Двадцать седьмое августа, воскресенье. 5 страница



«Естественно, тебя ведь ни разу не похищали, — вновьожил в его голове малолетний нахал. — А ведь в этом есть что-то романтическое, не правда ли?»

Доктор вздохнул. Он вновь поднял вилку и поковырял ею солнечный желток яичницы. Глядя, как янтарная жидкость расплывается по тарелке, Айзек вспомнил свою прошлую, безмятежную жизнь. Господи, мог ли он когда-нибудь подумать, что его похитят? И кто? ЦРУ. Ей-богу, он не считал себя настолько важной птицей.

Вытащив из кармана пачку «Кул», доктор прикурил сигарету и глубоко затянулся. Хоть этого они не смогли лишить его. Если уж не кофе, то хотя бы сигареты.

Угрюмый Уилбур бросил на него еще один недовольный взгляд. Айзек мысленно послал его куда подальше. Ну в самом деле, они ведь не заботились об его удобствах, почему же он должен был думать о проблемах каких-то безразличных ему людей? Тем более, вооруженных автоматами и охраняющих его, Айзека,персону.Если же прибавить к этому, что все происходило вовсе не по его воле, а как раз наоборот, то он не чувствовал себя обязанным.Несколько секунд Дункан в упор рассматривал своихохранников, а затем, кашлянув, спокойно осведомился:
— Могу я, по крайней мере, выйти погулять?                
Те недоуменно переглянулись.

--- Погулять? — переспросил Вежливый. — Боюсь, сэр, что это невозможно.

--- Почему? — поинтересовался Айзек. — Возможно,вы не знаете, но людям время от времени необходимы прогулки. По крайней мере, насколько я понимаю, здесьвовсе не тюрьма, и пока еще никто не приговаривал меня к замурованию в одиночном карцере.                                

Конечно, нет, сэр, — учтиво согласился Вежливый.-- Итем не менее, боюсь, что без специального разрешения мистера Маршалла мы не можем выпуститьвас отсюда.

«Разумеется, — подумал Айзек, — они даже не называют его по званию. Просто мистер. Мистер Маршалл. Безликое название безликого, страшного человека. Кудакак интересно».

-- Но все же мне необходимо прогуляться. Думаю,если моя свобода будет ограничена пределами одной комнаты и этой гостиной, то скоро я не смогу что-либо соображать. А если мне не изменяет память, мистер Маршалл заинтересован в успешном исходе операции. И очень заинтересован. Думаю, что он будет недоволен вашим поведением.

— Никак нет, сэр, — четко, на военный манер, ответил охранник. — Но, если вы настаиваете, я свяжусь с мистером Маршаллом и спрошу его разрешения на вашу прогулку.                                                                           

— Буду вам очень обязан, — саркастически заметил Айзек, усмехаясь.

Лицо охранника вытянулось и замерло. Он не понимал природы сарказма, да это было и неудивительно. По крайней мере, для доктора.          

«Обычный солдафон, — подумал он, — боящийся пре-ступить букву указа. Ну не смешно ли? Куда, в самом деле, мог податься беглый доктор? Даже если бы он и решился бежать. Особенно, если учесть, что до ближайшего городка — Биг Лейка — не менее пятнадцати полноценных миль. Ему в жизни не пройти такое расстояние пешком, а тем более без запасов провианта и питья. Разве что, несколько пачек "Кула". Но их же не станешь жевать вместо мяса и не выжмешь из них ни капли воды».

Айзек вздохнул. Вежливый охранник расценил этот вздох по-своему.

 — Не волнуйтесь, сэр, — сказал он. —Думаю, что я смогу связаться с мистером Маршаллом в течение часа. А вы пока можете посмотреть телевизор.

  «Да, телевизор, — подумал Айзек. — Благо цивилизации. Дерьмовые боевики и последние новости, набитые по самые завязки политикой и кровью».

 Его не интересовали ни последние известия, ни боевики. Он вообще не любил телевидение, особенно когда показывали всяческие катастрофы или убийства. Он даже не держал телевизор дома. Собственно, даже сейчас Айзек не испытывал в нем особой потребности. Пожалуй, больше всего он жалел о том, что здесь нет его библиотеки. Вот что он с удовольствием взял бы с собой, так это книги. Диккенс вполне помог бы ему отвлечься от реальности. Но здесь не было Диккенса. Единственное, на что он мог рассчитывать, были комиксы, которые читали эти парни, иутренние газеты. Да и те техасские.

Айзек погасил окурок в пепельнице и поднял взгляд на вежливого охранника.

— Пожалуйста, свяжитесь с мистером Маршаллом как можно скорее.

— Да, сэр, — кивнул тот.

«Я будуждать, — подумал про себя доктор. — Я буду очень и очень ждать».

 

 Кода вернулся Люк, Рони как раз заканчивала перечитывать подшитые в специальную толстую тетрадь вырезки, содержащие информацию о ходе их судебного процесса. Она в который раз убеждалась, что выбрала правильную тактику. Рони не пыталась представить их с Люком беспомощными младенцами. О, нет. Напротив, она дала понять судьям, что они достаточно сильны и умны для того, чтобы обвести вокруг пальца такого парня, как сержант Скотт. Хотя это и не совсем соответствовало истине. Девушка отлично понимала, что тогда их спасло только везение. И тем не менее, тактика, выбранная ею, была хорошей тактикой.

Газетчикам импонировало то, что она не пыталась давить на жалость. Да и молчаливость Люка сыграла свою роль. Его воспринимали как жертву жуткого эксперимента. Дело было даже не в том, что Рони боялась проиграть процесс. Этот фарс наверняка обрекал их на выигрыш. Но девушке не хотелось, чтобы ее жалели. И в этом тоже был свой плюс. Мужественные люди всегда вызывают уважение к себе. А она считала себя достаточно мужественным человеком. Да и, похоже, газеты считали так же. Равно, как и присяжные, прокурор и судья.

  Рони подолгу рассматривала судебные фотографии, удовлетворенно отмечая, что выглядят они все-таки неплохо. То тут, то там она натыкалась на фотографии почти трехмесячной давности. Дом Люка; намотанное на ножи сенокосилки, истерзанное тряпье, бывшее когда-то сержантом Скоттом; она сама, покрытая царапинами и ссадинами; Люк Девро в клетчатой ковбойке и потрепанных джинсах. Последняя фотография особенно привлекала ее внимание. Не потому, что она была дорога, как воспоминание, а потому, что на ней Люк выглядел как-то очень трогательно. В его глазах плескалось отчаяние, а лицо было лицом живого человека. На нем отражалась целая гамма чувств: решительность, отчаяние и злость, над которыми прозрачным пологом повисла растерянность. Он действительно не знал, что делать дальше, на что он может пригодиться, нужен ли он вообще кому-нибудь в этом мире.

Это была одна из первых фотографий, сделанная на следующий день после бойни в Монрозе. Рони рассматривала ее не меньше пяти минут. За этим занятием и застал ее Люк.                                                                                        

Девушка не слышала щелканья замка входной двери и поэтому встрепенулась, когда в комнате прозвучал абсолютно спокойный, безучастный голос:

— Я вернулся.

Все. Больше Люк не сказал ни слова. Рони привыкла к
его односложным фразам. В последнее время он все больше и больше переходил на язык простых предложений.Казалось, он постепенно забывает человеческую речь. И это тоже было по-своему страшно.                                          

— Здравствуй, милый, — улыбнулась Рони. Эта улыбка далась ей с большим трудом.

Люк повернулся к ней, и девушка заметила поднимающуюся в его глазах мутную пелену янтарной дымки.

— Здравствуй, — кивнул он. На лице его не отразилось ничего. Оно оставалось непроницаемым, как броня. Как плотина, через которую не может прорваться ни капли воды.

-- Они осмотрели тебя? — спросила девушка.

Люк кивнул.

«Он становится все более немногословным», — отметила про себя Рони. Она ожидала каких-нибудь пояснений, рассказов, но за долгой паузой не последовало ни слова.

Люк сделал несколько шагов вперед и застыл неподвижно, как будто манекен в витрине дорогого магазина.Идеально похожий на человека и все-таки в каких-то неуловимых деталях отличающийся от него.

— И что же они сказали тебе? — нарушила тяжелое, как чугунное ядро, молчание Рони.

— Они сказали: мне можно помочь, — безо всякого выражения пояснил Люк.

— Они объяснили, что с тобой происходит? — спросила Рони.

Каким-то странным, ломаным, механическим движением Люк повернул к ней голову и девушка опять увидела его глаза. В них вновь четко проявилась та пустота,которая так пугала ее по ночам. В них жило то, что жило в глазах сержанта Скотта. То, чего добивался от своих унисолов полковник Перри: апофеоз смерти. Бездумное существование механизма, обреченного на вечное одиночество.

Рони едва заметно передернула плечами.

— Но они хоть что-то сказали тебе?                                    

Люк по-прежнему смотрел на нее, абсолютно не шевелясь. У девушки создалось ощущение, что он не слышит вопроса либо полностью игнорирует его. Да, наверное, так оно и было, поскольку ответа все равно не последовало.

— О'кей, — Рони поднялась и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла вымученная и вялая, как цветы у уличного торговца в жаркий день. — Как ты смотришь, если мы пойдем куда-нибудь пообедать?

Люк Девро, а, наверное, наверное, правильнее было бы
сказать Джи-Эр-44, тяжело переваривал услышанное пред-ложение.

 «Похоже, он вновь начинает нуждаться в приказах», —подумала Рони и сформулировала свое предложение не-сколько иначе.      

— Мы идем обедать, — утвердительно провозгласила

она.

Это подействовало. Казалось, приказной тон вывелЛюка из некоего ступора1. Он кивнул и, не говоря ни слова, вновь повернулся к двери.       

Девушка вновь ощутила, как ледяной страх окутал ее
подобно тому, как морская вода окутывает погружающегося аквалангиста. С каждой секундой становилось все темнее и холоднее. Она погружалась в неизвестность, абсолютно не представляя, что ждет ее впереди.  

— Мы идем обедать, — повторила она весело.
Собственно, ее веселый тон был здесь не очень уместен,

а вернее, не уместен совсем. Он прозвучал, как радостный смех на похоронах. 

— Только держи себя в руках, подруга, — пробормо-
тала про себя Рони. — Держи себя в руках, не сходи с ума. Может быть, эти врачи действительно что-то смогут изменить.                             

Следующая тяжелая пауза повисла уже внутри нее.  

— Дерьмо, — наконец прошептала она. — Настоящее
дерьмо.

Девушка отчетливо понимала, что с каждым мгновением все надежды ее рассыпаются в прах. И хотя в глубине души она еще продолжала подпитывать эти надежды, но разумом понимала, что поделать с этим ничего нельзя. По-видимому, полное восстановление человеческого разума в голове Люка Девро все-таки не произошло. Он таки не смог

1 Ступор — состояние оцепенения с отсутствием реакции на внешние раздражители (прим. ред.).


восстановиться после того прессинга, который оказывал на него полковник Перри и его команда.

Рони вновь вспомнила о человеке по имени Айзек Дункан, но сейчас эта мысль была далекой, а сама фамилия показалась ей сошедшей со страниц фантастического романа. Такого человека, человека, который мог бы помочь, не существовало в природе. Это была не более чем выдумка. Выдумка ее и доктора Грегора. Легкая галлюцинация, не больше. Временами девушка даже начинала сомневаться, а слышала ли она действительно эту фамилию. Произносил ли ее доктор Грегор вообще.

Подхватив легкую сумочку, Рони забросила ремешок на плечо и взяла Люка за руку.

— Пойдем, дорогой, — сказала она.

Они вышли из квартиры и направились к лифту. Девушка отметила про себя механические, совершенно прямые шаги мужа. В них было что-то неестественное. Столь же неестественное, как и посадка головы, и прямая спина, неоправданно напряженная и жесткая, как доска. Секундой позже в её голове зародилось страшное подозрение. Ей почему-то показалось, что именно сегодня Люк перешел ту грань, которая все же позволяла ему оставаться хоть немного человеком. Что вот сейчас, минуту назад, на ее глазах он вновь превратился в унисола. Правда, она не совсем точно представляла себе действие вакцины Грегора и плохо понимала, понадобится ли ему теперь эта вакцина, и если понадобится, то где она сможет ее достать. Но в одном она не сомневалась: с сегодняшнего дня им потребуется гораздо больше льда. Гораздо больше. Если Люк действительно стал тем, кем он был раньше, то есть унисолом, то вскоре это должно проявиться достаточно недвусмысленно. Жесткое правило -- «Нет льда – нетжизни» — встало перед ней уродливой каменной стеной. Страшной и грубой.                         

«Какое-то время ему еще понадобится лед», — вспомнила она слова Грегора. Доктор и не представлял себе, насколько он был прав.

 «Некоторое время. Слишком долгое, — возразила она покойному доктору. — Гораздо более долгое, чем вы думали. Всегда. Всю жизнь. Вечность. Не будет льда — не будет жизни. А может быть, оно и к лучшему? — с отрешенным отчаянием вдруг подумала Рони. — Может быть, это был бы самый легкий финал? В первую очередь для Люка. Оптимальный выход из создавшейся дикой ситуации».

Они спустились в лифте в огромный, прохладный холл,
абсолютно пустынный в столь ранний час, пересекли его и вышли на улицу» к стоянке автомашин. Пыльные зеленые пальмы застыли, изящно изогнувшись в знойном мареве. Раскаленный воздух поднимался от светло-серого асфальта, который так же изнемогал от жары. Небо выцвело, как изрядно ношенные, дешевые джинсы от долгой стирки. Крохотные перья облачков, прибитые искрящимися гвоздями к небосклону, поблескивали странным, стеклянным светом. Солнце белым напалмовым огнем сжигало землю.                   
Рони сразу же ощутила, как ее проглотила акула духоты. Кожа покрылась капельками пота и блузка начала прилипать к телу. Ощущение было неприятным, подобно тому, как если бы она держала в руках мертвую рыбу.

Непроизвольным движением Рони повернула голову и посмотрела на Люка. Перемена, произошедшая в нем за доли секунды, была разительной. Лицо его неожиданно побледнело и вытянулось, кожа остро облепила скулы, глаза расширились, и в темных зрачках заметалась паника. Девушке показалось, что он рухнет сейчас на асфальт и забьется в судорогах. Конечно, ему нужен холод.

Люк открыл рот и задыхающимся движением принялся втягивать в себя жаркий воздух. Наверное, так же выглядел бы эскимос, мгновенно, словно по волшебству, попав­ший из ледяной атмосферы полярной зимы в финскую сауну. Рони торопливо потянула Люка за собой к машине. В их «форде-меркьюри» стоял кондиционер, который мог поддерживать необходимую температуру. Конечно, до ледяного холода там было далеко, но, тем не менее, даже прохлада принесла бы Люку облегчение. Рони понимала это и старалась не особенно затягивать процедуру перехода подъездной дорожки.

Мир вокруг них извивался в какой-то неистовой, непристойной пляске. Он был похож на ад. Так грешника поджаривают на огромной сковородке.Фантазия Рони нарисовала диковатую картину. Она словно услышала стонущие вопли медленно сгорающего города. Солнце высушило все. Оно вобрало в себя всю воду, которую только смогло вобрать. Пыль оседала на землю, мгновенно застывая неразбиваемой коркой — тяжелым панцирем. Если люди могли о чем-нибудь молить Бога, то сейчас они молили его о дожде. В дожде заключалось их спасение. Еще секунда, и Лос-Анджелес потек бы, как растаявший шоколад в руках младенца. Он и без того уже растерял все свои яркие краски, став серым и блеклым. Казалось, вот-вот, и буквы на Голливудском холме превратятся в аляповатые пятна, затем — в ртутные капли, которые стекут на улицы города ангелов. Небоскребы начнут корчиться в предсмертной муке. Горы забьются в агонии и осыплются вниз уродливыми угловатыми валунами. Асфальт покроют сухие трещины. Они, будто раны, станут    шириться и шириться. Машины, люди, дома — все повалится в эти черные ломаные раны, из которых, как гной из нарыва, поползет лава. Лава, смешанная с нечистотами городской канализации. Фонтаны кипящей воды будут взлетать на сотни метров вверх. Океан зашипит, испаряясь. Начнется вселенский апокалипсис.

Нарисованная воображением Рони картина была настолько живой и реальной, что девушка зажмурилась и потрясла головой, отгоняя ее от себя.

«С тобой определенно что-то происходит, подруга, — прозвучал в ее голове усталый, измученный голос. — Похоже, ты действительно начинаешь сходить с ума. Но кому от этого станет легче?»

«Действительно, кому?» — спросила себя Рони.Она тряхнула головой еще раз и открыла глаза. Странно, но все это время она продолжала шагать к автомобильной стоянке и не только не замедлила шаг, а наоборот ускорила его.Ничего не случилось. Все стояло на своих местах, как и раньше. На улице слышался рев машин и гудки клаксонов. Лишь газолиновый угар, жарой прибиваемый к асфальту, расползался по улицам. Но, тем не менее, никакой катастрофы. Ничего ужасного и необычного.

Когда они подходили к машине, Рони уже почти бежала бегом. Отключив блокировку замков, она забралась внутрь и включила кондиционер. Послышалось едва различимое тихое шипение и прохладный воздух стал заполнять салон «форда» подобно тому, как холодная вода заполняет шлюз.И тотчас же пришло облегчение. Рони выдохнула. Действительно, стало гораздо легче. Она почти физически ощутила то, что должен был ощущать Люк каждый день. Девушка повернулась к мужу.

— Ты в порядке, дорогой? — спросила она.

Люк не смог ответить. Напряжение на его лице стало более явным. Казалось, каждое мгновение его пребывания на жаре доставляет ему сильнейшие физические страдания. Наверное, так оно и было на самом деле. Рони могла только догадываться. Но сейчас девушка отметила про себя еще и то, что в последнее время тепловые спазмы, как она их называла, у Люка стали происходить гораздо чаще, чем раньше, когда он только начал обратное превращение.

— Все в порядке, — неожиданно для самой себя произнесла Рони. — Уже все в порядке. Все хорошо.

Люк с трудом повернул голову. Ощущение было такое, чтовсе его суставы заклинило. Он двигался, явно преодолевая дикое сопротивление мышц и жил. Пересохшие губы его разлепились, и Рони уловила слабый шепот: — Мне лучше. Мне уже лучше.

 — Да-да, скоро все будет нормально, — поддержала она. — Поверь мне, не пройдет и минуты, как ты почувствуешь себя вполне сносно.     

«Черт побери, — добавила про себя девушка. — Где же вы, доктор Айзек Дункан?»  

Она сто раз прокляла сержанта Скотта, убившего Грегора. Если бы он был жив. Если бы он только был жив.Возможно, не происходило бы всего этого. Доктор Грегор сумел бы вытащить Люка из этой страшной ямы. Однако,все это были пустые слова. И Рони осознавала это так же отчетливо, как то, что ее зовут Вероника Робертс.                                                                    

Она вывела «форд» со стоянки я направилась в город."Меркьюри» легко влился в автомобильным поток и начал свое продвижение по Лексингтон-авеню к бульвару Сан-Сет. Девушка не опускала стекол и не только из-за того, чтобы не расходовать драгоценную прохладу, а а еще и потому, что газолиновый смог был способен подействовать на Люка гораздо хуже, чем даже жара. Со всех сторон «форд" окружали ревущие, чадящие автомобили. Они казались бескрайней рекой, которой не было видно конца. Радужный, переливающийся поток, мерцая огонь-ками «стоп-сигналов» и поворотнымн огнями, мчался вперед, сиял на солнце разноцветной полировкой. Он дробился на мелкие капли, которые, в свою очередь, растекались по боковым улочкам. Лос-Анджелес жадно глотал эту автомобильную реку.

В довершение ко всему, на пересечении бульвара Ва-шингтона, н Лексингтон-авеню они угодили в длинную пробку, в которой простояли не меньше сорока минут. Рони уже пожалела, что вообще рискнула предпринять это путешествие.

«Пожалуй, нам было бы лучше остаться дома, — подумала она. — Там все-таки лед есть всегда».


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!