В начале – кратко, затем – подробнее.
Оглавление
Введение. 3
Интегрированный урок. Технология. Еда и культура. 18
Таблица для презентации. 42
Приложение I. Создание кафе: информация к размышлению.. 169
Приложение II. Реклама и современность. Человек и рекламные технологии. 185
Приложение III. «Телеграфное». 190
Вместо заключения: другие проведённые уроки и их краткие особенности. 201
Введение
Технология и философия учебной интеграции
Тем, кому обсуждаемые здесь проблемы покажутся интересными и важными, можно порекомендовать знакомство с книгой В.Спиваковского «Образовательный взрыв». На эту работу, правда, она никаким образом не повлияла (и была прочитана уже позже). Но многие соображения (здесь и там) вполне солидарны. И это только подтверждает следующее: есть нечто в пространстве образования, уже ставшее внятным – темой для разговора с другими, а не только с самим собой.
Цикл интегрированных уроков стал основанием для разработки пособия по технологии и философии сопряжения различных учебных дисциплин. В этом введении в сжатом виде будут рассмотрены основные конструктивные принципы работы.
Поэтика как структурный принцип
Сам способ организации смыслов в интегрированных уроках можно определить как поэтический. Поскольку именно поэтическое предполагает: а) определённую свободу размышления (метафизический порыв) и б) сближение далековатостей. Поэтический (а не утилитарный) настрой обнаруживает сквозную рифмованность реальности. А значит, сопутствует интегративной практике.
|
|
|
Целью сопряжения различных смысловых полей является провокация высказывания и размышления. Нужно понимать, однако, что подлинное разномыслие возникает не там, где есть пестрота мнений, а там, где созданы условия, чтобы высказываться различным образом.
Источником работы со смыслом становится его адресант, а не адресат. Ибо мышление нельзя обусловить. Оно самообусловлено. То есть возможно только как «своя собственная» мысль.
Задачей практики такого рода является не правильное понимание, а понимание как таковое. Нельзя учиться понимать правильно, можно учиться понимать.
Поэтому «ошибка» не преследуется и не выжигается. Напротив, происходит движение к ошибке. Как к месту рождения смысла. И диалога (о безупречном не поговоришь). Движение не от черновика к беловику, чистовику, а от беловика к черновику.
Роль оценки (как фиксации, как статуса) меняется. Действительно значимыми становятся не вещи, а отношения. Не оценки, а технологии самообразования. При решении проблемы всё больше требуется не воспроизводство знания, а воспроизводство усилия. Замеры знания архаичны, потому что смысл знания не в том, чтобы «остаться», отстояться, а в том, чтобы впитаться, раствориться в самом существовании субъекта.
|
|
|
Отсюда ещё одно замечание. Скучная, плохая фраза: «уметь применять знания в жизни». Почему? Потому что жизнь – не постоялый двор, куда тебя нечаянно занесло. К ней не приживаются – ее проживают. Смыслы должны не применяться в жизни, а её создавать.
И ещё одно. Сегодняшняя школа воспринимает знание сугубо позитивным и позитивистским образом. Обветшалый подход! Знание – это ещё и рефлексия о том, что ты знаешь. Знание может приращивать тебе уже известное, но может и ставить то, что ты знал, под вопрос. Знание может обосновывать твоё существование. Но может и расшатывать его основу, лишая самодовольства. Знание может быть причиной целебной неуверенности и кризиса понимания (подчас, совершенно необходимого).
В случае с интегрированными практиками речь идет даже не столько об определённом направлении развития школы, сколько о создании своего рода «локомотива», могущего тянуть за собой весь состав. Сегодня важнее не направление, а технология прорыва.
Чем же именно «прорыв» значим для современной школы? Мы видим, как трансформируется сама структура деятельности. Ключевым словом становится «поиск». Человек, обладающий определенным бэкграундом, может «скользить» из одного места занятости в другое, из ремесла в ремесло. Рынок труда приобретает всё больший динамизм. Мобильность перестала быть клеймом (советских «летунов» сменили фрилансеры). Ныне она – признак социальной дееспособности. Для институтов, консервативных по самой своей природе, это ощутимая угроза. Если конкретная школа обладает «прорывным» ресурсом, она способна удерживать специалистов. Поскольку уход из неё означает утрату значительной части собственного «человеческого» капитала. Кстати, это весьма любопытный момент, предполагающий, что всё более нарастающая трудовая мобильность будет сопровождаться парадоксальным ростом профессиональной «оседлости» (там, где развитие единичных, уникальных проектов и кризис стандартов будут формировать и некие специфические навыки, стили, формы коммуникации).
|
|
|
Опыт учебной интеграции не является неким необязательным декором, лишённым отчётливого практического значения. Он актуален именно как возможность расширения «картины мира», рождения новых приоритетов. Одним из таких приоритетов для школы становится «непрагматическое» действие. И вот почему. «Отношения» смыслов становятся сложнее. А значит, происходит рост неопределённости (возможных «продолжений», развитий смыслов). Действие всё менее плотно связано с «последействием», следствием. А значит, размытее становится понятие «пользы», утилитарного. А значит, даже сугубо практическое, деловое начинание должно предполагать некий непрагматический посыл.
|
|
|
Некоторого привыкания требует манера кратких тезисов. Как правило, проблемная ситуация в текстовых пояснениях или комментариях к слайду не описывается подробно. Следует «всплеск» кратких реплик, замечаний, смысловых штрихов. Текстовые вставки являются некими мини-конспектами. Нередко – это «дорожные указатели», а не путевые дневники. Размышление свёрнуто в точки. Изложение – не гладкая линия, а пунктир.
О цитатах и фактах в приложениях к урокам. Они имеют смысл не как «справочный материал», куски, выдранные из Википедии. Их задача – приоткрыть направления возможного разговора. Или составить беглый портрет какой-либо ситуации, проблемы.
Интегрированые уроки, как можно заметить, отличает своего рода избыточность. При этом, скорее речь идет об избытке смысловом, а не информационном. Ключом для понимания таких избыточных содержаний является интуиция.
Меньше – диагнозов, больше – симптомов
Этот пришедший в голову на одной из интересных роснановских конференций афоризм вот о чëм. Российская школа всë ещë ставит диагнозы. Грезит о стерильном. Полагает, что чирей страшней, чем потухший взгляд. Верит, что иммунитет – то, что возвращает к норме, «восстанавливает равновесие». Тогда как в культуре и образовании всë иначе. Иммунитет здесь – то, что выводит из равновесия. «Марлевая повязка» – хуже «железного занавеса». Симптом – чаще свидетельство не болезни, а жизни. Культура как раз и складывается из симптомов. То есть из проявлений. Надо стремиться к проявлениям. Чего? Об этом мы и поговорим.
Увы, не менуэт
Мы постарались отойти от привычного стиля школьных методических пособий, напоминающих самоучители по менуэту («голова повёрнута, рука вытянута, каблук правой ноги поднят...»). Все запальчивые и неосторожные фразы – всецело на совести автора. И бесспорно относятся к «оценочным суждениям».
«Классики для леворуких»
Можно ли действительно учесть в уроке отличия учебных предметов, учеников и учителей? И даже не просто учесть. А сделать сами эти несовпадения – ядром события. Да и нужно ли это вообще? Не означает ли это – сосредотачиваться на случайном? На несущественном и мнимом? Том, что зачастую не имеет ровно никакого значения. Об этом мы тоже попробуем порассуждать.
«ВКЛ.-ВЫКЛ.»? Или что-то третье?
Образовательная интеграция не организуется поворотом тумблера. Её нельзя вдруг начать. Её нужно начинать. То есть обновлять и поддерживать. Зато ей присуще дальнодействие и продолжительное послевкусие.
Зрачок стёрся. Но не взгляд
Античные статуи всё так же внимательны, как и прежде. Они не ослепли, хотя краска стёрлась. Взгляд «видит» не когда он нарисован, а когда есть интенция. Важно не придумать инструкцию или программу, а быть «расположенным» к деланию.
«Вне». А не «мимо»
«Другой» предмет не уводит разговор в сторону. Не теряет нить. Напротив. Он позволяет взглянуть со стороны. Осмотреться. Отстраниться. И «остранниться». Сказать «по-другому». Другим языком. Сведение в одной точке разных смыслов не запутывает, а создаёт связность. Понимание нельзя спланировать и обусловить внешними эффектами. Но можно развить логистику размышления.
Фразы из уроков
Что такое шашлык?
Это язык, который понятен каждому. И это такой язык, на котором, когда он сочен и горяч, очень приятно разговаривать.
Олень – вот Конституция эвенка. Олень – вот его таблица умножения. Олень – его play station.
Может быть тысячелетний лед и шайба – детская игрушка, – и никакого хоккейного клуба. А могут быть кактусы и койоты, и лед только в чае – и 5 000 зрителей на матчах детских команд. NHL – это в первую очередь экономический механизм, и лишь затем – хоккейный.
Парадокс денег – еще до слова «деньги» деньги уже были. То есть слова не было, а «тело», выполнявшее роль денег, было. Возможно, вскоре останется, напротив, только слово («деньги»), а тело исчезнет (какие из себя, например, деньги «в» кредитной карте?).
От тела без имени к имени без тела.
Вся жизнь античного грека сомкнута в этом промежутке – между морем и городским камнем, стихийным и рукотворным, плеском, лепетом воды и грамматическим шумом речи.
Замечательная практичность английской культуры – если нет ни плесени, ни дырок, значит, это что-то английское (о сыре чеддер, в сравнение с французским и швейцарским).
Много ли вы видели инвалидов в петербургском метро? Если человек не имеет возможности пользоваться метро, значит такой вещи в его реальном жизненном пространстве нет. То есть петербургские инвалиды XXI века живут в городе, который пока еще не удосужился обзавестись метро.
«Могучая кучка», Вольное экономическое общество – ярчайшие think tank, «фабрики мысли». Вроде БДТ времён Товстоногова, лотмановского Тарту, тихоновского ЦСКА.
Можно держать пари, что Гаев скоро обзаведется привычкой иметь при себе не только леденцы, но и упаковочку аспирина.
Посмотрите, как меняется облик рекламы рубежа веков. Её всё больше обживает образ ребенка. К кому же обращён этот призыв? Только не к детям! Он обращён к ребёнку в каждом взрослом. Найден новый идеальный объект атаки. История современной рекламы начинается.
Распространённая анатомическая модель Возрождения – экорше (модель человека «с содранной кожей»). В Китае же были в ходу акупунктурные модели человеческого тела.
Достаточно сравнить экорше и акупунктурную модель, чтобы понять, почему «Мерседес» появился в Европе, а не в Китае. Или, например, почему именно европейцы совершили Великие географические открытия, а не китайцы на своих превосходных, вместительных и маневренных джонках. В китайской культуре человек воспринимался как целое, единое и не мыслился в качестве предмета анализа, в европейской же мысли (отчётливо у Декарта) тело объективировалось, отделялось от духа, все более представая как хитроумный механизм, «модель для сборки». Грандиозная китайская цивилизация не знала анатомических атласов, тогда как в Европе их иллюстрировали выдающиеся мастера. Весь буржуазный, предпринимательский порыв Европы может быть сведён к страсти преодоления, познания нового, к достижительному началу. Европейский дух – трансгрессивен (даже интеллектуально и художественно агрессивен), устремлён за границы известного и понятного, китайский – гармоничен и сосредоточен на собственной ойкумене.
Сравним французский и английский сады. Чтобы понять, что такое – звенящая кристаллическая геометрия французского сада достаточно бросить взгляд с Большого Петергофского каскада. Речки в английском саду всегда кривы, потому что текут, как хотят – им не мешают течь. Деревья корявы и разновелики – они растут, как хотят – им не мешают расти. Соль английского способа развития – «не мешать».
Вероятно, понятно, что речь не идет о высказываниях учеников. Эти фразы отнюдь не спонтанны. Они подчеркивают значимость в интегрированном уроке точечного высказывания.
«Слова-паразиты»
Оглядывая текст, замечаешь в нем частое повторение некоторых слов. Вот эти «слова-паразиты»: «смысл», «усилие», «пространство». Эти въедливые «паразиты» помогают различить узловые проблемы в реализации проекта и свести их к следующим. Для совершения любого заслуживающего интереса образовательного проекта в школе требуются непременно три составляющих: наличие четкого смысла; наличие энергии и воли для усилия; наличие «попутного», связного, совместного пространства.
Личное впечатление
По мере проведения нами интегрированных уроков серьёзно изменилось понимание их определяющего смысла. Если первоначально ведущими казались проблемы интеллектуального плана, то постепенно обозначился примат этических проблем. Этот сдвиг совпадает с современным трендом роста значимости человеческого капитала, а стало быть, и техники консенсусного решения вопросов. Кроме того, он артикулирует следующий важный принцип: чем больше отвечает школа требованиям современности, тем значимее оказывается личностное решение (учителя, да и ученика) участвовать в чём-либо. Поскольку в постиндустриальном пространстве возрастает значимость «чистого» (немонетарного, некарьерного) интереса, «обстоятельства» участия становятся всё более субъективными (и не вычисляемыми монетарно). Интересно, что именно по этой причине практика «скрытого саботажа» (когда человек, принуждённый к участию или давший притворное согласие, фактически рассыпает дело поверхностным, придирчивым, ироническим, циническим и т.д. отношением) становится особенно актуальна и действенна. При этом каких либо реальных оснований (улик) для его порицания (вроде зримой необязательности) может и не быть. «Скрытый саботаж» – угроза именно постиндустриального плана. Кстати, это означает ещё и то, что инструменты оценки труда сотрудников становятся сложнее и проблематичней. А руководитель современного типа должен (помимо очевидного – денежного вознаграждения) уметь предложить широкий спектр бонусов и благ.
Давайте зафиксируем эту важную особенность интегративных образовательных практик:сдвиг от интеллектуальных проблем к этическим.
О природе эксперимента
Исходное обоснование существа эксперимента очень просто. Связь и значение смыслов любой деятельности проясняется исключительно через рефлексию этих смыслов и значений (и никаким другим образом). Эксперимент – это рассмотрение имеющихся обстоятельств в ином сочетании, в новом свете. Нередко только таким образом и можно понять: каковы же на самом деле эти обстоятельства, каково положение дел. Вне такой практики весьма велик риск того, что за реальное положение дел будет приниматься фантом, иллюзия (кстати, не обязательно «сладкая», случаются и «горькие» иллюзии: необоснованные разочарования, преувеличенный страх). Стало быть, смысл эксперимента не только в обнаружении новых опций, но и в самоотчёте о реальности, в проверке этой реальности.
Мы можем предположить, что XXI век станет веком не просто прибегающим к эксперименту, а веком тотального эксперимента (когда дух любопытства, дух поиска станет предлогом и началом любого значимого действия).
«Рассказывание историй»
Если свести на секунду наши попытки к предельно простому смыслу, то он будет таким: мы пытались научиться рассказывать истории. Истории, где слушатель мог бы стать рассказчиком, где ход смысла мог бы завести нас туда, где мы ещё не были.Почему же «рассказывание историй» представляется столь важной вещью сегодня? Потому, что история, «вырастающая» из речи (а не «положенная» туда заранее), сродни истории самой человеческой жизни (человек «повторяет» жизнью свою речь или же речь топографирует жизнь человека). Говоря проще, только в речи возможно внятное выражение тех драматических стыков, которые и составляют отдельность каждого человеческого существования. Потому, что сам навык к «историям» сегодня становится все слабее («история» – это такая форма связности, которая предполагает «меня», «рассказчика», «автора» как свой связующий центр; это «я» держу речь, если я теряю себя, рассыпается и речь). Вкус к истории невозможен без творческой энергии, без авторского усилия. В «моей истории», в моей речи я собираю самого себя. И сверх того, я становлюсь «виден» другому. «История» подлинно диалогична, поскольку без пристального внимания другого она ничто. Потому, что только в «историях» возможно не подставное открытие метасмыслов (то есть смыслов, не выводимых из чисто прагматических целей). Потому, что «история» – это то, что позволяет человеку не ощущать себя беспомощным перед машиной, перед технической мощью. Потому, что «история» и не рождается технологически, из машины. Её нельзя сымитировать.
Какой будет школа будущего? В начале – кратко, затем – …провокационно
Вот границы, по которым на наш взгляд будет происходить «выламывание» будущей школы.
Нарушение, размывание границ:
Между школьным и внешкольным (благодаря Интернету) пространствами.
Между классной и внеклассной деятельностями.
Между знанием и незнанием. Собственно именно к этому «размыву» сводится проблема ЕГЭ. Чёткий диагностический механизм выявления «знания» отсутствует именно в силу отсутствия сегодня некоего консолидированного определения «знания».
Провокационный портрет школы будущего
В новом динамическом мире «портфолио» отомрёт, значение живого отклика среды – возрастёт. Статические, статуарные заслуги потеснятся динамическими (творимыми сегодня, а не вчера). Проблема: не обесценит ли это авуары, накопления «тружеников»? Не исключено. Но! Быть способным к повседневному, живому участию, как правило, может лишь тот, кто «опытен» в воспроизводстве своего усилия, кто искушён в умении созидать для себя мотивацию, интерес.
Радикально изменится речевая логистика. В сегодняшней школе один «посредник и сводник» слов и мыслей – «испорченный телефон». Смыслы и начинания путешествуют путано и долго, искажаясь и забываясь. «Сигналы» не знают, куда и как им двигаться. Речь, освободившись от страхов и скуки (логично, если учитель становится личностно независим и заинтересован), станет не кулуарной, «вороватой», «кривой», а прямой и своевременной (вообще, «прямая речь» – то, что будет на глазах выпрямляться).
В XXI-м веке событие будет восприниматься как подлинно значащее, лишь при условии пребывания в этом событии (но границы «моего» пребывания изменятся – объединённые виртуальной сетью люди могут быть участниками общего события). Поскольку значимость инсайдерского участия в событии сильно возрастёт, роль внешних (инспектирующих, экспертных и т.д.) инстанций несомненно умалится. Однако интересно следующее. Поскольку смысловые связи станут пластичнее и прозрачнее, те, кто прежде пребывал во внешней позиции, могут стать инсайдерами процесса (например, родители в школе, общественные наблюдатели в армии, избиратели в Думе и т.д.). То есть будут развиваться формы такого их присутствия, которое, будучи непосредственным, в то же время не было бы внешней помехой. Будущее – время заинтересованных групп, «групп участия».
Наше время, увы – время цитат. Любая речь складывается из них. Всё сказано. Слова неисчислимы. Человек принимает чужие слова за свои, а свои приписывает другому («Ну как я мог сказать такое?»). Если сказать новое уже нельзя, остаётся говорить так, чтобы это звучало ново. Если неважно ЧТО, то важно КАК. Но КАК возникает лишь там, где я уже что-то знаю про того, КТО говорит (если все говорят одно и то же). Вместо немногих могучих «гуру» станет очень много своих, частных «Эко» и «Кастельсов». Всё больше будут прислушиваться не к телеведущему или колумнисту важной газеты, а к соседу, соученику, коллеге.
Школа станет уникальным социальным институтом тотального обмена опытом. Поскольку только в ней сведены столь различные возрасты. Ещё у М.Мид была мысль о том, что в постфигуративных (современных) обществах научать может не только старый, но и молодой (сегодня эта мысль – банальность). Третьеклассник может быть матёрым блогером с пятилетним стажем. У современного учителя всегда есть надежда, что третьеклассник научит его вести блог, а первоклассник – кататься на роликах.
Современные вещи все лаконичнее, стиль – суше, обстановка – сдержаннее, процветает модный аскетический (правда, очень дорогой) минимализм. Будущая школа будет местом возмутительного беспорядка. Снование, мелькание и пестрота. Ворох непонятных вещей. В ней не будет ни одного человека, который бы твёрдо знал, что сейчас в ней происходит. Колоссальная модность будущей школы в том, что она не будет беспокоится о моде вовсе.
Учителя утратят важные составляющие своей идентичности. Например, благонамеренную сутулость и писчую судорогу со стажем. Возможно, их походка приобретёт шокирующую легкомысленность и весёлость.
Миссия школы. Как она связана с интегрированными уроками?
В экономике есть понятие «магического многоугольника». Речь идёт о приоритетных целях экономического развития. Например, для Германии – это: полная занятость, низкая инфляция, экономический рост и внешне-экономическое равновесие. Проблема в том, что, вместе взятые, эти цели являются конкурентными, а не солидарными. То есть достижение их одновременно практически невозможно. В случае с миссией школы мы сталкиваемся с той же самой конкуренцией целей. Например, жёсткая установка на максимальную обученность и создание мягкой, уютной, «домашней» обстановки в школе трудносовместимы. Или: намерение способствовать развитию лучших, формировать внутреннюю интеллектуальную элиту и «демократическое» равнение на арьергард, обеспокоенность именно отстающими. Если воспользоваться ещё одним экономическим термином, школа является характерным заведением с «ограниченными ресурсами». Желание «соблюсти» всё, раздать всем сестрам по серьгам, приводит к порожним декларациям, отчуждённым от реального дела; мнимым мероприятиям; путанице смыслов. Разумеется, эта миссия не должна быть новой догмой, она и сама может обновлятся – но когда ее архаизм и несвязанность с ресурсами школы становятся очевидными.
Конкретный простой пример. Понятно, что некоторые мероприятия вынуждают к изменениям обычного режима (отмена, перенос уроков и т.д.). Издержки этого очевидны: сбои в учебном плане, локальные отставания, возможное и справедливое недовольство учителей. Однако, если преследуемая цель (например, совместное, согласное проживание определенного события) отвечает головной цели школы – следует на эти издержки идти (отставание и неудовольствие – не самые страшные вещи). Повторим, школа – заведение с ограниченными ресурсами. Так что издержки (при наличии ясной цели) неизбежны.
Миссия нашей школы
Что значимо для нас? Атмосфера эксперимента.
Практика, если угодно, тотального интегрирования (сопряжения не только различных предметов, но и классов разных возрастов, учеников и учителей и т.д.).
Почему именно это? Потому что, в жизни ничего не сепарировано, не разделено. Движение к корневым смыслам, движение к общим смыслам (у нас-то нередко то, что для одного имеет смысл, для другого – никчемный пустяк) – это и есть попытка жизни, попытка смысла.
По аналогии с зонтичными брендами, это – своего рода зонтичные идеи нашей школы.
А о ходе их претворения (или преткновения) мы будем рассказывать (например, на сайте школы).
На деле бывает и так, что наиболее прагматично звучащие цели оказываются и наиболее утопичными. Например, школа едва ли может обещать оснастить учащегося практически востребованным багажом навыков и знаний, поскольку трудно предположить, что станет практически востребованным уже лет через пять. Самая в этом смысле практичная вещь – практика понимания, опыт доверия собственному мышлению.
Другое чрезвычайно важное понятие для реализации цели – этос. То, что происходит в интервале человеческого поступка (который предполагает не обязательно другого человека, но и самого себя, природу и т.д.). Отметим, что значимая российская проблема – высокий уровень социальной конфликтности, социальной стигматизации.
Интегрированные уроки – для чего они нужны?
В начале – кратко, затем – подробнее.
1. Преодоление искусственной разделенности знания на изолированные сегменты.
2. Диагностическая практика.
Мониторинг скрытых организационных проблем школы.
3. Возможность профессиональной реализации для преподавателя.
4. Переход к «открытому», проблематическому знанию.
5. Специализация форматов.
Именно в ходе этих уроков апробируются самые разные формы деятельности.
Интегрированные уроки как открытый формат
Вероятно, написание сегодня «образцового» гуманитарного учебника уже физически невозможно. Учебник – во многом отработанный формат, неэффективный в XXI веке. Это феномен XX века (индустриального, стандартизированного). Разумеется, впрочем, что в ближайшее время учебник не может быть устранен.
Поясним на примере.
Мы вряд ли можем себе представить «правильный» учебник по истории, в котором на 50-й странице утверждается одно, а на 107-й – ровно обратное. Учебник есть замкнутая система знания, обязанная быть внутренне непротиворечивой. XXI век отказывается от замкнутых непротиворечивых систем, систем с готовыми ответами (то есть опирающихся на аксиомы). Понятно, скажем, что непротиворечивой истории не бывает (да культуры вообще, да собственно самой жизни!). Заметьте, что огромное число версий учебника (по той же истории) как раз подтверждает невозможность избранного исключительного варианта. Ещё интереснее, однако, то, что эти различные версии друг друга отнюдь не дополняют. Например, проблема не решается тем, что вы, касаясь истории 30-х годов, берете просталинский и антисталинский учебники. Потому что дискуссия между ними невозможна. Она не возникает, поскольку каждый из них исходит из замкнутой системы аргументов, как бы не предполагая, «не видя» другую систему. То есть проблема здесь не развёртывается, не проясняется, а вычищается, сводится к примитивному выбору.
Интегрированные уроки как каналы коммуникации
«Легитимация несогласия», «легитимация ошибки».
Поскольку расширяется поле высказывания и увеличивается неопределённость, незаданность смыслов, разговор становится нелинейным, стало быть, устойчивые штампы-«ветераны» перестают быть действенными, требуется не выученная, а свежая и прямая реакция.
Значит, первой задачей оказывается искоренение «страха ошибки» (речь в условиях риска). Умение формулировать («придавать форму» своим взглядам и интуициям) – вот, что действительно востребовано в условиях неопределённости.
Интегрированные уроки помогают делать «сетевые» выводы: разнонаправленные, разомкнутые, то есть доступные для дальнейшего развития, обговаривания и договаривания. И при достаточно плотном и долгосрочном усилии возможно создание «грибницы» тем и проблем, объединяющей и разные предметы, и разных преподавателей. Уроки и предметы – это почва, а не всходы.
Интегрированные уроки: переход от «статической» лексики к «динамической»
Благодаря интегрированным урокам возникает «динамическая» лексика, т.е. понятия перестают быть неподвижно прикреплёнными к «своим» темам и начинают «узнаваться», приживаются к другим контекстам (сегодняшний ученик может, хорошо используя какую-нибудь формулу в математике, не «распознавать» ее в экономике; проговаривая этический смысл при обсуждении романа Достоевского, не замечать его в разговоре, например, о брежневском времени).
Смысл и есть то, что распознается через динамику, смысл всегда подвижен.
Интегрированные уроки: разворачивание ситуации
Разворачивание ситуации в них происходит – через диалогическую структуру понимания; через практику собственного вопрошания, когда речь идёт об интегрировании смысловых пространств; через возможность нахождения точного законосообразного языка описания ситуации. Наиболее крупными задачами современного образования становятся: эффективный «допуск» к образовательным ресурсам (включая, например, и людей с ограниченными возможностями), позволяющий объединять в одном образовательном процессе людей различных физических и интеллектуальных способностей, выстраивать сложное, а не упрощённое социальное пространство «элит» и «резерваций» и установка на конкретную личность, создание условий для саморазвития. И то, и другое возможно лишь при наличии развитой коммуникационной среды. Только в ней осуществима эффективная «обратная связь» и реальное взаимодействие профессионального сообщества. Разворачивание ситуации, возникающее в пространстве интеграции, как раз обеспечивает развитие различных коммуникативных технологий и настроенность на знание, как на Интересное.
Интегрированные уроки как механизм приращения «человеческого капитала»
Дата добавления: 2018-05-02; просмотров: 223; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!