно в этом показательном факте су-

ществования разнообразия психических уровней лежит решение

загадки понимания европейским умом примитивных типов

мышления> (Werner, 1948, с. 39).

 

Вторая линия интерпретации сохраняет идею о том, что раз-

ные формы мышления возникают последовательно, однако отри-

цает, что более поздние формы являются в том или ином смысле


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 176; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!