Важность Других в формировании субъектности
Показать, что субъект формируется и как это происходит, нетрудно. Но что бы показать это, нужно проанализировать фундаментальные отношения субъекта к времени и к ресурсам.
Отношение субъекта к времени практически тождественно с его бытием. Как и бытие, отношение к времени может быть закрытое и открытое, адекватное и неадекватное. Фундаментальность этого отношения делает его, в общем, неподвластным самому субъекту. Время, например, будущее время субъекта, может вдруг распахнуться перед ним или вдруг захлопнуться, и субъект мало что может сделать сам, чтобы распахнуть его. В отличие от базовых отношений (мир, Другие…), фундаментальные отношения не могут быть отстраненными. Они, так сказать, входят в субъектную структуру по самому своему существу. Хотя, не исключено, что в глубоких изменениях сознания, например, при погружении в йогическую медитацию, субъект может испытывать отстранение от времени (речь о собственном времени субъекта, а не об «объективном» окружающем!).
Фундаментальное отношение время и фундаментальное отношение ресурсы связаны между собой. В главе о шизофрении было показано, что количество бытия может (и зачастую неожиданно) уменьшаться, а в пункте о диадах было показано, что оно может увеличиваться. Изменяется количество свободы субъекта, его открытость другим отношениям (в диаде это обычно отношение к Другому, но могут быть и другие случаи возрастания ресурсов, и тогда увеличивается открытость миру, трансценденции или себе). Раскрывается и открытость к времени, и само время делается более вместительным: субъект чувствует, что оно вроде бы идет быстрее, но на самом деле он успевает в единицу времени больше, то есть увеличивается соотношение внутреннего и внешнего времени. Может показаться, что это описание эйфорической фазы маниакально-депрессивного психоза, но это совсем не так. Даже при обычном увлечении любимым делом можно испытать это усиление ресурсов и возрастание дроби внутреннего/внешнего времени.
|
|
|
Вместе с этим возрастает – или в других случаях уменьшается – как бы самая степень субъектности. Эту степень субъектности можно приблизительно выразить дробью ресурсы/время. Ресурсы субъекта – не его собственное достояние. Какое-то количество ресурсов приносится временем, какое-то – уносится временем. Здесь речь идет и о внутреннем времени как фундаментальном отношении субъекта, и в то же время о внешнем времени, к которому субъект также вынужден быть обращен. Ресурсы субъекта не единообразны и присутствуют как во внешнем, так и во внутреннем отношении. Мы можем только сказать, что некое превышение числителя над знаменателем в этой дроби соответствует большей интенсивности субъектности, а также мы должны сказать то, что дробь изменяется как за счет увеличения числителя (прирастание ресурсов таинственно, мы можем его только констатировать), так и за счет уменьшения знаменателя (субъект успевает прожить больше и, чаще всего, совершить больше, в расчете на единицу времени).
|
|
|
Все вышеизложенное, касавшееся фундаментальных отношений (или даже свойств) субъекта не подвержено формированию Другими. Все остальные отношения, а именно базовые отношения, формируются.
Под утверждением «Все отношения субъекта формируются» не имеется в виду, что они формируются на 100% и что есть некоторое более базовое отношение – например, к Другим или к культуре – которое формирует все остальные. Наоборот, скорее всего, фундаментальное обобщенное отношение время/ресурсы оказывает наибольшее влияние на формирование базовых отношений.
Но поскольку данная работа посвящена отношению субъект-Другие, здесь будет подытожено здесь сказанное ранее в отношении 1) формирования субъекта Другими 2) формирования его отношения к Другим и 3) его отношения к его сформированности Другими.
|
|
|
Наиболее важный аспект субъекта – это его свобода, причем свобода действовать осмысленно. В главе 5, посвященной аутизму, мы видели, что свобода субъекта без Других невозможна, без Других субъект впадает в перцептивную вовлеченность, в полевое поведение. Каким образом Другие вырывают субъекта из его вовлеченности в перцепцию? Прежде всего, указательным жестом. Мать, а еще точнее – ее взгляд глаза-в-глаза – это интенциональный предмет младенца, но вот глаза матери указывают на нечто иное, и ребенок прослеживает взгляд. Тем самым конституируется новая предметность, причем, в отличие от первой, это первые шаги произвольного, свободного конституирования. Пока ребенок смотрит, куда показывает мать, это все еще совместное внимание, и оно для ребенка не произвольно и не свободно. Но ведь он, оторвавшись от взгляда матери, может посмотреть и на что-нибудь другое, например, на что-то похожее (мы говорили, что категории тождественного и похожего априорны). Потом, к взгляду матери добавляется жест, а потом, что еще важнее – добавляется речь. Причем речь мать добавляет обычно раньше, чем ребенок способен ее понять, а важно тут именно понимание речи. Но даже и без речи, один только указательный жест (это тоже «слово», но только доречевой суггестивной стадии; мы можем перевести его «посмотри-ка туда») вырывает ребенка из наличного состояния здесь-и-сейчас. Появляется что-то «там», чего пока еще нет, его еще надо увидеть. А потом появляется и «потом», а рядом и вместе с ними – «только что было, и вот уже нет», «сейчас так, а вот сейчас будет так» – и появляется темпоральный горизонт сознания. Это, так сказать, отсутствующее в присутствующем. Дальнейшую работу производит речь, хотя и социум, конечно, тоже принимает участие. Речь эффективно формирует горизонт потенциального, поскольку почти все ее слова – общие понятия, отсылающие не к тем предметам, которые здесь, а к целому классу, большая часть членов которого, обычно, конечно, потенциально только подразумевается.
|
|
|
Затем на основе социального формирования этих потенциальных горизонтов (а они, как можно заметить, еще в общем-то завязаны на перцепцию) появляется, с одной стороны, личный проект ребенка. В психологии это, вероятно, связано с «кризисом трех лет». Этот личный проект тоже еще целиком вырастает из проектов, предложенных ему взрослыми. Однако затем, на основе постоянной тренировки создавать личные проекты, формируется некий субъектный стержень. Это основа нашей личности, но он формируется не рано, очень часто доводится видеть подростков без такого стержня, и его основа – постоянство и упорство личных проектов. По наблюдениям над детскими сиротскими учреждениями можно видеть, что субъектный стержень там формируется намного слабее, чем у семейных детей. Это можно объяснить тем, что непостоянная среда не позволяет создавать постоянные проекты себя. Тому, кого все время окружают разные люди, приходится приспосабливаться ко множеству меняющихся условий. Это легче делать, не имея субъектного стержня, плывя как щепка по течению. Поэтому свободного человека делают не просто Другие, но более-менее постоянные Другие в более-менее постоянных условиях. И то – если есть к тому субъектная предрасположенность, см. главу 5.
Однако свобода и Другие – это проблема двусторонняя, поскольку, вырываясь из рабства предметов, субъект попадает в рабство социума. Как достичь свободы от социума, одновременно используя этот социум, чтобы он не давал попадать в перцептивную вовлеченность? Как вообще отнестись к вовлеченности? Попытаемся отличить ее от интенциональности. В первом приближении интенциональный акт очень «тонкий» в смысле горизонта, он совершается трансцендентальным Эго строго в отношении одного предмета, на то и введено Гуссерлем понятие горизонта. Горизонт окружает предмет, но мы о нем как бы прицельно не думаем. Переведя мысленный взор на что-нибудь из горизонта, мы получим уже другой интенциональный предмет и следующий интенциональный акт. А вот когда мы вовлечены, мы захвачены уже всем горизонтом.
Когда автор пишет статью, каков его интенциональный предмет? Не отдельное слово же? Не высказывание? Какая-то последовательность высказываний, содержащая законченную (относительно ее горизонта, конечно!) мысль. С другой стороны, у него есть замысел, это проанализировано в главе 4. Когда автор крайне, безмерно вовлечен, он держит в уме весь целый горизонт своего замысла! Но это бывает не так уж часто. Результат может не соответствовать первоначальному плану, если изначально в замысле была какая-то «ошибка», какое-то искажение логики. Но это не принципиальное событие.
Итак, мы бываем вовлечены. Может быть, бывают люди, лишенные способности быть вовлеченными? Не известно. Очень своеобразная вовлеченность у больных шизофренией, особенно если у них что-нибудь типа синдрома автоматизма Кандинского-Клерамбо. Это вовлеченность, неадекватно делегированная Другим. Погружены они в это свое состояние, а мы его называем видом шизофренического аутизма, точно так же, как и мы, нормотипические субъекты, в свою вовлеченность.
С точки зрения базового отношения к Другим, вовлеченность бывает, говоря словами Хайдеггера, подлинная или не подлинная. Неподлинная вовлеченность – Das Man («всех это волнует, а я что, хуже что ли?») Далее, если следовать Карен Хорни, субъектная направленность может быть к людям, от людей и против людей. Это не очень хорошо ложится на схему Хайдеггера, потому что говорить что-нибудь исходя из направленности против людей и говорить о ней исходя из направленности «от людей» – на первый взгляд, примерно одно и то же. На мысль Хайдеггера лучше всего ложится фраза «Плыть надо не по течению и не против течения, а куда тебе надо». Так вот, если тебе твоя вовлеченность продиктована и не падением в Das Man, и не бунтом против него, то твоя вовлеченность, скорее всего, истинна.
Но как отличить бездумную вовлеченность в какое-то общее дело от личной, субъектной вовлеченности в это же дело по зову совести? Здесь же уместно будет рассмотреть вопрос, который я выше сформулировала третьим. Что можно сказать об отношении субъекта к его сформированности Другими?
И здесь мы видим два одинаково адекватных ответа. Во-первых, эту свою сформированность нужно принять как данность, не делая из нее ни комплекса, ни заслуги. Экзистенциалисты называли это «историчность» субъекта. Однако есть и более тонкая связь, о которой написано в главе 1. Все те, которые сформировали нас, а это были, по Гуссерлю, триадические акты учреждения смысла, остаются потом с нами на всю жизнь. Сам Гуссерль, хотя он триадичность учредительного акта не описывал, указывал однако, что каждый новый интенциональный акт, связанный с данным предметом, отсылает к первому, учредительному акту. Поскольку мы учитываем теперь, что те акты происходили при участии Других, мы должны сказать, что всю жизнь, будучи в состоянии интенциональности, мы соотнесены с Другими.
Как надо относиться к Другим в свете этого? Конечно, в зависимости от того, насколько удачно прошел первый учредительный акт с помощью Другого. В гуссерлевском примере с ножницами он, скорее всего, прошел успешно. Поэтому нас всю жизнь окружает – уже не надуманная, но потенциальная – интенциональная сфера Других, когда-то создавшим нам почти все наши смыслы. С этой сферой имеет смысл находиться в продуктивных отношениях. Она, уже в потенциальном виде, будет дарить новые смыслы или удалять старые. Нечто подобное в психологии называется референтной группой. Иногда, например (это очень продуктивный случай) референтная сфера группируется вокруг какого-нибудь давнего авторитетного учителя. Даже после того, как он умер, он продолжает жить в умах своих учеников, и не просто как память, а как третий элемент в триадических структурах их новых учредительных смыслов!
Способы отношения к Другим
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!