Посвящается Братухину Максиму, чей вклад в сборник невозможно переоценить

1

– Пошел ты на хер!

Паладин приласкал дылду размашистым крюком.

– Получи! – Кай на другом конце таверны разбрасывал недругов быстрыми ударами.

Эрик отпихнул неугомонного и изрядно пьяного детину. Изо всех сил саданул в челюсть. Снова крюком. Дружки побежденного замерли, смерили соперника взглядом. Не успел бугай снова встать, как его свора насела на паладина. Он размел их Aer’ом, приложил одного, расквасил нос другому. Третьему двинул так, что щелкнули зубы.

– Сзади! – крикнул ведьмак.

Паладин отвлекся, отхватил в живот. Преждевременно лысеющий мужик в испачканной маслом рубахе облапил Эрика, а второй угостил градом ударов в грудь и живот. Паладин отбился от настырного ударом ноги – каблук сапога сломал переносицу. Хрупнуло. Тот упал навзничь. Видимо, обломки носовой кости угодили в мозг. Держащего медвежьей хваткой соперника он огрел локтем, а потом, оттолкнув, уложил его штабелем, напротив уже почившего из-за ранения друга.

На ногах оставались двое. Первый получил в висок, и при падении налетел на стол, а второй обмяк от зуботычины. Его глаза затянуло поволокой.

Двери трактира выбил мощный удар, внутрь ворвались стражники. Видимо, находились неподалеку. Эрик прильнул спиной к стойке, откупорил бутылку с водкой и принялся безбожно ее опустошать. Залпом.

Он бегло осмотрел трактир, искал Кая. Его не было. Ведьмак сбежал.

– Брось бутылку, сучье племя! – рявкнул один из стражников уверенным голосом. – Под суд пойдешь, кусок говна! 

– Пойду, пойду, – вздохнул Эрик, выбросив за стойку опустевшую водочную бутылку. – Сам…

– Сам ты в таком состоянии и до сральни не дойдешь! Связать, и в яму!

2

Двумя днями позже

Юрист, которого сумела позволить государственная защита, пожевал губами, знакомясь со стопкой документов. По одному он вытаскивал белые листы из своей папки, оценивающе глядел на аккуратно выведенные литеры. История дел адвоката была прямо-таки прекрасной, что внушало Эрику доверие. К тому же, он не был виновен, поэтому мог облегченно вздохнуть. Или не мог?

– Вы в курсе, что вас обвиняют в серии убийств, дружбе с какой-то бандой разбойников и ведьмачестве? – деловито спросил защитник.

«Обвиняют в ведьмачестве, – не без улыбки подумал Эрик. – Неловкая ситуация».

– Может, вы хоть что-нибудь ответите? – таким же тоном спросил адвокат.

– Что мне ответить? – удивился Эрик. – Primо[42], обвинения за убийства с меня сняли еще несколько месяцев назад. Secundo[43], я не состою ни в какой банде, если не считать распавшийся орден паладинов. И, tertio[44], я не занимаюсь ведьмачеством.

– Тогда, – вздохнул он, – может, скажите, чем вы целых тридцать четыре дня занимались с ведьмаками?

– Они меня лечили.

– Лечили? Так вы, милсдарь, больны?.. Чем же?

– Долгая история, и это не столь важно. – Замолк, а потом добавил чуть тише: – Вернее будет сказать, я был болен. Но теперь выздоровел. На процентов пятьдесят-шестьдесят.

Защитник вытащил очередной лист – казалось, их там бесконечно много.

– А что вы скажите. – Начал читать защитник. – По поводу избиения граждан Бринссента на пару со своим братом в таверне «Дольки мадам Лины»?

– Эй... Они затеяли драку, а не мы.

– Это не столь важно. Главное то, что вас взяли именно в момент беспорядков. К тому же на вас донесли. Потерпевшие сообщили, что вы с неким Каем Генриеттом, то бишь – ведьмаком, использовали черную магию, тем самым покалечив оппонентов и нанеся ущерб владельцу заведения.

– Бред… Если вы загляните в ту корчму, то вряд ли найдете хоть какие-то следы магии.

– Это не так важно. – Равнодушно осведомил юрист. – Все эти подробности и тонкости не учитываются. Асессор все равно предъявит все обвинения по списку, который подготовил инстигатор. Но у нас есть шанс победить. Ты не виноват, пока не докажут обратное.

– Да я в любом случае не виноват, – отнекивался паладин. – Мне-то видней, виновен я или нет. Я точно знаю, что мои действия не были противозаконными.

– Вас поймали во время драки. Ваш брат сумел сбежать...

Эрик вздохнул, принялся массировать пальцами виски.

Однако история была в каком-то роде веселой, если не считать тот факт, что теперь паладину грозила темница.

Он заинтересовано смотрел на стол, прокручивал в голове произошедшее. Воспоминания выстраивались в ясную, логическую цепочку событий.

Он четко помнил, как сидел с братом за стойкой, опустошал глиняную кружку с пивом. Тогда-то и началась эта паскудная история.

Четверо неизвестных решили позлить Кая глупыми шутками. Ведьмак попросту вспылил и решил преподать агрессорам урок.

Ах, каким же было удивление «пострадавших», когда братья меньше чем за пять минут уложили их, а потом – еще шестерых или семерых. Точную цифру Эрик не вспомнил, да и зачем?

Защитник закрыл папку, отодвинул, будто бы чурался ее.

– Так как вас поймали с поличным, – начал разъяснять он, – предлагаю просто соглашаться со всем сказанным, чтобы избежать более ужесточенной формы наказания.

Адвокат внезапно замолк. По его лицу было видно, что даже его блестящая репутация не сумеет смягчить наказание – Эрику придется провести несколько лет в узилище, а может быть и всю жизнь.

3

Эрик с безразличием слушал обвинения, в основном изучая судебный зал и присутствующих.

На огромном ромбическом щите изображался герб Бринссента – золотое поле с лазурным прерванным стропилом и тремя червлеными форелями. Под оным щитом располагался стол, за ним восседали трое персон с недружелюбными минами. Эрик сразу понял, кто есть кто: тощий паренек, поправляющий очки на переносице длинного носа был обычным писарчуком, рядом сидел тучный подьячий, ну, то есть – канцелярист. Во главе этой компании сидел dommer[45] – мужчина с рассудительно-серьезным, степенным лицом.

Паладин занимал ошуюю от судьи лавку, напротив него сидел тот самый асессор, который готовился предъявить обвинения, начеканенные и заранее подготовленные господином инстигатором.

Асессор был человеком с еще более неприятной внешностью, чем у писарчука. Он глядел на Эрика сквозь линзы своих очков. Очки были в серебряной оправе с линзами с диоптриями – прибор был не из дешевых.

– Эрик Генриетт!.. Гражданин Казаира, по профессии, по официальным пометкам – паладин, на деле – ведьмак, обвиняется в погроме, устроенном им с другим ведьмаком, которому удалось скрыться. Зачинщиками драки в трактире «Дольки мадам Лины» оказались вышеупомянутые. К этому обвинению добавляется ранее совершенное преступление, а именно – тесная связь с криминальными элементами Бринссента, к коим относится Кай Генриетт, ведьмак и по совместительству брат делинквента[46]. A denunciation, scriptum per civem, cuius nomen, non nomen, dummodo omnia necessaria testimonium[47].

– Что является доказательством правдивости доноса? – равнодушно осведомился адвокат, предварительно попросив задать вопрос асессору.

– Probatio – notitia criminis[48].

– Есть ли у обвинителя другие доказательства? – внезапно спросил судья, сохраняя рассудительное выражение лица.

Суд был невероятно скучным даже для Эрика, несмотря на то, что сейчас в судебном зале решалась именно его судьба. Писарчук все время томно вздыхал, рисуя красивые руны длинным пером, очкарик-асессор откровенно раздражал паладина – он хотел встать с места и поджарить неприятного индивида прямо на месте. Эрику не нравились люди, которые не желали regarder la vérité en face[49].

– Паладин Эрик. – Продолжил обвинитель, забыв о сказанном раннее. – Как известно, личность опасная. В Сафраге оная личность элиминировала нескольких человек, что в который раз доказывает то, что делинквент опасен. Его нигилистическая сущность в смеси с криминогенной профессией делают паладина асоциальным существом. Он убивает не только монстров, кстати говоря, прошу заметить, помощь нуждающимся оказывается исключительно за деньги...

Эрик смиренно слушал речи асессора, принимая их как должное. В конце концов, что он может против такой могущественной судебной системы?

– Как я и говорил, – продолжал очкарик. – Оный паладин убивает и разумных существ, то бишь – людей, охота на коих запрещена.

– Хорошо, – медленно процедил судья. – А что скажет обвиняемый? Вам есть, что сказать, господин паладин?

– Да, ваша честь. – Уверенно выдал Эрик. – Я... Ни в чем не виновен. На меня донесли сразу несколько анонимов, но это лишь слова, сиречь они не играют ключевой роли в деле. У разумных существ, как известно, есть привычка приукрашивать действительность. В нашем случае истина – понятие относительное.

– Достаточно, достаточно... – прервал судья. – Итак. Суд постановляет установить имущественный залог в размере четырех тысяч злотых.

Молоток громыхнул. В судебном зале наступила тишина.

4

Вода в бассейне забурлила, разбрызгивая воздушные хлопья пены. Элли Торнуэль запустила тонкие пальцы в свои огненные локоны. От прежних прелестно-темных волос с медными концами осталась лишь их чудная и слабая волнистость. И блеск. Теперь волосы чародейки напоминали лаву, стекающую вниз змейчатыми локонами; дикие языки огня, пылающая красота которых способна обжечь в случае неосторожного обращения с ними.

Волшебница не отрывалась от волн, появляющихся в процессе возмущения водной глади. Бугристые анасеймы[50] растягивались с каждым преодоленным сантиметром. Истончались и наконец, касаясь противоположной стенки бассейна, пропадали – становились частью гладкого акватория[51].

Вода сделалась гладкой, будто бы замерзла или покрылась нефтяной пленкой. Лишь изредка Элли вызывала всполохи, двигаясь. Она увидела в отражении дрожащий образ мужчины с ореховыми волосами. Образ был сперва туманным, неявственным, но после он обрел более четкие контуры, стал отчетлив, понятен и практически перестал дрожать.

Чародейка не сразу придала этому мужчине какое-либо значение. Сперва она посмотрела на окружающие ее мраморные статуи нимф.

 – Я здесь. – Улыбнулся мужчина. – Порадуй же меня своей улыбкой, как прежде.

– Ничего не будет как прежде, Асгрим. – Ответила она, отводя взгляд. – Никогда не будет, слышишь? Я вернулась не ради тебя.

– Знаю… Но ты, тем не менее, все же вернулась в Ложе.

– Я была вынуждена. К тому же, ты не приложил к этому свою руку.

– Верно, не приложил, как и не приложу к кое-чему другому.

– О чем ты? – чародейка резко повернулась, потревожив почти идеальную ровность лазурной глади.

– Эрик… – устало бросил Асгрим. – Был арестован в Оксеншире, и теперь он отбывает наказание в узилище… Пока не внесут залог, конечно же.

– Асгрим, я…

– Нет-нет! Стой… Я знаю, о чем ты попросишь. И я говорю нет. Я не собираюсь его освобождать, пусть с ним разбираются тамошние чародеи. Потому как именно они и будут решать, что с ним делать.

Элли громко вздохнула, сопоставив свой вздох гулу, стоящему в помещении.

– Что ты хочешь? – спросила она. – Стой! Прежде, чем ты скажешь, отвечу: в альков я не пойду, не проси…

– Я не стану у тебя что-либо просить, Элли. Я понимаю, что ты все еще любишь этого мутанта, несмотря на то, что сама его бросила, когда была нужна ему. Подумать только, оставила любимого и стерла ему память обо мне…

– Чуть не забыл, – бросил он, прежде чем уйти, – даже не думай помогать Эрику. Его история закончилась. Он уже не тот паладин, каким был. Позволь чародеям Бринссента разобраться с ним. Ходят слухи, что его лечили ведьмаки. Тебе известно, что такое Ведьмачья Трансмутация? Это процесс, предполагающий введение в организм эликсиров, которые изменяют гормональную систему, нервную и метаболизм. Уверен, они напичкали паладина всевозможными препаратами, так что он вряд ли будет прежним. Теперь, когда по его жилам течет ведьмачья скверна, он стал мутантом.

– Ты лжешь!

– Нет, не лгу. Я и сам до последнего в это не верил, но после мои пташки напели, что после изгнания призрака, организм Эрика значительно ослаб, поэтому он не смог бороться с воздействием медальона. Он был на грани смерти, поэтому я, в отличие от других чародеев, не шибко-то его порицаю. Всем хочется прожить как можно дольше. Но, тем не менее, представь, как новость о болезни Эрика потрясла орден. Великий паладин стал энергуменом, после связался с колдунами и дабы не умереть, прибегнул к самой отвратной в Лирии операции. Именно поэтому я и не позволю тебе покинуть замок. Это опасно. Оставь Эрика.

– Пообещай, – не сразу сказала Элли. – Пообещай, что Эрика не убьют…

– Обещаю, – соврал Асгрим, устремив взгляд куда-то вдаль.

Элли ему, конечно же, не поверила, но она не могла что-либо сделать. Она вернулась в Ложе, а значит назад дороги нет – мосты сожжены. К тому же Асгрим установил круглосуточную охрану территории замка, чтобы никто не мог его покинуть без его ведома. А что касается телепортов – строение окружал магический барьер, попросту блокирующий использование оного заклинания.

Это была клетка. Золотая, но все же клетка.

5

Паладин остановился на краю людного торжища. Вытащил расписку. Руны гласили, что «Эрик Генриетт, по профессии – паладин, освобождается под залог, который внесла глава Бринссентского Чародейского Клана».

Ему не совсем были ясны мотивы волшебников, да и, честно говоря, не особо-то хотелось выяснять, зачем за него внесли залог. Но паладин знал, что чародеи никогда бы не стали кому-то вот так просто и безвозмездно помогать, тем более – паладину.

Он прошел мимо цепочки прилавков, склоченных из досок. Вывески, висящие на ржавых цепях над головами торгашей, тихонько поскрипывали. С дальних гор холодными потоками спускался воющий ветер.

Эрик заинтересованно вчитывался в уже знакомые руны, аккуратно выведенные судебным писарчуком. Внизу фиолетовыми чернилами был вписан адрес гражданина, который внес залог, а напротив – инициалы: «А. В.»

Паладин собирался отыскать столь благородную личность, чтобы узнать ее мотивы прежде, чем он станет героем какой-нибудь паскудной истории. А он был уверен, что рано или поздно станет!

Эрик был свободен. Он мог уехать из Оксеншира прямо сейчас, но что-то не позволяло – какое-то неизвестное чувство тревоги. Он был уверен в том, что во всем этом как-то замешана Элли, несмотря на то, что залог внес чародейский орден, который не зависел от Ложа.

Прежде чем закрытое мышастыми облаками солнце сумело протиснуть свои лучи сквозь курчавость небесных тел, паладин уже преодолел несколько улиц. Улочки полнились группами путников.

«Улица Хэмпшир, 35-Эй», – повторил про себя Эрик, ступая дальше.

Чем дальше он шел – тем чаще слышал странные разговоры о дефетизме[52], накалившихся отношениях между Бринссентом и Рейнсградом, разъездах, которые снуют по лесам и полям – тем было много, и они мало интересовали Эрика. Причем, зря он не интересовался этим. Человека, который выкрикивал свои лозунги о войне, звали Брайсет Энспор. Это имя будет записано в анналах. Оно войдет в историю, как имя человека, чьи слова из уличных бредней превратились в пророчество.

Но Эрик этого знать никак не мог.

Впрочем, как и Брайсет Энспор.

Отовсюду гремела какофония криков.

Жизнь на улицах, охватывающих центральную часть города, прямо-таки била ключом: торгаши пытались выудить у прохожих больше монет, вторые старались снизить заявленную сумму; музыканты насиловали уши горожан своим пиликаньем, а местная шпана ломала лютню какого-то несчастного барда со светлыми волосами.

Группа из четырех человек насильно отнимала у менестреля пергаменты с намалеванными стихами, бросала на землю и топтала, не прекращая хохотать и обрушивать на любителя баллад грязную ругань касательно его родителей. Особенно – мамы. На стене одного из зданий, на фоне которой творился оный беспредел, красовалась надпись, начертанная известкой: «УБИВАЙ ИЛИ УМРИ!»

Поэт пытался отбиться от обидчиков. И делал это, стоит заметить, весьма хорошо, но агрессоров было в четыре раза больше – трубадур не мог отбиться от всех сразу, не получив пару тумаков.

Это не было делом паладина, оно никак его не касалось, но он почему-то решил, что стоит помочь скальду. Не делая каких-либо резких движений, Эрик ударил в ругающийся клубок шпаны потоком воздуха, откинув их к исписанной стене амбара.

Напавшие на барда подлецы даже и слова не сказали. Не сумели. Паладин «угостил» каждого парой-тройкой сочных ударов в мягкие места, наградил сильным ударом в лоб и приласкал фирменным правым крюком. Ни один не успел убежать или оказать сопротивление. Нападавшие обмякли и упали в пыль.

– Одному драться против четверых, – съязвил Эрик, поднимая то, что осталось от лютни. – Не слишком рассудительно.

– Поэзия не знает, что такое рассудок. – Торопливо заявил виршеплет. – Она живет чувствами. 

Юноша был невероятно симпатичен. У него были прелестные блондинистые волосы. Его сине-зеленый плащ выделялся на фоне остальной, более тусклой одежды – кремового верха и серого низа, который оканчивался высокими сапогами. Тело барда охватывали два черных ремня: один был на поясе, а второй проходил через левое плечо. В месте, где встречались ремни, Эрик заметил флейту, протиснутую в кожаные объятия элементов наряда.

– Лютне конец. – Осведомил Эрик, – но, вижу, у тебя есть альтернатива.

– Такая себе альтернатива, господин... – Отозвался бард, прикрывая складками плаща серебряную флейту.

Он снял с правой руки кожаную перчатку, ловко подошел к паладину и протянул руку.

– Марк... – Сказал, повеселев, поэт. – Лидонский...

– А я...

– Я знаю. – Прервал, улыбаясь, трубадур. – Эрик Генриетт. Великий паладин. У меня есть множество баллад, в которых говорится о твоих приключениях.

Паладин умело скрыл свое удивление и реакцию на раскрепощенность Марка. «Как так? – подумал он, – мы даже не знакомы, а уже на „ты“. Странно, однако». Но удивлялся он этому недолго. В конце концов, Марк ведь поэт, а представители оной профессии никогда не отличались особой застенчивостью и показательными манерами в обществе незнакомцев. Раскрепощенность в разговорах с незнакомцами и особенно незнакомками – вот характерная черта поэтов. Если не брать в счет их любовь к постоянным стихосложениям.

– Точно! –  Воскликнул Эрик. –  «Шепот в ночи» случаем не входит в список твоих работ?

– А как же! Входит. Это одна из моих лучших баллад.

– Врать не стану, – буркнул холодно Эрик. – Я не особо увлекаюсь поэзией, поскольку попросту не люблю все эти баллады, поэмы и прочие рифмованные произведения, повествующие о подвигах героев.

– Но большинство моих работ о тебе.

– Тем более те, что рассказывают обо мне. – Наконец выдавил Эрик. – В стихотворных произведениях все приукрашено. Проклятые гиперболы все портят.

– Оные гиперболы помогают усилить впечатление; они необходимы, чтобы читатель или слушатель мог представить детали в красках, погрузиться в тот мир, который описывает баллада. Никому не хочется все время жить в реальном мире, порой нам просто необходимы те миры, в которых благородные герои убивают монстров, а потом находят свою любовь.

– Один вопрос...

– Слушаю.

– В «Шепоте в ночи», насколько я знаю из слов моего друга, описана охота на мглистого вампира, так?

– Так, Эрик, – улыбнулся Марк. – Все так.

– Это князь рассказал о том, что произошло?

– Да. И про мглистого вампира, и про рэдкэпа... Типичного слугу вампира, которого ты жестоко убил после беседы... Наверное, много чего демон тебе наговорил, так?

– Тут ты прав, поэт. Много чего наговорил. Но это не твоего ума дело.

– Э-эх! Очень-очень жаль. Этот диалог мог бы украсить произведение.

– Мог бы, – согласился Эрик. – Но этого не будет, даже не думай.

– Но, думаю, я могу помочь тебе.

– Да? И с чем же?

– Ты забрел далеко в Брикстер, – ответил Марк. – А значит, скорее всего, заплутал. Мало кто заходит сюда по собственной воле. Но ничего, я знаю Оксеншир достаточно хорошо, так что легко проведу тебя к нужной цели.

– Может, ты знаешь и представителей чародейства?

– Конечно, знаю. Аделаида Воннегут – одна из главных чародеек Бринссента. Личность довольно известная, особенно – здесь.

– Можешь провести к ней?

– Могу... – протянул поэт. – Но позволь узнать, что за лиха тебя к ней понесла?

– Личный вопрос. – Процедил Эрик. – Больше тебе знать ничего не нужно, считай, заплатишь этим за помощь.

– Помощь?

– Да, я спас тебя от той шпаны.

– Ну, знаешь, я бы и сам справился с рейнсградскими бунтарями.

– В смысле рейнсградскими? С чего ты взял?

– А ты не видел львов? Нашивки. Это бунтари из Рейнсграда. Но, как видишь, всем на них плевать…

– А тебе?

– А я как все… Тут никого не удивить подобным, границы открыты – вот всякий сброд и стягивается со всех уголков Рейнсграда.

– Странная тут политика.

– Политика – не мое дело. Я творю произведения, а не историю. Я не сильный мира сего, поэтому это попросту не мое дело... Какой адрес у Аделаиды?

– Улица Хэмпшир, 35-Эй.

– Славно. Идти недолго, пошли.

6

Эрик ожидал, что Марк приведет его в патио, открытый внутренний двор, с разных сторон окруженный зеленой изгородью из разлапистых деревьев и кустарников, где обязательно найдется местечко для импозантного фонтана. Также он был бы не против провести время в шикарном саду, где услышит птичью трель. Но, увы, ничего такого он не получил.

Поэт привел его к большим дверям огромного дома, который мог соревноваться с королевским дворцом. В принципе это не особо-то удивляло паладина: в Бринссенте было множество подобных строений, отделенных от халуп и мелких магазинчиков путаницей улиц. К большим дверям солидного дома вели мраморные ступени, в совокупности образующие тянущуюся вверх полусферу, охваченную молочной балюстрадой. Каждая последующая дугообразная ступенька была длиннее предыдущей, из-за чего со стороны они напоминали гребни волны, появляющиеся при возмущении водной поверхности.

Марк сразу же покинул путника, как только привел его к дому чародейки.

Эрик не настоял на том, чтобы поэт присутствовал во время этой встречи – он мог наговорить лишнего. Поэтому, расслабившись, паладин поднялся по ступеням, желая быстро получить ответы на свои вопросы и уехать из города.

Двери дома открыл дородный мужчина. Гулкий мелодичный звук открывшихся дверей провисел в воздухе секунду-другую после того, как он вошел.

Он оказался в большом зале, облицованном полированным мрамором. Свод просторной комнаты, охотно принявшей гостя, украшал плафон – расписной потолок. Рисунки являли собой синие горы с принакрывшимися снегом вершинами. Сочетание гладкого молочного мрамора с серостью и синевой гор придавало всему увлекающую атмосферу. По мраморному полу была проложена дорожка из багрово-золотистых плит орихалка, сверкающих в свете. Оная дорожка тянулась прямо к чародейке, которая стояла к гостю спиной.

– Присаживайся. – Сказала, повернувшись, волшебница.

Пажи приволокли и установили одно кресло. Судя по тому, как они пыхтели – кресло было не из легких. Чародейка опустилась в свое седалище. Блеснула сапфирами перстней, возложив левую руку на подлокотник, а правой рукой поправив явно дорогое колье, сверкающее в глубине декольте.

Чародейка выглядела, как... Типичная представительница своей профессии, за исключением того, какую атмосферу она наводила на окружение.

Холод.

Горная серость и синева.

Да чего уж там. Даже украшения, звездами блестящие в завитых волосах эбонитового цвета, были сделаны из сапфира. Сама чародейка была в ярко-синем платье. В общем, от нее веяло исключительно горным холодом, как от нордов. Пожалуй, отличало ее от северянок то, что во всю эту серость горных массивов она обильно добавила яркость самоцветов, чтобы привлечь внимание. Может быть, она и была северянкой – кто знает. Нынче не разобрать, кто есть кто.

Эрик почуял беспокойство, которое до этого скрывалось где-то в глубине сознания и дремало, не мешая паладину. Беспокойство нарастало подобно катящемуся снежному кому.

– Я, право, не ожидала, что ты соизволишь прийти. – Вдруг улыбнулась чародейка.  

– У меня на то причины.

– Меня зовут Аделаида Воннегут, но тебе можно просто Адель.

– Да, – не торопясь сказал паладин. – Я знаю. У меня есть мотив визита: мне бы хотелось задать тебе пару вопросов...

– Ага, – вздохнула Адель, запустив пальцы, унизанные перстнями, в волосы. – Все эти вопросы... Они так утомляют, может, сперва отобедаем? Или тебе не нравится мое общество?

Аделаида Воннегут говорила медленно, цедила слова, будто перебирала все возможные варианты ведения беседы и, остановившись на самом оптимальном варианте, использовала нужные слова, ожидая именно той реакции, которая позволит ей продолжить выстраивать план беседы во время ее ведения.

– Уверяю, – едко улыбнулся Эрик. – Твое общество мне интересно, поэтому я горю от нетерпения. И желаю задать пару вопросов.

– Я отвечу, если ты отобедаешь со мной. – Настояла Адель, кривя тонкие губы.

– Хорошо. – Не сразу выдавил паладин. – Я согласен.

Он был слишком увлечен соблазнительной фигурой волшебницы, которую не сумело скрыть даже скромное платье, чтобы отвечать на поставленные вопросы сразу.

– Отлично! – Кокетливо сказала она, стрельнув небесно-лазурными глазами в Эрика.

Холодная молния сапфировых глаз пронзила паладина, увлекла.

– Прошу за мной, Эрик.

7

Эрик получил ожидаемое.

Как оказалось, Аделаида Воннегут любила трапезничать на заднем дворике своего дома, где рос шикарный сад. Верт[53] – Эрик был в этом уверен – являлся плодом достаточно хорошей магии. Но при этом была видна и рука профессионального архитектора, который сумел сделать из растительности в сочетании с мрамором нечто райское. Прекрасное.

Патио, богато украшенное пестрыми цветами и заполненное тихим, но, тем не менее, уловимым журчанием фонтана, порадовало Эрика. Паладину нравились подобные спокойные уголки, в которых можно остаться наедине со своими мыслями. Отстраниться от обыденных проблем. Но сейчас это было попросту невозможно – он помнил истинную цель своего визита. Поэтому не мог расслабиться и насладиться пленительным видом сада и роскошного фонтана со статуей дельфина посредине.

Чародейка устроилась за столом с мраморной столешницей. Жестом приказала налить гостю вина.

– Прошу за стол. – Она указала на плетенное кресло.

Эрик ненадолго закрыл глаза. Потом, ощутив на себе взгляд чародейки, посмотрел на нее, удивился тому, насколько безупречным абрисом обладают ее тонкие губы. Точно такие же были у Элли. Аккуратные, тонкие, будто бы ненастоящие, нанесенные кистью умелого художника.

– Выпьем за встречу? – предложила она, когда паж в безукоризненной форме принес серебряный поднос с бокалами вина.

– Надеюсь, тебе нравится «Эльзас», – продолжила она, помолчав миг-другой. – Если нет, то у нас есть и красное. Например, «Греаль» . Да, пожалуй лучше красное… Налей нам лучше другого вина. «Греаль» подойдет.

Паж быстро выполнил команду, и спустя миг-другой бокалы были наполнены красным вином.

– Ну. – Чародейка глотнула немного ароматного напитка, поставила бокал на стол. – Пока готовится обед, пожалуй, можно и поговорить. Какие у тебя вопросы, Эрик?

– В расписке написано, что за меня внесли залог, – ответил он, отпив немного вина. – Ты решила разориться на несколько тысяч злотых. У меня возник вопрос, чем же я так привлек твое внимание, что ты решила расщедриться. И мне интересно, что я теперь должен сделать, чтобы мы были квиты?

– Ты что же это… – обиделась Адель. – Решил сделать из бескорыстного, альтруистического акта жалкий обмен услугами? Я внесла залог – это так. Тысяча-другая не особо-то ударила по моему карману – даже не думай. Если это единственный повод твоего визита, то это довольно скучно. Не думала, что ты настолько прозаичен, Эрик. Мне всегда казалось, что ты более сложная личность…

– Мне жаль тебя расстраивать. – Ядовито ответил паладин. – Но, что поделать, какой есть. Не надо было тебе расщедриваться на освобождение такого прозаичного паладина. Могла бы дождаться, пока в холодную упекут другого, более интересного наемника… А лучше ответь на мой вопрос. Зачем ты внесла залог?

– Вижу, ты не успокоишься, пока не узнаешь правду. – Надулась Адель.

– Ага, – он решил не затягивать, отвечать как можно суше.

– Ну, тогда слушай внимательно, Эрик, поскольку повторять одно и то же у меня нет никакого желания. Тебе известно, что отношения между Рейнсградом и Бринссентом ухудшились?

– Да, я слышал, что несколько недель назад все было на гране войны.

– Нет. Не было… До сих пор на гране войны. Короли уперлись, Асмунд Эйвальд желает больше власти, поэтому подначивает Ледгорда, короля Бринссента, на агрессивные действия, чтобы выставить его потенциальной опасностью и иметь лишний повод для ответной агрессии.

– Что ж. Раз уж все так плохо, то почему бы чародеям не вмешаться? В Бринссентском Чародейском Клане, насколько я знаю, состоят в союзе волшебники и из Рейнсграда; и война вам попросту невыгодна.

– Ты прав. – Согласилась Адель, закусив губу. – Война приведет к расколу внутри ордена. Ослабит его. И впоследствии может привести к полному распаду. Ты даже не представляешь, что может произойти, если орден развалится.

– Знаю. – Эрик скривил губы в насмешливую улыбку. – Клубок змей развяжется.

Адель состряпала недовольную мину, кивнула пажу, который принес миску с фруктами.

– Ты ошибаешься, – наконец сказала она, когда паж удалился. – Причем фатально ошибаешься.

– Что поделать… Я всего лишь паладин. Мне не понять логику чародеев, как бы я ни старался.

– С чего ты взял, что чародейское мышление как-то отличается?

– Ну, мы уже долго болтаем, и ты так и не ответила на поставленный вопрос. С чего это ты решила пожертвовать на меня свои кровные? Какой у тебя мотив?

– Ты мне нужен, – она хищно посмотрела на него из-под длинных ресниц. – Я тебе уже все сказала. Как и было сказано, грядет нечто ужасное, и я уже готовлюсь к худшему, мне нужно, чтобы ты был в городе.

– Зачем я тебе здесь?

– Чтобы в случае беды, ты мне помог. Тебе придется принять участие во всей этой истории с Рейнсградом.

– Прости, что? Меня освободили из холодной ради политического убийства, переворота или какой-то другой паскудной цели?.. Знаешь, лучше бы твоя помощь и вправду была исключительно альтруистической.

– Не волнуйся. Тебе не придется совершать политические убийства и устраивать дворцовые перевороты. Хотя странно, что ты так удивился. Я слышала, паладины довольно часто участвовали в подобных событиях, особенно ты. Разве не так?

– Так. – Кивнул он. – Но в оных событиях принимали участие целые отряды паладинов, а не один наемник.

– Главное качество, – Аделаида стрельнула глазами, указывая на медальон собеседника. – Это делает тебя эффективнее любого отряда паладинов.

– С таким же успехом можно нанять ведьмаков. Они куда более эффективные, к тому же практически не задают лишних вопросов. Я бы сказал, это элитные наемники, а паладины – останки прошлого.

– Ведьмаки. – Фыркнула она. – Двуличные воины… Я лучше доверюсь обычному солдату, чем ведьмаку.

– Спорное высказывание. Нынче солдаты готовы Родину врагу сдать, лишь бы меч хороший получить.

Чародейка приняла манящую позу. В разрезе ее скромного платья виднелись бедра. И колено.

– Что ж, – сказала Адель, подождав минуту-другую. – Я донесла до тебя все, что хотела и все, что требовалось – моя работа выполнена.

– А когда мне придется выполнить свою?

– А ты что, согласен взяться за это?

– Я так понимаю, у меня нет выбора. Ты меня спасла, теперь я тебе должен, а оставаться должником чародейки опасно.

Аделаида Воннегут вонзила в Эрика взор сапфировых глаз. Ресницы захлопали, четко очерченные контуры губ изменились, образовали привлекательную улыбку.

Она не сразу сказала то, что собиралась выдать. Дала неловкой тишине провисеть некоторое время, чтобы произвести эффект.

– В таком случае. – Медленно, цепляясь за каждое слово, начала волшебница. – Будь готов к тому, что я с тобой свяжусь.

Записи Марка Лидонского

Кто бы мог подумать, что легендарный Эрик Генриетт на самом-то деле вполне обычный наемник со своими проблемами.

Это перевернуло мое представление о нем. Заставило задуматься над правильностью его образа в моих балладах, также побудило к спонтанной редакции и переизданию «Шепота в ночи». Поскольку диалог паладина с рэдкэпом мне до сих пор не известен, а носитель оной информации даже не желает ею делиться.

Хотя я уверен, в том, что скоро он откроется мне, поделится какой-нибудь интересной – я уверен, что интересной – историей и позволит написать балладу. Хотя разрешение, если честно, мне вообще-то не нужно, но будет лучше, если он одобрит мои труды.

Прошла уже целая неделя с того дня, как Эрик посетил прекрасную Аделаиду и узнал, что он необходим ей в качестве какого-то телохранителя. Но вот проблема, паладину не известно, когда он сумеет покинуть город, к тому же он не знал, когда Адель с ним свяжется. Его не устраивала подобная перспектива, поэтому Эрик намеривался завалиться к чародейке.

Я же, покорно следуя за ним и записывая подробности дела, пытался его отговорить от подобной бестактности.

– Тебя здесь вообще не должно быть, – сказал мне Эрик, выудив в кармане пару медяков для полкварты сивухи. – Перестань за мной ходить, поэт.

– Ты был не против моей компании все эти несколько дней. – Ответил я ему на то. – Больше скажу, ты радовался тому, что не придется шляться по незнакомому тебе городу в одиночку. Тебе нравится моя компания, признай.

– Признаю, но сейчас ты меня лишь раздражаешь. – Продолжил грубить Эрик.

Оно конечно понятно. Если бы и мне мешали действовать так, как хочется, я был бы раздражительным, но стоит заметить, что благодаря мне эта неделя была довольно насыщенной. Я показал дорогу до солидного публичного дома с самыми благородными... жрицами любви. Не понимаю, чего он такой... Ведет себя хуже юницы, которую пытаются склонить к постельным утехам.

Несмотря на все грубости, у меня получается убедить его в том, что нужно ненадолго оставить Аделаиду в покое. Эрик соглашается, и мы снова идем в публичный дом. Уверен, та рыженькая девица ему понравилась, иначе никак не объяснить то, что он всегда выбирает ее. Лишь однажды она была занята другим клиентом. Тогда, клянусь Старыми Богами, вокруг Эрика ярились молнии, и он неслабо приложил тому снобу за естественное желание и предрасположенность оного к коитусу. Вот они, истинные герои! Это вам не какой-то там благородный и до тошноты правильный рыцарь – нет! Эрик – уникальная фигура. Личность, в которой чувство долга соседствует с корыстными желаниями. Да, таких героев мало кто встречал и хотел бы встретить, но знаете, что? Ведь мир и сам не лучше. Он полон похоти, обмана и жестокости, так почему герой должен отличаться от оного мира, в котором живет?

До встречи с Эриком, я, честно говоря, думал, что он типичный герой, о котором интересней писать баллады, нежели общаться с ним, но я ошибался!.. Фатально ошибался! Эта неделя была воистину интересной, и наше общение украсило скучные деньки.

К тому же – спустя пару дней – мой новый друг все-таки дождался заветного письма от прекрасной особы, которая вам уже известна.

Адель пригласила его на ужин. Поэтому Эрик ускакал, что есть мочи, даже не сообщив, когда вернется. Но я все равно успел-таки заставить его снять куртку и надеть что-нибудь более приличное. В итоге он раскошелился на солидный дублет, чтобы произвести на чародейку впечатление. Даже не понимаю, зачем ему это…

Хотя нет, предположение есть, но это всего лишь предположение. Лучше не выдумывать, и просто дожидаться момента, когда все прояснится. Потому как наша фантазия не имеет границ, в отличие от действительности. И порой мы можем напридумывать такого, что аж самим страшно становится.

8

По правде сказать, Эрику и самому хотелось посетить Адель. Встреча была назначена все в том же патио, где произошла первая. Паладина влекло это место. Ему казалось, что чародейский сад был своеобразным Эдемом для него, и он мог проводить там время часами. Один. Без всех. В последнее время, кроме Марка, ему никто и не был нужен, да и тот откровенно надоел паладину своими постоянными расспросами о заказах. За прошедшую неделю трубадур умудрился выудить из Эрика столько подробностей того, как проходит процесс охоты, что паладин и сам удивился своей развязности. Было в Марке что-то скрытое от обычных глаз. Что-то, что он прятал в глубине своей сущности, скрывал от чужих глаз, прикрываясь постоянными шутками, – непристойными, кстати говоря – иронией и байками о своих постельных подвигах. Менестрель любил дурачиться, юлить и частенько становился поводом для драки в какой-нибудь корчме. Как оказалось позже, те четверо, что безбожно лупили скальда, делали это за дело: Марк порядком им поднадоел, к тому же задолжал их – как они его сами называли – шефу. Поэт оказался в Бринссенте именно по этой причине. Он попросту решил уехать из Рейнсграда, где ему грозила опасность. Любитель баллад поведал эту историю лишь когда обильно выпил и, приличия ради, угостил спасителя, а теперь еще и друга, плотным ужином.

– О, милсдарь Эрик, – поприветствовал его паж, как только паладин пересек порог дома. – Прошу, проходите.

Он снова оказался в зале, от которого веяло горной свежестью и хладом. Но было и нечто иное. Плиты орихалка как-то сильно выделялись, добавляя в атмосферу пронизывающего холода нотки тепла. Четырехугольные плиты огненно-алыми линиями испещряли молочно-мраморный пол. Словно лопнувшие капилляры – белки глаз. Паладину до сих пор не было ясно, с какой целью архитектор решил испортить целостность сия бело-сапфирово-серой картины небольшими долями огня.

Однако, загадка.

Хотя стоило уже привыкнуть к подходу чародеев. У них все не как у других. Начиная с возможностей и заканчивая элементарной архитектурой. То, что для одних дикость, для вторых вполне нормально – чудеса жизни.

Эрик прошел вслед за пажом в патио.

Журчание дивного фонтана и резкий запах цветов, из которых особо выделялась фрезия, вернули гостя в Эдем. И духовно, и физически, поскольку спустя мгновение-другое наряженный паладин предстал перед Аделаидой.

Чародейка тоже не уступала паладину в наряде. Она будто знала, что он придет к ней одетым в темные цвета, и поэтому надела белое платье. Они контрастировали. Охристо-золотистые волосы Эрика и эбонитовые – чародейки; темные цвета дублета с золотистыми шнурочками и пуговками и совершенно безукоризненно-белое платье чародейки, которое выделялось среди сапфиров.

– Я рада, что ты пришел. – Улыбнулась она, выдвинув левую руку и изрекая заклинание.

В один миг весь полумрачный двор обогатился мягким светом. Над головой вальяжно плавали магические шары, окруженные сверкающими ареолами. Дивная, стоит сказать, картина. Изображение, внушающее невероятное чувство спокойствия, романтики и влечения. Сильного влечения.

Эрик испугался собственных мыслей – Каменное сердце больше не имело прежнего контроля над его чувствами, и не было способно заглушать явные эмоции. Оные сразу выдавали, поскольку лицо гостя вмиг переменилось. Глаза хищно впились в идеальную фигуру Аделаиды, которую ничто не могло скрыть, даже скромность покроя.

– В прошлый раз нам так и не удалось прилично пообедать, – проговорила чародейка, – надеюсь, что мы сможем хотя бы отужинать.

– Да, – с уже серьезным лицом сказал паладин. – А я надеюсь, что ты ответишь на мои вопросы.

– Значит, спокойно поужинать у нас не получится.

– Увы. – Эрик по жесту Адель сел за стол.

На мраморную столешницу положили тарелки, бокалы и графин с вином. Паж принялся что-то говорить, но Эрик уже не слушал. Он смотрел на Аделаиду, которая внимательно вслушивалась в слова слуги, или, по крайней мере, делала вид, что слушает его. Ее платье, сочетающее шифон и шелк, трепетало при каждом движении. Волновалось, словно листок на ветру.

Паладину хотелось бы ответить Адель улыбкой, но он не хотел выказывать лишнюю любезность. Не сейчас. Это может помешать и, скорее всего, помешает его истинным целям, а также затуманит разум. Ему не хотелось лишний раз убеждаться в том, что чародейки могут имитировать практически любую эмоцию. Их актерская игра порой поражала.

– Что ж. – Сказала она. – Спрашивай, я готова отвечать.

– Итак. Ты уплатила за меня налог, хотя не должна была этого делать. Более логичным для чародейки действием было бы казнить меня, паладина. Уверен, у тебя достаточно возможностей, чтобы это устроить, не так ли? 

– Так ты бы предпочел умереть? – улыбнулась Адель, в который раз вынуждая Эрика маскировать свою симпатию.

Она заметила это еще давно, но ей нужно было подтверждение догадок. И вот они – на блюдечке.

– Почему ты скрываешь свои эмоции? – вдруг спросила она, глотнув вина.

– Я ничего не скрываю. Я искренен как никогда. А вот ты явно что-то таишь, потому как пытаешься увернуться от более конкретных ответов.

– Ты прав, Эрик. Я пытаюсь уклониться – браво! Но это лишь потому, что я уже тебе все сказала. Ты мне нужен здесь.

Эрик заметил в ее аквамариновых глазах вызов. И боялся его принять. Он не был готов к подобной близости с очередной чародейкой. Да и настроение у него было все же не такое хорошее, чтобы отвечать взаимностью. Он решил не грешить словоохотливостью. Но поддержать диалог все же стоило.

– Я думаю, – начал он выражать мысль, – что я понадобился тебе для какой-то извращенной цели. Может, например, для элиминации – не знаю, все может быть.

– Как же умело ты прикрываешь слово «убийство» элиминацией… – вздохнула и продолжила говорить менторским тоном: – Не говори глупостей. Для элиминации чудовищ у меня есть множество артелей странствующих рыцарей.

– Есть у тебя и вправду их так много, зачем тебе я? Думаешь, они не справятся с такой элементарной целью?

– Я в них всегда уверена. Но странствующие рыцари больше подходят для охоты на бестий.

– Вот только, видимо, толку от них маловато. Чудовищ меньше не стало, а некоторые и вовсе пользуются большим авторитетом, чем... элиминаторы.

– Кто же?

– Ты бывала в Кинарисе?

– Да, пару раз.

– В Восточном Кинарисе есть деревня Унд'Вигс. Местные жители оного поселения поклоняются Арнвальду Подземному.

– Я, конечно, впервые слышу об этом божестве, но что в этом удивительного? Подобных сект полным-полно в Лирии.

– Да, но оная верует в Арнвальда и в его чудеса, потому как сами стали свидетелями его деяний. Я уже выяснял, что же это за подземный бог. Как оказалось – подземный огр, который поселился прямо под Унд'Вигсом.

– И что же за чудеса он вытворяет? – чародейка заинтересовано взглянула на гостя.

– В основном поджигает кусты... – Эрик решил улыбнуться. – В первый он сделал это случайно, когда ругался с братом. Они решали, как сложить поленья для костра, в итоге завязалась драка, и эти буйные существа фуксом разожгли огромный костер. В итоге огонь через расщелину выбрался наружу и попутно поджег всю растительность вокруг. А какой-то бедолага стал свидетелем этой картины. Представь, ты проходишь мимо кустов, а те внезапно воспламеняются, и сопровождается это чудо жутким матом – чем тебе не божество? И самое удивительное то, что теперь об этих ограх знают все жители деревни и даже разговаривают с ними, советуются и приносят жертвы. К счастью, не людей.

– А почему ты их не убил? Ведь – мог...

– Мог, – подтвердил он, – но крестьяне пообещали, что если я их трону, они меня сожгут на костре в качестве еретика.

– Ты испугался горстки кметов? Не верю!

– Я испугался того, что мне придется защищаться, а значит, и убивать оных кметов. Подобное в мои планы не входило. Да и, может, это даже к лучшему. В конце концов, ни одно божество не отвечает на молитвы и ничего не дарует взамен на жертвы, а с этими Богами можно хоть изредка да поболтать.

– Так к чему ты клонишь?

– А к тому, что в скором времени чудовища будут пользоваться бешеной популярностью, а таких наемников, как странствующие рыцари или... паладины попросту перестанут нанимать. Поэтому я удивлен, что ты до сих пор не уволила своих элиминаторов и не распустила артели.

– Твоя теория интересна, но это лишь теория – не более. 

– Я надеюсь, что все это останется лишь на уровне теории. – Помолчал минуту-другую, а после добавил, улыбаясь: – Мы изрядно отвлеклись от темы. Ты обещала поведать мне о своих планах. Мне нужны подробности: каким образом я буду тебя защищать? От кого? Ну же… я слушаю.

Эрик уже с трудом сохранял спокойствие. Говорить медленно и спокойно было все сложнее. Глаза жадно смотрели на Аделаиду.

Она заметила это уже давно. Но тоже не подавала вида.

– Если честно. – Сказала Адель. – Я и сама-то точно не знаю. И знаешь что, мне надоела эта маскировка…

– О чем ты?

Без лишних слов Адель приподняла правую ладонь, нарисовала пальцами витиеватый узор. Ее лицо скрылось за слоями пелены и густого тумана. Всего на несколько мгновений. Когда туман растворился в воздухе, перед Эриком уже сидела Элли.

Он изумленно смотрел на нее. Не мог оторваться. Элли предстала совершенно в новом, каком-то роде непривычном виде.

Она была рыжей. Классически, сиречь природно. 

Огненно-рыжие волосы волей-неволей заставляли его проводить параллели между дикими языками огня и лавой. Она, как и прежде, могла сойти за классическую красавицу. Причем такую, которая не корректировала внешность магией. Она была еще более прекрасной, чем раньше, хотя до этого Эрик думал, что дальше некуда.

«Divina facies», – пронеслось у него в голове как когда-то давно, в день их первой встречи.

Ланиты пылали, выделяясь тепло-розовым оттенком на фоне тонированной, ржавой рыжины. А губы, обладающие безупречным абрисом, подчеркивались привычной карминовой помадой. Она поводила головой. Посреди огненного зажглись более светлые оттенки: оранжевые и желтые.

Эрик только сейчас начал понимать, почему его не покидало чувство беспокойства рядом с чародейкой. Он ощущал привычную ауру, дразнящий вызов в глазах и что-то знакомое. Он был рад ее видеть.

Эротически стимулирующая рыжина надолго сковала внимание смотрящего.

«Нечто большее, – подумал Эрик, продолжая молчать. Он впивал этот образ, будто маринист – бушующие воды и плывущий по гребням галеон. – Она нечто большее... Как же долго я ее не видел».

– Чуть меньше года. – Она прочитала его мысли. Озорно улыбнулась, как прежде. Страстный взгляд отозвался мурашками, пробежавшими вдоль позвоночника.

– Мы не виделись чуть меньше года. – Повторила. – И, знаешь, я очень скучала.

– Как? – вырвалось у него.

– Аделаида – моя близкая подруга. – Торопливо начала объяснять Элли, – она согласилась подменить меня в Сафраге, а я приехала сюда... Вернее, телепортировалась. Не ругай меня, я должна была тебе помочь, к тому же, я хотела тебя увидеть... Я очень скучала, Эрик. Только не ругай меня, прошу.

Паладин покачал головой, посмотрел на нее. В свете магических шаров, испускающих приятный свет, ее волосы казались янтарными. Он попытался улыбнуться. Искренне. И у него все-таки получилось. Он давно так не улыбался.

– Ты, – отрывисто подал голос Эрик. – Стерла мне память перед уходом. Зачем?

– Ты изменился. Перестал меня любить.

– Нет…

– Не надо. Прошу. Не отрицай. Ты лишь помнил, что должен меня любить, признай. Но я не злюсь на тебя. Мне известно, что в тебя вселился призрак, и ты попросту не мог иначе. Но и я не могла поступить иначе, мне было необходимо обезопасить себя, кто знает, что бы сделал со мной демон, держащий тебя в узде. Я хотела обезопасить себя, поэтому и уехала. Прости, что оставила тебя в ужасный миг... А твою память я стерла потому, что боялась, что ты, будучи одержимым, найдешь того, к кому я ушла в ордене и совершишь глупость. – Жадеитовые глаза блеснули слезами. – Прости меня…

– Ты с самого начала притворялась Аделаидой?

– Нет. Когда мне сообщили, что тебя взяли под стражу, я сразу поняла, что тебе нужно помочь как можно скорее. Я с трудом связалась с Адель, и с еще большим трудом убедила ее помочь мне… Поменяться местами. Залог внесла она, но к моменту твоего первого визита вместо Аделаиды Воннегут была я. Я так рада была тебя видеть, что едва сдерживалась. Прости, что я стерла твою память. Когда-нибудь ты поймешь, что это было ради тебя… Все эти увертки и сложные фортели ради твоей безопасности. Все метаморфозы и внезапные, опрометчивые поступки, которые могли привести к серьезным последствиям, были выбраны исключительно во имя любви… нашей любви.

– Память можно восстановить? – сложно было определить его настроение по выражению лица. Сейчас оно казалось мрачным, но на лице красовалась искренняя улыбка. Элли знала, что эта улыбка настоящая. Он был рад ее видеть, и ничто не могло испортить этот волшебный момент.

– Нет. – Призналась она. – Заклинание было достаточно точным и сильным, оно разрезало связь между нейронами, в которых было это воспоминание. Тот… человек… тебе попросту не известен.

– И ты утверждаешь, что это было необходимо?

– Да. Я увидела, каким ты стал, и испугалась, что, когда мне придется уехать, ты выследишь Верховного Мага. И убьешь его. Либо сам умрешь.

– Чародеи не заметят, что вы с Адель поменялись? – спустя минуту-другую спросил он, беспокоясь.

– Не волнуйся, никто не узнает. Подобный фантом невозможно опознать. И мне надо сказать тебе еще кое-что. Уезжай из города. Я пыталась тебя удержать в Оксеншире, чтобы любопытство чародеев из замка Риденбург утихло. Ты ведь знаешь, где находится эта чародейская крепость?

– Бовалли[54]? – решил убедиться он.

– Да.

– И что им от меня нужно?

– Новость о твоей Трансмутации быстро добралась до ордена, и риденбургские волшебники заинтересовались тобой. Они думали, что никто не внесет за тебя залог, и хотели подержать тебя в темнице, а потом освободить и использовать тебя для своих извращенных целей.

– И для каких же?

– Я не знаю точно, но то, что тамошние чародеи творят безумные вещи – факт. Их ужасные эксперименты и опыты должны быть запрещены, но Ложе их выгораживает... Прошу тебя, Эрик, даже не думай туда ехать.

Эрик глотнул вина. Они даже не притронулись к еде.

Паладин снова одарил чародейку искренней улыбкой, встал и приблизился к ней.

Ее глаза блеснули, она поняла, что паладин наконец-то готов принять тот вызов.

– У мисс Аделаиды Воннегут есть кровать? – спросил он.

Чародейка прищурилась, улыбнулась и кивнула, встав с места. Она повела Эрика за собой в спальню подруги.

9

Платье, выполненное из шифона и шелка, подобно воде стекло с Элли, огибая контуры тела. Преодолев стройные ноги, оно уложилось на полу, рядом с кроватью.

Кровать была прямо-таки королевской: над ней имелся балдахин.

Они не торопились ложиться.

Он стоял напротив, впивал глазами ее наготу, которая поражала, словно неожиданный рокот грома и внезапная вспышка молнии. Эрик медленно двигался к ней, не отрывая глаз. Встав вплотную, он обнял ее за шею. Действия продолжались до тех пор, пока паладин не ощутил вкус помады на губах.

Чародейка пахла земляникой.

Она крепко его обняла. Он погрузился в ее рыжие локоны, чувствуя сладкий аромат ягод.

– Эрик… – замурлыкала она, потянув его к кровати.

Они использовали постель. Им хотелось сделать это, и они решились, причем сделали это без какой-либо ложной тени сомнения.

Перед Эриком была превосходная картина, побуждающая его к действиям. Он не мог думать о чем-то другом – нагота, отзывающаяся мурашками, приковала все внимание к себе. Окружающий его мир и проблемы попросту исчезли, превратились в ничто, как пепел.

Он остановился всего на миг, чтобы взглянуть на ее локоны, рассыпанные по подушке и порозовевшее лицо, контрастирующие с белыми шелковыми простынями и сатиновой простыней.

10

Сей процесс длился долго, но для них он пролетел слишком быстро. Им казалось, что они так и не успели вдоволь насладиться друг другом.

Эрик продолжал ее ласкать, пока она усмиряла дыхание, рвущееся из груди. Он медленно проводил пальцами по ее бедрам, а когда ему надоело – обнял. Причем сделал это так, будто бы она заменила ему весь мир, всю Лирию, сосредоточив в себе все необходимые блага.  

Ночь обещала быть достаточно долгой, и она не предвещала быть спокойной. Они не собирались спать.

11

– Элли?

– Что?

– Это ведь настоящий цвет твоих волос и глаз, верно?

– Как ты это понял?

– В день нашей первой встречи я сразу ощутил что-то неладное в этих мелочах. Паладины чувствуют использование даже такой незначительной магии.

– Что ж… ты меня раскусил. И я рада, что наконец-то смогла показать тебе настоящую себя. Но если ты захочешь, чтобы я снова вернула…

– Не надо. Я люблю тебя совершенно любой.

– Ты случаем не издеваешься надо мной, м?

– Если сомневаешься в моей искренности – посмотри в мои глаза, и скажи, что я лгу.

– Не стоит. Я верю.

12

Элли обняла его крепкой змеиной хваткой. Объятия были жадными и страстными. Руки обвивали талию паладина, а нога была закинута поперек его бедер.

– Я знаю, – прошептал он так тихо, что едва ли сам уловил сказанное. – Ты уйдешь, и сделаешь это, как и в первый раз – ничего не сказав. И я уже злюсь. На себя…

13

Утром, как и ожидалось, Эрик проснулся один.

Элли уехала.

Он не знал, куда она уехала, но мог бы погнаться следом – время еще было; но у него не было никакого желания преследовать ее. Смешанные чувства – злость и любовь – не позволили ему предпринять какие-либо меры. Эрик знал, что она оставит его, но сам факт все равно его злил.

К тому же, она не оставила ни одной записки.

Опять…

14

Корчмарь постоянно улыбался.

Все бы ничего, но у него не было передних зубов, а те, что были... Скажем так, лучше бы их тоже не было. Он протер старой намоченной тряпкой доски стола, поклонился и – О, Боги! – улыбнулся.

– Ну. – Марк перестал писать, свернул хрустящий пергамент и сунул его в дорожную суму, с которой почти никогда расставался. Его расспросы таки вынудили Эрика рассказать ему подробности охоты на вампира. Поэт добавил новые строчки в «Шепот в ночи», попытался передать атмосферу и пообещал паладину, что в скором времени он покажет произведение, а потом – даст концерт на свадьбе какого-то головореза, где споет лишь фрагмент.

Пока трубадур разбирался с рукописью, Эрик смотрел копошащихся пауков, которые молниеносно реагировали на малейшее колебание своих сетей. Бледно-молочные узоры паутин раскидывались под закопченным сводом, ловили в свои путы невнимательную добычу.

– Я осмелился сделать заказ, – сказал Марк. – Решил угостить тебя за помощь в написании баллады.

Паладин не стал возражать. В конце концов, его не так часто угощают. Чаще всего бывает наоборот.

Трактирщик вернулся быстро. Он положил на грубо отесанный стол, за которым сидели гости, деревянную тарелку с прожаренными сардинами. Следом частично беззубый мужчина принес вторую тарелку. Блюдце было устлано листьями салата, а на них – горочка улиток в чесночном масле.

– Прошу, – он снова ощерился. – Милсдарь Марк сказал, чтобы я как-нибудь по-особенному встретил. Дак я голову ломал, думал, чем бы удивить гостей – и бац! Решил купить на базаре сардин, а потом решил заглянуть в ольховую рощицу, а там – куча виноградных улиток, мне Василь когда-то говорил об этом змействе, дескать, вкуснота!.. Надя, женушка моя, прямо-таки королевская кухарка: мигом состряпала из этой неимоверности... моллюсков вкусность. А еще водочку... К сардинкам и улиткам. Что скажите, благородные милсдари?

– Неси, хозяин. – Кивнул скальд, хватаясь за хвост рыбешки. – Только хлеба еще не забудь прихватить.

15

Водочная бутылка быстро опустела. Чего не скажешь о блюде с улитками, брезжащими чесночным маслом, и сардинах, обильно политых лимонным соком.

Ледяной напиток, от которого аж сводило зубы, в основном элиминировался Эриком. Марк предпочел дождаться продолжения посиделки, и вдоволь напиться пивом с угрями, которые вот-вот будут готовы.

– Вот ты мне скажи, – менестрель выхватил из корзины хлеб, разломил его и макнул в оставшееся чесночное масло, предварительно закинув в рот шипящую улитку.

– На кой х... рен, – проглотив хлеб продолжил он. – Чародеи тебя так задергали? Что ты им сделал?

Паладин лишь пожал плечами, взглянул на дно бутылки. Пусто!

Он взялся за рыбу.

– А, может, ты обидел кого? У тебя это хорошо получается, сам видел.

– И что теперь? – Он вгрызся в спину сардинки, помолчал, а потом продолжил, выплюнув прожаренный плавник: – если каждый, кого я обидел, начнет мне мстить – мне объявит войну половина Лирии.

Он пожевал губами, выплюнул хребет и взялся за кусок белого хлеба.

Марк продолжил манипулировать вилкой, вытаскивая улиток из их обители. Еда была вкусной.

С кухни донесся говор, и до гостей добрался манящий запах дыма ольховых стружек.

– О чем задумался? – Поэт опустошил очередную раковинку, взял уже было следующую улитку, но тут же бросил обратно в тарелку, устланную листами салата.

– Кое-что произошло. – Вяло пояснил паладин, убедившись в том, что его медальон явно не борется с опьянением.

Он был этому рад. Так его жизнь будет гораздо веселее, чем если бы оный медальон блокировал действия благородных напитков.

– Не расскажешь?

– Не-а... Настроения вообще нет.

– Понимаю. Я, вот, тоже иногда в депрессию впадаю. И знаешь, что помогает мне из нее выйти?

Паладин состряпал вопрошающее выражение лица, мол, что же помогает?

– Любезный! – Марк повернулся в сторону кухни, где хозяйствовал улыбчивый корчмарь и его женушка Надя. – Повремени там с угрями и десертом. Лучше только пива принеси. Четыре кружки!

– Четыре? – изумился захмелевший Эрик.

Ну, изумление он сообразил не сразу и довольно паршиво. Больше напоминало гримасу отвращения.

В трактире – невесть откуда – появились две девицы. Они мягко, уверенно зашагали к подвыпившему поэту и уже напившемуся паладину.

Они были молодыми, может, чуть старше Элли. Они улыбались, сверкали безупречными зубами, щурились, разглядывая клиентов. Девушки были рыжеволосыми, и носили свободные сорочки – самый лучший наряд для таких жарких дней и, скорее всего, еще более жарких ночей.

«Ирония судьбы», – подумал Эрик, широко раскрыв глаза и разглядев ярко-лисью рыжину девушек.

Его недавно сложившаяся эротическая предрасположенность к рыжеволосым, видимо, решила ступать за ним следом. Либо Марк каким-то образом обо всем узнал и решил подшутить над другом, – Эрик уже считал его другом, впрочем, как и трубадур паладина – вызвав именно таких девушек.

У них не было веснушек. В смысле – вообще. Что, кстати говоря, было странным. С такой бурной рыжиной обычно в комплекте прилагаются и ржавые веснушки. Может быть, их бордель-маман решила, что от оных надо избавиться, и прикупила какое-то зелье у чародеек. В конце концов, Элли тоже была рыжей, и веснушек у нее не наблюдалось. По крайней мере, на лице – точно.

В трактире стало жарко. Или Эрику показалось. Он расстегнул пояс и, сбросив кафтан, закатал рукава рубахи.

– Благородные дамы, – заулыбался поэт, – присаживайтесь, не стесняйтесь моего друга. Он не такой буйный, каким может показаться.

«Ну, теперь – не такой», – подумал Эрик, обняв подсевшую к нему «благородную даму».

Она пахла шоколадом, как Cycnoches pentadactylon.

– За такую расторопность. – Марк бросил на стол мешочек – монеты тихонько звякнули. – Считайте, аванс.

– Вижу, – сказал изрядно пьяный паладин, – отсутствием денег ты не страдаешь.

– Когда ты из знатного рода, страдать не приходится. – Усмехнулся менестрель. – Частично. Не все можно купить за деньги… Многое, но, увы, не все.

16

С кружками пенящегося пива управились достаточно быстро, поэтому появилась нужда в вышеупомянутых угрях. Девицы не выделялись из компании особой скромностью, подвыпив, они явно повеселели и начали поддаваться ласкам и ухаживанию.

– Раз уж ты из знатного рода. – Он ненадолго перестал целовать девушку в шею, повернулся к поэту, который тоже зря времени не терял. – То чего подался в поэзию? Ты мог выбрать любую другую сферу, разве нет?

– У моего отца был лишь один вариант. – Отвлекся Марк. – Политика… На оную у меня смекалки как-то не хватало, да и желания никакого не было. Впрочем, и сейчас нет. Видишь ли, меня с детства учили тому, как надо править людьми. Отец хотел оставить мне небольшое прибрежное королевство Канталь, но я все время отнекивался. Не желал, понимаешь, править кем-то. Я понимал, что мне придется тратить свою жизнь на скучные заседания и политику, а оная, понимаешь, штука опасная. Если ты не хочешь двигаться вперед, то тебя обязательно отбросят назад. Да и, если честно, я боялся такой ответственности. Потому как боюсь всяких погрешностей – даже мелких. Малые погрешности кажутся большими, если обнаруживаются в поведении тех, кому доверена власть. А зная меня, оных было бы целая прорва.

– Так ты не просто из знатного рода, – изумился, – а самый что ни на есть правитель!

– Да какой же я правитель-то? – хохотнул он. – Я свалил при первой же возможности, оставив трон своему младшему брату Велиславу. Ну, он, понимаешь, по-доброму ко мне относится и обеспечивает средствами.

– Почему именно поэзия?

– А она мне всегда нравилась. В детстве я много сочинял, но все сонеты были матерными, за что мне изрядно доставалось по шее. Выпьем?

– Угу…

Девы были готовы. Они уже сами вешались на своих «кавалеров», и хихикали всякий раз, когда те отвечали нежностями.

17

Продолжением посиделок были раки.

Разговоры оставили на потом – приступили к трапезе.

Они с хрустом разрушали целостность кирпично-красных панцирей, рвали их зубами, высасывали белое мясо. Марк не переставал наливать пиво. Бочонок, который прикатил корчмарь, уже практически опустел. Черпак задевал дно пузатого сосуда.

Жрицы любви развеселились пуще прежнего. Их ручонки лезли туда, куда следовало, но оное действие было пока что поспешным. Эрик был в стельку, но пока что не был готов избавиться от мыслей об Элли и сближаться с другой девушкой. Как бы ему ни хотелось. С каждым глотком хмельного напитка чувство смещения центра тяжести ощущалось все сильнее.

18

 – Выпьем? – невесть в который раз предложил Марк, наслаждаясь решительностью девицы.

– Угу... – Эрик вытащил руку девушки, откуда следовало, поднял кружку и проговорил, понимая, что после этого глотка последует развязка. – Дамы?

Они хихикнули. Взялись за глиняные кружки.

– Будем!

– Сук... а, мы и так есть... Ну, хватит уже упиваться, бочонок опустел. Пора проверить, на что вы способны в постели, благодарные мазели.

– Уже?.. – изобразил удивление Эрик. – А ты не торопишь события?

– Ты это о чем? Мы уже... в хлам, очнись!

Рыженькая красотка неожиданно села паладину на колени, наклонилась к нему, охватила шею и прикоснулась губами к его светло-золотой щетине. А после – припала к губам.

От нее пахло орхидеями. Он знал, что это были феромоны. Такие используются в некоторых борделях для того, чтобы стимулировать клиентов к продлению соития.

«Это не Элли, – грустно подумал он, целуя партнершу. – Я даже не знаю, как ее зовут».

– Лея. – Прошептала девушка, перед тем, как выгнуться дугой и поддаться ласкам паладина.

Он быстро протрезвел, посмотрел ей в глаза.

– Ты чародейка?

– Да. Моя сестра – тоже.

– Но...

– Мы не из борделя. Мы пришли, чтобы проследить за тем, чтобы наутро ты отправился в Бовалли... Почему ты перестал меня целовать? Я сказала, наутро. Сейчас я вся твоя. Ну же!.. Возьми меня.

И он взял.

Сам не зная, почему так поступает. Ему просто хотелось. Как и трубадуру, которого едва ли удерживал факт нехватки места и не комфортной для процесса обстановки.

К счастью зал уже давно опустел. Все плотогоны, каменщики, углежоги и прочие работяги разошлись еще час назад. Кто домой, кто в бордель в поисках приключений, которые обязательно найдет.

– Ну-ка, корчмарь, жми-ка сюда! – крикнул Марк, едва удерживая девушку.

Хозяин таверны быстро прибежал, заранее протерев блестящие из-за масла губы фартуком.

– Да? Что?

– Есть свободные комнаты?

– Да-с, милсдарь поэт, найдутся!

– А лютня? – осклабился, – стихи так и прут.

– А чегой-то... Найдется! И лютня, и валторна, дажить гармонь есть!

– Не, гармонь себе оставь. Мне и лютни хватит. Вели лютню принести в комнату. И, кстати, – он вынул солидную сумму, поигрался одной из блестящих в свете каганцов монет и вручил злотые трактирщику. – Вот тебе за радушный прием. Купи что-нибудь Наде, она дивно готовит.

– Говорил, а! Говорил же!

«Боги, не улыбайся, – промелькнуло в голове у Эрика за секунду до того, как корчмарь гордо ощерился. – Твою ж мать...»

– Ну, Эрик, – встал поэт, – наверх! Навстречу к приключениям... И любви!

19

Меня талантом наградила,

Любовью обвязав, как сетью плут!

А что любовь?! Неужто, было?!

Таким, как ты, отпор дают!

– Марк. – Промурлыкала дева, которую, как оказалось, звали Эвайна. – Перестань тренькать. И вернись в постель!

– Эх, дамы. – Вздохнул бард, взяв глубокий аккорд. – Ничего не понимаете...

20

Биенье сердца и удары лбов.

Без снов недели, усталость тела,

Щекотка губ – и эта та любовь?

И это все, чего хотела?

– Да! Пекло тебя забери. Это то, чего я хотела!

21

Горели звезды надо мною,

И дни любви моей текли,

Я поражен был той красою,

Что унесла меня с земли...

– Будь добр, – сказала она, громко дыша и успокаивая бешеное биение сердца. – Выброси лютню. И сделай это со мной снова.

22

– О! Придумал!

Ты пришла ко мне мятежной,

Напевая нимфой нежной.

Красотой меня...

– Марк, твою мать! – Эрик был в соседней комнате, – перестань! Ночь за окном! Нам рано вставать.

– Это поэзия! Она требует жертв!

– Мой меч – тоже. Не вынуждай меня поддаваться требованиям! Лучше вместо грифа лютни возьмись за…

– Уже!

Дальше последовал стон.

23

– Лея…

Эрик погрузил пальцы в ее густые волосы.

– Что?

– Если я откажусь ехать в Бовалли, то…

– …будет худо. Не стоит даже пытаться. Поверь.

– Но…

– Я лично прослежу, чтобы ты поехал именно туда, куда необходимо. Не стоит злить тамошних чародеев и рушить их планы, поверь.

– Ничего не понимаю, зачем им…

– Спи, Эрик. Завтра рано вставать. Обними меня и спи.

Он так и сделал.

24

Перед ним, как и положено, на перекрестке, образовался указатель. Столп с четырьмя прибитыми к нему досками, на которых были намалеваны названия поселений.

Рядом с указателем, как положено, располагалась почтовая станция. В оные чаще всего заглядывали королевские гонцы, пограничные рыцари двух соседствующих, наемники или преступники, бежавшие из соседних королевств. Последние, кстати говоря, гостили здесь чаще всех вышеупомянутых. Оные часто промышляли на границе Бринссента и Рейнсграда, особенно там, где трудились крестьяне, вбивая в земли столпы и тем самым проводя четкие границы между двумя государствами. Такие поселения подвергались нападениям интенсивно и что самое паскудное, так это то, что короли обоих королевств бездействовали. Просто регулярно заселяли новых рабочих, обещая спокойную жизнь и хороший доход. А те, к сожалению, верили. Ну что может произойти, думали крестьяне, тихая работа: требуется просто прибивать в землю столпы, да устанавливать щиты с гербами – все!

Почтовая станция, как и полагается, представляла собой вполне солидный дом крытый дранкой. Эрик соскочил с седла, поправил подпруги и повел лошадь под уздцы к конюшне, пристроенной к основному зданию. Он прошел мимо колонн, на которые давил навес, бросил взгляд на дальний сарайчик, где были запасы.

Конюшня была большой. Состояла из отдельных помещений: фуражной, инвентарной, сбруйной, помещением для мойки лошадей и отдельной комнатой служака. Оным был мужик лет пятидесяти. Увидев лошадку, сгорбленный тяжестью приличного возраста мужчина, поторопился к Эрику, принял у него вожжи и оплату.

– Гости в доме есть? – поспешно спросил он, желая услышать отрицательный ответ.

– Не шибко-то много, – ответствовал служак, поглаживая гриву клячи, – может пятеро…

«Сойдет, – подумал Эрик, направляясь в дом, – не должны помешать».

Он вошел.

Гостей и вправду было всего пятеро. Четверо были, судя по львам на нагрудной броне, рейнсградскими пограничными рыцарями. Пятым посетителем был рыжебородый гном в камзоле. Как и многие представители оной расы, он носил одежду коричневых тонов.

Главное, не задерживаться, подумалось ему. Поесть, отдохнуть – и в путь. Надо как можно дальше уехать от тех мест, где большое скопление чародеев.

Эрик окинул гнома мимолетным взглядом. Встретившись с паладином взглядами, низкорослый гость быстро посмотрел в другую сторону – внезапно заинтересовался стропилами и балками, на которые давил потолок. А рыцари были, судя по всему, менее осторожными, поскольку глядели на гостя с явным недоверием.

Ему было все равно. Почем – зря. Но он не мог знать, что дальше его ждет «веселая» история, которую он еще долго не забудет.

– Я бы перекусил яичницей. – Сказал Эрик, поигрывая монетками. – И принесите пива.

– До хрена хочешь! – опередил почтмейстера рыцарь.

Он встал из-за стола, блеснул рукоятью меча, зашагал к Эрику.

Трое оставшихся за столом просто наблюдали, хотя было ясно, что в случае беды, они быстренько выскочат и накажут недруга. Он знал. Но не мог придумать никакого ухищрения, которое помогло бы избежать драки. Драка, ясное дело, назревала.

– Прежде чем начнешь обжираться, – грубо продолжал ничем непримечательный, помимо шрама на щеке, служивый. – Ответишь на вопросы...

– Слушаю. – Спокойно проговорил он.

– Грамота о выезде из Бринссента имеется?

– Грамота?

– Да! Глухой, что ли? Говна в уши набрал? Грамота, спрашиваю, имеется?

– Зачем она мне? Моя профессия позволяет мне пересекать границы без грамот.

– И что за профессия такая?

– Паладин.

– Ага, – фыркнул рыцарь, – паладин. Как звать?

– Эрик. – Холодно ответил. – Генриетт.

– Мутант, стало быть. Значит, сучье племя. Подними руки, чтобы я видел! Ты арестован!

– А не пойти ли тебе в… – он не договорил, не было нужды. 

Рыцарь покраснел, вена на его лбу гневно вздулась, он стиснул зубы. Обернулся к своим. Те одеревенели, смотрели на Эрика, словно на пришельца. Они были в ярости, и было ясно, что будет дальше.

Солдат повернулся на месте, едва заметно кивнул. Не Эрику. А кому-то позади паладина.

Он понял, что к чему лишь за секунду до подлого удара. От которого, кстати говоря, ему удалось увернуться.

Гном, до этого сидевший, как говорится, на пятой точке ровно, вытащил из-за голенища солидных размеров нож. Замахнулся, намереваясь всадить его в спину. Меж позвонков.

Эрик среагировал быстро, но, к сожалению, не предвидел удар со стороны рыцарей.

Один из тех троих – они уже стояли, а круглый стол был перевернут – направил на Эрика арбалет.

Широко раскинув ноги, служивый ждал, пока гном, вцепившийся в хвост паладина и второй солдат, отхвативший правым крюком, разойдутся на безопасное расстояние. Он не мог рисковать жизнями своих.

Эрик ударил гнома локтем в живот, рыцарь, оклемавшись от удара, получил по носу подошвой сапогов. Паладин, убедившись в том, что низкорослый убийца присосался крепко-накрепко, поднял руки над собой, загнул их за спину, схватился за гномий камзол и перебросил через себя. Грузное тело гнома рухнуло на солдата.

Две стальные дуги луков арбалета блеснули. Тетива скрипнула.

Свист.

Выстрел.

Эрик ушел от одного заостренного стержня полуоборотом, но второй для него оказался неожиданностью. Болт с зазубренным наконечником вонзился в левое плечо, благо, не раздробил кость. Угодил в ткани.

Гном к этому времени уже успел малость оклематься, потянулся к ножу. Оружие лежало совсем рядом. Дотянувшись до рукояти узловатыми пальцами, он крепко ухватился за желаемое оружие; моментально встал, расставил ноги, прыгнул, взмахнув лезвием перед лицом паладина. Эрик продолжал двигаться полуоборотом. Он с невероятной легкостью уклонялся от коротких ударов гнома. Дождавшись подходящего момента, крутанул полный вольт, угостил коротышку сильным ударом локтя, а солдата, который тоже пытался подключиться к схватке, пнул в солнечное сплетение. Гном по инерции встретился с выставленным локтем, удар пришелся по горлу, вмиг забрав весь кислород. Коротышка взялся за горло руками, затянутыми в митенки. Конец предвещал очередной удар. Он рухнул рядом с рыцарем.

Быстрые движения давались с трудом, а порой и вовсе сходили на нет. Медальон на шее пытался исцелить носителя, паладин чувствовал, как рана стягивалась вокруг наконечника. Остальные рыцари не торопились. Они знали, что подходить к Эрику и вести ближний бой идея не из лучших. По крайней мере пока его не нашпигуют достаточным количеством бельтов.

– Чего встали?! – рявкнул рыцарь с арбалетом, целясь. – Арестуйте сучару!

Эрик попятился, понял, что использовать Ignis не самое разумное решение в помещении, где, скрываясь за стойкой, молился всем известным Богам почтмейстер.

– Эй, ты! – продолжал он, щурясь. – Подними руки, чтобы я видел, и сдавайся! Если сдашься, обещаю, не тронем.

– Почему я должен вам верить? – ядовито усмехнулся в ответ. – Ваш гном только что пытался всадить мне нож в спину, а ты «наградил» меня стрелой в плечо. А теперь требуешь, чтобы я поднял руки? Желаешь, чтобы я сдался?..

– У нас к тебе немало вопросов, сучье племя! Ну-ка, поднял руки – быстро!

– Засунь свои вопросы себе в жопу. И отпусти меня, иначе будет худо.

– Парни, умертвите этого выродка. Уж больно языкастая мразь…

– Бей-убивай! – воинственно воскликнул осмелевший рыцарь, бросаясь в бой.

Эрик сгорбился, обнажив клинок, обошел нападающего полувольтом, пинком лишил шаткого равновесия и повалил на пол. Увернувшись от шустрого взмаха другого меча, рубанул упавшего по спине. Серебро прошло поперек позвоночника. Кольчуга звякнула, кости прохрустели, скрежатнули. Доспехи обагрились.

Второй, которому повезло чуть больше, отделался лишением правой руки. Меч пришелся чуть выше сгиба локтя. Резанул под углом, неровно.

Рыцарь заныл, припал к полу, открыв обзор для арбалетчика, который уже натянул болты. Две дуги, расположенные одна над другой, снова заблестели. На дугах было множество оттисков.

Свист.

Выстрел.

Звон.

Прокрутив короткую мельницу, паладин отбил снаряды.

Первый болт все еще торчал из плеча. Вытаскивать стрелу с зазубренным концом не лучшая идея, поскольку наконечник разорвет рану, вызовет обильное кровоизлияние. Медальон, конечно, залечит рану, но на подобное понадобится время, а его-то как раз в обрез.

Эрик двигался медленно. Расстояние было небольшим. Стрелок мог легко попасть в голову, а Каменное сердце вряд ли было способно залечить подобное ранение. Паладину даже не хотелось проверять.

Подобная стычка была чем-то новым. Конечно, он не раз дрался в трактирах, но те дрязги никогда не заканчивались бойней.

Очередной бельт пролетел в нескольких сантиметрах от уха. Благо, он успел уклониться, присесть, напружиться для хорошего прыжка. Подпрыгнув к врагу, он рубанул от уха, и увидел, как выплеснулась кровь. Почувствовал горячий поток капель, коснувшийся его лица.

Ощутил ускорившееся биение сердца, головную боль и нудящую боль в плече.

Последнее, что он услышал – звук выбитой двери. Перед ним открылся портал. Кто-то подтолкнул его вперед, в пучину телепорта.

Он ощутил пробирающий до костей холодок.

Не успел взглянуть на того, кто толкнул. В его глазах вспыхнул опалесцирующий отблеск. И Эрик внезапно вступил в мрачное ничто, утонул в бесконечности, бесформенности и безвременьи.

25

Приземление было неудачным. Жестким.

Открыв глаза, он успел разглядеть что-то мутно-синее. А потом он шмякнулся. Каменные плиты, выстраивающие пол, оказались холодным и влажным. Понадобилась минута-другая для того, чтобы прийти в себя, преодолеть боль в плече. Удар протолкнул бельт еще глубже. Попади снаряд в кость, она уже превратилась бы в мириады кусочков.

Чародей, толкнувший его, – о диво! – приземлился весьма удачно, и уже стоял над Эриком, ожидая от него каких-либо признаков жизни. Паладин не торопился, знал, что встань он сейчас – события тут же пойдут своим чередом, а оные не предвещали ничего хорошего, поэтому нужно было набраться сил, чтобы дать отпор.

– Даже не думай. – Предупредил волшебник, заметив, как Эрик тянется к эфесу меча. – Вставай. Я знаю, что можешь, хватит играть в раненного, Эрик.

Он послушался. Медленно встал, посмотрел на чародея.

– Телепорт выдал сбой, – осведомил маг, – но не волнуйся, мы прибыли туда, куда нужно. Необходимо лишь подняться на верхний этаж. Сам… или придется применить силу?

Паладин успел обнажить клинок лишь до половины. Руны засветились, медальон задрожал – и все. Больше он ничего не успел. Чародей сложил пальцы в необходимый знак, потоком ярко-золотистой энергии парализовал буйного гостя.

Эрик одеревенел. Он выглядел как искусная статуя. Причем и положение было весьма солидным.

– И зачем я только спросил… – Вздохнул волшебник. – И так было ясно, что сам ты не захочешь подниматься наверх. И-эх… Ну ладно – делать нечего.

Он снова сложил пальцы в знак. Второй удар лишил Эрика сознания, и он снова погрузился в небытие.

26

Эрик очнулся в просторном помещении.

Он был прикован к массивному стальному креслу крепкими ремешками, а над головой поблескивал странный котелок, ощетинившийся серебряными иглами. Ему было не шибко-то сложно определить в помещении лабораторию. В основном это удалось благодаря явным признакам: помимо оборудования, помогало также обоняние, потому как здесь пахло эфиром, спиртом и чем-то еще, что осталось загадкой. А лишь потом, когда его глаза наконец-то стали видеть четче после телепортации, Эрику удалось разглядеть свое окружение.

Лаборатория была лишь частично стандартной, похожей на те, что были у любителей интрогрессии генетических модификаций. Такие ученые занимались, как они считали, благим делом. Они клялись, что будут использовать научные достижения и технологии для улучшения умственных и физических возможностей человека, сиречь будут заниматься трансгуманизмом.

Лаборатория, как и полагалось, была ярко освещена, а чистота и порядок, царившие вокруг, изумляли. В просторном помещении располагались столы, переливающиеся в свете чародейских сфер листами нержавеющей стали. Над одним из столов, который отличался лишь размерами, злобно – на двух ножках – висел целый набор игл, и гадюками тянулись кольчатые трубы, с конца которых стекала светло-синяя густая жидкость. Эрик не знал, для чего эти трубки и сонмы иголок, но он был уверен, что ничего хорошего они не предвещали. Особенно для того, кто лежал на этом столе.

На других же, более длинных столах по стандарту громоздились колбы, реторты, кругленькие линзы в стальной оправе, также – трубки, но уже стеклянные. В общем-то все, что располагалось на остальных столах, являлось стеклянной композицией: начиная с элементарных пробирок и заканчивая более сложными петлями стеклянных трубочек, по которым то и дело пробегала – опять же! – голубенькая жидкость. Поодаль громоздились гадко шипящие кубы и прочие бурлящие приборы – плоды магии и быстро развивающейся инженерии.

Но были здесь и такие приборы, которые говорили об ужасных планах генетиков-чародеев за себя. В дальней части лаборатории располагались инкубаторы – солидных размеров сосуды, обхваченные чугунными дужками и креплениями. Внутри инкубаторов, помимо субстанции синеватого цвета, находились отвратительные чудовища настолько огромных размеров, что едва ли помещались в сосудах. Среди них были сколопендриды и арахниты, под хитиновый покров которых были запущенны кольчатые трубки.

Вид изогнутых тел склопендридов и раскинутых лап арахнитов внушало неописуемое отвращение. Они плавали в неизвестной жидкости, изредка поддергивали ножками и огромными хелицерами в виде клешней.

К Эрику наконец-то спустились сами чародеи. Их было четверо. Трое были молодыми, а четвертый выглядел как ископаемое – реликт, хранящий в себе историю прежних цивилизаций Лирии, которые появились сразу же после Перерождения Мира. Они все были одеты в белые халаты, молодые – обриты налысо.

– Ты серьезно думал, что я так просто отпущу тебя? Никто не сможет помешать моим планам!

– Даже не пытайся сдвинуться. – Добавил, помолчав. – Ремни – формальность. Я не глупец, и сразу ввел в твой организм мощный парализатор, сделанный из яда мантикоры. Твоему медальону понадобится некоторое время, чтобы вывести яд из организма. Удивлен? – старый чародей нагнулся, посмотрел ему в глаза, положив свои ладони на его стесненные ремешками руки. – Уверен, что да...

Еще бы, подумалось Эрику, только кретин не удивится тому, что его приковали в лаборатории.

– Ты прав, – маг прочитал его мысли, – ты совершенно прав, Эрик. – Он заметил, как прикованный и парализованный смотрит на инкубаторы. – Нравится? – спросил. – Перед тобой будущее! Прогресс воплоти!

– Чудовища? – возмутился паладин. – По-твоему будущее заключается в создании монстров?!

– Не говори с архимагом Максимиляном в таком тоне! – бритоголовый ассистент с размаху ударил Эрика в живот. Перстни на его пальцах доставили дискомфорт.

– Все в порядке... – старик, которого назвали Максимиляном, остановил второй удар жестом. – Он гость, негоже так встречать гостей. Надо ввести его в курс дела, не то мы для него, небось, не лучше чернокнижников...

– Так и есть, – прервал тираду Эрик, оклемавшись от очередного удара.

– Нет-нет! Что ты, что ты! Мы не какие-то монстры. Взгляни на инкубаторы и скажи, что ты видишь?

– Чудовищ...

– Ты мыслишь плоско. Они не чудовища, это наше спасение!

– Спасение?! Старик, ты безумнее деревенской девки, которая утверждает, что она невинна после ночной гулянки.

– Я не осуждаю тебя. – Он удивительно быстро добрался до сосуда со сколопендридом, стукнул тонким указательным пальцем по толстому стеклу. – Многие разумные существа мыслят исключительно стереотипами. Если они видят что-то отвратительное, мерзкое, сразу же называют это чудовищем... Но из многолетнего опыта работы с этими «чудовищами» я уяснил одну важную вещь: не все, что имеет кроваво-красные глаза и полную пасть клыков является монстром.

– Ты прав, старик… – согласился Эрик, – ты и без клыков и кроваво-красных глаз хуже любого монстра.

Перстни на пальцах лысого ассистента снова приласкали Эрика «чудным» ударом в живот.

– Довольно. – Максимилян остановил помощника, остальные стояли за спиной паладина и молчали. – Твои шпильки не смогут вывести меня из себя, Эрик. Я знаю, как надо общаться с такими невеждами.

Чародей влюблено смотрел на существо с длинным телом, множеством отвратительных ножек и хитиновым панцирем.

– Ты ведь даже не знаешь, для чего мы это делаем, – сказал. – Посмотри на эти трубочки, паладин. По ним течет жидкий кислород, который просто необходим для быстрого роста организма членистоногих. Видишь ли, многие столетия назад, когда Лирия полнилась обширными лесными участками, в атмосфере было неимоверное количество кислорода. Оный кислород напрямую действовал на скорость окислительных процессов, сиречь ускорял их. А чем быстрее протекали окислительные процессы, тем больше выделялось энергии, и, стало быть, увеличивались размеры тела таких существ, как сколопендриды и арахниты. Удивительно, не так ли? Казалось бы, такой незначительный факт; но в умелых руках и при должных знаниях эта мелочь стала ключом к созданию чудесных существ, которые будут нас оберегать.

– Оберегать? – Эрик ядовито захохотал. – Каким образом мутанты смогут оберегать нас?

Паладин слушал с неподдельным интересом.

– Мутанты, сотворенные здесь, – начал объяснять Максимилян, двигаясь от одного инкубатора к другому, – контролируются магическими печатями: знаками Алистера, древнего чародея и фактически прародителя Колдовской Генетики. Он стоит у истоков оной науки! Именно по его инструкциям и создаются здешние мутанты, в генетический код которых заранее заложены нужные функции. Эти существа, – он указал на сосуды, – охранники, этажом ниже находится секция рептилий, которые создаются для гладиаторских боев, сиречь для забавы, их мы отправляем в Ликир. Ну а на последнем этаже секция гуманоидов. Их создавать сложнее всего, да и цели у них куда более серьезные. – Замолк и добавил: – Они будут солдатами Бринссента! Только представь: больше не придется отправлять на войну мужей, теперь эту тяжелую ношу возьмут гуманоиды. Впечатляет?

– Да, – кивнул Эрик. – Но меня впечатляют не твои эксперименты, а твое безумие. Ты безумец, старик… Вы здесь создаете тех, от кого такие, как я избавляются, если угодно – элиминируют.

– Ты глуп. – Максимилян с ловкостью кошки приблизился к паладину. – Ты не видишь масштабность этих опытов… Впрочем, и не увидишь, поскольку не доживешь до триумфа. У тебя есть то, что необходимо для удачного завершения опыта.

– У меня ничего нет, старый маразматик.  

Удар, другой, третий. Эрик закашлял.

– Ошибаешься… Твоя реабилитация произошла путем Ведьмачьей Трансмутации. Ты наполовину ведьмак, стало быть, в твой организм ввели зелье Кроули. Это тот самый эликсир, который меняет гормональную систему. Ведьмаки используют этот эликсир для того, чтобы стимулировать секрецию экдизона… Только в более эффективной форме, и при этом из-за того, что гормон побочный, он никоим образом не влияет на структуру твоего организма. По крайней мере, нет того же эффекта, который может быть у членистоногих. Зелье Кроули способно сделать из обычного человека идеального воина, который быстрее и сильнее любого другого разумного существа. При этом в стальном шкафу в твой организм ввели Ведьмачью Скверну, она стимулирует секрецию других, не менее важных гормонов, относящихся к группе стероидов. После долгой Трансмутации твой слабый организм, который не был способен бороться с действием Каменного сердца и его силой, окреп. И теперь ему не составляет особого труда держать пагубное влияние медальона в узде.

– Ты утверждаешь, что всякие мутанты, созданные в стенах этой лаборатории под контролем печатей Алистера, но ты даже не представляешь насколько ошибаешься.

– Я все отлично понимаю, в отличие от тебя. Ты невежда, которому дарована такая сила. Твоя нигилистическая природа и цинизм не позволяют оценить масштабы возможностей собственного организма. Эрик Генриетт, в твоих жилах течет кровь мутанта, которая дарует невероятную мощь.

– Что ты несешь, старик?

– Наша беседа затянулась. Я и так просветил тебя в знак уважения, перед тем, как выкачать всю твою кровь. Аманнор!

– Не лучше ли будет сперва снять медальон?

– Не глупи, мой мальчик. Если мы снимем медальон и начнем выкачивать кровь, он может умереть во время операции.

Ассистент блеснул шприцем. Эрик стиснул зубы, ощутив укол. Жгучая боль заполнила тело. Она застилала зрение, пронизывала так сильно, что он едва удержался от крика. В его тело ввели очередную дозу яда мантикоры. Это причинило жуткую боль.

– Сперва необходимо выкачать немного крови для членистоногих, – спокойно осведомил Максимилян. – После перенесите его в секцию гуманоидов, там-то мы и выжмем из него всю кровь с модифицированными гормонами.

В глазах стремительно темнело, оборудования вокруг закружились в безумной карусели, постепенно абрисы предметов расплывались, покрывались завесой. Сердце заколотилось в сумасшедшем темпе – с каждой секундой становилось все более скверно.

Он закрыл глаза. Потому как мир постепенно погрузился в непроглядную, густую темноту. Смысла держать веки открытыми не было.

Его тело ослабло, размякло, будто тряпичная кукла. Голова повалилась набок. Он потерял сознание.

Когда его положили на холодный стол с покрытием из стальных листов, глаза невольно открылись, но мир все еще был во мраке. Эрик почувствовал невыносимую боль – десятки игл вонзились в тело. Кровь постепенно покидала тело. Он снова погрузился в небытие.

Его сознание вернулось к нему снова лишь, когда его поволокли в следующую секцию. Парализатор из яда мантикоры в смеси с тем, что в него ввели после и выкачиванием крови отзывались не лучшим образом. Он одеревенел, совершенно перестал что-либо чувствовать.

Его бережно, будто бы хрустальное изделие, уложили на другой стол, в секции гуманоидов.

Он не ощутил пробирающий до косточек холод стальной поверхности. Чувства атрофировались.

– Ну, есть последние желания?

– Вообще-то, да. – Скрипнул зубами паладин. – Одно-единственное желание у меня найдется.

– Слушаю...

– Чтоб ты сдох самой поганой смертью, проклятый старик! Чтоб вы все здесь померли, поганая сволота!

Лысый чародей вытащил очередной шприц, смерил Эрика взглядом, но так и не сумел ввести яд. Он отступил на пару шагов, упал на колени, принялся скрежетать зубами, Максимилян вторил ассистенту. Они оба забулькали, покраснели, душераздирающе взвыли, припали к земле. Оба начали биться головой об пол. Кость на лбу треснула, кровь тонкой струйкой полилась по носу, а у старика – и по длиной бороде.

Трое стоявших позади не могли сдвинуться с места, казалось, они застыли, и могли лишь наблюдать.

Тем временем Максимилян и его помощник зарычали от боли...

И лопнули.

Будто проколотый воздушный шарик – забрызгав изумленного Эрика кровью и кусочками органов. Паладин зажмурился за секунду до того, как его облепило отвратное месиво.

– Желание исполнено. – Донеслось откуда-то слева, там, где сгустилась тьма.

Чародейские сферы не освещали левую часть помещения, но Эрик отчетливо видел лестницу, а на одной из ступеней – мужчину. Своего спасителя.

– Прости, что так грязно. – Весело сказал незнакомец. – Мне надоели его бредни. Думаю, тебе тоже.

– Какого Пекла?! – выругался Эрик. – А ты еще кто?

Мужчина подошел ближе, но прежде чем приблизиться достаточно близко, щелкнул пальцами. Стоявшие позади ассистенты мгновенно превратились в кровавое месиво.

Мужчина, одетый в киноварный-малиново-кармазинный камзол с ярко-фиолетовыми полосками на манжетах и лазурные штаны с небольшими разрезами и буфами на коленях, имел улыбчивое лицо с породистым носом.

– Эрунд фон Иврик, – представился, – к твоим услугам, Эрик.

– Твое имя мне ни о чем не говорит, – простонал паладин сквозь боль.

– А Элли? – Эрунд приблизился к Эрику, положил руки, затянутые в перчатки без пальцев, ему на грудь.

– Она тебя прислала?

– В каком-то роде... Но сейчас не об этом. Из тебя выкачали немало крови, ты порядком ослаб.

– Яд... Мне не раз сделали укол.

– Знаю. – Его улыбчивое лицо не внушало никакого доверия. Улыбка была лукавой.

– Ты сказал что-то про Элли. – Он все еще не мог обрести контроль над конечностями и продолжал лежать. – Она тебя послала? Откуда она узнала, что…

– Ты в беде? – закончил Эрунд. – Очень просто. Я сам ей сказал.

Мужчина поправил торбу, перекинутую через плечо, слегка примял свитки, хранящиеся внутри. Он запустил два больших пальца за узкий ремень, подтянул, продолжил говорить:

– Я знаю, у тебя полно вопросов, – улыбка не сходила с лица, – например, тебя интересует, кто я, и как узнал о том, что тебе нужна помощь. На первый вопрос я уже ответил: меня зовут Эрунд фон Иврик, а что касается второго вопроса. Я просто знал, что ты нуждаешься в помощи – и все.

– Дерьмовое, однако, объяснение.

– Для дерьмовой ситуации – подобающее объяснение. Какая разница, кто я. Куда более важно то, что я тебя спас.

Эрунд был прекрасным переговорщиком – Эрик уяснил это сразу. Он обладал притягательным обаянием, с помощью которого сумел с такой легкостью избежать неудобных вопросов. Эрику он показался терпеливым, отзывчивым и, как бы это ни было странно, благородным.  

Но также он понимал, что это всего лишь ширма, скрывающая его истинное лицо. Доказательством было да хотя бы то, что несколько минут назад Эрунд фон Иврик превратил пятерых в месиво, щелчком пальцев. А, значит, он вряд ли обладает даже толикой сочувствия, а о милосердии лучше и не заикаться.

– А теперь, когда мы мило побеседовали, закрой глаза. И даже не спрашивай, зачем. Ты можешь мне верить. Если бы я хотел тебя убить – ты бы уже был точно такой же лужей, которой стали эти чародеи.

Эрик не стал ничего спрашивать. Закрыл глаза. Снова ощутил прикосновение Эрунда.

– Не стану врать. – Предупредил. – Будет больно. Очень…

Прежде чем паладин успел хоть как-то отреагировать, его тело уже напружинила пронизывающая боль. Она была настолько жуткой, что зубы заскрипели каменными плитами, трущимися друг об друга. Совсем недавно нормализовавшийся пульс снова подскочил. Сердце заволновалось, заколотилось в безумном темпе, в глазах снова потемнело, но на этот раз ненадолго.

Эрунд нашептывал заклинание на неизвестном языке, его голос иногда становился чуть громче. В такие моменты Эрик слышал, как лабораторию заполняет голоса. Сонмы голосов, твердящих одно и то же, но делающие это по-разному. Какой-то голос говорил чуть быстрее, какой-то был выше другого и наоборот. Некоторые мелодично напевали, в то время как остальные гадко, обрывисто выплевывали слова.

А между тем паладин почувствовал ноги, задвигал пальцами. Следом вернулось ощущение наличия торса, рук и всего тело соответственно.

На миг-другой он прекратил дышать. Ощутил судороги, рвущие тело, но все нормализовалось, когда голоса затихли, а Эрунд заговорил обычным – немного веселым – голосом.

– Показатели здоровья в норме, – известил он, потирая руки в перчатках. – Кровь на месте. Желание Элли исполнено. Рекомендую тебе вернуться к Марку, он закончил редактировать балладу, и хочет, чтобы ты ее оценил.

– Откуда…

– Не спрашивай, Эрик. Просто прими это как должное. Многие сейчас делают именно так: принимают происходящее вокруг как должное, не задумываясь над тем, а почему все произошло так, а не иначе. Будь таким же, и впишешься в социум, для наемного убийцы это важно – будет больше заказов… Если тебе интересно, здание крепости полностью очищено от недругов, не волнуйся и смотри под ноги, тут стало немного грязновато. На большаке будь осторожен. Нынче много стычек между Рейнсградом и Бринссентом – постарайся не попасть под перекрестный огонь. Марк ждет тебя в одном из трактиров Бовалли, куда по просьбе Элли ты не должен был ехать. Это так, если интересно, – он замолчал, пожевал губами, нашептывая, а потом выдал: – «Шлюхин сын»… Не принимай это как оскорбление. Так называется корчма… Название, однако, дерьмовое.

– Для дерьмового места – подобающее название.

– Ты быстро учишься, мне это нравится. Думаю, мы сработаемся…

– Что?

– До встречи…

Эрунд щелкнул пальцами – щелк! – и моментально испарился. Попросту – исчез. Эрик еще долго смотрел на то место, где мгновение назад стоял Эрунд. Потирал глаза, моргал – мужчина исчез. Паладин принял это как должное.

27

Элли оглянулась.

Никого не было.

Уже вот несколько последних дней ей казалось, что за ней наблюдают. С того момента, когда она вернулась в Совет Магов, также известный как Совет Семерых, ей все было чуждым. Но обстоятельства вынудили ее делить ложе с Асгримом, чтобы узнать, что орден уготовил Эрику. Верховный Маг позволил чувствам затуманить изощренный ум, которым всегда кичился. Долгие полгода она провела с ним, рассчитывая дойти до победного. Но, как бы Асгрим ее ни любил, он не никогда с ней не откровенничал.

В итоге, поняв, что чародей не попадется на уловки, она решила просто сказать Эрику, чтобы он был осторожен и ни в коем случае не ехал в Бовалли; а сама твердо решила покинуть орден и вернуться к паладину. Она надеялась, что он ее простит.

«Он должен меня простить», – подумала она, оглядывая огромное дерево с ветками, которым могли позавидовать стволы берез.

– Думаю, не стоит ехать к нему сейчас. – Послышалось невесть откуда.

Лес вокруг молчал. Дорога, изрытая колеями и покрытая лужами и грязью после проливных дождей, была пустой. Совершенно.

– Момент, знаешь ли, неподходящий. – Снова раздался голос.

Источником замечаний был мужчина, сидевший на солидной ветке.

Он был одет в камзол, через плечо была перекинута торба. Мужчина помахал рукой, затянутой в перчатку без пальцев.

– Рад тебя видеть, – продолжил, – ты, признаюсь, меня изрядно удивила. А это, напомню, очень непросто.

– Удивила? – она скинула капюшон, локоны заблестели янтарем. – Чем же я могла удивить самого Эрунда фон Иврика?

– Снова бросила Асгрима... – последовал ответ с привычной для Эрунда веселой интонацией и улыбчивостью. – Держу пари, бедолага места себе не находит, глядишь и сглупит, смерть сыщет.

– Эрунд, не нужно! Он не заслужил...

– Я пошутил. Его смерть наступит гораздо позже, и не от моей руки, а от... А! – отмахнулся. – Не буду говорить. Так не особо интересно. К тому же мы должны были встретиться в Шираторне, а ты решила двигаться к границе Бринссента, к Эрику. Не забывай, Элли, ты подписала договор, а я благородно наложил заклятие. Если бы не я, ты бы никогда не покинула Асгрима и орден, изменив внешность.

– Тебе обязательно это повторять? Я уже поняла…

– Я лишь констатирую факты, – он состряпал невинную мину.

– К чему встреча? Желание ты выполнил – факт. Но неужто нуждаешься в оплате? В контракте сказано о...

– ...трех желаниях – факт. – Язвительно сказал он, – но я здесь не за этим. Не успел я помочь тебе, и вдруг спасения требует твой возлюбленный. Причем уже вот-вот скоро ему станет худо. Сейчас он должен быть на почтовой станции, или – где-то недалеко от оной. Его ждет беда. Надо помочь, понимаешь?

– А что если ты лжешь?

– Я похож на лжеца? Я уважаю правду, и предлагаю свои услуги лишь в том случае, если без них не обойтись. Асгрим с легкостью бы сумел распознать чародейский фантом и заметил бы твой фальсификат, но мои чары он не ощутил, даже находясь на расстоянии протянутой руки. Подумай. Песок в часах невозвратимо сыпется, время невозможно контролировать. Никто не способен на подобное. – Замолк и добавил, блеснув безупречными зубами: – Кроме меня.

– Ладно. – Вздохнула Элли. – Я согласна. Помоги... помоги ему, прошу.

– Уверена? – он посмотрел на нее проницательным взглядом. Лошадь чародейки фыркнула, брыкнула и отступила на пару шагов.

Животные всегда вели себя странно рядом с Эрундом.

– Это уже второе желание, – констатировал мужчина, – дается всего три, после следует плата...

– Я помню. Помню. Просто помоги, прошу. Эрик мне дорог.

– Легко. Но у меня есть вопрос.

– У тебя? – она нахально скривила карминовые губы. – Я думала, у Эрунда фон Иврика, Ловца Желаний, есть ответы на все вопросы.

– Ловец Желаний, – он насладился каждой буквой этого словосочетания. – Я польщен, ты знаешь одно из моих имен. Вернемся к теме. Увы, я знаю ответы не на все вопросы. – Последовал такой же нахально-веселый ответ. – Некоторые вещи попросту скрыты. Даже я не могу понять твои мотивы. Ты ушла от Эрика, вернулась к Асгриму, а потом решила потратить драгоценное желание, чтобы предупредить его об опасности? Хотя, уверен, паладин и так знал, что, несомненно, его ждала ловушка со стороны Риденбурга. На худой конец – Аделаида Воннегут, эта прекрасная чародейка, могла его предупредить. Она пошла на опрометчивый поступок, заменив тебя и поменявшись внешностями, могла бы и предупредить, что более безопасно. Для чего все эти изощрения и чрезмерная витиеватость?

– Ты правда хочешь знать? – не сразу спросила она.

– Да.

– Обещай, что ответишь и на мой вопрос.

– Если он касается того, кто я, то...

– Нет. Не касается.

– Что ж... Ладно. Жду ответа.

– Любовь. – Улыбнулась она, посмотрев вдаль, через кустарники, где покрывалом расстилалось поле. – Это любовь.

– Примитивное чувство, – фыркнул Ловец Желаний. – Неужели, чародейка поддалась эмоциям? Та ночь стоила бесценного желания? Ты могла попросить что угодно. Даже счастливую любовь с Эриком.

– Такой вариант меня не привлекает. Любовь нельзя просто получить. За нее нужно бороться и идти через тернии. И да, эта ночь того стоила. Ответ тебя удовлетворил?

– Сойдет. Теперь – ты. Я внимательно слушаю...

– Ты сказал, не ехать к нему сейчас, почему?

– Сейчас это бессмысленно, орден быстро тебя отыщет, чтобы наказать за отвергнутое прощание. Плюс они изначально были против такого союза, впрочем, как и вся твоя родня... Ведь теперь Эрик и вправду мутант, асоциальное существо… Но вернемся к ордену: если ты вернешься к Эрику, чародеи вас отыщут, а с ними – Верховный Маг, я отчетливо это вижу. Тогда Эрик, скорее всего, вспомнит Асгрима, память о котором ты стерла, и попросту убьет чародея, а может, чародей – его; точно сказать сложно. Если же ты уедешь, допустим, в Сафраг, обещаю тебе, Эрик приедет. И не один. Жди гостей, и найди дом с погребом. Понадобится бочка пива. И не одна.

Он щелкнул пальцами...

И испарился.

Чародейка вздохнула, в ее глазах виднелся проблеск слез. Она потерла зеницы, накинула капюшон и развернула мерина в противоположное направление.

«Сафраг так Сафраг, – подумала она. – Уеду в Бебандурн».

28

Вечером рокотал гром, бушевал дождь, поэтому с утра было прохладно, свежо.

Эрик завалился к Марку глубокой ночью. Он застал поэта в одной постели с двумя девицами. Также скальд не забыл лютню. Он брал глубокие аккорды, напевал что-то о настоящей любви, а потом забывал все свои ямбы и хореи, и приступал к утехам.

День прошел довольно быстро, непринужденно. А ближе к вечеру путники решили напоследок – перед отъездом из Бовалли – заглянуть в корчму. Трактир был не особо богат и находился где-то на окраине прекрасного города, в деревне Рыбацкие Промыслы. Поселение было довольно крупным. Группы домов, сараев и прочих строений, крытых сеном и дранкой, раскидывались до озера, где мигали огоньки и виднелись лодочки, притулившиеся к небольшому мостику.

Харчевня выглядела солидно, стены изнутри были размалеваны пестрыми рисунками лилий, плюща и просто композициями красочных мазков, составляющих затейливые узоры.

Угощал Эрик. Марк не шибко-то возражал. В последнее время паладин частенько вкушал щедроты, поэтому решил напоследок угостить барда.

Они осмотрели полупустую таверну, засели чуть подальше, ближе к окну. Трактирщица быстро протерла поверхность грубо тесаного стола тряпкой, положила две пенящиеся кружки пива. А потом принесла им две деревянные тарелки с прожаренной до хруста рыбкой. В основном – мелкотней, пойманной в местном озере.

Марк зря времени не терял – подкрутил колки лютни, взял аккорд и принялся тихонько напевать:

Сквозь тишину пробиваются звуки,
В ушах голос твой милый звенит –
Эта звонкая трель, словно нежные руки,
А твой образ надо мной, как зенит.
Ты волновала мое сердце снова и снова –
То была воля любви, то ли – твоя.
А я ждал лишь нежного слова,
От которого душа бы запела моя.

– Новая баллада? – Эрик глотнул пива.

– Угу… Давай-ка напьемся? Че нам эти рыбешки!

– Да. – Сказал наконец Эрик. – Надо выпить.

29

– Зло никогда не пропадет! – паладин уселся поудобнее, глянул в окно, пока поэт не заслонил его собой, сложил руки на животе. – Мир не может существовать без Зла, понимаешь? Потому как… ну что такое зло?

– Эм… отсутствие добра?

– В точку! Поэтому Зло не пропадет. Добра в нашем мире столько же, сколько в борделе невинных девиц. И с оным Злом необходимо бороться. Именно поэтому много веков назад были созданы ордены. Паладины на Севере, Странствующие рыцари на Юге и Востоке, а ведьмаке на Западе.

– Но сейчас ведьмаки вне закона…

– Да. Потому что многие стали бояться их могущества. Я собственными глазами видел, как один ведьмак расправляется с целым гарнизоном рыцарей… Надо выпить!

Возражений не последовало.

30

Обсудив смысл жизни, поразмыслив над тем, что же такое настоящее Зло и перебрав все возможные темы, они замолкли. Эрик думал об Элли, а Марк нежно волновал струны лютни. Гости таверны шумели, занимались своими делами, поэтому никто не заметил, как мимо корчмы промелькнули жители деревни, а за ними – отряд рейнсградцев.  

Никто не заметил, как одного из рыбаков разрубили секирой. Его предсмертный крик и мольбы утонули в общем галдеже. Они бы и дальше так сидели, игнорируя взвившийся над домами дым, набирающий силу гневный шум и лошадиный храп, если бы в корчму не ворвались солдаты.

С десяток рейнсградцев в запачканных кровью доспехах с шумом и лязгом выбили дощатую дверь корчмы, повалили нескольких мужиков на пол и размозжили головы молотами.

Марк истерично крикнул, указывая на рыцарей. Эрик вскочил со стула, обнажил меч и успел легкими разворотами тела и плавными движениями меча отправить двоих в мир иной, но довести схватку до конца он не успел.

Сквозь крик трактирщицы, грязный мат мужиков и прочее пробился отчетливый щелчок.

Щелк!

Все вокруг замерли. Кроме Эрика. Паладин не сразу понял, что произошло. Он посмотрел по сторонам: опрокинутый стол остановился на полпути, кружки с пивом повисли в воздухе, постояльцы застыли, одеревенели.

Время вокруг остановилось.

– Один талантливый писатель сказал: «Никто не может контролировать время. Оно подобно ветру: мы его не видим, не можем удержать и не способны придать направление». – Из сгустившейся тени трактира, из-за углового стола, вышел мужчина с короткими волосами и улыбчивым лицом. – Писатель ошибся. Все же время можно контролировать.

– Видишь, что творится? – продолжил Эрунд, указывая на рейнсградцев, – эти, из Либерии, наверняка одержали легкую победу, раз уж решили продолжить наступление вглубь Бринссента сразу же. Я тебе так скажу, лучше уходи, оставь Бринссент, забудь о нем.

– Что происходит?

– А ты не видишь? Наступление. Война. И на этот раз не просто перепалка королевских дружин, а полноценная, крупномасштабная, самая что ни на есть настоящая война. Гекатомб. Геноцид разумных существ. Армии Асмунда, короля Рейнсграда, начали наступление на своего союзника, нарушив соглашение о ненападении. К тому же наступление было запланировано уже давно, потому как армия нападает, оставляя выжженную землю и горы трупов, со всех сторон. Группы, отряды Золотых, Серебряных и Бронзовых львов уже изрядно покромсали граждан Бринссента. Королевство падет меньше чем за месяц. Жители деревни узнали об этом поздно... Мужики не успели спасти не то что бы скарб. Даже детей с женами не сумели уберечь.

– Так зачем ты явился?

– Хочу поговорить кое о чем, – он пригласил его за стол. Эрик не стал отказываться.

– Тебе грозит опасность. – Продолжил Ловец  Желаний. – Не перебивай, прошу. Это дурной тон. Так вот, тебе грозит опасность. Не сейчас, но в дальнейшем...

– Нашел чем удивить, – прервал паладин, – мне каждый день грозит опасность, а из-за этой войны – каждый миг.

– Я говорю не про неизвестную и случайную опасность. Можно сказать, я предупреждаю тебя о конкретном.

– Говори...

– Когда ты в следующий раз посетишь Роух Тор по воли судьбы, не забудь избавиться от бочек Драконьего гнева.

– Что это значит?

– Если я скажу тебе прямо – ты поймешь, кто я. – Рассуждал Эрунд фон Иврик, оглядывая застывших посетителей и рейнсградцев. – А я не могу этого допустить.

– Почему? Ты какой-то древний чародей?

– Чародей? – Эрику показалось, что этот ярлык был принят Ловцом Желаний, как афронт. – Чародеи и вполовину не так могущественны. Я брезгаю их фокусами, которые они гордо называют магией.

– А твои внезапные исчезновения, власть над временем и прочее – не магия?

– Нет.

– Тогда, что? Кто ты на самом деле?

– Все, что тебе следуют обо мне знать – то, что я исполняю желания, даю окружающим то, чего он желают больше всего. Иногда я сам прихожу, чтобы помочь определенным личностям, но чаще всего меня вызывают. Поверь мне, Эрик. – Его лицо помрачнело, вечная улыбка сошла. – Если ты узнаешь, кто я – пожалеешь об этом. Лучше давай обсудим тебя. Я уже дважды спас твою жизнь.

– Что-то второго раза я не припомню.

– Вижу, ты плохо слушал. Я же сказал, избавься от бочек в Роух Торе, это спасет тебе жизнь. И еще кое-что...

– Слушаю...

– Скоро тебе придется ехать в Телинор, чтобы помочь тамошнему королю и заодно своему близкому другу. Запомни: эта поездка обернется чем-то большим. Перед тем как уйти, я готов ответить на какой-нибудь вопрос. Спрашивай…

– Почему ты решил мне помочь?

– Потому что – могу. – Хитрая улыбка вернулась, украсила лицо. – Я могу тебе помочь, и я хочу. У тебя три желания, Эрик. Используй их с умом, и не забывай, что потом я возвращаюсь за платой.

– Я не стану загадывать желания.

– Когда-нибудь – станешь. Все говорили, что не станут, но потом один за другим они использовали возможность, не замечая, что их гнилая натура растрачивает подобный шанс на недостойные просьбы. Когда-нибудь, Эрик, ты все-таки позовешь меня, когда будет худо. И тогда я приду с договором, выполню желание, и у тебя останется еще два.

– А что если загадаю лишь одно? Откажусь от двух других?

– Рано или поздно ты растратишь все желания. А пока – иди, я позволю тебе уйти.

– А…

– Марк будет в порядке. – Заверил, щелкнув пальцами. Поэт испарился. – Он очнется в борделе в объятиях какой-нибудь дамы.

 – Прощай, Эрунд фон Иврик. Надеюсь, больше не увидимся.

– Не надейся. Я знаю, что ты вряд ли избавишься от бочек Драконьего гнева, почем зря. Поэтому скажу напоследок. Не беги за легкой добычей, она заманит тебя в ловушку.

Паладин вышел.

 

 

 

[1] Прекрасно! (лат.).

 

[2] Моя вина, моя величайшая вина (лат.).

 

[3] надеюсь на лучшее (лат.).

 

[4] Щедро (лат.).

 

[5] в покое (лат.).

 

[6] ради почета? (лат.).

 

[7] Бесплатно, даром, безвозмездно (лат.).

 

[8] Громкая слава (лат.).

 

[9] Деталь мужского костюма, нательное белье для низа в Средние века.

 

[10] Огонь (лат.).

 

[11] Цепи (лат.).

 

[12] Воздух (лат.).

 

[13] Любовь – это страстное влечение друг к другу. Только она порождает смысл жизни, а жизнь дает смысл для создания крепких союзов, которых нет у других пар. Если нет любви – не будет и союзов. Нет страсти – нет любви! (лат.).

 

[14] Оригинал стихотворения на французском языке.

[15] Владычица всего сущего (лат.).

 

[16] Божественный образ (лат.).

 

[17] Моя родина – весь мир (лат.).

 

[18] Где хорошо, там мое отечество (лат.).

 

[19] Здесь автор отсылает нас к цитате английского писателя-романиста Джона Фаулза.

 

[20] Я тоже надеюсь (лат.).

 

[21] Делай все (лат.).

 

[22] Доблестный рыцарь (фр.).

 

[23] День Равных (Ст. Речь).

 

[24] Готово (нем.).

 

[25] Ни завтра, ни сегодня – никогда не верь женщине (лат.).

 

[26] С любовью (лат.).

 

[27] Паршивая овца все стадо портит (лат.).

 

[28] С начала (лат.).

[29] Береги время (лат.).

[30] Кошмар (нем.).

[31] Боль

[32] Кабан (фр.).

[33] Имеется в виду бревно.

[34] Напиток, состоящий из 1/3 меда и 2/3 воды – «Медовуха».

[35] То же, что и «рана».

[36] Наемник (фр.).

[37] Цитата российского журналиста Александра Невзорова.

[38] Автор отсылает нас к цитате английского писателя Оскара Уайльда: «Циник – человек, знающий цену всему и не ценящий ничего».

[39] Цитата польского писателя-фантаста Анджея Сапковского.

[40] Хвала Богам! (лат.).

[41] Брукса – португальский вампир исключительно женского пола, в которого после смерти превращается женщина, занимавшаяся при жизни колдовством. В мифологии Бабаева Анара – существо, в которое превращаются некоторые женщины, совершившие самоубийство или те, чья жизнь не доставляла им удовольствия, а лишь мучила их. (Примеч. редактора).

[42] Во-первых (лат.).

[43] Во-вторых (лат.).

[44] В-третьих (лат.).

[45] Судья (норв.).

[46] От лат. «delinquens», то же, что и «преступник», «правонарушитель».

[47] Донос, написанный гражданином, чье имя мы не назовем, предоставил все необходимые доказательства. (лат).

[48] Дословно – «доказательство – извещение о преступлении» (лат.), то есть – доказательством является сам донос.

[49] Смотреть правде в лицо (фр.).

[50] То же, что и «волна».

[51] Акваторий – искусственный водный участок. В данном контексте подразумевается водная поверхность бассейна.

[52] Дефетизм (Deaitisme, фр.) – отсутствие веры в победу.

[53] Здесь – в знач. «сад».

[54] Название составлено из двух французских слов – beau и valley. Это можно перевести как «прекрасная долина» (Примеч. пер.).

---

Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!