ФИЛОГЕНЕЗ И ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ. 3 страница



а спектр таких тем в человеческом языке бесконечен. Он прихо-

дит к заключению, что в основе этих двух коммуникативных

систем должны лежать существенно разные принципы: <Разли-

чие между языком и известными нам к настоящему времени

наиболее сложными системами коммуникации у животных ско-

рее качественны, нежели количественны> (там же, р. 8).

 

М. Томазелло и его коллеги подчеркивают еще одно, допол-

нительное различие между человеком и шимпанзе, касающееся

способности, которой принадлежит центральная роль в общении

людей и аккумуляции культуры, - способности привлечь вни-

мание другого к объекту. При нормальном развитии ребенок на-

чинает привлекать внимание других к разным объектам к концу

первого года жизни. Совместное внимание к объектам (разделен-

ное внимание), возникающее вскоре после этого, считается важ-

ным для освоения языка и умственного развития (Bruner, 1983;

Butterworth, 1991; Wellman, 1990). М. Томазелло и его соавторы

предполагают, что в основе этих способностей лежит растущее

понимание ребенком того, что другие люди действуют намеренно

и что их поведение следует интерпретировать в связи с их целя-

ми. По этой причине они интерпретируют неспособность шим-

панзе, воспитанных другими шимпанзе, имитировать преднаме-

ренное поведение других как признак важных отличий шимпан-

зе от человека (Tomasello, Krager and Ratner, 1993).

 

Полевые исследования шимпанзе и других обезьян показы-

вают, что они не указывают на объект с целью привлечения к

нему всеобщего внимания, что предположительно связано с от-

сутствием представления о преднамеренности. Но инкультуриро-

ванные шимпанзе (так М. Томазелло называет тех шимпанзе,

что выращены и обучены людьми) и другие обезьяны, например,

орангутаны (Call and Tomasello, 1996), демонстрируют разделен-

ное внимание с людьми и другими инкультурированными особя-

ми своего вида.

 

В одной из своих недавних работ М. Томазелло обращает вни-

мание на важную особенность сообщений, касающихся примене-

ния орудий, культуры, познания и коммуникации у обезьян:

практически все хорошо документированные примеры сложного

применения орудий, обучения, научения посредством подража-

 

ФИЛОГЕНЕЗ /1 история культуры______________________________________________187

 

ния, указания на объекты с целью привлечь внимание и знако-

вой коммуникации касаются инкультурированных обезьян. Ци-

тируя многие исследования, показывающие, что инкультуриро-

ванные шимпанзе проявляют человекоподобные способности,

М. Томазелло заключает: <Человекосообразная, социально-ког-

нитивная среда существенна для развития человекоподобных,

социально-когнитивных и имитационных учебных навыков...

Или, конкретнее, чтобы тот, кто учится, смог понять намерения

другого индивида, надо, чтобы с ним самим обращались, как с

существом, имеющим намерения> (Tomasello, 1994, р. 310-311).

В соответствии с этой гипотезой навыки научения, приобретае-

мые обезьянами на воле, достаточны для создания и поддержа-

ния ограниченного круга поведенческих традиций, но не для

обеспечения свойственного человеческой культуре преобразова-

ния окружающей среды.

 

Хотя М. Томазелло в этом контексте и не упоминает Л. Вы-

готского, но по существу вводит предположение, эквивалентное,

если можно так выразиться, межвидовой <зоне ближайшего раз-

вития>, в которой менее способный партнер получает поддержку

в поведении, которое у него недостаточно сформировано и не

может осуществляться самостоятельно. В этом смысле шимпанзе

проявляют, так сказать, бутоны развития, которые вполне рас-

цветают только в человеческой культуре.

 

Мне кажется совершенно справедливым высказывание Кэт-

лин Гибсон, отдавшей много лет изучению решения задач при-

матами и рассмотрению приложения этих данных к эволюции

человека, о существующих противоречиях по вопросу об уни-

кальности человека: <Исчезновение одного поведенческого раз-

рыва за другим придвинуло нас к пониманию эволюции челове-

ческого познания ничуть не ближе, чем представления о разры-

вах, принятые в прошлых десятилетиях> {Gibson, 1993, р. 7).

Тем не менее огромные научные усилия, посвященные этой про-

блеме в последние десятилетия, все же позволяют нам пересмот-

реть и, где необходимо, внести поправки в представления об от-

ношении между филогенезом и историей культуры, выдвинутые

культурно-историческими психологами в начале XX в.

 

Временная последовательность

 

Одно из неправильных представлений начала XX в., которое

российские культурно-исторические психологи разделяли со

своими коллегами-антропологами из Соединенных Штатов, это

 

188______________________________________КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ психология

 

представление о наличии строгой временной последовательности:

филогенез предшествует истории культуры. Они так описывают

свое видение взаимодействия различных областей развития:

<Один процесс развития диалектически подготавливает следую-

щий за ним и превращается, переходит в новый тип развития. Мы

не думаем, что все три процесса можно вытянуть в одну прямую

линию, но мы полагаем, что каждый высший тип развития начи-

нается там, где оканчивается предыдущий и служит его продол-

жением в новом направлении> (Vygotshy and Luna, 1993, p. 38).

 

Первое предложение этого высказывания кажется прямой фор-

мулировкой обоснованного представления о том, что филогенез

создает контекст для культурной истории и что история культу-

ры формирует ближайший контекст онтогенеза. Всякий раз, ко-

гда эти два потока истории сходятся, создается контекст, в кото-

ром возникают новые процессы, новый тип развития. Эта идея

требует и подтверждения, и дальнейшей разработки.

 

Но, как отмечает Джеймс Вертч, представление о том, что

всякий <высший> уровень начинается точно там, где заканчива-

ется предыдущий, глубоко проблематично (Wertsch, 1985). Это

представление отражает теорию <критических точек> в проис-

хождении культуры вроде той, что предлагал Альфред Кребер,

когда вводил понятие о культуре как о сверхорганической ре-

альности, отдельной от филогенеза (Kroeber, 1917). Как видно из

рисунка 6.1, А. Кребер изображает историю культуры линией,

поднимающейся над линией филогенеза. Представленные выше

свидетельства того, что опосредование артефактами возникает в

линии гоминидов за миллионы лет до появления Homo sapiens,

служат аргументом против теории критических точек и в под-

держку диалектического взаимодействия между филогенезом и

историей культуры .

 

Второе проблематичное допущение в этом высказывании свя-

зано с наличием естественной иерархии внутри областей и меж-

ду ними. Я не знаю, что еще может означать утверждение о том,

что онтогенез - это более высокий уровень, чем филогенез или

история культуры, кроме того, что онтогенез всегда созидается

последними достижениями филогенеза и истории культуры. Та-

кого рода представление об эволюции как прогрессе, широко

распространенное в XIX и XX вв., является объектом жесткой

критики, и притом не только со стороны постмодернистов

(Toulmin, 1990).

 

Что касается понимания диалектики взаимодействия между

этими областями, сам Л. Выготский приблизительно в это же

 

'P/IЛOГEHEЗ W ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ

 

189

 

время высказывается по этому поводу более ясно в связи с обсу-

ждением процесса онтогенеза: <Врастание нормального ребенка в

цивилизацию представляет обычно единый сплав с процессами

его органического созревания. Оба плана развития - естествен-

ный и культурный - совпадают и сливаются один с другим. Оба

ряда изменений взаимопроникают один в другой и образуют, в

сущности, единый ряд социально-биологического формирования

личности ребенка. Поскольку органическое развитие совершает-

ся в культурной среде, постольку оно превращается в историче-

ски обусловленный биологический процесс> (Выготский, 1983,

т. 3. с. 31).

 

Теория

Кребера

 

Филогенез

 

Время

 

Рис. 6.1. Представление Альфреда Кребера о культуре как о сверх-

органическом уровне развития. В некоторой точке эволюции культура

начинает накапливаться независимо от своего филогенетического суб-

страта.

 

Здесь сохраняется идея о том, что качественные изменения в

развивающейся целостности происходят на пересечении различ-

ных областей развития. Однако на место принципа смены одной

области другой приходит представление, согласно которому обе

они сплетаются в единой живой системе, в которой действуют

новые, синтетические принципы развития.

 

Коэволюция филогенеза и истории культуры

 

Было бы легкомысленно с моей стороны даже пытаться описать

эволюцию человека до появления Homo sapiens или когнитивные

и языковые способности ныне живущих приматов. Я ограничусь

констатацией того, что первые свидетельства использования ору-

дий связаны с появлением Homo habilis около двух миллионов

лет назад. С появлением Homo sapiens sapiens около 40 тысяч

лет назад спектр артефактов значительно расширился и стал

 

190__________________________________________ку/м.турно~НСТОР^ЧЕСКДЯ психология

 

включать не только разнообразные орудия, но и каменные из-

ваяния, лунные календари и пещерные росписи, то есть арте-

факты, в которых проявляется человеческая культура.

 

Возможно, и раньше, но уж безусловно с приходом Homo sa-

piens, новый принцип развития - культурная эволюция - на-

чинает взаимодействовать с принципами эволюции, правящим

другими видами (то, что М. Томазелло называет эффектом зуб-

чатого колеса). Д. Байкертон вслед за всеми, кто отводит куль-

туре центральную роль в сущности человека, утверждает: клю-

чевой признак этого перехода состоит в том, что именно моди-

фикация артефактов, а не модификации морфологических

характеристик таких, как челюсти, зубы и руки, становятся

главной формой механизма адаптации (Bickerton, 1990). При

этом он отдает должное языку и способности к созданию ар-

тефактов как катализаторам качественно новых форм взаимо-

действия между видом и средой, характерным для Homo sapiens

sapiens, - эта его позиция находится в очевидном согласии с

культурно-исторической точкой зрения. Уэстен Ля Барр так

формулирует представление о новой форме наследования и изме-

нения: <С появлением человеческих рук старомодная эволюция

посредством адаптации тела выходит из употребления. Все

предшествующие животные были подвержены аутопластической

эволюции самой их субстанции, они отдавали свои тела экспе-

риментальной адаптации в слепом природном стремлении к вы-

живанию. Ставки в этой игре были высоки: жизнь или смерть.

Человеческая же эволюция, напротив, происходит посредством

аллопластических экспериментов с объектами, находящимися

вне его собственного тела, и касается лишь продуктов его рук,

ума и глаз, а не самого тела> (La Barre, 1954, р. 90).

 

Ключевым фактом в отношении этой новой формы деятель-

ности, опосредованной языком, является то, что она аккумули-

рует <успешные> взаимодействия с прежним окружением вне

тела. Следовательно, если генетические изменения происходят

по Ч. Дарвину (то есть посредством естественного отбора, дейст-

вующего в условиях ненаправленных изменений), культурная

эволюция происходит по Ж. Б. Ламарку в том смысле, что по-

лезные открытия одного поколения непосредственно передаются

следующему (Gould, 1987). Д. П. Барраш так разрабатывает эту

идею: <Культура может распространяться независимо от наших

генов и в ответ на осознанные решения... Естественный отбор не

предполагает никакого сознательного выбора со стороны тех ге-

нов и генных комбинаций, на долю которых пришелся макси-

 

^ЛОГЕНЕЗ И ^СТОр^Я КуЛЬТурЫ_____________________________________________________________________191

 

мальный успех в репродукции. Культура, напротив, часто дви-

жется посредством преднамеренного отбора конкретных практик

среди широкого массива имеющихся. В этом смысле она

<телеологична> или целенаправленна таким образом, каким не

может быть направленной биологическая эволюция> (Barrash,

1986, р. 47).

 

Хотя меня и убеждают такого рода аргументы о значитель-

ном разрыве, отделяющем человека от других приматов, два за-

мечания следует добавить. Во-первых, есть вероятность усмот-

реть в артефакте причину совершенствования конечного продук-

та, при том, что на самом деле его качество падает. Такие

ошибки могут возникать из-за того, что опосредованные арте-

фактами культурные практики, направленные первоначально на

совершенствование качества, могут в долговременной перспекти-

ве иметь отрицательные последствия (использование пестицидов

может служить характерным современным примером) или из-за

того, что представления людей о практике опираются на ее по-

верхностные, а не сущностные черты (см.: Barkow, 1989; Dur-

ham, 1991; Shweder, 1977). К числу примеров последнего вида

можно отнести запрет во многих культурах на кормление ребен-

ка грудью сразу после рождения, когда у матери молока еще

нет, но молозиво выделяется; а также разнообразные примене-

ния магии во всем мире.

 

Далее, ошибочно считать, что факт культурного опосредова-

ния предполагает полную независимость развития человека от

филогенетических ограничений. Проблема состоит в том, как

наиболее полно охарактеризовать отношение филогенетических и

культурных механизмов развития. Теодозий Добжанский был, в

общем, прав, когда писал: <История человеческого вида порож-

дена взаимодействиями биологических и культурных перемен-

ных; пытаться понять биологию человека, пренебрегая культур-

ными влияниями, столь же бесполезно, сколь бесполезно пы-

таться понять происхождение и подъем культуры, пренебрегая

биологической природой человека. Биология и культура челове-

ка - это части единой системы, уникальной и беспрецедентной в

истории всего живого> (Dobzhansky, 1951, р. 385).

 

Пытаясь выявить сложные отношения между человеческой

биологией и культурой, важно понимать, что высказывание

Т. Добжанского не просто характеризует нынешние отношения,

возникшие в некий конкретный момент филогенетической исто-

рии вместе с Homo sapiens. Вернее было бы сказать, что на про-

тяжении миллионов лет филогенеза существа линии, ведшей к

 

192____________________________________________________________КуЛЬТурНО"НСТОрУ1ЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

 

Homo sapiens, совершенствовали свои опосредованные артефак-

тами взаимодействия с физической и социальной средой одно-

временно с тем, как испытывали органическую эволюцию биоло-

гические качества этих использующих артефакты существ.

 

Когда Клиффорд Гиртц изучил многочисленные свидетельства

того, что человеческое тело и, особенно, мозг человека подверг-

лись длительной (вероятно, около трех миллионов лет) коэволю-

ции с базовой способностью создавать и использовать артефакты,

он был вынужден заключить: <Нервная система человека не

просто позволяет ему обрести культуру, она, безусловно, требует,

чтобы он делал это, если она вообще должна функционировать.

Культура действует не только обеспечивая, развивая и расширяя

основанные на органике и логически и генетически первичные

по отношению к ней способности, но скорее является составной

частью этих способностей как таковых. Внекультурное человече-

ское существо - это не одаренная, хотя и не вполне полноцен-

ная обезьяна, но абсолютно бессмысленное и, следовательно, ни

к чему не пригодное чудовище> (Geertz, 1973, р. 68).

 

Таким образом, на место креберовской картины культуры,

<поднимающейся> в сферу сверхорганического, мы получаем

картину органического и артефактного, взаимно конституирую-

щих друг друга в процессе органической эволюции (рис. 6.2).

Это значит, что хотя в кратковременной перспективе и верно,

как настаивал Арнольд Гизелл (Gesell, 1945), что перчатка не

определяет форму руки (говоря филогенетически), в долговре-

менной перспективе А. Гизелл не прав. Филогенез и история

культуры совместно созидают единую систему нашего вида.

 

Однако из-за временной ограниченности культурных измене-

ний по сравнению с длительностью филогенеза было бы чистой

иллюзией полагать, что Homo sapiens может выйти за пределы

своей природы. У. Ля Барр рисует весьма правдоподобную об-

щую картину отношений между филогенезом и историей культу-

ры, когда замечает, что <культурный человек предполагает, а

(неизвестная) реальность располагает, поскольку человек есть

всего лишь один из видов животного> (La Barre, 1970, р. 61). В

итоге телеологическая ламаркианская система оказывается

встроенной в слепую дарвиновскую.

 

Несколько иной взгляд на проблему представляют Чарлз

Ламсден и Эдвард Уилсон, утверждая, что филогенез и культура

удерживаются вместе нерасторжимой, но эластичной привязью:

<В процессе движения культуры вперед посредством инноваций

и включения новых идей и артефактов извне, ее до некоторой

 

У/1ЛОГЕНЕЗ /1 история культуры______________________________________________193

 

степени сдерживают и направляют гены. Одновременно давление

культурных инноваций влияет на выживание генов и в конеч-

ном счете изменяет натяжение и направление генетического по-

водка> (Lumsden and Wilson, 1983, p. 60). Эта метафора полезна

тем, что в ее рамках <культурная> собака может завести своего

филогенетического хозяина в опасные и потенциально гибельные

обстоятельства (в термоядерную катастрофу, например), равно

как и в более обширные экологические ниши (например, в кос-

мос). Одновременно подобные метафоры имеют негативное свой-


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 268; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!