Адекватность по отношению к себе
Это очень трудный пункт, так как очень трудно в самом первом приближении понять, что такое «себе». До сих пор мы обсуждали отношение к другому и Другим: зависимое или отстраненное; что он имеет отношение к своему миру: раскрытое или отстраненное; что-то аналогичное будет и с трансцендентным отношением. Но как можно относиться к себе, когда ты сам и есть относящийся?
Можно относиться, выражаясь словами современных психологов, к своей Я-концепции. Можно относиться к себе способом рефлексии (что я сейчас делаю? О чем я сейчас думаю?). Можно относиться к себе как к сущности, в том числе скрытой, выявлять свое бессознательное, как говорят психоаналитики. Можно относиться к себе из перспективы Бытия, как к присутствию, которое имеет шанс обнаружить несокрытость и попасть в просвет. Можно заниматься «самосовершенствованием» под самые разные ценности, можно пытаться достичь самореализации по Маслоу. Можно ставить вопрос как Фуко в «Герменевтике субъекта»[195] и отчасти как Рикер в «Я-сам как Другой»[196]: как возможна «забота о себе», как возможна работа над собой, изменение себя? Все эти отношения к себе непросто понять и применить к своему опыту, уже не говоря о том, чтобы решить вопрос, которое из них более адекватно.
Однако, прежде чем поставить вопрос, как возможна работа над собой, Фуко в «Герменевтике субъекта» на протяжении огромного текста рассказывает, что она возможна и что она реализовалась в разных культурах и в разные эпохи. Мы не будем разбирать здесь (с неизбежными ужасными упрощениями) сложные ответы Фуко и особенно Рикера. В терминах «философии возраста» (2-й главы), отношение к себе возможно потому, что субъект может достичь эксцентричности. Отсюда же выводится адекватное отношение к себе: это «забота о себе», или, говоря более привычными для нас словами, работа над собой.
|
|
|
У нас, в отличие от англоязычной аналитической философии, получается не двойственное, а тройственное разделение: не mind/body problem, а consciousness / mental area / body. В центре управления находится некий гипергомункулюс, он управляет машиной собственной психики, а машина психики управляет машиной тела. Гомункулюс полностью идеален, психика загадочным образом и материальна (мозг) и идеальна (воспоминания, мысли, творчество), тело (почти) полностью материально. Все это мы ощущаем как нечто вполне единое благодаря постоянно действующему ТЕА. Кроме того, влияние осуществляется в обе стороны.
Теперь, после этого – грубого, конечно – разделения, нам становится ясно, что означает отношение к себе: гипергомункулюс относится к психике, психика – к телу. Психика и тело подчиняются каузальности, а гипергомункулюс свободен и отчасти способен изменить психику, то есть ту машину, которой он управляет.
|
|
|
Какова природа гипергомункулюса? Мы касались этого вопроса, когда говорили об эксцентризме субъекта. Главное в нем то, что он свободен. Но реализуется эта свобода, разумеется, в зависимости от условий, в которых складывается второе Я, и от отношения к трансценденции. Гипергомункулюс был бы невозможен, если бы отношения к трансценденции не было.
Здесь нам нужно ответить на вопрос: а в какую сторону, так сказать, работать над собой? Чего адекватно добиваться, а чего – нет? Ну, скажем, адекватно ли будет очень трусливому человеку развивать в себе храбрость? А адекватно ли будет очень бесстрашному человеку развивать осторожность? А адекватно ли стремиться наверх по социальной лестнице и развивать честолюбивые стремления?
Хочется сказать, что, конечно, именно в этом и заключается движение к адекватности. Иногда да, но в общем случае это не совсем так. Выше мы уже говорили: адекватность делает бытие более подлинным и «бытийным». Подлинность бытия требует, чтобы адекватными были базовые отношения субъекта, и говорили, что они редко бывают адекватны. Когда субъекту открывается собственная неадекватность, неподлинность собственных отношений, возникает адекватное отношение к себе. Работа над собой заключается тут скорее в самопознании, нежели в изменении себя. Слишком сильное изменение себя зачастую ведет к искажению бытийных отношений, к имитации и игре желательных ролей. Иногда лучше принять себя таким как есть – в этом акте принятия себя, и одновременно принятия своего места в мире, бытийность вдруг резко возрастает. Поэтому между достижением адекватности и работой над собой нельзя ставить знак равенства. Этим я отнюдь не хочу принизить важнейшую роль работы над собой. Но самопознание и принятие себя должны ей предшествовать.
|
|
|
Несомненный аспект отношения к себе – темпоральный. Субъект как-то относится к своему прошлому, настоящему, будущему. По всей вероятности, легче начать с анализа отношения к прошлому. Мы видим здесь известное количество явных отклонений от идеала, так что просто определим адекватность как сумму их отрицаний.
Самое распространенное неадекватное отношение к прошлому – это избирательная память. Более того, скорее всего это вообще неизбежная антропологическая константа, так что, казалось бы, нельзя говорить об идеале и отклонении от него. В современной когнитивной науке тоже часто говорят, что воспоминание – это творческий процесс[197]. В лучшем случае он состоит на малую долю из памяти и на большую долю из реконструкций. В худшем же случае то, что кажется нам самым настоящим воспоминанием, на деле оказывается самой настоящей выдумкой. Или, наоборот, начисто вытесняется то, что надо было бы хорошо помнить. Нельзя достичь абсолютно непредвзятой «видеокамерной» памяти о себе.
|
|
|
Но стремиться надо, здесь возможна работа, и эта работа может идти в двух направлениях. Во-первых, тренировать воспоминания. Иногда очень помогает ведение дневника, в том числе в виде чтения старых дневниковых записей. К сожалению, ведение адекватного дневника – само по себе большое искусство. Если вести дневник плохо, то прошлые записи не представляют никакого интереса и по большей части вызывают отвращение.
Во-вторых, само изучение искажений памяти (на себе, конечно) – это второй полезный вид работы. Здесь нужен как бы дневник-назад, запись того, что я сейчас помню о том, что было, скажем, год назад. То есть если неадекватность в чем-либо неизбежна, то лучшее, что мы можем сделать – это признать ее и постараться изучить.
Кое-что другое о себе я безусловно помню, но осуждаю это и как бы отрекаюсь от своего прошлого. Здесь пролегает тонкая грань между достойным и недостойным, между покаянием и бессмысленным отвращением. Для того, чтобы остаться в сфере покаяния, любое свое прошлое нужно безусловно принимать. Это часть пройденного пути, это одно из выражений Я, пусть далекое от Я-идеала. Приносит ли большую духовную пользу обнародование нежелательных страниц своего прошлого? Это вопрос спорный. Некоторым людям приносит: сказал и облегчил душу. Другим не приносит: сказал и снова вернулся туда, откуда хотел уйти. Обычно полезнее церковная исповедь, нежели публичные мемуары, но и это вопрос спорный.
Есть еще один аспект нашего отношения к своему прошлому: мы от него зависим. Мы сейчас сформированы тем, что происходило с нами и что делали мы сами. В наше мироотношение здесь-и-сейчас входит наш опыт. Богатство это или оковы? По-видимому, в общем случае то и другое. Не исключено, что в большой мере ценность опыта зависит от того, пассивно или активно он был приобретен, навязан он был (например, некто был призван в армию вопреки своему желанию) или пережит намеренно (некто идет в армию добровольцем). Но не следует однозначно утверждать, что активно приобретенный опыт всегда полезнее приобретенного пассивно. Адекватное отношение к своему опыту включает в себя понимание его ограниченности и извлечение из него уроков самопознания и, если требуется, покаяние. (ср. Хайдеггер, 1997, § 6, 68)
Настоящее для обычного человека, как правило, неуловимо. Как только мы сосредотачиваемся на настоящем, мы начинаем слышать звук бега времени. Так же как стоим на двух ногах, мы темпорально существуем в том, что Гуссерль называет ретенцией и протенцией: актуальное прошлое и актуальное будущее. Но между ними – пустота. Настоящего нет.
Так это представляется для обычного человека, но не для всех. Люди настоящего – аутисты (см. гл.5)
Подлинному отношению к будущему научил нас Хайдеггер. К этому нечего добавить. Человек – это проект, подлинная экзистенция – это вперед-себя-забегание. К сожалению, это касается только сильных людей. При депрессии, например, всякое отношение к будущему пропадает. А при паранойе оно может оказаться фантастическим. Что касается адекватности проектов, то это отдельная тема.
Тема смерти открывает еще один пласт глубинных базовых отношений субъекта: отношение к ужасу, к тоске, к ничто. К абсурду, свободе, самоубийству, смыслу. Все такие глубинные отношения находятся в непосредственной связи с трансценденцией, они трансцендентальны, хотя при этом имманентны, это имманентная трансценденция. Трансценденция, как уже говорилось, ближе, чем это может показаться. Любой акт смыслополагания неотъемлемо свободен и уже поэтому задействует трансценденцию, ибо в свободе неизбежно открывается предстояние перед ней. Когда не хватает сил на то, чтобы быть свободным, акты смыслополагания делаются автоматическими и поэтому, в общем-то, теряют свою суть. «Автоматические» мысли не трансцендентальны. Это вообще не мысли, они и не ощущаются как мысли. Их легче всего объяснить механизмами ассоциаций и привычек.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 284; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!