Портреты русских деятелей в Эстонии 9 страница
В 1906 г. Л. М. Пумпянский стал студентом юридического факультета Петербургского университета. Он примкнул к меньшевикам, продолжал активную политическую деятельность в Песковском подрайоне Петербургского городского комитета РСДРП, где как раз преобладали меньшевики. Современница вспоминает одно из собраний студентов – социал-демократов, на котором обсуждался вопрос о выборах в Государственную Думу: «Леня настойчиво добивался внесения некоторых положений в резолюцию, которых не могли одобрить большевики, и пункт за пунктом, слово за словом пытался он изменить характер резолюции. Меня тогда просто поразила его настойчивость, твердая убежденность и умение находить формулировки…».[621]
Революционная деятельность Л. М. Пумпянского не могла не привлечь внимания жандармского ведомства. 10 апреля 1907 г. он был арестован жандармами на квартире, «где в это время происходило <…> собрание местного Песковского подкомитета Российской социал–демократической рабочей партии. При личном обыске у Пумпянского были найдены прокламации и отчет упомянутого подкомитета, главарем которого он, по-видимому, является».[622]
С началом дознания по этому делу родители Леонида предприняли энергичные меры, чтобы вызволить сына из заключения. Его мать Вера Михайловна Пумпянская обратилась с соответствующим прошением к самому министру внутренних дел. Родителям удалось добиться, что сын был отпущен, они взяли его на поруки. Следствие же по делу Л. М. Пумпянского продолжалось. Когда стало ясно, что нового тюремного заключения не избежать, Пумпянский с помощью родителей нелегально, через Финляндию, в том же 1907 г. выехал за границу. Он был объявлен в розыск, который, естественно, результатов не дал.[623]
|
|
|
Л. М. Пумпянский отправился в Германию и стал студентом Мюнхенского университета, где изучал экономические науки. Полный курс университета он завершил в 1910 г., вслед за тем защитил докторскую диссертацию по истории чартистского движения в Англии[624] и был удостоен степени доктора политической экономии. Уже в эти годы он стал печататься в русской и немецкой прессе. Он сам позже признавался, что публиковался и в главном органе германских социалистов – еженедельнике «Neue Zeit», выходившем под редакцией К. Каутского,[625] с которым Пумпянский находился в переписке.
В Мюнхене в это время была большая русская колония, состоявшая преимущественно из политэмигрантов, деятелей революционного движения в России. Л. М. Пумпянский принимал самое активное участие в политической и общественной жизни русской колонии. Он входил в социал-демократическую группу меньшевиков. Согласно агентурным сведениям российской охранки, эта группа «помимо участия в делах местной колонии устраивает собрания, партийные доклады и даже публичные рефераты».[626] Среди членов группы был видный политический деятель, в будущем крупный советский дипломат, ученый-историк И. М. Майский. В 1910 г. Л. М. Пумпянский побывал на международном Социалистическом конгрессе в Копенгагене.
|
|
|
«Как обычно у русских, бывали жаркие споры, но, несмотря на принадлежность к различным политическим группировкам, уважали чужое мнение и отношения были самые дружеские и доброжелательные, – вспоминала позднее проживавшая в ту пору в Мюнхене Н. М. Донская. – Леонид Моисеевич был самым молодым – и не только годами, но и своей живостью, жизнерадостностью, остроумием и вообще талантливостью <…> Мы его очень любили, он вносил много веселья и оживления в нашу жизнь. Иногда вечерами мы бродили по городу, заходили в знаменитые мюнхенские пивные выпить кружку пива, называли эти походы словом “bummeln“ («кутить») или по-русски переделывали в “бумелять“».[627]
После окончания университета Л. М. Пумпянский мечтал серьезно заняться наукой, стать ученым,[628] но материальные трудности этому помешали. Отец, узнав о переходе его в православие и о женитьбе на русской, прекратил финансовую поддержку сына.[629] Пришлось искать работу за границей (Леонид, видимо, побаивался возвращаться на родину, памятуя, что жандармское «дело» о нем не прекращено). В 1910-1912 гг. Пумпянский работал в Лондоне в Русско-азиатском банке. Работа в банке многое дала молодому экономисту: до сих пор он занимался финансами лишь теоретически, теперь же познакомился с банковской кухней практически, на деле. Это очень пригодилось ему в будущем.
|
|
|
В 1912 г. Пумпянский все же решил возвратиться в Россию. Что стояло за этим, мы не знаем. Возможно, он считал, что к этому времени жандармы о нем уже забыли. Может быть, так и случилось бы, если бы в декабре 1912 г. Департамент полиции не получил написанный карандашом на немецком языке анонимный донос, в котором утверждалось: «Бежавший пять лет тому назад, приговоренный к каторжным работам (на самом деле Л. М. Пумпянский не был приговорен к каторге – С.И.) студент Л. Пумпянский находится здесь под чужим именем, на экзамены в университет записался под своим собственным именем, продолжает свою прежнюю деятельность агитатора, но не на фабриках, как прежде, а в университете».[630]
|
|
|
22 января 1913 г. С.-Петербургской Судебной Палатой Л. М. Пумпянский был осужден по первой части ст. 126 Уголовного уложения к заключению в крепости на восемь месяцев с зачетом 45 дней предварительного заключения. По свидетельству Т. Л. Яницкой, Пумпянский отбывал наказание в одиночной камере Петропавловской крепости, занимаясьподготовкой к выпускным экзаменам в российском университете.[631] Дело в том, что дипломы заграничных университетов не имели силы в Российской империи и поэтому всем владельцам подобных дипломов надо было заново сдавать государственные экзамены за университетский курс по российским программам. Вначале Пумпянский намеревался это сделать при юридическом факультете Петербургского университета, но помешали арест и заключение. Выпускные испытания он сдал за один месяц при Казанском университете, где и получил диплом юриста.
В 1914-1916 (1917?) гг. Л. М. Пумпянский работал в Петербурге в Сибирском банке прокуристом, т. е. доверенным лицом, имеющим неограниченные полномочия на совершение всякого рода сделок. Он был на хорошем счету у руководства банка, ему доверяли важные международные переговоры, в связи с этим в годы I мировой войны Пумпянский посещал Англию. Одновременно в это время началась и его преподавательская деятельность в высших учебных заведениях: в 1915-1916 гг. он был приват-доцентом Петербургских высших коммерческих курсов М. В. Побединского.[632]
Л. М. Пумпянский также принимал участие в деятельности Военно-промышленных комитетов. Это были общественные организации, созданные во время I мировой войны для содействия правительству и мобилизации промышленности под лозунгом «Всё для фронта, всё для победы». Комитеты и их рабочие группы объединяли либерально настроенных предпринимателей, промышленников, часто недовольных действиями правительства. Это, как и стремление военно-промышленных комитетов к самостоятельности, к обновлению власти привело в конце 1916 – начале 1917 г. к их конфронтации с правительством, с руководством империи. Последовали аресты активных деятелей военно-промышленных комитетов.[633]
8 января 1917 г. Л. М. Пумпянский в числе прочих был арестован на собрании в помещении рабочей группы Московского областного военно-промышленного комитета. При обыске у него была обнаружена большая личная и деловая переписка на иностранных языках, 15 тетрадей рукописей на иностранных языках и пр. Вновь он оказался под стражей, и на него заводится уголовное дело.[634] Правда, вскоре произошедшая Февральская революция 1917 г. всё изменила в жизни страны и в жизни нашего героя.
Но прежде чем перейти к рассказу о новом периоде в биографии Пумпянского, надо остановиться на его семейной жизни. Первый его брак, заключенный в Лондоне, оказался неудачным и непродолжительным. Он распался в 1913 г., сразу после освобождения Леонида Моисеевича из тюрьмы. В Петербурге (теперь, собственно, уже Петрограде) Пумпянский познакомился с молодой актрисой Л.Х. Дроботовой. В 1915 г. они поженились.
Пора нам познакомиться с этой незаурядной женщиной.
Лидия Харлампиевна Дроботова родилась 23 октября 1893 г. в станице Митякинской Области войска Донского.[635] Она была дочерью православного священника Харлампия Давидовича Дроботова, принявшего позже в монашестве имя Харитона. Это тоже была по-своему яркая личность. Он был по происхождению болгарином. Семейство Дроботовых переселилось из Турции (в состав которой входила Болгария) в Россию, в таврические степи. Харлампий Давидович окончил Таврическую духовную семинарию, вслед за тем Петербургскую духовную академию и стал преподавателем в духовных и светских учебных заведениях. Как указывалось в некрологе Х. Дроботова, «приняв русскую культуру во всей ее глубине, духовности и терпимости, он остался ей верен до конца своих дней <…> Весь жизненный путь усопшего являлся ярким примером волевого устремления к развитию в русской молодежи национального самосознания на пользу русской культуры».[636] Овдовев, Х. Дроботов принял монашество, затем последовательно был ректором Волынской и Екатеринославской духовных семинарий. Чудом спасшийся во время революции от расстрела, он эмигрировал сначала в Польшу, где стал борцом за православие, подвергавшееся в это время в Польше преследованиям со стороны властей, позже перебрался во Францию и Австрию, а завершил свой жизненный путь в 1933 г. в Югославии. Архимандрит Харитон неизменно пользовался глубоким уважением и любовью окружающих.
Детство и юность Лидии Харлампиевны прошли в постоянных переездах с места на место в связи с перемещениями по службе ее отца. В результате она перебывала в семи городах, училась в семи разных учебных заведениях. В те годы Лидия разделяла революционные убеждения большинства русской молодежи, даже участвовала в распространении листовок; впрочем, политика ее мало интересовала. Всё это, скорее, было данью тогдашней моде, за что доставалось прежде всего отцу Лидии, священнику.
В старших классах Лидия увлеклась театром и после окончания гимназии отправилась в Петербург, где поступила тайком, против воли отца в театральное училище, курс в нем вела знаменитая актриса М.Г. Савина. Для отвода глаз Лидия записалась на трехгодичные курсы по психологии, о чем и сообщила отцу. Однако вскоре тот узнал, чем в действительности занимается его чадо в столице, очень огорчился, перестал посылать дочери деньги, надеясь, что она займется более серьезным делом. Но Лидия была девицей упорной, решительной и не прекратила занятий в театральном училище. Оставшись без средств к существованию, она с помощью друзей устроилась на работу в ночной клуб – в рулетке выкрикивала номера.
В Петербурге Лидия Харлампиевна постепенно завела широкий круг знакомств в мире литературы и искусства. Изредка она посещала дом приходившегося ей дальним родственником писателя И. Н. Потапенко. Среди ее родственников оказался один из певцов Мариинского оперного театра. Через него Лидия получала бесплатные контрамарки в Мариинку и просмотрела – прослушала весь репертуар знаменитого театра. Но еще в большей степени важно другое: Лидия входит в круг молодых поэтов, писателей, художников, актеров – постоянных посетителей литературно-артистического кабаре «Бродячая собака», завсегдатаями которого были А. А. Ахматова, Н. С. Гумилев, С. М. Городецкий, М. А. Кузмин, О. Э. Мандельштам, Ф. К. Сологуб и др. С некоторыми из своих знакомых по «Бродячей собаке» Лидия Харлампиевна позже поддерживала дружеские отношения в эмиграции. Особенно близка она была с актрисой, женой художника С. Ю. Судейкина, О. А. Глебовой-Судейкиной. По воспоминаниям Яницкой, Лидия Харлампиевна, Ольга Судейкина и Анна Ахматова составляли в эти годы своеобразный дружеский треугольник.[637]
Л. Х. Дроботова начинает выступать на петроградской сцене. Как справедливо замечает дочь, великой актрисой она не стала, чаще всего исполняла небольшие роли, но всё же была известна в столице. Позже Лидия Харлампиевна играла в Театре экспериментальных постановок С. Э. Радлова. Её портрет рисует художник С. А. Сорин.[638]
Нет ничего удивительного, что молодая актриса привлекла внимание преуспевающего экономиста Л. М. Пумпянского, которому также был близок мир литературы и искусства. Как уже выше отмечено, в 1915 г. они сочетались браком, в августе 1917 г. у них родился сын Алексей.
Это было время коренных изменений в стране, в которых Л. М. Пумпянский принял непосредственное участие. Он оставался членом партии меньшевиков, как убежденный социал-демократ, приветствовал Февральскую революцию. Пумянский стал директором департамента Министерства труда во Временном правительстве А. Ф. Керенского, помощником и главным советником министра труда по проблемам экономики.[639] В одном из писем дядя Леонида Моисеевича так характеризовал его: «Безусловно он очень сильно вырос за это время, найдя применение, как он сам определил, всем разнообразным своим способностям: экономиста, дельца (крупный организационно-капит[алистический]. размах), социал-демократа».[640] Это сочетание будет характерно и для последующей деятельности Л. М. Пумпянского, особенно когда он оказался за рубежом.
Приход к власти большевиков, конечно, опять всё изменил в жизни Пумпянского. Его познания и опыт экономиста, финансиста, специалиста банковского дела оказались ненужными новой власти, а его экономические и социологические воззрения враждебными ей, опасными для коммунистического режима. В 1919 г. Л. М. Пумпянский стал профессором экономики Петроградского университета, а позднее Института народного хозяйства, но в 1922 г. его педагогическая, как и научная деятельность были признаны антисоветскими. Оценка им проводимой большевиками экономической политики, действительно, была очень критичной. Он предпринимает попытку создать одну из первых в Советской России промкоопераций, но ей не дают развиться.
По свидетельству дочери, Пумпянский пять раз подвергался аресту органами ВЧК и ГПУ. Каждый раз Лидия Харлампиевна предпринимала героические усилия, чтобы вызволить мужа из чекистских застенков. «Мама, имея большой опыт общения со следователями, умудрялась получать свидания даже тогда, когда его никому не давали, – вспоминает Т. Л. Яницкая. – Передавала передачи, помогала другим, когда была возможность. Мать уверяла, что следователи ее боялись. Она была в сильном нервном напряжении. В таком состоянии могла предугадывать вопросы раньше, чем следователь успевал их сформулировать и произнести. Мама начинала отвечать на еще не заданный вопрос. Это их настолько нервировало, что для того, чтобы только скорее от нее избавиться, делали поблажки, давали внеочередное свидание, передачу».[641]
Заметим, что у Пумпянских была богатая домашняя библиотека и Л.Х.Пумпянская в послереволюционном Петрограде продолжала поддерживать тесные связи с миром писателей и деятелей искусства. Особенно часто она общалась с жильцами и посетителями Дома искусств, в частности с Анной Ахматовой, которая даже приняла участие в обращении к властям с просьбой освободить из-под ареста группу петроградских ученых, в их числе и Пумпянского.[642] Записи о встречах с Лидией Харлампиевной есть в дневниках Михаила Кузмина за 1921 г.[643]
Между тем, в 1922 г. тучи над Л. М. Пумпянским, как, впрочем, и над многими другими русскими учеными, представителями интеллигенции, стали сгущаться. Инициатором массовых репрессий, направленных против русской культурной элиты, был никто иной, как В. И. Ленин. 19 мая 1922 г. он писал Дзержинскому, что питерский журнал «Экономист» «явный центр белогвардейцев. В № 3 <…> напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, п о ч т и в с е – законнейшие кандидаты на высылку за границу.
Всё это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу».[644]
Так началась знаменитая акция большевиков – депортация за рубеж большой группы русских ученых, философов, писателей, кооператоров, деятелей культуры, цвета русской интеллигенции. Сама эта депортация получила позже название «философского парохода».
Письмо В. И. Ленина имеет прямое отношение к Л. М. Пумпянскому, поскольку он был сотрудником журнала «Экономист»[645] и его имя фигурирует в том списке, о котором упоминает вождь мирового пролетариата. Он сразу же был включен в составленный ГПУ «список антисоветской интеллигенции г. Петрограда». В ночь с 16 на 17 августа 1922 г. в Петрограде по этому списку было арестовано 30 человек, среди них и Л. М. Пумпянский.[646] Он был в числе тех семерых, которые «согласно их желанию будут отпущены заграницу за свой счет».[647] В окончательном списке депортированных, высылаемых в первую очередь, числилось 57 человек, из них по Петрограду – 18. Кроме Пумпянского мы находим в нем философов Л. П. Карсавина и Н. О. Лосского, социолога П. А. Сорокина, публициста А. С. Изгоева (Ланде),[648] с которым Пумпянский позже встретился вновь в Эстонии. На германском пароходе «Пруссия» они осенью 1922 г. направились за рубеж. В ноябре депортированные через порт Штеттин прибыли в Берлин, в ту пору крупнейший центр российской эмиграции, Русского зарубежья.
Группа высланных объединилась. Было создано особое Бюро в качестве исполнительного органа объединения. В состав бюро вошел и Л. М. Пумпянский. При активном участии высланных из России ученых в Берлине был основан Русский научный институт с тремя отделениями: духовной культуры, права и экономики. В 1922/23 году Пумпянский читал в институте спецкурс «Положение рабочих в России». Одновременно он принимал участие в работе Экономического кабинета под руководством проф. С. Н. Прокоповича. Это было нечто вроде небольшого научно-исследовательского института, в котором собирались материалы и изучалась экономика России, как дореволюционной, так и в особенности послереволюционной. Кабинет издавал «Экономический бюллетень» и «Русский экономический сборник». К работе в кабинете были привлечены многие ученые-эмигранты.[649]
Главным занятием Л. М. Пумпянского стала научно-исследовательская работа – изучение экономики Советской России и НЭП´а. В 1923 г. выходит в свет его книга «НЭП (Опыт характеристики советской экономики)» (Берлин: Основа, 1923). На страницах сборников и периодических изданий появляется ряд статей, посвященных той же проблематике.[650] Эти работы были одними из первых попыток объективного научного анализа советской экономики тех лет и НЭП´a. В Советской России подобный анализ был невозможен. Западные же исследователи плохо представляли себе российские реалии. Эти работы Пумпянского-экономиста заслуживают специального рассмотрения историками экономической мысли.
Однако, как пишет его дочь, «всё это было больше для души, денег давало мало, чтобы прокормить семью, <отец> всё время был в поисках работы. Кое-какая временная работа находилась», но вообще положение было нелегким.[651] И тогда Пумпянский решил перебраться в Париж, который всё более становился главным центром русской эмиграции.
Но, увы, и в Париже положение русских эмигрантов было тяжелым. «Папа брался за любую работу, но не очень успешно. Пытался организовать промысел резьбы по дереву, подделки из бересты<…>, – вспоминает Т. Л. Яницкая. – Кончилось тем, что папа стал писать институтские дипломные работы богатым бездельникам. За три года пребывания в Париже папа успел написать пять дипломов. Он брался за любую тему: овцеводство в Австралии, ирригация (не помню где) и т. д. Трудность для него состояла не в написании той или иной работы, а в нахождении очередного идиота (как папа их называл). Дальше всё было делом техники <…> Мама на дому, будучи в артели, шила на <привезенной из России швейной> машинке, этим немного подрабатывала. Обшивала семью».[652] В Париже Л. Х. Пумпянская общалась со своими петербургскими знакомыми, оказавшимися в эмиграции, но на их помощь рассчитывать не приходилось.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 301; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!