Стыд и уход от ответственности 17 страница
Это всего лишь один из подобных случаев, которых я встречал немало за все годы моей практики. Взрослый человек, развитие которого проходило не совсем благополучным путем, вынужден привязываться к переходным объектам, которые бы наполняли и оживляли его интроективно бедный внутренний мир, помогая надеющемуся Я удерживать доминирующую позицию. Лишенные семейных артефактов, такие пациенты снова оказываются зажатыми в беспощадных тисках своего раненого Я. Не имея под рукой переходных объектов, которые могли бы служить вещественным доказательством существования положительных эмоций, взрослый человек родом из несчастливого детства обречен помнить лишь болезненные моменты своего прошлого. Переходные объекты всегда ассоциируются с приятными (и поддерживающими) детскими воспоминаниями. Хотелось бы мне посмотреть на взрослого человека, берегущего как зеницу ока, например. ремень, которым отец в детстве порол его. Взрослые, выбирая себе переходный объект, надеются, что он поможет им оживить воспоминания о любящей семье, которой у них на самом деле никогда не было.
Надеющееся Я и искажение реальности
Надеющееся Я не отражает действительность, потому что не имеет доступа к подавленным воспоминаниям о равнодушии и невнимании, а также потому, что оно приукрашает и искажает те немногие приятные события и взаимодействия, которые случались в детстве. Самый невероятный случай полного искажения реальности встретился мне. когда я работал с пациенткой, жестоко отвергнутой своим отцом, на тот момент жившим в Канаде. Моя пациентка время от времени писала ему или звонила, несмотря на то. что он всегда нещадно критиковал ее. но безумно гордился ее братом. Инициатором общения всегда выступала моя пациентка, она всегда звонила первая он никогда не делал ответных жестов, сам никогда не звонил и не отвечал на ее письма. Спустя некоторое время после начала курса психотерапии мою пациентку стали беспокоить навязчивые ночные звонки. Звонивший ничего не говорил, просто вешал трубку, как только слышал ее голос. Ее эти звонки не очень беспокоили, они были ей даже приятны, потому как ее склонное к беспочвенным фантазиям надеющееся Я представляло, что это звонит отец, чтобы проверить, дома ли она! Хотя тому не было никаких доказательств, более того, все факты указывали как раз на обратное, но надеющееся Я моей пациентки искажало реальность и внушало ей мысль, что это именно отец наконец-то проявил к ней интерес. Массу примеров искажения реальности мы еще неоднократно встретим в историях женщин, которые сносят побои и оскорбления от своих мужчин и, гем не менее, возвращаются к ним снова и снова, находясь в плену желаний и фантазий, услужливо предлагаемых надеющимся Я.
|
|
|
Надеющееся Я - это психологический механизм, позволяющий женщине, ставшей жертвой агрессии своего партнера, вновь и вновь возвращаться к нему, забывая о своем страхе. Читатель может усомниться в том. что человек в здравом уме захочет и сможет вернуться без опаски к тому, кто стал причиной его страданий. Но расщепление именно потому является незаменимым инструментом, что оно способно вовлечь нормального, на первый взгляд, человека в высшей мере разрушительные для него отношения, лишив при этом малейших опасений за свое будущее. Друзья и родственники пострадавшей женщины видят и осознают опасность, а сама она. находясь во власти расщепленного Я. ничего не замечает. Надеющееся Я исполнено ничем не подкрепленного оптимизма по поводу своего будущего, который не могут затмить гнетущие воспоминания о прошлых неприятностях. Когда человеком движет именно эта часть Я, все воспоминания о боли и обидах отщепляются и подавляются, становясь недоступными для сознания. Надеющееся Я далеко от реальности, потому что оно питается раздутыми фантазиями о том. что обидчик сможет дать любовь, необходимую для заполнения внутренней пустоты, оставшейся с детства. Такое состояние Эго доставляет людям с пограничными расстройствами психики бесконечные проблемы, ослепляя их и заставляя циркулировать в безнадежных отношениях, раз за разом искренне удивляясь. что они попадают в одну и ту же ловушку.
|
|
|
|
|
|
Я снова хотел бы вернуться к истории Дженифер, студентки, выгнанной из дома своей матерью и снова вернувшейся, поддавшись голосу своего надеющегося Я. Этот пример показывает, какими хрупкими бывают отношения, построенные с позиций далекой от реальности части Я. Дженифер и ее мать наслаждались трехдневной идиллией, неожиданно прервавшейся, когда мать подслушала телефонный разговор Дженифер с ее приятелем. Девушка обсуждала со своим другом романтический сценарий их следующего свидания. Мать пришла в дикую ярость и начала орать на Дженифер, когда та еще не успела повесить трубку. Дженифер тоже не замедлила перейти на повышенные тона, они заголосили дружным дуэтом, а надеющееся Я Дженифер ушло с поля боя, сдав позиции раненому Я. тут же бросившемуся на борьбу с отвергающим объектом, то есть с матерью. Дженифер снова выгнали из дома и запретили когда-либо возвращаться. Все наивные надежды и избитые жизненные установки, вроде той ее коронной фразы «кровь гуще воды», снова погрузились в глубины надеющегося Я. К ней снова вернулся се циничный и ожесточенный настрой, типичный для раненого Я.
|
|
|
Наивное надеющееся Я может развиться только в людях, жестоко разочаровавшихся в своих ранних детских объектных отношениях. Нормальный человек не может так вдруг применить защиту-расщепление. чтобы закрыться от разочарований в существующих на данный момент отношениях. Психически здоровый человек прекращает отношения, если низкое поведение или незаслуженный отказ исходят от объекта его желания. Человек с развитым механизмом расщепления ведет себя совершенно иным образом: сталкиваясь с отказом со стороны огорчающего объекта, он простоактивирует встроенную защиту и скрывается под ней от тех неприятных черт объекта, которые представляют угрозу для их дальнейших отношений.
Отношения, ведущие в никуда: коллапс надеющегося Я
Элеанора Армстронг-Перлман, о которой я упоминал в третьей главе, описывала свой опыт работы в психиатрической лечебнице (Armstrong-Perlman. 1991). Она заметила, что многие из вновь поступивших пациентов страдали от психологического коллапса после разрыва отношений. Ей было ясно, что отношения, о которых рассказывали эти пациенты, не имели будущего. Однако самим пациентам так не казалось, они не могли поверить, что эти отношения безнадежны, потому что доминировавшее надеющееся Я не видело негативных, отталкивающих черт столь желанных личностей. Армстронг-Перлман использовала модель Фейрбейрна для анализа поведения таких пациентов, и ей удалось выяснить, что они накладывали фантазии, генерируемые своим надеющимся Я. на негативные и враждебные проявления своих желанных объектов:
Партнер, с которым пришлось недавно расстаться или с кем неминуемо придется расстаться в ближайшем будущем, являлся объектом желания. Отношения с ним делали жизнь пациента «настоящей». Но, слушая историю этих отношений, поражаешься неведению пациентов. Выбор такого партнера кажется патологическим или извращенным. Множество признаков указывает на то, что избранник неспособен на взаимность, любовь и не готов ответить на чувства так, как от него ожидают. Пациент преследует очаровавший, но отталкивающий его объект, возбуждающий, но разочаровывающий. Возможно, в начале отношений объект дал повод для надежды, но не оправдал ожиданий. Отказ заставлял желать его расположения с удвоенной силой, но объект желания ускользает, он эфемерен, кажется, вот он совсем рядом, только протяни руку, но поймать его невозможно (Armstrong-Perlman, 1991:345).
Наблюдения Армстронг-Перлман совпадают с моим клиническим опытом в том, что власть надеющегося Я над внутренниммиром обиженной женщины огромна. Надеющееся Я подавляет всю негативную информацию о партнере, который издевается над ней. и прячет ее так тщательно, что пациентка ничего не помнит о предыдущих побоях. Даже доводы психотерапевта вместе с очевидным пренебрежением со стороны партнера-тирана нс являются для пострадавшей достаточно убедительным доказательством того, что она добивается расположения человека, не способного и не намеренного удовлетворять ее потребности. Армстронг-Перлман заметила, что такие пациенты ведут себя совершенно нормально, не испытывая проблем с самоидентификацией, но только до тех пор, пока в них жива надежда, что возбуждающий объект в принципе может испытывать к ним любовь. Этими пациентами движет «стремление к любви*, сформировавшееся еще в детстве и сохранившееся в надеющемся Я. Психологический коллапс личности происходит с ними тогда, когда все несбыточные фантазии перечеркиваются грубой реальностью, в которой не существует объекта, способного удовлетворить их желания.
Выводы
В этой главе описаны два мощных защитных механизма, обнаруженных Фейрбейрном, которые дополняют друг друга, позволяя обиженной и униженной женщине сохранять отношения с мужчиной-тираном, несмотря на все его недостатки и жестокое обращение с ней.
Фейрбейрн назвал первый защитный механизм «моральной защитой от плохих объектов*, который является оправданием, придумываемым ребенком для объяснения пренебрежения или оскорблений. выпадающих на его долю. Обиженный ребенок не может смириться с действительностью, в которой родитель может безо всякого повода выместить на нем свою злость. Чтобы обрести некое ощущение безопасности, ребенок обосновывает наказание своими «моральными* недостатками, например, неаккуратностью или ленью, которые и стали причиной родительской нелюбви или оскорбления. Зависимым и нуждающимся в любви детям невыносимо признавать, что они живут в непредсказуемом мире, где их никто не любит, где их бьют и унижают просто потому, что им не повезло с родителями. Женщины - жертвы домашнего насилия используют моральную защиту для того, чтобы найти оправдание и извинение тем обидам, которые им приходится терпеть от своих партнеров.
Второй механизм, которым сначала пользуется ребенок, а затем взрослый, чтобы защититься от окружающей его жестокости, был назван Фейрбейрном механизмом расщепления. Принцип действия весьма кардинален: структура Эго разбивается на два отдельных. половинчатых Я раненое Я и надеющееся Я. Защита включается автоматически, а сам защитный механизм вырабатывается в детстве, если ребенку не удается интегрировать два крайне противоречивых образа родителя (удовлетворяющий и карающий) в единое представление о нем. Такая неспособность к интеграции является защитной реакцией, с помощью которой обделенный ребенок закрывается от жестокой правды, состоящей в том, что его родители вовсе не любящие и заботливые, а грубые и равнодушные. Если бы ребенку пришлось объединить свои немногочисленные позитивные воспоминания о родителях с океаном воспоминаний об обидах и отказах, образ родителя, скорее ненавидящего, чем любящего, был бы для ребенка непосильной ношей. Расщепление же позволяет ребенку и дальше воспринимать свою мать (или отца) как двух разных людей, таким образом не давая ценным воспоминаниям о редких приятных моментах утонуть в потоке отказов и разочарований. Однажды сформированная, защита-расщепление будет действовать безотказно, а взрослому человеку достается ослабленное Эго и два отдельных Я, сменяющие друг друга совершенно непредсказуемым образом.
Первое Я - раненое является доминирующим во время становления личности ребенка и хранит воспоминания о детских обидах и пренебрежении со стороны родителей. Человек старается избегать этой своей ипостаси, потому что в тесных объятиях раненого Я его мучит стыд, ощущение собственной неполноценности и униженности. Многие люди с различными патологиями характера вырабатывают собственные методы подавления раненого Я и поддержания надеющегося Я. Чаще всего взрослые люди с неблагополучной историей развития прибегают к помощи переходных объектов для стимуляции фантазий надеющегося Я. Эти артефакты из прошлого имеют глубокую символическую нагрузку, напоминание о пусть немногих, но все же настоящих радостных моментах, связанных с родителями.
Надеющееся Я питается иллюзиями, видя в желанных объектах лишь обещание любви и надежду на удовлетворение своих желаний. Фейрбейрн назвал такое избирательное восприятие другого человека «возбуждающим объектом». Когда надеющееся Я находится «у власти», все прошлые неприятности, связанные ( объектом желания, подавляются в подсознании. В таком искаженном восприятии негативные сигналы и воспоминания о прошла обидах игнорируются, в то время как для нормального человека они послужили бы поводом держаться подальше от такого опасного объекта. Надеющееся Я дает возможность женщине, пострадавшей от агрессии своего партнера, несмотря ни на что возвращаться к нему, забыв страх и спрятав все травмирующие воспоминания подальше в раненом Я.
5 Цикл агрессии
и возвращение жертвы к обидчику
И вот, наконец, мы вплотную подошли к давно обещанному обсуждению насилия в семье. Все темы, которых мы касались ранее, - формирование Эго, самосознание, характерные признаки расстройств личности - обретают наглядность, когда мы приступаем к рассмотрению синдрома избитой женщины. Необходимость понимания глубинных психологических факторов, лежащих в основе сценария избиения, для дальнейшего ознакомления с защитным механизмом расщепления и моральной защиты станет для читателя очевидной.
Плохой объект
Перед тем, как приступить к обсуждению самого главного вопроса, я хотел бы пояснить, что представлял собой «плохой объект» в понимании Фейрбейрна. Плохой объект - зто человек, способный стимулировать надеющееся Я своего партнера и в то же время быть постоянным источником его огорчений. Плохой объект - не обязательно «плохой” человек, а скорее тот, кто подает надежду на исполнение желаний, но раз за разом оказывается неспособным удовлетворить потребности зависимого от него партнера. То есть у плохого объекта есть две грани: одна обещает удовлетворение, другая, гораздо большая, не оправдывает ожиданий зависимой стороны. Родитель, который является на 100% отвергающим объектом, не может быть воспринят ребенком как таковой, потому что от такой ипостаси родителя ребенку ничего хорошего ожидать не приходится, и ребенок вскоре оставляет все попытки добиться от него удовлетворения своих нужд. Обычно такое случается в семьях, где мать начисто лишена соответствующих инстинктов, и ребенок настолько разочаровывается в жизни, что даже перестает есть. Такой синдром называется «отставание в развитии», длянего типична потеря в весе, неспособность сосать молоко матери в первые несколько недель или месяцев жизни. Ключевой комбинацией, на которую «клюет» ребенок и снова возвращается к плохому объекту, является смена обнадеживающего и отталкивающего повеления, которые в перспективе формируют двойственное Я - надеющееся и раненое - во внутреннем мире ребенка. Как только в сознании ребенка отпечатывается образ родителя, который на 85% плохой, а на 15% - хороший, то у такого ребенка есть все шансы во взрослом возрасте испытывать тягу к плохим объектам.
Джеффри Зайнфельд", наш современник, последователь Фейрбейрна в теории объектных отношений, определяет пациента с пограничным состоянием как отвергающего хорошие объекты и увлекающегося плохими:
Ребенок пытается воспринять или интернализовать хороший объект и оттолкнуть или экстернализовать плохой. В той модели, которая сложилась у меня в результате наблюдений за негативными терапевтическими реакциями, пациент в пограничном состоянии склонен к инверсии нормального процесса развития. Вместо того чтобы усвоить блок позитивных объектных отношений и отвергнуть блок негативных отношений, он впитывает негативные и отбрасывает позитивные объектные отношения (Seinfeld, 1990:75).
Зайнфельд наблюдал за пациентами в пограничном состоянии, которые отталкивали людей, предлагавших им свою любовь, надежное, нормальное, последовательное чувство, ради тех, кто отвергал, оскорблял и не замечал их. Это аномальный процесс, обратный «нормальному процессу развития», предполагающему принятие любви и избегание отказов. Как мы уже знаем, такое повеление становится результатом длинной цепочки взаимодействий с отвергающими родителями или с одним из них.
м д-р Джеффри Зайнфельд. профессор социологии, работавший с 1987 г в Нью-Йоркском университете. Область его научных интересов включала в се бя теорию объектных отношений, социальную философию и экзистенциальную философию. Его вклад в теорию объектных отношений и ее практическое применение был высоко оценен на государственном уровне, и в 1997 г ему была присуждена медаль Выдающегося преподавателя Нью-Йоркского университета.
Оказывается, между способностью женщины оказываться жертвой побоев и диагнозом « пограничное расстройство личности» есть много общего. Мой двадцати летний опыт позволяет мне сделать вывод о том. что у большинства избиваемых женщин, то есть тех, кто становился жертвой двух и более инцидентов, можно диагностировать данное расстройство. У многих женщин, с которыми мне доводилось работать, вторичным диагнозом было расщепление личности, или посттравматический стресс, в то время как у других наблюдались гораздо более серьезные патологии характера и дисфункциональность проявлялась в гораздо большей степени, чем при банальных пограничных расстройствах личности. В общем, диагноз «пограничное расстройство личности» применим к большинству женщин, подвергавшихся физическому насилию.
Деликатный политический вопрос: является ли агрессор привлекательным для своей жертвы на уровне подсознания?
До сих пор при обсуждении расщепления упор делался на отсутствии необходимой информации, приводящем к тому, что женщина (или мужчина) оказываются не в состоянии увидеть в полном объеме негативный аспект своих родителей, а затем и своих партнеров. Но для того, чтобы привязаться к плохому объекту, одной неспособности видеть «плохую» его сторону мало. Большинство литературных источников, посвященных теме избиения женщин их партнерами, пытаются приуменьшать значение привлекательности обидчика в глазах его жертвы. Это делается из политических соображений, в расчете на то, что, представив обиженную женщину невинной жертвой, попавшей в плачевное положение не по своей воле, можно вызвать у общества нечто вроде сочувствия. Жертва насилия на самом деле невиновна, но невиновность эта коренится в ее психологической незрелости и недоразвитости структуры Эго, не дающих ей возможности сопротивляться внешней агрессии. Дело не в том, что большинство, если не все, избиваемые женщины подсознательно выбирают в партнеры именно агрессоров. Дело в том, что даже если это и так, то это не делает женщин в чем-то виноватыми и не означает, что они заслужили все те побои, которые им достаются. Их внутренняя организация настолько дефектна, что законы логики и инстинкт самосохранения здесь неприменимы.
К сожалению, слишком много событий способствовало формированию неприязненного отношения к жертвам домашнего насилия, которое сейчас и вовсе приобрело политическую окраску. Кстати, основную роль в этом сыграла теория Фрейда. Политкорректное желание скрыть правду о том, что женщина-жертва раз за разом сама находит нового партнера-истязателя, является защитной реакцией на распространенное давнее поверье, будто бы женщины по природе своей склонны к мазохизму. Такое мнение прижилось с легкой руки Фрейда, утверждавшего, что мазохизм есть «нормальное» проявление женской природы. Эта теория активно использовалась в поддержку идеи о том, что избиваемая женщина на самом деле просто следует заложенному в ней биологическому предназначению. Идеи Фрейда находили поддержку и одобрение - ведь они отлично вписывались в условия общества, где правят мужчины. В результате проблема избиения женщин осталась без должного внимания из-за полного непонимания психологических процессов, лежащих в основе сценария насилия.
Фрейд различал три формы мазохизма: « Мазохизм предстает перед нами в трех проявлениях: как состояние, навязанное сексуальным возбуждением, как выражение женской натуры и как норма поведения» (Freud, 1924: 160). Говоря о мазохизме, Фрейд описывал фантазии (которым, случается, предаются как мужчины, так и женщины) и выдвигал гипотезу, что мазохизм является характерной особенностью женщины:
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 390; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!