Глава 4. Развитие советской науки и техники

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 12Следующая ⇒

Социальные потрясения, связанные с революцией и гражданской войной, нанесли тяжелый урон развитию науки. Были фактически свернуты научные контакты с миром. Серьезно пострадала материально-техническая база. Утраты понес кадровый потенциал российской науки: многие деятели эмигрировали за рубеж, ряд известных ученых (зоолог В. Л. Бианки, геолог А. А. Иностранцев, ботаник Х. Я. Гоби, лингвист А. А. Шахматов и др.) погибли от голода в годы гражданской войны.

Как и для всей российской интеллигенции, для ученого сообщества остро стояла проблема взаимоотношений с новой властью. Большая часть ученых, в особенности гуманитариев, не приняла советскую власть, демонстрируя нейтралитет на грани оппозиционности или даже открытую враждебность. Многие научные коллективы выражали протест против большевистского переворота, устаивали бойкоты, забастовки.

Тем не менее, политика большевиков в отношении ученых, в отличие от других групп интеллигенции, отличалась осторожностью и относительной терпимостью. С самого начала советская власть взяла курс на прагматичный подход к науке. Объяснялось это несколькими соображениями. Во-первых, руководители большевиков осознавали, что решение сложных социально-экономических задач по восстановлению и подъему народного хозяйства, развитие производительных сил и в целом построение социализма невозможно без внедрения передовых научных достижений. Во-вторых, общественные науки являются важным орудием внедрения в массы коммунистической идеологии. Наконец, поддержка науки может способствовать завоеванию авторитета новой власти. Поэтому большевики взяли курс на сохранение и дальнейшее развитие научного потенциала страны.

Новая власть начала налаживать деловые контакты с отдельными учеными и научными коллективами, вела переговоры с Академией наук, при Наркомпросе и ВСНХ были созданы специальные центры по привлечению к сотрудничеству научных работников. Многих ученых привлекали к работе в органах управления. Так, с научно-техническим отделом ВСНХ сотрудничали химики Н. Д. Зелинский и А. Н. Бах, геолог И. М. Губкин, основатель отечественной аэродинамики Н. Е. Жуковский. И. П. Павлов принимал участие в работе ученого совета Наркомздрава. Одновременно предпринимались меры по улучшению материальных условий жизни деятелей науки. При Совнаркоме была создана специальная Центральная комиссия по улучшению быта ученых – ЦЕКУБУ, занимавшаяся улучшением жилищных условий, условий для отдыха и т.д. Для ученых устанавливались повышенные оклады, что, правда, в условиях военного коммунизма, не играло особой роли. С 1920 г. была введена особая форма обеспечения научных работников – натуральные академические пайки, которые выдавались вплоть до конца 1923 г. Наиболее выдающиеся ученые освобождались от трудовой повинности. Отдельным ученым с мировым именем предоставляли особые условия для жизни и работы, подчас закрывая глаза на их отнюдь не лояльные политические взгляды. Так, в 1921 г. был принят специальный декрет «Об условиях, обеспечивающих научную работу академика Павлова И. П. и его сотрудников», который, по словам Ленина, должен был удержать ученого, представлявшего «большую культурную ценность», от эмиграции из России. Применялись и методы морального поощрения – государственные премии, почетные звания. Правда, наряду с материальным и моральным стимулированием, в годы военного коммунизма использовались и крайние методы привлечения специалистов, например, трудовая мобилизация.

Параллельно с восстановлением научного потенциала страны решалась и еще одна немаловажная задача - подчинение науки задачам нового государства, задачам социалистического строительства. Создавалась система централизованного государственного руководства наукой. Еще в конце 1917 г. в Наркомпросе был создан Научный отдел (впоследствии – Главнаука), подобные отделы существовали и при некоторых других наркоматах. В составе ВСНХ был организован Научно-технический отдел, ориентированный на организацию прикладных исследований. НТО ВСНХ предоставлялось право контактировать с иностранными научными и техническими учреждениями и обществами, что должно было создать условия для использования новейших открытий в области науки и техники. Так было положено начало созданию централизованной ведомственно-отраслевой системы управления наукой.

Перестраивалась и система организации науки, которая также приобретала все более ярко выраженную прагматичную направленность. Наряду с традиционными научными учреждениями – Академией наук, университетскими кафедрами, научными обществами, создавалась широкая сеть специализированных научно-исследовательских институтов (НИИ), ориентированных, главным образом, на прикладные исследования. Отечественная наука все больше отходила от западной модели, строившейся на доминантном положении университетской науки. Однако, эта тенденция имела неоднозначные последствия. С одной стороны, новые организационные формы могли способствовать лучшему внедрению научных достижений, с другой, складывалась диспропорция в структуре науки, умаление теоретических исследований, фундаментальной науки в пользу прикладной.

Наука полностью перешла на государственное финансирование, причем расходы были значительными даже в годы гражданской войны, а, начиная с 1921г., ежегодно увеличивались на 30%. Только за пять лет с 1917 по 1922 г. число научно-исследовательских учреждений выросло втрое, было создано около 50 научно-исследовательских институтов, среди которых знаменитые впоследствии Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), Государственный физико-технический институт, Рентгенологический и радиологический институт, Институт по изучению Севера, Институт изучения мозга и психической деятельности и др. Хотя в начале 1920-х гг., в годы финансового кризиса, некоторые из них оказались нежизнеспособными, впоследствии рост научных учреждений продолжился. Особо стоит отметить необычайный рост краеведческих организаций – музеев, научных обществ, которые становились центрами, координирующими исследования в разных областях науки на местах, способствовали популяризации науки в массах. Быстро росла и численность научных работников, которая к 1927 г. более чем в два раза превышала дореволюционную. Для подготовки научных кадров в 1925 г. была учреждена аспирантура.

Еще одной новой чертой в развитии науки стало постепенное внедрение принципа планирования. Сначала составлялись годовые, затем пятилетние планы работы научных учреждений, а в 1929 г. ВСНХ разработал первый сводный пятилетний план научных исследований.

Упор на поддержку прикладных исследований, ориентированных на решение народнохозяйственных задач, предопределил и приоритетные направления развития науки. Главным направлением в первое послереволюционное десятилетие стало комплексное исследование производительных сил страны. Эта задача стояла особенно остро в связи с разрушением традиционных хозяйственных связей и фактически сохранявшейся экономической изоляцией страны. В 1918 г., после того, как Академия наук выразила согласие на предложение советского правительства работать в области исследования естественных ресурсов страны, возобновила свою деятельность КЕПС – комиссия по изучению естественных производительных сил России, созданная еще в 1915 г. В ее составе было образовано до 20 специализированных отделов, на базе которых затем выросли научно-исследовательские институты.

Уже в годы гражданской войны и после ее окончания были организованы геологические экспедиции по исследованию полезных ископаемых в районе Курской магнитной аномалии, на Кольском полуострове, на Каспийском море, на Урале, в Якутии, Средней Азии. Проводились исследования Арктики и Северного морского пути.

Больших успехов в 1920-е гг. достигла авиационная наука, в развитии которой огромную роль сыграли Н. Е. Жуковский и С. А. Чаплыгин. В 1922 г. был построен первый отечественный самолет – моноплан конструкции А. Н. Туполева. Мировую известность получили советские летчики. В 1925 г. экспедиция под руководством М. М. Громова за 33 дня совершила перелет по маршруту Москва – Пекин, в следующем году летчик осуществил полет из Москвы через несколько европейских столиц и обратно. В 1929 г. экипаж летчика Шестакова совершил перелет Москва – Нью-Йорк.

Продолжал научную деятельность основоположник современной космонавтики К. Э. Циолковский. Ф. А. Цандер разрабатывал теорию реактивных двигателей и исследовал проблему межпланетных сообщений.

Под руководством академика И. П. Павлова в Физиологическом институте продолжались исследования высшей нервной деятельности человека и животных.

Выдающихся успехов достигла советская генетика, признанным лидером которой стал Николай Иванович Вавилов, чьи открытия приравнивали к периодической системе Менделеева.

Н. И. Вавилов был общепризнанным авторитетом в биологической науке не только в советской стране, но и далеко за ее пределами. Он организовал сбор по всему миру образцов семян дикорастущих и культивируемых растений, чтобы использовать их в условиях СССР. Доказал, что в прошлом на Земле существовало несколько основных центров происхождения культурных растений. Объездив с экспедициями весь мир, Вавилов собрал коллекцию семян из 250 тысяч образцов. При этом ученый заметил удивительную повторяемость при периодичности признаков в различных группах и рядах растительного мира, которая дает возможность предсказывать существование неизвестных еще форм. Его исследования показали, что путем скрещивания можно создавать новые ценные культурные породы. Николай Иванович заложил основы системы государственных испытаний сортов полевых культур. Н. И. Вавилов был также выдающимся организатором науки. Он был директором Всесоюзного института растениеводства, директором основанной в 1929 г. Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (ВАСХНИЛ), директором Института генетики. Многие академии мира избрали Вавилова своим иностранным членом.

Большой вклад в развитие генетики также внесли Н. К. Кольцов, А. С. Серебровский, М. М. Завадовский и др.

Успешно развивалась и химическая наука. Ленинградские ученые С. В. Лебедев и Б. В. Бызов изобрели способ получения искусственного каучука.

Ряд отечественных ученых заложили основы принципиально новых направлений в науке, активное освоение которых началось лишь десятилетия спустя. В. И. Вернадский стал основоположником геохимии, биогеохимии, учений о биосфере и ноосфере. А. Л. Чижевский был родоначальником гелиобиологии – науки о зависимости развития биологической среды и социальной жизни от циклов солнечной активности.

Таким образом, в 1920-е гг. по ряду важнейших направлений наука советской страны не уступала зарубежной.

В более сложных условиях оказались общественные науки,перед которыми была поставлена задача коренной идейной перестройки и перевода их на базу марксистской теории. Но решение этой задачи натолкнулось на отсутствие соответствующих кадров, так как основную часть ученых-гуманитариев составляли так называемые «буржуазные» ученые. В связи с этим была развернута подготовка новых специалистов через вузовские факультеты общественных наук, заменившие былые гуманитарные факультеты – исторические, юридические и др., а также через сеть специальных вузов для подготовки обществоведов-марксистов. Летом 1918 г. была создана Социалистическая академия общественных наук, с 1924 г. переименованная в Коммунистическую. Она работала в тесном контакте с Институтом К. Маркса и Ф. Энгельса, Институтом В. И. Ленина, созданным в 1921 г. Институтом красной профессуры и многими другими учреждениями.

В то же время многие крупные ученые, придерживавшиеся иных взглядов, были вынуждены покинуть университетские кафедры либо оказались высланы из страны. Тяжелейший удар по гуманитарным наукам нанесло событие, получившее название «философский пароход», - высылка в 1922 г. из Советской России около двухсот ученых и профессоров, среди которых были крупнейшие философы Н. Бердяев, С. Франк, И. Ильин, Н. Лосский, социолог П. Сорокин, историки А. Кизеветтер, А. Флоровский, В. Мякотин, А. Карсавин и многие другие российские гуманитарии.

Радикальные изменения происходили в отечественной исторической науке. В истории, как и в других общественных дисциплинах, стала активно насаждаться марксистская теория, в результате чего на протяжении 1920-х гг. в отечественной историографии шло противостояние двух основных течений – официально поощряемым политической властью марксистским направлениям, представленным главным образом школой М. Н. Покровского, и историками, пытавшимися сохранить традиции отечественной исторической науки.

Первое течение под лозунгом борьбы с «великорусским шовинизмом» вело критику всей дореволюционной русской историографии, названной М. Н. Покровским «лейб-гвардией Романовых». Новая, марксистская историческая наука опиралась на два идеологических «кита»: интернационализм и учение о классовой борьбе как движущей силе исторического процесса, причем оба нередко подавались историками-марксистами в гипертрофированном, вульгаризированном виде, что ярко проявилось в работах историков школы Покровского.

Выпускник славившегося своей исторической школой Московского университета, весьма талантливый ученый Михаил Николаевич Покровский (1868 – 1932) еще в 1905 г. примкнул к большевикам, став кандидатом в члены ЦК. После Октября 1917 г. он – единственный профессиональный историк среди большевиков - стал заместителем наркома просвещения, затем ректором Института красной профессуры, президентом Комакадемии, директором Института истории, председателем Общества историков-марксистов, редактором сразу нескольких исторических журналов. Историческая концепция «главного» советского историка в то время полностью соответствовала официальной партийной линии, а широкие должностные полномочия сделали влияние Покровского в исторической науке фактически неограниченным и позволили ему и его сторонникам насаждать свои, весьма противоречивые исторические трактовки в качестве единственно верных.

Сторонники школы Покровского нигилистически относились к дореволюционному прошлому России, отказывая ему в каких бы то ни было достижениях и делая акцент на его негативных сторонах – классовом угнетении, агрессивных завоевательных войнах, ограблении порабощенных народов, технологической отсталости. Они подчас вульгаризировали классовый подход к интерпретации исторических процессов и явлений, за что впоследствии получили название «школы вульгарного марксизма». Например, войну российского народа с наполеоновской Францией Покровский описывал так: «Дворянству и стоявшему за его спиной торговому капиталу… удалось-таки добиться своего: в 1812 г. Россия вновь разорвала с Францией, наполеоновская армия после своего последнего успеха – взятия Москвы – замерзла в русских снегах, против Наполеона образовалась новая, последняя, самая страшная коалиция, и английский промышленный капитал мог, наконец, торжествовать полную победу».

Негативное отношение к дореволюционному российскому прошлому приводило и к отрицанию необходимости изучения национальной русской истории. На конференции историков-марксистов в 1928 г. Покровский заявлял: «Мы поняли, чуть-чуть поздно, что термин «русская история» есть контрреволюционный термин». В то же время историки-марксисты выступали за акцентирование в процессе преподавания истории на современной тематике, практике революционного строительства, истории партии и Коминтерна, истории классовой борьбы, производительных сил и производственных отношений.

Упрощенность, схематичность, категоричность трактовок, склонность к модернизации событий прошлого нередко вызывали критику идей Покровского со стороны многих его коллег. Основанием для обвинений в тенденциозности со стороны современников и потомков стала и крылатая фраза Покровского (правда, несколько вырванная из контекста) «История есть политика, опрокинутая в прошлое». В последние годы жизни он признал некоторые недостатки своих взглядов и попытался их исправить, однако это не спасло его от посмертного разгрома, развернувшегося в 1930-е гг. Пока же, в 1920-е гг., его авторитет и влияние в советской исторической науке было практически непоколебимым.

Однако до начала 1930-х гг. в исторической науке еще сохранялись элементы плюрализма и островки профессиональной историографии, стремившейся противостоять идеологизации и политизации. Ее оплотами в 1920-е гг. продолжали оставаться Академия наук СССР и Государственная академия материальной культуры в Ленинграде, Российская ассоциация научно-исследовательских институтов по общественным наукам (РАНИОН) в Москве. Там работал ряд крупных ученых, стоявших на методологических позициях, сформировавшихся еще в начале XX века, например, академик С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, С. В. Бахрушин, директор РАНИОН Д. М. Петрушевский и др. Социальные потрясения и политические изменения в стране и мире оказали воздействие на научные воззрения историков дореволюционной закалки. Возрос интерес к экономическим, хозяйственным факторам исторического процесса, вопросу о роли государства, политической власти в процессе исторической эволюции. Стремление понять причины крушения империи и утверждения нового, советского строя способствовали попыткам осмысления прошлого и в категориях марксизма. Однако этот вариант марксистского осмысления существенно отличался от официально одобряемой тогда партийно-марксистской трактовки Покровского, посему критиковался как «грубая вульгаризация марксизма».

В конце 1920-х гг. противостояние между двумя основными течениями в отечественной историографии достигло апогея. Роль арбитра в исторических дискуссиях приняло на себя партийное руководство, развернувшее в эти годы массированное наступление на историческую науку. В эти годы особое внимание уделялось проблемам новой отрасли исторической науки – истории коммунистической партии, ставшей предметом особого изучения. По решению ЦК ВКП (б) история партии стала обязательной дисциплиной во всех вузах.

В науке усилился натиск на «буржуазную профессуру». Осенью 1928 г. ЦК ВКП (б) провел специальное совещание с участием ведущих научных учреждений страны, посвященное проблемам истории и экономики. В принятой на нем резолюции подчеркивалась необходимость «дальнейшего решительного разоблачения буржуазной науки». Совещание призвало покончить с плюрализмом на «историческом фронте», иначе говоря, с немарксистской исторической наукой.

Вскоре началось реформирование исторических научных учреждений. В 1928 г. путем подчинения Коммунистической академии была фактически ликвидирована РАНИОН. Институт истории, в котором работали главным образом беспартийные ученые, так же влился в состав Комакадемии, в составе которой возник новый Институт истории. В 1931 г. на основе объединения Института К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР и Института В. И. Ленина при ЦК ВКП (б) был создан единый Институт Маркса – Энгельса – Ленина (ИМЭЛ), ставший высшим партийным научно-исследовательским учреждением.

На рубеже 1920-х – 1930-х гг. произошли события, ознаменовавшие окончательный перелом во взаимоотношениях власти и всего научного сообщества, прежде всего его гуманитарной части. Был взят курс на полное огосударствление науки и подавление идейно-политического плюрализма в ученой среде. Центральное место в этом процессе занимали отношения власти и последнего оплота автономии науки – Академии наук (РАН, с 1925 г. – АН СССР). Эти взаимоотношения с самого начала складывались непросто. На протяжении 1920-х гг. нарастало давление власти на Академию с целью подчинить ее себе и поставить на службу социалистическому строительству. Академики, в свою очередь, боролись за сохранение академических свобод и автономию, против государственного планирования и регламентации научных исследований. В партийно-государственном руководстве сложилось две точки зрения относительно перестройки Академии наук. Первая сводилась к стремлению заменить Академию другими, лояльными власти и непосредственно подчиненными ей, структурами. На эту роль сторонникам жесткой линии виделись несколько претендентов: Социалистическая (впоследствии Коммунистическая) академия, противостоящая АН в области обществоведения, Общество историков-марксистов, а также созданная в 1927 г. Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству (ВАРНИТСО), которая была призвана преодолеть аполитичность научной среды и дискредитировать старые научные кадры. Одним из наиболее решительных сторонников этой линии был заместитель наркома просвещения М. Н. Покровский. Вторая точка зрения предусматривала более осторожное, постепенное подчинение Академии партийно-государственному контролю посредством ее огосударствления и большевизации, т.е. введения в ее состав, в том числе руководящий, значительной группы большевиков-академиков. Решено было действовать по второму пути, сторонником которого был и сам нарком А. В. Луначарский.

«Осада» Академии началась в 1927 г., когда Совнарком СССР утвердил новый, первый советский устав Академии наук, который вменял ей в обязанность заниматься прикладными исследованиями – «приспособлять точные теории…к практическому применению в промышленности и культурно-экономическом строительстве», вводил обязательные, утвержденные СНК академические планы работ. Появился пункт об исключении из АН ее члена, «если его деятельность направлена явным образом во вред Союзу ССР». Чтобы дать возможность пройти в действительные члены Академии коммунистам, почти вдвое увеличивалось число академических вакансий, и вводилась новая процедура выборов с участием представителей ученых учреждений союзных республик. Подготовка к выборам в АН в 1928 г. сопровождалась шумной кампаний в прессе против Академии и ее управленческого аппарата. Правительство в ультимативном тоне потребовало принять в академики ряд видных большевиков: Бухарина, Покровского, Кржижановского, Баха и других. На состоявшихся в январе 1929 г. выборах трое претендентов все же были забаллотированы, но под давлением властей и угрозы ликвидации Академия была вынуждена пойти на компромисс – в ее состав вошли первые 10 академиков-коммунистов. Новый этап наступления на АН начался уже в мае 1929 г. – была произведена чистка аппарата Академии, произведены первые аресты. В результате было сфабриковано дело об обнаружении в Академии наук нелегального архивохранилища с важными политическими документами, среди которых были акты отречений Николая II и Михаила Александровича, документы партий эсеров и кадетов, материалы Департамента полиции и т.д., послужившее поводом для организации так называемого «Академического дела» 1929-1931 гг.

По «Академическому делу» были арестованы не менее 150 человек, всего же привлечены несколько сотен ученых, главным образом, гуманитарной интеллигенции – историки, краеведы, музееведы, архивисты, этнографы. Среди арестованных были С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, Н. П. Лихачев, М. К. Любавский, Н. В. Измайлов, Ю. В. Готье, С. В. Бахрушин, П. И. Полевой, Л. В. Черепнин, Б. Д. Греков, Н. М. Дружинин и многие другие известные ученые, работавшие не только в Ленинграде и Москве, но и в других городах России. Главными фигурантами дела стали выдающиеся историки – Сергей Федорович Платонов и Евгений Викторович Тарле, по фамилиям которых Академическое дело еще называют «делом Платонова – Тарле». Первоначальные обвинения в неправомерном хранении архивных документов впоследствии были переквалифицированы в обвинения в создании подпольной антисоветской контрреволюционной организации, ориентирующейся на восстановление в России династии Романовых при опоре на иностранную интервенцию. В августе 1931 г. главным обвиняемым по делу был вынесен приговор, в основном, 3-5-летние сроки заключения, а главным обвиняемым – ссылки в разные города. Лишь половина осужденных по Академическому делу вернулись из лагерей и ссылок.

Платонов С. Ф. Тарле Е. В.

«Дело АН» стало своеобразным «коренным переломом» не только в судьбе самой Академии, но и в целом в развитии советской науки. Было практически окончательно сломлено сопротивление научной общественности процессу огосударствления и идеологизации науки. Вскоре последовали последние шаги по подавлению остатков самостоятельности Академии. В 1933г. Академия наук была передана в ведение Совнаркома, в 1934 г. - переведена из Ленинграда в Москву «в целях дальнейшего приближения всей работы Академии наук к научному обслуживанию социалистического строительства», а в 1936 г. ее учреждения были слиты с учреждениями Комакадемии.

Вступление страны в эпоху «индустриальной революции» неоднозначно отразилось на развитии советской науки. Существенно возросло государственное финансирование науки: в годы первой пятилетки ассигнования составляли 826, 4 млн рублей, во второй пятилетке возросли в 3,6 раза – до 3 млрд рублей.

Еще больше укрепился приоритет прикладных исследований. Значительно расширилась сеть научно-исследовательских учреждений, в первую очередь НИИ, обслуживающих промышленность и строительство. Были основаны новые крупные институты – Научно-исследовательский физический институт им. П. Н. Лебедева, Институт физических проблем, Институт геофизики, институты органической химии, биохимии и общей и неорганической химии и др. В 1930-е гг. окончательно оформились научные школы как вокруг ученых старшего поколения – И. П. Павлова, В. И. Вернадского, так и более молодых ученых – А. Ф. Иоффе (физика твердого тела), П. Л. Капицы (физика низких температур), И. В. Курчатова, Л. Д. Ландау (физика атомного ядра), И. В. Мичурина (биология), Н. И. Вавилова (генетика) и др.

Во многих отраслях точных и естественных наук СССР занимал лидирующие позиции. Так, на мировом уровне велись исследования в области физики. В 1930 г. И. Е. Тамм создал квантовую теорию рассеяния света в кристаллах, а затем начал цикл работ о природе ядерных сил. В 1931 г. Я. И. Френкель теоретически обосновал идею существования экситона – частицы электрически нейтральной, но способной поглощать свет. Он же стал автором первого курса теоретической физики в СССР. Д. В. Скобельцын разработал метод обнаружения космических лучей, заложил основы физики частиц высоких энергий. Д. Д. Иваненко в 1932 г. выдвинул теорию строения атомного ядра из протонов и нейтронов. В том же году Л. Д. Ландау, впоследствии ставший легендарной фигурой в истории отечественной и мировой науки, после открытия нейтрона предсказал существование нейтронного состояния вещества. Игорь Васильевич Курчатов одним из первых в нашей стране приступил к изучению физики атомного ядра. В 1934 г. он открыл явление разветвления ядерных реакций, называемое нейтронной бомбардировкой. В 1936 г. в Радиевом институте усилиями И. В. Курчатова, Г. А. Гамова и Л. В. Мысовского был пущен самый крупный в Европе циклотрон – резонансный ускоритель тяжелых заряженных частиц.

Благодаря работам советских химиков во главе с академиком С. В. Лебедевым в СССР впервые в мире было налажено производство синтетического каучука из этилового спирта.

Значительными были и достижения советской биохимии. А. Н. Бах и его ученики проводили успешные исследования окислительных и окислительно-восстановительных процессов в организмах животных и растений. В. А. Энгельгардт и М. Н. Любимова открыли преобразование в мышцах химической энергии в механическую.

Продолжал свои выдающиеся исследования патриарх отечественной физиологии И. П. Павлов, сформулировавший в 30-е гг. выводы о второй сигнальной системе. Состоявшийся в СССР в 1935 г. XV Международный конгресс физиологов признал Павлова главой физиологов всего мира.

Активно велись исследования в области аэродинамики и ракетостроения. А. Н. Туполевым была разработана конструкция цельнометаллического самолета. Началась практическая работа по изучению реактивного движения и созданию ракетных аппаратов. В группу изучения реактивного движения (ГИРД) входили будущий создатель первого в мире реактивного оружия («Катюши») А. Г. Костиков и будущий главный конструктор космических кораблей С. П. Королев. В 1933 г. группой была создана и запущена первая советская ракета на жидком топливе. Началось изучение стратосферы. В 1933 г. установлен мировой рекорд высоты, достигнутый человеком: советский стратостат поднялся на высоту 19 км. В 1934 г. второй советский стратостат поднялся на высоту 22 км, но этот полет закончился гибелью экипажа.

Огромный размах приобрели геологические и географические исследования. Были открыты новые залежи угля в Подмосковном и Кузнецком бассейнах, железорудные месторождения на Урале и в Казахстане. Геологи под руководством академика И. М. Губкина открыли новые нефтеносные районы на Урале и в Башкирии, названные «Вторым Баку».

Активно осваивался Север. В июле 1933 г. началась легендарная арктическая экспедиция на корабле «Челюскин» во главе с О. Ю. Шмидтом. В феврале 1934 г. корабль попал в ледовое сжатие и затонул. Спасшиеся полярники организовали лагерь на дрейфующей льдине в Чукотском море и продолжали научную деятельность по изучению арктической флоры и фауны. В 1937 г. изучение и освоение Арктики продолжила экспедиция во главе с И. Д. Папаниным, более девяти месяцев дрейфовавшая на льдине в океане около 2,5 тысяч км. Созданные в районе Северного полюса радио- и метеостанции позволили советским летчикам В. П. Чкалову, Г. Ф. Байдукову и А. В. Белякову совершить в 1937 г. по кратчайшей прямой через полюс беспосадочный перелет в США.

Вместе с тем 1930-е гг. оказались трагической страницей в судьбе многих наук. Значительный урон научному потенциалу страны нанесли репрессии. В ходе политических процессов конца 1920-х – 1930-х гг. были репрессированы многие ученые с мировым именем. Так, в 1930 г. по делу Трудовой Крестьянской партии были арестованы, а впоследствии расстреляны видные экономисты Н. Д. Кондратьев и А. В. Чаянов. По политическим и идеологическим мотивам были запрещены как «буржуазные» целые научные направления. Так, фактически под запрет попали генетика, молекулярная биология, кибернетика. Была осуждена гелиобиология, а ее основатель А. Л. Чижевский, выдвинутый западными учеными в 1938 г. на соискание Нобелевской премии, 15 лет провел в ссылке.

В результате массовых арестов ученых и специалистов в Советском Союзе в системе НКВД возник особый тип научно-исследовательского учреждения – закрытые конструкторские бюро, или «шарашки», в которых работали заключенные. Научные разработки большинства из них были связаны с оборонной промышленностью. Через «шарашки» прошли многие выдающиеся советские ученые, среди которых были авиаконструктор, создатель первоклассных истребителей Н. Н. Поликарпов, основоположник отечественного гидросамолетостроения Д. П. Григорович, будущий конструктор космических кораблей С. П. Королев, конструктор оружия Б. С. Стечкин и др.

Самые драматичные события развернулись в биологической науке, где группа биологов во главе с Т. Д. Лысенко при поддержке высшего партийного руководства выступила против генетики, объявив ее «буржуазной лженаукой».

Н. И. Вавилов Т. Д. Лысенко

Выходец из крестьянской семьи, провинциальный агроном Трофим Денисович Лысенко прославился открытием приема «яровизации» семян, который заключался в посеве озимых не осенью, а весной после предварительного намачивания и набухания. Эти и подобные, часто не подтвержденные экспериментами, опыты Лысенко широко рекламировал как универсальный способ повышения урожайности. В начале 1930-х гг., когда сельское хозяйство страны оказалось в катастрофическом положении, ряд регионов охватил голод, обещавший скорое решение аграрных проблем Лысенко быстро завоевал симпатии и поддержку власти, в том числе самого Сталина. Объявив себя последователем учения известного селекционера И. В. Мичурина и провозгласив создание «передовой советской мичуринской биологии», вместе со своими сторонниками он начал поход на классическую генетику. Начав с обвинений в увлечении «чистой наукой» в ущерб практике в адрес генетиков, затем сподвижники Лысенко перешли к политическим обвинениям. Попытки Н. И. Вавилова и других ученых, используя научные аргументы, выступить против антинаучных нападок Лысенко не увенчались успехом. В 1935 г. Н. И. Вавилов был смещен с поста президента ВАСХНИЛ, в 1938 г. на этот пост пришел Т. Д. Лысенко, заняв тем самым монопольное положение в биологической науке. Многие же ученые, пытавшиеся противостоять лысенковской лженауке в 1936-1940 гг. были репрессированы, среди них был и Н. И. Вавилов, арестованный в 1940 г. и умерший в 1943 г. от истощения в Саратовской тюрьме.

События, происходившие в 1930-х гг. в биологии, ознаменовали возникновение особого явления в советской науке – «лысенковщины», ставшей синонимом крайнего авантюризма в науке, распространения лженаучных взглядов, сопровождающихся агрессивными нападками на своих оппонентов с использованием не столько научных, сколько идеологических и политических аргументов. Возникновение этого явления стало возможно благодаря ряду факторов. Во-первых, царившей в стране в годы форсированной индустриализации и коллективизации обстановке «штурмовщины», делавшей востребованными и популярными идеи, обещавшие высокие экономические результаты за короткие сроки; во-вторых, идеологизации и политизации науки, дававшей возможность использовать гораздо более действенные идеологические и политические обвинения против оппонентов, подменяя ими научные аргументы. В случае с генетикой противоречащими официальной идеологии оказались ее постулаты, отвергавшие идею наследования благоприобретенных под воздействием среды изменений и признаков. Гораздо ближе лозунгу воспитания нового, коммунистического человека оказались сторонники Лысенко, отстаивавшие наследование благоприобретенных признаков под влиянием среды и упражнений. Распространению лженаучных идей способствовал и курс на пролетаризацию советской науки, открывший путь в научную среду огромному числу малообразованных, малокультурных, но амбициозных и честолюбивых людей. Для власти же лысенковщина означала дополнительную возможность держать в повиновении ученое сообщество, натравливая одну его часть на другую. Наконец, широкому распространению лженаучных теорий, охватившему после биологии и некоторые другие научные дисциплины, способствовала изоляция отечественной науки от мировой.

В сложнейших условиях оказались в 1930-е гг. общественные науки. Усилилась их идеологизация и политизация, а развитие стало определяться партийными документами и личными указаниями Сталина.

Рубежными в развитии общественных наук стали изданные в 1931 г. постановления ЦК ВКП (б) «О журнале «Под знаменем марксизма» и «О работе Комакадемии», где ставилась задача «преодолеть отставание науки от практики социалистического строительства». История появления на свет первого постановления связана с событиями, происходившими во второй половине 1920-х гг. на «философском фронте» и разделявшими две противоборствующие группировки философов: так называемых «механистов» (И. И. Скворцов-Степанов, А. К. Тимирязев и др.) и «диалектиков», ведомых видным ученым, академиком А. М. Дебориным. Хотя научный уровень этой философской дискуссии признан современными авторами невысоким, само ее содержание свидетельствовало о плюрализме мнений советских философов не только в частных вопросах, но и в интерпретации самой философии марксизма. Первоначально верх в этой борьбе взяли «диалектики», однако их триумф оказался недолгим. В конце 1930 г. наиболее агрессивные молодые члены партячейки Института философии ИКП во главе с М. Б. Митиным, заручившись личной поддержкой Сталина, выступили против деборинцев. Враждебное отношение Сталина к Деборину могло быть связано с близостью последнего к опальному Бухарину, кроме того, Генсек рассчитывал, что обязанные своим выдвижением на руководящие посты молодые «икаписты», будут создавать вокруг него ореол «великого философа». Так, М. Митин заявлял, что требуется утвердить один авторитет во всех областях, в том числе и в философии, и «этот авторитет – наш вождь Сталин». Последовавшее 25 января 1931 г. постановление ЦК ВКП (б) «О журнале «Под знаменем марксизма», возглавляемом ранее Дебориным, содержало обвинения последнего в «недооценке ленинского этапа в развитии марксистской философии», в «отрыве от задач строительства социализма в СССР…, от задач международного революционного движения». Вскоре последовали репрессии сторонников Деборина. Однако фактически оно означало разгром обоих философских направлений, как «диалектиков», названных «меньшевиствующими идеалистами», так и «механистов», обвиненных в «ревизии марксизма». Этот лозунг «борьбы на два фронта» покончил с плюрализмом в отечественной философии и облегчил внедрение сталинской трактовки философских проблем, закрепленной в написанном им разделе «О диалектическом и историческом материализме» «Краткого курса истории ВКП (б)». Это постановление оказало негативное воздействие и на развитие ряда других научных дисциплин, в частности психологии и социологии.

В марте 1931 г. ЦК ВКП (б) в своем постановлении обрушился с критикой уже на Коммунистическую академию, в особенности на ее экономический и аграрные институты.

Принятые партийные документы явились соответствующим идеологическим сигналом и для историков. Зашатались казавшиеся еще в конце 20-х непоколебимыми позиции историков школы Покровского, в среде которых нарастали разногласия, но скорее не научные, а вылившиеся в своеобразное соревнование в лояльности к власти. Сталин ответил знаменитым письмом «О некоторых вопросах истории большевизма» в редакцию журнала «Пролетарская революция» в октябре 1931 г., в котором он обрушился с критикой на всех историков партии, обвиняя их в «контрабандном» протаскивании троцкизма. Сталин определил «новую» методику научного исследования: тот, кто изучал историю по архивным «бумажным документам», зачислялся в «безнадежные бюрократы», «архивные крысы». После сталинского письма стартовала кампания по борьбе с «фальсификацией истории партии», увольнения с работы и исключение из партии историков, в этом заподозренных, одновременно началось энергичное возвеличивание «научных заслуг» Сталина. Таким образом возможности для любых дискуссий по вопросам истории большевизма были искоренены. В этой области утвердился единый, сталинский канон, закрепленный в 1938 г. в «Кратком курсе истории ВКП (б)». «Краткий курс» на долгие годы стал настольной книгой всех советских обществоведов. Между тем, реальная история партии в этой работе была фальсифицирована с личной подачи Генерального секретаря. Вся история партии была сведена к «преодолению внутрипартийных противоречий и неуклонному укреплению партийных рядов». Были вычеркнуты имена многих истинных создателей партии, в то время как роль событий с участием Сталина чрезмерно преувеличивалась. За 1938 – 1953 гг. «Краткий курс» переиздавался 301 раз общим тиражом более 40 млн. экземпляров. Схемы «Краткого курса» продолжали господствовать в истории, философии и других обществоведческих дисциплинах даже после его официального осуждения на XX съезде партии 1956 г. Таким образом, в 1930-е гг. советская историография окончательно разделилась на две части: историю партии, разработка которой стала монополией партийного руководства, и на так называемую гражданскую историю, где, хоть и под партийным присмотром, дискуссии по частным вопросам иногда допускались.

В первой половине 1930-х гг. произошла резкая смена курса не только в области истории партии, но и в отношении национальной истории. На смену борьбе с «великодержавным шовинизмом» пришла широкая кампания по переоценке русской истории. В это время наметились серьезные изменения в государственной идеологии: на смену критическому, иногда нигилистическому отношению к дореволюционному прошлому России пришли патриотические, подчас даже имперские мотивы, восхваление героических страниц российской истории. Мощь и огромное влияние прежнего российского государства отныне представлялись как позитивные факторы исторического прошлого. Стала подчеркиваться цивилизаторская роль Российской империи, ранее именовавшейся «тюрьмой народов». Этот поворот был связан как с внутриполитическими процессами в СССР, так и с изменениями, происходившими в международных отношениях в первой половине 1930-х гг. Новые идеологические веяния оказали существенное воздействие на положении исторической науки. Как уже отмечалось, в 1934 г. было восстановлено преподавание гражданской истории в школе, восстановлены исторические факультеты в вузах. Вернулись из ссылок и возобновили научную и преподавательскую деятельность многие ранее репрессированные историки.

Однако эти улучшения в условиях развития исторической науки были лишь внешними, формальными. Идеологический, партийно-государственный контроль над работой историков еще больше усилился. Это проявилось, в частности, в подготовке нового учебника по истории СССР, замечания к которому были высказаны лично Сталиным.

В 1930-е гг. была официально раскритикована противоречившая новым идеологическим установкам государства концепция школы Покровского. Нигилистическое отношение к историческому прошлому России, преуменьшение роли великих личностей в истории, критика Покровским русских историков-государственников шли вразрез с новой установкой на возвеличивание российского прошлого и становлением тоталитарного сталинского режима. В критику Покровского, начавшуюся еще при жизни ученого, включились многие его вчерашние ученики и почитатели, во главе которых стал Е. Ярославский. В основе этого конфликта, по мнению современных историков, лежали не столько идейные расхождения, сколько личные амбиции, борьба за лидерство в марксистской историографии. В ходе ее обе стороны по сложившейся в то время традиции активно апеллировали к высшему партийному руководству, в том числе к самому Сталину, использовали против оппонентов сугубо политические, а не научные аргументы. Подчиняясь духу времени, приспосабливаясь к генеральному курсу партии, учитывая и активную критику, обличавшую его «устаревшую» концепцию, Покровский корректировал свои взгляды. Вплоть до своей смерти в апреле 1932 г. ему удавалось держать удар своих оппонентов, однако с середины 1930-х гг. развернулась настоящая травля школы «первого историка-марксиста». Взгляды Покровского и его последователей были объявлены ликвидаторскими, антинаучными, антиленинскими и антимарксистскими. Его сторонников обвинили в протаскивании троцкистской пропаганды и вредительстве.

В 1930-е гг. в общественных науках окончательно утвердилась монополия марксистско-ленинской методологии, подчас в упрощенной сталинской интерпретации. Широкое распространение получил тезис о том, что соответствие производительных отношений характеру производительных сил при социализме исключает какие-либо противоречия в обществе, породивший так называемую «теорию бесконфликности». Расцвел догматизм и цитатничество. Научно-исследовательская деятельность ученых-гуманитариев фактически свелась к комментированию уже принятых политических решений и идеологических догматов.

Вопросы для закрепления:

1. Назовите специфические черты развития советской науки, отличавшие ее от научной жизни в дореволюционной России.

2. Как и почему изменилось после революции положение общественных наук?

3. Какие изменения произошли в 1920-30-е гг. в исторической науке? С чем они были связаны?

4. Назовите основные достижения и сложности в развитии советской науки в 1920-1930-е гг.

5. Почему, на Ваш взгляд, возникновение «лысенковщины» стало возможно именно в 1930-1940-е гг.? Какое влияние она оказала на советскую науку в целом?

Рекомендуемые источники:

1. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП (б) – ВКП (б) – КПСС 1922 – 1991. – Т.1. 1922 – 1952. – М., 2000.

2. «Академическое дело» 1929 – 1931 гг.: Документы и материалы следственного дела. - Вып 1. – СПб., 1993; Вып 2. – СПб, 1998.

3. Организация науки в первые годы Советской власти (1917 – 1925 гг.): Сборник документов. – М., 1983.

Рекомендуемая литература:

1. Артизов А. Н. М. Н. Покровский: финал карьеры – успех или поражение? // Отечественная история, 1998, № 1, 2.

2. Бастракова М. С. Становление советской системы организации науки (1917-1922). – М., 1973.

3. Брачев В. С. «Дело» академика С. Ф. Платонова // Вопросы истории, 1989, № 5.

4. Галин С. А. Отечественная культура XX века: Учебное пособие для вузов. – М., 2003

5. Зеленов М. В. Аппарат ЦК РКП (б). Цензура и историческая наука в 1920-е гг. – Нижний Новгород, 2000.

6. Зеленов М. В. Как Сталин критиковал и редактировал конспекты школьных учебников по истории (1934-1936 гг.) // Вопросы истории, 2004, № 6

7. Иванова Л. В. Формирование советской научной интеллигенции (1917-1927) – М., 1980.

8. Репрессированная наука. Вып.1. – Л., 1991; Вып. 2. – СПб, 1994.

9. Соскин В. Л. Российская советская культура (1917 – 1927 гг.): Очерки

социальной истории. – Новосибирск, 2004.

10. Трагические судьбы: репрессированные ученые АН СССР. Сб. ст. – М., 1995.

11. Шульгин В. С., Кошман Л. В., Сысоева Е. К., Зезина М. Р. История русской культуры. IX – XX вв. Пособие для вузов. - М., 2004.

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 1340; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!