ЭЛИТАРИЗМ: ПОСТУЛАТЫ, АРГУ- МЕНТЫ И ПСЕВДОАРГУМЕНТЫ 2 страница



Что касается воздействия эксплуатируемых классов на историю, то оно осуществлялось, как правило, не непосредственно и не изнутри управленческого органа, а извне, в форме давления на политическую машину господствующего класса. Причем это опосредованное воздействие оказывалось в конечном счете решающим, определяло всю политику господствующего класса, который вынужден приспосабливать свою политическую машину к определенному уровню сопротивления народных масс политике эксплуататоров. Уровень этого сопротивления, уровень классовой борьбы народных масс и определяет развитие политических учреждений.

На протяжении истории антагонистических обществ политика, в узком смысле этого слова — как государственное управление, оставалась прерогативой эксплуататорского меньшинства, осуществлялась без народа и против него. В рабовладельческой, феодальной формациях непосредственные производители материальных благ, трудами которых жило все общество, были лишены политических прав. В условиях капиталистической формации господствующий класс тысячами приемов и уловок отстраняет массы от участия в государственных делах и даже от пользования теми ограниченными правами, которые декларируются конституциями капиталистических стран. Все государственные деятели, крупные чиновники принадлежат к господствующему классу или являются его ставленниками.

Однако несмотря на отстранение народных масс от непосредственного участия в управлении государством именно народ творит политическую историю в широком смысле, определяя ее основные этапы, оказывая влияние на ее формы и институты.

Ни одно важное событие, имеющее кардинальное значение для судеб истории, не проходит без решающего участия народных масс. Классовая борьба трудящихся против угнетателей и эксплуататоров — движущая сила развития и смены антагонистических формаций; борьба народных масс за свое освобождение составляет основ,-ное содержание политической истории. И в так называемые «мирные» периоды развития антагонистических формаций эволюция форм собственности, распределения и обмена, реформы государственных учреждений, правовых установлений совершаются под непосредственным или косвенным влиянием классовой борьбы трудящихся, добивающихся улучшения своего положения, расширения своих прав и свобод.

Формы правления, государственного устройства — не результат произвола элиты, но результат ожесточенной борьбы классов.

Господствующие классы изменяли государственную структуру в ответ на давление масс; классовая борьба вынуждает эксплуататорские классы идти на уступки. Все политические и социальные завоевания, демократические свободы вырваны у господствующих классов борьбой народных масс.

Даже те из элитаристов, кто признает существование классовых противоречий, обычно интерпретируют их таким образом, что ведущей, активной стороной общественного процесса оказывается эксплуататорский класс и его элита, трудящиеся массы рисуются как «пассивная», обычно «консервативная» сила, скорее как тормоз, чем двигатель общественного прогресса. Марксизм подверг убедительной критике идеалистические представления о массах как «неисторическом» элементе, а о господствующих классах и их верхушке как «активном элементе», от которого исходят импульсы к историческому действию. Так, в условиях капиталистического способа производства именно пролетариат выступает как движущая, «отрицательная сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого.., в пределах всего антагонизма частный собственник представляет собой консервативную сторону, пролетарий — разрушительную. От первого исходит действие, направленное на сохранение антагонизма, от второго — действие, направленное на его уничтожение» и.

Таким образом, классовая борьба трудящихся является движущей силой развития антагонистических формаций.

Вряд ли можно сомневаться в том, что класс, монополизирующий функцию управления обществом, играет в его жизни огромную роль. Будучи в свое время исторически прогрессивным, определенный эксплуататорский класс выполнял важную функцию в историческом процессе, способствуя утверждению нового экономического и политического строя, но затем закономерно превращался в реакционную силу, тормозившую историческое развитие. Борьба народных масс против гнета и эксплуатации обусловливает изменения политической надстройки и, выливаясь в революцию, приводит к ниспровержению этих классов. Нельзя согласиться с утверждением, что в антагонистических формациях народные массы выполняют лишь разрушительную работу, тогда как созидательную роль играет эксплуататорское меньшинство, являющееся «единственным носителем»

новых производственных отношений. Не следует думать, что производственные отношения складываются вне и независимо от классовой борьбы. Производственное отношение не есть нечто непротиворечивое: оба основных класса складывающегося социального строя вносят вклад в формирование производственных отношений, отстаивая свои интересы в рамках этих отношений.

Известно, что капиталистические отношения основаны не только на частной собственности на средства производства и эксплуатации наемного труда, но и на отсутствии собственности владельца средств производства на личность трудящегося. Последняя сторона — отмена собственности на личность трудящегося — исторически отстаивалась именно трудящимися (капиталист заинтересован только в праве увольнять рабочего). Вне борьбы пролетариата невозможно осуществление таких его социальных прав, как признание профсоюзов, сокращение рабочего дня и т. д.

Совершенно ненаучна точка зрения, что капиталисты сами даровали рабочим эти права. Закон стоимости рабочей силы реализуется лишь в классовой борьбе рабочих против капиталистов, пытающихся оплачивать рабочую силу дешевле ее стоимости. Итак, становление и развитие социальных отношений можно понять только в единстве с классовой борьбой внутри определенной формации, и в этой борьбе активную, ведущую роль играют народные массы.

Борьба народных масс оказывает решающее влияние на ход исторических событий, определяя тем самым на длительный период направление общественного развития. Революционная борьба масс разрешает коренные противоречия общественного-развития, осуществляет переход к новому социальному строю;

в исторически короткие сроки разрешаются противоречия, которые накапливались в течение столетий. Таким образом, теории, редуцирующие политику лишь к действиям «сверху», сводящие ее лишь к изменениям в структуре «верхов» и их внутренним конфликтам, являются глубоко антинаучными и реакционными.

Не случайно об их научной ценности порой скептически высказываются даже их сторонники. Один из них, Р. Росс, откровенно признает, что эти теории не могут прогнозировать будущее и вообще «не имеют статуса научной гипотезы».

Способы обоснования элитаризма. Хотя элитаризм присущ буржуазной социологии и, более широко, буржуазной идеологии в целом, представители разных социологических школ и направлений прибегают к различной аргументации. Одни апеллируют к божественным установлениям, другие ищут аргументы в биологии, третьи — в психологии, четвертые— в технологии современного производства. При этом можно констатировать, что наиболее распространенными являются две интерпретации элитаризма — психологическая, концентрирующая внимание на психической структуре личности и законах массовой психологии, и политико-организаторская, базирующаяся на «искусстве управления», которым якобы в наибольшей степени владеет элита, на «функциональной необходимости» политического, экономического, культурного управления, осуществляемого ею. Многочисленные школы буржуазной социологии и политологии, как правило, сходятся в исходной установке о необходимости деления общества на элиту и массу, но расходятся в понимании причин этого явления, в оценке его следствий для социальной структуры.

Наиболее древние «аргументы», взятые на вооружение элитаристами,— это ссылки на божественные предначертания: элита выполняет «божественную волю», через избранных «бог творит историю». К этим аргументам прибегает прежде всего религиозная социология — томистская, отчасти персоналистская, а также ряд социологов, считающих себя «светскими», которые секуляризировали ряд религиозных установок, попытавшись изложить их языком современной науки, точнее, псевдонауки. Последнее относится прежде всего к «рационализации» термина «харизма»

и харизматического управления.

Католическая церковь в лице ее высших иерархов и теоретиков (за исключением левых католиков) неоднократно высказывалась в пользу элитаризма. Так, в энциклике папы Пия X от 18 декабря 1903 г. говорилось: «Человеческое общество, каким его создал Бог, состоит из неодинаковых элементов. Следовательно, то, что существуют государи и подданные, хозяева и пролетарии, соответствует порядку, установленному Богом». Так что элитарная структура выглядит богоугодным и даже боговдохновленным институтом. Однако следует заметить, что в последние годы католическая церковь в своей пропаганде на массы все чаще отказывается от откровенного элитаризма, пытается козырять эгалитарной фразеологией, все шире прибегая к социальной демагогии.

Проповедь элитаризма характерна для неотомистской философии. Один из ее виднейших теоретиков Ж. Маритен утверждал, что, поскольку социальное неравенство имеет «божественное происхождение», необходима элита — «духовный пастырь» для народа. Через нее осуществляется «воля бога», ибо народ «некомпетентен» в «высших тайнах божественного откровения». Ряд неотомистов воспроизводят учение Фомы Аквинского об управлении «посредством принципов»

как противоположности «власти толпы». Только подлинная элита управляет, опираясь на «божественный разум», а не на «греховные страсти», которые обуревают массу. Ссылками на «священное писание» неотомисты обосновывают весьма реакционные политические установки.

Одним из центров томистской мысли в США является Вашингтонский католический университет *. Некоторые докторские диссертации, защищенные в этом университете, прямо затрагивают проблему элиты. Сестра М. Хейс пишет о «естественной необходимости власти немногих, которым должны подчиняться многие». Это основано на «естественном превосходстве первых». Дж. Кокс пишет, что только сильная элита может обуздать «революционный иррациональный пролетариат» и обеспечить порядок в обществе. Т. Корбет утверждает, что осуществлять социальное управление призвана элита, «избранные люди большого ума и сильного характера», обладающие образованием, досугом, которых лишены люди массы.

Элитаризм свойствен и персоналистской социологии, связанной с теологией протестантизма. Философ-персоналист Р.

Флюэллинг считает элиту «величайшим благом для общества».

Вопрос для него заключается только в том, готово ли человечество заплатить элите достаточную цену. Леворадикальный персоналист Э. Мунье не может отказаться от принципа элитаризма, он лишь против элиты «денежного мешка», но за элиту, которая «в основном была бы не буржуазной, а народной» 15.

Религиозная трактовка элиты тесно смыкается с иррационалистической. Западногерманский социолог Л. Фройнд пишет об элите как об «отмеченной особыми свойствами группе», обладающей «своего рода магнетической силой». Эту иррациональную силу он называет «случаем, благословением, чудом». «Человеческое неравенство, — пишет Фройнд, — факт, который едва ли может быть нами объяснен» 16. Как видим, для обоснования элитаризма его сторонники не колеблясь вступают на путь мистики. Они популяВ 1978 году автор данной книги провел в этом университете семинар, на котором выявилось, что ряду его студентов и преподавателей не чужды и более прогрессивные взгляды.

4—740 ризируют древнюю мысль идеологов господствующих классов о «таинственности» управления и необходимости для элиты поддержания этой таинственности в глазах управляемых 17. Западногерманский неофашистский теоретик Э. Юнгер утверждает, что «возвышенный мир» элиты — это «высшая метафизическая сфера», доступ к которой открыт лишь избранным. Элита, по Юнгеру, отличается способностью обретать знание «особым образом: молниеносно». Этим «возвышенным натурам» открывается «магическая перспектива».

К иррационалистической трактовке элиты примыкает ее харизматическое обоснование (правда, многие современные сторонники такой интерпретации элиты пытаются рационализировать феномен харизмы, а точнее, сама харизма рассматривается ими как иррациональный феномен, поддающийся рациональной интерпретации). Понятие «харизма» выработано в христианской богословской литературе, это — «благодать божья»; ею наделяются люди, на которых «пал выбор бога» и через действия которых реализуется его воля. В начале XX века немецкий социолог М. Вебер впервые использовал это понятие для интерпретации явления культа личности. «Термин «харизма», — писал он, — будет применяться к определенному качеству индивида, благодаря которому он выделяется из среды обыкновенных людей и считается наделенным сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, исключительными способностями и качествами. Они недоступны обыкновенному человеку, рассматриваются как исходящие от божества или образцовые». Не столь важно, полагает Вебер, в чем состоит харизма сама по себе, решающее значение имеет то, как к ней относятся последователи, признают ли они ее. Лидеры и последователи, как правило, «не отдают себе отчета в условности харизмы». Напротив, «харизматики» верят в свое призвание, последователи — в «харизматиков», причем всякое сомнение рассматривается как святотатство.

Харизматический авторитет Вебер противопоставлял авторитетам традиционному и рационально-легальному: последние опираются на традиции или закон; харизматический авторитет носит сугубо личностный характер. Харизматический авторитет, по Веберу, первоначально чуждается какой-либо организации и в чистом виде существует лишь в момент возникновения. Но «чтобы не остаться чисто преходящим явлением, а принять характер постоянного отношения, образующего стабильную группу учеников и последователей», харизматический авторитет должен приспособиться к повседневной жизни, «рутинизироваться», преобразоваться в традиционный или, чаще, в бюрократический. Харизматическая элита со временем преобразуется в рутинную. В предисловии к американскому изданию М. Вебера Т. Парсонс писал: «В процессе рутинизации харизматический элемент отделяется от личности индивидуального лидера и воплощается в объективной институциональной структуре» 18.

Веберовская концепция харизматического авторитета во многом противоречива. Она носит откровенно идеалистический характер. Вебер исходит из психологической трактовки типов авторитета (в их основе лежит вера в законность данной власти), но в дальнейшем рассматривает их как объективные социальные структуры; первичным оказывается не сам тип общественных отношений, а его осознание участниками этих отношений. Историзм в общем чужд теории Вебера: все типы авторитета рассматриваются как принципиально возможные в любых исторических условиях. Правда, Вебер подчеркивает «современность»

рационально-легального и архаичность традиционного авторитетов, но это свидетельствует лишь о том, что сама противоположность этих типов попросту воспроизводит обычную для буржуазного сознания дихотомию «традиционного» и «современного» (т. е. капиталистического) общества.

Концепция Вебера пользуется широкой популярностью в современной буржуазной социологии, хотя и модифицируется.

Так, Э. Шилз считает, что власть элиты претендует всегда на трансцендентное обоснование и в этом смысле является харизматической. Шилз использует понятие «харизма» для построения идеалистической теории социального конфликта, в которой вместо реальных классовых сил сталкиваются мнения и представления людей. В обществе, утверждает он, идет борьба за реальные блага, но это не борьба классов, а борьба элит за престиж и связанные с ним выгоды 19.

Аргументы «от биологии». С начала XX века распространенным способом обоснования элитаризма являлись ссылки на биологию. В 30—40-е годы биологический подход; оказался скомпрометированным фашистскими проповедниками20 и к середине века утратил свою популярность. Однако в последние годы «биологический элитаризм» в несколько модифицированном виде стремится обрести «второе дыхание» и вновь усиленно рекламируется в капиталистических странах.

4* 99 Сторонники биологического обоснования элитаризма вы двигают наиболее грубые, циничные «аргументы». Общество якобы всегда было и будет разделенным на элиту и массу вследствие вечных биологических законов, в частности законов генетики.

Биология привлекается для придания видимости научности теориям о том, что угнетение трудящихся эксплуататорским меньшинством отвечает «законам природы». Английский социолог С.

Дарлингтон считает, что различие между элитой и массой носит генетический характер и определяется в конечном счете «прочным материалом наследственности», причем ход истории определяется «объединенным генофондом» людей с лучшей наследственностью, то есть элитой. Американский социолог Р. Уильяме также полагает, что различия между «творческим меньшинством» и «нетворческим большинством» обусловлены генетически;

от рождения предопределено, в элиту или массу попадает человек.

Биологический элитаризм тесно связан с расизмом, который используется в качестве идеологического обоснования угнетения и ограбления империализмом народов Африки, Азии и Латинской Америки. Но это — лишь одна сторона расизма. Зачастую расисты изображают представителей господствующего класса как наиболее ценные в расовом отношении элементы. Двигателем истории они объявляют «цвет расы» — элиту, третируя народные массы как «бесцветных личностей». Смешивая естественноисторические и социальные различия людей, расисты наделяют расу, эту биологическую категорию, несвойственными ей социальными чертами и, напротив, биологизируют такие социальные категории, как класс.

Расистский вариант элитаризма пропагандируют ультраправые организации в США и западноевропейских странах. В одной из американских ультраправых газет «Эттэк!» помещен доклад ее главного редактора У. Пирса под названием «Элитаризм или расизм?», сделанный на митинге членов «Национального альянса» — откровенно расистской организации. Пирс заявляет, что в американских университетах, на страницах научных изданий идет дискуссия по расовым проблемам. Вот какова, по Пирсу, расстановка сил: на одной стороне — «подлинные биологи, антропологи, обосновывающие расовое неравенство»; на другой — «псевдоученые», приверженцы «либеральной догмы»

о равенстве людей. «Либеральная ложь» проникла в среду студентов и преподавателей вузов, телевизионных обозревателей и журналистов, а через них — отравляет сознание масс, под тачивая «расовую чистоту». Пирс оговаривается, что ничего не имеет против негров, чиканос (иммигрантов из стран Латинской Америки) и прочих представителей «низших рас», если те «знают свое место». Но беда в том, что представители этих рас пытаются проникнуть в элиту при пособничестве тех, кто забыл о «чистоте расы».

Пирс критикует сторонников «космополитического элитаризма», всех тех, для кого важен прежде всего социальный статус человека, уровень его интеллекта, его достижений, а не то, какой он расы. Подобные люди — о ужас! — выбрали бы в качестве соседа скорее негра-банкира, чем белого мусорщика.

«Космополитический элитаризм» относит к элите выдающихся людей, отвлекаясь от их расовой принадлежности, для него «элита — открытый клуб». Но ведь так, опасается Пирс, в элиту могут попасть евреи или негры. Пирс отнюдь не против элитаризма, это — «естественная и здоровая идея», разумная альтернатива эгалитаризму (недаром, замечает Пирс, коммунисты против элитаризма). Но «подлинная» элита — это элита лилейно-белая, а не «космополитическая».

Корни и пороки «космополитического элитаризма» Пирс видит, во-первых, в индивидуализме, принимающем в расчет только достижения индивидуума, а не его социальную и этническую принадлежность (весьма вольная интерпретация индивидуализма). Во-вторых, в принципе меритократии, который должен применяться только в «расово гомогенном обществе». Для расово гетерогенного общества это — «кратчайшая дорога в ад», ибо ведет к утрате «чистоты расы». Наконец, третий корень «космополитического элитаризма»— рационализм. Утверждение, что главное — уровень интеллекта, независимо от того, имеется ли в виду белый или негр, полагает Пирс, обычная ошибка рационалистов, полагающих, что «ум выше расы» или что «физик не имеет расы». Он заключает: «Мы должны предпочесть белого мусорщика черному нейрохирургу или еврею — профессору психологии. Мы должны, иными словами, быть расистами в большей мере, чем элитаристами»21. Элитаризм желателен «после того, как мы разрешим наши расовые проблемы». «Подлинной» элитой оказывается элита расово сегрегированного общества, подобного ЮАР. Таково последнее слово современных расистов.


Дата добавления: 2018-05-30; просмотров: 234; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!