Понятие о ложной и истинной самости
Д. Винникотт признавал, что не так просто определить, что же такое самость. В в письме своей французской переводчице Жаннин Калманович Винникотт определил Самость следующим образом: «Для меня Самость, которую нельзя приравнивать к Я, - это человек, которым я являюсь, которым являюсь только я и который обладает тотальностью, основанной на влиянии процесса созревания. Вместе с тем Самость имеет части - точнее сказать, состоит из частей. Эти части образуются из направления вовнутрь и вовне в ходе воздействия процесса созревания, получая подкрепление (в самом начале максимальное - иначе быть просто не может) со стороны человеческого окружения, оказывающего помощь и поддержку. Разумеется, Самость находится в теле, но при определенных обстоятельствах она может диссоциироваться от тела, локализуясь в глазах и в выражении лица матери или в зеркале, отображающем ее лицо. В ходе развития Самость добивается важных отношений между ребенком и суммой идентификаций, которые (после присоединения и интроекции психических представлений) организуются в форму внутренней, психической, жизненной реальности. Отношение мальчика или девочки к своей внутренней психической организации изменяется в зависимости от ожиданий, которые проявляют отец, мать и все значимые люди во внешней жизни индивида. Именно Самость и жизнь Самости и являются тем, что с точки зрения индивида единственно привносит смысл в поступки или жизнь, - с точки зрения индивида, который достиг в своем развитии определенного пункта и продолжает развиваться от зависимости и незрелости по направлению к независимости и способности идентифицироваться со зрелыми объектами любви, не теряя при этом индивидуальной идентичности» (Winnicott 1971).
|
|
|
Самость рассматривается как более или менее изолированное ядро, заключенное во внутреннюю реальность и окруженное ею. Она развивается через признание других и различий; самость определяется другим. Ребенок начинает жизнь в относительно неинтегрированном состоянии и в зависимости от качества материнской заботы прогрессирует к интеграции и статусу «единой самости». Помимо роли матери в обеспечении такой интеграции Винникотт также отмечает постоянное усложнение воображения и фантазии телесной деятельности. Другими словами, интеграция — это совместный продукт материнского окружения и собственных психических процессов ребенка.
Самость по Винникотту — это орган смысла, и его наблюдения относятся к потребности человека произвести трансценденцию себя с помощью творческого действия.
Если «соответствие» матери и ребенка «недостаточно хорошо», тогда ребенок ощущает окружающую среду как преследующую его и нападающую на него. Согласно Винникотту, при этом происходит то, что Истинная Самость ребенка разгневана, сердита, обеспокоена преждевременным разрушением его всемогущества и уходит вниз. Тогда ребенок представляет миру работающую и подчиняющуюся Ложную Самость. Во взрослой жизни Ложная Самость ощущается как пустота, бессмысленность к неаутентичность.
|
|
|
Каковы бы ни были переплетения Истинной Самости/Ложной Самости, ясно, что для Винникотта именно объектные отношения и отношение младенца к матери видоизменяют и влияют на его ощущение самости, а не вклад самости в объектные отношения. Поскольку Винникотт обычно изображал самость как конечный продукт эволюции от дезинтеграта к интеграту.
Идеи Винникотта об истинной и ложной Самости основывались на его наблюдениях за последствиями ранней депривации. Истинная Самость развивается в атмосфере доброжелательности и приятия ребенка достаточно хорошей матерью, способной понимать значение спонтанных жестов ребенка. Достаточно хорошая матьобеспечивает зависимому от нее ребенку внешнюю заботу и оптимальные условия комфорта. Такая мать отвечает на симбиотические потребности ребенка, помогая тем самым сформировать его «жестовую» телесную Самость и ласково и активно создавая основы для любви к объекту. Такая мать, ограничивая свои потребности и жертвуя собственным временем, действует в нужный момент, то есть когда ребенок фрустрирован, агрессивен и т.п., с максимальной эмпатией и ответственностью. Тем самым ребенок получает относительную свободу для выражения своей потребности во всемогуществе, о также удовлетворительный человеческий контекст для субъективного смысла своего существования, самовыражения и креативности.
|
|
|
Винникотт подчеркивал, что достаточно хорошей мать становится отнюдь не благодаря штудированию пособий по материнству, а за счет собственного, естественного понимания роли матери. По мере взросления ребенка адаптационные способности матери по отношению к нему постепенно снижаются, и но ее накапливающихся ошибках младенец учится «видеть», что он вовсе не столь всемогущ. Как только ребенок теряет чувство всемогущества, он приобретает чувство риска и дифференцирует агрессивное использование объектного мира.
Нарушение процесса развития Истинной Самости приводит к отказу ребенка от аутентичности и спонтанности. Он отвечает на враждебный мир ложной Самостью, которая превращается в действительную.
|
|
|
Истинная Самость представляет собой «врожденный потенциал», составляющий «суть» ребенка, спонтанный биологический комфорт и энтузиазм, который появляется в процессе развития (Винникотт, 1960).
Непрерывность развития истинной Самости и ее становление облегчается достаточно хорошей матерью, обеспечивающей ребенка здоровой средой и соответствующим образом отвечающей на его сенсомоторные «запросы» и потребности Самости. Кроме того, достаточно хорошая мать создает условия для адекватного удовлетворения Оно ребенка, когда его влечения организованы в виде функционирующей системы. Истинная Самость развивает свой индивидуальный язык с помощью материнской поддержки и опеки, поддерживающей непрерывность и постоянство существования ребенка и помогающей ему разработать индивидуально-экспрессивные качества на основе стержневых характеристик Самости и индивидуального чувства реальности. Винникотт рассматривал истинную Самость в связи со спонтанной репрезентацией Оно. Поэтому внешние проявления Самости, согласно Винникотту, в феноменологическом смысле так же неуловимы и эфемерны, кок и репрезентанты инстинктов.
Ложная Самость, подобно Я, представляет собой стабильную, обратимую и постоянно функционирующую структуру. Винникотт полагал, что некоторые индивиды страдают своеобразными расстройствами ложной Самости — так, в частности, можно рассматривать шизоидный характер, — но он также считал, что такое разделение Самости на истинную и ложную является совершенно нормальным. Таким образом, истинную и ложную Самость следует, согласно Винникотту, соотносить не с морально-этическими качествами личности, а с особенностями восприятия себя и других, поддерживающих спонтанную экспрессию (истинную Самость) либо «реактивные» аспекты жизни (ложную Самость).
Проявления ложной Самости могут указывать на отсутствие или «сокрытие» истинной Самости, что обычно наблюдается у шизоидных индивидов. Если мать не способна удовлетворять сенсомоторное «Оно» ребенка и ориентируется не но то, что есть в реальности, а на свои чувства, то у ребенка формируется ложная Самость. Апперцепция берет верх над перцепцией.
Каждый индивид обладает социальной Самостью, соответствующим определенной части структуры ложной Самости и формирующимся из нее. На другом конце этого спектра находится индивид, оперирующий в основном ложной Самостью, соответствующей тому, что Хелен Дойч (1942) описала в качестве «как будто личности». С ложной Самостью часто связана интеллектуализация.
Концепция Винникотта «вторжение» тесно связана с понятием ложной самости. Первое подробное описание Винникоттом форм вторжения, которые неизбежно переживает младенец, содержится в его статье «Воспоминания о рождении, травма рождения и тревога» (1949). «Человеческий организм», согласно Винникотту, от стадии плода до завершения младенческого возраста должен развиваться в хорошо сбалансированной среде и в условиях заботы со стороны внешнего окружения. Это состояние, разумеется, является идеальным. Однако, по мнению Винникотта, природа предусмотрела ступенчатую фрустрацию со стороны внешнего мира, который воздействует на новорожденного в непрекращающемся процессе развития и созревания в форме различных вторжений. Даже травматическое на первый взгляд переживание рождения компенсируется благодаря существующей в зрелом состоянии плода готовности стать «младенцем».
«Мы можем постулировать наличие определенного психического состояния у не родившегося ребенка. Я полагаю, мы можем сказать: все происходит нормально, если личное развитие «распускающегося» Я в своем эмоциональном аспекте протекало столь же беспрепятственно, как и в физическом. Несомненно, что эмоциональное развитие начинается еще до рождения, и вполне вероятно, что при этом имеется возможность неправильной и нездоровой прогрессии в рамках эмоционального развития. В здоровом состоянии помехи со стороны внешнего мира до известной степени являются ценными стимулами, однако при превышении определенной меры они уже не будут полезными, поскольку вызывают реакцию. На этой очень ранней стадии развития Я пока еще не является достаточно сильным, чтобы суметь противостоять реакции без утраты идентичности» (Winnicott 1958). Здесь, однако, Винникотт делает добавление: «...В случае естественного процесса опыт рождения представляет собой преувеличенный пример чего-то, о чем младенец уже знает. К данному моменту, то есть к моменту рождения, младенец является реагирующим существом, а самым важным является внешний мир. Затем, после рождения, происходит возврат к состоянию, в котором важнее всего младенец - что бы это ни означало. В здоровом состоянии младенец перед рождением отчасти подготовлен к вторжению со стороны внешнего мира, и он уже пережил естественный возврат от реагирования к необходимости не реагировать, которая является единственным состоянием, в котором может начать свое существование Самость.
«Это является самым простым возможным объяснением, которое я могу дать нормальному процессу рождения. Этот процесс представляет собой временную фазу реакции и, следовательно, утраты идентичности, он представляет собой конкретный пример того, к чему младенец уже подготовлен, - к вторжению в личное «поступательное движение», которое не является столь сильным или столь продолжительным, чтобы перерезать нить продолжающегося личного процесса ребенка» (там же).
Концепция вторжения, по мнению Винникотта, неразрывно связана с понятием необходимости реагировать, ибо именно из-за нее, если она возникает все снова и снова, образуется панцирь ложной Самости: «Младенец, нарушения которого объясняются тем, что он вынужден реагировать, выбивается из состояния бытия». Винникотт утверждает: «Чтобы с самого начала суметь сохранить личную форму жизни, индивиду требуется минимум вторжений внешнего мира, которые вызывают реакцию. В сущности, все индивиды пытаются найти возможность нового рождения, при котором собственная линия жизни не будет нарушена или прервана реакцией по интенсивности большей, чем та, которую можно пережить без утраты чувства непрерывности личного существования. Психическое здоровье младенца находится в руках матери, которая, будучи преданной своему ребенку, способна также и к активному приспособлению. Это предполагает наличие у нее состояния открытости, кроме того, также понимания индивидуальной жизни младенца, которое в свою очередь проистекает из способности матери идентифицироваться со своим ребенком. Эти особые отношения между матерью и ребенком начинаются еще до рождения и в некоторых случаях продолжаются также и после родов. Насколько я понимаю, травма рождения представляет собой разрыв в непрерывности продолжающегося бытия младенца, и если этот разрыв оказывается существенным, то тогда конкретные проявления того, как воспринимаются эти вторжения, а также реакции младенца на них в свою очередь становятся важными факторами, препятствующими развитию Я» (там же).
По мнению Винникотта, важны реакции на вторжения, а не вторжения как таковые. Если мать не приспосабливается к потребностям младенца, возникают «фазы реакции на вторжения, а эти реакции прерывают продолжающееся бытие младенца. Чрезмерная степень такого реагирования вызывает не фрустрацию, а угрозу уничтожения» (там же). Этот специфический страх и представляет собой, согласно Винникотту, настоящую проблему пациента, находящегося в состоянии регрессии на ступень зависимости.
Винникотт описывает «ложную самость» как следствие неудач, недостаточно хорошей матери в соответствии фантазии всемогущества младенца на самых ранних стадиях объектных отношений: «...истинная самость начинает оживать с помощью силы, которую дает слабому эго младенца исполнение матерью его ожиданий всемогущества. Мать, которая не является достаточно хорошей, не способна исполнить ожидание всемогущества со стороны младенца, и она постоянно терпит неудачу в том, чтобы встречать жесты младенца; вместо этого она привносит собственные жесты, которым должно соответствовать подчинение младенца. Такое подчинение младенца является первой стадией формирования «ложной самости», что связано с неспособностью матери почувствовать потребности младенца».
В своей статье «Агрессия и ее отношение к эмоциональному развитию» (1950) Винникотт обсуждает общий вопрос реакций на вторжение в их связи с подвижностью и первыми переживаниями собственной агрессии и подробно описывает три паттерна подобных переживаний: «В первом случае постоянно и каждый раз заново открывается внешний мир, причем как раз благодаря подвижности. При этом каждое переживание в рамках первичного нарциссизма указывает на тот факт, что оно является центром, где развивается новый индивид, и что контакт с внешним миром является опытом индивида (сначала в его недифференцированном состоянии Я-Оно). Во втором случае внешний мир распространяется на плод (или на младенца), и вместо ряда индивидуальных переживаний возникает ряд реакций на вторжения. Затем происходит уход в состояние покоя, что, собственно, только и обеспечивает индивидуальное существование. В этом случае подвижность воспринимается лишь как реакция на вторжения.
В третьем случае, который является экстремальным, все это достигает такой степени, что места для индивидуального опыта уже не остается. Результат заключается в том, что из первичного нарциссического состояния индивид не развивается. «Индивид», образующийся в конечном счете, представляет собой скорее дополнение оболочки, но не ядра и, кроме того, дополнение вторгающегося внешнего мира.
Все, что осталось от ядра, оказывается скрытым, и эти остатки трудно обнаружить даже при самом глубоком анализе. В этом случае индивид существует благодаря тому, что не может быть обнаружен. Истинная Самость скрыта, а то, с чем нам приходится иметь дело в клиническом отношении, является комплексной ложной Самостью, функция которой заключается в том, чтобы скрывать настоящую Самость. Ложная Самость может быть удобным для себя образом приспособлена к обществу, однако недостаток истинной Самости делает ее нестабильной, и эта нестабильность проявляется тем сильнее, чем больше ошибается общество, принимая ложную Самость за истинную. В этом случае пациент жалуется на чувство бессмысленности» (там же).
Таким образом, различные уровни «ложной самости» конструируются в попытке сохранить неповрежденными некоторые скрытые аспекты «истинной самости», в то же время предъявляя фальшивое подчинение требованиям окружающей среды, «ложная самость» на различных уровнях поддерживает индивида, защищая его от ощущения тотальной аннигиляции через утрату «истинной самости». Другими словами, на одном полюсе «истинное я» полностью скрыто, даже от «ложного я».
Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 1662; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!