Источники и история изучения русской эмиграции в

Эстонии (1918-1940). Обзор

Прежде чем перейти к рассмотрению источниковедческой базы изучения русского населения Эстонии 1920-1930-х гг., надо обязательно указать на его специфические черты, очень отличающие здешнюю русскую общину от того, что характерно для других стран Русского зарубежья (за исключением государств Балтии). Как мы уже отмечали, бόльшую часть русских, проживавших в Эстонии в 1918-1940 гг., составляло старожильческое русское население, обосновавшееся здесь еще до 1918 г., когда Эстония была частью Российской империи. Собственно же эмигранты были в Эстонской Республике (ЭР) в меньшинстве. По переписи 1922 г. в ЭР насчитывалось 91 100 русских (8,2 % населения республики). Из них 18 100 не имело эстонского гражданства,[24] это и были в большинстве своем эмигранты. Но они являлись наиболее активной частью русской общины Эстонии, прежде всего из них состояла русская интеллигентная элита и в значительной мере она определяла характер русской культуры в стране. Само собой разумеется, в общественной, культурной и особенно политической жизни ЭР участвовало также старожильческое русское население. Постепенно сформировалась единая структура русского населения Эстонии, включавшая и «коренных» русских, и эмигрантов. Она фактически представляла своего рода русское национальное меньшинство в ЭР, если рассматривать его с внутриэстонской точки зрения, или же отдельную диаспору, с точки зрения Русского зарубежья. В нашем обзоре речь и пойдет об этой единой структуре русского населения Эстонии 1918-1940 гг., которая, без сомнения, являлась частью широкого Русского зарубежья, но состояла не только из эмигрантов.

Перейдем теперь к непосредственному рассмотрению источниковедческой базы изучения русских в Эстонии 1920-1930-х гг., какой она предстает исследователям сегодня.

Архивные источники по истории русской эмиграции в Эстонии в целом плохо сохранились. В архивах ЭР наших дней их мало. Это прежде всего следствие событий 1940/41 года – аннексии Эстонии Советским Союзом, установления советской власти, массовых репрессий белоэмигрантов, осуществленных органами НКВД. Некоторые материалы были вывезены из Эстонии эмигрантами (чаще всего немецкого происхождения), уехавшими в 1939-1940 гг. в Германию. По-видимому, часть материалов личных архивов, как и архивов эмигрантских организаций, была уничтожена самими их владельцами еще до аннексии летом 1940 г. и в первые недели после установления советской власти. Конфискованные НКВД при арестах материалы также большей частью пропали. Разбираться в личных архивах отдельных эмигрантов сотрудникам НКВД было некогда, тем более, что материалов для обвинительного заключения, как правило, и так хватало. По завершении следствия имеющиеся документы уничтожались.

По иному обстояло дело с архивами русских эмигрантских организаций и местных русских учреждений. После их закрытия, последовавшего сразу же вслед за установлением летом 1940 г. новой власти, архивы русских обществ и организаций были конфискованы и поначалу сохранялись. Они остались в оккупированном немцами Таллинне, были переданы оккупационными властями в Таллиннский городской архив и там погибли в ночь с 9 на 10 марта 1944 г. в результате пожара, вызванного мощной бомбардировкой города советской авиацией.

Сохранились списки уничтоженных при бомбардировке архивалий.[25] Погибли архивы трех главных русских организаций в ЭР 1920-1930-х гг.: Русского национального союза (136 ед. хр.), Союза русских просветительных и благотворительных обществ в Эстонии (108 ед. хр.) и Центрального русского учительского союза (47 ед. хр.). Были уничтожены архивы еще целого ряда русских организаций – Русского клуба, считавшегося центром местных русских монархистов, Русского Дома, Таллиннского русского учительского союза, общества «Витязь» (главной русской молодежной организации в столице республики), Общества помощи бывшим русским военнослужащим, Общества помощи больным эмигрантам и др. Погиб небольшой архив Русского частного политехнического института – единственного русскоязычного высшего учебного заведения в ЭР тех лет. Особенно жаль личного архива центральной фигуры в лагере русских эмигрантов-монархистов в Эстонии, руководителя эстонского отдела РОВС´а генерал-лейтенанта А. К. Баиова (сам он скончался до событий лета 1940 г. – еще в 1935 г.).

Что же на сегодняшний день сохранилось в государственных архивохранилищах ЭР?

Исповедующие православие русские входили в состав Эстонской апостольской православной церкви (ЭАПЦ). Главным источником сведений о православных приходах в ЭР является архив Синода ЭАПЦ, находящийся в Историческом архиве Эстонии (далее – ИАЭ) в Тарту (ф. 1655). В этом фонде сосредоточены и документы Нарвской русской епархии, Нарвского епархиального совета, дела о деятельности русских православных приходов в Печорском крае, Пюхтицкого и Печорского монастырей, метрические книги госпиталей Северо-Западной армии за 1918-1920 гг. В ИАЭ хранятся фонды некоторых православных приходов, в том числе и русских. Документы за 1918-1940 гг. содержатся в фондах Олешницкой, Лохусууской (Логозской), Нинаской, Тартуской Успенской и других православных церквей Эстонии, но в большинстве своем – это метрические книги с 1918 по 1926 год.. С содержанием всех этих фондов можно познакомиться на сайте ИАЭ (www.eha.ee), а также через общую электронную поисковую систему эстонских архивов (http://ais.ra.ee). Сведения биографического характера о православных священниках Эстонии собраны в личном фонде Давида Паппа, принятом на хранение в 2008 г. (ф. 5410).

Из архивов центральных эмигрантских организаций до нас дошли отдельные разрозненные документы Комитета русских эмигрантов в Эстонии (Государственный архив Эстонии в Таллинне, далее – ГАЭ, ф. 2944, 11 ед. хр.[26]). Несколько лучше сохранились документы русских студенческих организаций, фонды которых находятся в ИАЭ в Тарту. Здесь особую ценность представляет архив Общества русских студентов при Тартуском университете, одного из самых значительных русских объединений в ЭР, сыгравшего немаловажную роль в сохранении и развитии русской культуры в стране (ф. 1783, 191 ед. хр.[27]). Из других фондов ИАЭ отметим документы Союза русских студентов Эстонии (ф. 1784, 29 ед. хр.), Объединения русских студенческих организаций в Эстонии (ф. 1636, 6 ед. хр.), корпорации «Аэтерна» (ф. 1749, 91 ед. хр.), Христианского союза русских студентов (ф. 1659. 10 ед. хр.), а также архивы некоторых, преимущественно тартуских организаций (Русское благотворительное общество в Тарту, русские общественные собрания в Тарту и Пярну).[28]

В ГАЭ и в Таллиннском городском архиве (далее ТГА) сохранились фонды русских гимназий и школ в Таллинне и других городах Эстонии.

Документы, касающиеся легальных русских обществ и организаций самого разного типа (политические, военные, культурно-просветительные, религиозные, молодежные, профессиональные и пр.), можно найти в ГАЭ в обширном фонде Министерства внутренних дел (ф. 14). На каждую официально зарегистрированную организацию заводилось особое «дело», откуда можно получить самые общие сведения о ней: когда она была зарегистрирована, устав, изменения в уставе, закрытие организации, если оно имело места, и пр. К сожалению, сведений о реальной повседневной деятельности обществ мы, как правило, в этих «делах» не находим.

Теперь об архивалиях, посвященных отдельным лицам. Другими словами: где мы можем найти биографические сведения об отдельных эмигрантах, оказавшихся в 1920–1930-е гг. в Эстонии, об их деятельности.

Как показала в специальном исследовании Т. К. Шор, отдельных личных фондов эмигрантов в государственных архивах очень мало. К ним можно отнести в ИАЭ фонд ученого и писателя, по национальности коми Каллистрата Жакова (ф. 1433, 7 ед. хр.); в Отделе рукописей и редких книг Библиотеки Тартуского университета – известного русского библиографа и библиофила Удо Иваска (ф. 33, 198 ед. хр.) и профессора-юриста Юрия Филиппова (ф. 44, 6 ед. хр.); в Эстонском литературном музее в Тарту – поэта Игоря Северянина (ф. 216. 70 ед. хр.),[29] кстати, там же находится ценная личная библиотека Игоря Северянина. Часть личного архива даровитого писателя и художника из среды русской эмиграции К.К. Гершельмана, сохраненный его потомками, передан в рукописный отдел Тартуской университетской библиотеки автором этих строк.[30] К приведенному выше списку можно еще добавить частный архив мемуаристки Т. П. Милютиной (1911–2004), находящийся в фондах Русского музея Эстонии в Таллинне.

Сведения о жизни и деятельности русских эмигрантов в Эстонии приходится искать в других архивных источниках.

Самую элементарную информацию о многих из них можно найти в ГАЭ в фондах Министерства внутренних дел и Полиции (Полицейского ведомства, ф. 1). В фонде МВД находятся личные дела лиц, получающих эстонское гражданство (надо иметь в виду, что бόльшая часть русских эмигрантов, осевших в Эстонии, в конце концов получила эстонское гражданство). В фонде Полиции находятся регистрационные карточки иностранцев (к которым относились и русские эмигранты-нансенисты), их прошения о проживании в Эстонии, о разрешении на работу, списки лиц, пересекших эстонскую границу – приехавших сюда или, наоборот, покидающих Эстонию, и т.д. Из этих документов можно получить некоторые биографические сведения об отдельных эмигрантах, в частности о том, когда они оказались в Эстонии, где проживали и род их занятий. Кстати, весьма хорошо документированы как раз эмигранты-нансенисты. На каждого, кто получал нансеновский паспорт, заводилось специальное «дело» с фотографией и общими биографическими данными. Сохранилось 7069 подобных личных дел, причем при продлении срока действия старый паспорт с отметками о передвижении оставался в деле. Но все же эти архивалии дают мало данных о деятельности интересующих нас лиц. Отметим еще, что фотографии, адреса и некоторые биографические сведения об эмигрантах, проживающих в Таллине и Нымме, за период с 1919 по 1940 год имеются в специальной коллекции ТГА (ф. 186. 119 ед. хр.).

Если известно место работы или учебы эмигранта, то можно обратиться к фондам соответствующих предприятий, учреждений, учебных заведений. Так, в обширном фонде Тартуского университета в ИАЭ (ф. 2100) находятся большие по объему, основательные личные дела преподавателей и студентов, в которых содержатся ценные и достоверные данные об их жизненном пути, в том числе автобиографии, библиографии работ преподавателей, фотографии и метрические документы студентов и т.д. В университете работало 12 русских преподавателей[31] и учился 821 русский студент.[32] Данные об учащихся русских школ и гимназий и их преподавателях можно найти в фондах русских учебных заведений.[33]

Кое-какие материалы о деятелях искусства есть в Музее театра и музыки в Таллинне. Там имеются подборки материалов о русских театральных и музыкальных обществах, о русской музыкальной жизни в Нарве, где около трети населения составляли русские, а также подборки материалов о руководителе оркестров русских народных инструментов Георгии Медведеве и пианисте Владимире Падва. Копия альбома Степана Рацевича о театральной жизни Нарвы 1920-1930-х гг. хранится в ИАЭ в составе коллекции документов о культуре.[34]

Наибольшие трудности возникают с выявлением материалов о политических деятелях, особенно тех, кто был связан с нелегальными объединениями. Напомним, что большая часть организаций монархистов, да и младороссов, сторонников Национально-трудового союза нового поколения, местных фашистов действовала нелегально. Их архивы, если они и были, не сохранились. Русскими деятелями, правда, интересовалась эстонская Политическая полиция, выполнявшая в ЭР функцию органа госбезопасности. В 1920-е гг. она весьма активно работала в двух направлениях: прежде всего против коммунистов, но также и против русских монархистов, поскольку они выступали за восстановление «единой и неделимой Российской империи», в которой не было места для независимой Эстонской Республики. Проводились обыски в организациях монархистов, аресты и высылки их членов. Отдельные документы Политической полиции, касающиеся монархистов 1920-х гг. и борьбы с ними, находятся в ГАЭ.[35] Но в целом документы Политической полиции также сохранились плохо, очень выборочно.

Как это ни парадоксально, больше всего сведений о русских политических и общественных деятелях в Эстонии можно найти в фондах бывшего архива КГБ. Дело в том, что в 1940/41 году, в первый год советской власти в Эстонии, почти все русские политические, общественные, да и многие культурные деятели были арестованы органами НКВД. Сохранились с почти исчерпывающей полнотой их следственные дела, в которых содержатся протоколы их допросов и их признания. Эти документы хранились в последние десятилетия существования СССР в архивах КГБ, большей частью в Таллинне, но в некоторых случаях в Ленинграде (следствие по делу наиболее видных белоэмигрантских деятелей велось именно там ленинградскими сотрудниками НКВД) и в Пскове. Основной массив документов КГБ был вывезен перед восстановлением независимости Эстонской Республики в 1991 г. в Россию, но следственные дела арестованных в 1940/41 году деятелей, видимо, были сочтены уже не относящимися к разряду особо секретных и оставлены в Эстонии. В настоящее время они находятся в Таллинне в Филиале Государственного архива Эстонии и доступны исследователям.

Показания репрессированных дают исследователям множество ценных сведений о всех сторонах жизни и деятельности русских в Эстонии 1920–1930-х гг., причем таких, каких невозможно найти в других источниках, в частности, о белогвардейских организациях и их работе. Русские эмигранты были очень откровенны на следствии; к тому же они, люди совершенно иного социально-психологического склада и воспитания, незнакомые с НКВД и его методами работы, не считали свою деятельность преступной. Следователи всячески поощряли эту наивную откровенность подследственных и предоставляли им все возможности для «чистосердечных признаний». Наш исследовательский опыт показал, что при известной осторожности эти документы можно использовать, из них можно извлечь много ценных сведений.[36] Они легли в основу как ряда источниковедческих публикаций (о них ниже), так и многих исследований.

Если материалы следственных дел арестованных, хранящиеся в Таллинне, более или менее изучены исследователями (хотя, без сомнения, там можно обнаружить еще много нового, интересного), то документы, находящиеся в архивах России, еще мало использовались учеными.

Это же можно сказать и о находящемся в Таллинне Частном архиве русских в Эстонии Александра Дормидонтова, весьма пестром по своему составу, но представляющем безусловный интерес для науки.[37] То же можно сказать по поводу частного архива Владимира Верзунова, собирающего материалы о деятелях морского флота и русских военнослужащих.

Отдельные документы о русской эмиграции в Эстонии можно найти и в архивохранилищах других стран: помимо России также в США, Чехии, Англии и др.

Некоторые материалы о русских в ЭР 1918-1940 гг. имеются в фондах пражского Русского заграничного исторического архива (РЗИА), ныне хранящихся в Москве, главным образом в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Там, в частности, находится личный фонд Р. С. Ляхницкого, документы нескольких русских кооперативных организаций в Эстонии и пр.[38] Нельзя, однако, не отметить, что в фондах РЗИА материалов об Эстонии оказалось немного.

Некоторые архивные материалы, имеющие отношение к русской эмиграции в Эстонии, остались в Праге.[39] Например, в фонде А. Л. Бема, хранящемся в Литературном архиве Музея национальной письменности, есть документы о Б.К.Семенове, видном общественном и политическом деятеле в ЭР, литераторе.

Материалы о русских писателях, проживавших в Эстонии, есть и в других архивах Москвы и Петербурга. Так, в Москве в Российском государственном архиве литературы и искусства хранится фонд Игоря Северянина (ф. 1152; другая часть его, как мы уже указывали, находится в Эстонском литературном музее в Тарту). В С.-Петербурге в Отделе рукописей Института русской литературы РАН (Пушкинского Дома) имеется фонд крупнейшего русского прозаика В. Е. Гущика (Ф. 820), погибшего в сталинском лагере.

Довольно много материалов о русских в Эстонии мы находим в обширнейшем архиве Гуверовского института войны, революции и мира при Стэнфордском университете в США. Там находится ценный архив белой Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича, воинские чины которой составляли основной костяк русского эмигрантского общества в Эстонии. В Гуверовском институте хранятся также автобиографии ряда русских ученых, членов Русской академической группы в Эстонии, записки А. К. Баиова и М. И. Соболева о русских эмигрантах в ЭР[40], материалы о положении православной церкви в ЭР и пр.

За последние 15 лет часть архивных материалов была опубликована в разных изданиях.[41] В печати появились публикации архивных документов об отдельных русских политических объединениях (в частности, о фашистских группах в ЭР[42]) и эмигрантских организациях (в том числе о Союзе северо-западников[43]), сообщения о хранящихся в архивах мемуарах,[44] как и тексты некоторых воспоминаний, и т. п.

Пожалуй, больше всего публикаций архивных материалов и воспоминаний, как и исследовательских работ по истории русских в странах Балтии, появилось на страницах издающихся с 1996 г. сборников «Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике». Их выпускают поочередно исследователи Эстонии, Латвии и Литвы. Первые три тома (1996-1997) вышли в Таллинне (составитель и ответственный редактор проф. И. З. Белобровцева), тома IV-VI (1999-2000), VIII (2004) и Х (2005) – в Риге (Ю. И. Абызов, сыгравший важную роль в налаживании издания «Балтийского архива»), а тома VII (2002) и IX (2005) – в Вильнюсе (П.М. Лавринец). Последний изданный к настоящему времени выпуск сборника – XI (2006) – вновь вышел в Таллинне (С. Н. Доценко). Публикации в сборниках чаще всего освещают историю культуры русских в странах Балтии, хотя целый ряд публикаций касается общественной и политической их жизни. При этом большая часть публикуемых работ посвящена именно 1920-1930-м гг., русской эмиграции в Прибалтике. Публикации очень разнообразны по тематике и жанрам. Наряду с работами исследовательского типа, изданиями архивных документов, мемуаров, дневников, эпистолярного наследия русских деятелей, в «Балтийском архиве» можно найти рецензии, библиографические материалы.

Немаловажным компонентом источниковедения по интересующей нас теме является мемуаристика, но мы не будем здесь ее рассматривать, поскольку мемуарной литературе о русских в Эстонии 1918-1940 гг. в нашей книге посвящена отдельная статья. Отсылаем читателей к ней.

Очень важным источником сведений о жизни русских в ЭР являются материалы местной русскоязычной периодической печати, прежде всего газет, на страницах которых освещались все стороны жизни русского населения. Здесь печатались аналитические и юбилейные статьи об обществах, приводились сведения о русских политических, общественных и культурных деятелях, их некрологи и т. д. В ЭР выходило большое число газет (особенно в первые годы ее существования) – всего примерно сто, правда, многие из них были «однодневками», издавались очень короткий срок.[45] Большинство исследователей русской диаспоры в Эстонии 1918-1940 гг. широко использует газетные материалы в своих работах.

К сожалению, у нас фактически нет указателей содержания русских периодических изданий, что крайне затрудняет работу с ними, отнимает у исследователей много времени, которое они вынуждены вновь и вновь тратить на их постраничный просмотр в поисках нужных материалов. Вышедший в 1998 г. в Москве опыт био-библиографии Ольги Фигурновой[46] содержит такое множество фактических ошибок, неточностей и пропусков, что пользоваться этой книгою опасно.[47]

Наиболее часто исследователи обращаются к ежедневным газетам, выходившим в Ревеле (Таллинне): «Свободная Россия» («Свобода России», «За свободу России»; 1919-1920), «Последние известия» (1920-1927), «Вести дня» (1926-1940), «Наша газета» (1927-1928). Из еженедельников важен «Таллинский русский голос» (1932-1934), а из не таллиннских газет – «Старый нарвский листок» (1925-1940). Впрочем, обращение к тому или иному периодическому изданию обусловлено обычно темой исследования. Естественно, что исследователь эмигрантов-монархистов в Эстонии обратится к монархистским органам печати – это «Ревельское время», «Ревельское слово», «Час», «Наш час» (1925-1927), а исследователь эсеров – к их прессе, т. е. к газетам «Народное дело», «За народное дело», 1920-1921, и т. д.

До сих пор почти не использовались публикации о русских в Эстонии в печати других стран, в особенности в рижской «Сегодня», имевшей широкое распространение в ЭР. Они пока в полном объеме и не выявлены.

Еще одним важным источником при изучении русской общины в Эстонии 1918-1940 гг. являются всевозможные справочные издания. Такого типа издания стали появляться еще в 1920-1930-е гг., хотя их было немного. К справочным изданиям тех лет можно отнести сборник, выпущенный к 10-летию Общества русских студентов при Тартуском университете, включавший краткую историю объединения и перечень его членов.[48] Заслуживает внимания юбилейное издание к 10-летию Русской академической группы в Эстонии (объединение русских ученых в ЭР) с весьма подробным обзором ее деятельности за этот период, со списком ее членов и с перечнем их научных трудов.[49] Большую ценность представляет книга, выпущенная к 10-летию Таллиннской русской городской гимназии. В ней можно найти список 643 ее абитуриентов, причем указывается, как далее сложилась их судьба.[50] В книгу включены и материалы о внеклассной деятельности гимназистов, в частности о замечательном литературном кружке при гимназии.

Затем в советский период в течение полувека новых справочных изданий, содержащих сведения об эмигрантах в Эстонии, не появлялось. Положение коренным образом меняется с конца 1980-х – начала 1990-х гг. И в Эстонии, и в России один за другим выходят всевозможные справочники – это биографические и энциклопедические словари, списки репрессированных, хроники литературной жизни и прочие издания, содержащие в числе прочего и сведения о русских деятелях в Эстонии 1920-1930-х гг.

Начнем их обзор с эстоноязычных справочников. За последние двадцать лет были выпущены в свет специализированные биографические словари о деятелях музыки,[51] изобразительного искусства и архитектуры,[52] театра,[53] эстонской школы (педагогах),[54] писателях,[55] спортсменах[56] и ученых.[57] К этой же типологической группе можно отнести и полный перечень студентов Тартуского университета за 1918-1944 гг. с краткими биографическими справками о них,[58] включающий сведения о более чем 20 000 студентов.

Если в биографическом словаре эстонской школы русские педагоги вообще не представлены, то в остальных справочниках можно найти заметки о некоторых, чаще всего наиболее известных русских деятелях, проживавших и трудившихся в Эстонии. Особой системы в отборе имен русских деятелей не видно,[59] но все-таки сдвиги к лучшему заметны. Укажем в этой связи еще на вышедшую в 2000 г. в качестве дополнительного 14-го тома «Эстонской энциклопедии» книгу «Эстонские биографии».[60] В ней можно обнаружить имена отдельных русских деятелей, в том числе и таких, которых не было в основных томах «Эстонской энциклопедии». На базе этого издания был подготовлен и в 2002 г. вышел из печати русскоязычный «Эстонский биографический словарь».[61] В нем, в основном, вкратце охарактеризованы деятели титульной нации, но все же читатель может найти справки и о ряде местных русских деятелей, их список был расширен сравнительно с эстонским изданием.[62] Однако в эти издания, естественно, вошли только самые крупные русские деятели, да и справки о них предельно кратки.

Из эстоноязычных справочников для реконструкции биографий русских деятелей 1920-1930-х гг. в Эстонии особую ценность представляют списки репрессированных в годы советской власти лиц с краткими сведениями о них.[63] В них указываются даты жизни и смерти осужденных, если они известны, местожительство в момент ареста, дата ареста, по какой статье осужден, в каком лагере отбывал наказание или где был расстрелян. Хотя исследователи уже обратили внимание на недостатки указанного трехтомного труда, тем не менее этот справочник остается важным источником сведений о многих русских деятелях в ЭР.

На русском языке выходили выборочные списки репрессированных с более подробными справками о них и с публикацией материалов из фондов НКВД (протоколы их допросов, показания).[64]

Появлялись также списки русских эмигрантов в Эстонии из числа военных с биографическими данными об их службе. Здесь надо отметить работы В. В. Вер-зунова (посвящены русским военным морякам[65]), Р. А. Абисогомяна (посвящены генералам Российской армии[66]) и в особенности книгу В. А. Бойкова.[67]

Наибольшее число персоналий представлено в словнике профессора Тартуского университета С. Г. Исакова, вышедшем уже тремя изданиями.[68] В первом издании насчитывалось примерно 1500 персоналий, во втором – 1900 и в третьем – 2400. Правда, следует учесть, что в книгу включены и русские деятели, связанные с Эстонией до 1918 г. В ней представлены лица, жившие и работавшие в ЭР, либо бывавшие здесь и оставившие след в общественной и культурной жизни страны, в науке, литературе и искусстве. Русские государственные, политические и военные деятели вводились в словник лишь в том случае, если они одновременно так или иначе участвовали в культурной и общественной жизни русских в Эстонии. Приводятся следующие сведения об отдельных деятелях: фамилия, имя, отчество, годы жизни, краткое определение рода его деятельности и как он связан с Эстонией. Вообще словник был задуман как подготовительное звено на пути к созданию биографического словаря русских деятелей в Эстонии, но он стал выполнять функцию справочника.

В поисках данных о русских деятелях в Эстонии исследователи обращаются и к справочникам, вышедшим в свет в России. Материалы о них есть в биографических словарях военных, прежде всего северо-западников,[69] деятелей искусства,[70] литераторов,[71] а также в многотомном справочнике некрологов Российского Зарубежья.[72]

К числу важнейших справочников по Русскому Зарубежью обычно относят и разного рода хроники жизни русских в отдельных странах (чаще всего культурные хроники).[73] Хроники культурной, научной и общественной жизни русских в ЭР 1918-1940 гг. пока нет, но есть сравнительно недавно вышедшая в свет хроника русской литературной жизни в Эстонии тех лет, составленная коллективом авторов (С. Исаков, Т. Шор, Р. Абисогомян, Е. Шувалова, Г.Пономарева; научный руководитель – проф. С. Г. Исаков).[74] К сожалению, по независящим от авторов причинам в публикации не указываются источники приводимых сведений. Другая беда: ни одна библиотека Эстонии не выписывает «Литературоведческий журнал», поэтому данная публикация практически недоступна читателям ЭР. Справочник надо бы выпустить отдельным изданием, дополнив его библиографическими данными об источниках всех приводимых сведений.

Весьма распространена в справочной литературе о Русском Зарубежье и такая ее разновидность как некрополи. Приходится констатировать, что настоящих, научно подготовленных некрополей по местам захоронения русских в Эстонии нет. На это, правда, претендует составленное Владимиром Илляшевичем описание таллинского Александро-Невского кладбища, центрального места захоронения русских деятелей в столице Эстонии.[75] Действительно, в этой работе можно найти много сведений о захороненных на кладбище лицах, среди которых есть и русские политические, церковные, общественные и культурные деятели 1920-1930-х гг. К сожалению, в описаниях нередки фактические ошибки и поэтому приводимые Вл. Илляшевичем данные о захороненных нуждаются в проверке. В приложении к книге приводится впервые публикуемый труд местного старожила-краеведа И. Столейкова «Очерк истории храмов и кладбищ Таллина» (1953).

Функцию своеобразного справочника по Нарве выполняет коллективный труд сотрудников Нарвского музея, охватывающий все стороны жизни города и его прошлого, включая характеристику населения, системы образования, архитектуры, культуры, издательской деятельности, общественных организаций и пр.[76] Приводимые в книге данные касаются и периода первой ЭР, 1918-1940 гг.; в этом отношении особенно полезен последний раздел с биографическими справками о нарвских деятелях прошлого.

Некоторые официальные акты и материалы, касающиеся национальных меньшинств и их культурной жизни, опубликованы в подготовленном Анни Мацулевич эстоноязычном сборнике документов из фондов ГАЭ.[77] Подборка их не отличается репрезентативностью.

Поскольку значительную часть старожильческого русского населения Эстонии 1920–1930-х гг. составляли старообрядцы, с конца XVII в. поселившиеся в эстонском Причудье, на западном берегу Чудского озера, то в ряде случаев возникает потребность обращаться к справочникам, посвященным местным староверам и их языку.[78]

Обратимся теперь к исследовательской литературе, к истории изучения русских в Эстонии 1918-1940 гг.[79]

До конца 1980-х гг. история русского населения в период первой ЭР была практически не исследована. На то были свои причины. Русским 1920-1930-х гг. было не до изучения своего недавнего прошлого, которое к тому же и не осознавалось как объект исторического исследования, было слишком «горячим», злободневным. В советский период, охватывающий полвека, изучение истории русской общины в Эстонии находилось под запретом или полузапретом. Власть предержащие очень подозрительно относились к русской диаспоре в первой ЭР. Это было вызвано прежде всего тем, что наиболее активную ее часть составляли «белоэмигранты» и те местные русские, которые отнюдь не разделяли идей коммунизма. Не случайно весь цвет русского образованного общества Эстонии 1918-1940 гг. был репрессирован в сталинскую эпоху и почти полностью уничтожен, о чем нельзя было говорить и писать.

После смерти И. Сталина, начиная с хрущовской «оттепели», в уже несколько более либеральной обстановке, стало возможным изучение жизни и творчества Игоря Северянина, самого крупного русского поэта в первой ЭР, тем более, что он приветствовал установление советской власти в Эстонии.[80] Правда, большая часть работ о нем появилось уже в период перестройки.[81] Л. Тормис в монографии, посвященной истории эстонского национального балета, указала на роль русских балетных студий 1920-1930-х гг. в его становлении.[82] В монографии этнографа Е. В. Рихтер содержались данные о жизни и быте старообрядцев в Эстонии, в том числе и в предвоенные годы.[83] Публикации же о политической и общественной деятельности русских в Эстонии 1918-1940 гг. по-прежнему оставались под запретом.

За рубежом, на Западе, до середины 1980-х гг. также незаметно интереса к теме «Русские в Эстонии». В общих трудах о русской эмиграции можно было встретить кое-какие данные о русских в Эстонии (см., напр., известный труд П.Е.Ковалевского «Зарубежная Россия», 1971-1973), однако это были обрывочные и зачастую случайные сведения, не дающие почти никакого представления о русской диаспоре в ЭР.

Только в 1988 г. появляется книга на английском языке профессора Иллинойского университета в США Темиры Пахмус (эмигрантки из Эстонии), посвященная русской литературе в странах Балтии в период между двумя мировыми войнами.[84] В этой книге много ошибок и странных пропусков,[85] но, при всем том, в ней впервые были даны обзор русской литературы в Эстонии 1920-1930-х гг., характеристика крупнейших местных русских авторов, приведены в переводе на английский язык образцы их творчества. Т. Пахмус первой попыталась определить место русских авторов из Эстонии, Латвии и Финляндии в истории русской эмигрантской литературы, постаралась показать, что их творчество отнюдь не было второразрядным провинциальным ответвлением этой литературы.[86]

С конца 1980-х гг. у русских, проживающих в Эстонии, пробуждается интерес к своему культурному прошлому, начинаются поиски своих национальных корней, культурных традиций, преемственная связь с которыми была искусственно прервана в советский период. Нет основания утверждать, что это было массовым явлением, но оно все же характерно для части местной русской интеллигенции. Возрастает число публикаций произведений русских писателей, живших и работавших в Эстонии 1920-1930-х гг. В 1989 г. в журнале «Радуга» по инициативе выпускника Тартуского университета, рано скончавшегося литературоведа Рейна Крууса появляется цикл публикаций в серии «Антология русской поэзии 20-30 годов», в которой помимо статей о жизни и творчестве отдельных авторов приводились и образцы их произведений.[87]

Более разностороннее изучение всех основных аспектов жизни русской диаспоры 1918-1940 гг., как мы уже отмечали, начинается в 1990-е гг. в уже независимой ЭР. Надо отметить преимущественный интерес к исследованию культуры, литературы, искусства русских. Авторы работ чаще всего филологи по своей научной специализации; впрочем, многие из них теперь обращаются к культурологии. Такое положение сохраняется вплоть до наших дней. Профессиональных русских ученых-историков в Эстонии очень мало и они чаще всего не у дел – не входят в штат финансируемых государством научных институтов. Эстонские же историки к проблематике, связанной с русским национальным меньшинством, за малым исключением особого интереса не проявляют. Всем этим объясняется сравнительно слабая изученность социальной и политической истории русских в ЭР 1920-1930-х гг.

Но это, конечно, не значит, что работ по этой тематике не появлялось. Первую общую этногеографическую, демографическую и социальную характеристику русского населения ЭР 1918-1940 гг. дал политолог и социолог Рейн Руутсоо в своей появившейся сначала на немецком, а затем и на эстонском языке статье о формировании русского национального меньшинства в Эстонии.[88] В работе содержатся самые общие данные о культурной деятельности русских в Эстонии, об их политических организациях, о системе образования, о православной церкви и даже о национальном идентитете русских. В процессе формирования русской диаспоры Р. Руутсоо выделяет три периода: 1920-1922 гг. – «период фрустрации и возмущения, потеря почвы под ногами»; 1923 – первая половина 30-х годов – «период адаптации, налаживании структур разных организаций, школьной сети и т. д.»; вторая половина 30-х гг. – «период возникновения определенного симбиоза русского национального меньшинства и эстонского государства, <…> период формирования прибалтийских русских».[89] Не со всеми положениями статьи Р. Руутсоо можно согласиться, но в целом это была полезная работа.

Интенсификации научно-исследовательской работы в интересующей нас области способствовало основание в марте 1993 г. (на заключительном заседании научной конференции «Русские в Эстонии 1918-1940») Русского исследовательского центра (РИЦ), который должен был объединить исследователей русской общины в ЭР.[90] Основной целью его деятельности стало систематическое изучение русских в Эстонии, их истории, культуры. Хотя центр работает на общественных началах, не имеет постоянной финансовой поддержки от государства, тем не менее, за прошедшие годы он провел три больших научных конференции, материалы двух из них опубликованы.[91] С 2001 г. начали выходить «Труды Русского исследовательского центра в Эстонии». Вышло уже 5 выпусков «Трудов». В этих изданиях большинство работ посвящено русским 1918-1940 гг.[92]

Исследовательские работы публиковались не только в изданиях РИЦ´а и в «Балтийском архиве», но и во многих других сборниках, на страницах местных русских журналов. Все три издававшихся в 1990-е – 2000-е гг. в Эстонии журнала на русском языке – «Вышгород» (с 1994 г.), «Радуга» (1986-2006), «Таллинн» (1978-1991; после перерыва издание журнала было возобновлено в 1995 г.) – охотно предоставляли свои страницы публикациям, посвященным прошлому русских в Эстонии, их культуре и литературе. Отдельные работы были опубликованы и за рубежом – в России, Финляндии, США, Польше, Чехии и в других странах. К сожалению, нет библиографии печатных трудов о русских в Эстонии.

Первой попыткой подытожить результаты исследований русской общины в ЭР 1920-1930-х гг. была книга С. Г. Исакова (председателя правления и научного руководителя РИЦ) «Русские в Эстонии, 1918-1940. Историко-культурные очерки» (Тарту, 1996). В книге были собраны статьи, уже опубликованные до этого в периодической печати и во всевозможных сборниках. Но вместе с тем, как отмечалось и в критике,[93] эти работы в совокупности давали читателю представление об интенсивной и богатой общественной, культурной и литературной жизни русских в Эстонии. Фактически это был первый обзор разносторонней культурной деятельности русских 1920–1930-х гг. В книгу, помимо работ более общего характера, были также включены исследования некоторых русских периодических изданий, жизни и творчества отдельных русских писателей и певцов. В ней был и специальный раздел «Портреты (История в лицах)» с краткими биографиями 21 русского деятеля, среди которых были ученые, художники, композиторы, музыканты, литераторы, общественные и культурные деятели.

Однако подлинным итогом начального периода изучения русских в Эстонии явилась вышедшая в 2001 г. (на обороте титульного листа ошибочно указан 2000 г.) коллективная монография «Русское национальное меньшинство в Эстонской Республике (1918-1940)». Она была подготовлена коллективом авторов из Тартуского университета, Исторического архива Эстонии и других высших учебных заведений и научных учреждений ЭР в рамках проекта Эстонского научного фонда. В ней впервые в исследовательской литературе раскрывались все аспекты жизни русских в Эстонии 1918-1940 гг.: их политическая, общественная и культурная жизнь, система образования, книгоиздательство, периодика, литература, театр, музыка, балет, изобразительное искусство, архитектура. Профессор С. Г. Исаков был руководителем проекта и научным редактором монографии. Им же написаны «Введение», разделы (главы) «Книгоиздательское дело», «Периодическая печать», «Литература», «Музыка», а также «Заключение». Историку И. Раясалу принадлежит основная часть раздела «Русские в Эстонии 1918-1940. Общий обзор». Раздел «Политическая жизнь» написан В. Бойковым совместно с С. Исаковым и И. Раясалу. Г. Пономарева – автор подразделов о православной церкви и старообрядчестве в общем обзоре, главы «Культурная жизнь» и части раздела «Система русского образования». Т. Шор принадлежит глава «Общественная жизнь», а такгже подразделы о культурной автономии, высшем образовании и балете. Авторы глав «Театр» – Н. Синдецкая, «Изобразительное искусство» – Ю. Хайн, «Архитектура» – Л. Генс. Примечательно, что среди авторов были и русские, и эстонские исследователи. Книга была положительно оценена в критике[94] и до сих пор остается наиболее основательным сводным исследованием русских в Эстонии 1920-1930-х гг.

После выхода в свет этой монографии за последние годы появилось немало новых работ, посвященных самым разным вопросам жизни и деятельности русских в Эстонии. Среди них есть книги (в том числе монографии), но преобладают публикации в журналах и сборниках. Далее мы постараемся охарактеризовать основные направления исследовательской работы в этой области, при этом объектом рассмотрения будут и более ранние – до 2001 г. – публикации.

Прежде всего, остановимся на сравнительно новой сфере научных знаний – биографике, приобретающей всё бόльшую значимость. Симптоматично, что при создании РИЦ и при выработке программы его будущей деятельности первым встал на повестку дня как раз вопрос о необходимости подготовки «Биографического словаря русских деятелей в Эстонии». В 1993-1994 гг. на страницах газеты «Эстония» печатался большой цикл статей о русских деятелях под общим названием «История в лицах» (основные авторы – В. А. Бойков и С. Г. Исаков). В 2005 г. в Тарту вышел специальный сборник «Биографика. I. Русские деятели в Эстонии ХХ века». Он включал преимущественно работы о русских культурных и политических деятелях 1920-1930-х гг.[95] Статьи о них появлялись и на страницах других изданий.[96] Заметим, что и большинство статей о русских ученых, живших и работавших в ЭР, относится не столько к истории науки, сколько к сфере биографики.[97] Ряд биографий – нарвитян из рода Надпорожских, дирижера и композитора К. Г. Вережникова, краеведа А. И. Макаровского, актрисы Стеллы Арбениной, эзотерика и литератора Н. П. Рудниковой, общественного деятеля и поэта Б. К. Семенова, певицы Милицы Корьюс – можно найти в книге профессора С. Г. Исакова «Очерки истории русской культуры в Эстонии» (Таллинн: Aleksandra, 2005).[98] Эти публикации одновременно относятся и к области биографики, и к соответствующим научным дисциплинам – культурологии, истории общественной жизни, литературы, искусства.

Работ, посвященных общественной и особенно политической жизни русских в ЭР 1918-1940 гг., в целом немного,[99] причем преобладают статьи об отдельных русских обществах. Особенно хорошо освещена история Русского студенческого христианского движения (РСХД), одним из центров которого в 1930-е гг. была Эстония. РСХД посвящена книга Б. В. Плюханова[100] и ряд отдельных журнальных публикаций.[101] Появились исследования и других русских религиозных объединений в Эстонии тех лет.[102]

Изучением культурно-просветительных организаций, в которых принимали участие эмигранты, и объединений бывших военнослужащих Российской армии в Эстонии занимается профессиональный историк, профессор Эстоно-американского бизнес-колледжа (ныне Академии) в Таллинне Виктор Алексеевич Бойков. В его книгу «Два десятилетия русской культуры в Эстонии (1918-1940)» (Таллинн, 2005) вошли: обзорная работа «Русские культурные и просветительные общества в Эстонии (1918-1940)» и статьи «Русское просветительное общество в Тарту», «Культурно-просветительные организации Нарвы в 1920-1930-е гг.». В. А. Бойков также автор статей о РОВС´е в Эстонии и об обществе «Белый крест».[103] Представляет также интерес статья Р. Абисогомяна о Союзе русских увечных воинов-эмигрантов.[104]

С. Г. Исакову принадлежат статьи об эстонских евразийцах, о Союзе русских просветительных и благотворительных обществ в Эстонии – центральной «зонтичной» организации русских в ЭР, о Русской академической группе в Эстонии.[105] Он же был автором работы об общественной и политической жизни русских в эстонской «глубинке» – в сланцевом бассейне.[106] Такого рода «региональные» исследования еще редки в нашей исследовательской литературе.

Что же касается собственно изучения политической деятельности русских в ЭР 1920-1930-х гг., то этому посвящено мало работ. Несколько публикаций А. Меймре характеризуют деятельность монархистов в Эстонии в 1920-е гг.[107] Есть работы и о главе монархистов в Эстонии, руководителе РОВС´а А. К. Баиове.[108] Появлялись публикации о русских фашистских группах в Эстонии.[109]

У нас до сих пор нет четкого представления об идеологической дифференциации русских в Эстонии в рассматриваемый период. Мы пока что плохо знаем политическую жизнь русских, слабо осведомлены о русских политических партиях в Эстонии, как и о ряде действовавших здесь нелегально или полулегально русских эмигрантских объединениях (кирилловцы, младороссы и др.). До сих пор нет специальных трудов о, пожалуй, главной организации русских 1920-1930-х гг. в ЭР – Русском национальном союзе, о деятельности русских депутатов в эстонском парламенте (Рийгикогу).

Недостаточно освещена и судьба православной церкви в ЭР, в которую входило большинство русского населения 1920-1930-х гг.[110] В сводных трудах по истории православия в Эстонии, правда, этот период в общих чертах охарактеризован.[111] Есть обзоры истории некоторых приходов.[112] Но все же сложная внутренняя борьба, частые конфликты эстонского руководства церкви с духовенством и прихожанами русской национальности еще нуждаются в основательном изучении. Этому посвящено лишь несколько работ.[113]

Часть русского населения ЭР, как мы уже указывали, составляли старообрядцы. В последние годы их изучение активизировалось, появилось много публикаций о прошлом эстонских староверов, в которых в той или иной степени затрагивался и период 1918-1940 гг.[114] Особого упоминания заслуживают работы, посвященные иконописи причудских староверов.[115]

Здесь мы, собственно, уже перешли к трудам о духовной культуре русских в Эстонии. Культура (в широком смысле этого слова) местных русских 1920-1930-х гг., пожалуй, наиболее изученная сфера их жизнедеятельности, ей посвящено наибольшее количество опубликованных работ, правда, не все ее области исследованы с одинаковой полнотой.

В печати появились как общие обзоры культурной жизни русских в Эстонии 1918-1940 гг.,[116] так и более подробные описания отдельных ее периодов,[117] последующей судьбы эстонских русских.[118] Безусловный интерес представляют исследования, в которых рассматриваются более общие теоретические проблемы культурного наследия русских: русская культура Эстонии как феномен пограничья[119] или русские Эстонии как социально-исторический и культурный феномен.[120] К этому же разделу относятся работы, посвященные коммуникации русских Эстонии с Советской Россией,[121] их культурной интеграции,[122] их месту в мультикультурном эстонском обществе[123] и т. д.

Русские Эстонии 1918-1940 гг. внесли, с одной стороны, немаловажный вклад в сокровищницу культуры Русского Зарубежья вообще: были зачинателями проведения (с 1924 г.) Дней русской культуры, получивших распространение во всех странах русского рассеяния, создали единую систему русских обществ, организовали общереспубликанские певческие праздники и пр. С другой же стороны, они внесли заметный вклад и в становление эстонской государственности, в развитие экономики и культуры ЭР, в частности в создание и развитие сланцедобывающей и сланцеперерабатывающей промышленности, в формирование эстонского балета и т. д. Всему этому посвящены специальные исследования.[124]

Сравнительно хорошо изучена русская периодическая печать в Эстонии 1920-1930-х гг. В докторской диссертации Аурики Меймре, вышедшей отдельным изданием, есть специальный раздел «Система русской периодики в Эстонии в 1918-1940 гг.», в которой дается обзор развития русской журналистики и характеризуются отдельные газеты и журналы.[125] Среди приложений к диссертации – ценная роспись «”Потенциальные издания” 1918-1940 гг. (Издания, не увидевшие света)». А. Меймре принадлежит и несколько статей, посвященных отдельным вопросам истории русской журналистики в ЭР.[126]

В изданной в Москве «Литературной энциклопедии Русского Зарубежья, 1918-1940», в томе, знакомящем читателей с периодикой и литературными центрами эмиграции, помещены статьи с краткой характеристикой всех основных русских газет и журналов в Эстонии 1920-1930-х гг. (авторы статей – С. Г. Исаков, Г. М. Пономарева).[127] Специальные работы посвящены газете «Свободная Россия» («Свобода России», «За свободу России») и эсеровским изданиям,[128] а также двуязычной – русско-эстонской – газете «Petserlane-Печерянин»[129] и «Нашей газете».[130] Имеется отдельное исследование нарвских русских газет 1920-1930-х гг.[131] (Нарва, наряду с Таллинном, была одним из центров русской журналистики, как и центром общественной и культурной жизни русских в Эстонии).

Впрочем, и в области истории русской журналистики есть свои белые пятна. Не до конца ясна общественно-политическая позиция ряда газет. Нет специального исследования главной русской газеты 1920-1927 гг. – «Последние известия». Нет анализа изменений в журналистике после переворота 1934 г. и установления в стране авторитарного режима. Нет и биографических портретов крупнейших русских журналистов, работавших в Эстонии (за исключением П. Пильского[132]).

В исследовательской литературе слабо представлены работы о русском образовании в Эстонии, о русских учебных заведениях, молодежных (скаутских) организациях[133].

Собственно, это же можно сказать и о публикациях, посвященных различным видам русского искусства в Эстонии 1920-1930-х гг. Их немного.

Среди изданий о русской музыке надо прежде всего отметить монографию об одном из крупнейших теноров первой трети ХХ в. Дмитрии Смирнове, биография которого оказалась тесно связанной с Эстонией: он многократно выступал на эстонской сцене, в 1932 г. получил эстонское гражданство и во второй половине 1930-х гг. некоторое время проживал в Таллинне.[134] Опубликованы также статьи о прекрасной русской певице родом из Тарту Зинаиде Юрьевской, рано и загадочно ушедшей из жизни,[135] и о гастролях Ф. И. Шаляпина в Таллине в 1920 г. (первые выступления певца за рубежом после революции).[136]

Из публикаций о русских художниках Эстонии, конечно, в первую очередь, надо назвать альбом с репродукциями их работ и с биографическими справками о них.[137] В альбоме представлены работы 25 художников, почти все они жили и трудились в Эстонии в 1920-1930-е гг. Книгу открывает краткий обзор русского изобразительного искусства в Эстонии тех лет, принадлежащий искусствоведу Май Левин. В альбом не попал интересный мастер, художник и поэт К. К. Гершельман, выставка картин которого состоялась в 2004 г. в Таллине. К. К. Гершельману посвящено несколько статей той же М. Левин.[138]

Отдельные работы посвящены русскому театру в Эстонии 1920-1930-х гг.[139], русскому балету.[140]

Хотя – прежде всего благодаря обзорным главам в книге «Русское национальное меньшинство в Эстонской Республике (1918-1940)» – мы имеем представление о русском искусстве в Эстонии 1920-1930-х гг., но в этой области еще многое заслуживает специальных исследований.

Без сомнения, один из наиболее изученных разделов наследия русских эмигрантов в Эстонии – это литература, творчество местных русских писателей. В ЭР в 1920-1930-е гг. работало, по меньшей мере, тридцать русских авторов, заслуживающих внимания историков литературы (число пишущих и печатающихся было, естественно, значительно больше). Из них лишь Игорь Северянин был известен широкому кругу читателей. Многие талантливые молодые авторы так и не дождались выхода в свет отдельных изданий своих сочинений, ограничившись публикациями в газетах и – реже – в журналах и альманахах.

За последние двадцать лет появился ряд изданий произведений авторов из Эстонии. Правда, по-прежнему доминирует Игорь Северянин. Мы не будем перечислять все многочисленные издания его произведений. Отметим лишь наиболее важные. Вышло 5-томное собрание его сочинений,[141] в которое были включены в свое время не опубликованные сборники его стихов «Литавры солнца. Стихи 1922-1934 гг.» и «Очаровательные разочарования» (стихи 1930-х гг.), а также сборник прозы Игоря Северянина «Уснувшие вёсны» и его «Теория версификации (Стилистика поэтики)». В 2004 г. увидело свет, по существу, первое научное издание стихотворений Игоря Северянина с основательными комментариями, включавшее два сборника стихов эмигрантского периода («Соловей», 1923; «Классические розы», 1931).[142] Ценны первоиздания эпистолярного наследия поэта.[143] Пожалуй, лишь теперь творчество, да и личность Игоря Северянина 1920-1930-х гг. в полной мере раскрылись перед читателем.

С изданиями сочинений других русских авторов из Эстонии положение не столь благополучное. Самым важным событием в этой области был выход в свет антологии русской литературы Эстонии 1918-1940 гг.[144] В антологию было включено около 240 произведений 23 авторов, большинство которых неизвестно современным читателям – любителям литературы. Антология открывается обзором «О русской литературе в Эстонии 1918–1940 гг.». Публикации произведений предваряются биографическими справками об авторах. В комментариях указываются первопубликация произведения (если она известна) и источник, по которому произведение печатается в антологии. Дан также реальный и словарный комментарий к текстам.

Произведения некоторых авторов выходили отдельными изданиями. Первым был издан любопытный прозаик В. А. Никифоров-Волгин, творчество которого посвящено судьбе православия, православного духовенства и верующих в старой и в Советской России. В. А. Никифоров-Волгин был, быть может, единственным из писателей Русского зарубежья, который сосредоточился именно на этой тематике.[145] В 1992 г. в Москве вышла книга его избранных сочинений,[146] которая явилась основой ряда новых изданий, зачастую пиратских.[147]

Недавно вышел том «Избранного» уже упоминавшегося выше писателя, художника, автора философских эссе К. К. Гершельмана,[148] разносторонне талантливого человека из эмигрантов, чей жизненный путь завершился в Германии. При жизни К. К. Гершельман печатался очень мало, отдельным изданием его произведения не выходили. В названной книге собраны его стихи, миниатюры, рассказы, пьесы, эссе, литературно-критические и историко-литературные статьи, среди которых немало ранее не публиковавшихся. Они печатаются в книге по автографам, хранившимся у его сына и дочери. Книга иллюстрирована рисунками и репродукциями картин автора.

Наконец, в 2008 г. появилась книга одной из лучших русских поэтесс в Эстонии 1920-1930-х гг. Марии Карамзиной,[149] как и В. А. Никифоров-Волгин, павшей жертвой сталинских репрессий. Это была удивительная по уму и обаянию женщина, незаурядная и цельная натура, одаренная поэтесса, которой восхищался такой строгий в суждениях человек, как И. А. Бунин. В книгу вошли единственный вышедший при жизни поэтессы сборник ее стихов «Ковчег» (1939), давно уже ставший библиографической редкостью, стихотворения, не вошедшие в этот сборник, ее очень интересное эпистолярное наследие (переписка с И. А. Буниным, с В. Ф. Ходасевичем и др.), некоторые воспоминания о М. В.Карамзиной.

Мы вправе ждать новых изданий книг старых авторов. В первую очередь следовало бы издать однотомник крупнейшего русского прозаика в Эстонии 1920-1930-х гг. В. Е. Гущика, автора пяти объемистых сборников рассказов, о творчестве которого высоко отзывались А. И. Куприн, И. С. Шмелев, Н. К. Рерих и др. Он погиб в сталинском лагере. Из поэтов надо бы выпустить книги Ю. П. Иваска,[150] после Второй мировой войны оказавшегося в новой эмиграции в США, где он выдвинулся в число лучших поэтов послевоенной волны в Русском зарубежье. Без сомнения, интерес читателей мог бы вызвать и том «Избранного» Б. К. Семенова (о нем ниже).

Довольно много произведений русских авторов, проживавших в Эстонии 1920-1930-х гг., публиковалось на страницах периодики последних двух десятилетий. Среди них и первопубликации, и перепечатки произведений – забытых или же опубликованных в свое время в изданиях, ныне ставших недоступными читателю. Мы не будем приводить полного списка этих публикаций. Скажем лишь несколько слов о тех, которые значительно обогатили наше представление об их авторах, в сущности очень интересных, но относящихся к категории малоизвестных.

К их числу относится Борис Семенов, литератор и одновременно видный русский общественный и культурный деятель 1910-1930-х гг., также погибший в застенках НКВД.[151] В эстонский период своей жизни он редко публиковал свои художественные произведения. Большая часть литературного наследия Б. К. Семе-нова стала известна лишь недавно,[152] перед нами открылся самобытный мастер слова, идущий своим путем.

Борису Вильде посвящена обширная литература на многих языках, но это чаще всего работы о нем как герое французского Сопротивления, которое обязано русскому поэту с эстонской фамилией даже своим названием. Значительно меньше известно об эстонском и германском периодах жизни Б. Вильде. Интересный материал об этом можно найти в письмах Б. Вильде к матери.[153]

Здесь мы, собственно, подошли к новой и весьма многочисленной группе публикаций, связанных с анализом, осмыслением литературного процесса, творчества отдельных писателей, литературных контактов и пр. – в общем, к тому, что относится к области литературоведения. Публикаций о русской литературе и о русских авторах в Эстонии 1920-1930-х гг., действительно, много, и они разнообразны по тематике и проблематике. Это, вероятно, объясняется в числе прочего и тем, что среди исследователей прошлого русских в Эстонии, как мы уже отмечали, много филологов.

Общие обзоры истории русской литературы Эстонии уже были выше отмечены: это раздел «Литература» в коллективной монографии «Русское национальное меньшинство в Эстонской Республике (1918-1940)» и вступительная статья к антологии «Русская эмиграция и русские писатели Эстонии 1918-1940 гг.». Но в печати появлялись и обзоры литературной жизни отдельных периодов,[154] в том числе исследование конца русской литературы в Эстонии как части литературы Русского зарубежья.[155] Имеются работы о русских литературных объединениях[156] и органах печати.[157] Заслуживают внимания и публикации, в которых рассматриваются более общие теоретические проблемы, встающие перед исследователями при изучении творчества русских писателей из Эстонии. Здесь особенно актуальна проблема отражения русско-эстонской бикультурности и билингвизма в литературе,[158] в некоторых случаях и русско – эстонско – прибалтийско-немецкой мультикультурности. Интерес представляет изучение русской литературы Эстонии 1920-1930-х гг. как особого «регионального» феномена.[159] Нечто схожее мы отмечали уже выше в связи с рассмотрением проблем русской культуры в ЭР.

Много публикаций посвящено жизни и творчеству отдельных русских писателей, живших и работавших в Эстонии в 1918-1940 гг.

Продолжается исследование биографии и творческого пути Игоря Северянина. Новые работы о нем (в том числе монографии, отдельные издания) появляются не только в Эстонии и в России,[160] но и в странах Западной Европы.[161] Вышедшие в Эстонии книги Мих. Петрова, правда, рассчитаны на читателя – любителя «клубнички», сенсаций и «эксцессов», но все же в них можно найти и новые материалы о жизни поэта и его ближайшего окружения.[162] Объектом анализа стали и критические отзывы русской эмигрантской критики о творчестве Игоря Северянина.[163] Большую научную ценность представляет словарь литературного окружения Игоря Северянина (составитель – Д. С. Прокофьев),[164] охватывающий как дореволюционный, так и послереволюционный период.

Появились исследовательского типа работы и о ряде других русских литераторов, живших и трудившихся в ЭР рассматриваемого периода, причем не только о наиболее известных, включенных в выше охарактеризованную антологию «Русская эмиграция и русские писатели Эстонии 1918-1940 гг.», но и о тех, которые там не представлены и которых обычно относят к второразрядным.

Отдельные статьи посвящены, с одной стороны, таким авторам, как В. Е. Гу-щик,[165] Ю. П. Иваск,[166] Б. А. Нарциссов,[167] Н. П. Рудникова,[168] Б. Х. Тагго-Новосадов,[169] И. К. Борман,[170] с другой же стороны, Г. Н. Сосунову,[171] И. А. Ше-феру[172] и даже автору бульварных романов Н. И. Франк.[173] В указанной выше докторской диссертации А. Меймре можно найти подразделы, рассказывающие о В. М. Белове, П. М. Пильском, А. В. Чернявском. В. И. Крыжановской-Рочестер.[174] Все эти публикации в совокупности дают представление о пестрой, но, вместе с тем, по-своему яркой картине русской литературной жизни в ЭР 1920-1930-х гг., о ее своеобразии на фоне литературы Русского зарубежья в целом.

В исследовательской литературе рассматривалось также кратковременное пребывание в Эстонии русских литераторов-эмигрантов (для многих из них Эстония была «транзитной» страной, откуда начинался их путь за рубеж),[175] как и приезды сюда советских писателей, нашедшие отражение в их творчестве (Б. Пильняк[176]). Имели место и другие контакты с литературой Советской России: произведения советских авторов, в первую очередь М. Зощенко, входили в круг чтения местных русских, происходил сложный процесс рецепции эмигрантами русской советской литературы. Появились первые работы, посвященные этой интересной проблеме.[177]

Немало любопытных публикаций, так или иначе связанных с русскими в Эстонии 1918-1940 гг., надо отнести к разряду Varia. В этом разделе представлены самого разного рода работы, как, например, статья А. Меймре «Образ русского эмигранта в эстонской литературе 1920-1930-х гг.».[178]

Из исследовательских работ этого разряда хотелось бы отметить статьи Ю.П.Мальцева о русских изобретателях в ЭР[179] и братских захоронениях белой Северо-западной армии на территории Эстонии.[180] Ю.П. Мальцев – организатор и председатель Общества охраны памятников русской культуры в Эстонии (создано в 1988 г.); он много лет занимается поисками захоронений северо-западников и приведением их в порядок.

Своеобразным итогом всей проделанной работы по изучению русского населения Эстонии 1920-1930-х гг. может служить раздел «Период независимой Эстонской Республики (1918-1940)» в новой, вышедшей в конце 2008 г. книге профессора С. Г. Исакова «Путь длиною в тысячу лет. Русские в Эстонии. История культуры. Часть I», где в сжатой конспективной форме рассмотрено прошлое русских в Эстонии, начиная с конца Х века и кончая 1940 годом,[181] когда начался совершенно новый период в истории страны.

За прошедшие 20 лет была проделана большая работа по изучению русских и их культуры в Эстонии за период между двумя мировыми войнами ХХ века. При этом надо учесть, что их исследованием занималась численно небольшая группа ученых (В. Бойков, И. Белобровцева, А. Меймре, Г. Пономарева, Т. Шор, Ю.Мальцев, Р. Абисогомян и некоторые другие), чаще всего не получавших финансовой поддержки от государства, если не считать нескольких грантов.

Как мы видели, сделано не так уж мало. Но все-таки остается еще много нерешенных проблем, которыми следует заняться в будущем. На некоторые из них мы уже указывали выше. До сих пор нет серьезных работ о юридическом статусе русских в период первой ЭР, о политике властей в отношении русской диаспоры, о ее эволюции. Хотя в общих чертах мы представляем себе, почему русские не воспользовались законом о культурной автономии 1925 г., но научное исследование проблемы «Русские Эстонии и вопрос о культурной автономии» не может считаться завершенным. Нет специальных исследований экономического положения русских в рассматриваемый период. Нет полной библиографии содержания русских изданий в ЭР 1918-1940 гг. Надо продолжить издание сочинений местных русских авторов. Творческая деятельность большинства русских художников, певцов, музыкантов, ряда писателей еще не изучена. Надо довести до конца работу над «Биографическим словарем русских деятелей в Эстонии», создать хронику общественной, культурной и научной жизни русских в ЭР. Вот далеко не полный перечень того, что предстоит еще сделать.

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 440; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!