В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ 57 страница

415

дом «О борьбе с буржуазным космополитизмом в идеологии», и ре­дактор газеты «Советское искусство» В. Г. Вдовиченко. Последний, как отмечалось в письме Д. Т. Шепилова Г. М. Маленкову от 30 марта 1953 г., до недавнего времени всячески привлекал к работе в газете критиков­ана патриотов, а после их разоблачения поднял в газете шумиху, изоб­ражая дело так, что космополиты проникли всюду. Во всем этом об­наруживался почерк автора статьи «Головокружение от успехов». Молва приписывала произвол исполнителям, а Сталин будто бы его оста­навливал.

Следует, однако, принимать во внимание, что в период кампании происходили наиболее масштабные перемещения в высших структу­рах власти, а ее жертвами были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они со­ставляли не слишком значительное меньшинство. Среди арестован­ных по «делу врачей» представителей других национальностей было в три раза больше, чем евреев. Объяснять «антиеврейские» кампании в СССР исключительно сталинским антисемитизмом некорректно. Как и в 30-е годы, они были связаны и с политической борьбой на между­народной арене, и с глубинными социальными, национально-поли­тическими процессами, со сменой элит в советском обществе.

Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выде­лить некоторые из них. К. М. Симонов обращает внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании «кроме нагло проявившегося анти­семитизма» наличествовал «скрытый, но упорный ответный еврей­ский национализм», обнаруживавший себя «в области подбора кад­ров». М. П. Лобанов видит причину в том, что еврейство вышло из войны «с неслыханно раздутой репутацией мучеников, вооружавшей его на далеко идущую активность», борьба с космополитизмом яви­лась реакцией на «еврейские притязания — стать откровенно господ­ствующей силой в стране». В диссидентских кругах борьбу с космопо­литами объясняли отходом Сталина от «основной коммунистической догмы — космополитизма, антинационализма» и переходом его па патриотические позиции. «Патриотизм — огромный скачок от надна­ционального коммунизма. С коммунистической точки зрения, — пи­сал В. Чалидзе, — обращение к патриотизму даже во время войны еретично». И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с кос­мополитами воистину кампанией «против коммунизма, ибо комму­низм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду без племени».

На наш взгляд, процессы 1948-1949 гг. наиболее адекватно харак­теризует академик И. Р. Шафаревич. Сопоставляя два наиболее гром ких «дела» тех лет, он пишет в своей книге «Трехтысячелетняя загал ка» (2002): «Если рассматривать "дело ЕАК." как яркое проявление "сталинского антисемитизма", то "Ленинградское дело" надо было бы считать столь же ярким проявлением сталинской русофобии. Мл 1

416                                                                                                       

самом же деле в обоих случаях режим стремился взять под контроль некоторые национальные импульсы, допущенные им во время войны и пропагандистских целях. Эти действия составляли лишь элементы в цепи мер, предпринятых после войны для консолидации победивше­го и укрепляющегося коммунистического строя».

Дискуссии о языкознании и политэкономии. В 1950 г. Сталин принял личное участие в дискуссии по проблемам языкознания. К этому вре­мени учение Н. Я. Марра, провозглашенное в конце 20-х годов «един­ственно правильным», обнаруживало несостоятельность своих основ. Попреки обычным лингвистическим представлениям о постепенном распаде единого праязыка на отдельные, но генетически родствен­ные, «новое учение» утверждало прямо противоположное, а именно, что языки возникали независимо друг от друга. Марр полагал, что первичная звуковая речь состояла всего из четырех элементов — сал, вер, ион, рош. Считалось, что эти элементы («диффузные выкрики», как говорил наиболее влиятельный последователь Марра академик И. И. Мещанинов) возникли вместе с другими искусствами в эволю­ции трудового процесса, представлявшего собой магию, и долгое время не имели никакого словарного значения. Элементы (чаще всего в мо­дифицированном виде) без труда обнаруживались в каждом из слов любого языка. В своем развитии языки, по Марру, претерпевали про­цессы скрещивания: в результате взаимодействия два языка превра­щались в новый, третий, который в равной степени являлся потом­ком обоих.

Теории Марра были созвучны представлениям 20-х годов о близ­кой мировой революции и надеждах многих еще успеть поговорить с пролетариями всех континентов на мировом языке. Подобно тому, пи­сал Марр, «как человечество от кустарных разобщенных хозяйств и форм обшественности идет к одному общему мировому хозяйству... так и язык от первоначального многообразия гигантскими шагами продви­гается к единому мировому языку». В Советском Союзе Марр видел не юлько создание новых национальных языков, но и то, как в результате их скрещивания (взаимопроникновения) развивается процесс «снятия множества национальных языков единством языка и мышления».

К началу 50-х годов явно утрачивали актуальность предложения о форсировании работы по созданию искусственного мирового языка. Время выявило особую роль русского языка в процессе перехода к будущему мировому языку в пределах СССР. Об этом, в частности, творилось в написанной ранее, но только что опубликованной ста-н.е И. В. Сталина «Ленинизм и национальный вопрос». После ее появ­ления последовательная смена мировых языков изображалась Д. И. За-главским в «Правде» следующим образом: латынь была языком ан-1ИЧНОГО мира и раннего средневековья; французский был языком теподствующего класса феодальной эпохи; английский стал миро-ш.ш языком эпохи капитализма; заглядывая в будущее, мы видим

417

И-5578

были явно заушательские выступления, были и вульгарные, совер­шенно неквалифицированные». На основе материалов дискуссии ав­торы учебника подготовили и послали Сталину предложения по улуч­шению макета, устранению ошибок и неточностей, справку о спор­ных вопросах.

1 февраля 1952 г. Сталин откликнулся на прошедшую дискуссию и присланные материалы теоретической работой «Замечания по эконо­мическим вопросам, связанные с ноябрьской дискуссией 1951 г.». Высказав ряд собственных замечаний по содержанию учебника, Ста­лин не согласился с разносной критикой макета, считая, что «проект учебника стоит на целую голову выше существующих учебников». Ре­шением Политбюро его авторам был предоставлен еще один год для доработки учебника. Свою роль в подготовке пособия Сталин свел к написанию замечаний к проекту и ответов на адресованные ему воп­росы экономистов («Ответ т-шу Ноткину, Александру Ильичу», «Об ошибках т. Ярошенко Л. Д.», «Ответ товарищам Саниной А. В. и Венже-ру В. Г.»). Их содержание вошло в книгу «Экономические проблемы социализма в СССР», ставшую последней теоретической работой И. В. Сталина.

В этом теоретическом завещании по сути дела отвергалась рыноч­ная экономика; обосновывались еще большее огосударствление эко­номической жизни в стране; приоритетность развития тяжелой про­мышленности; необходимость свертывания и превращения коопера­тивно-колхозной собственности в государственную; сокращение сферы товарного обращения. Книга содержала важные в политическом отно­шении положения: «неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе»; «чтобы устранить неизбежность войн, надо уничтожить империализм». С высоты наших дней видно, что в этом произведении, как пишет Л. А. Опенкин, не получили поддержки но­ваторские подходы ученых, которые ратовали за учет интересов ши­роких масс трудящихся и «выступали за более масштабное включение в производственный процесс хозяйственных методов». Существенно была также переоценена степень внутренних противоречий капитали­стической системы и не учтены ее способности к саморегуляции. Объяс­няется это тем, что Сталин «оказался в состоянии эйфории от казав­шейся близкой окончательной победы социализма».

Некоторые положения классиков марксизма-ленинизма Сталин объявил устаревшими или несостоятельными. Так, неверным было названо положение Ф. Энгельса о том, что ликвидация товарного про­изводства должна стать первым условием социалистической револю­ции. Сталин утверждал, что законы товарного производства действу­ют и при социализме, но их действие носит ограниченный характер. Вносились существенные коррективы в марксистские оценки о сти­рании граней между городом и деревней, между физическим и ум­ственным трудом, что, согласно положениям Маркса и Энгельса,

420

считалось важнейшими условиями торжества коммунистического строя. Сталин отбрасывал как ошибочное положение Энгельса о том, что стирание грани между городом и деревней должно повести к гибели больших городов.

Объявлен был устаревшим тезис Ленина 1916 г. о том, что, «не­смотря на загнивание капитализма в целом, капитализм растет неиз­меримо быстрее, чем прежде». Отказался Сталин и от собственного, ныеказанного до войны, тезиса «об относительной стабильности рын­ки» в период общего кризиса капитализма». По поводу развития веду­щих капиталистических стран он заявил: «Рост производства в этих странах будет происходить на суженной базе, ибо объем производства и этих странах будет сокращаться». Молотов в этой связи в последую­щем заметил: «А ничего подобного не произошло» — и недоумевал: • Как он мог такое написать?»

Очевидно, члены Политбюро не были согласны с отдельными положениями «Экономических проблем социализма в СССР». Вспо­миная, как проходило обсуждение книги в узком кругу членов По­литбюро, Микоян писал, что Молотов вроде бы что-то говорил в поддержку, но в таких выражениях и так неопределенно, что было немо: он не убежден в правильности мыслей Сталина. Сам Микоян молчал, но, по тем же воспоминаниям, его удивляло сталинское ут-иерждение о том, что «этап товарооборота в экономике исчерпал себя, что надо переходить к продуктообмену между городом и деревней. Это Пыл невероятно левацкий загиб. Я объяснял это тем, что Сталин, нидимо, планировал осуществить построение коммунизма в нашей стране еще при своей жизни, что, конечно, было вещью нереальной». Мосле прямого вопроса Сталина о том, что думает Микоян насчет •cuoero товарооборота и торговли», тот высказал свое сомнение: «То-ипрооборот и торговля долго еше будут оставаться средством обмена в социалистическом обществе. Я действительно сомневаюсь, что теперь настало время перехода к продуктообмену». Сталин в связи с этим со 1лой ноткой заметил: «Ах, так! Ты отстал! Именно сейчас настало ирсмя!» Сталин предложил не включать Микояна в президиум XIX сьезда партии. Размышляя о причине, Микоян полагал, что «это про­изошло непосредственно под влиянием моего несогласия с его утвер­ждением в книге по поводу перехода к продуктообмену». На съезде Микоян выступил с речью, в которой восхвалял «Экономические проблемы социализма в СССР» как «выдающийся вклад в марксист­ско-ленинскую теорию». Однако отношения Сталина к нему это не изменило.

Пожалуй, самым значимым в этой книге было положение о воз­можности построения коммунизма в СССР даже в условиях капита­листического окружения. Для решения этой исторической задачи, по Сталину, требовалось выполнить три условия. 1) Обеспечить не толь­ко рациональную организацию производительных сил, но и непре-

421

рывный рост всего общественного производства с преимуществен­ным развитием производства средств производства, что дает возмож­ность осуществить расширенное воспроизводство. 2) Путем постепен­ных переходов поднять колхозную собственность до уровня общена­родной, а товарное обращение тоже постепенно заменить системой продуктообмена с целью охвата им всей продукции общественного производства. 3) Добиться такого культурного роста общества, кото­рый бы обеспечил всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей.

Подводя итог представленным в этом разделе материалам, можно сказать, что в политическом процессе 1945-1953 гг., не совсем ук­ладывающемся в расхожие представления о постоянном нарастании черт тоталитаризма в годы правления Сталина, тесно переплетались два противоположных курса — на сохранение и развитие репрессив­ной роли государства и на формальную демократизацию политичес­кой системы.

Первая тенденция выразилась в большом количестве арестован­ных и осужденных за контрреволюционные преступления и антисо­ветскую агитацию. О масштабах репрессий дают представление следу­ющие данные.

В справке, составленной по требованию Н. С. Хрущева к началу 1954 г., значилось, что с 1921 по 1 февраля 1954 г. в СССР за контрре­волюционные преступления были осуждены коллегией ОГПУ, трой­ками НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией Верховного суда СССР и военными трибуналами 3 777 880 человек, в том числе к высшей мере наказания приговорены 642 980, 236 922 осуждены на различные сроки заключения, 765 180 высланы. Ежегодно в исправи­тельно-трудовых лагерях содержалось от 0,5 до 1,5 млн человек, из которых политические заключенные составляли в 30-е годы до 35%, а в первые послевоенные годы их число выросло из-за осуждения пре­дателей и бывших военнопленных. В 1946-1950 гг. общее число полит­заключенных увеличилось с 338 883 до 578 912 человек, однако их доля в общем количестве заключенных снизилась до 23%. Всего в СССР в 1953 г. их численность вместе с контингентом исправительно-трудо­вых колоний (дети, женщины и другие лица, которые не направля­лись в лагеря, где содержались политические заключенные и крупные уголовники) составляла 2 468 524 человека.

Все последующие попытки уточнения этих данных не привели к сколько-нибудь существенному изменению порядка приведенных цифр. Поданным КГБ, установленным в феврале 1990 г., в СССР с 1930 по 1953 г. осуждены за государственные и контрреволюционные преступ­ления 3 778 234 человека. Из них 786 098 приговорены к расстрелу, реабилитированы (пожизненно и посмертно) 844 470. По существу это и есть необоснованные репрессии. Через исправительно-трудовые лагеря с 1930 по 1953 г. прошло 11,8 млн человек, через колонии —

422

6,5 млн. Из общего числа заключенных (18,3 млн) за контрреволюци­онные преступления осуждено 3,7 млн (20,2%).

В сборнике документов «Реабилитация: как это было» (М., 2000. Т. 1) опубликованы данные по годам о числе арестованных и осуж­денных органами ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ СССР в 1921-1953 гг. Све­дения о приговоренных к высшей мере наказания за контрреволюци­онные и другие особо опасные преступления свидетельствуют, что в 1937-1938 гг. по делам органов НКВД приговорено к высшей мере наказания 681 692 человека. Иначе говоря, в годы «большого террора» страна ежедневно теряла по этой статье 970-900 человек. В 1939-1940 гг. таких приговоров выносилось по 7—5 в день (примерно столько же, сколько в 1932—1934, и почти в два раза больше, чем в 1935—1936); » 1946 г. - 8, в 1947 - 3; в 1950 г. - 1-2, в 1951-1952 гг. - 4-5, п первую половину 1953 г. — один приговор в день. Жестокость в после-цоенной политической и идеологической борьбе по сравнению с 30-ми 1 одами шла на убыль. С 26 мая 1947-го до 12 января 1950 г. в стране не было смертной казни.

Вторая тенденция в послевоенном политическом процессе про­никлась в оживлении общественной жизни, возобновлении после дол­гого перерыва съездов общественных и общественно-политических организаций СССР. В 1949 г. состоялись X съезд профсоюзов и XI съезд комсомола (спустя соответственно 17 и 13 лет после предыдущих). И 1952 г. состоялся XIX съезд партии, принявший решение переиме­новать ВКП(б) в КПСС.

В 1946—1947 гг. велась разработка проектов новой Конституции СССР и Программы ВКП(б). Конституционный проект предусматри-iuui развитие демократических начал в жизни общества. В процессе обсуждения проекта высказывались пожелания о децентрализации экономической жизни, расширении хозяйственной самостоятельнос­ти местных управленческих организаций.

Проект Программы партии базировался на доктрине перераста­ния диктатуры пролетариата в общенародное государство. «Развитие социалистической демократии на основе завершения построения бес­классового социалистического общества, — говорилось в нем, — будет lice больше превращать пролетарскую диктатуру в диктатуру советского ипрода. По мере вовлечения в повседневное управление делами государ-сена поголовно всего населения, роста его коммунистической созна­тельности и культурности развитие социалистической демократии будет нести ко все большему отмиранию принудительных форм диктатуры советского народа, все большей замене мер принуждения воздействием общественного мнения, ко все большему сужению политических функ­ций государства, к превращению его по преимуществу в орган управ­ления хозяйственной жизнью общества».

Важное место в проекте отводилось социальным аспектам разви-п!ч страны. Выдвигалась задача развернуть жилищное строительство и

423

обеспечить каждому трудящемуся благоустроенную отдельную ком­нату, а каждой семье — отдельную квартиру. Предлагалось наладить массовое производство автомобилей и предоставить каждому гражда­нину в пользование легковой автомобильный транспорт. Говорилось о необходимости развернуть подготовку к обеспечению бесплатного снабжения продуктами питания и обслуживания граждан первокласс­ными столовыми, прачечными, другими культурно-бытовыми учреж­дениями.

Проект Программы партии предусматривал, по мере продвиже­ния к коммунизму, осуществлять принцип выборности всех должност­ных лиц государственного аппарата, максимально развивать самодея­тельные добровольные организации. Обращалось внимание на необ­ходимость развертывания работы по коммунистическому изменению сознания людей, воспитанию у широких народных масс начал соци­алистической гражданственности, трудового героизма, красноармей­ской доблести; повышению всего народа до уровня знатных людей Советской страны.

Работа над проектами Конституции СССР и Программы партии прекратилась в связи с ужесточением внутриполитического курса и осуждением главных руководителей разработок, деятелей ленинград­ской «антипартийной группировки». Внимание вновь направлялось не столько на выработку эффективных мер по подъему экономики, сколь­ко на поиски конкретных «виновников» ее неудовлетворительного развития. Вопрос о новой Программе КПСС вновь поставлен на XIX съезде партии в 1952 г. Признав устаревшими многие положения дей­ствовавшей программы, съезд постановил руководствоваться при под­готовке нового главного партийного документа положениями сталин­ской книги «Экономические проблемы социализма в СССР». Основные постулаты этого произведения, так же как и наработки программной комиссии А. А. Жданова 1947 г., легко обнаруживаются в принятой много лет позже, в 1961 г., третьей Программе КПСС.

Глава VII

«ОТТЕПЕЛЬ». 1953-1964

§ 1. Победы н поражения в борьбе за новый курс развития страны. Изменения в общественно-политической жизни

Расстановка и столкновение сил в политическом руководстве. На~ чало преодоления «культа личности». Первые 11 лет после смерти Сталина вошли в историю как время хрущевской «оттепели», относи­тельной либерализации во внутренней и внешней политике СССР. Од­нако реформы в политической и экономической сферах, проводимые сверху, оказались непоследовательными. Традиции авторитаризма, при­сущие российской политической истории и усиленные «сталинской эпохой», крепко держали в своем плену наследников власти Сталина ибыли особенно сильны в партийно-государстве ином аппарате.

Наследники сталинской власти заявили о своей готовности осу­ществлять коллективное руководство страной. Еженедельно собира­лись заседания Политбюро ЦК и правительства СССР, регулярно созывались пленумы ЦК, съезды партии. Однако с первых же дней сов­местной работы началась борьба за политическое лидерство. Основны­ми соперниками в ней выступали Л. П. Берия, Г. М. Маленков и Н. С. Хрущев, которые находились в ближайшем окружении Сталина ибыли причастны к необоснованным репрессиям. В то же время они в большей мере, чем представители старшего поколения политических деятелей — А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, Л. М. Кага­нович, тоже причастные к репрессиям и поставленные на грань ис­ключения из большой политики в конце сталинского правления, по­нимали необходимость смены политического курса, восстановления законности, проведения реформ.

---

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 369; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!