Итог: Внутренняя психическая активность, конституирование внешнего и внутреннего мира и Другие



Итак, «акты восприятия и осмысления воспринимаемого почти не связаны. ... Разумеется, при этом необычайно велика связанность зрительным полем.... Свобода от зрительной ситуации возникает и развивается вместе с развитием смыслового восприятия...». Как можно переформулировать эту идею? По сути: чем лучше ты понимаешь, тем хуже видишь, тем меньше тебе надо видеть и тем ты СВОБОДНЕЕ от зрительной ситуации! Что это вообще такое – свобода от зрительной ситуации? Выше было столько написано о перцептивной вовлеченности, что читателю может показаться, что и вправду перцепция имеет свойство злобно вовлекать в себя, а у нас, социальных индивидов, есть специальный механизм, именуемый «внутренним миром» (Левина так и пишет, и скорее всего не в противоречии с Выготским), благодаря которому мы сопротивляемся ее вовлечению. Но положа руку на сердце, кто-нибудь из нас, не аутистов, когда-нибудь чувствовал что-то вроде опасения перед желанием нашей перцепции вовлечь нас в себя? Это могло быть в каких-нибудь особых ситуациях, например, при наблюдении некоторых (часто фрактальных) компьютерных программ, где действительно ничего не понимаешь в словах, но это настолько красиво, что трудно оторваться. Грубо говоря, это можно назвать феномен калейдоскопа. Но ведь это в жизни обычного нейротипика редкое явление.

С перцептивно вовлеченным состоянием связано также нерефлексивное отправление функций организма (и действительно, глубокие аутисты мочатся и испражняются где попало, уже не говоря о том, что берут еду, где ее видят). И здесь уже можно вспомнить Сартра, который указывает, что взгляд Другого вызывает в нас стыд. Аутисты взгляда не видят, так что никакого стыда не испытывают, но для тех, кто способен видеть взгляд (напомню, что это специальная врожденная способность), Другие несут в себе ДРУГОЕ само по себе. Пусть это будет в данном случае аккультурация, интериоризация запретов мочиться на улице, умение одеваться как принято и так далее. Это неважно. Важно, что в сознании субъекта только Другие способны создать Другое. Вроде бы природа для нас тоже «другая», и тем более техника. И вообще все за пределами наших границ субъектности, что мы воспринимаем не проприорецепцией, а зрительными или иными внешними каналами – все это тоже должно быть для нас формально Другое. Но факт сознания, что мы, без сильного стержня субъектности (а мы выше видели, он тоже создается Другими!) имеем свойство растворяться в окружающем.

Еще один пример. Многие люди любят гулять в лесу. Похоже, нормальный субъект испытывает там выраженную перцептивную вовлеченность. Он не теряет при этом субъектного стержня, поскольку в лес он идет, например, за грибами. Следовательно, его субъектный проект будет заключаться в том, что он будет внимательно разглядывать землю у себя под ногами. Также он будет решать, куда пойти, где перспективнее в смысле грибов. Но во всем остальном он перцептивно вовлечен. Практически его сознание ни о чем не думает и только видит. Иногда, разумеется, проносятся рудиментарные воспоминания и диалоги с воображаемыми Другими, но если они занимают важное место, то это не тот человек, который вышел на природу за грибами. Это не совсем нормальный субъект, который испытывает потребность разобраться со своими Другими в отсутствие их суггестии.

Те из читателей, кому доводилось это испытать, могут свидетельствовать, что им не хотелось уходить из леса, особенно когда грибов (клюквы, орехов...) было много. Они были готовы собирать их до бесконечности. И только известный – обычно от Других – факт, что в лесу ночью ничего не видно, заставлял их под вечер оторваться от состояния собирательства, которое в то же время можно трактовать и как состояние полевого поведения, и как состояние перцептивной вовлеченности. И уже потом они обнаруживали, что вообще-то успели проголодаться и устать. Все это тормозится сильнейшей склонностью нашего сознания при возможности впадать в перцептивное состояние.

Думается, что тут очень уместно было бы культурологическое рассуждение (что это так только в нашей западной культуре). Но это выходит за рамки данной работы.

Упомянутая склонность сознания впадать в перцептивность уравновешивается столь же сильной склонностью впадать в разговоры с потенциальными собеседниками и, в целом, в разные виды рефлексии. В приведенном примере в лесу как раз интериоризированные Другие помогли субъекту выйти из леса до наступления темноты, то есть произошло самое обычное событие, описанное в главе о Поршневе. Но, конечно, субъект может искать грибы, а в это время вдруг вспомнить разговор с коллегой-охотником о способе охоты на уток в такой-то пойме. И это точно так же оторвет его от перцептивной вовлеченности в собирание грибов и заставит оглянуться и вспомнить, что лес нужно покидать до наступления темноты.

Теперь, кажется, мы разобрали вопрос о роли Других в появлении собственного внутреннего стержня. Она ключевая. Благодаря Другим строится горизонт иного. Это иное не само для себя (как береза иная для орешника), а для субъекта, как наличие у него посреди присутствующих орешников и берез еще иного – того, чего здесь и сейчас нет, разговоров с Другими. Этого достаточно для свободы от перцептивной вовлеченности.

 

Нам осталось еще разобрать вопрос о настырном влиянии Других на интерпретацию внешнего. Этому будет посвящен следующий пункт.

 


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 286; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!